OIKONOMOS:Journal of Social Market Economy

2(14), 2019

Oikonomos European Research AssociationVilnius, Lithuania, 2019

OIKONOMOS:Journal of Social Market Economy (Lithuania)2(14), 2019

“OIKONOMOS: Journal of Social Market Economy” – научный рецензируемый журнал, зарегистрированный в Литовской Республике. В журнале публикуются исследования по экономике и смежным дисциплинам. Основными тематическими направлениями журнала являются: история и теория концепции ордолиберализма и социального рыночного хозяйства, христианская социально-экономическая мысль, современное экономическое развитие стран Восточной Европы и постсоветского пространства, теория и практика корпоративной социальной ответственности и социального предпринимательства, актуальные проблемы мировой экономики.Журнал включен в Российский индекс научного цитирования (РИНЦ).

Договор № 721-11/2015 от 12.11.2015.

Web: oikonomos-journal.org E-mail: era.oikonomos@gmail.com; conf.oikos@gmail.com

Tel.: +370 676 60 722; +375 29 817 72 47 Журнал основан и издается

Европейской исследовательской ассоциацией “Oikonomos” (LT-08221 Kalvarijų g. 125, Vilnius, Lithuania)

Web: era-oikonomos.org

РЕДАКЦИОННЫЙ СОВЕТКонстантин Голубев (главный редактор) – доктор экономических наук, кандидат богословия, профессор Белорусского государственного эконо-мического университета (Минск, Беларусь);Юлия Чайковская (выпускающий редактор) – кандидат экономических наук (Минск, Беларусь);

Сергей Лукин – доктор экономических наук, профессор Белорусского государственного университета (Минск, Беларусь);Ромас Лазутка (Romas Lazutka) – доктор экономических наук, профес-сор Вильнюсского университета (Литва);Петр Пыш (Piotr Pysz) – доктор экономических наук, профессор Выс-шей школы финансов и управления в Белостоке (Польша), Колледжа бизнеса и технологий (Фехта, Германия);Михаил Румянцев – доктор экономических наук, доцент Санкт-Петер-бургского государственного университета (Россия);Данила Расков – кандидат экономических наук, доцент Факультета сво-бодных искусств и наук (Смольный институт) Санкт-Петербургского го-сударственного университета (Россия);Михал Мошински (Michal Moszynski) – PhD in Economics, Универси-тет Николая Коперника в Торуни (Польша);Вольфганг Зендер (Wolfgang Sender) – PhD in Political Science, дирек-тор Белорусского представительства Фонда им. Конрада Аденауэра (Вильнюс, Литва).

ISSN 2351-616X

Решение о публикации присланных статей принимается Редакционным советом на основании научной ценности статьи, ее соответствия тематическому

профилю журнала и положительной рецензии.© OIKONOMOS

OIKONOMOS: Journal of Social Market Economy (Lithuania)2(14), 2019

“OIKONOMOS: Journal of Social Market Economy” is a scientificjournal with peer reviews, registered in the Republic of Lithuania. The Journal publishes research articles on economics and related spheres. The main areas for publication are: history and theory of ordoliberalism and social market economy, Christian social and economic teaching, contemporary economic development of Eastern European and post-Soviet countries, theory and practice of corporate social responsibility and social entrepreneurship, actual problems of the world economy.

The journal is included in the Russian Science Citation Index (RISC). Contract № 721-11/ 2015 from 11.12.2015.

Web: oikonomos-journal.org E-mail: era.oikonomos@gmail.com; conf.oikos@gmail.com

Tel.: +370 676 60 722; +375 29 817 72 47

The Journal was founded and is published by the “Oikonomos European Research Association” (LT-08221 Kalvarijų g. 125, Vilnius, Lithuania)

Web: era-oikonomos.org

EDITORIAL BOARDKonstantin Golubev (Editor in Chief) – Doctor of Economics, Candidate of Theology, Professor of Belarus State Economic University (Minsk, Belarus);Yuliya Chaikouskaya (Executive Editor) – Candidate of Economics (Minsk, Be larus);

Siarhei Lukin – Doctor of Economics, Professor of Belarusian State University (Minsk, Belarus);Romas Lazutka – Doctor of Economics, Professor of Vilnius University (Lithua nia);Piotr Pysz – Doctor of Economics, Professor of University of Finance and Management in Białystok, (Poland), College of Business and Technology (Vechta, Germany);Mikhail Rumiantsev – Doctor of Economics, Associate Professor of Saint-Pters burg State University (Russia);Danila Raskov – PhD in Economics, Associate Professor of Faculty of Liberal Arts and Sciences (Smolny College) of Saint-Petersburg State University (Russia);Michal Moszynski – PhD in Economics, Nicolaus Copernicus University in Toruń (Poland);Wolfgang Sender – PhD in Political Science, Resident Country Director of Konrad Adenauer Foundation for Belarus (Vilnius, Lithuania)

ISSN 2351-6178

Publication decisions are made by the Editorial Board and are based on the article’s scientific value, its relevance to the Journals mission, and positive peer reviews.

© OIKONOMOS

СоДеРЖаНИе

Корпоративная социальная ответственность

ольга Канаева, александр Канаев Корпоративная социальная ответственность и устойчивое развитие компании: компаративный анализ концепций .......... 6

Христианская социально-экономическая мысль

Мурман Цецхладзе, Зеинаб Сурманидзе Христианское осмысление концепции свободного рынка ......... 29

Тенденции развития мировой экономики

Юлия Шаврук, Ирина Уриш Стратегические альянсы в туризме .................................................. 41Иван Давиденко Возможности и риски использования цифровой реальности в процессе продвижении товаров и услуг ...................................... 50елена еловая Тенденции развития туризма в условиях цифровой экономики .............................................................................................. 64

Структура современной экономики и проблемы формирования социального рыночного хозяйства

Юлия Чайковская Тенденции международной трудовой миграции или мир в движении ............................................................................................. 76

Социально-экономические процессы на постсоветском пространстве

Любовь Кравченко Проблемы и перспективы развития малого и среднего бизнеса в Украине ................................................................................................. 87

ConTenTS

Corporate Social Responsibility

olga Kanaeva, Alexander Kanaev Corporate Social Responsibility and Corporate Sustainable Development: A Comparative Analysis of Concepts ........................ 6

Christian Social and Economic Thought

Murman Tsetskhladze, Zeinab Surmanidze Christian Understanding of the Concert of Free Market .................. 29

Trends in the World Economy

Yulia Shavruk, Irina Urish Strategic Alliances in Tourism .............................................................. 41Ivan Davidzenka Opportunities and Risks of Using Digital Reality for the Promotion of Products and Services ........................................................................ 50elena elovaia Development Trends of Tourism in the Conditions of the Digital Economy ................................................................................................... 64

Structure of the Modern Economy and Problems of the Formation of the Social Market Economy

Yuliya Chaikouskaya Trends of International Labor Migration or World on the Move ............................................................................ 76

Social and Economic Processes in the Post-Soviet Region

Любовь Кравченко Проблемы и перспективы развития малого и среднего бизнеса в Украине ............................................................ 87

6

о.а. КаНаеВа а.В. КаНаеВ

КоРПоРатИВНая СоЦИаЛьНая отВетСтВеННоСть

И УСтойЧИВое РаЗВИтИе КоМПаНИИ: КоМПаРатИВНый аНаЛИЗ КоНЦеПЦИй

аннотация. В статье раскрываются концептуальные основы устойчивого развития компании; дается обзор современных подходов к трактовке понятий «устойчивое развитие компании (организации)» и «корпоративная устойчи-вость», широко используемых в публикациях зарубежных и российских ав-торов, в практике компаний, в международных Стандартах и документах; представлен сравнительный анализ концепций устойчивого развития компа-нии и корпоративной социальной ответственности, показана их взаимосвязь.

Ключевые слова: устойчивое развитие, устойчивое развитие компании, корпоративная устойчивость, корпоративная социальная ответственность, корпоративная нефинансовая отчетность.

JeL: B1, B300УДК 141.33

Канаева Ольга Алексеевна (o.kanaeva@spbu.ru), кандидат эконо-мических наук, доцент, зав. кафедрой экономической теории и соци-альной политики, Санкт-Петербургский государственный универси-тет, Экономический факультет, г. Санкт-Петербург, ул. Чайковского, д. 62, +78123636799.

Канаев Александр Владимирович (a.kanaev@spbu.ru), доктор эко-номических наук, профессор кафедры теории кредита и финансово-го менеджмента, Санкт-Петербургский государственный универси-тет, Экономический факультет, г. Санкт-Петербург, ул. Чайковского, д. 62, +78123636776.

Введение

Число компаний, демонстрирующих свою приверженность идеям и принципам устойчивого развития, постоянно растет. Подтвержде-нием этого являются: динамика отчетов компаний по УР, размещен-ных в Международном Регистре корпоративных нефинансовых отчетов [Corporate Register]; разработка Стандартов в области устойчивого разви-тия организаций и нефинансовой отчетности [British Standards Institution (BSI), 2006, 2009, 2013; National standard of Russian Federation, 2015; Global Reporting Initiative (GRI -4, 2013, 2016)]; появление соответствующих раз-делов на корпоративных вэб-сайтах; обсуждение вопросов устойчивого развития компаний на международных и национальных бизнес-форумах [Rio+20. Corporate Sustainability Forum, 2012; Forum RBC, 2017-2019]. Инте-

7

грация принципов устойчивого развития в основную деятельность ком-паний, ключевые бизнес-процессы и корпоративные стратегии является общемировым трендом, и Россия не является исключением.

Знакомство с публикациями зарубежных и российских исследовате-лей в рассматриваемой области, практикой компаний позволяет сделать вывод об отсутствии общепринятого подхода к пониманию устойчивого развития, его принципов и механизмов; разной степени вовлеченности компаний в процесс перехода к УР. Отражением этого является исполь-зование широкого круга релевантных понятий: “corporate sustainability”, “sustainable corporate”, “corporate sustainable development”1, “sustainable development of organizations”, “corporate sustainable activity”, “sustainable development at corporate level”, их неоднозначное толкование. Нередко мы наблюдаем смешение понятий «корпоративная социальная ответ-ственность» и «устойчивое развитие компаний»; отсутствие системного («триединого») подхода к устойчивому развитию; попытку механическо-го, формального перенесения принципов устойчивого развития на ми-кроуровень – уровень бизнес-организации.

Все это свидетельствует о незавершенности процесса формирования теоретических основ устойчивого развития компании ставит перед ис-следователями ряд вопросов: о содержании и соотношении концепта устойчивого развития компании с базовой концепцией – концепцией устойчивого развития, концепциями, ассоциируемыми с проблематикой КСО, о соотношении релевантных понятий; делает необходимой выра-ботку общепринятого подхода к трактовке УРК. Формирование целост-ной, непротиворечивой системы взглядов на цели и содержание УРК, механизмы их реализации, соответствующей системы понятий, должно способствовать устранению концептуальных проблем и противоречий, повышению эффективности деятельности компаний в области УР, сде-лать результаты этой деятельности сопоставимыми.

Постановка проблемы устойчивого развития на корпоративном уров-не потребовала поиска ответов на ряд вопросов, что и определило ос-новные направления исследований в данной области. В первую очередь это вопросы о содержании и соотношении понятий «устойчивое разви-тие», «корпоративная устойчивость» и «устойчивое развитие компании»; о соотношении концепций УРК и КСО; о степени и характере влияния КСО на устойчивое развитие и корпоративную устойчивость. Поиск от-ветов на эти вопросы предполагает решение двух взаимосвязанных за-дач: теоретической (показать место концепции устойчивого развития компании в системе концепций, ассоциируемых с проблематикой КСО и устойчивого развития, их взаимосвязь) и практической (определить ха-рактер взаимосвязи, соподчиненности между соответствующими вида-ми корпоративной деятельности, стратегиями и политиками, механиз-мами их реализации.

Цель статьи – раскрыть современные подходы к трактовке содержа-ния и показать место концепции устойчивого развития компании в си-стеме концепций, ассоциируемых с проблематикой КСО и устойчивого развития, их взаимосвязь.

1 Наиболее широко признанная русскоязычная интерпретация англоя-зычного термина “corporate sustainable development” — «устойчивое разви-тие компании».

8

Современные подходы к трактовке устойчивого развития компании

Концепции, ассоциируемые с проблематикой устойчивого разви-тия («устойчивого развития организации (компании)», «корпоратив-ной устойчивости», «зеленой экономики», «циркулярной экономики», «инклюзивного экономического роста»), приобретают, в последнее вре-мя, все более широкое признание.

В настоящее время существует весьма широкий спектр подходов к по-ниманию сути устойчивого развития и содержания соответствующе-го понятия. В соответствии с наиболее широко признанной трактовкой под устойчивым развитием понимают развитие, которое «отвечает по-требностям нынешнего поколения, не входя в противоречие с нуждами и стремлениями поколений будущего» [Our Common Future, 1987, p. 43].

Анализ публикаций по проблемам УР позволяет сделать вывод о формировании некоторых общих исследовательских подходов к рас-сматриваемому феномену:

во-первых, речь идет о признании объективной обусловленности пе-рехода к УР, о трактовке УР как новой парадигмы социально-экономиче-ского развития и ответа на формирующиеся риски и вызовы; во-вторых, о формировании так называемого триединого (системного, интегриро-ванного) подхода к устойчивому развитию1; в-третьих, о расширении проблемного поля исследований за счет включения микроэкономиче-ских аспектов УР – проблем устойчивого развития компаний (микро-экономическая интерпретация УР) и, как следствие, формировании многоуровневого подхода к исследованию УР (глобальный уровень, ма-кроуровень (национальный), региональный уровень и микроуровень (корпоративный)) [Steurer et al., 2005, р. 264]. Триединый подход к трак-товке УР, в основе которого лежит представление о трех его основаниях (трех измерениях, компонентах): экономическом, экологическом и со-циальном, мы рассматриваем в качестве важнейшей методологической основы исследования проблем устойчивого развития.

Одним из аспектов формирования теоретических основ УР являет-ся определение его ключевых принципов. В качестве таковых, по наше-му мнению, следует рассматривать принципы воспроизводимости, сба-лансированности, вовлеченности [Канаева, 2018, с. 31–32, (Kanaeva, 2018, р. 31–32)].

Первый принцип предполагает воспроизводимость ресурсов, благ, условий жизни, необходимых для удовлетворения потребностей ны-нешнего и будущих поколений; сохранение и накопление капитала об-щества (природного, экономического, человеческого, социального). Так, в документах Всемирного банка устойчивость развития трактуется как не уменьшение совокупного капитала общества во времени. Следователь-но, УР – это такое развитие, при котором воздействие на экологическую, экономическую и социальные сферы не превышает пределов, допуска-ющих возможность восстановления этих сфер и воспроизводства соот-ветствующих ресурсов и капиталов.

1 Концепция трех измерений устойчивого развития была сформулирова-на в 2002 г. на Всемирном форуме по устойчивому развитию (Johannesburg Declaration on Sustainable Development) и, в дальнейшем, легла в основу мно-гих документов ООН, Всемирного банка, ОЭСР, Европейского союза, страте-гий устойчивого развития многих государств.

9

Реализация принципа сбалансированности предполагает сбаланси-рованность экономических, экологических и социальных аспектов раз-вития; интересов настоящих и будущих поколений, различных заинте-ресованных сторон, интересов общества и корпораций.

Принцип вовлеченности обычно трактуется как ориентация развития на удовлетворение потребностей, запросов и ожиданий общества, пред-ставленного широким кругом заинтересованных сторон. На наш взгляд, наряду с этим речь должна идти и о восприятии принципов устойчи-вого развития гражданами, компаниями и организациями, обществом, об их готовности следовать им в своей повседневной и экономической деятельности, принимать на себя определенные обязательства и огра-ничения. В противном случае никакие решения, принимаемые на уров-не государств и правительств в области устойчивого развития, не дадут ожидаемого эффекта.

Несмотря на то, что процесс концептуализации УР не завершен, по-степенно формируется представление о том, что ориентация на устой-чивое развитие задает определенную систему координат; предопределя-ет определенные нормы и правила поведения субъектов хозяйственной деятельности, соответствующие ограничения, а также формирование иной системы ценностей и иных критериев оценки результатов хозяй-ственной деятельности.

Таким образом, устойчивое развитие может трактоваться как раз-витие, имеющее определенную целевую направленность, отвечающее принципам воспроизводимости, сбалансированности, вовлеченности и предполагающее три основания (измерения): экономическое, эколо-гическое и социальное.

Вопросы устойчивого развития на уровне организаций, на корпора-тивном уровне, стали предметом исследований относительно недавно, лишь в 1990-е гг. Одна из первых попыток раскрыть понятие устойчи-вого развития бизнес-организации была предпринята в 1992 г. в моно-графии, подготовленной совместно International Institute for Sustainable Development (IISD), Deloitte & Touche и Business Council for Sustainable Development (BCSD). В ней было предложено следующее определение устойчивого развития применительно к бизнес-организации: «для биз-нес-организации устойчивое развитие означает принятие бизнес-стра-тегий и осуществление деятельности, которые отвечают настоящим по-требностям организации и ее стейкхолдеров и позволяют сохранять и развивать человеческие и природные ресурсы, которые понадобятся в будущем» [Business strategies for sustainable development…, 1992, p. 1].

В дальнейшем, формирование теоретических основ устойчиво-го развития организации (компании) происходило, с одной сторо-ны, в рамках эволюции концепций, ассоциируемых с проблематикой КСО1, с другой стороны, вследствие становления исходной концепции устойчивого развития. Заметный вклад в разработку концептуальных основ устойчивого развития компании (корпоративной устойчиво-сти) внесли работы Т. Диллика и К. Хокертса [Dyllick, Hockerts, 2002], М. Ван Марревийка [van Marrewijk, 2003] и Р. Штойера [Steurer et al., 2005]. Указанные авторы одними из первых ввели в своих работах поня-

1 Речь идет о концепциях корпоративной социальной ответственности (corporate social responsibility), корпоративной социальной деятельности (corporate social performance), создания общих ценностей (creating shared values), корпоративного гражданства (corporate citizenship).

10

тия “sustainable corporation”, “corporate sustainability”, “sustainability of business” и “sustainable development of business”, “corporate sustainable development”.

Постановка проблемы устойчивого развития на корпоративном уров-не предопределила основные направления исследований в данной обла-сти – определение содержания и взаимосвязи концепций устойчивого развития, устойчивого развития компании и корпоративной социаль-ной ответственности, релевантных базовых понятий (концептов: «устой-чивое развитие», «устойчивое развитие компании» и «корпоративная устойчивость»); выявление возможных бизнес-эффектов от реализации принципов УР; оценку влияния социально ответственного ведения биз-неса на корпоративную устойчивость и устойчивое развитие, в целом.

Среди публикаций, авторы которых не только предприняли попытку раскрыть указанные понятия, но и показать их взаимосвязь с понятием КСО, раскрыть основания корпоративной устойчивости следует отметить работы Дж. Элкингтона (Elkington J.), У. Виссера (Visser W.), Дж. Муна (Moon J.), М. Эпштейна (Epstein, M.) и др.

Положение о трех основаниях корпоративной устойчивости наибо-лее последовательно было раскрыто в работах Дж. Элкингтона, опуб-ликованных им в 1994-1997гг. В статье «На пути к устойчивой корпора-ции: беспроигрышные стратегии для устойчивого развития», Элкингтон обосновал необходимость реализации новых корпоративных стратегий (Triple- win Strategy, стратегия трехсторонней выгоды win-win- win), спо-собных обеспечить тройной итог (эффект) – для компании, ее потребите-лей и природной среды. [Elkington, 1994, р. 90]. Позднее им была введена аббревиатура «3P», образованная заглавными буквами трех слов «People», «Planet», «Profits», обозначающих три основания устойчивости [Elkington, 1997, 2002, р. 2]. В книге «Каннибалы с вилками: тройной итог для бизнеса XXI века», изданной в 1997 г., Элкингтон обосновал положение о том, что условием корпоративной устойчивости и устойчивого развития обще-ства является деятельность, стратегии компаний в экономической, эко-логической и социальной областях, выстраиваемые с учетом ожиданий заинтересованных сторон [Elkington, 1997]. Эти взгляды легли в основу так называемого триединого подхода к трактовке корпоративной устой-чивости, и в дальнейшем нашли отражение в Международных стандар-тах УР, Стандартах нефинансовой отчетности (GRI), практике компаний.

Идеи, высказанные Элкингтоном, во многом определили предмет те-оретических дискуссий, а также направления прикладных исследований в области корпоративной устойчивости. Очевидная терминологическая неопределенность, использование большого числа понятий для опреде-ления устойчивого развития применительно к бизнес-организации, от-сутствие их общепринятого толкования объясняют то, что в центре дис-куссии оказался вопрос о содержании понятий «устойчивое развитие компании» и «корпоративная устойчивость», их взаимосвязи.

Знакомство с публикациями зарубежных авторов, показывает, что наиболее широко, при характеристике процессов устойчивого развития на корпоративном уровне, используется понятие “corporate sustainability” («корпоративная устойчивость»), однако, подходы к его трактовке отли-чаются большим разнообразием. Так, Т. Диллик и К. Хокертс, в статье, опубликованной в 2002 г., предложили трактовать указанное понятие, как «удовлетворение потребностей прямых и косвенных заинтересованных сторон (таких как акционеры, сотрудники, клиенты, группы давления,

11

сообщества и т. д.), не ставящее под угрозу способность компании удов-летворять потребности заинтересованных сторон в будущем» [Dyllick, Hockerts, 2002, p. 130–141].

В 2003 году голландский исследователь М. ван Марревийк, опубли-ковал ряд работ, получивших широкий резонанс. В них он раскрыл по-нятие корпоративной устойчивости как добровольной деятельности, связанной с созданием ценности, управлением окружающей средой, ис-пользованием экологически чистых производственных систем, управле-нием человеческим капиталом [van Marrewijk, 2003, p. 98]

Р. Штойер с группой соавторов в статье, опубликованной в 2005 г., так-же использует понятие «корпоративная устойчивость», которое, по их мнению, является производным от термина «устойчивое развитие», ре-левантным для корпоративного уровня. В то же время, авторы делают акцент на управленческих аспектах устойчивости и определяют корпо-ративную устойчивость как «модель управления корпорацией, охваты-вающую ее деятельность в экономической, экологической и социальной сферах» [Steurer et al., 2005, p. 274]. В более поздних работах, Дж. Элкинг-тон рассматривает корпоративную устойчивость как «область мышления и практики, с помощью которых компании и иные бизнес-организации работают над повышением жизнеспособности: экосистем; сообществ; экономик, которые обеспечивают условия для конкуренции и выжива-ния компаний», как «подход компании к обеспечению своего долгосроч-ного развития» [Elkington, 2010, p. 115].

В работах последних лет зарубежные исследователи также отмеча-ют неоднозначность, неопределенность толкования понятий “corporate sustainability” и “corporate sustainable development” [Montiel, Delgado-Ceballos, 2014; Reinecke et al., 2012; Valente, 2012].

Вместе с тем, анализ публикаций позволяет сделать вывод о том, что, несмотря на отсутствие общепринятого подхода к определению, ука-занные понятия, как правило, трактуются как микроэкономическая (на уровне компании) интерпретация понятия «sustainable development» (устойчивое развитие) и рассматриваются как тождественные. В некото-рых работах имеет место попытка формального перенесения, ставшего хрестоматийным определения понятия устойчивого развития (sustainable development) с макроуровня на корпоративный уровень. Примером та-кого, на наш взгляд, не самого удачного подхода к пониманию корпо-ративной устойчивости может служить определение, предложенное Т. Дилликом. По его мнению, корпоративная устойчивость может быть определена как «удовлетворение потребностей прямых и косвенных за-интересованных сторон фирмы, не входящее в противоречие с нужда-ми будущих поколений заинтересованных сторон» [Dyllick, Hockerts, 2002, p. 131].

Интересно отметить, что, несмотря на популярность термина «кор-поративная устойчивость», в литературе, посвященной практическим аспектам интеграции принципов устойчивого развития в деятель-ность компаний, чаще используются термины «corporate sustainable development» («корпоративное устойчивое развитие») и «sustainable development of organizations» («устойчивое развитие организации») [Asif, Searcy, 2014; Lai A. et al., 2016].

Наметившаяся тенденция к более четкому разграничению понятий «корпоративная устойчивость», «устойчивое развитие компании (орга-низации)» «деятельность в области устойчивого развития» обусловлена,

12

на наш взгляд, двумя обстоятельствами. Во-первых, расширением прак-тик компаний в области УР, развитием нефинансовой отчетности по УР и смещением акцентов в исследованиях в сторону прикладных аспек-тов УР. Во-вторых, с традиционным для бизнеса пониманием устойчи-вости, как результата деятельности компании, реализации ее долгосроч-ной стратегии, заключающегося в достижении устойчивых (стабильных) экономических (финансовых) результатов. Данный подход получает все более широкую поддержку. Последнее подтверждается тем, что в меж-дународных документах, международных и национальных стандартах в области устойчивого развития используется понятие «устойчивое раз-витие организации».

Так, в 2006 г. был разработан получивший широкую известность на-циональный стандарт Великобритании BS 8900:2006 «Руководство по ме-неджменту устойчивого развития» (“Guidance for managing sustainable development”). В документе устойчивое развитие применительно к ор-ганизации определялось как «долговременный, сбалансированный под-ход к экономической деятельности, экологической ответственности и со-циальному прогрессу» [British Standard, 2006, p. 1].

В дальнейшем на его основе возникло целое семейство стандартов, касающихся стратегического менеджмента устойчивого развития ор-ганизации: BS 8901:2009 “Specification for a sustainability management system for events”, BS 8900-1:2013 “Managing sustainable development of organizations – Part 1: Guide”, BS 8900-2:2013 “Managing sustainable development of organizations – Part 2: Framework for assessment against BS 8900-1 (Specification)”. Новая редакция базового стандарта BS 8900-1:2013 под уточненным названием «Управление устойчивым развитием организации» стала надежной инструментальной базой для широкого применения в деловой практике [British Standard, 2013].

В Руководстве по отчетности в области устойчивого развития (Global Reporting Initiative, GRI) [Global Reporting Initiative, 2013] понятие УР не раскрывается, вместе с тем, используется понятие устойчивой деятель-ности компании, которая сводится к устойчивой доходности, достиже-ние которой должно сочетаться с социальной справедливостью и охраной окружающей среды. В Российском национальном Стандарте «Руководство по управлению устойчивым развитием организации» УР трактуется как «способ управления организацией, предусматривающий долгосрочную экономическую эффективность деятельности организации при выполне-нии требований охраны окружающей среды и социального развития ор-ганизации» [National standard of Russian Federation, 2011, p. IV]. Однако появление данных стандартов не решило терминологическую проблему.

Компании, демонстрирующие свою приверженность принципам УР, также, все чаще оперируют понятиями «устойчивое развитие компа-нии», «корпоративные стратегии устойчивого развития» [Шесть тенден-ций в области устойчивого развития..., 2013]. Однако их содержание трак-туется по-разному. Корректность и последовательность использования этих терминов в компаниях – отдельный вопрос. Но сам факт того, что этими понятиями оперируют, используют их в корпоративных стратеги-ях и политиках, отчетах указывает на прогрессивные изменения в мыш-лении и свидетельствует об осознании значимости интеграции принци-пов УР в деятельность и стратегию компании.

Вместе с тем, на корпоративном уровне постепенно формируется представление о том, что реализация принципов УР, их интеграция в ос-

13

новную деятельность компании, открывает дополнительные возможно-сти, способствует повышению конкурентоспособности компании, до-стижению ею устойчивых финансовых результатов, что, в свою очередь, повышает жизнеспособность компании, корпоративную устойчивость, в целом. То, что интеграция принципов УР в деятельность компании, формирование корпоративной стратегии с учетом Целей УР способно принести компании ощутимые экономические эффекты подтверждается рядом исследований. Так, по оценкам Комиссии по экономике и устой-чивому развитию, реализация Глобальных целей ООН открывает для бизнеса возможности эквивалентные, как минимум, 12 трлн долл. США [Процветающий бизнес – процветающий мир, 2017].

Таким образом, корпоративная устойчивость начинает рассматри-ваться в качестве результата деятельности компании, в том числе и в об-ласти УР. Так, в модели устойчивого развития бизнеса, предложенной М. Эпштейном, корпоративная устойчивость рассматривается в качестве результата деятельности компании, достигаемого, в том числе, и посред-ством реализации принципов УР (corporate sustainability performance) и подразумевает достижение экономической устойчивости (устойчивых финансовых результатов) [Epstein, Roy, 2001, 2003]. Устойчивость – созда-ние ценности для акционеров без ущемления интересов иных ЗС, в том числе и будущих, благодаря чему компания создает для себя дополни-тельные возможности и снижает риски, т. е. становится более устойчи-вой [Laszlo, 2003, р. 126].

Как было отмечено выше, в России теоретические и прикладные во-просы устойчивого развития бизнес-организаций стали предметом ак-тивного изучения и обсуждения лишь в 2000-е годы, хотя отдельные аспекты этой широкой проблематики изучались и ранее (например, вопросы устойчивости организаций, экологические аспекты их деятель-ности). Среди работ, в которых рассматриваются те или иные вопросы, ассоциируемые с проблематикой устойчивого развития бизнес-органи-заций, следует отметить работы К. Ю. Белоусова, Ю. Е. Благова, А. В. Ка-наева, О. А. Канаевой, Е. В. Корчагиной, А. Е. Костина, Е. Н. Кучеровой, Ю. В. Мячина, Н. В. Пахомовой, К. Рихтера и др.

Знакомство с публикациями российских авторов свидетельствует об отсутствии общепринятого подхода к трактовке содержания УР, его це-лей и механизмов, применительно к корпоративному уровню. Имеет место очевидная терминологическая неопределенность – авторы опери-руют понятиями «устойчивое развитие предприятия (организации, ком-пании, предпринимательской структуры)», «устойчивость предприятия (организации, компании, предпринимательской структуры)», нередко отождествляя их. Устойчивое развитие (организации, компании, пред-приятия, предпринимательской структуры) часто трактуется как эконо-мически (финансово) устойчивое развитие, что предполагает достиже-ние устойчивых (стабильных) экономических и финансовых результатов деятельности. Так, например, в многочисленных работах, посвященных факторам устойчивости и/или устойчивого развития предприятия (ор-ганизации, компании, предпринимательской структуры), данные поня-тия сводятся к экономической (финансовой) результативности. Таким образом, налицо подмена предмета обсуждения.

Тем не менее, все более широкую поддержку получает точка зрения, в соответствии с которой устойчивое развитие компании трактуется как «микроэкономическая интерпретация» базовой концепции устойчиво-

14

го развития, как деятельность компании, имеющая ориентацию, задава-емую принципами и целями УР. Как отмечает Ю. Е. Благов, концепцию корпоративной устойчивости можно рассматривать как «микроэконо-мическую интерпретацию» концепции устойчивого развития [Благов, 2010, с. 169, (Blagov, 2010, p. 169)]. Предметом исследования и обсуждения в первом случае являются проблемы устойчивого развития общества, во втором – проблемы устойчивости компаний.

Данная точка зрения достаточно последовательно отражена и в рабо-тах известного российского журналиста, популяризатора идей и прин-ципов КСО и УР С. Туркина. По его мнению, устойчивое развитие – это «ответственная, полностью подотчетная и прозрачная хозяйственная дея-тельность, которая обеспечивает сохранение окружающей среды для бу-дущих поколений; демонстрирует ответственное отношение и уважение интересов всех людей; ценит и учитывает мнение всех заинтересованных сторон; приносит доход акционерам; способствует росту экономической самостоятельности и устойчивому развитию местных сообществ; посто-янно информирует ЗС о состоянии дел» [Туркин, 2007, с. 39, (Turkin, 2007, p. 39)]. Устойчивой может называться только та организация, характе-ристики и действия которой позволяют всем ее стейкхолдерам достичь желаемого будущего состояния [Туркин, 2007 с. 85, (Turkin, 2007, p. 39)]. Соглашаясь, в целом, с правомерностью такого подхода, подчеркнем, данный подход не должен означать, что трактовка понятия «устойчивое развитие компании», его целей и принципов, круг рассматриваемых аспектов и проблем, могут переноситься с макроуровня на микроуровень формально, в неизменном виде. Простая экстраполяция понимания со-держания, целей и принципов УР с макроуровня на уровень компании может привести к нормативным по своей сути рассуждениям, затруднит поиск бизнес-аргументов, способных повысить заинтересованность ком-паний в переходе к устойчивому развитию.

Неоднозначность трактовок УР, потребность бизнеса в практических рекомендациях по управлению деятельностью компании в области УР, по разработке соответствующих стратегий и политик делают необходи-мыми выработку общепринятого подхода и формирование системы ре-левантных понятий.

Прежде всего, следует обратить внимание на необходимость разли-чения понятий «корпоративная устойчивость» и «устойчивое развитие» и соответствующих концепций. Концепции устойчивого развития и кор-поративной устойчивости следует рассматривать как концепции разно-го уровня: первая отражает взгляды на устойчивое развитие общества (макроэкономические аспекты устойчивого развития), вторая – взгляды на трактовку и факторы корпоративной устойчивости (микроэкономи-ческий аспект).

При решении этой задачи, в качестве методологической основы, мы считаем возможным использовать подход, предложенный рядом зару-бежных исследователей при формировании интегральной концепции (модели) КСО [Wartick, Cochran, 1985; Wood, 1991, 2010]. Разработанная ими интегральная модель КСО позволила не только покинуть термино-логическое «минное поле», выстроить достаточно стройную систему по-нятий, но и перекинуть мостик от теории КСО к практике управления корпоративной социальной деятельностью (КСД).

Наиболее последовательное и законченное изложение концепции представлено в работах Д. Дж. Вуд и Д. Свансон. Интегральная (систем-

15

ная) концепция (модель) КСО включает в себя три элемента (три грани, аспекта КСО): принципы КСО (философско-этический, институциональ-ный аспект), процессы КСД (операционный, управленческий аспекты), результаты КСД (инструментальный аспект).

Следуя логике «принципы – процессы – результаты», можно вы-строить достаточно стройную систему взаимосвязанных понятий, отра-жающих проблематику УР применительно к корпоративному уровню: «устойчивое развитие» (институциональный аспект: базовые принципы, нормы и правила, требования и ограничения) – «корпоративное устой-чивое развитие» (управленческий аспект: механизм управления УР ком-пании, соответствующие управленческие процессы и решения) – «кор-поративная устойчивость» (как результирующий эффект, достигаемый, в том числе и в результате реализации принципов УР) (рис. 1).

Рис. 1. Система понятий, отражающих проблематику УР применительно к корпоративному уровню

На наш взгляд, предлагаемый подход является абсолютно право-мерным и позволяет рассматривать понятия “corporate sustainability” и “corporate sustainable development” как взаимосвязанные, но не тож-дественные понятия. В рамках данного подхода устойчивое развитие компании может трактоваться как развитие, имеющее определенную ориентацию и направленность, отвечающее принципам воспроизво-димости, сбалансированности и вовлеченности и предполагающее три основания и измерения: экономическое, экологическое и социальное. Корпоративная устойчивость может быть определена как результат де-ятельности компании, в том числе и в области УР, способность компа-нии адаптироваться к динамично меняющейся среде ведения бизнеса, достигать устойчивых финансовых результатов и формировать устой-чивые конкурентные преимущества. Предлагаемая интерпретация ука-занных понятий соответствует изначальному понимаю терминов устой-чивое развитие и устойчивость, сформулированному в Докладе «Наше общее будущее»: «Устойчивость – результирующая характеристика си-стемы, состояние равновесия во времени и пространстве» [Our Common Future, 1987]. Устойчивость – это состояние системы, а устойчивое разви-тие – процесс достижения данного состояния.

Многоаспектность и многомерность корпоративного устойчивого развития позволяет рассматривать этот процесс как: ответ на форми-рующиеся вызовы, риски и запрос общества в отношении устойчивого развития; новую управленческую философию, предполагающую пере-осмысление роли бизнеса в социально-экономическом развитии, высо-кий уровень корпоративной ответственности, трансформацию «домини-

16

рующего мышления» (dominant worldviews) [Transforming our world..., 2015] стратегию, направленную на формирование долгосрочных конку-рентных преимуществ компании повышение корпоративной устойчи-вости и содействие устойчивому развитию общества; деятельность, осу-ществляемую на основе принципов УР; форму проявления социальной ответственности бизнеса, вклад в глобальное устойчивое развитие.

Сформулированные выше положения следует рассматривать в каче-стве исходных теоретико-методологических основ устойчивого развития компании, которые делают возможным формулирование его принци-пов и целей; разработку корпоративных стратегий и политик в обла-сти УР, механизмов их реализации; определение параметров, позволя-ющих проводить оценку соответствия практик компаний в области УР целям УР ООН, Международным и национальным стандартам в обла-сти устойчивого развития.

КСо 3.0 – новая версия для устойчивого развития

Как было отмечено выше, формирование теоретических основ устой-чивого развития компании проходило в рамках развития концепций, ассоциируемых с проблематикой КСО. В процессе эволюции взглядов на роль бизнеса в современной экономике, на природу феномена КСО, ее принципы и формы реализации возникли многочисленные концеп-ции и соответствующая им система понятий: корпоративной социальной ответственности, корпоративной социальной деятельности, корпоратив-ного гражданства, общих ценностей, сознательного капитализма. В даль-нейшем, в значительной степени под влиянием приобретавшей все более широкое признание концепции устойчивого развития, глобальных вы-зовов и рисков и, как следствие, осознания возрастающей роли бизнеса в обеспечении УР, были предприняты попытки «микроэкономической» интерпретации устойчивого развития. Появление концепций, ассоции-руемых с устойчивым развитием организаций (компаний), их очевид-ная взаимосвязь с концепциями КСО свидетельствовало о формирова-нии достаточно сложной концептуальной системы.

Отражением этого стало появление понятий «альтернативных» тер-мину «корпоративная социальная ответственность», таких как: «корпо-ративная ответственность», «корпоративная устойчивость и ответствен-ность», «корпоративно-общественная интеграция» [Carroll, Shabana, 2010, с. 86]. На практике, компании, как зарубежные, так и российские, для характеристики своей деятельности в экономической, экологической и социальной сферах, в корпоративных стратегиях, политиках и нефи-нансовых отчетах, наряду с понятием «корпоративная социальная ответ-ственность», все шире стали применять термины «социально ответствен-ное ведение бизнеса», «корпоративная ответственность», «корпоративная социальная деятельность», «корпоративное устойчивое развитие», «кор-поративная устойчивость». При этом, спектр подходов к пониманию их содержания, характера взаимосвязи между ними и соответствующими видами деятельности очень широк: от полного отождествления до отка-за от понятия «корпоративная социальная ответственность», как утратив-шего свою актуальность, и перехода к риторике устойчивого развития.

Естественно перед исследователями не могли не встать вопросы о со-отношении указанных концепций и релевантных им понятий, о харак-

17

тере взаимосвязи между ними, о степени и характере влияния КСО на устойчивое развитие компании и корпоративную устойчивость. Мно-гие зарубежные исследователи в своих работах предприняли попытку найти ответы на эти вопросы и показать взаимосвязь концепции устой-чивого развития компании с концепцией корпоративной социальной ответственности. Среди публикаций, авторы которых не только внесли серьезный вклад в становление и развитие концепции устойчивого раз-вития компании, но и предприняли попытку показать взаимосвязь дан-ной концепции с концепцией КСО, следует отметить работы Дж. Эл-кингтона, Р. Штойера, М. Ван Марревийка, Дж. Муна. Знакомство с их работами позволяет выделить несколько характерных для них подходов.

1. Концепция устойчивого развития компании рассматривается как концепция, вписывающаяся в логику развития концепций КСО, между ними существует диалектическая связь.

2. Различия между концепциями КСО и УР не носят строгого харак-тера и не подразумевают их противопоставления; обе концепции могут лежать в основе деятельности компании; несмотря на определенные от-личия, дефиниции устойчивого развития компании вписываются в ри-торику КСО и не противоречат логике развития КСО [Elkington, 2010].

3. Концепции УРК и КСО – концепции одного уровня, «относящи-еся к деятельности компании». Вместе с тем, между ними есть опреде-ленные различия: КСО предполагает взаимодействие с заинтересован-ными сторонами, прозрачность, отчетность, а КУ – создание стоимости, управление человеческим капиталом, экологический менеджмент [van Marrewijk, 2003, p. 102].

4. Концепция устойчивого развития компании (корпоративной устойчивости) – это концепция развития корпорации, в то время как концепция КСО отражает управленческий подход, реализуемый через отношения с заинтересованными сторонами [Steurer et al, 2005, р. 275].

5. Концепцию УРК (КУ) по отношению к концепции КСО следует рассматривать в качестве концепции второго (более низкого) порядка [Klein,Von Hauff, 2009, p. 520].

6. Концепцию УРК (корпоративной устойчивости) следует рассма-тривать как самостоятельную, альтернативную КСО тему, отражающую идеи и принципы устойчивого развития. При этом КСО остается исход-ной концепцией. «Корпорации… берут на себя ответственность за реа-лизацию таких пунктов повестки устойчивого развития, как устойчивые производство и потребление, климатические изменения и нехватка энер-гии…» [Moon, 2007, р. 298].

Рядом исследователей предпринимались попытки построения еди-ной теоретической модели, включающей в себя все многообразие кон-цепций, ассоциируемых с проблематикой КСО и УР. Так, Штойер и его соавторы предложили модель, в которой свели воедино четыре концеп-ции, отображающие разные уровни отношений бизнеса и общества (устойчивого развития, корпоративной устойчивости, корпоративной социальной ответственности и управления отношениями с ЗС [Steurer et al., 2005, р. 275].

Нетрудно заметить, что сторонники всех выявленных подходов ука-зывают на наличие взаимосвязи между концепциями КСО и УРК. Клю-чевым вопросом дискуссии стал вопрос о характере этой взаимосвя-зи – концепции КСО и УРК «диалектически сменяют друг друга или сосуществуют во времени и пространстве?»

18

Для ответа на этот вопрос следует провести сравнительный анализ до-минирующих в настоящее время подходов к трактовке КСО и устойчи-вого развития компании. В качестве методологической основы анализа мы рассматриваем определение концепции как целостной, непротиво-речивой системы теоретических взглядов на изучаемый феномен. В кон-тексте рассматриваемых проблем речь идет об интерпретации содержа-ния таких ключевых элементов концепций (концептуальных основ) как: принципы, цели, сферы и формы реализации КСО и УР, предмет и на-правления деятельности компаний в соответствующих областях. Исходя из этого, мы можем определить параметры, на основании которых про-водится сравнение рассматриваемых концепций.

При проведении анализа мы также исходили из того, что в процес-се эволюции взглядов на феномен КСО, как в теории, так и на практи-ке сформировалось несколько подходов к трактовке принципов, целей, моделей (форм и механизмов) реализации корпоративной ответствен-ности. В настоящее время и в теории, и в практике крупных компаний, наиболее последовательно реализующих принципы КСО, доминирует так называемый стратегический подход к КСО, основные отличительные особенности которого нашли отражение в модели «стратегической» КСО (“strategic” CSR), предложенной М. Портером и М. Кремером [Porter, Kramer, 2006, p. 91]. Раскрывая особенности модели «стратегической» КСО, Портер и Креймер подчеркивают тесную взаимосвязь КСО и КСД с основной деятельностью компании и корпоративной стратегией. КСО является стратегической, когда принципы ответственности интегрирова-ны в основную деятельность компании, ее бизнес-процессы, когда КСД приносит компании существенные выгоды (бизнес-эффекты). С позиций стратегического подхода КСО рассматривается как источник дополни-тельных возможностей для компании: «КСО может быть гораздо бóль-шим, нежели затратами, ограничениями или благотворительностью – она может быть источником возможностей, инноваций и конкурентного преимущества» [Porter, Kramer, 2006, p. 91].] Таким образом, выявле-ние и реализация возможностей компании одновременно обеспечивать бизнес-эффекты и эффект для ее ЗС и общества, в целом, посредством преобразования своей основной деятельности, внедрения продуктовых, технологических инноваций, новых бизнес-процессов является важной отличительной особенностью стратегического подхода к КСО.

Поскольку устойчивое развитие компании, также предполагает ин-теграцию принципов УР в основную деятельность компании и корпора-тивную стратегию, считаем целесообразным проведение сравнительного анализа концепции УРК именно с моделью «стратегической» КСО. В ка-честве предмета анализа мы рассматривали следующие их ключевые па-раметры: субъекты, сферы, объекты и предмет деятельности компаний, временные рамки и цели, принципы и формы реализации. Анализ по-зволил выявить как «точки пересечения», так и различия между концеп-циями КСО и УРК.

Результаты сопоставления концепций КСО и УРК позволили сделать следующие выводы.

1. Между рассматриваемыми концепциями существует очевидная ди-алектическая связь, которая проявляется в следующих ключевых аспектах:

– обе концепции отражают взгляды на роль бизнеса и его функции в современной экономике, на сферы и механизмы взаимодействия бизне-са и общества; обосновывают необходимость повышения роли бизнес-ор-

19

ганизаций в решении экономических, экологических и социальных про-блем и снижении соответствующих рисков; требуют переосмысления корпоративных ценностей и целей;

– в рамках рассматриваемых концепций в качестве субъектов КСО и УР, принимающих решения и инициирующих соответствующую де-ятельность, несущих ответственность за ее результаты, рассматриваются бизнес-организации (компании, корпорации);

– обе концепции, формулируемые в их рамках цели, принципы и ме-ханизмы, могут быть положены в основу деятельности компании, инте-грированы в ее основную (производственно-коммерческую) деятельность; соответствующие виды деятельности могут рассматриваться в качестве объекта управления;

– обе концепции воспроизводят триединый подход, в соответствии с которым деятельность компании, направленная на реализацию прин-ципов КСО и УР, должна охватывать три сферы: экономическую, эко-логическую и социальную; оценка результативности этой деятельности предполагать оценку триединого итога (экономического, экологического и социального эффектов), а реализация принципов ответственности и УР рассматриваться в качестве условия повышения корпоративной устойчи-вости (экономической, экологической и социальной);

– в рамках рассматриваемых концепций, признается возрастающая роль заинтересованных сторон, их запросов и ожиданий в формирова-нии и реализации корпоративных стратегий, а обеспечение сбаланси-рованности их интересов выступает важнейшим условием корпоратив-ной устойчивости;

– в обосновании положения о том, что обеспечение корпоративной устойчивости, содействие устойчивому развитию общества следует рас-сматривать в качестве долгосрочной цели социально ответственной де-ятельности компании. Интерпретации долгосрочных целей деятельно-сти компании (формирование долгосрочных устойчивых конкурентных преимуществ компании, повышение корпоративной устойчивости, со-действие УР) во многом пересекаются;

– УРК, также как и стратегическая модель КСО, предполагают пре-образование основной деятельности компании посредством внедрения технологических, продуктовых, организационных, социальных, инфор-мационных инноваций;

– принципы КСО и УР, под которыми мы понимаем основополагаю-щие идеи и базовые установки, положенные в основу деятельности ком-пании в соответствующих областях, также во многом совпадают.

Вместе с тем, следует отметить, что сопоставление этих принципов крайне затруднительно, поскольку существует множество подходов к их трактовке. При проведении анализа за основу мы взяли принципы КСО, реализуемые крупными компаниями в рамках стратегической модели КСО [Канаева, 2013, с. 341-342 (Kanaeva, 2013, p. 341-342), и три ключевых принципа УР (воспроизводимости, сбалансированности и вовлеченно-сти), о которых речь шла выше. Их сопоставление показало, что они во многом совпадают:

- принцип УР – «вовлеченность» (принципы КСО: инициативность и системность в выявлении ЗС, их запросов и ожиданий, долгосрочных социально-экономических тенденций; формирование корпоративной стратегии, осуществление производственно-коммерческой деятельно-сти с учетом выявленных запросов ЗС и наиболее значимых тенденций; открытость и прозрачность деятельности, отчетность);

20

- принцип УР – «воспроизводимость» (принципы КСО: предвидение, оценка последствий принимаемых решений, следствий и результатов деятельности компании (внешних эффектов), как положительных, так и отрицательных; готовность снижать негативные последствия и риски, осуществлять превентивные меры для их снижения, готовность нести рас-ходы на покрытие полных издержек, вызванных деятельностью компа-нии осуществление деятельности в рамках определенных ограничений и правил, в том числе и принятых на себя добровольно);

- принцип УР – «сбалансированность» (принципы КСО: обеспече-ние сбалансированности интересов ЗС, краткосрочных интересов ком-пании и долгосрочных интересов общества; нацеленность на создание общих ценностей).

2. Сопоставление концепций КСО и УР позволило выявить и опре-деленные различия между ними, однако они не носят принципиально-го характера и проявляются в следующих аспектах:

– концепция УРК, ее реализация предполагают ориентацию на за-просы и ожидания более широкого круга ЗС, включающего общество, в целом, а также будущие поколения, в то время как концепция КСО предполагает ориентацию на текущие запросы ключевых ЗС компании (персонал, клиентов и потребителей, местное сообщество);

– цели и направления корпоративной социальной деятельности опре-деляются на основе подхода к трактовке КСО, которого придерживается компания и ее руководство, выявленных запросов и ожиданий ключевых ЗС, оценкой корпоративных рисков, в то время как цели и направления деятельности компании в области УР определяются, прежде всего, обще-принятым пониманием УР, его целей и принципов, глобальными вызо-вами, рисками и проблемами;

– в рамках концепции КСО в качестве возможных целей КСД рассма-триваются, как правило, цели кратко- и среднесрочные, направленные на достижение кратко- и среднесрочного социального и/или экологи-ческого эффектов локального характера (исключение составляет реали-зация стратегического подхода к КСО, предполагающего достижение стратегических целей – формирования устойчивых конкурентных пре-имуществ компании и повышение корпоративной устойчивости); УРК ориентировано на достижение долгосрочных целей и эффектов, не толь-ко для компании и ее ЗС, но и общества в целом; очевидно, что видение долгосрочных целей является общим.

3. Выявленные нами различия касаются преимущественно определе-ния целей (задаваемых ими временных рамок), форм реализации корпо-ративной ответственности и соответствующих направлений деятельности. Ориентация компании на реализацию целей УР, содействие устойчиво-му развитию свидетельствуют не о смене предмета их деятельности, кру-га решаемых проблем и задач, а о расширении проблемного поля и, как следствие, о расширении границ ответственности и многообразии форм ее реализации, выходе на новый уровень корпоративной ответственности.

4. Оснований для противопоставления концепций УРК и КСО нет, также как и нет оснований для отказа от концепции КСО, как утратив-шей свою актуальность, в пользу концепции УРК. Появление концепции УРК следует рассматривать как результат эволюции концепций, ассоци-ируемых с проблематикой КСО, как следствие развития стратегического подхода к КСО и трансформации взглядов на роль бизнеса и его функ-ции в современной экономике. Последнее произошло как под влиянием

21

многочисленных теорий, активно развивавшихся в 1980-х – начале 2000-х годов (общих ценностей, стратегического менеджмента, заинтересован-ных сторон, устойчивого развития и др.), так и вследствие формирования глобальных экономических, экологических и социальных вызовов и ри-сков. Таким образом, речь идет о расширении сферы корпоративной ответственности, переосмыслении ее содержания и форм реализации, оценке роли КСО, как фактора корпоративной устойчивости и устой-чивого развития общества.

Представленная нами аргументация позволяет рассматривать кон-цепцию УРК как концепцию, производную от концепции КСО, или, как концепцию второго, более низкого уровня. Вместе с тем, следует отметить, что концепция УРК, в свою очередь, оказала заметное влия-ние на концепцию КСО. Нельзя не согласиться с мнением Ю.Е. Благова о том, что «Возникнув, как альтернативная тема, концепция корпоратив-ной устойчивости сыграла определяющую роль в эволюции концепции КСО в начале XXI века». Данная концепция не только «конкретизировала принципы КСО, но и привнесла большую четкость в анализ процессов и результатов корпоративной социальной деятельности» [Благов, 2010, с. 184 (Blagov, 2010, p. 184)]. Добавим, что концепция УРК позволяет обо-значить долгосрочные ориентиры и ключевые направления деятельно-сти, соответствующие функциональные области и бизнес-процессы от-ветственных компаний, стремящихся внести свой вклад в устойчивое развитие. Опыт компаний, последовательно реализующих принципы КСО и УР, подтверждает, что внедрение стратегической модели КСО приводит к переходу компании к стратегии устойчивого развития. Реа-лизация последней предполагает переосмысление корпоративных цен-ностей и целей, преобразование основной деятельности посредством внедрения технологических, продуктовых, организационных, информа-ционных инноваций, трансформацию цепочки создания стоимости, т. е. внедрение иной бизнес-модели – модели устойчивого развития.

5. На практике, переход к устойчивому развитию, интеграцию прин-ципов УР в деятельность и стратегию компании следует рассматривать как форму реализации корпоративной ответственности перед ЗС, об-ществом, настоящим и будущими поколениями. Многие эксперты от-мечают, что корпорации могут и должны брать на себя бóльшую от-ветственность за обеспечение базовых условий устойчивого развития (сбалансированности производства и потребления, снижение нагрузки на окружающую среду в целях противодействия климатическим изме-нениям, за сохранность природных ресурсов и повышение эффективно-сти их использования, устойчивое развитие местных сообществ) [Moon, 2007, p. 298.]. Число компаний, разделяющих данную позицию увеличи-вается с каждым годом.

6. Переосмысление сложившихся к концу XX в. взглядов на содер-жание и формы реализации КСО вследствие взаимопроникновения ба-зовых положений концепции КСО, теорий заинтересованных сторон и стратегического менеджмента; появление нового подхода к трактовке стратегии компании и типологии корпоративных стратегий; интеграция принципов КСО в основную деятельность и стратегию компании позво-лили говорить о переходе от CSR 1.0 к CSR версии 2.0 [Visser, 2010, 2011, 2012; Хорева, Шокола, 2015 (Khoreva, Shokola, 2015)]. Ключевой отличи-тельной особенностью концептуальной парадигмы КСО 2. 0 стала инте-грация концепций КСО и стратегического менеджмента.

22

Наблюдаемая в настоящее время достаточно радикальная трансфор-мация представлений о целях, содержании и формах реализации КСО (от трактовки КСО как дополнительной по отношению к основной дея-тельности компании филантропической деятельности к обоснованию ее роли как неотъемлемого элемента корпоративной стратегии, факто-ра формирования долгосрочных конкурентных преимуществ компании, повышения корпоративной устойчивости и устойчивого развития) по-зволяет говорить, на наш взгляд, о новом парадигмальном сдвиге в систе-ме взглядов на феномен КСО, о переходе к версии КСО 3.0 – версии для устойчивого развития. В рамках данной парадигмы КСО может тракто-ваться как ответственное ведение бизнеса, предполагающее интеграцию принципов УР в текущую деятельность и стратегию компании, ориен-тированное на достижение Целей УР и удовлетворение запросов широ-кого круга заинтересованных сторон, в том числе и будущих поколений.

Заключение

Проведенный в статье компаративный анализ концепций корпора-тивной социальной ответственности и устойчивого развития компании позволяет сделать вывод о том, что оснований для противопоставления указанных концепций, также как и для отказа от концепции КСО, как утратившей свою актуальность, в пользу концепции УРК нет. Появление концепции УРК является следствием формирования многоуровневого под-хода к трактовке устойчивого развития (УР), эволюции концепций, ассоци-ируемых с проблематикой КСО, развития стратегического подхода к КСО и трансформации взглядов на роль бизнеса в современной экономике.

Переход к устойчивому развитию, интеграцию принципов УР в дея-тельность и стратегию компании следует рассматривать как форму ре-ализации корпоративной ответственности перед заинтересованными сторонами (ЗС), обществом, настоящим и будущими поколениями. Ра-дикальная трансформация представлений о содержании и формах ре-ализации КСО позволяет говорить о парадигмальном сдвиге в системе взглядов на феномен КСО, переходе к версии КСО 3:0 – новой версии для устойчивого развития.

Литература

1.  Благов Ю. Е. (2010). Корпоративная социальная ответственность: эволю-ция концепции. СПб.: Высшая школа менеджмента СПбГУ, 271 с.

2.  Канаева О. А. (2013). Корпоративная социальная политика: теория и практика управленческих решений. СПб.: Изд-во СПбГУ, 363 с.

3.  Канаева О. А. (2018). Социальные императивы устойчивого развития. Вестник Санкт-Петебургского университета. Экономика. Т. 34. Вып. 1. С. 26–58.

4.  Процветающий бизнес-процветающий мир (2017). Доклад Комис-сии по экономике и устойчивому развитию. Давос. Январь 2017 г. 12 с. URL.: http://report.businesscommission.org/uploads/Russian.pdf (дата обращения: 05.08.2019).

5.  Туркин С. (2007). Как выгодно быть добрым. М.: Альпина Бизнес Букс. 384 с.

6.  Хорева Л. В., Шокола Я. В. (2015). Новая концепция корпоративной со-циальной ответственности – КСО 2.0. Теория и практика сервиса: экономика, социальная сфера, технологии, № 4, С. 25–30.

23

7.  Шесть тенденций в области устойчивого развития компаний (2013). Ис-следование EY совместно с GreenBiz Group. 36 с. URL.: http://green.ucci.org.ua/wp-content/uploads/2016/11/EY-Six-growing-trends-in-sustainability-2013-RUS.pdf (дата обращения: 05.08.2019).

8.  Asif M., Searcy C. (2014). Towards a standardised management system for corporate sustainable development. The TQM Journal, vol. 26, no. 5, pp. 411–430.

9.  British Standards Institution (2006). BS 8900:2006 Guidance for managing sustainable development. London, BSI Standards Limited.

10.  British Standards Institution (2009). BS 8901:2009 Specification for a sustain-ability management system for events. London, BSI Standards Limited.

11.  British Standards Institution (2013a). BS 8900-1:2013 Managing sustainable development of organizations – Part 1: Guide. London, BSI Standards Limited.

12.  British Standards Institution (BSI) (2013b). BS 8900-2:2013 Managing sustain-able development of organizations – Part 2: Framework for assessment against BS 8900-1. Specification. London, BSI Standards Limited.

13.  Business Strategy for Sustainable Development: Leadership and Accounta-bility for the 90s. IISD Deloitte & Touche, BCSD. 1992. URL.:http://www.bsdglob-al.com/pdf/business_strategy.pdf (дата обращения: 05.08.2019).

14.  Carroll A., Shabana K. (2010). The business case for corporate social respon-sibility: a review of concepts, research and practice. International Journal of Manage-ment Review. vol. 12, iss. 1, pp. 85–105.

15.  Corporate Register–Global CSR Resources. www.corporateregister.сom. (дата обращения: 05.08.2019).

16.  Dyllick T., Hockerts K. (2002). Beyond the business case for corporate sus-tainability. Business Strategy and the Environment. vol. 11, iss. 2, pp. 130–141.

17.  Elkington J. (1994) Towards the sustainable corporation: win-win-win busi-ness strategy for sustainable development. California Management Review. vol. 36, iss. 2. pp. 90–100.

18.  Elkington J. (1997). Cannibals with Forks: The Triple Bottom Line of 21st Century Business. Oxford: Capstone Publishing Ltd. 402 p.

19.  Elkington J. (2003). Corporate Sustainability Conference 2002: The Impact of CSR on Management Disciplines. Journal of Business Ethics, vol. 44, iss. 2–3, pp. 89–93.

20.  Elkington J. (2010). Corporate sustainability. In Visser W., Matten D., Pohl M., Tolhurst N (eds.). The A to Z of Corporate Social Responsibility. London, Wiley, pp. 132–139.

21.  Epstein M. J., Roy M.-J. (2001). Sustainability in action: identifying and meas-uring the key performance drivers. Long Range Planning, vol. 34, iss. 5, pp. 585–604.

22.  Epstein M. J., Roy, M.-J. (2003). Making the business case for sustainability. linking social and environmental actions to financial performance. Journal of Cor-porate Citizenship, no. 9, pp. 79–96.

23.  Forum RBC: Course for Sustainable Business development. Moscow. 22.09.2017. URL.: http://csr-ca.com/en/rbk-forum-moscow-september-22/ (дата обращения: 05.08.2019).

24.  Global Reporting Initiative (2013). G4 Sustainability Reporting Guidelines. URL.: https://www2.globalreporting.org/standards/g4/Pages/default.aspx (дата обращения: 05.08.2019).

25.  Kleine A., von Hauff M. (2009). Sustainability-Driven Implementation of Corporate Social Responsibility: Application of the Integrative Sustainability Tri-angle. Journal of Business Ethics, vol. 85, iss. 3, pp. 517-553.

26.  Lai A., Gaia Melloni G., Stacchezzini R. (2016). Corporate Sustainable De-velopment: is ‘Integrated Reporting’ a Legitimation Strategy? Business Strategy and the Environment, vol. 25, iss. 3, pp. 165–177.

27.  Laszlo C. (2003). The Sustainable Company: How to Create Lasting Value through Social and Environmental Performance, Washington, Island Press 232 p.

24

28.  Marrewijk M. Van (2003). Concepts and Definitions of CSR and Corpo-rate Sustainability: between Agency and Communion. Journal of Business Ethics, vol. 44, iss. 2–3, pp. 95–105.

29.  Marrewijk M. Van., Werre M. Multiple levels of corporate sustainability. Journal of Business Ethics, 2003, vol. 44. iss. 2–3, pp. 107–119.

30.  Montiel I., Delgado-Ceballos J. (2014). Defining and Measuring Corpo-rate Sustainability: Are We There Yet? Organization & Environment, vol. 27, iss. 2, pp. 113–139.

31.  Moon J. (2007). The contribution of corporate social responsibility to sus-tainable development. Sustainable development. vol. 15. iss. 5, pp. 296–306.

32.  National standard of Russian Federation (2011). GOST R 54598.1-2011. En-terprise management. Guidance for managing sustainable development. Moscow, Standartinform Publ.

33.  National standard of Russian Federation (2015). GOST R 54598.1-2015 Man-agement of sustainable development. Part 1. Guide. Moscow, Standartinform Publ.

34.  Our Common Future (1987). Report of the World Commission on Environ-ment and Development. Oxford: Oxford University Press. 400 p.

35.  Porter M., Kramer M. (2006). Strategy and Society: The Link Between Com-petitive Advantage and Corporate Social Responsibility // Harvard Business Re-view, Boston, vol. 84, no 12, p. 78–92.

36.  Reinecke J., Manning, S., von Hagen O. (2012). The emergence of a stand-ards market: Multiplicity of sustainability standards in the global coffee industry. Organization Studies, vol. 33, iss. 5–6, pp. 791–814.

37.  Responsibility. Harvard Business Review. vol. 84, iss. 12, pp. 78–92.38.  Rio+20. Corporate Sustainability Forum Overview and Outcomes: Sum-

mary Report. (2012). URL.: https://www.unglobalcompact.org/library/1041 (дата обращения: 05.08.2019).

39.  Standards AccountAbility/s AA1000 Series. URL.: https://www.accounta-bility.org/standards/ (дата обращения: 05.08.2019).

40.  Steurer R., Langer M. E., Konrad A., Martinuzzi A. (2005). Corporations, stakeholders and sustainable development: A theoretical exploration. Journal of Business Ethics, vol. 61, iss. 3, pp. 263–281.

41.  Transforming our world: the 2030 Agenda for Sustainable Development (2015). United Nations. A/RES/70/1. 41 p. URL: https://sustainabledevelopment.un-.org/post2015/transformingourworld (дата обращения: 05.08.2019).

42.  Valente M. (2012). Theorizing Firm Adoption of Sustaincentrism. Organi-zation Studies, vol. 33, iss. 4, pp. 563-591.

43.  Visser W. (2008). CSR 2.0: The New Era of Corporate Sustainability and Re-sponsibility. CSR International Inspiration Series, no. 1, pp. 1–2. URL.:http://www.waynevisser.com/wp-content/uploads/2012/04/inspiration_csr_2_0_wvisser.pdf (дата обращения: 05.08.2019).

44.  Visser W. (2010). CSR 2.0: From the Age of Greed to the Age of Responsi-bility. In W. Sun, J. Stewart, D. Pollard (eds.). Reframing Corporate Social Respon-sibility: Lessons from the Global Financial Crisis. Emerald, 321 p.

45.  Visser W. (2011). The Age of Responsibility: CSR 2.0 and the New DNA of Business. London, Wiley. 408 p.

46.  Visser W. (2012). The Future of CSR: Towards Transformative CSR, or CSR 2.0. Kaleidoscope Futures Paper Series. no. 1. pp. 1–17. URL.: http://www.wayne-visser.com/wp-content/uploads/2013/01/paper_future_csr_wvisser.pdf (дата обращения: 05.08.2019).

47.  Wartick S. L., Cochran P. L. (1985). The evolution of the corporate social performance model. Academy of Management Review. vol. 10, no. 4, pp. 758–769.

48.  Wood D. J. (1991). Corporate social performance revisited. Academy of Man-agement Review. vol. 16, no. 4, pp. 691–718.

49.  Wood D. J. (2010). Measuring Corporate Social Performance A Review. In-ternational Journal of Management Review. vol. 12, iss. 1, pp. 50–84.

25

References

1.  Blagov J. E. (2010). Korporativnaya sotsia’naya otvetstvennost: evolyutsiya kontseptsii [Corporate Social Responsibility: Evolution of the Concept]. Sankt-Pe-terburg, Izdatelstvo SPbGu. (In Russian).

2.  Kanaeva O. A. (2013). Korporativnaya sotsialnaya politika: teoriya i praktika upravlencheskikh resheniy [Corporate Social Policy: Theory and Practice of Man-agement Decisions]. Sankt-Peterburg, Izdatelstvo SPbGu. (In Russian).

3.  Kanaeva O. A. (2018). Sotsialnyye imperativy ustoychivogo razvitiya [So-cial imperatives of sustainable development]. Vestnik Sankt-Peteburgskogo uni-versiteta. Ekonomika. Т. 34. Vip. 1. s. 26–58. (In Russian).

4.  Protsvetayushchiy biznes – protsvetayushchiy mir [Thriving Business – A Prosperous World] (2017). Doklad Komissii po ekonomike i ustoychivomu raz-vitiyu. [Report of the Commission on Economics and Sustainable Developmen] Davos. Yanvar 2017. URL.: http://report.businesscommission.org/uploads/Russian.pdf (accessed: 05.08.2019). (In Russian).

5.  Turkin S (2007). Kak vygodno byt’ dobrym [How beneficial it is to be kind]. Moskva, Alpina Biznes Buks. (In Russian).

6.  Khoreva L. V., Shokola J. V (2015). Novaya kontseptsiya korporativnoy sot-sialnoy otvetstvennosti – KSO 2.0. [New Corporate Social Responsibility Concept - CSR 2.0]. Teoriya i praktika servisa: ekonomika, sotsialnaya sfera, tekhnologii, no 4, s. 25–30. (In Russian)

7.  Shest tendentsiy v oblasti ustoychivogo razvitiya kompaniy [Six trends in the sustainable development of companies] (2013). EY, GreenBiz Group. URL.: http://green.ucci.org.ua/wp-content/uploads/2016/11/EY-Six-growing-trends-in-sustainability-2013-RUS.pdf (accessed: 05.08.2019). (In Russian)

8.  Asif M., Searcy C. (2014). Towards a standardised management system for corporate sustainable development. The TQM Journal, vol. 26, no. 5, pp. 411–430.

9.  British Standards Institution (2006). BS 8900:2006 Guidance for managing sustainable development. London, BSI Standards Limited.

10.  British Standards Institution (2009). BS 8901:2009 Specification for a sustain-ability management system for events. London, BSI Standards Limited.

11.  British Standards Institution (2013a). BS 8900-1:2013 Managing sustainable development of organizations – Part 1: Guide. London, BSI Standards Limited.

12.  British Standards Institution (BSI) (2013b). BS 8900-2:2013 Managing sustain-able development of organizations – Part 2: Framework for assessment against BS 8900-1. Specification. London, BSI Standards Limited.

13.  Business Strategy for Sustainable Development: Leadership and Account-ability for the 90s. IISD Deloitte & Touche, BCSD. 1992. URL.: http://www.bsdg-lobal.com/pdf/business_strategy.pdf (accessed: 05.08.2019).

14.  Carroll A., Shabana K. (2010). The business case for corporate social respon-sibility: a review of concepts, research and practice. International Journal of Man-agement Review. vol. 12, iss. 1, pp. 85–105.

15.  Corporate Register–Global CSR Resources. www.corporateregister.сom. (accessed: 05.08.2019).

16.  Dyllick T., Hockerts K. (2002). Beyond the business case for corporate sus-tainability. Business Strategy and the Environment. vol. 11, iss. 2, pp. 130–141.

17.  Elkington J. (1994) Towards the sustainable corporation: win-win-win busi-ness strategy for sustainable development. California Management Review. vol. 36, iss. 2. pp. 90–100.

18.  Elkington J. (1997). Cannibals with Forks: The Triple Bottom Line of 21st Century Business. Oxford: Capstone Publishing Ltd. 402 p.

19.  Elkington J. (2003). Corporate Sustainability Conference 2002: The Impact of CSR on Management Disciplines. Journal of Business Ethics, vol. 44, iss. 2–3, pp. 89–93.

26

20.  Elkington J. (2010). Corporate sustainability. In Visser W., Matten D., Pohl M., Tolhurst N (eds.). The A to Z of Corporate Social Responsibility. Lon-don, Wiley, pp. 132–139.

21.  Epstein M. J., Roy M.-J. (2001). Sustainability in action: identifying and measuring the key performance drivers. Long Range Planning, vol. 34, iss. 5, pp. 585–604.

22.  Epstein M. J., Roy, M.-J. (2003). Making the business case for sustainabil-ity. linking social and environmental actions to financial performance. Journal of Corporate Citizenship, no. 9, pp. 79–96.

23.  Forum RBC: Course for Sustainable Business development. Moscow. 22.09.2017. URL.: http://csr-ca.com/en/rbk-forum-moscow-september-22/ (ac-cessed: 05.08.2019).

24.  Global Reporting Initiative (2013). G4 Sustainability Reporting Guide-lines. URL.: https://www2.globalreporting.org/standards/g4/Pages/default.aspx (accessed: 05.08.2019).

25.  Kleine A., von Hauff M. (2009). Sustainability-Driven Implementation of Corporate Social Responsibility: Application of the Integrative Sustainability Tri-angle. Journal of Business Ethics, vol. 85, iss. 3, pp. 517-553.

26.  Lai A., Gaia Melloni G., Stacchezzini R. (2016). Corporate Sustainable De-velopment: is ‘Integrated Reporting’ a Legitimation Strategy? Business Strategy and the Environment, vol. 25, iss. 3, pp. 165–177.

27.  Laszlo C. (2003). The Sustainable Company: How to Create Lasting Value through Social and Environmental Performance, Washington, Island Press 232 p.

28.  Marrewijk M. Van (2003). Concepts and Definitions of CSR and Corpo-rate Sustainability: between Agency and Communion. Journal of Business Ethics, vol. 44, iss. 2–3, pp. 95–105.

29.  Marrewijk M. Van., Werre M. Multiple levels of corporate sustainability. Journal of Business Ethics, 2003, vol. 44. iss. 2–3, pp. 107–119.

30.  Montiel I., Delgado-Ceballos J. (2014). Defining and Measuring Corporate Sustainability: Are We There Yet? Organization & Environment, vol. 27, iss. 2, pp. 113–139.

31.  Moon J. (2007). The contribution of corporate social responsibility to sus-tainable development. Sustainable development. vol. 15. iss. 5, pp. 296–306.

32.  National standard of Russian Federation (2011). GOST R 54598.1-2011. En-terprise management. Guidance for managing sustainable development. Moscow, Standartinform Publ.

33.  National standard of Russian Federation (2015). GOST R 54598.1-2015 Man-agement of sustainable development. Part 1. Guide. Moscow, Standartinform Publ.

34.  Our Common Future (1987). Report of the World Commission on Environ-ment and Development. Oxford: Oxford University Press. 400 p.

35.  Porter M., Kramer M. (2006). Strategy and Society: The Link Between Com-petitive Advantage and Corporate Social Responsibility // Harvard Business Re-view, Boston, vol. 84, no 12, p. 78–92.

36.  Reinecke J., Manning, S., von Hagen O. (2012). The emergence of a stand-ards market: Multiplicity of sustainability standards in the global coffee industry. Organization Studies, vol. 33, iss. 5–6, pp. 791–814.

37.  Responsibility. Harvard Business Review. vol. 84, iss. 12, pp. 78–92.38.  Rio+20. Corporate Sustainability Forum Overview and Outcomes: Sum-

mary Report. (2012). URL.: https://www.unglobalcompact.org/library/1041 (ac-cessed: 05.08.2019).

39.  Standards AccountAbility/s AA1000 Series. URL.: https://www.accounta-bility.org/standards/ (accessed: 05.08.2019).

40.  Steurer R., Langer M. E., Konrad A., Martinuzzi A. (2005). Corporations, stakeholders and sustainable development: A theoretical exploration. Journal of Business Ethics, vol. 61, iss. 3, pp. 263–281.

27

41.  Transforming our world: the 2030 Agenda for Sustainable Development (2015). United Nations. A/RES/70/1. 41 p. URL: https://sustainabledevelopment.un-.org/post2015/transformingourworld (accessed: 05.08.2019).

42.  Valente M. (2012). Theorizing Firm Adoption of Sustaincentrism. Organi-zation Studies, vol. 33, iss. 4, pp. 563–591.

43.  Visser W. (2008). CSR 2.0: The New Era of Corporate Sustainability and Responsibility. CSR International Inspiration Series, no. 1, pp. 1–2. URL.:http://www.waynevisser.com/wp-content/uploads/2012/04/inspiration_csr_2_0_wviss-er.pdf (accessed: 05.08.2019).

44.  Visser W. (2010). CSR 2.0: From the Age of Greed to the Age of Responsi-bility. In W. Sun, J. Stewart, D. Pollard (eds.). Reframing Corporate Social Respon-sibility: Lessons from the Global Financial Crisis. Emerald, 321 p.

45.  Visser W. (2011). The Age of Responsibility: CSR 2.0 and the New DNA of Business. London, Wiley. 408 p.

46.  Visser W. (2012). The Future of CSR: Towards Transformative CSR, or CSR 2.0. Kaleidoscope Futures Paper Series. no. 1. pp. 1–17. URL.: http://www.wayne-visser.com/wp-content/uploads/2013/01/paper_future_csr_wvisser.pdf (accessed: 05.08.2019).

47.  Wartick S. L., Cochran P. L. (1985). The evolution of the corporate social performance model. Academy of Management Review. vol. 10, no. 4, pp. 758–769.

48.  Wood D. J. (1991). Corporate social performance revisited. Academy of Management Review. vol. 16, no. 4, pp. 691–718.

49.  Wood D. J. (2010). Measuring Corporate Social Performance A Review. In-ternational Journal of Management Review. vol. 12, iss. 1, pp. 50–84.

28

oLGA KAnAevA ALexAnDeR KAnAev

CoRPoRATe SoCIAL ReSPonSIbILITY AnD CoRPoRATe SUSTAInAbLe DeveLoPMenT: A CoMPARATIve AnALYSIS of ConCePTS

Authors affiliation. Olga Kanaeva (o.kanaeva@spbu.ru), PhD, Associate Professor, the Head of the Economic Theory and Social Policy Department, Saint Petersburg State University, Economic Faculty, Saint Petersburg, ul. Chaykovskogo, 62. +78123636799.

Alexander Kanaev (a.kanaev@spbu.ru), Dr Sc (Ec), Professor of the Credit Theory and Financial Management Department, Saint Petersburg State University, Economic Faculty, Saint Petersburg, ul. Chaykovskogo, 62. +78123636776.

Abstract. The article reveals the conceptual foundations of corporate sustainable development; provides an overview of modern approaches to the interpretation of the concepts of “corporate sustainable development” and “corporate sustainability”, which are widely used in publications of foreign and Russian authors, in the practice of companies, in international Standards and documents; a comparative analysis of the concepts of corporate sustainable development and corporate social responsibility is presented, their relationship is shown.

Keywords: sustainable development, sustainable development of company, corporate sustainability, corporate social responsibility, corporate non-financial reporting.

JeL: Q01УДК 330.3

Статья поступила в редакцию 05.11.2019 г.

29

МУРМаН ЦеЦхЛаДЗе ЗеИНаб СУРМаНИДЗе

хРИСтИаНСКое оСМыСЛеНИе КоНЦеПЦИИ СВобоДНоГо РыНКа

аннотация. В статье, основываясь на библейском учении, проанализиро-вана суть христианской свободы, которая выражается в совершенствовании человека, восполнении его образа Божия подобием Божиим. Христианская свобода подразумевает добровольное подчинение человека божественной воле, что достигается гармоничным слиянием человеческой и божествен-ной свободы.

В труде приведена попытка обоснования того, что концепция «невиди-мой руки» рынка осмыслена А. Смитом именно по аналогии христианско-го понимания свободы.

Ключевые слова: человеческая свобода, божественная свобода, христи-анская свобода, свобода выбора, «невидимая рука», экономическая свобода, личное и общественное благополучие.

JeL: Z1, B3УДК 330.875

Мурман Цецхладзе (murmani_57@mail.ru; murman.Tsetskhladze@bsu.edu.ge), кандидат экономических наук, ассоц. профессор Батум-ского государственного университета имени Шота Руставели, руково-дитель департамента экономики, руководитель непроизводственного (некоммерческое) юридического лица «Центр социально-экономи-ческих исследований». Грузия. 6004. Батуми. Ул. Лермонтова 4, квар-тира 54. +995 577 21 00 19.

Зейнаб Сурманидзе (Zei-surmanidze@hotmail.com; zeinab.surmanidze@bsu.edu.ge), Академический доктор экономики, при-глашенный преподаватель Батумского государственного универси-тета им. Шота Руставели, Грузия. 6000. Батуми. ул. Л. Асатиани 49. +995 593 24 88 42.

Введение

Христианская весть – это весть о свободе во Христе, об освобожде-нии. Речь идет не об иллюзорной, а о подлинной свободе. В Новом За-вете настойчиво повторяется мысль о необходимости стремления к лич-ной свободе, о том, что нельзя оставаться рабом, когда есть возможность быть свободным: «Если можешь сделаться свободным, то лучшим вос-пользуйся» [ახალი..., 1991, I კორ. 7:21 (Psalms…, 1991, 1 Corinthians 7:21)]. «Вы куплены дорогою ценою. Не делайтесь рабами человеков» [ახალი..., 1991, I კორ. 7:23 (Psalms…, 1991, 1 Corinthians 7:23)]. «Итак, стойте в свобо-де, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства» [ახალი..., 1991, გალ. 5:1 (Psalms…, 1991, Galatians 5:1)].

30

христианское понимание свободы

Блаженный Августин в сочинении «De libero arbitrio» различает два вида свобод: начальная свобода (свобода выбора между добром и злом) и окончательная свобода (свобода в добре или свобода в разуме). Между ними пролегает дистанция, которая проходит через страдания. „Libertas minor“ и „libertas major“1. Если малая первичная свобода связана с воз-можностью грешить или совершать благие поступки, то под «большой свободой» понимается свобода в добре, свобода в истине. Последняя – это свобода в Боге. Строя апологию перехода от малой свободы к боль-шой, Августин пришел к формулированию концепции предопределе-ния и первородного греха.

Обе свободы могут перейти в свою противоположность. Первая сво-бода не дает гарантию того, что человек выберет путь добра и придет к Богу, что истина победит в его жизни, что будет праздновать верхов-ная свобода. Безграничная потенция открывает возможности многооб-разных и взаимопротиворечащих активностей. Первую свободу можно реализовать путем греха, то есть породить злую свободу, что, в свою оче-редь, порождает неволю и рабство.

У второй свободы, отдельно взятой, есть своя роковая диалектика. Она тоже содержит риск перехода в свою противоположность, неволю и рабство. Вторая свобода, без первой свободы, переходит в принужде-ние к истине и добру, в принудительную добродетель, то есть, отрицание свободы духа. Если первая свобода порождает анархию, в которой сама же и погибает, вторая свобода порождает авторитарный режим жизни, не имеет значения, будет он теократическим или социальным.

Как мы видим, первая свобода ведет нас к расколу и падению. А вто-рая свобода желает подчинить этот раскол и падение организованной истине и добру, и этим путем привести мир к порядку, то есть создать обязательную свободу, свободу в необходимости и с необходимостью. Первая свобода подразумевает возможность падения/деградации в силу изменяемости всех конечных объектов. В результате отступления челове-ка от Бога (ineffabilis apostasia) вместо большой свободы как невозмож-ности грешить (libertas major – non posse peccare), которая должна была достроить малую свободу как возможность не грешить (libertas minor – posse non peccare), человек попал в рабство греху (libera servitus, dura miseraque servitus) [Augustinus Hipponensis, 1845. De civitatis Dei, XIV, 15].

Если обе свободы переходят в противоположность, в чем выход?Как отделить от свободы порожденный ею же злой яд, таким об-

разом, чтобы не навредить самой свободе? Это глобальная человече-ская тема, которая находит свое решение во Христе. Христос обнаружит третью свободу, которая включает в себя обе первые [ცეცხლაძე, 2015, გვ. 157–163 (Tsetskhladze, 2015. p. 157-163)]. Августин делает парадоксаль-ное высказывание, что свободен тот, кто служит: «eris liber si fueris servus» [Augustinus Hipponensis, 1845. In Joannis evangeluim tractatus CXXIV, 41, 8. Col. 1696]. Итак, свобода – не когда не служат другим, а когда служат Го-споду. Бог – цель и добро человека, наша свобода реализуется тогда, ког-да мы погружаемся в истину, и сам Бог наш: «haec est libertas nostra cum isti subdimur veritati, et haec est Deus noster» [Augustinus Hipponensis, 1845. De libero arbitrio libri tres, II, 13, 37. Col. 1261]. Кто не служит Богу, а объ-являет самого себя господином, тот не свободен, потому что служит че-

1 Little Freedom and Great Freedom.

31

ловеку, который не является собственностью самого себя. Итак, речь идет об альтернативе – свобода служения или жестокое и жалкое рабство: «libera servitus» versus «duram miseramque ageret servitutem» [Augustinus Hipponensis, 1845. De civitate Dei contra paganos, XIV, 15. Col. 423].

Н. Бердяев переосмысливает концепцию предопределения у блаж. Августина. Бог не действует в мире подобно неумолимым законам при-роды. Бог не детерминирует жизнь человека. Где в историческом про-цессе присутствует необходимость, там мир управляется не по законам Божиим, а по законам князя мира сего: «Этот мир более подчинен цар-ству Кесаря, а не царству Духа». Бог пребывает в мире «инкогнито», писал С. Кьеркегор. Дар Божий людям – не учение о свободе от греха, а полнота свободы. Личность человека как образ Божий в нем рассматривается тог-да как величайшая ценность, на которой основывается человеческая на-дежда на бессмертие. Бог в своей неузнанности гарантирует реализацию человеком свободы. Сущность служения Богу, о котором писал Августин, Кьеркегор определяет как инкогнито действующего субъекта [Кьеркегор, 2005. с. 644 (Kierkegaard, 2005. P. 644)]. Свобода инкогнито-служения че-ловека – отображение инкогнито-свободы по божественной благодати.

Как Кьеркегор, так и Ф. Достоевский, размышляя о свободе воли че-ловека, предваряет философию экзистенциализма. Великий инквизитор Достоевского обращается к Христу: «ты возжелал свободной любви че-ловека, чтобы свободно пошел он за тобою, прельщенный и пле-ненный тобою» [Достоевский c. 243 (Dostoevsky, p. 243)]. Это не диф-ференцированный, а интегральный подход к свободной воле. Великий инквизитор противопоставляет свободе во Христе обладание материаль-ными ценностями, закабаляющими человека. Достоевский метафизиче-ски противопоставляет не свободу и рабство, а смысл свободы и смысл рабства миру, противопоставляет социальным реформам, ограничива-ющим свободу в обмен на стабильное обладание, духовную свободу не-зависимой от мирских благ личности. Свобода реализуется в христиан-ском акте веры, когда авторитету власти противостоит авторитет любви.

Бердяев, ориентируясь на Кьеркегора и Достоевского, логически чет-ко озвучивает свое переосмысление концепции соотношения свободы и предопределения у Августина, подчеркивая, что благодать – не внеш-нее воздействие на человека, а внутренне присущее ему как образу Бо-жию качество: «В истории происходит борьба свободы и необходимости, а Бог может быть только в свободе, Он не присутствует в необходимости. Это влечет за собой полное изменение учения о Промысле. Благодать не есть действующая извне сила, благодать есть обнаружение божественно-го в человеке. Не существует противоположения между свободой и бла-годатью, благодать есть лишь просветленная свобода» [(Бердяев, 1951. C. 35 (Berdyaev, 1951. P. 35)].

Человек только создан по воле Божьей, но его обожение по одной этой воле не происходит. Для этого требуется и свободная воля человека. То есть, по одной воле – воле Божьей - был создан «образ» Бога, а, чтобы «об-раз» Божий восполнился «подобием» Божиим, необходима и вторая воля - воля человека. В недавно изданном исследовании А. Данилова «Раннехри-стианская антропология» автор на основании детального анализа ранне-церковного богословия отмечает: «Ириней Лионский говорит о «согласии спасения» (consonantia salutis), которое ожидает Бог от человека после его «создания по Своей благости». Августин Иппонский еще более заострил эту мысль: «Кто создал тебя без тебя, не оправдает тебя без тебя». Итак, утверждается, что Бог желает участия человека в познании и достижении

32

заданной цели. Но ныне человек уже имеет за своей спиной историю паде-ния и беды, историю неспасения, по орбите которой он кружит. В том, что с ним происходит, виноват он сам. Ситуацию с тварностью и поврежден-ностью человека, с повторным наделением его надеждой и будущностью Ириней Лионский особо тщательно разбирает в своем анализе 26-го сти-ха первой главы книги Бытие» [Данилов, 2019. с. 313 (Danilov, 2019. p. 313)].

Любовь Бога к человеку настолько велика, что какое-либо принуж-дение или насилие над человеческой волей – исключено, так как любви, без уважения, не существует. Божественная воля всегда терпеливо пере-носит отклонения, замешательство, даже бунт человеческой воли, что-бы привести ее к свободному согласию с благодатью Божией. Спасение и обожение человека достигается синергизмом, то есть согласием и вза-имодействием человеческой и божественной воли, так как Господь же-лает спасти всех людей. Решающее слово в этом принадлежит человеку, как существу, наделенному свободной волей.

Метафизические системы не могут объяснить две природы – единство свободы человеческой и божественной природы, они не могут понять со-четания двух свобод. Только христианская любовь может примирить бо-жественную свободу с человеческой свободой, только религия Богочело-века и богочеловечества объединяет друг с другом божественную свободу со свободой человеческой.

Источник свободы, дарованный человеку как образ Божий в нем, про-бивается сквозь оковы самоволия словами Христа накануне Его крестной жертвы: «Не Моя воля, но Твоя да будет» [Luke 22:42]. Богочеловек Хри-стос является не только Богом, но и совершенным человеком, поэтому в нем действует не только божественная свобода, но и свобода человече-ской природы. Фактически во Христе, совершенном Боге и совершенном человеке, действует не только божественная природа, но и природа чело-веческая, природа идеального первообразного Адама, Адама Кадмона1. Спасение мира – это акт, исполненный не только Богом, но и человеком, посредством человеческой свободы, свободы Христа – абсолютного чело-века, под которым подразумевается все человечество.

Достижение тайны человеческой свободы означает искоренение как монизма, так и дуализма, означает приобщение к тайне совместного бы-тия двух природ, что является тайной христианства.

Чувство сожаления и раскаяния является средством искоренения зла в человеческой свободе, не путем необходимости и насилия, а путем бла-годати. Благодатью искореняется злая свобода и добрая необходимость. Благодатью является та сила, которая действует изнутри, а не снаружи, действует внутри самой человеческой свободы. Поэтому христианское учение о благодати и свободе является истинным учением о свободе.

Бог требует от людей свободной любви. В Сыне, Христе-Богочеловеке, не только восстановлена утерянная Адамом свобода, но и выражена вер-ховная свобода нового духовного Адама. Свобода духовного Адама – это уже иная свобода, свобода, соединенная с любовью, любовью, излучаемой изнутри, поэтому он преодолел яд псевдосвободы самоволия и самодо-вольства, яд, произведенный иррациональным мраком отказа от Бога. Сво-бода нового Адама, нового духовного Адама – это благодетельная свобода.

1 «Творение мира является одновременно кенозисом Адама-кадмона до материи (шевирах). Спасение-восстановление человека и мира связа-но с возрождением (вторым явлением во плоти) Адама-кадмона в «Новом Иерусалиме». В богословии раввинистического иудаизма его фигура накладывается на фигуру Мессии» [Данилов, 2019. c. 217 (Danilov, 2019. p. 217)]

33

Таким образом, свобода в христианском понимании должна приве-сти нас к любви, и эта любовь должна сделать нас свободными. То есть происходит соединение внутренней и внешней свободы, достигается их единство.

Идея «невидимой руки» в трудах а. Смита

Попытаемся проанализировать в этом ключе теорию т.н. «невиди-мой руки» А. Смита.

«Невидимая рука» - известная метафора А. Смита, на которую до 50-ых годов двадцатого века никто не обращал внимания, подразумевает, что каждый производитель действует как рациональный эгоист, руко-водствуясь лишь личными интересами и для собственного благополучия, и «невидимая рука» приводит эти действия к такому результату, кото-рый не входил в намерения производителя, и который, соответственно, обуславливает благополучие общества.

До А. Смита данную метафору использовали многие мыслители, она встречается ещё в «Илиаде» Гомера (Илиада. Хвала XV. 695), использует-ся у Горация (Оды 3.3.6), Овидия Назона (Метаморфозы 492-4) и других известных поэтов. [ვერულავა, 2014 (Verulava, 2014)]

Блаженный Августин в своем произведении «О граде Божьем» гово-рит о невидимой руке Господа, которая излечивает и созидает: «Manus Dei potentia Dei est, qui etiam visibilia invisibiliter operatur» (Руки Божии означают могущество Бога, Который и видимое производит невидимо) [Augustinus Hipponensis, 1845. De civitatis Dei, XII, 23. Col. 373]. Апостол Павел в своем Послании к Тимофею пишет: «Царю же веков нетленно-му, невидимому, единому премудрому Богу честь и слава во веки веков. Аминь» [ახალი..., 1991, 1 ტიმ. 1:17 (Psalms…, 1991, 1 Timothy 1:17)].

С семнадцатого века начинается более частое применение термина «невидимая рука». Он в разных контекстах появляется в различных про-поведях, религиозных произведениях, комментариях к Библии и лите-ратурных произведениях.

Таким образом, из существующих до Адама Смита литературных источников выясняется, что под термином «невидимая рука» чаще всего подразумевается Бог, который скрыто от всех (инкогнито) контролирует мир, он подталкивает людей к принятию мудрых решений. Концепция всезнания и вездесущности наиболее часто использовалась в семнадца-том и восемнадцатом веке, и, исходя из этого, можно предположить, что она представляла собой наилучший фон для воплощения идей Адама Смита [Harrison, 2011].

Несмотря на то, что А. Смит в своих трудах использовал метафору «невидимая рука» всего лишь трижды и все три раза мельком, все его творчество пронизано этой идеей. По мнению некоторых исследовате-лей, у А. Смита вообще не было теории «невидимой руки», по их утверж-дению, в теории конкурентного рынка А. Смит не придавал никакой роли невидимой руке, и лишь в 1950 годах экономисты сделали её глав-ной метафорой учения А. Смита [Kennedy, 2008]. По мнению некоторых экспертов, данной метафоре и сам А. Смит не придавал большого зна-чения [Tobin, 1992. p. 117-129].

Впервые метафору «невидимая рука» А. Смит использует в своем тру-де «История астрономии», написанном в 1750-1758 годах (опубликован-ном в 1795 году). В труде А. Смит приводит пример «невидимой руки» римского божества Юпитера, которая направляла и поддерживала по-

34

рядок в мире, согласовывала друг с другом частные и общественные ин-тересы [Smith, 1998. p. 49–50].

Вторым трудом, в котором А. Смит прибегает к метафоре «невиди-мая рука», является «Теория нравственных чувств» (1759). Примечатель-но, что именно в морально-философском труде мы находим основания для формального отрицания этических принципов рыночной эконо-мики. А. Смит показывает насколько способствует стремление людей к богатству повышению продуктивности труда: «Одни богатые избира-ют из общей массы то, что наиболее драгоценно или редко. В сущности, они потребляют не более, чем бедные. Несмотря на свою алчность и на свой эгоизм, несмотря на то, что они преследуют только личные выго-ды, несмотря на то, что они стараются удовлетворить только свои пу-стые и ненасытные желания, используя для этого труд тысяч, тем не ме-нее, они разделяют с последним бедняком плоды работ, производимых по их приказанию. По-видимому, какая-то невидимая рука заставляет их принимать участие в таком же распределении предметов, необходимых для жизни, какое существовало бы, если бы земля была распределена по-ровну между всеми населяющими ее людьми» [Smith, 1969. p. 184-185].

Фраза «невидимая рука» третий раз встречается в главном труде А. Смита «Исследование о природе и причинах богатства народов». Фра-за «невидимая рука» приводится в одной из глав четвертой части «Огра-ничения импорта отдельных товаров», в которой говорится: «Каждый индивид стремится использовать свой капитал таким образом, чтобы он приносил наибольшую прибыль. В его намерения, как правило, не вхо-дит служение общественным интересам, и он обычно даже не знает, на-сколько способствует их удовлетворению. Его заботит лишь его собствен-ная безопасность и прибыль. Но индивид, стремящийся исключительно к своей собственной выгоде, направляется невидимой рукой к результа-ту, который не входил в его намерения. Следуя своим собственным ин-тересам, он часто способствует развитию общества намного эффектив-нее, чем, если бы он действительно намеревался это сделать» [Smith A. 1776; Book IV,Charter III].

По мнению А. Смита, основным условием для богатства и развития страны является принцип «laissez faire», что подразумевает экономиче-скую свободу, полную свободу выбора человека в экономической деятель-ности, невмешательство государства в экономику; чем меньше государство вмешивается в государственную экономическую жизнь и предоставля-ет человеку полную свободу в выборе экономической деятельности, чем больше возможности получает человек в свободе проявления собственной инициативы, тем лучшие условия создаются для развития экономики.

Некоторые экономисты утверждают, что А. Смит развил свою концеп-цию «невидимой руки» под влиянием скандального труда голландского психиатра и публициста Бернарда Мандевиля «Басня о пчелах». В первой версии произведения Мандевиль повествует о растущем улье пчел, кото-рое в один день решило преобразиться в нравственное общество, после чего обнищало и потерпело крах. Во втором издании Б. Мондевиль опи-сал процветающее содружество, в котором каждый гражданин решил от-казаться от таких привычек, которые требовали больших расходов. В ре-зультате, у них развилась депрессия, приостановилась торговля. Исходя из этого, Б. Мандевиль делает вывод, что личный интерес, порочность, не-насытность, стремление к роскоши, алчность способствует общественно-му благу, повышает социальную выгоду. Когда пропадает зло, общество деградирует и даже может быть уничтожено [Mandeville, 1924].

35

Примечательно, что в «Теории нравственных чувств» А. Смит не соглашается с Б. Мандевилем, называя книгу «совершенно пагубной» и «ошибочной». А. Смит отрицает идею Б. Мандевиля о том, что эконо-мической прогресс достигается алчностью, излишней любовью к поро-кам и собственной персоне. Хотя главной темой его творчества являлась идея, согласно которой индивидуальные действия могут благополучно сказаться на обществе. По его мнению, эгоизм и ненасытность не являют-ся схожими, одинаковыми понятиями, согласно А. Смиту, Б. Мандевиль не различает порок и добродетель [Smith, 1969. p. 308-310].

В модели Б. Мандевиля мы можем увидеть обоснование того, что толь-ко Божьей свободой без человеческой свободы, невозможно достичь успеха.

По мнению А. Смита, эгоизм, стремление к личным интересам – это врожденные свойства человека. Исходя из человеческой природы, им дви-жут только личные, корыстные интересы. Действие человека в личных це-лях имеет и положительные стороны. Оно отражает заботу человека, как о материальном благополучии, так и стремлению к повышению своего достоинства. Так же как в законе физики Ньютона притяжение является причиной движения, так и в обществе личный интерес представляет со-бой движущую силу его функционирования. По мнению А. Смита, тот, кто считает, что государство должно установить закон, регулирующий жизнь общества, не понимает природу человека. С экономической точ-ки зрения человек действует рационально, им движут личные интересы, касающиеся улучшения его материального благосостояния. Именно лич-ные интересы обуславливают все действия людей и, как результат этих действий, формируют справедливое и рациональное общество, в котором между частными и общественными интересами царит полная гармония.

Если мы отождествляем свободу выбора (чем заниматься в экономи-ческой деятельности) со свободой личной инициативы „libertas minor“, получается, что человек может принести больше пользы обществу, если обеспечена его человеческая свобода, то есть «малая свобода».

Так как люди осуществляют различные возможные действия, в со-ответствие со своей мотивацией и личными интересами, нам неведомо, к каким последствиям это может привести. Последствия могут быть как положительные, так и негативные [Голубев, Лукин, 2014 (Golubev, Lukin, 2014)]. А. Смит в своем труде «Исследование о природе и причинах бо-гатства народов» приводит более 60-ти случаев негативных последствий действий, произведенных в личных интересах, то есть, он не исключает отрицательных последствий действий, продиктованных только человече-ской свободой, без присутствия божественной свободы [Kennedy, 2008].

Несмотря на то, что в масштабном труде «Исследование о приро-де и причинах богатства народов» фраза «невидимая рука» встречает-ся только один раз, её присутствие в контексте чувствуется с первых же страниц. Приведем широко распространенную цитату: «В цивилизован-ном обществе человек непрерывно нуждается в содействии и сотрудни-честве множества людей, между тем как в течение всей своей жизни он едва успевает приобрести дружбу нескольких лиц… и тщетно будет он ожидать ее лишь от их расположения. Он скорее достигнет своей цели, если обратится к их эгоизму и сумеет показать им, что в их собствен-ных интересах сделать для него то, что он требует от них... Дай мне то, что мне нужно, и ты получишь то, что тебе нужно, – таков смысл всяко-го подобного предложения. Не от благожелательности мясника, пиво-вара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов. Мы обращаемся не к их гуманности,

36

а к их эгоизму, и никогда не говорим им о наших нуждах, а об их выго-дах» [Smith, 1938. p.13].

Из этой цитаты видно, что для успеха в экономической деятельно-сти недостаточно свободы выбора человека, то есть малой свободы. Для неё необходимо, чтобы свободный в выборе человек по своей воле вы-брал полезную для общества деятельность, то есть божественную свобо-ду („libertas major“). Без этого он не достигнет успеха.

Так что, если человеческая свобода подразумевает свободу выбора, то есть свободу частной инициативы в экономической деятельности, то Божественная свобода подразумевает благополучие всего общества. Для достижения этого недостаточно только Божьей воли, нужна и человече-ская воля, необходима гармония человеческой и Божьей воли, гармония человеческого и общественного благополучия.

Таким образом, с экономической точки зрения, человек действует рационально, им движут личные интересы, касающиеся улучшения его материального благосостояния. Именно личные интересы обуславлива-ют все действия людей и, как результат этих действий, формируют спра-ведливое и рациональное общество, в котором между частными и обще-ственными интересами царит полная гармония.

Возникает вопрос, как это происходит?А. Смит отмечает, что личные интересы человека лишь тогда обусла-

вливают общественное благополучие, когда они реализуются на конку-рентном рынке, то есть, положительные результаты экономической де-ятельности обусловлены конкуренцией, так как она вынуждает людей сочетать свою волю с волей общественности, то есть сочетать малую сво-боду с большой, разумно использовать свои ресурсы, доходы, что, в свою очередь, способствует благополучию общества. Хотя, невидимая рука, то есть божественная воля, без синергии с человеческой волей, не может обеспечить всего этого.

Невидимая рука посредством механизма цен приводит рынки к об-щему равновесию и ведет экономику таким образом, чтобы повышать богатство людей. Продавцы и покупатели, действующие только в соб-ственных интересах, производят обменные процессы на рынке на усло-виях, удовлетворяющих обе стороны. В результате – формируется равно-весие. Невидимая рука обеспечивает социальный порядок. Невидимая рука - это не принуждение, она никого ни к чему не принуждает, не обя-зывает. Экономические субъекты вообще не замечают какие-либо её про-явления [Grampp, 1948. p. 334]1.

Очевидно, что рыночный порядок далек от совершенства, но по срав-нению с другими системами экономической организации, данный поря-док больше всех сохраняет многообразие, так как основывается на сво-бодном выборе индивидов, добровольном характере их деятельности [ვერულავა, 2014 (Велурава, 2014)].

Порядок, созданный на основе несовместимых друг с другом инди-видуальных решений, более рационален, нежели порядок, навязанный

1 Grampp William D. Adam Smith and the Economic Man. P.E. 56 (August 1948). 1948. p. 334.

Gordon H. Scott. „Laissez-Faire“ In International Encyclopedia of the So-cial Sciences, 8, edited by David L. Sills. New York: Macmillan. 1968. p. 548.

Hahn F. Reflections on the invisible hand. Lloyds Bank Review 144, April. 1982. p. 1–21.

Coase Ronald H. The Wealth of Nations. In Essays on Economics and Econo-mists. Chicago: Univ. Chicago Press. 1994. p. 82-83.

37

людям централизованным планированием. «Невидимая рука» означает, что благоразумие рынка состоит не в его повелительном, а в доброволь-ном характере [Novak, 1982].

На свободном рынке, где действует «невидимая рука», ни один че-ловек не может оказать влияния на структуру рынка. Именно этот путь может создать максимально выгодные условия для повышения благопо-лучия общества. По мнению А. Смита, децентрализованная экономика обеспечивает «максимальное удовлетворение потребностей». Он писал: «Установление совершенного правосудия, совершенной свободы и совер-шенного равенства – вот тот совсем простой секрет, который наиболее действенным образом обеспечивает наивысшее преуспевание всех клас-сов» [Smith, 1776, Book IV,Charter IX].

Экономическую свободу он сформулировал очень коротко и понятно: «Для того чтобы поднять государство с самой низкой ступени варварства до высшей ступени благосостояния, нужны лишь три условия: во-первых, мир внешний и внутренний, во-вторых, терпимость в управлении госу-дарством, и в третьих, разумное налогообложение. Все остальное сдела-ет естественный ход вещей» [Smith, 1998].

ЗаключениеВ виде заключения можно подытожить, что под метафорой «невиди-

мая рука» А. Смит подразумевает Божественную руку, которая невидимо от всех наводит порядок в экономике. Она предоставляет человеку пол-ную свободу, дает право выбора (малую свободу), но, в то же время, на-кладывает на него ответственность за последствия, поэтому человек мо-жет достичь полной свободы только истинным путем (большая свобода).

Аналогично, под «невидимой рукой» А. Смита подразумевается та закономерность свободного рынка, которая без всякого вмешательства снаружи, регулирует экономические процессы. Закономерность рын-ка (большая свобода) полностью исключает ограничение в какой-либо форме суверенитета, личных интересов экономического субъекта (малой свободы). Однако, чтобы экономика была успешной, и не происходило хорошо известного экономистам «рыночного падения», экономический субъект в своей свободе должен выбрать тот путь, который обеспечит не только личное, но и общественное благополучие, то есть должна прои-зойти синергия малой и большой свободы.

Литература1.  ახალი აღთქმა და ფსალმუნები. (1991). სტოკჰოლმი.2.  გაგნიძე ი. (2013). მართლმადიდებლობა და ეკონომიკა. თბილისი. http://

eprints.tsu.ge/580/ (ხელმისაწვდომი - 03.10.2018).3.  ვერულავა თ. (2014). „უხილავი ხელის“ მეტაფორა და ადამ სმითი https://

semioticsjournal.wordpress.com/2014/11/02/%e1%83%97%e1%83%94%e1%83%9c%e1%83%92%e1%83%98%e1%83%96-%e1%83%95%e1%83%94%e1%83%a0%e1%83%a3%e1%83%9a%e1%83%90%e1%83%95%e1%83%90-_-%e1%83%a3%e1%83%ae%e1%83%98%e1%83%9a%e1%83%90%e1%83%95/ (ხელმისაწვდომი - 10.10.2018).

4.  ცეცხლაძე მ. (2016) ქრისტიანული თავისუფლება და ბაზრის უხილავი ხელი. „ქრისტიანობა და ეკონომიკა“. IX საერთაშორისო სამეცნიერო კონფერენციის მოხსენებათა კრებული. ქუთაისი. https://www.tsu.ge/data/file_db/economist_faculty/konf16.pdf (ხელმისაწვდომი - 03.10.2018).

5.  ცეცხლაძე მ. (2018). ეკონომიკური დოქტრინები. ბათუმი.

38

6.  Бердяев Н. (1951). Царство духа и царство Кесаря. Париж. YMSA-PRSS.7.  Блаженный Аврелий Августин. (2000) О граде божьем. https://azbyka.

ru/otechnik/Avrelij_Avgustin/o-grade-bozhem/ (ხელმისაწვდომი - 01.10.2019)8.  Достоевский Ф.М. (2016) Братья Карамазовы http://rulibrary.ru/

dostoevskiy/bratya_karamazovy/243 (ხელმისაწვდომი - 28.09.2019)9.  Голубев К., Лукин С.В. (2014). Концепция ордолиберализма и католиче-

ское социальное учение: сравнительный анализ. Oikonomos: Journal of Social Market Economy. № 1 (1). С. 31-39.

10.  Данилов А.В. (2019). Раннехристианская антропология. Минск.11.  Augustinus Hipponensis. (1845). In Joannis evangeluim tractatus CXXIV,

41, 8. Patrologia Latina / accurante J.-P. Migne. T. XXXV. Paris.12.  Augustinus Hipponensis. (1845). De libero arbitrio libri tres, II, 13, 37.

Patrologia Latina / accurante J.-P. Migne. T. XXXII. Paris.13.  Augustinus Hipponensis. (1845). De civitate Dei contra paganos, XIV, 15.

Patrologia Latina / accurante J.-P. Migne. T. XLI. Paris.14.  Coase, Ronald H. (1994) The Wealth of Nations. In Essays on Economics and

Economists. Chicago: Univ. Chicago Press.15.  Fleischacker, S. On Adam Smith’s Wealth of Nations: a philosophical companion.

Princeton: Princeton University Press.16.  Gordon, H. Scott. (1968) „Laissez-Faire“ In International Encyclopedia of the

Social Sciences, 8, edited by David L. Sills. New York: Macmillan.17.  Grampp, William D. (1948) Adam Smith and the Economic Man. P.E. 56

(August 1948).18.  Hahn, F. (1982) Reflections on the invisible hand. Lloyds Bank Review 144,

April.19.  Harrison, P. (2011) The Invisible Hand and the Order of Nature. Harris

Manchester College, Oxford.Journal of the History of Ideas20.  Kennedy, (2008). Adam Smith and the Invisible Hand: From Metaphor

to Myth. The Journal of the History of Economic Thought, 40th Anniversary Conference, University of Edinburgh;

21.  Kierkegaard S. (2005) Zacliuchitel`noe nenauchnoe posleslovie k «filosofskim kroham». Sankt-Peterburg.

22.  Mandeville В. (1924). The Fable of the Bees: or, Private Vices, Public Ben-efits. Oxford: Oxford University Press. 1924.

23.  Novak, M. (1982) The Spirit of Democratic Capitalism. Simon and Schuster24.  Smith, A. (1982) „The Principles Which Lead and Direct Philosophical

Enquiries; Illustrated by the History of Astronomy. In Essays on Philosophical Subjects, edited by W. P. D. Wightman and J. C. Bryce. Indianapolis: Liberty Classics.

25.  Smith, A. (1759) The Theory of Moral Sentiments. New York: Liberty Classics.

26.  Smith, A. (1776). An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations.

27.  Tobin, J. (1992) The Invisible Hand in Modern Macroeconomics. In Adam Smith’s Legacy: his place in the development of Modern Economics, ed. Fry, M. London: Routledge.

References

1.  Augustinus Hipponensis. (1845). In Joannis evangeluim tractatus CXXIV, 41, 8. Patrologia Latina / accurante J.-P. Migne. T. XXXV. Paris.

2.  Augustinus Hipponensis. (1845). De libero arbitrio libri tres, II, 13, 37. Patrologia Latina / accurante J.-P. Migne. T. XXXII. Paris.

3.  Augustinus Hipponensis. (1845). De civitate Dei contra paganos, XIV, 15. Patrologia Latina / accurante J.-P. Migne. T. XLI. Paris.

39

4.  Axali agtqma da fsalmunebi [Psalms in The New Testament]. (1991).Stockholm. (In Georgian)

5.  Berdyaev N. (1951). Carstvo duxa b carstvo Kesaria [The kingdom of the spirit and the kingdom of Caesar]. Paris. (In Russian)

6.  Blessed Augustine Aurelius Augustinus (2000) About the city of God. https://azbyka.ru/otechnik/Avrelij_Avgustin/o-grade-bozhem/ (01.10.2019) (In Russian)

7.  Coase, Ronald H. (1994) The Wealth of Nations. In Essays on Economics and Economists. Chicago: Univ. Chicago Press.

8.  Danilov A.V. (2019). Rannekhristianskaja antropologija. Minsk.9.  Dostoevsky F.M. (2016) Bratya Karamazovy (Brothers Karamazov) http://

rulibrary.ru/dostoevskiy/bratya_karamazovy/243 (28.09.2019). (In Russian)10.  Fleischacker, S. On Adam Smith’s Wealth of Nations: a philosophical companion.

Princeton: Princeton University Press.11.  Gagnidze, I. (2013) Martlmadidebloba da ekonomika [Orthodoxy and

Economy], Tbilisi. http://eprints.tsu.ge/580/ (3.10.2018) (In Georgian)12.  Golubev K., Lukin S.V. (2014). Koncepciya ordoliberalizma i katolicheskoe

social’noe uchenie: sravnitel’nyi analiz. 2014. № 1 (1). S. 31-39.13.  Gordon, H. Scott. (1968) „Laissez-Faire“ In International Encyclopedia of the

Social Sciences, 8, edited by David L. Sills. New York: Macmillan.14.  Grampp, William D. (1948) Adam Smith and the Economic Man. P.E. 56

(August 1948).15.  Hahn, F. (1982) Reflections on the invisible hand. Lloyds Bank Review 144,

April.16.  Harrison, P. (2011) The Invisible Hand and the Order of Nature. Harris

Manchester College, Oxford.Journal of the History of Ideas17.  Kennedy, (2008). Adam Smith and the Invisible Hand: From Metaphor

to Myth. The Journal of the History of Economic Thought, 40th Anniversary Conference, University of Edinburgh;

18.  Kierkegaard S. (2005) Zacliuchitel`noe nenauchnoe posleslovie k «filosofskim kroham». Sankt-Peterburg.

19.  Mandeville В. [1714].. The Fable of the Bees: or, Private Vices, Public Ben-efits. Oxford: Oxford University Press. 1924.

20.  Novak, M. (1982) The Spirit of Democratic Capitalism. Simon and Schuster21.  Smith, A. (1982) „The Principles Which Lead and Direct Philosophical

Enquiries; Illustrated by the History of Astronomy. In Essays on Philosophical Subjects, edited by W. P. D. Wightman and J. C. Bryce. Indianapolis: Liberty Classics.

22.  Smith, A. (1759) The Theory of Moral Sentiments. New York: Liberty Classics.

23.  Smith, A. (1776). An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations.

24.  Tobin, J. (1992) The Invisible Hand in Modern Macroeconomics. In Adam Smith’s Legacy: his place in the development of Modern Economics, ed. Fry, M. London: Routledge.

25.  Tsetskhladze M. (2016). Qristianuli tavisufleba da bazris uxilavi xeli [Hristian Freedom and Invisible Hand of Market]. „Qristianoba da Ekonomika“. IX saerTaSoriso samecniero konferenciis moxsenebaTa krebuli [CHRISTIANITY AND ECONOMICS. Proceedings of the 9th International Scientific Conference Papers] Kutaisi. Volume: IX, https://www.tsu.ge/data/file_db/economist_faculty/konf16.pdf (20.10.2018) (In Georgian)

26.  Tsetskhladze M. (2018) Ekonomikuri Doqtrinebi [Economic Doctrines]. Batumi. (In Georgian)

27.  Verulava T. (2014) – „Uxilavi xelis teoria da Adam Smiti“. [Invisible hand metaphor and Adam Smith]. https://semioticsjournal.wordpress.com/2014/11/02/ (10.10.2018); (In Georgian)

40

MURMAn TSeTSKhLADZe ZeInAb SURMAnIDZe

ChRISTIAn UnDeRSTAnDInG of The ConCeRT of fRee MARKeT

Author affiliation. Murman Tsetskhladze (murmani_57@mail.ru; murman.Tsetskhladze@bsu.edu.ge), Doctor of Economics, Associated professor at Batumi Shota Rustaveli State University, Head of the Economics Department Faculty of Economy and Business, Head of non-industrial (non-commercial) juridical person „Social-economic Research Centre“. Georgia. 6004. Batumi. Str. Lermontovi 4, flat N 54. +995 577 21 00 19.

Zeinab Surmanidze (Zei-surmanidze@hotmail.com; zeinab.surmanidze@bsu.edu.ge), Doctor of economics, Invited teacher of Batumi Shota Rustaveli State University, Faculty of Economics, Georgia, Batumi, 6000, L. Asatiani Str.49, +995 593 24 88 42.

Abstract. In the paper, based on Biblical teaching, there is analyzed the essence of Christian freedom that is, above all, reflected in the perfectness of a man, in filling its personality by divine light. Christian freedom implies voluntary obedience to divine power, as to invisible hand that is achieved by harmonious synthesis of human and divine freedoms. In the paper there is analyzed precisely this harmoniousness, as a Christian way of achieving true freedom.

By the opinion of the author of the paper, A. Smith’s concept about market’s “invisible hand”, should be comprehended by the analogy of Christian freedom.

Keywords: Human freedom, Divine freedom, Christian freedom, Freedom of the choice, “Invisible hand”, Economic freedom, Private and social well-being.

JeL: O320, O310UDC 330.875

Статья поступила в редакцию 16.04.2019 г.

41

YULIA ShAvRUK, IRInA URISh

STRATeGIC ALLIAnCeS In ToURISM

Abstract. The article is devoted to international strategic alliances in tourism. It is concluded in the article that international strategic alliances allow tourism in-dustry organizations to join global networks. This makes it possible to provide a wide range of services, expand interaction with consumers around the world, or-ganize their service at a higher level and thereby enhance the country’s image. Creating strategic alliances in the tourism industry encourages companies to im-prove the quality of the tourism services, identify existing market niches and di-versify services.

Keywords: strategic alliances, tourism industry, hotels, transport.

UDC 338.486-44 (1-87)JeL L83

Yuliya Shavruk (yshavruk@bseu.by), PhD, Associate professor, Deputy Dean of the Faculty of Commerce and Tourism Industry, Belarusian State Economic University, Sverdlova St, 7, Minsk, Belarus +375172097920.

Irina Urish (i.urish@inbox.ru), PhD, Associate professor, Associate professor of Department of Commercial Activity and Real Estate Market, Belarusian State Economic University, Sverdlova St, 7, Minsk, Belarus +375296403601.

Introduction

The development of the global economy is characterized by increased in-teraction between companies of different countries. In terms of the openness of international markets and the rapid change in the competitive environment of an enterprise, social subjects, on the one hand, may experience difficulties relying only on their own limited resources and opportunities, and on the oth-er, they have a unique opportunity to obtain the missing resources and com-petency from other independent economic subjects and social activity, using various forms of intercompany cooperation.

Integration of companies from different countries to improve overall sus-tainability in the global market is one of the dominant trends in the devel-opment of world economy and requires participants, sometimes competing among themselves in specific market segments, to maintain a balance be-tween strategic and private economic interests, between centralized and de-centralized management. There is a need to use flexible organizational forms of intercompany integration, which include international strategic alliances.

In the practice of the world economy, the international strategic alliance is the most progressive form of development of business relations on the world market in comparison with such forms as holding companies and financial-in-dustrial groups.

42

International strategic alliances: essence, trendsAn international strategic alliance can be defined as an agreement on

long-term cooperation between two or more legally independent organiza-tions located in different countries to solve problems jointly based on com-mon economic interests, including obtaining synergy from sharing resources or management structures that can take the following organizational forms: joint venture, consortium, intercompany agreement with share participation, agreement without share participation.

It is important to note that the stable trend in the development of interna-tional strategic alliances in recent decades is the growth of their number in the services sector, as well as the decrease in the number of international strate-gic alliances in the form of joint ventures; growth of alliances based on inter-company agreements and consortiums. According to a number of researchers, the process of moving the predominant number of alliances from tradition-al to highly profitable sectors, primarily pharmaceuticals, high technologies, energy, communications, tourism and sports, is taking place.

The current stage of scientific and technological development with its widespread introduction of electronic technologies and telecommunications, the globalization of consumer standards and preferences means a change in the nature of international strategic alliances for companies and firms. In this connection, the following trends can be identified:

1. The rapid growth of the range of goods and services, competition of of-fers, which means the possibility of choice for the consumer in a very wide range. Expanding the use of the Internet makes it possible to search quickly for the required goods and services, a comparison of the essential parameters for the consumer, the selection of individual requests.

2. The combination of technology and basic production processes and methods of consumption. New technologies and products based on them are able for integration and combination. Mobile communications, for example, besides the main purpose, can provide access to the Internet, make electronic payments, communicate by e-mail, show advertising videos, etc.

3. Strengthening the trend towards unification and standardization of products and services. Standards of technology, environmental, regulating the activities of financial organizations, accounting and statistical reporting are ommon for all countries. Standards relate to education, culture, tourism. With a huge external diversity of the product offer a significant part of the pro-duction is based on the same type of technological platforms, common com-ponents, standards and parameters.

4. Informational «explosion», which is accompanied by a sharp increase in information and its rapid obsolescence. Information became available through the commercial circulation of various databases, the development of electronic communications capable of transferring any volumes and types of information around the world, as well as the formation of systems that allow managing production located in different countries, creating opportunities for prompt, timely and effective solutions of production, scientific, technical, commercial problems as quickly and efficiently as within individual countries.

5. The exchange of information in real time has opened up new revolu-tionary opportunities in management and marketing, in managing financial and investment flows. New forms of product sales are appearing (for exam-ple, electronic commerce). Computerization, electronic billing systems and plastic cards, satellite and fiber-optic communications allow you to “man-age from a distance”, almost instantly move financial information, enter into transactions, transfer funds from one account to another, regardless of dis-tance and state borders.

43

6. Increasing the requirements for professionalism and competence of both company personnel and consumers. The need for specialists in border areas capable of converging technologies and functional business areas has sharply increased.

7. The growth rate of market changes, product updates, product mix, con-sumer behavior patterns, business process technology. At the same time, the speed of replication of any effective technological and business solutions, the ability to borrow the know-how of partners and competitors, increases [Чайковская 2017 (Chaikouskaya, 2018)].

8. The competitiveness of companies is determined by its ability to gen-erate innovative solutions and thereby become a technological market leader for a certain time [Зобов, 2012, с. 26 (Zobov, 2012, p. 26)].

Strategic alliances in tourism and transport industry

Creating of international strategic alliances allows organizations of the tourism industry to improve the quality of the tourism product, to invest in environmentally friendly tourism production, to identify vacant niches in the tourist market, to diversify the services offered within the chosen niche or market segment, to increase the individualization of customer service [Романова, 2014,с.225 (Romanovа, 2014, р.225)].

Strategic alliances of the tourism industry help to create a comprehensive tourism product, which includes accommodation, food, transportation, en-tertainment and other services, and does not require significant investments. Currently, small and medium-sized travel companies are collaborating within strategic alliances to create common booking centers for all participants, which will help to reduce transaction costs in the interaction between many parties.

International strategic alliances in the tourism industry began to form at the beginning of the 20th century in the form of hotel chains. Among the most well-known international hotel chains are the hotel system of the franchise Alliance of Global Networks (4,400 hotels and 435,000 rooms in 6 countries), Holiday Inn Worldwide (2,031 hotels and 365,309 rooms in 62 countries), Best Western International (3,401 hotels and 27,6659 in 60 countries), Marri-ott Hotel (2,600 hotels and 500,000 rooms in 27 countries), Hilton (more than 800 hotels in 27 countries), ITT Sheraton (417 hotels and 129,937 rooms in 61 countries). Some examples can be seen in the table below [Мачалкин, 2016, с.39(Machalkin, 2016, p.39)].

Transport and tourism are closely related. The development of transport stimulates the development of tourism. Currently, there is an active process of creating strategic alliances between the leading airlines in the world. Com-mon distinctive features of such alliances are commercial use of a wide uni-fied network of air routes (globality), high level of service, unified standards of service, financial independence of alliance members.

The main advantages of international strategic alliances include:- means savings and cost reduction due to the optimal route design;- reaching a new level of quality of service, which increases the attractive-

ness of alliance members;- expansion of service areas and the provision of services, including those

that the carrier cannot provide, which leads to an increase of transportation volume;

- the possibility of cooperation of activities with other types and areas of services, and above all with the tourism business [Малахова, 2012, с. 36 (Malakhova, 2012,p. 36)].

44

Tabl

e 1St

rate

gic

allia

nces

in th

e to

uris

m in

dust

ry

Alli

ance

Year

of c

reat

ion

Part

icip

ants

Purp

ose

of c

reat

ion

Add

ition

al in

form

atio

n

Lead

ing

wor

ld h

otel

s19

28In

depe

nden

t and

inte

grat

ed h

otel

sJo

int m

arke

ting

stra

tegy

432

hote

ls in

80

coun

trie

s

Nat

iona

l tru

st o

f his

tori

cal

hote

ls o

f the

USA

1989

His

tori

cal h

otel

s (m

ore

than

50

year

s)C

ombi

ning

his

tori

cal c

ultu

ral

mon

umen

ts20

3 ho

tels

in 4

1 st

ates

Smal

l lux

ury

wor

ld h

otel

s19

91Ex

clus

ive

hote

ls, v

illas

and

man

sion

sJo

int m

arke

ting

stra

tegy

Mor

e th

an in

50

coun

trie

s

Smal

l lea

ding

wor

ld h

otel

s19

99In

depe

nden

t and

inte

grat

ed h

otel

sJo

int m

arke

ting

stra

tegy

Alli

ance

of l

uxur

y ho

tels

2000

LI-IW

, Rel

ais

& C

hate

aux;

A

berc

rom

bic

& K

ent,

Inc;

Ori

ent-

Expr

ess

Trai

ns &

Cru

ises

Prov

idin

g a

wid

e ra

nge

of lu

xury

ho

tels

wor

ldw

ide

Mor

e th

an 8

00 h

otel

s in

10

0 co

untr

ies

Com

pany

Mar

riot

and

Bul

gari

2001

Hot

els

Mar

riot

and

com

pany

Bul

gari

Savi

ng im

age

and

bran

d

Alli

ance

of l

arge

hot

els

2001

2 bi

g sp

ecia

lizat

ions

: lar

ge a

nd

spec

ial w

orld

hot

els

Com

bini

ng m

arke

ting

stra

tegi

es a

nd

incr

easi

ng fo

cus

on s

peci

fic m

arke

t se

gmen

ts

75 h

otel

s in

20

coun

trie

s

Vis

a an

d Le

Mer

idie

n20

03Le

Mer

idie

n ho

tels

& V

isa

clie

nts

Join

t pro

mot

ion

of tr

adem

arks

Alli

ance

of g

loba

l cha

ins

2004

Hot

els

reso

rts

Pan

Paci

fic, R

egis

, W

yndh

amJo

int m

arke

ting

offe

rs p

lace

men

t se

rvic

es w

orld

wid

e23

5 ho

tels

on

5 co

ntin

ents

Sour

ce: o

wn

deve

lopm

ent

45

Over the past few years, major airlines, in addition to organizing alliances in the field of transportation, established subsidiaries directly connected not only with air transport (charter and cargo transportation, production of in-flight catering, postal business, repair shops, ground service organizations), but also with the provision of tourist services.

Nowadays, aviation companies have divisions in the form of travel com-panies. They own part or the whole hotel, travel agencies. There is a tendency of the occurrence of conglomerates, which provide the development of busi-ness cooperation and the unification of airlines with suppliers of tourist ser-vices and other companies of related business: hotel, railway, car rental, cred-it and financial and others.

The creation of such alliances opens up and eases consumers access to many routes and tourist destinations, stimulates the demand for air transpor-tation in conjunction with a tourist product. Joint development of products and technologies that are used by tourism and transport companies is a “fa-vorable loop of mutual gain”, which has a decisive influence on the formation of the tourist market [Жуков, 2012, с.36 (Zhukov, 2012 p. 36)].

Railway companies also create alliances and sign cooperation agreements not only among themselves, but also with other tourism enterprises. For ex-ample, the network of French national railways (SNCF) signed a cooperation agreement with the “Star Alliance” of air carriers, which provides for the or-ganization of the delivery of tourists from certain cities of France (for exam-ple, from Lyon) to the airports of Paris by high-speed rail trains ticket, as is the case with air transportation [Poon, 2014, p.47].

The world’s largest travel companies are investing in the development and latest technologies of the military-industrial complex. Thus, the project “Thermoplane” supposes the manufacturing and organization of commer-cial operation of high-efficiency aircraft of a new type with an aerodynamic bearing body. The load capacity of thermal plans is from 2 to 3.5 tons, and the payloads are several times higher than the volumes of modern, comparable in terms of carrying capacity, passenger and transport aircraft.

The purpose of investing travel companies in this project is that thermal plans with a carrying capacity of up to 3.5 tons can be used to provide com-fortable sightseeing tourism in unique, underdeveloped regions [Жуков, 2012, с.74 (Zhukov, 2012 p. 74)].

For example, “Star Alliance”, the oldest existing, largest and most repre-sentative aviation alliance in the world, has signed an agreement with Plug and Play, that is the resident of Silicon Valley for developing and maintain-ing technologies that determine the future of the travel and hospitality indus-try [Telfer, 2012. p.1).

Currently, green tourism is particularly popular. For its development, al-liance agreements are concluded between food producers, processors, dis-tributors, hotels, wineries, restaurants and chefs. The goal of such alliances is to promote the use of local products in the tourism industry. An example of this is “Niagara Tastes” alliance in the United States [Star Alliance partners].

Such giant contractors as Lokid Martin, Raytheon, Boeing, always compet-ing, are negotiating to create an alliance for the organization of space tourism.

By concluding an alliance with federal authorities, Bank of America and travel agencies, Space Florida financed a $ 60 million facility to place a space shuttle Atlantis for the purpose of selling tickets to visit it [ASAP Summit].

46

factors of creation strategic alliances in the Republic of belarus

In the Republic of Belarus, international strategic alliances in the field of tourism have not been spread. This is due to a system of factors influenc-ing their creation, which consists of two groups. [Авдей, Чайковская 2018 (Audzei, Chaikouskaya, 2016)].

The first one includes common factors contributing to the formation of in-ternational strategic alliances, influencing the practice of creating them both in the world and in the Republic of Belarus:

- the formation of new, fast-growing markets for high-tech products. The development of fast-growing markets for high-tech products, the creation and launch of fundamentally new products on the market pushes efforts to unite at the international level.

- a factor of liberalization of the conditions of state regulation. At the na-tional level, issues of state regulation of alliances are related to their diversi-ty. In assessing the situation with international alliances, it is often difficult to determine which country’s legislation should be followed. There are con-tradictions between national legislation and the regulation of interfirm rela-tions within economic unions.

The second group includes factors constraining the formation of interna-tional strategic alliances, and it is divided into the following two subgroups:

1) general factors- Possible clash of different management styles. Very often, the problem

of the interpenetration of organizational and, in particular, managerial cul-tures of different countries becomes a deterrent to creating an ISA, because not always the conflict of various styles and traditions in management leads to painless and rapid interadaptation.

2) factors operating in the Republic of Belarus:- discrepancy between technological structures in the Republic of Belarus

and in developed partner countries.- differences in international and national standards.

Conclusion

Thus, international strategic alliances, as a form of integration of compa-nies, allow tourism industry organizations to join global networks to provide a wide range of services, expand interaction with consumers around the world, organize their service at a higher level and thereby enhance the country’s im-age. Creating strategic alliances in the tourism industry encourages companies to improve the quality of the tourism services, identify existing market niches and diversify services, and deepen the level of customer service individuali-zation, but their creation is hampered by a whole complex of negative factors.

Литература

1.  Авдей, О.В., Чайковская, Ю.В. Анализ инновационного потенциала экономики Беларуси // Oikonomos: Journal of Social Market Economy. 2016. №2 (5). С. 56–65.

2.  Жуков А.А. (2015). Инновационные аспекты управления на предприя-тиях туризма: монография. СПб, Д.А.Д.К., СПб., 235 с.

47

3.  Зобов А.М. (2012). Инновационная роль стратегических альянсов: меж-дународная практика и ситуация в России. Вестник РУДН. Экономика (5), С. 25–35.

4.  Малахова Н.Н. (2012). Инновации в туризме и сервисе. М.ИКтс Март, 224 с.

5.  Мачалкин С.Е. (2016). Направление формирования и развития гости-ничных сетей на рынке туристических услуг. Социально-экономические яв-ления и процессы. 11(5), С. 38-42.

6.  Романова М.М. (2014). Инновации в индустрии туризма. Инновации в индустрии туризма. Инновации в науке. Сборник Искусство по матери-алам XXI научно-практической конференции 1(26). Новосибирск: СибАК, С. 224–227.

7.  Чайковская, Ю.В. Китай: инновационный тренд развития // Oikonomos: Journal of Social Market Economy. 2018. № 1(10). С. 66–74.

8.  Poon A., (2014) Tourism, CAB International, Oxford. American Journal of Industrial and Business Management, 4 (12).

9.  Star Alliance partners with Silicon Valley. URL:https://www.staralliance.com/en/newsarticle?newsArticleId=433577731&groupId=20184 - (accessed:: 02.12.2018).

10.  Telfer D. Building Strategic Alliances Tourism and Agriculture. URL: https://www.tandfonline.com/doi/pdf/10.../J149v01n01_05. (accessed: 02.12 2018).

11.  The new space industry emerges - in pursuit of money, not just glory / ASAP Summit. URL: https://www.strategic-alliances.org/search/all.asp?bst=tourism. - (accessed: 12.02.2018).

Refrences

1.  Audzei V, Chaikouskaya Yu. V (2016). Analiz innovacionnogo potenciala ekonomiki Belarusi [Analysis of innovative capacity of the economy of Belarus]. Oikonomos: Journal of Social Market Economy, no. 2 (5). pp. 56–65.

2.  Chaikouskaya Y.V. (2018). Kitay: innovatsionnyiy trend razvitiya. [China: an innovative development trend]. Oikonomos: Journal of Social Market Econo-my. № 1(10). Pp. 66–74.

3.  Machalkin S.E., (2016) Napravlenie formirovaniia i razvitiia gostinichnykh setei na rynke turisticheskikh uslug. Sotsial’no-ekonomicheskie iavleniia i prot-sessy. [The direction of formation and development of hotel chains in the market of tourist services]. Socio-economic phenomena and processes. 11(5), pp. 38–42 (In Russian).

4.  Malakhova N.N., (2012) Innovatsii v turizme i servise. [Innovations in tour-ism and service]. M.IKTs Mart, 224 p. (In Russian).

5.  Poon A., (2014) Tourism, CAB International, Oxford. American Journal of Industrial and Business Management, 4 (12).

6.  Romanova M.M., (2014) Innovatsii v industrii turizma. [Innovations in the tourism industry]. Innovations in science: Sat. Art. on mater. XXI int. scientif-ic-practical conf. 1 (26). Novosibirsk: SibAK, pp.224-227 (In Russian).

7.  Star Alliance partners with Silicon Valley. URL:https://www.staralli-ance.com/en/newsarticle?newsArticleId=433577731&groupId=20184 - (accessed: 02.12.2018).

8.  Telfer D. Building Strategic Alliances Tourism and Agriculture. URL: https://www.tandfonline.com/doi/pdf/10.../J149v01n01_05. (accessed: 02.12 2018).

9.  The new space industry emerges - in pursuit of money, not just glory / ASAP Summit. URL: https://www.strategic-alliances.org/search/all.asp?bst=tourism. - (accessed: 12.02.2018).

48

10.  Zobov A.M., (2012) Innovatsionnaia rol’ strategicheskikh al’iansov: mezh-dunarodnaia praktika i situatsiia v Rossii. [The innovative role of strategic allianc-es: international practice and the situation in Russia].Vestnik RUDN. Ekonomika, (5), S. 25–35. (In Russian).

11.  Zhukov A.A., (2015) Innovatsionnye aspekty upravleniia na predpriiatiiakh turizma: monografiia. [Innovative aspects of management in tourism enterprises: a monograph]. – SPb.: D.AD.K., SPb. D.A.D.K., 235 p. (In Russian).

49

ЮЛИя ШаВРУК, ИРИНа УРИШ

СтРатеГИЧеСКИе аЛьяНСы В тУРИЗМе

аннотация. Статья посвящена международным стратегическим альян-сам. В статье дается определение стратегического альянса, тенденций разви-тия и примеров из сферы туризма и транспорта. В статье анализируются две группы факторов, влияющих на их создание в Республике Беларусь: содей-ствие формированию международных стратегических альянсов и сдержи-вание формирования международных стратегических альянсов. В статье де-лается вывод о том, что международные стратегические альянсы, как форма интеграции компаний, позволяют организациям индустрии туризма объе-диняться в глобальные сети для предоставления широкого спектра услуг, рас-ширять взаимодействие с потребителями по всему миру, организовывать их обслуживание на более высоком уровне. и тем самым улучшать имидж стра-ны. Создание стратегических альянсов в индустрии туризма побуждает ком-пании повышать качество туристических услуг, определять существующие рыночные ниши и диверсифицировать услуги, а также углублять уровень ин-дивидуализации обслуживания клиентов.

Ключевые слова: стратегические альянсы, индустрия туризма, отели и транспорт, факторы создания.

УДК 338.486-44 (1-87)JeL L83

Юлия Шаврук (yshavruk@bseu.by), кандидат экономических наук, доцент, заместитель декана факультета торговли и туризма Белорус-ского государственного экономического университета, ул. Свердло-ва, 7, Минск, Беларусь +375172097920.

Ирина Уриш (i.urish@inbox.ru), кандидат экономических наук, до-цент, доцент кафедры коммерческой деятельности и рынка недвижи-мости, Белорусский государственный экономический университет, ул. Свердлова, 7, Минск, Беларусь +375296403601.

Статья поступила в редакцию 23.02.2019 г.

50

IvAn DAvIDZenKA

oPPoRTUnITIeS AnD RISKS of USInG DIGITAL ReALITY foR The PRoMoTIon of PRoDUCTS

AnD SeRvICeS

Abstract. In the article was examined the definition of digital reality and its components, considered trends of their further development and examples of their application in business environment, also was identified several scenarios of us-ing digital reality technologies with the precise look in their conceptually benefi-cial influences on users/society as well as risks associated with utilization of these technologies as a marketing promotional tool by high-powered worldwide cor-porations.

Keywords: digital reality, virtual reality (VR), augmented reality (AR), virtualization, promotion.

JeL: M31, O32UDC 316.422.4

Ivan Davidzenka (ivandavidzenka@gmail.com), postgraduate student (PhD in economics), Faculty of Economics (Department of International Management), Belarussian State University, Karl Marx st., 31. (Minsk, Belarus), +375298236269.

Introduction. Definition of digital reality

The emergence of the information society led to an increase in the volume of information, which in turn was the platform for the emergence of digital reality in the socio-humanitarian and communication plan and served as the basis for building marketing programs to promote goods and services. Today, digital reality technologies such as virtual and augmented reality are pene-trated in many sectors of human activities in common daily live. From busi-ness perspective the utility of digital reality environments is difficult to over-estimate, they are steadily adding value on the way of achieving marketing and economical goals of companies, they help in creating customer’s aware-ness of the products and services, and as a new communication channel show ability to increase customer’s loyalty. For example, in retail, VR during online shopping allows customers virtually try on apparels zooming them in and out with 360° perspective or take into account AR, which assists smart vir-tual mirrors giving customers advises in brick and mortar, allowing custom-ers in detail compare products considering all the pros and cons for a better choice. These and much more features of digital reality give a potential cus-tomer new and better insights about smart shopping, what in turn increases popularity of customer using such technologies, simultaneously driving the retail and ecommerce digital reality market.

The current pace of development of information technologies is discord-ant for many companies – more investments needed, a radical reorganization

51

of many established business processes is required, as well as wider devel-opment of R&D and IT departments, design bureaus etc. in order to supply companies with up-to-date consumer and competitor information and for suc-cessful business functioning according to the pace of industrial changes which are set by leading companies.

Considering digital reality and other immersive technologies, they are placed on a par with the most promising developments of our time, which redefine the direction of development of business and society as a whole. For example, based on the results of a global survey of business leaders, the in-ternational consulting company PwC puts technological progress at the level of the dominant global trend of our time, in which virtual reality can have a significant impact on business [PwC, 2017].

Determining digital reality definition, Deloitte in 2018 published in its “Symphony Enterprise” modern ones of digital reality technologies in the context considered in a commercial environment [Deloitte, 2018]:

Digital reality (DR) is an umbrella covering term for augmented reality, vir-tual reality, mixed reality [Deloitte, 2018] or any type of digitally enhanced reality [Emarketer, 2017].

Extended Reality (XR): becoming the most accepted abbreviation for all types of digitally enhanced reality [Digitalreality, 2019].

Augmented reality (AR): overlay digital content in the user’s real environ-ment. Features include transparent optics and a visible environment in which users are aware of their position in their real environment.

Virtual reality (VR) creates a fully visualized digital environment that re-places the user’s real environment [Deloitte, 2018] or completely immersing your view with virtual imagery with at least 3 degrees of angular head track-ing [Digitalreality, 2019].

Mixed Reality (MR): the real and virtual worlds are merged to create an environment where physical and digital objects coexist and interact [Perkin-scoie, 2018].

Virtual reality could be simply understood as computer modeling of three-dimensional spaces with which you can interact – move into them, con-trol them. Under augmented reality can be understood establishing of digital information on objects of the physical world (giving additional information about the real environment).

DR. Usage statistics

Before delivering digital reality in the business environment, in produc-tion, retail, etc., one should recall the classic market interaction between con-sumers and manufacturers, customers and contractors – mainly, when there is a functional problem which manufacturers are ready to solve by producing goods and providing after-sales services; then we define the palace for digital in be-tween these sides: customer (report needs, wants, desires, formulating prob-lems) – business (provide solution). Today, this interaction aims to be backed up by digital capabilities, especially interactive capabilities of digital reality – what, makes them, nowadays, to be functionally significant in economic and social environment. This importance and perspectives are clearly seen when we look at names of companies, which are developing digital reality hardware and software: Google (US), Microsoft (US), Sony (Japan), Samsung Electron-ics (South Korea), HTC (Taiwan), Oculus (US), Eon Reality (US), Vuzix (US), CyberGlove Systems (US), and Leap Motion (US) [Marketsandmarkets, 2019].

52

Consider the current trends in the development of virtual reality technol-ogies and their application. Over the next decade, progress in digital reality will shift to more natural and intuitive ways of interacting information tech-nology in our lives. Our means of interacting with digital information will no longer be screens and other equipment, but will be gestures, emotions and looks [Deloitte, 2018].

The gaming industry in 2018 was expected to attract the most AR/VR-relat-ed investment at 59%, followed by Education (26%), healthcare devices (26%), real estate (21%), marketing & advertising (20%), live events (19%), military & defense (19%), movies & television (18%), retail (18%), and manufacturing & automotive (17%). Director of VR and AR at Google Greg Jones said that con-sumers expect similar experiences while they shop as they had with last fall that Pokémon GO had “They just had the Pokémon GO experience and now they already expect this in stores.” [Perkinscoie, 2018]. Google insights show that 34% of users say they would use AR while shopping, and 61% would prefer stores that offer AR. “AR is set to reconnect physical and digital retail,” Jones added [Forbes, 2017].

The statistic below (pic. 1) presents forecast of user base of AR/VR software according to the segment/use case in 2020 and 2025 [Statista, forecast…, 2016].

Pic. 1. Forecast user base of the augmented and virtual reality (VR) software market worldwide in 2020 and 2025, by segment, millions.

Source: [Statista, forecast…, 2016].

“The impact of AR or VR in retail can be transformative,” said the princi-pal research analyst at Gartner Hanna Karki. “Retailers can use AR as an ex-tension of the brand experience to engage customers in immersive environ-ments and drive revenue. Additionally, AR can be used outside the store after a sale to increase customer satisfaction and improve loyalty.” Ms. Karki adds “Retailers are under increasing pressure to explain the purpose of physical stores, and take control of the fulfillment and return process for cross-chan-nel execution,” and “At the same time, consumers are progressively defining the value provided by the experiences they receive from retailers. As a re-sult of these pressures, retailers are turning to AR and VR to offer customers a unified retail experience inside and outside retail stores.” [Gartner, 2019].

To meet customer experience requirements in 2018 Unified Retail Retailer Gartner survey was indicated that, by 2020, 46 percent of retailers planned to deploy AR/VR solutions [Gartner, 2019]. Overall, according to Gartner, Inc. press release from April 1, 2019 the AR and VR market have the potential by 2020 to grow up to 100 million of AR online and in-store consumers, caused

53

by individualized retailers’ offers and enabled option for visualizing products using different settings depending on customer preferences.

These changes represent a high-quality leap forward, comparable to the historical transitions from the client server to the network, as well as to the mobile network. According to Statista’s forecast in 2019, consumer spending on AR / VR content / applications will be around $ 5 and $ 1.9 billion respec-tively (pic. 2) [Statista, consumer spending…, 2016]. Worldwide enterprise VR hardware and software revenue forecasted by Tractica will increase from $1.0 billion in 2018 to almost $13 billion annually by 2025 [Tractica, 2018].

Pic. 2. Consumer spending on augmented and virtual reality (AR/VR) content and apps worldwide from 2016 to 2021, million U.S. dollars.

Source: [Statista, consumer…, 2016].

In the United States, it is anticipated by eMarketer that almost 43 million people will use VR and around 70 million will use AR at least once per month. This represents 13% and 21% of the US population, respectively. The poten-tial to make people’s lives easier and increasingly accessible number of AR applications for everyday mobile devices make it very popular to date, what encourages developers to create more applications accelerating all develop-ment activities [Emarketer, 2019].

It should be noted that augmented reality is in demand by rapidly devel-oping enterprises and industries, due to possibility instantly receive informa-tion about orders, product groups, and their location in the warehouse. The result and positive effect of using AR is the ability to avoid operational errors, increasing production efficiency and the company as a whole.

In March 2018 was released Perkins Coie’s Augmented and Virtual Real-ity Survey where 140 respondents (56% held C-level or VP titles), came from a variety of industries, with entertainment (21%) and gaming (18%) among the most prominent. Respondents identified their primary area of focus as VR (55%), AR (15%), MR (30%). A plurality of respondents (45%) said they planned to raise capital to build their companies, followed by 23% who are pursuing acquisitions and 18% who are pursuing strategic partnerships [Per-kinscoie, 2018].

The increase in the use of virtual and augmented reality technologies can be explained primarily by the fact that companies are increasingly striving to focus their efforts on experiments to create mission-critical applications for the enterprises themselves [Deloitte, 2018]. For example, the augmented re-ality in automotive market in the forecast period will grow by an average of 30% and reach about $ 8 billion in 2025 [Vrworld, 2017].

54

It is notable that in virtual reality people learned how to transfer weight, temperature changes, movements, including jumping and even simulating wind, and not just looking at virtual reality objects [Tomorrowtoday, 2017].

DR business applicability. examples

German automaker BMW has integrated virtual reality into its car design, while Air France has deployed “exciting entertainment systems” on some flights that allow passengers to wear virtual reality headsets to watch 3D mov-ies [Deloitte, 2018]. The market of automotive applications with augmented reality exists primarily due to the expansion of the use of advanced driving assistance systems by OEMs for various types of vehicles and the consumer’s need for safety features in vehicles that potentially reduce collisions and in-juries caused by human-driver errors [Vrworld, 2017].

Another German automaker Audi creates showrooms where the client is told about the inner workings of cars, their design etc. by using virtual car models, thereby helping customers select and view hundreds of car configura-tions, their color options, and interior and exterior trim levels [Deloitte, 2018].

Cisco by integrating an existing Cisco Spark product with virtual real-ity technology, it is testing the ability of groups to “be present” remotely in the same room, communicate and record information on a virtual board [Deloitte, 2018].

One of the latest examples today is the adidas TERREX partnership with Somewhere Else (a tech marketing agency), to take part in the climbing jour-ney of two extreme athletes sponsored by adidas – TERREX. TERREX uses virtual reality to attract new customers and promote brand loyalty through climbing. Spectators can follow the climbers, literally clinging to the rock and moving with them. Using a virtual reality headset and holding two touch-sen-sitive remote controls in each hand, viewers can actually climb the mountain. The campaign itself was intended to instill the interest of the viewer in the first climbing experience, while supporting the movements with TERREX prod-ucts in this way makes the products more attractive to the user. As described by Somewhere Else itself, adidas’s goal was simple – to excite and interest the user. The key was to find an unforgettable entrance to the TERREX market, clothing lines and accessories for the street [Somewhereelse, 2018].

It is impossible to answer unequivocally to the question of the homogene-ity of technology application. Their meaning and purpose of use differ from each other. One should also distinguish the influence of virtual and aug-mented reality technologies conceptually from local application in a specific area. Scenario can differ. The most popular sphere of using VR/AR at home is games, it allows you to arrange excursions, travels, organize training in driv-ing almost any vehicle, or as for corporate applications, recently 3D printing has established itself on the market as one of the most popular segments of in-dustrial production. As traditional 3D printing tools, primarily modeling, can be quite confusing for engineers [Tomorrowtoday, the possibilities… 2017], today many organizations test the operation of programs visualizing data that allows designers and project customers to plunge into the world of, for ex-ample, 3D models of buildings, cars, engines and other engineering thoughts, and to correct and refine them inside virtual reality, before their real develop-ment stage [Deloitte, 2018].

One of the illustrative examples of the use of virtual reality technologies can be seen in the article «Virtual Reality in Industry» published in the Oc-

55

tober 2016 issue: Control Engineering Russia. It presents the relevance of ap-plying virtual reality technologies, specifically virtual prototyping, in various fields of industry. It was also noted that in recent years there has been an in-troduction of such centers and laboratories in all the major automotive and aerospace companies in the world, as well as in those involved in the creation of ships, power plants, drilling platforms and other complex products [Con-trolengrussia, 2016].

The use of virtual prototyping centers in the head design bureaus of large holdings is determined by economic efficiency of these centers. The following companies have centers of various layouts: NASA, United Technologies Cor-poration, Boeing, Airbus / EADS, BP, Rosneft, Chevron, Total, AvtoVAZ, Ford, GM, Great Wall, etc. This efficiency of using virtual prototyping laboratories follows directly from what they allow to achieve [Controlengrussia, 2016]:

  y reduce the product development period from 15 to 30%  y reduce the number of errors during development  y due to better prototyping, ergonomics, repair and operational character-

istics to improve product quality  y engage the customer in the product layout process, thereby increasing

his satisfaction  y reduce repair and operating costs due to the elaboration of the process-

es of product manufacturing and its subsequent operation.Steven Kan, Google’s head of AR/VR global strategy says, “AR/VR works

as a platform not because of portability or personalization but because of its increased intuitiveness” and “What could be more intuitive than manipu-lating real or virtual objects that aren’t being viewed on a device but appear right in front of you?” Initially, most of the corporation’s solutions are aimed at deploying digital reality in the consumer market. However, Kan believes that the corporate market will play a key role in the future. Google is prepar-ing corporate scenarios that include help with training, production, manage-ment, and sales. Kan shows optimism about digital reality’s enterprise poten-tial: “We see evidence of positive ROI for these use cases – for example, R&D design times are being shortened by up to 20 percent. The potential for pos-itive ROI is the bedrock of my faith in AR/VR’s enterprise possibilities,” and “People underestimate how big of an impact this shift will have once it hap-pens.”– He says [Deloitte, Interview with Steven Kan…, 2017].

Even though Facebook is a platform initially aimed at working with con-sumers, in the last years, large enterprises have used their Oculus technolo-gy (Oculus Rift headset), which assist in training, sales, marketing and other work. From the interview with VP of business development at Facebook and Oculus Ash Jhaveri we can see one more point in favor of enterprise oriented VR development “Our virtual reality products originally were targeted at con-sumers, but by addressing the social aspect and presence, VR can remove bar-riers that transcend distance and time in ways that can benefit the enterprise” he also adding “We found people using Oculus headsets to create experiences we wouldn’t have imagined ourselves. They were doing things within their organizations such as finding efficiencies, reducing costs, and improving sales and operations, all with virtual reality. Our new Oculus for Business program is a direct response to this growing interest from B2B customers. We’ll be able to better serve demand with a dedicated focus and interest in evolving VR in the workplace.” [Deloitte, Interview with Ash Jhaveri…, 2017].

Any of the above experiences of human interaction with a product aimed at increasing sales can be attributed to not contrasting the virtual reality to

56

real reality, but also not identifying it with the current reality. The definition of «Virtual Reality is not a new» reality, «but part of everyday life.» [Silae-va, 2011].

The wise use of virtual reality as simulators, means of development and relaxation of a person benefits [Psychologist, 2019]:

  y training of specialists  y design, architecture  y holding conferences, seminars  y creativity with unlimited resources  y excursions to museums, cities, including past eras  y test medical operations in order to increase accuracy and reduce risks

during real manipulations  y training in professions whose activities are associated with expensive

equipment, increased risk  y relaxation, maximum relaxation, relaxation of the nervous system.

From the point of education, development, training of people, virtual re-ality has great potential, bringing undeniable benefits. However, it is impor-tant to remember that in real life unforeseen circumstances occur, it is impos-sible to control all conditions in it.

DR Implications. Pros & cons

Do not forget that in addition to the positive effect that the technology has, it can carry the opposite - negative, depending on how and for what purpose it is used. We know that if there is a side in a technology that can be used for conflicting purposes, it will be used for those if external forces do not regu-late it.

The other side of digital reality technology is that the individual is attract-ed by the illusion events accompanied by genuine emotional euphoria offered by advances in virtual reality. A person limited by the framework of the vir-tual world, interacting with virtual reality, is inclined to change. As a result, it becomes more and more difficult and unattractive for a person to accept the “real” world due to norms and rules, crises, difficulties and responsibility. This leads to the creation of new difficulties of the existential nature of mod-ern society, largely affecting young people and adolescents, which requires special attention and research [Otradnova, 2012].

The main reasons for the emergence of virtual reality can be considered the emergence of the information society and cyberspace; as well as the crea-tion of virtual reality technologies. The variety of approaches to understand-ing the nature of virtual reality suggests that now, only the understanding of this phenomenon is just beginning.

Naturally, the use of virtual reality technologies can have both positive and negative effects on a person, on his behavior, psyche, and health. Virtual reality provides a huge amount of useful experience, positive emotions and experiences. In this case, we are saying that all these technologies should be used honestly and not be a tool for manipulating people. Some sellers say that, getting into the virtual world, we realize that we are in an artificially created space, that is, we are able to separate reality from virtuality. However, even the manufacturers themselves indicate that the world into which a person is immersed is not real; therefore, there are precedents when users forget that they are in the virtual world. Thus, there is a danger of substitution of under-standing of realities.

57

Today, observing the development of technology and the wide range of uses of virtual reality, we can talk about virtual reality as a new effective and sought-after channel of communication with the consumer. Earlier, we talked about the positive features of virtual reality in the design environment, large-scale visualizations of the enterprise level. However, we know that these technologies are integrated into our daily lives, in various business segments where end consumers are faced with new technologies, these are naturally consumer, entertainment, educational, tourism, and commercial segments of the market.

Products and services are presented in virtual form and can be an effec-tive tool for communication with potential consumers. These technologies are used as virtual storefronts, with the possibility of interactively creating indi-vidual goods. It can be virtual windows of buildings, furniture, appliances, cars, etc. Having previously familiarized yourself with the product / service through a mobile virtual application, the time that is spent on choosing and making a purchase decision, as well as through testing the service / product in a virtual environment, significantly saves the customer the emotional im-pression of using the product / service before purchasing it. Thus, the maxi-mum efficiency of communication with consumers due to the channel of vir-tual reality is because [3dday, 2019]:

  y the time of consumer interaction with the content of the virtual space increases.

  y ensures the consumer’s involvement in the interaction, due to the in-teractivity of the space, which ensures emotional involvement and leads to a greater volume of easily and comfortably acquired information

  y a large amount of information transmitted is carried out by demonstrat-ing the consumer qualities and advantages of the product / service in a clear and understandable way, which allows us to demonstrate a project that has not yet been implemented, to provide its so-called virtual test version

  y “wow factor” plays an important role in creating an impression of a product or service, due to the realism of the image, during the demonstration of work on modern high-resolution screens, for example, the complex mech-anism of a mechanical watch

DR. Associated risks

It is important to note that virtual reality simulates both exposure and re-sponse to exposure. Virtual objects and subjects created by technical means, affect a person through his organs of vision, hearing, smell, touch. A com-plete set of sensations is created because a computer synthesis of the proper-ties and reactions of virtual reality is performed in real time. One of the con-cerns raised about the use of these technologies by large corporations is the creation of virtual realities on the basis of operant conditioning chamber – the well-known Skinner box (Skinner’s box allows the experimenter, as a result of light or sound stunners on the experimental animal, to teach its certain ac-tions, to study his conditioned behavior), fearing that corporations will ex-periment with digital reality users in order to influence their behavior. Simply put, every aspect of virtual reality that gives it positive points has a downside [Tomorrowtoday, 2017].

Therefore, during the ubiquitous appearance of virtual gaming centers, virtual glasses, sensors for home use, as well as corporate use of technology, it is worth considering the main risks associated with this use.

58

Naturally, the outstanding experience of virtual reality devices, which de-clare many companies distributing them will never is not accompanied by infor-mation about the risks that the client accepts, while starting using such devices. With the exception of those, which we can find in recommendations indicat-ed in printed operating instructions. For example, from them the main thing to remember is “While wearing the product’s headset you are blind to the world around you. The image displayed in the headset will not match the real world.” [Vive, 2015]. From HTC Vive manual or from Samsung “The Gear VR produces an immersive virtual reality experience that distracts you from and completely blocks your view of your actual surroundings.” [Samsung, 2017]. However, in our view now are not risks associated with the physically safe usage of virtual and augmented reality technologies, but conceptual behavioral risks.

Today are considered several scenarios for the use of technologies applica-ble to end users; this does not mean that below we are not talking about virtu-al and augmented reality used for business, but rather flowing into its process-es. Each of the scenarios leads on different paths, some towards sustainable development of humankind, others towards manipulating it for various sub-sequent purposes, for example, obtaining confidential user information and so on. Which scenario is more acceptable for users is up to them. People at home or at work can become dependent on the new system, or they can reg-ularly reveal the opportunities and abilities of the entire human communi-ty by using such technologies. However, to ensure that virtual reality does not become a tool for manipulating people, the need for governmental regu-lation of the content used is extremely high, since honesty and transparency of the goals of many manufacturers are not always the thing to be hoped for.

Speaking about the psychological impact of digital reality, it is important to note that companies strive to create products characterized by the presence of a certain live or business journey “context”, which is another effective rea-son for many companies deciding to use virtual advertising for business pur-poses. Using atmosphere familiar to the buyer, augmented reality help while considering a particular product, resulting in customer feelings that he/she owned that product earlier. This is the so-called endowment effect – a psy-chological effect when human brain consciously or subconsciously increases the value of the things people own after visualizing the context of their lives. This is a new way to sell product features or benefits. Brands use augmented reality to convey ownership of the product from the perspective of the own-er. AR / VR are a way to convey sensory experiences by influencing emotion-al and social experiences that go beyond our imagination. Thus, it is impor-tant what the AR development company provides to your business to attract consumers [Becominghuman, 2018].

Virtual reality poses three main risks in which the ideas of virtualization that were initially positively perceived by society can turn into negative, op-posite to common sense: people rapprochement or creation of tension between them; enriching people with new opportunities for their development or crea-tors through virtual fraud and manipulation; psychological assistance or vice versa addiction to opposite fictional reality.

The risks described above can be splitted on the following table of pos-itive and negative outcomes or scenarios of using VR/AR technologies [To-morrowtoday, 2017]:

Positive outcomes  y a positive feature of virtual or augmented reality is that it can be used to

understand other people using the possibility of presence.

59

  y enrichment of the user with useful information.  y deliver unique experience.  y virtual reality allows instilling the right values in life to people in their

«natural» environment, by creating deep experiences.  y helping people with depression and other ailments with a beautiful vir-

tual world.Negative outcomes

  y can be created worlds that do not provide any positive experience for the user, but, on the contrary, cause fear, stress, irritation leading to deep feelings and ultimately psychological injuries

  y congenital weaknesses and anxieties of people can be used by sellers of virtual worlds in order to make rash and unnecessary purchases of goods and services.

  y personal data may be stolen, appropriated, sold and used.  y turning users into addicts, using all sorts of psychological techniques,

with the aim of using them for companies own purposes.  y in virtual reality, content can be wrapped in a colorful wrapper, creat-

ing a world that will be a feast for the eyes, but at the same time a drug for brain and contain no plot.

As with any other media tool, it is difficult to overestimate the power of storytelling in virtual reality. This will require additional responsibility from those who create virtual reality and those who allow content to be used in public. Over the coming years, we will directly interact with major global brands through VR / AR, making a purchasing decision, at this stage, the laws of the countries should have existing mechanisms to protect consumer rights in VR / AR in order to avoid this kind of abuse.

Conclusion

Digital reality will do about the same, as previously appeared mobile phones – will affect almost every aspect of our lives. Based on the trends and forms of development of these technologies, we can say that virtual reality and augmented reality can dramatically change the form of our learning, commu-nication, and how we make purchases – consumer behavior.

The invention itself is neutral; however, depending on the conditions of use, it can take both a positive and a negative character. All the positive and negative sides of VR/AR depend only on how the person or company will use them, and what kind of goals they pursue. These technologies are tools with which companies create whole worlds. Who and how will develop the content for them must clearly follow certain moral and social principles and rules, ethical standards. Regulators and the degree of acceptable artistic free-dom when creating VR/AR content and the set of methods that are acceptable when doing business in virtual reality remains open today.

Respondents of Perkins Coie’s Augmented and Virtual Reality Survey ex-pressed concern about the various legal risks affecting AR/VR, with consum-er privacy and data security (44%), followed by product liability and health and safety issues (42%) [Perkinscoie, 2018].

Acting on the human’s perception organs, VR/AR make them feel the illu-sion that they are inside the computer world. This is a fact confirmed by man-ufacturers. Therefore, “We must remember that the artificial world is close to the real world, but this is only an illusion.”

60

Innovative companies, manufacturing digital reality hardware are quite clearly defining and sharing the terms of digital reality, integrating sociolo-gy, economics and other sciences. Over the next decade, progress in digital reality will shift to more natural and intuitive ways of interacting informa-tion technology in our lives, the answer how companies add value to a prod-uct through digital reality can be traced on examples of using technologies in large corporations such as Google, Facebook, adidas, Audi, BMW, etc.

Today we can also relate to VR/AR in such a way that its main task is to solve pressing social and business problems, currently resolution of which without using these tools is unsolvable or extremely costly to solve., through developing technical products in different areas of human activity using a set of software and hardware visualization tools.

Humanity will begin its “transhuman” era is noted in Gartner, Inc. press release from August 20, 2018. Article says that biology can be hacked – de-pending on health needs, lifestyle and interests. This trend is enabled by the following technologies including Augmented Reality and Mixed Reali-ty. However, there are remain questions about whether society is prepared for accepting these kinds of applications and what ethical issues they create [Gartner, 2018].

Naturally, the goals, factors and conditions of utility of digital reality tech-nologies are taken into account and constantly revised. On the one hand, in the B2B segment, for example, manufacturing, the use of virtual and augment-ed reality technologies can accelerate the production of new products and at the same time reduce the number of errors and costs. On the other hand, in the B2C segment, these technologies contribute to bringing people together, enriching them with new development opportunities. Nevertheless, the un-controlled use of technology by companies in either B2C or B2B, although it can lead to high profits due to virtual fraud and manipulation, sacrifices the psychological freedom of consumers, creating a kind of various dependen-cies and other human disorders.

It should be remembered that digital reality is able to demonstrate more attractive than objective reality “alternative sphere of being”, but it does not offer a parallel world, therefore the attitude of both business and any indi-vidual towards virtual technologies should be built with full responsibility and rationality.

References

1.  Becominghuman. Reasons Why Brands Should Investment in AR/VR Tech-nologies. URL: https://becominghuman.ai/reasons-why-brands-should-invest-ment-in-ar-vr-technologies-f6ea1e02ae7c (accessed: 01.09.2019)

2.  Controlengrussia. Virtual reality in industry 2016. URL: https://www.con-trolengrussia.com/perspektiva/virtual_reality/ (accessed: 01.09.2019). (In Russian).

3.  Deloitte. Cook A., Jones R., Raghavan A., Saif I./ Deloitte Insights/Tech Trends 2018 The symphonic enterprise – Digital Reality “The focus shifts from technology to opportunity”. URL: https://www2.deloitte.com/content/dam/Deloitte/tr/Documents/technology-media-telecommunications/TechTrends-2018.pdf (accessed: 01.09.2019)

4.  Deloitte. Interview with Ash Jhaveri, vice president of business develop-ment at Facebook and Oculus, October 30, 2017. URL: https://www2.deloitte.com/content/dam/Deloitte/tr/Documents/technology-media-telecommunications/Tech-Trends-2018.pdf (accessed: 01.09.2019)

61

5.  Deloitte. Interview with Steven Kan, head of global strategy, AR and VR, Google, September 27, 2017. URL: https://www2.deloitte.com/content/dam/Deloitte/tr/Documents/technology-media-telecommunications/TechTrends-2018.pdf (accessed: 01.09.2019)

6.  Digitalreality.guru. What is Digital Reality? URL: http://digitalreality.guru/what-is-digital-reality/ (accessed: 01.09.2019)

7.  Emarketer. Virtual and Augmented Reality Users 2019. URL: https://www.emarketer.com/content/virtual-and-augmented-reality-users-2019 (accessed: 01.09.2019)

8.  Forbes. Augmented Reality Is Set To Transform Fashion And Retail. URL: https://www.forbes.com/sites/rachelarthur/2017/10/31/augmented-reali-ty-is-set-to-transform-fashion-and-retail/#f54ad0c3151d (accessed: 01.09.2019)

9.  Gartner. Gartner Identifies Five Emerging Technology Trends That Will Blur the Lines Between Human and Machine 2018. URL: https://www.gartner.com/en/newsroom/press-releases/2018-08-20-gartner-identifies-five-emerging-technology-trends-that-will-blur-the-lines-between-human-and-machine (accessed: 01.09.2019)

10.  Gartner. Gartner Says 100 Million Consumers Will Shop in Augmented Re-ality Online and In-Store by 2020 (2019). URL: https://www.gartner.com/en/news-room/press-releases/2019-04-01-gartner-says-100-million-consumers-will-shop-in-augme (accessed: 01.09.2019)

11.  Marketsandmarkets. Virtual Reality Market by Offering (Hardware and Software), Technology, Device Type (Head-Mounted Display, Gesture-Tracking Device), Application (Consumer, Commercial, Enterprise, Healthcare, Aerospace & Defense) and Geography - Global Forecast to 2024. URL: https://www.market-sandmarkets.com /Market- Reports /reality-applications -market-58.html?gclid =CjwKCAjw-7LrBRB6EiwAhh1yX0w9L3P-6bYYbrMGA3WAdu8TO_b7JotoiXpi-widtEnFIaktxR-itRBoCqHcQAvD_BwE (accessed: 01.09.2019)

12.  Otradnova O. Virtual Reality as a Phenomenon of Modern Society. URL: https://sibac.info/conf/social/xii/28155 (accessed: 01.09.2019). (In Russian).

13.  Perkinscoie. Augmented and Virtual Reality Survey report 2018. URL: https://www.perkinscoie.com/images/content/1/8/v2/187785/2018-VR-AR-Sur-vey-Digital.pdf (accessed: 01.09.2019)

14.  PricewaterhouseCoopers. Industrial Revolution 4.0 URL: https://www.pwc.ru/ru/assets/pdf/industry-4-0-pwc.pdf (accessed: 01.09.2019)

15.  Psychologist. Troshina S. Virtual reality is progress or regression, benefit or harm to a person. URL: https://psychologist.tips/3784-virtualnaya-realnost-eto-pro-gress-ili-regress-polza-ili-vred-dlya-cheloveka-chto-govorit-psihologiya.html(ac-cessed: 01.09.2019). (In Russian).

16.  Samsung. Health & Safety Warnings. User Manual 2017. URL: https://www.samsung.com/uk/support/model/SM-R325NZVATUR/ (accessed: 01.09.2019)

17.  Silaeva V.L. About Using the Concept of «Virtual». URL: http://ecsocman.hse.ru/data/2011/02/04/1214885985/Silaeva_03.pdf (accessed: 01.09.2019). (In Rus-sian).

18.  Somewhereelse. How adidas TERREX used VR to hook new customers and inspire brand loyalty. URL: https://somewhereelse.co/project/adidas-vr/ (ac-cessed: 01.09.2019)

19.  Statista. Consumer spending on augmented and virtual reality (AR/VR) con-tent and apps worldwide from 2016 to 2021, in million U.S. dollars/ 2016. URL: https://www.statista.com/statistics/828467/world-ar-vr-consumer-spending-con-tent-apps/ (accessed: 01.09.2019)

20.  Statista. Consumer virtual reality software and hardware market size world-wide from 2016 to 2022 (in billion U.S. dollars). URL: https://www.statista.com/sta-tistics/528779/virtual-reality-market-size-worldwide/ (accessed: 01.09.2019)

21.  Statista. Forecast augmented (AR) and virtual reality (VR) market size worldwide from 2016 to 2023 (in billion U.S. dollars). URL: https://www.statis-

62

ta.com/statistics/591181/global-augmented-virtual-reality-market-size/ (accessed: 01.09.2019)

22.  Statista. Forecast user base of the augmented and virtual reality (VR) software market worldwide in 2020 and 2025, by segment (in millions)/ 2016. URL: https://www.statista.com/statistics/610126/worldwide-forecast-augment-ed-and-mixed-reality-software-users-by-segment/ (accessed: 01.09.2019)

23.  Third day. Virtual Reality. URL: http://3dday.ru/services/virtualnaya-real-nost/ (accessed: 01.09.2019). (In Russian).

24.  Tomorrowtoday. The possibilities of augmented reality are more extensive than we expect 2017. URL: http://tomorrowtoday.ru/news/tekhnologii/vozmozh-nosti-dopolnennoy-realnosti-bolee-obshirny-/ (accessed: 01.09.2019). (In Russian).

25.  Tomorrowtoday. Virtual Reality: Pros and Cons 2017. URL: http://tomor-rowtoday.ru/news/tekhnologii/virtualnaya-realnost-plyusy-i-minusy/ (accessed: 01.09.2019). (In Russian).

26.  Tractica. Virtual Reality for Enterprise and Industrial Markets. URL: https://www.tractica.com/research/virtual-reality-for-enterprise-and-industrial-markets/ (accessed: 01.09.2019)

27.  Vive. VIVE Safety and Regulatory Guide. URL: https://www.vive.com/hk/legal/ (accessed: 01.09.2019)

28.  Vrworld. AR automotive market estimated to reach $7.98 billion (2017). URL: http://vrworld.com/2017/10/17/ar-automotive-market-estimat-ed-reach-7-98-billion/ (accessed: 01.09.2019)

63

И.а. ДаВИДеНКо

ВоЗМоЖНоСтИ И РИСКИ ИСПоЛьЗоВаНИя ЦИфРоВой

РеаЛьНоСтИ В ПРоЦеССе ПРоДВИЖеНИИ тоВаРоВ И УСЛУГ

аннотация. В статье рассматривается определение цифровой реально-сти и ее компонентов, тенденции ее развития, примеры реализации в биз-нес-среде. Представлены сценарии использования данных технологий как конечными потребителями товаров и услуг, так и бизнесом. Рассмотрены положительные стороны влияния цифровой реальности на пользователей/общество, а также риски, связанные с использованием данных технологий в качестве маркетингового инструмента продвижения влиятельными миро-выми корпорациями.

Ключевые слова: цифровая реальность, виртуальная реальность, допол-ненная реальность, виртуализация, продвижение.

JeL: M31, O32 УДК 316.422.4

Иван Анатольевич Давиденко (ivandavidzenka@gmail.com), аспи-рант (экономический факультет, кафедра международного менед-жмента), Белорусский государственный университет, г. Минск, ул. К. Маркса, 31. +375298236269.

Статья поступила в редакцию 4.09.2019 г.

64

е.М. еЛоВая

теНДеНЦИИ РаЗВИтИя тУРИЗМа В УСЛоВИях ЦИфРоВой эКоНоМИКИ

аннотация. В статье проанализировано развитие современного инфор-мационного обеспечения туристической индустрии в условиях цифровой экономики, рассмотрено кардинальное изменение бизнес-процессов в ту-ризме при внедрении новых информационно-коммуникационных техноло-гий. Показано, что в условиях цифровой экономики информация становится одним из главных факторов развития туристической деятельности. Публи-кация предоставляет официальную статистику развития сектора информа-ционно-коммуникационных технологий в Республике Беларусь за ряд лет, который обеспечивает возможности функционирования цифровой эконо-мики в условиях перехода к рыночной экономике. Дана подробная харак-теристика информационного пространства индустрии туризма, новейших цифровых технологий, которые применяются в туризме.

Ключевые слова: туризм, туристические услуги, туристический потенци-ал, цифровая экономика, возможности, информационная инфраструктура, информационно-коммуникационные технологии, Smart-туризм.

JeL: Z32, Z33УДК 338.48 +379.85

Еловая Елена Михайловна (zheneva@list.ru), магистр экономиче-ских наук, старший преподаватель кафедры маркетинга ГУО «Инсти-тут бизнеса БГУ». Беларусь, г. Минск, ул. Обойная, 7, +375295059175.

Введение

Массовое внедрение цифровых технологий в социальную, экономи-ческую и политическую сферы рыночной экономики, профессиональ-ные компетенции и повседневную жизнь формируют новое проблем-ное поле, актуализирующее необходимость изучения и понимания этих процессов.

Цифровая экономика является базой развития социальной рыноч-ной экономики в целом и оказывает воздействие на такие разнообраз-ные отрасли как банковская, розничная торговля, транспорт, энергетика, образование, здравоохранение и многие другие. Цифровые технологии, такие как интернет вещей (IoT), большие данные (big data), использова-ние мобильных устройств и девайсов преобразуют способы социально-го взаимодействия, экономические отношения, институты. Появляют-ся новые способы кооперации и координации экономических агентов для совместного решения определенных задач. [Авдей, Чайковская 2016 (Audzei, Chaikouskaya, 2016)].

Таким образом, процесс проникновения цифровых технологий во все сферы социальной рыночной экономики приводит к глубоким транс-формациям бизнес-процессов. Значительные изменения претерпевают многие принципиальные положения организации туризма, которые

65

требуют научного изучения. Такие исследования также необходимы для обоснования стратегии и тактики развития туризма в условиях цифро-визации как на национальном уровне, так и на уровне отдельных тури-стических регионов.

I. трансформация сферы туризма в условиях цифровой экономики

Туризм стал важнейшей сферой экономической деятельности как для мировой экономики в целом, так и для национальных экономик многих стран. Кроме этого, туристическая деятельность и индустрия гостепри-имства являются информационно насыщенной сферой, где сбор, пере-дача и обработка информации имеют огромное значение при принятии решений на всех уровнях управления туризмом.

В этой связи формирование нового течения цифровой экономики непосредственно касается сферы туризма, которая уже активно исполь-зует новые информационно-коммуникационные технологии цифровой экономики.

Информационное сопровождение туристического бизнеса представ-ляет собой совокупность информационной базы данных о туристической деятельности и специализированных информационных технологиях, предназначенных для ее обработки, которые обеспечивают эффектив-ное функционирование туристической системы [Морозова, Морозов, 2016, с.60-64 (Morozova, Morozov, 2016, р60-64)].

Цифровая экономика представляет собой уникальный тип хозяйство-вания, при котором важнейшим ресурсом в сфере производства, рас-пределения, обмена и потребления являются цифровая информация и соответствующие методы управления данными [Семячков, 2017, с.129 (Semiachkov, 2016, р. 129)].

Согласно данным исследования аналитиков International Data Corporation, опубликованного в 2016 г., общие мировые затраты на тех-нологии цифровой трансформации будут ежегодно расти на 16,8 % и достигли 2,1 трлн долл. в 2019 г. По прогнозам консалтинговой ком-пании Accenture, использование цифровых технологий должно доба-вить в 2020 г. 1,36 трлн долл., или 2,3 % ВВП в общем объеме ВВП веду-щих мировых экономик. ВВП развитых стран подрастет за счет цифровой экономики на 1,8 %, а ВВП развивающихся стран – на 3,4 %. The Boston Consulting Group прогнозирует, что объем цифровой экономики к 2035 г. может достичь 16 трлн долл. Эти цифры указывают на тотальное распро-странение цифровых технологий и демонстрируют масштаб финансовых инвестиций и политического значения процессов цифровизации [Гер-чикова, Спиридонова, 2018, с.185 (Gerchikova, Spiridonova, 2018, р185)].

Для цифровой экономики характерно доминирующее значение циф-ровой информации над всеми другими элементами производства, т. е. данные в цифровой форме становятся ключевым и определяющим фак-торами производства.

Информационное обеспечение туризма выступает в качестве важней-шего фактора его развития, что приобретает особую значимость в по-следние годы в условиях развития и становления цифровой экономики.

К новейшим цифровым технологиям, которые выступают в качестве платформы для цифровой экономики, относятся:

  y технологии Big Data;  y облачные сервисы;

66

  y Интернет вещей;  y нейросети (искусственный интеллект);  y умные технологии;  y технологии определения местонахождения;  y 3D печать и многое другое.

Также активно используются следующие традиционные и инноваци-онные технологии в туризме и сервисе:

  y мобильные устройства;  y интеллектуальные датчики и многое другое.

Сфера туризма в полной мере ориентирована на активное внедрение цифровых технологий, многие бизнес-процессы уже перестроены в соот-ветствии с новой парадигмой развития цифровой экономики, включая системы бронирования туров, технологии электронной коммерции и др.

Для сферы туризма особое значение имеет информационная инфра-структура, которая обеспечивает формирование, функционирование и развитие единого информационного пространства и средств инфор-мационного взаимодействия на мега, макро-, мезо- и микроуровнях ту-ризма [Морозов, 2017, с.16-22 (Morozov, 2017, р16-22)].

Мегауровень соответствует уровню международного туризма, кото-рый в максимальной степени испытывает на себе влияние новых цифро-вых технологий, таких как Big Data, искусственного интеллекта, «Интер-нета вещей», мобильных технологий и др.

Научное исследование последствий цифровизации туризма на макро-уровне связано с изучением роли, места и его экономической значимости на уровне национальных экономик. Актуальное значение приобретают ис-следование направлений государственного регулирования в сфере туризма с учетом влияния цифровизации, вопросов инвестиционной деятельности, связанной с внедрением цифровых технологий в сферу туризма на наци-ональном уровне, формирование государственной политики финансиро-вания инновационных туристических проектов, разработка и реализация национальных проектов и программ развития туризма. В целях совершен-ствования управления туризмом на мегауровне необходима разработка обоснованного перечня индикативных показателей, которые позволят объ-ективно оценить влияние цифровизации на туристическую деятельность.

Мезоуровень туризма соответствует туристским системам на уровне кластеров и дестинаций. Основными вопросами с точки зрения управле-ния туризмом являются изучение влияния цифровизации туризма на раз-витие и управление региональными туристическими системами, влияния туристической деятельности на экономику региона, разработка и управ-ление региональными туристическими проектами и программами и т.п.

В настоящее время цифровые технологии активно внедряются в ин-фраструктуру туризма. Компания Pricewaterhouse Coopers исследовала степень готовности крупных городов мира к внедрению технологий бу-дущего, оценив степень их инфраструктурной готовности. В рейтинге готовности крупнейших городов мира к внедрению цифровых техноло-гий будущего первыми идут Сингапур (62 % готовности), Лондон (59 %), Шанхай (55 %), Москва и Нью-Йорк (по 53 %)1. Уровень цифровизации культуры и туризма оценивался по наличию мультифункциональных

1 Релиз глобального исследования PwC «Будущее близко: индекс готов-ности городов» – рейтинг готовности крупнейших городов и агломераций мира к внедрению технологий будущего. (2019). URL: https://www.pwc.ru/ru/press-releases/2017/cities-readiness-rating.html (дата обращения: 25.07.2019).

67

киосков и умных остановок на улицах, мобильных приложений для ту-ристов, применению инновационных технологий в аэропортах и музеях. Первые места заняли Барселона, Сингапур, Шанхай, Москва1.

Микроуровень туризма представлен отдельными предприятиями ту-ристической индустрии. Наиболее актуальными вопросами являются ис-следование новых форм и методов организации предприятий туристиче-ской индустрии в условиях цифровой экономики, модификация рисков предпринимательской деятельности в туризме с учетом цифровизации, влияние цифровизации бизнес-процессов на деятельность предприятий индустрии туризма [Морозов, 2017, с. 16–22 (Morozov, 2017, р. 16–22)].

Цифровизация экономики приводит к появлению новых типов пред-приятий туристической индустрии, в том числе виртуальных компаний, пространственно распределенных сетевых структур и др. Необходимо не только разрабатывать организации нового типа, но и предусмотреть создание организационных экосистем и сетей. При этом, главную роль в организации цифрового туристического бизнеса будет играть адаптив-ность, поскольку компании конкурируют в том, чтобы как можно рань-ше заменить структурную иерархию сетью команд, обладающих необ-ходимыми полномочиями [Морозов, 2017, с. 6-15 (Morozov, 2017, р6-15)].

Особую значимость имеют влияние цифровизации на изменение по-требительского спроса и поведения, хорошее информационное сопро-вождение, в котором бы содержалась вся необходимая для путешествен-ника информация.

Актуальными становятся вопросы изучения влияния информацион-но-коммуникационных технологий на формирование и продвижение ту-ристических услуг, конкурентоспособность на всех уровнях управления туризмом, повышение производительности труда в сфере туризма, что сказывается на экономических результатах деятельности предприятий туристической индустрии.

Особую значимость приобретает внедрение инновационных техно-логий, которые кардинально меняют бизнес-процессы в сфере туризма. К таким новым направлениям цифрового развития туризма относятся технологии блокчейн, реализующие распределенную базу данных, у кото-рой устройства хранения данных не подключены к общему серверу. В бли-жайшей перспективе технологии блокчейн будут использовать онлайн агентства по туризму, метапоисковые системы, GDS, авиакомпании, что приведет к кардинальному изменению бизнес-процессов в сфере туризма.

В условиях широкого распространения цифровых технологий мар-кетинг в социальных сетях (SMM) стал также достаточно востребован-ным инструментом.

Отличительной особенностью туристического бизнеса в условиях цифровизации является особая важность информационной составля-ющей, большое количество и разнообразие информационных потоков, которые сопровождаются необходимостью постоянной актуализации, высокой скоростью обменных информационных операций между всеми субъектами бизнеса. Информационные взаимосвязи существуют между всеми участниками туристического рынка [Морозова, Морозов, Чуднов-

1 Релиз глобального исследования PwC «Будущее близко: индекс готов-ности городов» – рейтинг готовности крупнейших городов и агломераций мира к внедрению технологий будущего. (2019). URL: https://www.pwc.ru/ru/press-releases/2017/cities-readiness-rating.html (дата обращения: 25.07.2019).

68

ский, Жукова, Родигин, 2014, с. 42–69 (Morozova, Morozov, Chudnovskii, Zhukova, Rodigin, 2014, р. 42–69)].

В условиях цифровизации развитие туризма характеризуется уси-лением конкуренции между всеми участниками туристического рынка.

Особое значение приобретает инновационная конкурентоспособность, которая, в частности, проявляется в сфере использования современных информационно-коммуникационных технологий, которые в основном определяют основные тренды в развитии туризма. Прежде всего это отно-сится к информационным процессам: агент по туризму – туроператор – принимающий туроператор. Для обеспечения конкурентоспособности туристического предприятия необходимо создание единого информаци-онного пространства: поставщик – продавец туристического продукта. Ка-чество и актуальность информационного сопровождения туристического бизнеса непосредственно влияет на качество предоставляемых туристских услуг, так как любое несоответствие или неточность предоставленной ко-нечному пользователю информации может отрицательно сказаться на тех впечатлениях и туристском опыте, которые получит турист. Кроме того, в современных условиях качество туристического продукта определяет-ся не только качеством предоставляемых основных услуг, но и наличием и уровнем информационно-коммуникационного сопровождения [Мо-розова, Морозов, Чудновский, Жукова, Родигин, 2014, с. 42–69 (Morozova, Morozov, Chudnovskii, Zhukova, Rodigin, 2014, р. 42–69)].

В туристическом бизнесе используется ряд информационно-ком-муникационных технологий, обеспечивающих ведение бизнеса посред-ством телеконференций с подвижных средств сообщения. Использование информационных технологий повышает безопасность и качество тури-стических услуг, так как организация, управление и контроль за авиапе-ревозками реализуются с помощью электронных систем, помогающих планировать маршруты и расписание, осуществлять контроль и анализ прохождения полетов, управлять персоналом.

В гостиничных комплексах высокий уровень обслуживания невоз-можно обеспечить без применения информационно-коммуникационных технологий, которые реализуют электронное резервирование, электрон-ные ключи и другие технологии, способствующие улучшению качества обслуживания и одновременно позволяющие оптимизировать числен-ность персонала. Сетевые информационные технологии представляют собой актуальное и перспективное направление развития информацион-ного сопровождения. Они обеспечивают обмен информацией между от-дельными пользователями информационно-вычислительных систем, воз-можность совместного использования распределенных информационных ресурсов, получение справочной, документальной и другой информа-ции из различного рода специализированных информационных фондов.

Следует обратить внимание на новый тренд в развитии туризма – Smart-туризм. Направление Smart-туризма содержит планирование ту-ризма на территории, внедрение технологий в туристские впечатления и предоставление услуг, эффективное управление ресурсами и способ-ность реагировать на потребности и особенности поведения туристов [Ушакова, 2018, с.165 (Ushakova, 2018, р165)].

Технологии Smart-туризма включают:  y Интернет;  y социальные сети;  y мобильную связь;

69

  y GDS;  y программное обеспечение инфраструктуры туризма;  y интернет-маркетинг;  y умные технологии в туризме (интернет вещей (QR-коды), смарт-кар-

ты, нейромаркетинг, цифровые сервисы (отслеживание багажа во время перелета и др.), геолокация и т.д.).

Smart-туризм является инновационным пространством, доступным для всех, обеспеченным передовыми технологиями. Он способствует устойчивому развитию туристической территории, упрощает взаимо-действие и интеграцию среды и гостя, повышает качество услуг для го-стей на местах посещения.

II. Динамика цифровизации экономики Республики беларусь

В 2017 г. Беларусь заняла в Индексе развития информационно-комму-никационных технологий Международного союза электросвязи (далее – МСЭ) 32 место при индексе в 7,55 балла. По сравнению с предыдущим го-дом позиции Беларуси не изменились, но значение индекса улучшилось на 3,57 %. Это позволяет говорить о том, что наша страна целенаправ-ленно идет к выполнению цели, поставленной перед нею Национальной стратегией устойчивого социально-экономического развития Республи-ки Беларусь на период до 2030 г. – войти в топ-30 стран по уровню разви-тия ИКТ в Индексе развития ИКТ МСЭ. Среди группы стран ЕАЭС Ре-спублика Беларусь имеет наилучший показатель и 32 место в рейтинге, далее следует Российская Федерация, она расположилась на 44 месте со значением показателя 7,07. Далее следует Казахстан (52 место; 6,79), Ар-мения (75 место; 5,76) и Кыргызстан (109 место; 4,37). Значение Индекса развития ИКТ в Беларуси за год увеличилось на 3,57 %, наибольшие улуч-шения в процентном соотношение в группе стран ЕАЭС наблюдаются в Кыргызстане (7,64 %) и Армении (3,60 %). Что касается роста показате-ля в 2013–2017 гг., то наибольший рост отмечался в группе стран ЕАЭС, а наименьший в странах с высоким доходом. Во всех странах ЕАЭС, за исключением России, рост составил 17–18 %1.

В табл. 1 и на рис. 1 представлены основные показатели, характери-зующие динамику развития сектора информационно-коммуникацион-ных технологий Республики Беларусь в 2011–2017 годах2.

Данные, представленные в табл. 1, свидетельствуют о том, что наблю-дается тенденция роста цифровизации белорусской экономики. За 2011–2017 гг. валовая добавленная стоимость сектора информационно-комму-никационных технологий имела тенденцию к значительному росту, что является благоприятным фактором для развития цифровой экономики.

1 Беларусь в Индекс развития информационно-коммуникационных техно-логий (2019). URL: http://www.scienceportal.org.by/upload/2018/Portal%20news/Ranking/4.%20ICT%20BY.pdf (дата обращения: 24.07.2019).

2  Национальные статистические показатели развития цифровой экономики в Республике Беларусь (2019). URL: http://www.belstat.gov. by/ofitsialnaya-statistika/makroekonomika-i-okruzhayushchaya-sreda/informatsionno-telekommunikatsionnye-tekhnologii/tsifrovaya-ekonomika/o-natsionalnykh-statisticheskikh-pokazatelyakh-razvitiya-tsifrovoy-ekonomiki-v-respublike-belarus/ (дата обращения: 24.07.2019).

70

Табл

ица

1Д

инам

ика

разв

ития

сек

тора

инф

орм

ацио

нно-

ком

мун

икац

ионн

ых

техн

олог

ий Р

еспу

блик

и б

елар

усь

за 2

011–

2017

год

ыН

аим

енов

ание

пок

азат

еля

Един

ица

изм

ерен

ия20

11 го

д20

12 го

д20

13 го

д20

14 го

д20

15 го

д20

16 го

д20

17 го

дУ

дель

ный

вес

дом

ашни

х хо

зяйс

тв, и

мею

щих

дос

туп

в се

ть

Инт

ерне

т, в

общ

ем ч

исле

дом

ашни

х хо

зяйс

твпр

оцен

ты38

4755

6266

7074

Уде

льны

й ве

с эк

спор

та у

слуг

сф

еры

ИК

Т в

общ

ем о

бъем

е эк

спор

та у

слуг

пр

оцен

ты8,

29,

510

,011

,515

,117

,018

,6

Уде

льны

й ве

с им

порт

а ус

луг с

фер

ы И

КТ

в об

щем

объ

еме

им-

порт

а ус

луг

проц

енты

5,5

5,1

3,7

3,9

4,8

5,5

5,1

Уде

льны

й ве

с эк

спор

та т

овар

ов с

фер

ы И

КТ

в об

щем

объ

еме

эксп

орта

тов

аров

пр

оцен

ты0,

50,

81,

10,

90,

91,

11,

0

Уде

льны

й ве

с им

порт

а то

варо

в сф

еры

ИК

Т в

общ

ем о

бъем

е им

порт

а то

варо

впр

оцен

ты1,

72,

43,

73,

22,

93,

33,

3

Чис

ло о

рган

изац

ий с

екто

р И

КТ

един

иц35

693

958

4 22

74

477

4 53

63

962

5 42

1Ва

лова

я до

бавл

енна

я ст

оим

ость

(дал

ее –

ВД

С) с

екто

р И

КТ

в те

кущ

их ц

енах

м

лн р

уб. (

2011

–20

15 гг

. – м

лрд

руб.

)87

52,3

17 8

23,4

20 7

06,8

24 1

33,5

31 6

21,5

4265

,54)

5 53

9,64)

к ВД

С п

о эк

оном

ике

проц

енты

3,2

3,7

3,5

3,4

4,1

5,2

6,0

к ва

лово

му

внут

ренн

ему

прод

укту

(дал

ее –

ВВП

)пр

оцен

ты2,

83,

33,

13,

03,

54,

55,

2к

пред

ыду

щем

у го

ду (в

соп

оста

вим

ых

цена

х)пр

оцен

ты…

……

……

…10

9,2

Объ

ем п

роиз

водс

тва

прод

укци

и (р

абот

, усл

уг) о

рган

изац

ий

сект

ор И

КТ

в ф

акти

ческ

и де

йств

овав

ших

цен

ахм

лн р

уб. (

2011

–20

15 гг

. – м

лрд

руб.

)15

328

,227

019

,432

454

,939

555

,252

723

,25

862,

74)7

233,

44)

Инв

ести

ции

в ос

новн

ой к

апит

ал, п

осту

пивш

ие в

сек

тор

ИК

Т

в ф

акти

ческ

и де

йств

овав

ших

цен

ахм

лн р

уб. (

2011

–20

15 гг

. – м

лрд

руб.

)29

61,7

3110

,337

54,5

5195

,857

95,3

650,

34)66

8,54)

к пр

еды

дущ

ему

году

(в с

опос

тави

мы

х це

нах)

проц

енты

113,

959

,397

,212

1,1

98,5

…96

,9И

ност

ранн

ые

инве

стиц

ии, п

осту

пивш

ие в

сек

тор

ИК

Тм

лн д

олл.

СШ

А50

5,0

452,

972

0,2

1799

,514

69,8

366,

750

9,2

к об

щем

у об

ъем

у ин

остр

анны

х ин

вест

иций

проц

енты

2,7

3,2

4,8

11,9

13,0

4,3

5,2

Дан

ные

по п

оказ

ател

ю б

удут

пре

дста

влен

ы н

ачин

ая с

201

8 г.

Нас

елен

ие в

воз

раст

е 16

–72

лет.

За 2

016–

2017

гг. с

тати

стич

ески

е по

каза

тели

по

сект

ору

ИК

Т, с

екто

ру к

онте

нта

и С

МИ

и п

о от

расл

и И

Т ис

числ

яютс

я по

вид

ам э

коно

мич

еско

й де

-ят

ельн

ости

, вхо

дящ

им в

сос

тав

соби

рате

льны

х гр

уппи

рово

к «С

екто

р ин

фор

мац

ионн

о-ко

мм

уник

ацио

нны

х те

хнол

огий

», «

Сек

тор

конт

ента

и с

редс

тв

мас

сово

й ин

фор

мац

ии»,

«О

трас

ль и

нфор

мац

ионн

ых

техн

олог

ий»

по в

идам

эко

ном

ичес

кой

деят

ельн

ости

в с

оотв

етст

вии

с об

щег

осуд

арст

венн

ым

кла

с-си

фик

атор

ом Р

еспу

блик

и Бе

лару

сь О

КРБ

005

-201

1 «В

иды

эко

ном

ичес

кой

деят

ельн

ости

».С

уче

том

ден

омин

ации

ум

еньш

ение

в 1

0 00

0 ра

з.

71

Рис. 1. Динамика Республики Беларусь в ИР ИКТ в сравнении со странами с уровнем дохода выше среднего (ДВС)

и странами с высоким уровнем дохода (ВД) и странами ЕАЭС за период 2012–2017 гг.

В Республике Беларусь с 2011 по 2017 год число домашних хозяйств, имеющих доступ к Интернету, выросло с 38 % до 74 %.

В индексе развития информационно-коммуникационных техноло-гий по Республике Беларусь за ряд лет с 2012 по 2017 гг., представленном на рис. 1, отмечается также положительная динамика по росту данного показателя относительно стран с уровнем дохода выше среднего (ДВС) и странами ЕАЭС.

Правительством Республики Беларусь была разработана Государ-ственная программа развития цифровой экономики и информацион-ного общества на 2016–2020 годы (далее – Программа)1.

На развитие информационной инфраструктуры в рамках Програм-мы выделены средства республиканского бюджета, а также средства государственного внебюджетного фонда универсального обслужива-ния Министерства связи и информатизации и иных средств в размере 183 338 449,2 рубля.

Целью Государственной программы является совершенствование ус-ловий, содействующих трансформации сфер человеческой деятельности под воздействием ИКТ, включая формирование цифровой экономики, развитие информационного общества и совершенствование электрон-ного правительства.

Для достижения поставленной цели предусматривается решение следующих задач:

  y дальнейшее развитие национальной ИКИ, а также услуг, предостав-ляемых на ее основе, с учетом целей развития ИКТ, определенных на бу-дущий период Международным союзом электросвязи (далее – МСЭ) в Концепции «Соединим к 2020 году», которая освещает роль ИКТ как одной из движущих сил социального, экономического и экологически

1 Постановление Совета Министров Республики Беларусь от 23 марта 2016 г. № 235 «Об утверждении Государственной программы развития циф-ровой экономики и информационного общества на 2016–2020 годы» (2016). URL: http://www.pravo.by/document/?guid=3871&p0=C21600235 (дата обраще-ния: 24.07.2019).

72

устойчивого роста и развития (Резолюция 200, Пусан, 2014). Эту задачу предусматривается решить путем реализации подпрограммы «Инфор-мационно-коммуникационная инфраструктура»;

  y внедрение технологий электронного правительства и развитие ин-фраструктуры информатизации (будет осуществлено путем выполнения подпрограммы «Инфраструктура информатизации»);

  y трансформация бизнес-процессов посредством ИКТ во всех сферах жизнедеятельности современного общества (реализация подпрограммы «Цифровая трансформация»).

Несмотря на продолжающийся прогресс в осуществлении нацио-нальных цифровых стратегий, Правительство Республики Беларусь должно приложить серьезные усилия для координации и интеграции действий при переходе к цифровой экономике.

Экономика Республики Беларусь перестраивается на активное вне-дрение цифровых технологий во все ее сферы, в первую очередь речь идет об услугах, в частности, туристических услугах.

Потенциал цифровой экономики для использования в организации и управлении туристической деятельностью Республики Беларусь дает огромные преимущества, к которым относятся:

  y повышение эффективности бизнес-процессов;  y сокращение затрат и повышение конкурентоспособности бизнеса;  y возможность действовать напрямую без посредников;  y снятие барьеров (независимость от государственных границ, нало-

гов и проч.);  y круглосуточное функционирование бизнеса (продажи);  y интерактивное общение с потребителями;  y возможность моментальной оплаты;  y неограниченная зона охвата и др.

Заключение

Развитие цифровой экономики кардинально поменяет инфраструк-турное обеспечение многих видов экономической деятельности, в том числе и туризма, усилив значимость информационной составляющей. В связи с тем, что цифровая экономика базируется на концепции обра-ботки больших массивов информации, важность приобретет высокотех-нологичная система для безопасного, надежного, долгосрочного хране-ния больших объемов информации.

В перспективе активно будут развиваться мобильные технологии и приложения, предназначенные для путешественников, обеспечиваю-щие выполнение широкого функционала (покупка авиабилетов, брони-рование отелей, навигация на местности, предоставление справочной ин-формации о рейтингах средств размещения, ресторанов и т.п.).

Претерпит значительные изменения и институциональная инфра-структура, связанная с обеспечением туристической деятельности. Будут созданы новые формы предприятий туристической индустрии, развитие получат пространственно распределенные сетевые компании.

Изменения коснутся и кадровой инфраструктуры, что связано с фор-мированием и развитием новых информационно-коммуникационных компетенций у работников туристической индустрии.

73

Таким образом, в условиях цифровой экономики все более активно развивается ее социальная составляющая. При этом туристическая де-ятельность становятся все более технологичными, создается единое ин-формационное пространство в сфере мирового туризма, формируются новые принципы информационного обеспечения и управления туриз-мом. Информационное сопровождение туристического бизнеса и его цифровизация являются стратегическим ресурсом, обеспечивающим повышение конкурентоспособности туризма.

Список литературы

1.  Авдей, О.В., Чайковская, Ю.В. Анализ инновационного потенциала экономики Беларуси // Oikonomos: Journal of Social Market Economy. 2016. №2 (5). С. 56–65.

2.  Герчикова Е.З., Спиридонова Е.П. (2018). Социологические аспекты трансформации сферы рекреации и туризма в условиях цифровой эконо-мики. Вестник Саратовского государственного социально-экономического университета. № 3(72). С. 185–188.

3.  Морозова Н.С., Морозов М.А., Чудновский А.Д., Жукова М.А., Родри-гин Л.А. (2014). Информационное обеспечение туризма. М.: Федеральное агентство по туризму, 288 с.

4.  Морозова Н.С., Морозов М.М. (2016). Информационное сопровожде-ние туристического бизнеса. Туризм и региональное развитие. № 9(2016). С. 60–64.

5.  Морозов М.А. (2017). Информационные технологии в туристической индустрии. М.: КНОРУС, 276 с.

6.  Семячков К.А. (2017). Цифровая экономика и ее роль в управлении со-временными социально-экономическими отношениями. Современные тех-нологии управления. № 8(80). С. 126–135.

7.  Ушакова Е.О. (2018) Использование потенциала цифровой экономи-ки в туризме. Материалы Всероссийской научно-практической конференции с международным участием «Управление регионом: тенденции, закономер-ности, проблемы». Горно-Алтайск. С. 162–165.

References

1.  Audzei V, Chaikouskaya Yu. V (2016). Analiz innovacionnogo potenciala ekonomiki Belarusi [Analysis of innovative capacity of the economy of Belarus]. Oikonomos: Journal of Social Market Economy, no. 2 (5). pp. 56–65.

2.  Gerchikova E.Z., Spiridonova E.P. (2018). Sotsiologicheskie aspekty transformatsii sfery rekreatsii i turizma v usloviiakh tsifrovoi ekonomiki [Sociological aspects of transformation of the sphere of recreation and tourism in the conditions of the digital economy]. Vestnik Saratovskogo gosudarstvennogo sotsial›no-ekonomicheskogo universiteta, no. 3(72). pp. 185–188. (In Russian).

3.  Morozova N.S., Morozov M.A., Chudnovskii A.D., Zhukova M.A., Rodrigin L.A. (2014). Informatsionnoe obespechenie turizma [Information support of tourism]. Moscow, Federal agency of tourism, 288 p. (In Russian).

4.  Morozova N.S., Morozov M.M. (2016). Informatsionnoe soprovozhdenie turistskogo biznesa [Информационное сопровождение туристического бизне-са]. Turizm i regional›noe razvitie, no. 9(2016). pp. 60–64. (In Russian).

5.  Morozov M.A. (2017). Informatsionnye tekhnologii v turistskoi industrii [Information technology in the tourism industry]. Moscow, KNORUS, 276 p. (In Russian).

74

6.  Semiachkov K.A. (2017). Tsifrovaia ekonomika i ee rol› v upravlenii sovremennymi sotsial›no-ekonomicheskimi otnosheniiami [Digital economy and its role in the management of modern socio-economic relations]. Sovremennye tekhnologii upravleniia, no. 8(80). pp. 126–135. (In Russian).

7.  Ushakova E.O. (2018) Ispol›zovanie potentsiala tsifrovoi ekonomiki v turizme [Using the potential of the digital economy in tourism]. Materialy Vserossiiskoi nauchno-prakticheskoi konferentsii s mezhdunarodnym uchastiem «Upravlenie regionom: tendentsii, zakonomernosti, problemy». Gorno-Altaisk. pp. 162–165. (In Russian).

75

eLenA eLovAIA

DeveLoPMenT TRenDS of ToURISM In The ConDITIonS

of The DIGITAL eConoMY

Author affiliation. Helena Yelovaya (zheneva@list.ru), Master of Economic Sciences, senior lecturer of the Department of Marketing, Institute of Business BSU. Belarus, Minsk, Obojnaya str., 7, +375295059175.

Abstract. The article analyzes the development of the modern information support of the tourism industry in the context of the digital economy, and considers a fundamental change in business processes in tourism when introducing new information and communication technologies. It is shown that in the conditions of the digital economy, information becomes one of the main factors in the development of tourist activities. The paper presents official statistics of development of the information and communication technology sector in the Republic of Belarus for a number of years, which provides the opportunities for functioning of the digital economy during the period of transition to a market economy. The characteristics of the information space of the tourism industry, the newest digital technologies, which are being implemented in tourism are covered in depth.

Keywords: tourism, tourism services, tourism potential, digital economy, op-portunities, information infrastructure, information and communication technol-ogies, Smart tourism.

JeL: Z32, Z33UDC 338.48 +379.85

Статья поступила в редакцию 4.09.2019

76

Ю.В. ЧайКоВСКая

теНДеНЦИИ МеЖДУНаРоДНой тРУДоВой МИГРаЦИИ

ИЛИ МИР В ДВИЖеНИИ

аннотация. В статье рассмотрены тенденции международной миграции. В привязке к мировой статистике автором показано как миграция приводит к количественному и качественному изменению населения того или иного ре-гиона и государства и влияет на различные стороны жизни общества. Под-твержден тезис, что миграционная политика оказывает непосредственное влияние на формирование трудовых ресурсов регионов мира и стран, выяв-лены основные приоритеты современной миграционной политики.

Ключевые слова: международная трудовая миграция, население, тру-довые ресурсы, демография, экономический рос, миграционная политика.

JeL: F22УДК 339.97

Чайковская Юлия Валерьевна (J1931@yandex.ru), кандидат эконо-мических наук, доцент кафедры маркетинга, Институт бизнеса БГУ, Республика Беларусь, Минск, ул. Московская, 5. +375296118018.

Введение

Одним из знаковых явлений последних десятилетий стало увеличе-ние внимания к проблемам международной миграции, которая стала за-трагивать все страны мира. Некоторые исследователи даже обозначили последнюю четверть XX века как эру миграции. Однако, в современных условиях на фоне протекающих в мировом хозяйстве процессов глоба-лизации, международная трудовая миграция становится не только од-ним из факторов и составляющих процесса глобализации, наряду с ин-тенсификацией международной торговли и трансграничного движения капитала, но и его следствием, поскольку глобализирующееся мировое производство предъявляет требования более эффективного распределе-ния трудовых ресурсов в мировом масштабе. [Турбан, 2015 (Turban, 2015)]

Миграция приводит к количественному и качественному изменению населения того или иного региона и государства и влияет на различные стороны жизни общества. Для одних государств, принимающих значи-тельное количество трудовых мигрантов, актуальными становятся вопро-сы борьбы с неконтролируемыми потоками людей и нарушениями наци-онального миграционного законодательства. Другие государства, в свою очередь, сталкиваются с проблемой «утечки умов», массовым оттоком рабочей силы и, как следствие, с ухудшением экономической ситуации. Процессы такого характера тормозят экономическое развитие и ослабля-ют конкурентоспособность государства на мировой арене. В обоих слу-чаях требуется активное государственное регулирование миграционных потоков и разработка миграционной политики, основанной на интере-сах и потребностях страны в конкретный период времени.

77

Международная трудовая миграция как проявление глобализации рынка труда

Количество населения в современном мире продолжает увеличи-ваться и по данным Всемирного банка за последние 70 лет увеличилось почти в три раза. Неравномерности экономического и демографическо-го развития стран способствовали увеличению международной мигра-ции. Перемещение людей происходит в огромных масштабах, и сейчас большее чем когда-либо число людей живет не в тех странах, в которых они родились. В 2017 году число международных мигрантов достигло отметки в 258 млн человек, что на 15 млн превышает данные за 2015 год и на 86 млн – данные за 2000 год (рис. 1). Доля международных мигран-тов в общем числе жителей планеты составила более 3,4 %.1

Рис. 1. Изменение численности населения мира и числа международных ми-грантов в период с 1980 по 2017 год, млн человек

В тоже время, несмотря на увеличение мобильности населения, вну-тренняя миграция в современном мире более распространенное явле-нием, чем внешняя. По последним глобальным оценкам ООН, более 740 млн человек сменили место жительства в своей стране рождения за 2017 год, что в 2,9 раз превышает масштабы международной миграции. Международная миграция остаётся сложно осуществимым процессом и, в то время, как для одних миграция является вопросом выбора, для других – вопросом существования. По данным ООН, из 258 млн мигран-тов 150,3 млн – трудовые мигранты, около 36,1 млн мигрантов – дети, 4,4 млн – международные студенты, а 67,2 млн человек попадают в ка-тегорию вынужденных переселенцев и беженцев. Таким образом, по со-стоянию на 2017 год, международная миграция рабочей силы является основной частью миграционных процессов, происходящих в мире: боль-шая часть мигрантов – 58,3 % – пересекает границы с целью заключения

1 Миграция // Организация Объединенных Наций. URL: https://www.un.org/ru/sections/issues-depth/migration/index.html (дата обращения: 17.08.2019);

Population, total // The World Bank URL: https://data.worldbank.org/indicator/SP.POP.TOTL (accessed: August 17, 2019).

78

трудовых соглашений и основной сферой их занятости является сектор услуг (106,8 млн человек или 71,1 %).1

Распределение трудовых мигрантов по странам крайне неравномер-но и во многом зависит от уровня дохода на душу населения. В соответ-ствии с этим критерием страны делятся на четыре группы: страны с низ-ким уровнем дохода, страны с уровнем дохода ниже среднего, страны с уровнем дохода выше среднего и страны с высоким уровнем дохода. В 2017 году численность работников во всем мире распределялась сле-дующим образом: 17,3 % работников были в странах с высоким уровнем дохода, 39,1 % в странах с уровнем дохода выше среднего, 35,1 % в стра-нах с уровнем дохода ниже среднего и 8,4 % в странах с низким уровнем дохода. Процентное соотношение в этом случае коррелируется с чис-ленностью населения стран в каждой группе, однако уровень участия в рабочей силе существенно различается по разным группам стран. От-носительно низкие показатели участия населения в рабочей силе наблю-даются в странах с более высоким уровнем дохода. Самый низкий пока-затель участия в рабочей силе у стран с уровнем дохода ниже среднего (57,4 %), тогда как самый высокий показатель у стран с низким уровнем дохода (75,0%), а средний мировой показатель оценивается в 62,0 %

Трудящиеся-мигранты сконцентрированы в странах с высоким уров-нем дохода. Так, в 2017 г. 67,9% мигрировало в страны с высоким уровнем дохода, 18,6% – в страны с уровнем дохода выше среднего, 10,1 % – в стра-ны с уровнем дохода ниже среднего и 3,4 % в странах с низким уровнем дохода (табл. 1). Трудящихся-мигранты в странах с высоким уровнем дохо-да составляют высокую долю в рабочей силе этих стран – 18,5 %, тогда как в странах с меньшим уровнем дохода их доля колеблется от 1,4 до 2,2 %.2

Таблица 1Распределение трудящихся-мигрантов по группам стран

с разным уровнем доходов, 2017 год

Стр

аны

с

низк

им

уров

нем

до

хода

Стр

аны

с

дохо

дом

ни

же

сред

него

Стр

аны

с

дохо

дом

вы

ше

сред

него

Стр

аны

с

высо

ким

до

ходо

м

Все

стра

ны

Рабочая сила, млн чел. 292,6 1216,7 1355,9 599,5 3464,7

Уровень участия населения в рабочей силе

75,0 57,4 65,0 60,3 62,0

Доля трудящихся-мигрантов в общей численности работ-ников

1,9 1,4 2,2 18,5 4,7

П р и м е ч а н и е. Данные таблицы включают лица старше 15 лет; рабочие и трудящиеся-мигранты включают как занятых, так и безработных; уровень уча-стия в рабочей силе - это отношение количества работников (занятых и безработ-ных) к населению трудоспособного возраста (население в возрасте 15+).

1 World Migration Report 2018 // International Organization for Migration, p.28. URL: https://publications.iom.int/system/files/pdf/wmr_2018_en.pdf (ac-cessed: August 19, 2019).

2 Global Estimates on International Migrant Workers // International Labour Organization. Department of Statistics URL: https://www.ilo.org/wcmsp5/groups/public/---dgreports/---dcomm/---publ/documents/publication/wcms_652001.pdf (accessed: August 17, 2019).

79

Разница между долей мигрантов в трудоспособном населении и их долей в рабочей силе принимающих стран незначительна, за исключе-нием группы стран с высоким уровнем дохода, и это связано с разницей в показателях участия в рабочей силе мигрантов и не мигрантов. У ми-грантов, как правило, более высокий уровень участия в рабочей силе, чем у коренного населения. Однако, этот разрыв особенно велик в стра-нах с уровнем доходов выше среднего и с высоким уровнем дохода, где граждане страны имеют более широкий доступ к различным формам социальной помощи, а мигранты могут получать более высокую зара-ботную плату, что мотивирует их занятость.1 В странах с низким уров-нем дохода наблюдается обратная тенденция: доля не мигрантов выше (75,2 %) чем мигрантов (68,5 %), что может быть связано занятостью ми-грантов в теневых секторах экономики.

За период с 2013 по 2017 год доля трудящихся-мигрантов в странах с высоким уровнем дохода снизилась с 74,7 % до 67,9 %, в то время как их доля в странах с уровнем дохода выше среднего увеличилась, что свиде-тельствует об переориентации трудящихся-мигрантов на страны с мень-шим доходом и более простыми условиями миграции. Однако доля тру-дящихся-мигрантов в рабочей силе принимающих стран увеличилась во всех группах стран, кроме стран с уровнем дохода ниже среднего, где произошли минимальные изменения. В странах с высоким уровнем до-хода сокращение численности международных трудящихся-мигрантов наблюдалось одновременно с ростом доли их присутствия в рабочей силе в результате сокращения участия в рабочей силе граждан страны.2

В миграционных потоках преобладают мужчины, причем перевес численности мужчин усилился за последние годы. Доля женщин сни-зилась с 49,1 % в 2000 году до 48,4 % в 2017 году, тогда как доля муж-чин-мигрантов увеличилась с 50,7 % в 2000 году до 51,6 % в 2017 году. Доля международных трудовых мигрантов-мужчин также превышает долю международных трудовых мигрантов-женщин. По оценкам Все-мирной организации труда, в 2017 году среди трудовых мигрантов было 58,4 % мужчин и 41,6 % женщин.3

С другой стороны, уровень участия женщин-мигрантов в рабочей силе увеличивается с ростом уровня доходов в странах, причем самый высокий показатель наблюдается в странах с высоким уровнем дохода – 67,8 %. Во всех группах стран, кроме стран с низким уровнем дохода, доля женщин-мигрантов выше, чем женщин местного населения (рис. 2). Су-щественные различия в показателях по группам доходов прежде всего связаны с социальными, культурными и экономическими причинами, что создает существенные барьеры для мобильности женщин по срав-нению с мужчинами в странах с низким уровнем дохода.4

1 What we know and don’t know about declining labour force participation: a review (Washington, D.C., Brookings Institution. URL: https://www.brookings.edu/research/what-we-know-and-dont-know-about-declining-labor-force-partic-ipation-a-review (accessed: August 19, 2019).

2 Глобальные оценки МОТ по трудящимся-мигрантам: результаты и мето-дология URL: https://www. ilo.org/global/topics/labour-migration/publications/WCMS_436343/lang--en/index.htm (дата обращения: 17.08.2019).

3 Gender and migration // Migration Data Portal. URL: https://migrationdataportal.org/themes/gender (accessed: August 20, 2019)

4 Global Estimates on International Migrant Workers // International Labour Organization. Department of Statistics URL: https://www.ilo.org/wcmsp5/groups/public/---dgreports/---dcomm/---publ/documents/publication/wcms_652001.pdf (accessed: August 19, 2019).

80

Рис. 2. Уровень участия в рабочей силе мигрантов и не мигрантов мужского и женского полов в группах стран по уровню доходов, 2017 год

Возрастной состав международных мигрантов в значительной степени отличается от возрастного состава общемирового населения и в его струк-туре значительно выше доля населения трудоспособного возраста. Меди-анный возраст международных мигрантов на 2017 год – 39 лет1, при этом медианный возраст мирового населения в 2017 году составлял 29,9 лет.2 Эти данные отражают сегодняшнюю тенденцию, связанную с повышением квалификации мигрантов. Состоявшиеся специалисты в большей степени способны успешно мигрировать в чужую страну и могут достичь больше-го, чем молодежь без опыта работы. Зачастую население мигрирует в са-мые продуктивные годы, что может послужить большим преимуществом для стран-импортёров, качественно улучшив состав их рабочей силы.

Демографический кризис и связанное с ним сокращение рабочей силы традиционно относят к проблемам развитых стран, однако насе-ление стран центральной и Восточной Европы по темпам старения от-стает от них лишь на пять лет. Разница в том, что если западные страны Европы принимают большое количество иммигрантов, массово автома-тизируют производство и стимулируют увеличение продолжительности рабочего периода населения, то в Восточной части Европы наблюдают-ся обратные тенденции, выражающиеся в эмиграции населения и сни-жении трудовой активности старших поколений. Население, достигшие 55 лет, в западных странах продолжают работать в большем проценте, чем в Восточной Европе, а разрыв между занятым населением 60–65 лет еще значительнее. В Беларуси выраженное снижение трудовой актив-ности населения происходит после наступления пенсионного возраста: в 62–63 года у мужчин и в 56–57 лет у женщин. И тем не менее, за послед-ние десятилетия трудовая активность старших поколений увеличилась более чем на 10%, что выше аналогичных показателей в развитых странах

1 International Migrant Stocks // Migration Data Portal. URL: https://migrationdataportal.org/themes/international-migrant-stocks (accessed: August 18, 2019)

2 Current World Population // Worldometers. URL: http://www.worldometers.info/world-population/ (accessed: August 17, 2019)

81

(6%). Согласно исследованию Европейского банка реконструкции и раз-вития (ЕБРР), беларусы и россияне, достигшие пенсионного возраста, по количеству необходимых для работы компетенций (с учетом струк-туры и инновационности экономик) не отстают от населения развитых стран. В большей степени это связано с тем как население стран оцени-вает свое здоровье. Согласно социологическим опросам, жители Евро-пейской части СНГ моложе 50 лет чувствовали себя так же хорошо, или даже лучше, чем их ровесники в развитых странах, однако после 50 лет самооценка здоровья у населения резко снижается.1 Этот фактор, вместе с низкой экономической заинтересованностью, ведет к снижению заня-тости старших поколений восточных стран Европы.

Можно с уверенностью утверждать, что в условиях прогрессирую-щего старения населения в развитых странах возникает потребность по-полнения рынка труда за счет международных мигрантов для снижения коэффициента демографической нагрузки. Экспертные оценки фонда Бертельсмана по Германии показали, что немецкому рынку труда еже-годно необходим приток 260 тысяч человек, фактически это означает, что Германия не сможет выжить без трудовых мигрантов. Всего до 2060 года страна ожидает притока около 16 миллионов человек. Вывод специали-стов однозначен: даже при повышении пенсионного возраста до 70 лет собственных трудовых ресурсов Германии не хватит.

Эта проблема затрагивает все страны мира, существенно повысив-шие свое благосостояние за последние десятилетия. Так, население Ки-тая стремительно стареет. Продолжительность жизни на протяжении периода реформ и открытости постоянно росла, что увеличило количе-ство пожилых людей в структуре населения. Вместе с этим, городской стиль жизни большинства китайцев не предполагает заводить более од-ного–двух детей даже по факту снятия ограничений на рождение второ-го и последующих детей. Например, в Шанхае уровень фертильности на-ходится на ужасающе низком уровне 0,7% в 2017 году, что можно считать одним из самым низким уровней рождаемости в мире.2 И возникающая проблема снижения конкурентоспособности страны с точки зрения тру-довых ресурсов влечет за собой изменения в иммиграционной политики Китая, которая с марта 2017 года становится направленной на привлече-ние иностранной рабочей силы. [Чайковская, 2018 (Chaikouskaya, 2018)]

анализ направлений миграционной политики на страновом уровне

Среди всех регионов мира, европейский регион находится на первом месте по количеству стран, стремящихся повысить уровень иммиграции (32% стран), за ним следует азиатский регион (10% стран). На глобальном уровне большинство правительств проводят политику поддержания ны-нешнего уровня иммиграции, что отражено в табл. 2.3

1 Европейский банк реконструкции и развития. URL: https://www.ebrd.com (дата обращения: 16.08.2019).

2  Shanghai population 2017. URL: https://countrydigest.org/shanghai-population/ (accessed: August 14, 2019)

3 International Migration Policies: Data Booklet / United Nations, Department of Economic and Social Affairs // Official website of the UN. URL: https://www.un.org/en/development/desa/population/publications/pdf/policy/international_migration_policies_data_booklet.pdf (accessed: August 17, 2019)

82

Таблица 2Взгляды правительств в отношении иммиграционной политики, 2016 год

Регион

Политика в области уровня иммиграции

Увеличи-вать

Поддер-живать Снижать

Без вмешательств/нет официальной

политики

Мир 12% 61% 13% 14%Азия 10% 65% 23% 2%Африка 4% 43% 13% 40%Европа 32% 44% 9% 5%Латинская Америка 6% 76% 9% 9%Океания 6% 94% – –Северная Америка – 100% – –

П р и м е ч а н и е. Основано на 196 странах с доступными данными.

Во всем мире большинство правительств стран разработало програм-мы, направленные на интеграцию граждан-мигрантов в общество. По-литика в области интеграции необходима для достижения устойчивого экономического роста в странах-реципиентах и способствует благополу-чию мигрантов. Среди основных интеграционных мер рассматривают за-щиту от дискриминации, обучение иммигрантов языку и возможность подтверждения профессиональной квалификации. Конструктивная ми-грационная политика, правовые рамки и административные структуры, позволяющие мигрантам чувствовать свободу и самореализовываться в принимающей стране, позволяют увеличивать сферы влияния «мяг-кой силы»1 государства и делать его все более привлекательным для лю-дей по всему миру.

Многие государства, особенно из менее развитых регионов мира, раз-работали политику или программы для поощрения возврата своих граж-дан, переехавших в другую страну. Реэмиграция может оказать поло-жительное влияние на развитие стран-доноров, способствуя притоку капитала и инвестиций, а также передаче технологий и навыков. Одна-ко, в некоторых случаях, высокообразованные кадры, с большим опы-том работы по специальности, возвратившись на родину оказываются на подсобных ролях, например, переводчиками, сопровождающими руководителей компаний в командировках. Как правило, вернувшим-ся специалистам необходимо от двух до трех лет для полной адапта-ции к национальной системе и рынку труда, и от пяти до десяти лет для полной реализации своих профессиональных возможностей. Проблему адаптации реэмигрантов к условиям труда на родине дополняет слож-ность реинтеграции вернувшихся специалистов в общество, так как за время проживания за границей они американизировались, европеизи-ровались и, возвратившись, чувствуют себя вне национальной культуры. Поэтому выстраивая реэмиграционную политику надо учитывать эти сложности и предоставлять существенные преференции.

1 «Мягкая сила» представляет собой концептуальный подход к понима-нию внешней политики государства, который был впервые озвучен амери-канским политологом Джозефом Найем. Най полагал, что иммиграция яв-ляется важным компонентом американской «мягкой силы» и способствует росту могущества страны.

83

Возвращение эмигрантов является важной частью стратегии привле-чения в Китай высококвалифицированных кадров для инновационного развития экономики страны. С этой целью Пекином разработаны и за-пущены многочисленные научные программы и гранты для зарубежных китайских специалистов, для них проводятся ярмарки вакансий, фору-мы и конференции в КНР и за границей. Власти Китая уделяют боль-шое внимание созданию благоприятных условий как для их деятельно-сти в профессиональной сфере, так и чисто в житейском, бытовом плане. Реэмигрантам оказывают содействие в оформлении разрешения на дли-тельное пребывание в стране, регистрации, предоставляют жилье, обе-спечивают доступность образования их детям, выплачивают им пособия, компенсирующие расходы, связанные с возвращением на родину. [Афо-насьева, 2014 (Afonas›eva, 2014)]

По наблюдениям специалистов, около половины квалифицирован-ных мигрантов возвращаются на родину примерно через пять лет. Они приносят не только капитал, накопленный за рубежом, но и новые про-фессиональные знания и опыт организации бизнеса, в том числе венчур-ный. При разумной миграционной политике такой обратный «приток мозгов» может принести стране не только инвестиции, но и интеллек-туальный капитал.

Более того, в контексте глобальной коммуникационной революции возвращение квалифицированных работников на родину не означает их полного разрыва с зарубежными инновационными центрами. Это от-крывает возможность регулярного обмена последней информацией тех-нического или делового характера. В результате первоначальная «утеч-ка мозгов» превращается в «циркуляцию мозгов» (Shavruk, Pavlovskaya, 2018, p. 738)

Вопросы миграции и денежных переводов мигрантов имеют чрезвы-чайно важное значение для стран с низким и средним уровнями дохо-да. Официально зарегистрированные ежегодные потоки денежных пе-реводов мигрантов в группу этих стран достигли $529 млрд в 2018 году и выросли на 9,6% по сравнению с предыдущим рекордом в $483 млрд в 2017 года. Глобальные денежные переводы мигрантов, включая пото-ки в страны с высоким доходом, достигли $689 млрд в 2018 году. На ре-гиональном уровне рост притока денежных переводов варьировался от 7% в Восточной Азии и Тихоокеанском регионе до 12% в Южной Азии.

Общее увеличение переводов обусловлено более сильной экономи-кой и ситуацией с занятостью в Соединенных Штатах, а также восста-новлением внешних потоков из некоторых стран Совета сотрудничества стран Персидского Залива и Российской Федерации. За исключением Ки-тая, денежные переводы в страны с низким и средним уровнями дохода ($462 млрд) были значительно больше, чем потоки прямых иностранных инвестиций в 2018 году ($344 млрд). Среди стран основными получателя-ми денежных переводов были Индия ($79 млрд), затем Китай ($67 млрд), Мексика ($36 млрд), Филиппины ($34 млрд) и Египет ($29 млрд). Ожида-ется, что в 2019 году денежные переводы мигрантов в страны с низким и средним уровнями дохода достигнут $550 млрд, что станет крупней-шим источником внешнего финансирования таких стран.1

1 Record High Remittances Sent Globally in 2018. URL: https://www.worldbank.org/en/news/press-release/2019/04/08/record-high-remittanc-es-sent-globally-in-2018 (accessed: August 21, 2019)

84

Среди десяти стран с самой высокой долей денежных переводов в процентах от валового внутреннего продукта только три страны – Гон-дурас (денежные переводы составляют 18 % ВВП), Республика Молдова (денежные переводы – 21,7 % ВВП) и Таджикистан (денежные переводы – 26,9% ВВП) – проводят политику снижения стоимости осуществления де-нежных переводов. Во многих странах стоимость операций по переводу денег остается высокой по сравнению с доходами трудящихся-мигран-тов и получателей денежных переводов: по состоянию на март 2019 года, средняя стоимость отправки денежных переводов по миру составляет 6,94% от отправленной суммы. Для сравнения, в 2009 году средняя стои-мость отправки составляла около 10 %.1

Заключение

В заключение можно отметить появляющуюся тенденцию конкурен-ции стран за кадры с высокой квалификацией на мировом рынке челове-ческого капитала. Эта конкуренция видна и на примере формирования миграционных потоков Беларуси, большинство мигрантов, прибывших в Беларусь в прошлом году, имели общее среднее образование, а боль-шинство выехавших – высшее.

В сегодняшнем мире миграция может являться одним из видов ин-вестирования в «человеческий капитал», что описывается теорией чело-веческого капитала Г. Бэккера. И Беларуси, как и многим другим стра-нам восточноевропейского региона, необходимо переходить к более гибкой политике регулирования трудовой миграции населения – ина-че использовать потенциал этого ресурса для роста экономики полно-стью не удастся. В этом случае целесообразно не только использование селективной иммиграционной политики для привлечения требующейся рабочей силы, но и такое регулирование миграции, которое не препят-ствует, а, напротив, способствует притоку высокообразованных специа-листов или желающих стать такими специалистам. Кроме этого, важ-нейшим инструментом регулирования и, прежде всего, либерализации трудовой миграции становятся интеграционные соглашения, а важней-шими субъектами – интеграционные объединения. Многие такие согла-шения регулируют не только торговлю, но и инвестиции, и трудовую миграцию. [Ожигина, 2016, с. 87 (Ozhigina, 2016, p. 87)] В этой связи, для привлечения необходимых трудовых ресурсов Беларусь должна исполь-зовать потенциал общего рынка труда ЕАЭС и интеграционных согла-шений этого союза с третьими странами.

Литература

1.  Афонасьева А.В. (2014) Социальные проблемы реэмигрантов в Китае URL: http://naukarus.com/sotsialnye-problemy-reemigrantov-v-kitae (дата об-ращения: 13.08.2019).

2.  Ожигина, В.В. Этапы международной экономической интеграции в усло-виях глобализации: соответствует ли практика теории? // Актуальные пробле-мы гуманитарных и социально-экономических наук. 2016. Т. 10. № 4. С. 86–90.

1 Record High Remittances Sent Globally in 2018. URL: https://www.worldbank.org/en/news/press-release/2019/04/08/record-high-remittanc-es-sent-globally-in-2018 (accessed: August 21, 2019)

85

3.  Турбан Г.В. (2015) Структурные изменения в мировой экономике // На-ука и инновации. 2015. №11 (153). С.30-36.

4.  Чайковская, Ю.В. Китай: инновационный тренд развития // Oikonomos: Journal of Social Market Economy. 2018. № 1(10). С. 66–74.

5.  Шкутько О.Н. (2018) Особенности организации промышленной поли-тики развивающихся стран в условиях интернационализации. Управление в условиях глобальных мировых трансформаций: экономика, политика, пра-во. Сборник научных трудов Международная конференция. 2018. С. 238–241.

6.  Shavruk, Y, Pavlovskaya, S. (2018) Personnel logistics: global trends and peculiarities in the Republic of Belarus // International integration: training and developing logistics human resources in Vietnam. Hanoi. Pp. 734–747.

References

1.  Afonas’eva A.V. (2014) Social’nye problemy reemigrantov v Kitae [Social Issues of Remigrants in China]. URL: http://naukarus.com/sotsialnye-problemy-reemigrantov-v-kitae (accessed: August 13, 2019).

2.  Chaikouskaya Y.V. (2018). Kitay: innovatsionnyiy trend razvitiya. [China: an innovative development trend]. Oikonomos: Journal of Social Market Economy. № 1(10). Pp. 66–74.

3.  Ozhigina V.V. (2016). Etapy mezhdunarodnoi ekonomicheskoi integratsii v usloviiakh globalizatsii: sootvetstvuet li praktika teorii? [Stages of international economic integration in the context of globalization: is the practice consistent with theory?]. Aktual›nye problemy gumanitarnykh i sotsial›no-ekonomicheskikh nauk, no. 10(4). Pp. 86–90. (In Russian).

4.  Shavruk Y, Pavlovskaya S. (2018) Personnel logistics: global trends and peculiarities in the Republic of Belarus // International integration: training and developing logistics human resources in Vietnam. Hanoi. Pp. 734–747.

5.  Shkut›ko O.N. (2018) Osobennosti organizacii promyshlennoj politiki razvivayushchihsya stran v usloviyah internacionalizacii. Upravlenie v usloviyah global›nyh mirovyh transformacij: ekonomika, politika, pravo. [Features of the organization of industrial policies of developing countries in the context of internationalization. Management in the conditions of global global transformations: economics, politics, law.] Proceedings of the International Conference. Pp. 238–241.

6.  Turban G.V. (2015) Strukturnye izmeneniya v mirovoj ekonomike [Structural changes in the global economy] Science and Innovation. №11 (153). Pp. 30–36.

86

YULIYA ChAIKoUSKAYA

TRenDS of InTeRnATIonAL LAboR MIGRATIon oR WoRLD on The Move

Author affiliation. Yuliya Chaikouskaya (j1931@yandex.ru), PhD, associate professor of the Department of Marketing, Institute of business of the Belarusian State University (Minsk, Belarus). +375296118018.

Annotation. The article discusses the trends of international migration. In relation to world statistics, the author shows how migration leads to a quantitative and qualitative change in population of a particular region or state and affects various aspects of society. The thesis that migration policy has a direct impact on formation of labor resources of world regions and countries is confirmed, the main priorities of modern migration policy are identified.

Key words: international labor migration, population, labor resources, demography, economic growth, migration policy.

JeL: F22.UDC 339.97

Статья поступила в редакцию 25.05.2019 г.

87

Л.а. КРаВЧеНКо

ПРобЛеМы И ПеРСПеКтИВы РаЗВИтИя МаЛоГо И СРеДНеГо бИЗНеСа

В УКРаИНе

аннотация. Социально-экономическая система любого государства фор-мирует основу для ведения бизнеса, тормозит или оказывает поддержку раз-витию предприятий малого и среднего формата. Государственная политика Украины в современных условиях направлена на поддержку этого направле-ния. В статье проанализированы основные проблемы и показаны пути раз-вития малого и среднего бизнеса как фактора устойчивого развития регио-нов страны в условиях глобализации.

Ключевые слова: малый и средний бизнес, дерегуляция, глобализация, интеграция, конвергенция.

JeL: F02, F15УДК 338.1

Кравченко Любовь Александровна (luibava_62@ukr.net), кандидат экономических наук, заведующая Учебно-исследовательской лабо-раторией бизнеса и предпринимательства, старший преподаватель кафедры экономики и менеджмента механико-математического фа-культета, Николаевский национальный университет имени В. А. Су-хомлинского, Украина, г. Николаев, ул. Космонавтов, дом 53/1, кв. 51, +380507576949

Введение

Развитие малого и среднего бизнеса в мировой экономике становит-ся одним из приоритетных направлений. Формирование новых пред-приятий малого и среднего бизнеса рассматривается как возможность увеличения дохода и благополучия населения. Малый и средний бизнес становится катализатором инновационных изменений в государствах за счет своей деловой активности, продвижению новых технологий, запол-нению рынка товарами и услугами на конкурентной основе. В Украине на этапе децентрализации власти и развития регионов малое и среднее предпринимательство может рассматриваться как важное средство оп-тимизации структуры региональных экономик.

Условия экономической активности малого и среднего предпринимательства в Украине

Предпосылкой исследования является тезис, что в рамках сегодняш-них экономических событий роль малого и среднего предприниматель-ства (МСП) в Украине существенно возросла.

88

В существующих кризисных условиях наблюдается ослабление пози-ций некоторых крупных предприятий Украины, что ведет к увеличению значимости малого и среднего бизнеса. В то же время, по данным Каби-нета Министров, в Украине, несмотря на то, что малыми считаются 90% всех зарегистрированных частных предприятий, их удельный вес в ВВП не превышает 12–14 %. Предприятия малого и среднего бизнеса во мно-гом решают вопрос о трудоустройстве населения в Украине, обеспечивая 79,1 % рабочих мест и создавая 59 % добавленной стоимости. В сравни-тельной характеристике это превышает показатели Польши и Германии. В свою очередь, в Дании малый бизнес создает 80% ВВП, в Италии – 60 %, а в среднем в странах ЕС около 55–60 %.

Рассмотрим сферы, которые являются традиционно наиболее при-влекательными для деятельности малого и среднего бизнеса в Украине и ЕС (рис. 1).

Рис. 1. Сферы деятельности малого и среднего бизнеса

Отдельно рассмотрим сферу услуг (рис. 2).

Рис. 2. Услуги МСБ как сфера деятельности

Можно констатировать, что малый и средний бизнес широко пред-ставлен в сфере услуг. В Украине развитие малого и среднего бизнеса (МСБ) находится на новой волне подъема. Согласно данным статистики EBA (European Business Association), в странах с развитой рыночной эко-номикой численность занятых в сфере малого предпринимательства, как правило, превышает 50 % населения трудоспособного возраста (страны

89

ЕС), а иногда, может приближаться и к 80 % (Япония). Для стран ЕАЭС, в частности для Беларуси, этот показатель несколько ниже [Авдей, Чай-ковская 2018 (Audzei, Chaikouskaya, 2016)].

Подписание Соглашения Украины с ЕС в 2014 году о создании всеобъ-емлющей зоны свободной торговли, которая направлена на модерниза-цию экономики, стимулирование торговли и обеспечение соответствия украинского экономического регулирования европейской и международ-ной практике, значительно изменило бизнес-мышление предпринимате-лей и усилило конвергенцию бизнеса. Происходит увеличение количества предприятий малого и среднего бизнеса с 2017 года. По данным Госста-та Украины, на конец 2018 года было зарегистрировано 1,84 млн физиче-ских лиц-предпринимателей (ФЛП), что на 71 тыс. больше по сравнению с аналогичным периодом 2017 года (при снижении численности трудо-способного населения). Роль Европейского Союза в поддержке разви-тия украинского малого и среднего бизнеса достаточно значима. В роли наставника и помощника выступают представители европейской биз-нес-школы, так как за их плечами многолетний опыт, тогда как пред-приятиям МСБ Украины нет и 30 лет. Важно заметить, что европейские предприниматели на протяжении многих десятилетий имеют широкий доступ к разноплановым финансовым кредитным ресурсам. Особенно хо-чется отметить, что для МСБ в Европе доступны государственные финан-совые программы поддержки, которые в Украине очень слабо развиты.

Доступ к финансированию является ключевым препятствием, сдер-живающим развитие МСБ в Украине. В перспективе его можно устра-нить путем реализации правовых и регуляторных реформ, которые помогут решить имеющиеся проблемы. Несмотря на определенный прогресс, наблюдается незначительность объема банковского кредитова-ния МСБ, что определяется прежде всего сложностью процедуры и це-ной заемных средств. Согласно результатам социологического Исследо-вания деловой среды и эффективности предприятий (BEEPS V) (ЕБРР, 2014), проблема доступа к кредитованию особенно характерна для сред-них предприятий, что отметило около половины респондентов. Но не смотря на высокие процентные ставки, банки остаются основным источ-ником финансирования МСП»1.

Помощь со стороны ЕС в этом случае предполагает формирование альтернативных возможностей кредитования. В качестве примера мож-но отметить Немецко-Украинский фонд (НУФ), деятельность которого направлена на поддержку экономического развития Украины. НУФ при финансовой поддержке Правительства Германии предоставляет специ-альные программы финансирования для малых и средних предприятий, которые хотят инвестировать в покупку или модернизацию оборудова-ния, приобретение, строительство или ремонт производственных поме-щений, пополнить оборотные средства и вложить деньги в расширение производства.

Представители Немецко-Украинского Фонда уверены, что внедрение и развитие программ поддержки финансирования малых и средних пред-приятий в Украине поможет наладить функционирование чувствительных к этому отраслей экономики. Представителям МСБ в Украине, которые

1  Країни східного партнерства, 2016 рік. Оцінка реалізації акта з питань малого бізнесу (АМБ) для європи. https://www.oecd.org/eurasia/competitiveness-programme/central-asia/Ukraine-chapter.pdf (дата обращения 05.10.2019 г.)

90

имеют доход не более 10 млн. евро в год и ведут деятельность не менее трех лет, предоставляется возможность принять участие в программе Немецко-го банка развития (KfW) и Немецко-Украинского Фонда (НУФ) и получить кредит на развитие своего бизнеса от банков-партнеров в национальной ва-люте по доступной процентной ставке. Долгосрочной целью поддержки МСБ со стороны фонда является усиление и развитие украинской эконо-мики, поэтому предпочтение отдается приоритетным для этого отраслям. К ним на данный момент относится сельское хозяйство, сфера образова-тельных услуг, перерабатывающая промышленность, гостинично-ресто-ранный бизнес, а также проекты в сфере энергоэффективности.…»1.

В условиях формирования конкурентной среды функционирование малых и средних предприятий становится приоритетной задачей госу-дарства в целом. Малый и средний бизнес способствует экономической стабилизации государства, внедрению инноваций в различные виды де-ятельности, что ведет к росту экономических показателей, развитию кон-куренции, подъему экономики и формированию дополнительных ра-бочих мест.

Проследим динамику количества субъектов малого и среднего бизне-са за период с 2010 по 2017 гг.2, которая представлена в табл. 1.

Таблица 1Динамика количества МСб за период с 2010 года по 2017 год(единиц)

Год Всего пред-приятий

Из них:

средние малые микропредприятия Физические лица – предприниматели

2010 2 183 928 20 983 357 241 300 445 1 805 118

2011 1 701 620 20 753 354 283 295 815 1 325 925

2012 1 600 127 20 189 344 048 286 461 1 235 192

2013 1 722 070 18 859 373 809 318 477 1 328 743

2014 1 932 161 15 906 324 598 278 922 1 591 160

2015 1 974 318 15 203 327 814 284 241 1 630 878

2016 1 865 530 14 832 291 154 247 695 1 559 161

2017 1 805 059 14 937 322 920 278 102 1 466 803

За период с 2010 г. по 2017 г. наблюдался как нестабильный рост, так и некоторое снижение количественных показателей функционирования МСБ, который по-разному отреагировал на международные и внутри-государственные экономические процессы, связанные с событиями по-следних лет. Так, за указанный период, общее количество предприятий по Украине снизилось на 17,4 %, количество средних предприятий снизи-лось на 28,7 %, в свою очередь малых и микропредприятий стало меньше на 6,1 и 7,5%; количество физических лиц-предпринимателей, которые составляли в 2017 году большую часть МСБ, снизилось на 18,7 %. Но, если

1 Место роль СМБ в украинском бизнес-климате. https://biz.nv.ua/finance/mesto-i-rol-msb-v-ukrainskom-biznes-klimate-50014125.html (дата обращения 30.09.2019 года)

2 Показники структурної статистики по суб’єктах господарювання з розподілом за їх розмірами. http://www.ukrstat.gov.ua/ (дата обращения 05.10.2019 г.)

91

сравнить показатели 2016 и 2017 годов, то наблюдается рост по многим направлениям: общее количество предприятий по Украине уменьши-лось на 13,5 %, количество средних предприятий увеличилось на 1,5 %, в свою очередь малых и микропредприятий стало больше на 10 и 11 %. Физических лиц – предпринимателей, которые составляли в 2016 году большую часть МСБ, снизилось за год на 6%.

Рис. 3. Динамика количества СМП Украины

За период анализа по 2016 год наблюдается значительное ухудшение предпринимательской активности в Украине. Это последствие совокуп-ного влияния внешних и внутренних факторов, что особенно выражено на востоке страны. Большее количество предприятий, расположенных в зоне боевых действий и приграничных серых зон, закрылось, экономи-ка региона оказалась в глубокой рецессии. Кроме того, украинские МСП испытывают негативное влияние, вызванное высокой инфляцией и обес-цениванием национальной валюты, сокращением объемов кредитования и ограниченным объемом поддержки правительства.

Осознание глубины этих проблем сегодняшним правительством привело к положительным результатам: формируется поддержка МСБ на национальном уровне. Кабинетом Министров Украины определен ряд целей, которые направлены на развитие сильного и конкурентоспо-собного сектора малого и среднего предпринимательства. В основу это-го заложены принципы Акта по вопросам малого бизнеса для Европы и учтены рекомендации Индекса экономической политики в сфере ма-лого и среднего предпринимательства. Как результат – улучшение ситу-ации МСБ с 2017 года.

Важное место в государственной политике занимает Стратегия разви-тия малого и среднего предпринимательства в Украине на период до 2020 года1 и план мероприятий по ее реализации. Стратегия развития малого

1 Стратегия развития малого и среднего предпринимательства в Укра-ине на период до 2020 года https://uteka.ua/publication/news-14-novosti-zakonodatelstva-1-strategiya-razvitiya-malogo-i-srednego-predprinimatelstva-v-ukraine-do-2020-goda (дата обращения 14.10.2019 г.)

92

и среднего предпринимательства в Украине на период до 2020 года – это стра-тегический документ, содержащий ряд направлений создания благоприятной среды для развития МСБ и предусматривающий возможности расширения до-ступа к финансированию, упрощение налогового администрирования, популя-ризацию предпринимательской культуры и развитие предпринимательских навыков, а также повышение конкурентоспособности и инновационного по-тенциала малого и среднего предпринимательства в целом.

В стране проводится работа по совершенствованию регуляторной сре-ды, направленная на дерегулирование.1 В основу этого положен индекс экономической политики в сфере малого и среднего предприниматель-ства стран Восточного партнерства. Он содержит рекомендации по сле-дующим направлениям:

1. оптимизация институциональной структуры, нормативно-право-вой базы и условий функционирования малого и среднего предприни-мательства:

– разработка и принятие Стратегии развития малого и среднего пред-принимательства и плана мероприятий по ее реализации с учетом си-туации в Украине, которая предусматривает проведение институцио-нальных преобразований, усиление межведомственного взаимодействия по вопросам экономической политики, развитие диалога между госу-дарством и бизнесом, оптимизацию механизмов контроля и оценки осу-ществления мероприятий, отдельные целевые мероприятия;

– определение механизма проведения оценки воздействия регулиро-вания, предполагающего анализ влияния нормативно-правовых актов на малое и среднее предпринимательство;

– выполнение программы смягчения регулирования с учетом потреб-ностей малого и среднего предпринимательства, в том числе оптими-зацию порядка регистрации организаций (совершенствование взаимо-действия с налоговыми органами) и выдачи лицензий и разрешений, упрощение требований к бухгалтерскому учету и документации для ма-лого и среднего предпринимательства;

2. улучшение доступа малого и среднего предпринимательства к фи-нансированию:

– дальнейшее закрепление прав кредиторов в части, касающейся об-ращения взысканий на обеспечение, контроль за исполнением судебных решений по реорганизации;

– расширение доступа к списку движимого имущества из Государ-ственного реестра залогов движимого имущества в режиме реального времени, упрощение порядка его использования и повышение уровня достоверности указанных в нем данных;

– совершенствование нормативно-правовой базы венчурного финан-сирования, в частности начало работы с институциональными инвесто-рами, расширение возможностей для венчурных фондов и усиление за-щиты акционеров;

– внедрение системы кредитных гарантий для малого и среднего предпринимательства с участием международных финансовых органи-заций на начальном этапе;

1 Стратегия развития малого и среднего предпринимательства в Укра-ине на период до 2020 года https://uteka.ua/publication/news-14-novosti-zakonodatelstva-1-strategiya-razvitiya-malogo-i-srednego-predprinimatelstva-v-ukraine-do-2020-goda (дата обращения 14.10.2019 г.)

93

3. содействие развитию компетенций предприимчивости и совершен-ствование предпринимательских умений:

– усиление ведущей роли Министерства образования и науки Укра-ины по развитию предприимчивости в процессе обучения, определе-ние уполномоченного лица по вопросам развития предприимчивости в процессе обучения;

– содействие предпринимательской деятельности женщин, в част-ности сбор более точных и достоверных данных о перспективах жен-щин-предпринимателей;

– сбор данных о потребности в предпринимательских умениях ма-лого и среднего предпринимательства путем организации регулярных опросов и образования отраслевых рабочих групп;

4. повышение уровня конкурентоспособности малого и среднего предпринимательства:

– разработка и выполнение плана мероприятий по развитию рынка услуг для субъектов предпринимательства, изучение вопроса о возмож-ных вариантах государственной поддержки (в частности, информаци-онный интернет-портал для малого и среднего предпринимательства);

– разработка стратегической и институциональной базы инноваци-онной политики, программ с участием частного сектора;

– обеспечение участия малого и среднего предпринимательства в го-сударственных закупках;

– определение регуляторных и финансовых стимулов для экологиза-ции малого и среднего предпринимательства;

5. содействие интернационализации малого и среднего предприни-мательства:

– дальнейшее совершенствование систематического надзора за рын-ком, реализация Стратегии развития системы технического регулиро-вания, усиление институциональной способности национального орга-на стандартизации;

– совершенствование экспортной политики, разработка и выполне-ние программы развития экспорта, изучение вопроса о создании новой институциональной структуры и внедрение экспортного финансирова-ния и целевых мер поддержки.

Заключение

Украина столкнулась с серьезными проблемами реализации про-грамм поддержки МСП в связи с конфликтом на востоке страны и дли-тельным отсутствием ключевых реформ. Застой экономики (с 2012 года) и глубокая рецессия (с середины 2014года) стали основными препятстви-ями в развитии национального МСП.

Государство сегодня прилагает немало усилий для стабилизации биз-нес-климата на территории Украины. Поэтапно осуществляется мас-штабная программа дерегулирования, а также реализованы ключевые мероприятия по упрощению регистрации бизнеса, расширению услуг электронного правительства, обучению предпринимательским и про-фессиональным навыкам, устранению технических барьеров в торговле и внедрению стандартов ЕС, что способствует развитию малого и сред-него бизнеса.

94

Литература

1.  Авдей, О.В., Чайковская, Ю.В. Анализ инновационного потенциала экономики Беларуси // Oikonomos: Journal of Social Market Economy. 2016. №2 (5). С. 56–65.

2.  Країни східного партнерства, 2016 рік. Оцінка реалізації акта з пи-тань малого бізнесу (АМБ) для Європи. https://www.oecd.org/eurasia/competitiveness-programme/central-asia/Ukraine-chapter.pdf (дата обращения 05.09.2019 г.).

3.  Место роль СМБ в украинском бизнес-климате https://biz.nv.ua/finance/mesto-i-rol-msb-v-ukrainskom-biznes-klimate-50014125.html.(дата обращения 03.09.2019 года).

4.  Показники структурної статистики по суб’єктах господарювання з розподілом за їх розмірами. http://www.ukrstat.gov.ua/ (дата обращения 03.09.2019 г.).

5.  Стратегия развития малого и среднего предпринимательства в Укра-ине на период до 2020 года https://uteka.ua/publication/news-14-novosti-zakonodatelstva-1-strategiya-razvitiya-malogo-i-srednego-predprinimatelstva-v-ukraine-do-2020-goda (дата обращения 10.09.2019 г.).

References

1.  Audzei V, Chaikouskaya Yu. V (2016). Analiz innovacionnogo potenciala ekonomiki Belarusi [Analysis of innovative capacity of the economy of Belarus]. Oikonomos: Journal of Social Market Economy, no. 2 (5). pp. 56–65.

2.  Krayiny skhidnoho partnerstva, 2016. Otsinka realizatsiyi akta z pytanʹ maloho biznesu (AMB) dlya Yevropy [Eastern Partnership countries, 2016. Evaluation of the implementation of the Small Business Act (SBA) for Europe] https://www.oecd.org/eurasia/competitiveness-programme/central-asia/Ukraine-chapter.pdf (accessed September 5, 2019).

3.  Mesto i rol› SMB v ukrainskom biznes-klimate [The place and the role of SMBs in the Ukrainian business climate] https://biz.nv.ua/finance/mesto-i-rol-msb-v-ukrainskom-biznes-klimate-50014125.html (accessed: September 3,2019).

4.  Pokaznyky strukturnoyi statystyky po subʺyektakh hospodaryuvannya z rozpodilom za yikh rozmiramy [Indicators of structural statistics by economic entities with size breakdown] https://biz.nv.ua/finance/mesto-i-rol-msb-v-ukrainskom-biznes-klimate-50014125.html (accessed: September 3, 2019).

5.  Strategiya razvitiya malogo i srednego predprinimatel›stva v Ukraine na period do 2020 goda [Strategy for the development of small and medium-sized enterprises in Ukraine for the period until 2020] The official website of the State Statistics Service of Ukraine http://www.ukrstat.gov.ua/ (accessed: September 10.2019).

95

аВтоР

НаЗВаНИе

Author affiliation. L. Kravchenko(lyubava_62@ukr.net), Candidate of Economic Sciences, Head of the educational and research laboratory of business and entrepreneurship, senior Lecturer, Department of Economics and Management, Mechanics and Mathematics Faculty Mykolayiv V. O. Sukhomlinsky National University, Ukraina, sitti Mykolayiv, Kosmonavtov street, house 53/1, apt. 51,+380507576949

Abstract. The socio-economic system of any state forms the basis for doing business, slows down or supports the development of small and medium-sized enterprises. The state policy of Ukraine in modern conditions is aimed at supporting this area. The article analyzes the main problems and shows the development of small and medium-sized businesses as a factor in the sustainable development of the country›s regions in the context of globalization.

Key words: small and medium business, deregulation, globalization, integration, convergence.

JeL: Z32, Z33UDC 338.48 +379.85

Статья поступила в редакцию 15.09.2019 г.

OIKONOMOS: Journal of Social Market Economy (Lithuania)

2(14), 2019

Журнал основан и издается Европейской исследовательской ассоциацией «Oikonomos»

(LT-08221 Kalvarijų g. 125, Vilnius, Lithuania)

Web: era-oikonomos.org Web: oikonomos-journal.org

E-mail: era.oikonomos@gmail.com; conf.oikos@gmail.com Tel.: +370 676 60 722; +375 29 817 72 47

Главный редактор – Константин Голубев, доктор экономических наук, кандидат богословия, профессор Беларусского государственного экономического университета

(Минск, Беларусь)

Выпускающий редактор – Юлия Чайковская, кандидат экономических наук, доцент Белорусского

государственного университета (Минск, Беларусь)

Подписано в печать 20.11.2019. Формат издания 70×100/16, усл. печ. листов 7,74.

Тираж 99 экз. Печать цифровая

Отпечатано: ООО «Поликрафт». Лиц.№ 02330/466 от 21.04.2014 г.

220112, г. Минск, ул. Кнорина, 50.