328.проблема безопасности в современных международных...

Киселев И.Ю., Смирнова А.Г. Проблема безопасности ...

1

Министерство образования и науки Российской Федерации

Федеральное агентство по образованию Ярославский государственный университет им. П.Г. Демидова

И.Ю. Киселев А.Г. Смирнова

Проблема безопасности в современных

международных отношениях

Учебное пособие

Рекомендовано Научно-методическим советом университета

для студентов специальности Политология

Ярославль 2005

Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»

2

УДК 327(075.6) ББК Ф4(0)3я73

К 44 Рекомендовано

Редакционно-издательским советом университета в качестве учебного издания. План 2005 года

Рецензенты:

доктор психологических наук, профессор В.А. Мазилов; кафедра политологии и социологии ЯГПУ им. К.Д. Ушинского

К 44 Киселев, И.Ю., Смирнова, А.Г. Проблема безопасности в современ-

ных международных отношениях : учеб. пособие / И.Ю. Киселев, А.Г. Смирнова ; Яросл. гос. ун-т. – Ярославль : ЯрГУ, 2005. – 115 с.

ISBN 5-8397-0420-2 Учебное пособие «Проблема безопасности в современных междуна-

родных отношениях» содержит материалы, посвященные рассмотрению трансформаций в сфере безопасности, оценки угроз и сотрудничества го-сударств в современном мире. Обсуждаются основные подходы к опре-делению понятия безопасности. Особое внимание уделяется понимаю безопасности как многоаспектного явления. Отдельный раздел посвящен обсуждению сущности понятия угрозы как элемента безопасности, про-блемам восприятия и оценки угрозы. На основе проведенных авторами эмпирических исследований рассматривается проблема сотрудничества России и США при урегулировании иракского кризиса 2002 – 2003 гг., а также осуществляется попытка выделить некоторые характеристики ме-ждународной безопасности и роли США в мире так, как они представле-ны в инаугурационной речи президента США Дж. У. Буша 2005 г. Каж-дый тематический раздел сопровождается списками рекомендуемой и дополнительной литературы, а также вопросами для повторения и закре-пления материала.

Предназначено для студентов, обучающихся по специальности Поли-тология (курс "Международная безопасность в меняющемся мире", блок ГСЭ), очной формы обучения.

Ил. 2. Библиогр.: 42 назв. УДК 327(075.6) ББК Ф4(0)3я73

ISBN 5-8397-0420-2

Ярославский государственный университет им. П.Г. Демидова, 2005

И.Ю. Киселев, А.Г. Смирнова, 2005



3

Оглавление

Предисловие .......................................................................................... 5Примечания ......................................................................................... 9

Глава 1. Безопасность ....................................................................... 101.1. Безопасность: проблема определения .................................... 101.2. Проблема расширения понятия безопасности в

современном мире ..................................................................... 141.3. Виды безопасности ................................................................... 241.4. Проблема определения новых угроз как «угроз

национальной безопасности» .................................................. 32Примечания ....................................................................................... 37Вопросы для повторения ................................................................. 39Рекомендуемая литература ........................................................... 40Дополнительная литература и источники .................................. 40

Глава 2. Угроза: определение, восприятие, оценка .................... 412.1. Сущность понятия «угроза» ................................................... 432.2. Восприятие угрозы ................................................................... 492.3. Оценка угрозы ........................................................................... 58Примечания ....................................................................................... 73Вопросы для повторения ................................................................. 75Рекомендуемая литература ........................................................... 76Дополнительная литература и источники .................................. 76


4

Глава 3. Безопасность и проблема сотрудничества ................... 773.1. Новые угрозы и проблема сотрудничества .......................... 783.2. Факторы сотрудничества государств ................................. 803.3. Представление проблемы в сознании как фактор

сотрудничества государств ................................................... 853.4. Основные характеристики образа государства и образа

мира в речах президента РФ В.В. Путина и президента США Дж. Буша в период иракского кризиса 2002 – 2003 гг. ................................................................................................. 88

3.5. Репрезентация проблемы как фактор сотрудничества России и США в ходе иракского кризиса 2002 – 2003 гг. ..... 93

Примечания ....................................................................................... 98Вопросы для повторения ............................................................... 100Рекомендуемая литература ......................................................... 101Дополнительная литература и источники ................................ 101

4. Вместо заключения: динамика образа США в инаугурационных речах американских президентов в период 1949 – 2005 гг. ............................................................... 102

4.1. Образ США в инаугурационной речи Дж. У. Буша 20 января 2005 г. .......................................................................... 104

4.2. Динамика образа США в инаугурационных речах американских президентов в период 1949 – 2005 гг.: адаптация к изменениям ........................................................ 107

Литература .................................................................................... 114



5

Предисловие


Учебное пособие «Проблема безопасности в современных международных отношениях» содержит материалы, посвящен-ные рассмотрению трансформаций в сфере безопасности, оценки угроз и сотрудничества государств в современном мире. Пере-численные проблемы являются основой курса «Международная безопасность в меняющемся мире», преподавание которого осу-ществляется студентам 3 курса факультета социально-политических наук Ярославского государственного университета.

Необходимость разработки курса и написания учебного по-собия обусловлена следующими причинами. Первая – это на-стоятельный запрос практики мировой и внутренней политики. Угроза войны с применением ядерного оружия в течение не-скольких десятилетий держала мир в напряжении, отодвигая ос-тальные проблемы на второй план. Окончание «холодной вой-ны», с одной стороны, стало знаком того, что человечество про-демонстрировало здравый смысл и не выпустило «ядерного джина» из бутылки. С другой стороны, казалось бы, избавив-шись от одной угрозы, государства всего мира осознали сущест-вование других, не менее серьезных угроз: демографические проблемы, грозящий в скором будущем дефицит природных ре-сурсов, и особенно энергоносителей, все более возрастающий экономический разрыв между государствами Юга и Севера, эко-логические проблемы.

При этом нельзя сбрасывать со счетов и ядерное оружие. Как подчеркивает доктор технических наук, профессор Е. Абра-мян, в распоряжении России и США по-прежнему остается 15 тыс. ядерных бомб, в то время как для уничтожения челове-чества достаточно 3-4 тысяч. «Да, сегодня нет противостояния великих держав, но выявилась другая опасность – терроризм. … Сколько жертв будет, если они используют ядерное оружие?» -



6

задает вопрос профессор [2, с. 23]. Более того, перенаселение планеты, истощение природных ресурсов, растущее расслоение общества по уровню достатка, которое возросло в несколько раз вместе с промышленным ростом, могут привести к войнам. А при современном вооружении любая локальная война может пе-рерасти в глобальную катастрофу. Принимая во внимание, что один из основных документов, который регулировал междуна-родные отношения в области безопасности - договор ПРО 1972 г. – утратил свою силу, сказанное приобретает особую остроту.

Таким образом, облик безопасности в современном мире существенно изменился, и сам концепт безопасности, а также другие ключевые конструкты мировой политики, такие как «уг-роза», «национальные интересы», «сотрудничество» требуют переосмысления. Поэтому рассмотрение перечисленных про-блем представляется важной в подготовке специалистов-политологов.

Вторая причина разработки курса по безопасности и напи-сания учебного пособия связана с природой рассматриваемых конструктов, с необходимостью более глубокого осмысления политических, социальных и психологических составляющих безопасности, угрозы, национальных интересов и сотрудничест-ва. В учебниках и монографиях российских авторов проблема безопасности чаще всего представлена в контексте довольно формализованного подхода официальных документов по нацио-нальной безопасности и внешней политики [см., например, 1], исторического экскурса, оценки военного потенциала или гео-политики. При этом без внимания зачастую остается «человече-ский фактор»: оценка и восприятие угроз, сотрудничество, реа-лизация потребностей человека, находящегося в специфической ситуации. Поэтому важная задача курса и данного учебного по-собия состоит в рассмотрении механизмов обеспечения безопас-ности, связанных с действием когнитивных и эмоциональных процессов.

Представляемое учебное пособие рассматривает три основ-ные проблемы безопасности, которые соответствуют главам данного издания.



7

В первой главе «Безопасность» представлены основные подходы к определению понятия безопасности (раздел 1.1. «Безопасность: проблема определения»), обсуждается пробле-ма расширенного толкования безопасности, а также виды безо-пасности (раздел 1.3. «Виды безопасности»). В разделе 1.2. «Проблема расширения понятия безопасности в современном мире» особое внимание уделяется рассмотрению теорий безо-пасности, которые продемонстрировали, что безопасность пред-ставляет собой многоаспектный феномен, который не ограничен существованием только военных угроз, возникающих из взаи-модействия государств на международной арене. В частности, представлен обзор концепций и теорий безопасности, разрабо-танных учеными так называемых «южного» и «северного» ре-гионов. А среди последних представлены идеи, возникшие в рамках парадигмы феминизма, культуралистских теорий безо-пасности, постмодернизма

Раздел 1.4. посвящен осмыслению обоснованности рассмот-рения новых угроз безопасности в экономической, экологиче-ской, демографической и других сферах как угроз национальной безопасности. Поставленная задача осуществляется посредством рассмотрения основных характеристик национальной безопас-ности.

Вторая глава «Угроза: определение, восприятие, оценка» посвящена рассмотрению угрозы в качестве основного элемента безопасности. В разделе 1.2. «Сущность понятия "угроза"» вы-деляются и обсуждаются характеристики угрозы, такие как: 1) причинение вреда, 2) условный характер угрозы; 3) связь угрозы с намерениями субъекта угрозы; 4) рассмотрение угрозы в каче-стве когнитивной оценки; 5) категоризация угрозы как результата взаимодействия субъекта и объекта угрозы; 6) дискретный харак-тер угрозы; 7) зависимость восприятия и оценки угрозы от со-держания национальных интересов государства. Раздел 2.2. «Восприятие угрозы» посвящен рассмотрению психологических факторов и механизмов категоризации субъекта или события в качестве угрожающего. В разделе 2.3. «Оценка угрозы» обсужда-ется проблема оценки вероятности наступления события, в том числе и угрозы. В рамках данного раздела также рассматривают-



8

ся характеристики «эффективной угрозы» с точки зрения особен-ностей контекста презентации угрозы, самой угрозы, а также возможности выполнения предъявляемых требований.

Третья глава «Безопасность и проблема сотрудничества» формулирует проблему сотрудничества государств в современ-ном мире, а также рассматривает значение репрезентации про-блемы в сознании политического руководства в качестве факто-ра сотрудничества. В основе данной главы - результаты эмпири-ческого исследования сотрудничества России и США в ходе урегулирования иракского кризиса 2002 – 2003 гг. В исследова-нии проверяется предположение, согласно которому наличие общей проблемы, в том числе общей внешней угрозы, является необходимым, но не достаточным условием для возникновения сотрудничества. У лидеров государств должно возникнуть раз-деляемое понимание решаемой проблемы. Проведение операции в Ираке – пример отсутствия оснований для сотрудничества. В качестве теоретической основы исследования выступает когнитив-ный подход к пониманию функционирования международных ор-ганизаций. Для выявления особенностей репрезентации проблемы в сознании президентов России и США использовался метод кон-тент-анализа официальных заявлений президентов России и США по иракской проблеме.

В заключительной главе «Динамика образа США в инаугурационных речах президентов США в период 1945 – 2005 гг.» осуществляется попытка выделить некоторые характе-ристики международной безопасности и роли США в мире так, как они представлены в инаугурационной речи президента США Дж. У. Буша. Исследование текста речи осуществлялось при по-мощи методики контент-анализа, предназначенной для выявле-ния идентификационного, статусного и ролевого компонентов образа США, а также их эмоциональной окрашенности. Полу-ченные характеристики образа США обсуждаются посредством анализа динамики основных характеристик образа США в инау-гурационных речах президентов США 1945 – 2000 гг.

Каждая глава учебного пособия завершается списком вопро-сов, при помощи которых студенты смогут проверить свои зна-



9

ния. Главы также снабжены списками рекомендуемой и допол-нительной литературы и источников.

Представленные в учебном пособии материалы могут быть использованы в ходе как лекционных, так и семинарских заня-тий. Каждая глава завершается постановкой важных проблем и вопросов, которые нуждаются в дальнейшем рассмотрении. Они могут стать основой для дискуссий в ходе семинаров или высту-пить в качестве тем для исследовательских проектов студентов.

Примечания

1. Общая теория национальной безопасности: Учебник / Под общ. ред. А.А. Прохожева. М.: Изд-во РАГС, 2002. 320 с.

2. Финякина И. Смерть на выбор // Московский комсомолец. 2005. 6-13 июля. С. 23.


Глава 1. Безопасность

10



Понятие безопасности стало общеупотребимым в общест-венно-политическом дискурсе. В 1992 году впервые в истории нашей страны был принят Закон Российской Федерации «О безопасности». С одной стороны, повышенное внимание к про-блеме безопасности обусловлено распространением в нашем обществе либеральных ценностей, декларирующих, что безопас-ность наряду со свободой, правом собственности и сопротивле-нием угнетению, входит в число неотъемлемых прав человека. С другой стороны, несмотря на окончание холодной войны и пре-кращение противостояния Востока и Запада1

В данной главе будут рассмотрены основные подходы к оп-ределению понятия безопасности, проблема расширенного тол-кования безопасности, а также виды безопасности.

, мир осознал суще-ствование других, не менее значимых и неотвратимых угроз – экономических, экологических, демографических и многих дру-гих. Все это привело к переосмыслению сущности явления безо-пасности в современном мире.

1.1. Безопасность: проблема определения

Проблемы безопасности изучаются многими научными дис-циплинами. И практически в каждом из направлений имеется свой подход к определению сущности явления безопасности. Отчасти это связано с тем, что разные страны в разные периоды своего развития выдвигают собственные требования к безопас-ности, испытывая воздействие различных угроз. При этом опре-

1 Необходимо отметить, что понимание безопасности в период «хо-

лодной войны» строилось на существовании в первую очередь военных угроз; в качестве субъекта безопасности выступало государство.



11

делить даже самое общее значение термина «безопасность» так-же весьма не просто.

В «Толковом словаре русского языка» С.И. Ожегова безо-пасность определяется как «состояние, при котором не угрожает опасность, есть защита от опасности» [8, c. 41]. Иначе говоря, «безопасность» в русском языке понимается по контрасту с по-нятием опасности. Вместе с тем в Западной Европе «безопас-ность» понималась несколько глубже. В английском языке тер-мины «опасность» и «безопасность» нельзя рассматривать как находящиеся в отношениях противопоставления. Безопасность – «security» - это «состояние защищенности от опасности; защи-щенность от шпионажа, атаки или грабежа. Безопасность также обозначает возможность не испытывать чувства тревоги или опасения, а также свободу от сомнений, уверенность, убежден-ность» [26, с. 2735]. Опасность – «danger» - это «возможность причинить вред или испортить что-либо; предрасположенность к нанесению вреда или увечий, риску, опасности. Опасность также обозначает убытки, вред, ущерб» [25, с. 591]. Европейские мыс-лители рассматривали безопасность как состояние человека, возвышающего его над страданием; объективное положение ин-дивида, в котором он избавлен от перспективы внезапного по-кушения на его личность и собственность (А. Смит); цель обще-ства с республиканским политическим устройством (Г.В. Лейб-ниц); составную часть политической свободы (Ш.Л. Монтескье). Расширение понятия безопасности, которое наблюдается в по-следнее время, приводит к появлению еще большего количества значений, в рамках которых рассматривается данное понятие.

Если систематизировать существующие определения поня-тия безопасности, можно выделить три основных подхода к по-нимаю сущности данного явления. Первое направление подра-зумевает понимание безопасности как многоаспектного со-стояния. Подобное понимание безопасности свойственно большинству современных исследователей и подразумевает от-каз от ее рассмотрения только как отсутствие внешних угроз по отношению к государству со стороны других государств. Данное понимание безопасности критикуется с точки зрения двух ос-новных моментов. Во-первых, государство не является единст-



12

венным субъектом безопасности. Социальные, этнические и ре-лигиозные или другие культурные меньшинства (социетальная безопасность), индивиды с их базовыми потребностями (безо-пасность человека), а также мировое сообщество (глобальная или всемирная безопасность) выступают в качестве носителей нужд безопасности наравне с государством. Во-вторых, подчер-кивается тот факт, что было бы не правильно уделять исключи-тельное внимание только физическому и политическому пара-метрам безопасности. Другие аспекты, связанные с жизнью че-ловека, также важны с точки зрения проблемы безопасности: это и экономическая безопасность, и информационная безопасность, и безопасность окружающей среды, и многие другие2

Второе направление предполагает рассмотрение безопасно-сти как представления о том, каким должно быть такое со-стояние и каково оно на самом деле. Например, безопасность, по определению Л. Перепелкина, - это состояние устойчивого функционирования и воспроизводства социального объек-та/субъекта, поддерживаемое с помощью особой институцио-нальной среды. При этом под «воспроизводством» понимается повторение во времени и пространстве, в последовательности поколений структурных, функциональных и семантических ха-рактеристик социального объекта/субъекта, взятых в их динами-ческих связях с окружением [6, с. 153]. Таким образом, в данном определении безопасность представлена как результат, как со-стояние. Вместе с тем в нем не обсуждаются механизмы, при помощи которых данное состояние может достигаться и под-держиваться. А между тем данное замечание имеет принципи-альное значение. Так, возникает вполне справедливый вопрос: советское общество можно было охарактеризовать как «безо-пасное»? Казалось бы, напрашивается очевидный ответ: нет. Со-гласно современному расширенному пониманию термина «безо-пасность», базовые виды безопасности, такие как экономиче-ская, экологическая, социетальная, в нашей стране не были

.

2 Подробнее к обсуждению понятия безопасность как многоаспектно-

го явления мы вернемся в параграфе, посвященном проблеме расширен-ного определения понятия безопасности.



13

реализованы в полном объеме. Тем не менее общество устойчи-во функционировало и воспроизводилось. В данном случае вы-явление механизмов обеспечения безопасности могло бы снять возникшее противоречие.

Третье направление в определении сути явления безопасно-сти как раз и предполагает выделение механизмов. Они содер-жатся в определении понятия «национальная безопасность». В соответствии с положениями существующей законодательной и нормативно-правовой базы определение понятия «национальная безопасность» выглядит следующим образом. Национальная безопасность или безопасность нации есть защищенность жиз-ненно важных интересов личности, общества и государства в различных сферах жизнедеятельности от внутренних и внешних угроз, обеспечение устойчивого поступательного развития стра-ны [7, c. 22]. Данное определение сохраняет «сильные стороны» определений безопасности, представленные в первых двух на-правлениях. Во-первых, безопасность в данном случае рассмат-ривается как многоаспектное явление, в контексте расширенного понимания субъектов и объектов безопасности. Во-вторых, со-храняется указание на устойчивость и поступательность разви-тия страны, которое подчеркивалось в рамках второго направле-ния. В дополнение к перечисленным преимуществам данного определения можно выделить еще одно: описание механизма обеспечения безопасности или ее отсутствия. В качестве таково-го можно рассматривать динамику интересов личности, обще-ства и государства и угроз, с которыми они сталкиваются.

Понятие угрозы, а также соотношение угроз и националь-ных интересов государства станут предметом подробного рас-смотрения в главе 2 «Угроза: определение, восприятие, оценка». В данной главе мы ограничимся лишь самыми общими опреде-лениями этих понятий. Жизненно важные интересы – это со-вокупность потребностей, удовлетворение которых обеспечива-ет существование и возможности прогрессивного развития лич-ности, общества и государства. Угроза – совокупность условий и факторов, создающих опасность жизненно важным интересам личности, общества и государства. Реальные и потенциальные угрозы объектам безопасности, исходящие от внутренних и



14

внешних источников опасности, определяют содержание дея-тельности по обеспечению внутренней и внешней безопасности.

В качестве ключевых в приведенном определении выступа-ют также понятия личности, общества и государства. И лич-ность, и общество, и государства выступают одновременно в ка-честве субъектов и объектов безопасности. В зависимости от того, кто выступает субъектом и/или объектом - отдельный че-ловек, общество, государство или сообщество государств, - ус-танавливается тот или иной уровень безопасности. Соответст-венно предметом усилий по ее обеспечению/защите становятся личная или индивидуальная безопасность, социетальная безо-пасность или безопасность общества, национальная безопас-ность или безопасность государства, международная или кол-лективная безопасность [6, с. 19]. Представляется, что в реаль-ности реализацию этих видов безопасности сложно отделить друг от друга, поскольку, если не обеспечена личностная безо-пасность, едва ли можно говорить о безопасности общества, го-сударства, а в конечном итоге и международной безопасности.

1.2. Проблема расширения понятия безопасности в современном мире

Традиционное понимание безопасности исходит из необхо-димости защиты территориальной целостности государства си-лой оружия. Концептуальные основы подобного понимания безопасности были сформулированы в рамках парадигмы реа-лизма в теории международных отношений.

Реалисты рассматривали безопасность с позиции понятия силы. Теоретически понятие силы выступало синонимом поня-тию безопасности государства, защищенности против внешней угрозы. При этом подчеркивается, что безопасность обеспечива-ется наращиванием военного потенциала государства. Опреде-ление безопасности, в основе которого лежит понятие государ-ства, в свою очередь, строится на основе положения, согласно которому четко определенная граница между внутренним по-рядком и внешней анархией является естественным состоянием,



15

предполагающим реальную возможность начала войны между государствами. По причине отсутствия надгосударственных ав-торитетных институтов, способных сдерживать агрессивные на-мерения государств по отношению друг к другу, последние мо-гут рассчитывать только на собственные возможности при обес-печении безопасности. Подобная система обеспечения собственной безопасности приводит к возникновению так назы-ваемой «дилеммы безопасности». Ее суть заключается в том, что действия одного государства, направленные на обеспечение собственной безопасности, воспринимаются другими как демон-стративные военные приготовления. Например, в контексте ди-леммы безопасности зачастую обсуждается выход США из до-говора ПРО 1972 года и развертывание ими системы националь-ной противоракетной обороны. Подобное поведение государств может привести к дестабилизирующей гонке вооружений, кото-рая способна снизить общую безопасность системы и входящих в нее государств. Для реалистов стабильность в мире определя-ется только существующим балансом сил.

Современные подходы к пониманию явления безопасности развиваются представителями целого ряда школ и направлений. Вместе с окончанием «холодной войны» и отказом сверхдержав от гонки вооружений сместились акценты в рассмотрении про-блем безопасности. Если раньше внимание концентрировалось на военном измерении безопасности сверхдержав, то сейчас оп-ределение безопасности расширено. В него включены, в том числе, экологические и экономические аспекты безопасности.

Целесообразность расширения понятия безопасности про-демонстрировали появившиеся на западе, в России, странах так называемого Юга3

3 Сразу по окончании «холодной войны» нередко звучали утвержде-

ния, что в современном мире противостояние по линии Восток – Запад сменилось противостоянием по оси Север – Юг. В странах северного по-лушария (развитых государствах), общий социально-экономический уро-вень жизни намного выше, чем в развивающихся странах южного полу-шария. Иногда страны Юга называют странами «третьего мира». Вместе с тем необходимо отметить существенную неоднородность государств Се-вера и Юга [5].

концепции безопасности, которые выявили



16

целый круг проблем и угроз, с которыми сталкивались другие государства мира, а не только великие державы. Более того, но-вые концепции продемонстрировали, что в качестве объекта и субъекта выступают не только государства, но и социальные группы и даже отдельные индивиды. Рассмотрим кратко эти концепции.

Если рассматривать проблемы безопасности с позиций Юга, то основная угроза безопасности в данном регионе исходит от военных конфликтов, которые во множестве возникают в данном регионе. Однако военные конфликты Юга редко бывают межгосударственными. Основная причина их возникновения со-стоит в проблеме легитимности режимов, которые, как правило, поддерживаются извне и зачастую характеризуются тем, что от-страняют от участия в политическом процессе определенные со-циальные группы. Более того, как подчеркивает Э. Тикнер, су-ществует предположение, что термин «государство» в его запад-ном понимании не может быть применено к Югу, где квазигосударства получают свою легитимность скорее от меж-дународной системы, чем за счет поддержки своих граждан. «В международной системе, которая частично и на Юге имеет тен-денцию к внутреннему беспорядку, а стабильность международ-ных границ нередко поддерживается вмешательством и интере-сом великих держав, предположение реалистов о границах меж-ду анархией и порядком перевернуто с ног на голову» [12, с. 191]. Тем самым ученые если не опровергли, то, по меньшей мере, поставили под сомнение претендующую на универсаль-ность модель безопасности, разработанную в рамках реализма и характеризующую преимущественно отношения государств Се-вера.

В научных трудах, посвященных проблеме безопасности в данном регионе, были выделены и новые виды безопасности. Несмотря на то, что военные конфликты по-прежнему остаются источником угрозы безопасности, многие ученые утверждают, что безопасность не должна определяться исключительно в кате-гориях военной угрозы. Так, Эдвард Азар и Чанг-ин Мун опре-деляют нестабильность как угрозу ценностям и идентичности, смысл которых меняется во времени и пространстве [20]. Кэро-



17

лин Томас в своем исследовании проблем безопасности подни-мает вопрос об экономическом измерении национальной безо-пасности, рассматривая не просто внутреннюю безопасность го-сударства, но и безопасность в сферах продовольствия, здраво-охранения, финансирования и торговли [27].

На Севере в современном определении безопасности воз-никли два течения. Представители первого течения придержи-ваются традиционного понимания проблемы национальной безопасности и развивали идею о том, что после распада СССР США с их военным и экономическим потенциалом и поддерж-кой союзников имеют все для того, чтобы занять ведущее место гаранта глобальной безопасности.

Второе течение связано с развитием концепции «общей» или всесторонней безопасности. Представители данного направ-ления доказывают, что понимание национальной безопасности с акцентом на военном аспекте больше не отражает реальную си-туацию, характеризующуюся появлением многочисленных но-вых угроз безопасности в современном взаимозависимом мире.

Как и ученые, писавшие о перспективах развития Юга, представители научного сообщества Севера придерживаются расширенного толкования понятия безопасности и вводят в на-учный оборот термин общей безопасности. Подход с позиций общей безопасности предполагает, что глобальные угрозы, су-ществующие для всей системы, нельзя решить только в рамках традиционных границ. Существенное внимание необходимо уделять общим угрозам, которые следует разрешать только на пути сотрудничества, основанного не на альтруизме, а на пони-мании собственной выгоды.

Различные ученые, среди которых можно назвать Р. Ульма-на, Б. Бузана, Дж. Мэтьюс, определяют безопасность в много-значных терминах4

4 Более полный обзор концепций безопасности Севера см.: Тикнер Э.

Переосмысливая проблемы безопасности // Теория международных от-ношений на рубеже столетий / Под ред. К. Буса и С. Смита; Общ. ред. и предисл. П.А. Цыганкова. М.: Гардарики, 2002. С. 185 – 207.

. Они подчеркивают, что традиционное опре-деление безопасности должно быть дополнено включением эко-



18

номических проблем, проблем окружающей среды, природных ресурсов, демографии. Таким образом, многогранность содер-жания понятия национальной безопасности, определяемой в во-енных, экономических, экологических категориях, и их взаимо-зависимость является основой концепта «общей безопасности».

В дополнение к подходам понимания безопасности, разра-ботанным представителями научного сообщества так называе-мых Севера и Юга, необходимо рассмотреть и ряд других кон-цепций, которые обычно не связаны в нашем сознании с про-блемой безопасности. Но тем самым они и ценны, что предлагают не совсем традиционное представление о рассматри-ваемой проблеме, добавляя новые оттенки в представление о безопасности в современном мире. В частности, будут рассмот-рены особенности понимания безопасности в концепции феми-низма, в культурологических теориях и в идеях постмодерни-стов.

Вклад концепции феминизма состоит в расширении границ знания путем включения в него опыта женщин и в использова-нии гендерного подхода.

Поскольку функции военной и национальной безопасности государства всегда рассматривались как «мужские». М. Залевски и С. Энло со ссылкой на работы целого ряда исследователей до-казывают, что формирование гендерной идентичности играет значительную роль в военном мышлении и идеологии разных стран. В западных странах при военной подготовке систематиче-ски внедряются традиционные западные ценности мужественно-сти [3, с. 300]. Таким образом, феминистский подход акцентиру-ет внимание на том, что только очень небольшая часть женщин в любой стране принимают участие в формировании политическо-го курса страны и обеспечении безопасности, которые обычно обозначаются как «национальные».

Между тем именно женщины чаще всего становятся жерт-вами физического и структурного насилия. По подсчетам Жен-ской национальной организации, 80 – 90% потерь, произошед-ших в результате конфликтов со времен Второй мировой войны, составили гражданские лица, большинство из которых женщины и дети. Женщины и дети составляют 80% всех беженцев. Жен-



19

щины часто становятся жертвами домашнего насилия во всех обществах [прив. по 12, с. 201 – 202].

Расширение определения безопасности за счет экологиче-ского и экономического измерений также выявляет уязвимость женщин. Множество исследований фиксирует факт неравенства распределения доходов между мужчинами и женщинами, закры-тость для женщин определенных сфер деятельности, например, политической. Женщины чаще лишаются рабочих мест, если возникает необходимость сокращения кадров на предприятии, и в целом вынуждена заниматься менее престижным и низкоопла-чиваемым трудом, чем мужчины. По данным Центра демогра-фии и экологии человека Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, соотношение занятости по всем возрас-тным группам в России складывается в пользу мужчин [10]. Что касается разницы в оплате труда мужчин и женщин, то по дан-ным Всеобщей конфедерации профсоюзов, в России и странах СНГ за период реформ разрыв в оплате труда мужчин и женщин существенно вырос. При этом отмечается, что в наибольшей степени упала заработная плата именно женщин, в основном за-нятых в кризисных отраслях материального производства, на ра-ботах, не требующих высокой квалификации, и в бюджетной сфере. Реструктуризация экономики лишь усилила отставание уровня оплаты труда «феминизированных» отраслей в сравне-нии с ее уровнем в целом по промышленности [9].

Кроме расширения перечня видов безопасности, фемини-стические подходы способствовали пересмотру статических границ традиционного анализа безопасности. Подчеркивая от-ношения физического насилия, охватившего все уровни общест-ва, данный подход ставит под вопрос отождествление безопас-ности лишь с государством. Рассмотрение безопасности с пози-ций проблемы женской незащищенности поднимает проблему неравных социальных отношений как причину отсутствия безо-пасности. Сторонники феминистского подхода считают, что подлинная безопасность будет достигнута только тогда, когда эти иерархические социальные отношения и разделяющие раз-личия будут признаны и существенно изменены, а все индивиды станут участвовать в обеспечении собственной безопасности.



20

Различные культуралистские подходы, которые уже давно занимают важное место в научных исследованиях в области ме-ждународной безопасности, направлены против реалистической парадигмы и уделяют особое внимание тем ситуациям, в кото-рых конкретный стратегический выбор нельзя объяснить, опе-рируя понятием реального интереса. Взамен данного фактора культуралистские подходы выдвигают на первый план фактор ментальности.

Современные работы сторонников данного направления, появившиеся после окончания «холодной войны», разнообразны по объекту исследования, исследовательской методологии и ис-пользуемых для анализа проблем безопасности факторов. М. Деш выделяет четыре основных подхода: организационный, по-литический, стратегический и глобальный [15].

Представители организационного подхода рассматривают в качестве основного фактора особенности организационной куль-туры. Так, например, Дж. Легро полагает, что военные в разных странах различаются по организационной культуре и поэтому ведут войну по-разному [18].

Сторонники политического подхода рассматривают про-блему безопасности сквозь призму внутриполитических факто-ров. Так, Э. Кир утверждает, что в различных национальных по-литических культурах приняты разные средства контроля над военными, причем специфику этих средств определяют внут-ренние политические мотивы, а не внешние стратегические со-ображения [16]. При этом сторонники данного подхода подчер-кивают, что политические установки по отношению к использо-ванию военной силы заметно различаются даже в странах, занимающих сходное положение в международной системе.

Стратегический подход строится на основе утверждения о том, что стратегия государства на международной арене объяс-няется главным образом национальными особенностями страте-гической культуры, а не требованиями международной систе-мы .

Глобальный подход в рамках культуралистских теорий рас-сматривает действия государств по обеспечению безопасности как направляемые не столько национальными интересами,



21

сколько глобальными культурными нормами. Так, например, с точки зрения данной перспективы, военные организации и ору-жие следует рассматривать в качестве таких же символов, как флаг государства. В этом смысле ядерные программы также об-ладают символическим знанием, отражая представления госу-дарственных деятелей о соответствующем поведении современ-ного государства [24]. Иначе говоря, все государства стремятся приобрести одни и те же типы вооружений не потому, что ре-ально в них нуждаются, а потому, что эти вооружения связаны в их восприятии с государственным престижем.

В свою очередь отказ от определенных видов вооружения также определяется действием глобальных культурных норм, которые запрещают его использование, и представлениями о престиже государства. Так, С. Сэйган подчеркивает, что сущест-вующие нормы, связанные с отказом от приобретения ядерного оружия, были бы невозможны без давления со стороны сильных государств, убежденных, что существующие нормы соответст-вуют их интересам. Вместе с тем, как только эти нормы созда-ются, они формируют идентичности и ожидания государств. И даже сильные государства становятся связанными теми норма-ми, которые они создали [24].

Сотрудничество государств в области безопасности также может быть рассмотрено с позиций данного подхода. По утвер-ждению Т. Рисс-Каппена, такие союзы, как НАТО, формируются и сохраняются не в ответ на некие общие угрозы, а на основе приверженности глобальным нормам [23]. Подобного подхода придерживается и М. Барнетт, по мнению которого междуна-родные союзы возникают не в результате осознания общей угро-зы, а на базе общей идентичности [14].

Завершая рассмотрение культуралистского подхода к про-блеме безопасности, необходимо подчеркнуть, что он вряд ли может рассматриваться в качестве альтернативы, которая может полностью заменить реалистическую парадигму. Однако, как подчеркивает М. Дэш, он может быть полезен как дополнение к существующим теориям в трех отношениях. Во-первых, куль-турные факторы способны объяснить разрыв во времени между структурными сдвигами и изменившимся поведением госу-



22

дарств. Во-вторых, учет этих факторов помогает понять, отчего некоторые государства ведут себя иррационально и страдают от неумения приспособиться к требованиям международной систе-мы. Наконец, если внешнему окружению государства свойст-венна структурная неопределенность, внутренние факторы, в том числе и культура, начинают играть более самостоятельную роль [15].

Постмодернисты рассматривают проблемы безопасности с точки зрения понятия «дискурса». Несмотря на то, что внешняя реальность не отрицается, сторонники данного подхода ставят под сомнение доступность среды для понимания. Среда пред-ставлена нам только в нашем восприятии и интерпретациях по-средством языка. Понятия власти и гегемонии, которые являют-ся ключевыми в дискуссии о безопасности, занимают достойное положение в постмодернистской теории.

В частности, раскрытие смысла дискурса безопасности было осуществлено в рамках копенгагенской школы международных отношений, и особенно O. Вивер. С точки зрения представите-лей данной школы опасность не является объективным услови-ем. Она не существует независимо от субъектов. Опасность – это результат интерпретаций собыйтий участниками международ-ных отношений. Анализ безопасности, таким образом, подразу-мевает рассмотрение «дискурса секьюритизации»5

Тот или иной объект или ситуация превращается в проблему безопасности посредством применения актором особого речево-го акта. Речевой акт, посредством которого действия или собы-тия начинают категоризоваться в качестве «угрозы безопасно-сти», включает два основных компонента. Во-первых, должно иметь место признание наличия угрозы по отношению к группе, к которой принадлежит говорящий, а также - выражаться требо-вание уделить особое внимание факту существования данной угрозы. Во-вторых, речевым сообщением должен быть сформу-лирован запрос на использование экстраординарных, нестан-дартных средств, позволяющих справиться с угрозой. Процесс «секьюритизации» считается завершенным только в том случае,

[19, с. 382].

5 От англ. «security» - безопасность.



23

если речевой акт достигает эффекта, запланированного говоря-щим. Речевой акт, направленный на аудиторию, является ус-пешным только в том случае, если аудитория согласилась с обоснованностью категоризации действия или события в качест-ве угрозы и запроса на экстраординарные меры, и, как следст-вие, привела последние в исполнение.

Концепт «дилемма безопасности», который рассматривается в качестве одного из основных в реалистической парадигме, по-лучил оригинальную интерпретацию в работах копенгагенской школы. Запрос на экстраординарные меры для защиты от пред-полагаемой угрозы, возникающий в процессе секьюритизации, приводит к возникновению опасений у ряда государств, что эти меры могут быть направлены против них. Они, в свою очередь, могут начать встречный процесс «секьюритизации». Таким об-разом, опасная спираль дилеммы безопасности в основе своей является проблемой применения особых формулировок в отно-шении интерпретируемой ситуации, а не наращивания военного потенциала.

Соответственно, путь урегулирования проблемы безопасно-сти состоит в прекращении процесса секьюритизации. Только если перестать воспринимать мир и говорить о нем в терминах угрозы, можно ощутить себя по-настоящему в безопасности. Та-ким образом, задача исследователя состоит в выявлении процес-са секьюритизации, анализе последствий и применения «де-секьюритизации» в качестве альтернативного пути интерпрета-ции происходящего.

Логика рассуждений представителей копенгагенской школы подтверждается реальной практикой международных отноше-ний. Например, иракский кризис 2002 – 2003 гг. может быть представлен как результат процесса секьюритизации, когда уг-розы, исходящие от данного государства, формулировались на уровне политического дискурса и не подкреплялись реальными фактами.

В рамках данного издания мы не ставим перед собой задачу критического осмысления существующих подходов к проблеме безопасности, к определению их сильных и слабых сторон. Мы пытались проиллюстрировать при помощи различных концеп-



24

ций те изменения, которым подверглась классическая концепция безопасности на рубеже столетий. Эти изменения связаны, во-первых, с увеличением числа субъектов безопасности. Теперь в качестве таковых выступают не только государства, но и раз-личные социальные группы, отдельные индивиды, мировое со-общество в целом. Во-вторых, возникли концепции, которые обозначили возможность использования широкого набора фак-торов для анализа проблем безопасности. Иначе говоря, теперь при рассмотрении проблем безопасности отмечается целесооб-разность оценки не только военных возможностей государства, но и внутриполитических факторов, организационной культуры, идей, циркулирующих в международной среде, и особенностей политического дискурса. Наконец, в практику обеспечения внутренней и международной безопасности введены новые виды безопасности, обусловленные осознанием существования новых угроз, которые сосредоточены далеко не только в военной сфере. Рассмотрим некоторые из них.

1.3. Виды безопасности

С позиций наиболее распространенного в современном по-литическом дискурсе понимания безопасности как многоаспект-ного явления виды безопасности могут быть классифицированы по двум основаниям. Во-первых, с точки зрения появления но-вых объектов и субъектов безопасности. Во-вторых - с учетом выделения многообразных параметров безопасности как допол-нение к традиционным политическому и физическому парамет-рам.

Субъекты и объекты безопасности - все те, кто создает безопасность и пользуется ее плодами. В качестве таковых могут выступать отдельный человек и соответственно личная или ин-дивидуальная безопасность, общество – социетальная безопас-ность, государство – национальная безопасность и, наконец, со-общество государств – международная безопасность. Рассмот-рим кратко названные виды безопасности.



25

Международная безопасность апеллирует к проблеме си-лы, ее распределения и применения. Иначе говоря, поддержание международной безопасности связано с поощрением или вос-препятствованием организованному насилию в международных отношениях и осуществлением военной активности. Таким об-разом, говоря о международной безопасности, мы поднимаем проблемы войны и мира.

Модели международной безопасности строятся на основе критерия количества объектов международной безопасности и особенностей взаимоотношений между ними.

Однополярная система безопасности характеризуется до-минированием на международной арене одного государства. Как отмечалось выше, после окончания «холодной войны» возникла и активно воплощается в жизнь идея новой «Пакс Американа», то есть легитимация и укрепление статуса США в качестве единственной сверхдержавы. В качестве важнейшей ставится задача по предотвращению появления нового соперника, пред-ставляющего угрозу тому порядку, которому ранее противостоял Советский Союз.

Модель согласованных действий или «концерта держав» [11, c. 244] – модель международной безопасности, предпола-гающая союз нескольких великих держав, которые могли бы взять на себя ответственность как за поддержание стабильности в мире, так и за предотвращение и урегулирование локальных конфликтов.

После распада СССР и трансформации биполярной системы международных отношений эксперты в области международных отношений отмечали появление беспрецедентных возможностей для кооперации великих держав. В частности, обсуждались пер-спективы реализации первоначальной идеи сотрудничества го-сударств в рамках Совета Безопасности ООН, когда пять посто-янных членов СБ ООН (США, Великобритания, Франция, Китай и Россия), разделяя общие интересы в поддержании целостности системы, будут работать на предотвращение войн или восста-новление мира. Таким образом, СБ ООН функционирует на ос-нове принципа согласованных действий, который предполагает, что в целом хотя и не наблюдается полное совпадение интересов



26

великих держав, но имеет место их существенное пересечение. Однако события в Югославии и особенно иракский кризис 2002 – 2003 гг. продемонстрировали, что интересы и действия членов СБ ООН далеко не всегда согласованны. Данное обстоя-тельство заставляет экспертов сделать вывод, что «ООН как уникальный мировой механизм – останется. Совет Безопасности как решающий концерт великих держав – скорей всего, нет» [1].

Многополярная модель предполагает, что власть и влияние в международной системе распределены среди нескольких держав. При этом необходимо отметить, что однополярная и многополяр-ная модели не всегда принципиально противоречат друг другу. Так Дж. Най-мл. подчеркивает, что власть и влияние в глобаль-ный информационный век распределены, скорее, как «в трехмер-ной шахматной игре» [22, с. 238]. С точки зрения военного кри-терия мир униполярный, и США имеют здесь существенное пре-имущество перед другими государствами. В экономической сфере мир многополярный. Здесь размещаются США, страны Ев-ропы и Япония, обеспечивающие 2/3 мирового производства. Уровень транснациональных отношений пересекает границы многих государств и находится вне контроля правительств. Иначе говоря, влияние США, которые выступают в качестве центра униполярной модели мира, не эквивалентно на всех трех уровнях. И униполярная с точки зрения военного компонента система мо-жет рассматриваться как мультиполярная с учетом экономиче-ского и ряда других измерений.

Сторонники глобальной модели исходят из тезиса о том, что международная безопасность может быть по-настоящему обес-печена лишь только на глобальном уровне, когда все члены ми-рового сообщества принимают участие в ее создании. Создание подобной модели, отмечает А.А. Сергунин, может быть возмож-но при условии, когда все страны и народы будут разделять не-кий минимум общечеловеческих ценностей и возникает гло-бальное гражданское общество с единой системой управления [11, c. 246].

Следующий уровень обеспечения безопасности – нацио-нальная безопасность. Национальная безопасность или безо-пасность нации есть защищенность жизненно важных интересов



27

личности, общества и государства в различных сферах жизне-деятельности от внутренних и внешних угроз для обеспечения устойчивого поступательного развития страны [7, c. 22].

Национальная безопасность – это сложная многоуровневая функциональная система, в которой непрерывно происходят процессы взаимодействия и противоборства жизненно важных интересов личности, общества и государства с угрозами этим интересам, как внутренними, так и внешними. Взаимодействие и противоборство интересов и угроз, в свою очередь, осуществля-ется при постоянном воздействии факторов внутренней и внеш-ней окружающей среды, а также действий управляющей систе-мы. В качестве целевой функции этой системы выступает сте-пень защищенности данных интересов от угроз.

Основными объектами национальной безопасности зако-ном установлены: личность – ее права и свободы; общество – материальные и духовные ценности; государство – его консти-туционный строй, суверенитет и территориальная целостность. Основным субъектом обеспечения национальной безопасно-сти является государство, осуществляющее функции в этой об-ласти через органы законодательной, исполнительной и судеб-ной власти. В качестве принципов обеспечения национальной безопасности выступают: законность, соблюдение баланса жизненно важных интересов личности, общества и государства; взаимная ответственность личности, общества и государства за обеспечение безопасности; интеграция с международными сис-темами безопасности.

В настоящее время впервые в соответствии с Законом Рос-сийской Федерации 1992 г. «О безопасности» национальная безопасность подразделяется в зависимости от местонахождения источника опасности на два типа – внутреннюю и внешнюю. В основе такого деления лежат территориальные границы между государствами. Деление на внутреннюю и внешнюю безопас-ность необходимо также для осознания того, что при обеспече-нии внутренней безопасности требуются совершенно другие ме-тоды, формы и способы, чем при обеспечении внешней безопас-ности.



28

Социетальная безопасность или безопасность общества обнаруживает себя в проблеме идентичности. Британский теоре-тик Б. Бьюзен подчеркивает, что человеческие коллективы стре-мятся обеспечить свою безопасность, противодействуя внешним угрозам, которые могут разрушить их идентичность. Таким обра-зом, выживание общества есть вопрос идентичности, поскольку это способ, при помощи которого общество сигнализирует об уг-розах собственному существованию. Если угрозы будут реализо-ваны, члены общества больше не смогут воспринимать себя в ка-честве «мы» [28, с. 25]. Это может произойти по причине терри-ториальных и человеческих потерь, изменения политической системы, насаждения чуждых ценностей и т.д. Таким образом, даже несмотря на тенденцию к глобализации, к объединению, стремление обезопасить, защитить идентичность проявляется в стремлении к определению географических границ и территории либо в мирной форме, либо в форме насилия. Поэтому проблему идентичности в контексте безопасности следует рассматривать в контексте взаимоотношений между ин- и аутгруппой.

Термин «индивидуальная безопасность» или безопасность личности смещает акценты с государств и наций в качестве объектов безопасности на индивидов, а также обозначает про-блему социального и психологического благополучия личности.

Например, Дж. Лининг, операционализируя понятие индивиду-альной безопасности, рассматривает социальные, психологиче-ские, политические и экономические факторы, которые обеспе-чивают благополучие личности. Для того чтобы человек достиг состояния безопасности, он должен иметь гарантированный ми-нимальный уровень пищи, воды, иметь пристанище, а также оп-ределенную степень защиты от различных угроз. Кроме этого, человек должен быть способен реализовывать базовые психоло-гические потребности в идентичности, признании, участии и ав-тономии [17].

Перечисленные потребности можно объединить в три кате-гории, которые позволяют перейти к практической оценке уров-ня обеспечения индивидуальной безопасности. Первая катего-рия, объединяющая реализацию потребностей в идентичности и признании, позволяет выявить особенности взаимоотношений с



29

определенным местом, которое характеризуется устойчивым ощущением дома и безопасности, возможностью не испытывать страх. Вторая категория подразумевает объединение всех че-тырех потребностей и отражает взаимоотношения с сообщест-вом, которые, в случае достаточного уровня обеспечения безо-пасности, характеризуются построением системы конструктив-ной социальной или семейной поддержки. Третья категория также включает в себя реализацию всех основных потребностей и описывает отношения со временем, которые предполагают принятие прошлого и положительное восприятие будущего.

Актуальность изучения индивидуальной безопасности обу-словлена взаимосвязанностью различных уровней безопасности. Если признать факт существования зависимости между стабиль-ностью и уровнем обеспечения национальной безопасности, то-гда появляется необходимость определить и измерить уровень безопасности отдельной личности.

При этом изучение феномена «индивидуальной безопасно-сти» поднимает целый ряд важных вопросов. Во-первых, безо-пасность личности заставляет пересмотреть отношения между индивидом и государством, а также понимание суверенитета по-следнего. Традиционно суверенитет государства и его легитим-ность строятся на основе контроля государства над территорией, независимости государства и его признании со стороны других государств. Роль граждан состоит в поддержании данной систе-мы. Как подчеркивает И. Ньюман, подход с позиции безопасно-сти человека переворачивает данное уравнение: государство должно служить гражданам, от которых оно получает легитим-ность. Трансформации подвергается суверенитет, получаемый посредством признания государства со стороны других госу-дарств. Международная легитимность государственного сувере-нитета строится не только на контроле над территорией, но так-же на соблюдении прав человека и обеспечении благополучия граждан. Поэтому суверенитет государства, которое не хочет или не способно обеспечить соблюдение прав человека и обес-печить безопасность и благополучие своих граждан, может быть нарушен [21]. В данном случае показательным является пример Ирака.



30

Во-вторых, задача по обеспечению безопасности личности заставляет по-новому взглянуть на проблему взаимоотношений в диаде агент-структура. Индивидуальная безопасность подразу-мевает рассмотрение личности не только в качестве объекта, но также и субъекта безопасности. Однако большинство угроз для человека проистекает из структурных факторов и распределения власти, которые находятся за пределами влияния отдельных ин-дивидов. В этой связи возникает и третий вопрос: является ли безопасность личности в основе своей вопросом существующих структур и институтов власти, особенностей экономических и политических отношений?

На поставленные вопросы еще предстоит ответить, но неза-висимо от ответов на них, обозначенные исследовательские про-блемы позволили по-новому сформулировать особенности от-ношений безопасности в современном мире, обусловленные, в том числе, и появлением новых субъектов безопасности. Содер-жательное наполнение этих отношений обеспечивает появление новых угроз и соответственно новых видов безопасности. По-этому вторая классификация видов безопасности связана с появ-лением новых параметров безопасности. Далее будут кратко рассмотрены те из них, которые наиболее часто появляются в дискурсе безопасности.

Традиционно безопасность рассматривается в контексте ее физического и военного параметров. Безопасность существо-вания человека - защищенность от негативных воздействий раз-личного характера, способных нанести ущерб его организму. Данная категория безопасности относится к человеку как биоло-гическому существу и отражает необходимость защиты его по-требности в самосохранении. Военная безопасность рассматри-вает защищенность жизненно важных интересов личности, об-щества и государства в оборонной сфере от внутренних и внешних угроз.

В Концепции внешней политики Российской Федерации, ут-вержденной президентом В.В. Путиным 28 июня 2000 г., в до-полнение к традиционным видам безопасности обозначаются экономическая, экологическая и информационная безопасность [4]. Экономическая безопасность определяется защищенно-



31

стью жизненно важных интересов личности, общества и госу-дарства в экономической сфере от внутренних и внешних угроз. С точки зрения российского политического руководства обеспе-чение экономической безопасности связано, в том числе, с ми-нимизацией рисков при дальнейшей интеграции России в миро-вую экономику, формированием справедливой международной торговой системы при полноправном участии Российской Феде-рации в международных экономических организациях, обеспе-чивающем защиту в них национальных интересов страны, а так-же созданием условий в стране для формирования экономики рыночного типа [4]. Экологическая безопасность призвана спо-собствовать защищенности интересов личности, общества и го-сударства от угроз природного и техногенного характера. Ин-формационная безопасность связана с защитой жизненно важ-ных интересов личности, общества и государства от угроз, порождаемых информационной эпохой. Эти угрозы могут быть связаны с искажением информации (пропаганда, дезинформа-ция), манипулированием доступностью информации, быть вы-зывны несанкционированным доступом к источникам информа-ции (шпионаж, деятельность всевозможных хакерских групп)6

В социально-политическом дискурсе используются ссылки и на другие виды безопасности. Социальная безопасность связа-на с решением таких вопросов, как обеспечение социальных га-рантий, социальная защита и многое другое, что формирует ста-тус человека, его уверенность в своем будущем. Предмет психо-

, сокрытием информации. Необходимо отметить, что развитые го-сударства являются наиболее уязвимыми перед воздействием подобных угроз, по причине активного использования информа-ционных технологий в жизни общества. Неполадки в их работе могут повлечь существенное разрушительное воздействие. В ка-честве примера можно привести охватившую в 1999 году весь мир панику, связанную с возможным сбоем в функционирова-нии компьютеризированных систем в наступающем 2000 году.

6 Необходимо отметить, что иногда угрозу информационной безо-

пасности может представлять сбор и экспертный анализ открытой, но разрозненной информации.



32

логии безопасности – психологические причины нарушения всех видов безопасности, а также пути использования психоло-гии для обеспечения и поддержания системы безопасности. Объектом изучения психологии безопасности в этом случае яв-ляются различные виды деятельности человека, связанные с риском нарушения системы безопасности.

Выделение и описание различных видов безопасности явля-ется адекватным ответом на запрос реальной жизни человека. Вместе с тем расширение понятия безопасности приводит к по-становке весьма важного вопроса о соотношении классического и современного определений понятия безопасности. Иначе говоря, несмотря на то, что словосочетания «экономическая безопас-ность», «экологическая безопасность», «социальная безопас-ность» и другие виды безопасности содержат слово «безопас-ность», являются ли экологические, экономические, социальные и другие проблемы угрозами безопасности в классическом пони-мании данного термина? Следующий раздел главы посвящен по-иску ответа на поставленный вопрос.

1.4. Проблема определения новых угроз как «угроз национальной безопасности»

В предыдущих разделах были рассмотрены основные на-правления в изменении понимания феномена безопасности в со-временном мире, приведены примеры новых видов безопасно-сти. В заключение данной главы необходимо остановиться на рассмотрении основной проблемы, связанной с расширением понятия «безопасность». В заявлениях политических лидеров нередко та или иная проблема возводится в ранг угрозы нацио-нальной безопасности. Вместе с тем правомерно ли применение термина «безопасность», а тем более «национальная безопас-ность» для определения новых угроз, с которыми сталкивается человечество в экономической, экологической и других сферах?

До того момента, когда понятие безопасности приобрело нынешнее расширенное значение, национальная безопасность



33

была связана, прежде всего, с проблемой организованного наси-лия и характеризовалась следующими особенностями.

Первая особенность обусловлена значением термина «на-циональный». Предметом усилий по обеспечению национальной безопасности становится государство. Однако угрозы в совре-менном мире приобретают все более интернациональный харак-тер, редко затрагивают только одно государство: терроризм пред-ставляет собой угрозу для всех стран; «глобальное потепление приведет к увеличению уровня воды не только у берегов США, но и у других стран; финансовая нестабильность может поразить всю мировую экономику» [22, с. 237]. Поэтому подобные угрозы вряд ли можно категоризовать в строгом смысле в качестве угроз национальной безопасности. Однако именно грамотная интегра-ция глобальных интересов в концепцию национальных интересов позволит государству выработать более дальновидную политику, в том числе и по преодолению новых угроз.

Вторая особенность связана с интенциональностью дей-ствий государств. Стремление нанести урон безопасности про-тивника в привычном смысле слова является действием предна-меренным. Государства начинают гонку вооружений, заключают договоры, создают альянсы, имея перед собой определенную цель. Вместе с тем достаточно трудно представить ситуации, ко-гда государство преднамеренно причиняло урон окружающей среде другого государства, проводило демографическую поли-тику, способствующую сокращению естественного прироста на-селения и росту смертности, «организовывало» стихийные бед-ствия или направляло метеориты к Земле. Несомненно, все это является результатом деятельности человека, но результатом не-преднамеренным7

7 Например, при обсуждении экологических проблем и разработки

политики в области охраны окружающей среды используется понятие «экстерналии» - положительные или отрицательные побочные последст-вия производства или потребления, осуществляемого одним субъек-том/субъектами, напрямую затрагивающие другого субъекта/субъектов.

, хотя не являющимся от этого менее угро-жающим и разрушительным.



34

Третья особенность определяется характеристиками ор-ганизаций, обеспечивающих безопасность. Военные организа-ции - секретные, иерархиченые, централизованные, используют дорогостоящие «высокие технологии». Они в полной мере вла-деют искусством разрушать и убивать. Обеспечение новых ви-дов безопасности вряд ли возможно при помощи подобных средств.

Например, задачу по обеспечению экологической безопас-ности зачастую берут на себя различные неправительственные организации, которые действуют в рамках гражданского обще-ства. Среди направлений деятельности экологических неправи-тельственных организаций – «формирование системы лоббиро-вания и осуществление постоянного давления на власти, при-влечение прессы к проблемам, которые еще не осознаны общест-венностью и не отражаются в деятельности властей, изменение ценностей населения, формирование у них активной граждан-ской позиции, пропаганда среди населения альтернативного об-раза жизни. Они также действуют в качестве канала постоянной коммуникации населения и властей в целях совместного приня-тия решений» [2]. Таким образом, перечисленные характеристи-ки организаций, занимающихся охраной окружающей среды, существенным образом отличаются от характеристик организа-ций, обеспечивающих национальную безопасность в классиче-ском смысле слова. Сам факт, что обеспечением безопасности от организованного насилия ведает государство, а экологической безопасностью – преимущественно неправительственные орга-низации, заставляет предполагать использование разных средств и способов реагирования на возникающие угрозы.

Используемые средства представляют собой четвертую особенность. Обеспечение национальной безопасности в клас-сическом понимании построено по принципу игры с «нулевой суммой», когда одна сторона получает все выигрыши, а другая - полностью проигрывает. Такая логика не приемлема для реше-ния экологических, демографических, экономических проблем, которые требуют сотрудничества, а не конфликта.

Пятая особенность тесно связана с предыдущей и преду-сматривает противопоставление своей группы, нации («мы»)



35

другой группе или нации («они»). Поэтому ключевой фигурой в целом ряде подходов к проблеме безопасности, а также полити-ко-идеологических концепций является враг, который противо-стоит нации и стремится разрушить ее ключевые ценности. За-дача построения отношений сотрудничества, которая выходит на первый план при разрешении новых проблем безопасности, тре-бует преодоления подобного противопоставления.

Пожалуй, единственный случай, когда акцентирование раз-личий между «мы» и «они» может быть отчасти оправдан, - это обеспечение этнокультурной и этнополитической безопасности, связанной с сохранением уникального культурно-исторического наследия этнической группы и ее политического статуса. Но и здесь есть существенная оговорка: наряду с принципом поддер-жания собственной идентичности группа должна уметь призна-вать право другой группы на уникальность ее идентичности.

Шестая особенность предполагает, что обеспечение нацио-нальной безопасности построено на основе достижения кратко-срочных целей, в то время как урегулирование экологических, экономических, демографических и некоторых других проблем требует конструирования стратегических проектов, рассчитанных на долговременную перспективу. Например, авторы проектов по демографической политике настаивают даже на создании своего рода «национальной идеи» в данной области [13].

В заключение необходимо отметить, что хотя насилие, эко-логические, энергетические, демографические и многие другие проблемы могут представлять угрозу жизни и благополучию, однако не все они являются угрозой безопасности. Чтобы про-комментировать данное утверждение, необходимо обратиться к термину «безопасность индивида».

Как отмечалось ранее, переосмысление понятия безопасно-сти после окончания «холодной войны» было связано, в том числе, и с осознанием того факта, что защита территориальной целостности государства является необходимым, но не доста-точным условием благополучия человека. Граждане, которые чувствуют себя в безопасности с точки зрения традиционного понимания безопасности, могут ощущать незащищенность в по-вседневной жизни. Поэтому с точки зрения расширительного



36

толкования концепта безопасности акценты смещаются с госу-дарства на индивида как на объект безопасности.

Сильные стороны подобного понимания безопасности уже обсуждались в предыдущем разделе. Сейчас важно выделить одну из его существенных «слабых сторон». С точки зрения данного определения безопасности, все, что представляет серь-езную угрозу жизни и существованию человека, является угро-зой безопасности, независимо от источника угрозы. Данное ут-верждение нельзя назвать необоснованным. Но вместе с тем, ес-ли рассматривать индивида как своего рода точку отсчета в определении уровня обеспечения безопасности, то тогда каждую угрозу, субъективно воспринятую им в качестве таковой, можно рассматривать в качестве угрозы безопасности. А это в свою очередь приведет к возникновению неуправляемого количества переменных, которые необходимо учитывать при выработке по-литики в области безопасности, тем самым сделав данную зада-чу весьма проблематичной.

Таким образом, суммируя сказанное выше, можно сделать вывод, что расширительное толкование концепта безопасности с трудом может быть соотнесено с классическим определением понятия национальной безопасности, а новые угрозы, с которы-ми сталкивается человечество в различных сферах, не могут быть описаны при помощи основных характеристик угроз на-циональной безопасности. Вместе с тем в свете современного понимания сущности феномена безопасности все более пробле-матичным становится произвольное разграничение угроз как но-сящих и не носящих статус угроз национальной безопасности.



37


1. Времена // ОРТ. 20.03.2003. 23.15. 2. Глушенкова Е.И. Гражданское общество и политический про-

цесс (на примере экологического движения). Адрес в Интернет: http://www.auditorium.ru/economy/texts/butenko/Gluchenkova.html.

3. Залевски М., Энло С. Вопросы идентичности в международ-ных отношениях // Теория международных отношений на рубеже столетий / Под ред. К. Буса и С. Смита; Общ. ред. и предисл. П.А. Цыганкова. М.: Гардарики, 2002. С. 288-313.

4. Концепция внешней политики РФ // Иванов И. С. Новая рос-сийская дипломатия. Десять лет внешней политики страны. М.: ОЛ-МА-ПРЕСС, 2002. С. 210-232.

5. Лебедева М.М. Мировая политика. М.: Аспект Пресс, 2003. Главы 10, 11. С. 206-238.

6. Миграция и безопасность в России / Под ред. Г. Витковской и С. Панарина. М.: «Интердиалеки», 2000. 341 с.


8. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского язы-ка / Российская академия наук. Институт русского языка им. В.В. Виноградова. 4-е изд., дополненное. М.: А ТЕМП, 2004. С. 41.

9. Официальный сайт Всеобщей конфедерации профсоюзов: http://www.vkp.ru

10. Полетаев А. Эффективен ли труд россиян // Демоскоп, 2004. 8-21 марта. № 149-150. Адрес в Интернет: http://www.demoscope.ru/ weekly/2004/0149/tema01.php

11. Сергунин А.А. Изучение проблем безопасности в России // Российская наука международных отношений: новые направления / Под ред. А.П. Цыганкова, П.А. Цыганкова. М.: ПЕР СЭ, 2005. С. 229-254.

12. Тикнер Э. Переосмысливая проблемы безопасности // Теория международных отношений на рубеже столетий / Под ред. К. Буса и С. Смита; Общ. ред. и предисл. П.А. Цыганкова. М.: Гардарики, 2002. С. 185-207

13. Что делать? // Культура, 10.04.05. 14:55


http://www.auditorium.ru/economy/texts/butenko/Gluchenkova.html�

http://www.demoscope.ru/weekly/2004/0149/tema01.php�

http://www.demoscope.ru/weekly/2004/0149/tema01.php�


38

14. Barnett M. N. Identity and Alliances in the Middle East // The Culture of National Security / Ed. by P. J. Katzenstein N. Y.: Columbia Univ. Press, 1996. P. 400-450.

15. Desch M. C. Culture Clash: Assessing the Importance of Ideas in Security Studies // International Security, 1998. Summer, Vol. 23. No. 1 P. 141-170

16. Kier E. Culture and Military Doctrine: France between the Wars // International Security, 1995. Spring, Vol. 19. No 4. P. 65-93.

17. Leaning J. Psychosocial Well-Being over Time // Security Dialo-gue vol. 35, no. 3, September 2004. Р. 354-355.

18. Legro J. W. Cooperation under Fire: Anglo-German Restraint during World War II. N.Y, Ithaca: Cornell Univ. Press, 1995.

19. Muller H. Security Cooperation // Handbook of International Re-lations / Ed. by W. Carlsnaes, T. Risse, B.A. Simmons. London, Thou-sand Oaks, New Delhi: SAGE Publications, 2002. P. 369-391.

20. National Security in the Third World / Ed. by Azar E., Moon C. L.: Edward Elgar, 1988

21. Newman E. A Normatively Attractive but Analytically Weak Concept // Security Dialogue, 2004. vol. 35, no. 3. September. Р. 358-359.

22. Nye (Jr.) J. The American National Interests and Global Public Goods // International Affairs, 2002. Vol. 78. № 2. P. 233-244.

23. Risse-Kappen T. Collective Identity in a Democratic Community: The Case of NATO // The Culture of National Security / Ed. by P.J. Katzenstein N. Y.: Columbia Univ. Press, 1996. P. 357-399.

24. Sagan S. D. Why States Build Nuclear Weapons? Three Models in Searching a Bomb // International Security, 1996/1997. Winter. P. 54-86.

25. The New Shorter Oxford English Dictionary / Ed. by L. Brown. Volume 1. A-M. Oxford: Clarendon Press, 1993. Р. 591

26. The New Shorter Oxford English Dictionary / Ed. by L. Brown. Volume 2. N-Z. Oxford: Clarendon Press, 1993. Р. 2735.

27. Thomas G. In Search of Security: The Third World in Interna-tional Relations. Boulder, Colorado: Lynne Rienner, 1987.

28. Weaver O., Buzan B., Kelstrup M., Lemaitre P. Identity, Migra-tion and the New Security Agenda in Europe. London: Pinter Publishers, 1993. Р. 25



39

Вопросы для повторения

1. Дайте определение основных понятий: безопасность, уг-розы безопасности, интересы, объекты и субъекты безопасности, дилемма безопасности.

2. В чем заключается суть понимания безопасности как мно-гоаспектного состояния? Чем оно отличается от классического определения безопасности в рамках концепции реализма?

3. Перечислите и определите основные положения «альтер-нативных» концепций безопасности: феминизм, постмодернизм и копенгагенская школа, культуралистские концепции.

4. Перечислите основные виды безопасности с точки зрения появления новых объектов и субъектов безопасности. Дайте оп-ределение понятий «международная безопасность», «нацио-нальная безопасность», «социаетальная безопасность» и «инди-видуальная безопасность».

5. Перечислите основные виды безопасности с точки зрения выделения новых параметров безопасности. Каков принцип их выделения?

6. Перечислите и определите суть основных характеристик национальной безопасности.



40

Рекомендуемая литература

1. Миграция и безопасность в России / Под ред. Г. Витков-ской и С. Панарина. М.: Интердиалеки, 2000. 341 c.

2. Общая теория национальной безопасности: Учебник / Под общ. ред. А.А. Прохожева. М.: Изд-во РАГС, 2002. Главы 1-3.

3. Сергунин А.А. Изучение проблем безопасности в России // Российская наука международных отношений: новые направ-ления / Под ред. А.П. Цыганкова, П.А. Цыганкова. М.: ПЕР СЭ, 2005. С. 229-254.

4. Тикнер Э. Переосмысливая проблемы безопасности // Теория международных отношений на рубеже столетий / Под ред. К. Буса и С. Смита / Общ. ред. и предисл. П.А. Цыганкова. М.: Гардарики, 2002. С. 185 – 207.

Дополнительная литература и источники

1. Закон Российской Федерации «О безопасности» // Ведо-мости Съезда народных депутатов и Верховного Совета Россий-ской Федерации. 1992. № 15.

2. Концепция внешней политики РФ // Иванов И. С. Новая российская дипломатия. Десять лет внешней политики страны. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. С. 210-232

3. Концепция национальной безопасности Российской Феде-рации. М.: 2000.

4. О национальной безопасности. Послание Президента Рос-сийской Федерации Федеральному Собранию // Дипломатиче-ский вестник. 1996. № 7. С. 24-35.



41

Глава 2. Угроза: определение, восприятие, оценка


Угроза представляет собой важный элемент в определении понятия безопасности. В данной главе угроза рассматривается в контексте трех ключевых проблем.

Первая проблема – определение понятия угрозы. Основным документом, определяющим угрозы, с которыми сталкивается личность, общество и государство, является концепция нацио-нальной безопасности. Как правило, приход к власти новой ад-министрации бывает отмечен также и появлением новой концеп-ции национальной безопасности. Более того, например, в США подобный документ редактируется ежегодно. Делается это с це-лью наиболее адекватного отражения тех вызовов и угроз, кото-рые появляются внутри страны и на международной арене. В свя-зи с этим концепции национальной безопасности, подписанные с интервалом в 3-4 года, могут содержать очень разные перечни основных вызовов и угроз государству. Например, в Послании Президента Российской Федерации Федеральному Собранию, по-священном национальной безопасности, подчеркивается, что од-ной из важнейших угроз национальной безопасности является ре-гиональный сепаратизм и национализм [4]. В отредактированном варианте Концепции 2000 г. данная угроза уже практически не рассматривается, а обсуждение вызовов и угроз внутренней безо-пасности начинается с экономических проблем [2].

В этой связи возникают вопросы: что такое угроза? Каковы ее основные характеристики? Когда та или иная проблема начи-нает рассматриваться в качестве угрозы безопасности? Поэтому основная задача первого раздела данной главы состоят в том, чтобы рассмотреть природу угрозы и выделить основные харак-теристики последней в качестве элемента безопасности.

Две другие проблемы изучения угроз тесно взаимосвязаны и отражают субъективную природу данного феномена. Первая из



42

них - проблема восприятия угрозы и определения факторов, ко-торые влияют на категоризацию субъектов и событий как угро-жающих. Какими должны быть эти субъект или событие, какие характеристики должны содержать? Или источник восприятия субъекта или события как носящих угрожающий характер стоит искать в особенностях личности и мышления того, кто выносит суждение о существовании угрозы? Эти вопросы будут рассмот-рены в разделе «Восприятие угрозы».

Проблема оценки угрозы представляет собой тесно связан-ный с первым, но в то же время особый по своим характеристи-кам и функциям процесс. Если процесс восприятия угрозы подра-зумевает категоризацию субъекта или события в качестве угрозы, то оценка угрозы связана с определением достоверности ее реа-лизации, а также ее актуальности, важности для субъекта. На-пример, политический лидер может расценивать глобальное по-тепление в качестве угрозы, но вместе с тем оценивать актуаль-ность данной угрозы для своего государства как весьма низкую.

Практическая значимость изучения процессов восприятия и оценки угрозы обусловлена тем, что в последнее время государ-ства все чаше становятся жертвами приведенных в исполнение угроз, достоверность которых была явно недооценена и которые, возможно, вообще не рассматривались в качестве таковых. Тер-рористические акты в США, Великобритании, России и в неко-торых других странах – тому подтверждение. И когда в прессе и политических кругах обсуждаются ошибки в предупреждении террористических атак, акцент чаще всего делается на развитии технологий, улучшении организации работы, выделении допол-нительного финансирования. Однако почти без внимания оста-ется так называемый «человеческий фактор». Ведь суть работы сотрудников специальных служб и политических деятелей – сформировать суждение по проблеме, вынести оценку в услови-ях неопределенности [15, с. 5]. В связи с этим важно найти ответ на следующие вопросы. Какие характеристики события или объ-екта будут способствовать оценке угрозы как достоверной и ак-туальной? Каковы психологические механизмы переработки информации об угрозе? Как особенности личности и мышления субъекта принятия решения влияют на ее оценку в качестве дос-



43

товерной и актуальной? Данные вопросы будут рассмотрены в третьем разделе главы «Оценка угрозы».

2.1. Сущность понятия «угроза»

Угроза является объектом целого ряда исследований по про-блематике международных отношений, принятию решений, по-литической психологии. Однако, несмотря на очевидную теоре-тическую и практическую значимость данной категории, ни в отечественной, ни в зарубежной литературе пока не выработан единый подход к определению понятия угрозы. Существующие понятия разноплановы, и понимание сущности угрозы часто за-висит от той теории, в рамках которой работает автор. Рассмот-рим некоторые из них.

Начнем с определения, которое содержится в Законе Рос-сийской Федерации «О безопасности». С точки зрения данного определения «угроза безопасности – совокупность условий и факторов, создающих опасность жизненно важным интересам личности, общества и государства» [прив. по 3, с. 117]. Ключе-выми в этом определении являются понятия «условия», «факто-ры» и «опасность». Условие – это то, от чего зависит нечто дру-гое. Условие в данном случае рассматривается как нечто внеш-нее по отношению к изучаемому явлению. Фактор – это причина какого-либо процесса или явления, определяющая его характер и отдельные черты. Опасность – способность причи-нить какой-либо вред, возможность чего-либо опасного, какого-нибудь несчастья. Таким образом, угроза с точки зрения данного определения, рассматривается как воздействие, в первую оче-редь, внешних причин, которые способны принести вред.

Не менее важные аспекты категории угрозы раскрывает оп-ределение угрозы, которое предложил Дж. Хови, рассматривая процесс восприятия угрозы в рамках теории игр. Он определяет угрозу как «условную, зависящую от обстоятельств претензию, сигнализирующую о намерении причинить кому-нибудь вред – физический, экономический или любой другой, если тот, кому угрожают, не будет вести себя так, как предписывает угрожаю-



44

щий» [13, c. 11]. При этом подчеркивается, что вред может быть причинен напрямую или опосредованно. Нанесение прямого ущерба осуществляется за счет непосредственного удара по це-ли, в то время как опосредованное причинение ущерба осущест-вляется за счет нанесения удара третьей стороне, важной для субъекта, в отношении которого направлена угроза.

Определение угрозы, которое дает Т. Шеллинг, отчасти по-вторяет определение Дж. Хови. Т. Шеллинг подчеркивает, что отличительная черта угрозы состоит в том, что субъект заявляет о своем намерении совершить определенные действия в случае непредвиденных обстоятельств. Но вместе с тем субъект под-черкивает, что он не хотел бы совершать эти действия. При этом отмечается, что наступление «непредвиденных обстоятельств» зависит от поведения объекта угрозы [21, с. 123]. Таким образом, данное определение включает предыдущее, но в него добавлено требование, что угроза предполагает совершение субъектом уг-розы действий, которые он предпочел бы не совершать, в случае если бы объект угрозы принял его требования.

Приведенные определения, так же как и определение угроз национальной безопасности в законе «О национальной безопас-ности», содержит такие ключевые элементы, как причинение вреда и наличие условий. Но вместе с тем можно выделить и но-вые аспекты. Во-первых, угроза – это не просто воздействие не-ких внешних условий, то есть односторонний процесс, а резуль-тат взаимоотношений, возникающих между объектом и субъ-ектом угрозы. Иначе говоря, угроза возникает не только как продукт действий субъекта угрозы, но и реакции на угрозу со стороны объекта угрозы. При этом, как убедительно демонстри-рует Дж. Хови, различные варианты реакции объекта угрозы на условия субъекта угрозы могут привести к новому витку взаи-модействия между объектом и субъектом угрозы. Данный аспект феномена угрозы обусловливает важный принцип ее анализа: изучению должны подвергаться объект и субъект угрозы, их по-ведение на разных этапах взаимодействия, а также результат восприятия и оценки угрозы в ходе их взаимодействия.

Во-вторых, в свете рассмотрения угрозы как процесса и ре-зультата взаимоотношений объекта и субъекта угрозы свои осо-



45

бенности приобретает уже упоминавшийся нами элемент поня-тия угрозы – условия. «Условный» характер угрозы состоит не просто в том, что угроза является результатом воздействия неко-торых внешних условий, а в том, что они могут привести к реа-лизации угрозы, если не будут выполнены субъектом угрозы. Иначе говоря, воздействие «условий» не обязательно приведет к реализации угрозы.

В-третьих, определение Т. Шеллинга вводит еще один важ-ный аспект явления угрозы - намерения. Его определение под-черкивает: чтобы определить, являются ли предъявляемые тре-бования угрозой или нет, необходимо знать «истинные намере-ния». Одно и то же утверждение, произнесенное разными людьми, в одном случае может быть расценено как угроза, а в другом – нет.

В политической психологии угроза рассматривается как возникающая в силу предвосхищения негативных последствий. Иначе говоря, угроза – это когнитивная оценка [прив. по 22] со-бытий. Данный аспект угрозы подчеркивает активность объекта угрозы в определении того, является ли конкретный субъект или событие угрожающим или нет. В этой связи хотелось бы привес-ти определение угрозы, которое дает Д. Пруитт: «Восприятие угрозы – это убеждение о том, что другая нация будет, скорее всего, препятствовать в достижении целей данной нации» [19, c. 5]. Как и в ранее приведенных определениях угрозы, в данном определении присутствует тема вреда, опасности. Но приведен-ное определение вводит и новый аспект: угроза – это убеждение. Таким образом, категоризация угрозы – процесс субъективный. И одно и то же событие может быть оценено как угрожающее одним актором, и как не представляющее опасность – другим.

С точки зрения когнитивной теории угрозы подразделяются на символические и реалистические. Существование первых обусловлено различиями в культурных ценностях, разделяемых разными группами. Реалистические – связаны с угрозой благо-получию, благосостоянию группы.

Данная классификация позволяет выделить еще одно свой-ство угрозы. Угроза направлена против жизненно важных интересов личности, общества или государства. Как подчерки-



46

вает Б. Максвинни, обеспокоенность индивида проблемой соб-ственной безопасности различается в отношении интересов, воз-никающих в связи с обладанием материальными ресурсами, дей-ствием институтов, а также влиянием вызовов и угроз, которым подвержен индивид [16, с. 152].

Как и угрозы, национальные интересы могут быть классифи-цированы как реальные и символические. Реальные интересы или геополитические интересы предполагают необходимость рассматривать все события, которые происходят в непосредст-венной близости от границ государства, как находящиеся в сфере его жизненно важных интересов. При этом географический пара-метр сферы национальных интересов может варьировать. Напри-мер, заместитель председателя Комитета Государственной думы по обороне А. Арбатов, сравнивая масштабы ответственности России и США в современном мире, подчеркивает, что если США чувствуют себя ответственными за то, что происходит за десять тысяч километров от их территории, то Россия считает се-бя ответственной за то, что происходит на расстоянии полутора тысяч километров от нашей территории. В частности, он отмеча-ет: «Мы не можем отгородиться от нашего ближайшего окруже-ния физически, это сфера наших жизненных интересов. Не в том плане, что мы будем диктовать, а в том плане, что наша экономи-ка, благополучие и безопасность неразрывно связаны с тем, что происходит там» [7]. Символические интересы обусловлены существованием важных для страны ценностей и принципов. Как подчеркивает Дж. Най-мл., ценности представляют собой важную часть национальных интересов [17, с. 237]. Защита прав человека и поддержка свободы и демократии все чаще декларируется в ка-честве важных задач, решая которые, государства вносят вклад в обеспечение собственной безопасности.

Подобное соотношение угроз и интересов позволяет сфор-мулировать очевидный, но важный принцип восприятия и оцен-ки угроз. Для того чтобы определить, будут ли данный субъект или события восприняты как угрожающие, необходимо знать представления о национальных интересах, разделяемых субъек-том принятия решений. Этот очевидный в теории принцип го-раздо сложнее реализовать на практике. Политические лидеры



47

легко оперируют фразой, что то или иное действие «соответст-вует национальным интересам государства». Но осознание и четкая формулировка национальных интересов – весьма сложная задача, о чем свидетельствуют напряженные дискуссии предста-вителей научной и политической элиты России.

Сравнение категории угрозы с конструктами «предупрежде-ние» и «недоверие», которые используются в теории и практике внешней политики и международных отношений, позволяет вы-делить и другие важные характеристики угрозы.

В частности, предупреждение может быть определено как утверждение о том, что то или иное поведение может привести к нежелательным последствиям. При этом подчеркивается, что субъект, который делает предупреждение, не в силах предотвра-тить наступление этих последствий [13, c. 12]. В качестве при-мера предупреждения можно привести следующее утверждение: «Если произойдет столкновение Земли с астероидом диаметром в километр, цивилизация погибнет». В данном случае причине-ние вреда связано не с намерениями человека, который делает подобный прогноз, уничтожить все живое, а с возможными дей-ствиями сил природы. Угроза, в свою очередь, также предпола-гает наступление негативных последствий, если объект угрозы откажется вести себя требуемым образом. Но в отличие от пре-дупреждения, эти негативные последствия будут реализованы субъектом угрозы. Таким образом, и предупреждение, и угроза представляют собой заявления о том, что определенные дейст-вия могут привести к причинению вреда субъекту, который пла-нирует осуществить эти действия. Отличие заключается в том, что вред в случае угрозы будет причинен субъектом, который формулирует угрозу, а в случае предупреждения – третьей сто-роной или силами природы.

Сравнение двух понятий позволяет выявить такую характе-ристику угрозы, как зависимость ее реализации от субъекта уг-розы. Иначе говоря, неподчинение объекта угрозы требованиям субъекта угрозы не обязательно автоматически приведет к реа-лизации угрозы. Данное обстоятельство особенно справедливо в случае так называемых «пустых» угроз, а также угроз с низкой вероятностью. Подобная характеристика угрозы превращает по-



48

ле международных отношений в захватывающую игру с весьма высоким уровнем неопределенности.

В заключение необходимо сказать несколько слов о воспри-ятии угрозы и об отношениях доверия между государствами. Хотя недоверие, возникающее между государствами, и воспри-ятие угрозы часто связаны между собой, в основе своей это раз-ные феномены. В то время как восприятие угрозы влечет за со-бой ожидание опасностей определенного вида, исходящих от другого государства, отношения недоверия предполагают, что другая нация в целом является источником опасностей [19, c. 8]. Например, США и Япония конкурируют в ряде отраслей эконо-мики, рассматривают действия друг друга как угрожающие сво-им экономическим интересам, но в целом между государствами существуют отношения доверия. Или США могут не доверять «коммунистической» Кубе, но не опасаться угрозы с ее стороны. Таким образом, восприятие угрозы – дискретно, в то время как недоверие тотально. Данное свойство угрозы содержит значи-тельный резерв для преодоления враждебности между государ-ствами, если только она не построена на недоверии между ними. Ведь чем больше государства не доверяют друг другу, тем более граждане этих государств склонны воспринимать друг друга как источник возможных угроз в тех или иных сферах. Вместе с тем продолжительная категоризация другого государства в качестве враждебного приводит к всё большему недоверию по отноше-нию к нему.

Подводя итог рассмотрению угрозы в качестве одного из ос-новных конструктов безопасности, выделим ее следующие ха-рактеристики:

1) угроза связана с возможностью причинения вреда в ка-кой-либо сфере, с возможностью чего-либо опасного;

2) угроза носит условный характер, подразумевая возмож-ность причинения вреда в том случае, если личность, группа или нация откажутся выполнять требования субъекта угрозы;

3) реализация угрозы зависит от намерения субъекта при-вести ее в исполнение в случае неподчинения объекта угрозы выдвигаемым требованиям. Однако невыполнение требований не влечет за собой автоматического исполнения угрозы;



49

4) угроза представляет собой результат когнитивной оценки событий. Иначе говоря, объект угрозы проявляет активность в определении того, является ли конкретный субъект или событие угрозой или нет;

5) характеристики 3 и 4 позволяют рассматривать угрозу как результат взаимоотношений, возникающих между объектом и субъектом угрозы;

6) восприятие угрозы носит дискретный характер: категори-зация индивида, группы или нации в качестве угрожающей в од-ной сфере, не обязательно приведет к проецированию угрозы на другие сферы, и оставляет возможность для сохранения отноше-ний доверия между государствами;

7) восприятие и оценка угрозы должны рассматриваться в контексте представления субъекта принятия решений о геополи-тических и символических национальных интересах того госу-дарства, от имени которого он выступает.

2.2. Восприятие угрозы

Основная задача данного раздела состоит в том, чтобы рас-смотреть существующие подходы к поиску ответа на вопрос: при каких обстоятельствах государства воспринимают действия других участников международных отношений как угрозу свой безопасности.

Опираясь на выделенные характеристики угрозы, логично было бы предположить, что для построения умозаключения о грозящей опасности государственный лидер должен оценить намерения предполагаемого субъекта угрозы и имеющегося у него потенциала для причинения вреда. Подобную двухфак-торную модель использует Д. Пруитт для объяснения воспри-ятия угрозы [19]. При этом подчеркивается, что для категориза-ции действий как угрожающих субъект должен убедиться и в наличии намерения, и в наличии потенциала. Дж. Сингер по-строил своего рода формулу, согласно которой воспринятая уг-роза является результатом предполагаемого потенциала, умно-женного на предполагаемые намерения субъекта угрозы [23].



50

Предположенная модель, несмотря на ее логичность и спо-собность объяснить определенные паттерны поведения госу-дарств на международной арене, часто критиковалась. И основ-ной аргумент критиков состоял в том, что объяснение поведения государств с точки зрения баланса силы не всегда является оп-тимальным способом определения возможной угрозы [14]. Хотя существующий у государства потенциал редко игнорируется по-литическими лидерами при оценке угрозы, само существование возможностей и ожидание угрозы не обнаруживают прямой за-висимости. Например, с одной стороны, США могли бы с легко-стью разрушить Великобританию, Францию или Германию, од-нако эти государства не боятся нападения США. С другой сто-роны, эти страны могут сами нанести ощутимый удар США, но США предпочитают, чтобы эти страны наращивали свои воору-жения. Здесь, конечно, можно возразить, что в обоих случаях, несмотря на существование военного потенциала для нанесения удара, государства не усматривают для этого намерений.

Однако можно привести и другие примеры: в 40-е гг. СССР воспринимался США как враг, несмотря на то, что он был оче-видно ослаблен войной. В данном случае не только фактор воз-можностей, но и фактор намерений не позволяли категоризовать государство как угрожающее. Рассматривая данный пример, Р. Джервис делает вывод, что «восприятие возможностей СССР яв-ляется скорее следствием, нежели причиной восприятия враж-дебности СССР» [14]. Таким образом, двухфакторная модель восприятия угрозы была способна объяснить лишь ограниченное количество исторических событий, и нуждалась если не в пере-смотре, то, как минимум, в существенной доработке.

Отправным пунктом для формулировки новых механизмов восприятия угрозы стало признание того факта, что оценки по-тенциала и намерений в основе своей являются субъективными суждениями, а не объективными посылками. В этой связи пред-ставляется необходимым выявить механизмы вынесения сужде-ний о намерениях, возможностях и, в конечном счете, о сущест-вующих угрозах.

Американский политический психолог Р. Джервис выделяет три основных механизма восприятия угрозы. Это атрибуция,



51

влияние мотивированных искажений и немотивированных ис-кажений.

Влияние атрибуции на восприятие угрозы проявляется в том, что действия государств категоризуются как угрожающие, если они нарушают установленные правила игры в международ-ных отношениях. То есть выигрыши, которые получают другие акторы, часто менее причиняют беспокойство, нежели способ, при помощи которого они достигаются. Действия государства воспринимаются как угрожающие, если оно демонстрирует на-мерение проигнорировать общепринятые процедуры, леги-тимные права других участников международных отношений, а также совершить рискованные поступки с целью улучшения своей позиции.

Рассмотрим данный механизм более подробно. В основе ме-ханизма атрибуции лежит предположение, согласно которому участники международных отношений оценивают действия дру-гих акторов как рациональные. Иначе говоря, они предполагают, что выигрыши, которые получает актор от своих действий, должны быть больше или, по меньшей мере, равными ожидае-мым затратам и рискам. Анализируя поведение других участни-ков международных отношений, государственный деятель также конструирует представление о ценностях, которые, по его мне-нию, другие акторы приписывают различным объектам. Таким образом, оценивая действия других государств на международ-ной арене, политик, во-первых, рассматривает их как рацио-нальные и, во-вторых, как направленные на достижение приори-тетных целей. Поэтому вывод о существовании угрозы будет сделан в том случае, если действия государства воспринимаются как не соответствующие приоритетным целям или затраты, свя-занные с реализацией политического курса, превышают полу-ченные выигрыши.

Например, заявление Северной Кореи о выходе из договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), а также объяв-ление о своем ядерном статусе были восприняты целым рядом государств как однозначно враждебные или, по меньшей мере, вызывающие озабоченность. В данном случае в основе суждения о существовании угрозы лежит механизм атрибуции. Во-первых,



52

объявив о выходе из договора о нераспространении ядерного оружия, Северная Корея нарушила «общепринятые процедуры», поскольку договор рассматривается многими государствами в качестве основы режима о нераспространении ядерного оружия. Во-вторых, затраты на создание ядерного оружия государством, переживающим серьезные экономические проблемы, а также политические и военные риски, сопровождающие действия Се-верной Кореи, значительно превышают ожидаемые выигрыши. Подобные рассуждения заставляют сделать вывод о враждебных намерениях данного государства.

Вместе с тем, рассматривая влияние механизма атрибуции, Р. Джервис подчеркивает, что нерациональные и противореча-щие общепринятым нормам действия8

Второй психологический механизм восприятия угрозы обу-словлен действием немотивированных искажений, которые связаны с особенностями процессов переработки информации. Анализируя случаи неудач спецслужб в прогнозировании важ-ных для страны событий, Р. Хойер делает вывод, что большин-ство из них является результатом ошибок, допущенных в про-цессе анализа поступившей информации. Важная информация не принималась в расчет, отвергалась, неправильно интерпрети-ровалась, поскольку не соответствовала существующим мысли-тельным моделям [12, с. 65]. Таким образом, в качестве основно-го фактора, связанного с действием немотивированных искаже-ний при восприятии угрозы, выступают не подвергающиеся проверке предубеждения относительно того, как устроен поли-тический мир.

государства в реальности не обязательно означают его подготовку к войне. Иногда допол-нительные инвестиции в оборону действительно осуществляется в «оборонительных целях». Но, тем не менее, государства чаще всего склонны делать вывод об агрессивных намерениях.

8 Например, в последнее время, в связи с действиями Северной Ко-

реи, появляются замечания, что договор о нераспространении ядерного оружия должен быть пересмотрен, поскольку он больше не выполняет свои функции.



53

Рассматривая наиболее известные случаи неудач в работе разведки, среди которых могут быть названы нападение Японии на Пирл-Харбор в 1941 г., Карибский кризис 1962 г., распад СССР и, наконец, теракты 11 сентября 2001 г. в США, исследо-ватели обнаруживают повторяющуюся схему анализа информа-ции. Во всех случаях обработка входящей информации осущест-влялась под влиянием существующих предубеждений относи-тельно поведения враждебной стороны [15]. Например, неспо-собность американской разведки спрогнозировать размещение на Кубе советских ракет объяснялась существующим у представителей данной структуры предубеждением, что подоб-ное поведение не соответствует проводимой ранее советской по-литике. Иначе говоря, американские спецслужбы были убежде-ны, что Советский Союз, всегда демонстрировавший осторож-ность в военных вопросах, никогда бы не решился на такой рискованный шаг. Информация, которая противоречила данному представлению о поведении СССР, или «подгонялась» под него, или отбрасывалась как недостоверная. Например, факт усиления советского военного присутствия на Кубе интерпретировался в соответствии с обещаниями Советского Союза защитить ее от американского вторжения.

В качестве возможного источника представлений о поведе-нии международных акторов выступают так называемые «уроки истории» - события, которые государство пережило в недавнем прошлом. В этой связи Я. Верцбергер определяет политиков как практических интуитивных историков [25]. События, с которы-ми сталкивается государство на современном этапе, сопостав-ляются с событиями прошлого, вызывая воспоминания о при-чинах этих событий, результатах военных кампаний. Напри-мер, принимая решения о вмешательстве в ситуацию в Косово, президент США Б. Клинтон и члены конгресса сравнивали си-туацию в данном регионе и четыре исторических события: войну США во Вьетнаме, Холокост и массовое истребление евреев в Европе, Мюнхенскую конференцию 1938 г., когда де-мократические государства не смогли противостоять усилению нацистской Германии, а также конфликт на Балканах, который привел к началу Первой мировой войны [18]. В результате со-



54

бытия в Косово рассматривались как геноцид, осуществляемый диктаторским режимом. И демократические государства должны были вмешаться, чтобы остановить преступления и предотвра-тить распространение конфликта.

Отчасти ситуация в Косово выглядела именно так. Однако использование исторических аналогий приводит к тому, что по-литик не всегда способен уловить специфику современной си-туации. Более того, «уроки истории», которые извлекают поли-тики, обычно излишне упрощаются, а полученные знания - обобщаются. Они ожидают, что будущее будет похоже на про-шлое, а это не всегда, а скорее всего почти никогда полностью не соответствует действительности. Таким образом, историче-ские аналогии становятся источником ошибок восприятия и не-качественного анализа событий.

В дополнение к историческим аналогиям можно выделить и другие источники немотивированных искажений:

1) зеркальные образы – склонность людей приписывать свои ценности, образы мира, подсчеты относительно затрат, рисков и вероятностей, а также представления о рациональном и нерациональном поведении другим акторам. Излишне было бы говорить, что подобные проекции почти всегда ведут к ошибоч-ным суждениям;

2) восприятие поведения других акторов как более рацио-нального, тщательно спланированного и скоординированного. Это может привести к игнорированию таких важных факторов, как особенности внутренней политики, борьба бюрократических структур в качестве детерминант поведения государства на меж-дународной арене;

3) эвристика доступности, которая используется для оцен-ки вероятности наступления события. Данная стратегия упро-щенной переработки информации предполагает, что оценка со-бытий находится под влиянием наиболее доступной информа-ции, среди которой особое место занимают планы и намерения субъекта. Например, пытаясь оценить, как соперники могут ис-пользовать новые виды вооружений, лидеры государства обычно пытаются представить, как бы они сами его использовали.



55

4) эвристика репрезентативности, которая позволяет сде-лать вывод о принадлежности объекта к определенной категории на основе их похожести по тому или иному критерию. Данная стратегия является вполне рациональной, если используемый для сравнения критерий – самый важный. Однако на практике так бывает не всегда. Результаты экспериментов показывают, что зачастую выбор критерия обусловлен тем фактом, что он яв-ляется общим для сравниваемых объектов. В истории междуна-родных отношений существуют примеры, согласующиеся с дан-ной моделью. Так, после Второй мировой войны представители американских ВВС не рассматривали СССР в качестве источни-ка военной угрозы. Ситуация объяснялась тем, что каждая воен-ная служба, анализируя военные перспективы, видела своих по-тенциальных врагов в лице тех государств, которые уже облада-ли или могли создать вооружения, сходные с их собственными. После Второй мировой войны представители ВВС США вос-принимали Германию и Японию в качестве наиболее вероятных оппонентов, так как оба государства обладали технологиями для развития стратегических ВВС. Американские военные полагали, что только страны с технологическими возможностями для соз-дания современных стратегических бомбардировщиков в буду-щем могут бросить «военный вызов» США. Поэтому они «сбра-сывали со счетов» СССР как возможного противника, поскольку он не мог создать подобные вооружения во время войны и от-стал в осуществлении данной задачи, по крайней мере, на 20-30 лет. Однако на практике Советский Союз превратился в серьез-ного и опасного противника США; их противостояние затяну-лось на десятилетия. Причиной ошибочных прогнозов стало ис-пользование неадекватных критериев для сравнения. Перспекти-ва создания ядерного оружия оказались более весомым фактором для оценки военного потенциала, нежели стратегиче-ская авиация.

Кроме ошибок восприятия угрозы, возникающих по причине особенностей переработки информации и вынесения суждений, могут быть выделены и искажения, детерминированные эмо-циями и неосознаваемыми потребностями субъекта. Это так на-зываемые мотивированные искажения.



56

Потребности субъекта принятия решений и интересы госу-дарства могут оказать существенное влияние на восприятие угро-зы. Так, Р. Уайт выделяет следующие мотивированные ошибки восприятия, в основе которых лежит преимущественно тревож-ность политика и его потребность в позитивной самооценке:

1) «дьявольский» образ врага подразумевает восприятие вра-га как монстра, воплощение зла, в отношении которого оправда-ны даже самые жестокие методы борьбы. Враг рассматривается как источник угрозы;

2) моральный образ «я» поддерживается тем, что «своя группа» воспринимается более позитивно, чем чужая. В свете созданного образа, действия нации, от имени которой выступает политик, категоризуются им как оборонительные, направленные на защиту от коварных происков «врага»;

3) иллюзия «за нас, в нашу пользу» подразумевает тенденцию воспринимать отношение других групп по отношению к своей как более дружественное, чем в действительности. Данная ошибка проявляется, например, в том, что нация почти всегда убеждена в наличии сторонников ее мнения по тому или иному вопросу или предпринятых действий;

4) преувеличенная уверенность в своем военном потенциале часто ошибочна, но, тем не менее, свойственна поведению сверхдержав [26].

Две последние ошибки часто влияют на недооценку угрозы, которая исходит от потенциального врага, поскольку в целях создания позитивной самооценки нации, лидер может игнориро-вать сигналы, которые отражают негативное отношение другого государства. В свою очередь, создание «дьявольского» образа врага и позитивного образа собственной группы способно при-вести к преувеличению угрозы и подозрительности к любым действиям «врага». Таким образом, один из механизмов дейст-вия мотивированных ошибок восприятия – избирательное вни-мание. Его действие проявляется в отборе информации, сконст-руированной соответствующим образам, способной поддержать позитивную самооценку группы и снизить тревожность. Осталь-ные информационные сигналы могут игнорироваться или ин-терпретироваться в соответствии с существующими образами.



57

Еще один механизм влияния мотивированных искажений – рационализация. Политический лидер вряд ли когда-то призна-ется, даже самому себе, что, принимая решение, он просто хотел избавиться от мучительного состояния неопределенности, избе-жать тревоги или приобрести вес в глазах своих подчиненных. Все эти сугубо личные мотивы маскируются вполне рациональ-ной аргументацией, объясняющей, почему было принято то или иное решение, например, апелляцией к нуждам государственной политики.

Мотивированные и немотивированные искажения продол-жают оказывать влияние и на проводимую политику, после того как субъект или событие были восприняты как угрожающие.

Подводя итог рассмотрению основных факторов и механиз-мов восприятия угрозы, хотим обратить внимание на два важных момента.

Изучение восприятия угрозы и искажений, возникающих при вынесении суждений, представляет собой преимущественно обширную серию изученных случаев из практики мировой по-литики, которые обнаруживали влияние того или иного когни-тивного или эмоционально-потребностного механизма. Однако, как позволяет увидеть сделанный в данной главе обзор факторов и механизмов, они многочисленны и противоречивы. Поэтому возникают вопросы: как они организованы? В каких обстоятель-ствах субъект принятия решений выбирает данный, а не иной инструмент, чтобы справиться с неопределенностью? Как раз-личные когнитивные и мотивационно-эмоциональные техники взаимодействуют друг с другом? Пока эти вопросы остаются без ответа.

Вторая проблема носит практический характер. Используе-мые при переработке информации схемы, образы, эвристики – это не только источник ошибок, но также и работающие техни-ки, позволяющие субъекту принятия решений перерабатывать большие объемы информации, справляться с неопределенно-стью, быть оперативным. При этом подобные техники часто обеспечивают «правильные» ответы. В этой связи в свете задачи повышения точности прогнозирования угроз возникает вопрос: нужно ли стремиться к совершенствованию работы людей, при-



58

нимающих решение в данной области, за счет устранения из их аналитического аппарата всех техник и приемов, которые явля-ются источником искажений? Или без них работа будет полно-стью парализована? Если это так, то какова практическая значи-мость исследований в данной области, кроме увлекательных экскурсов в историю мировой политики?

2.3. Оценка угрозы

Оценка угрозы представляет собой важный этап в категори-зации людей и событий в качестве источника угрозы. Воспри-ятие угрозы позволяет зафиксировать тот факт, что действия субъекта, группы или государства представляются опасными, носят угрожающий характер. Однако теперь необходимо опре-делить, насколько серьезной является угроза с точки зрения ве-роятности ее реализации и ее значимости для субъекта. Опре-деление перечисленных параметров и является основой процесса оценки угрозы.

Результатом процесса оценки угрозы может служить клас-сификация угроз как завышенных, заниженных, адекватных, мнимых и неосознанных. При этом под завышенной и зани-женной угрозой понимается объективно существующая угроза соответственно с завышенным или заниженным, вплоть до пол-ного игнорирования, уровнем реальной опасности. Мнимая уг-роза – это ложная, надуманная, искусственно сформированная угроза при отсутствии достаточно реального основания для это-го. Адекватная угроза отражает оптимальный случай, когда ре-альные параметры угрозы с достаточной точностью совпадают с ее субъективным обликом [3, с. 123]. Реальная угроза – это окончательно сформировавшееся явление, когда для нанесения вреда не хватает одного или нескольких факторов или условий [3, c. 121]. В случае неосознанной угрозы опасность нанесения вреда существует, но ситуация не воспринимается субъектом как угрожающая. Например, разрушение озонового слоя, несомнен-но, является угрозой, однако не всегда воспринимается в качест-ве таковой субъектами принятия решений.



59

Приведенные определения, казалось бы, задают достаточно четкий критерий для определения достоверности угроз – откло-нение от уровня «реальной опасности». Однако данный крите-рий весьма проблематично применить на практике. Что такое «реальная опасность»? Как определить тот порог, по отношению к которому угроза будет завышенной, заниженной или адекват-ной? Приведенное определение реальной угрозы не позволяет ответить на поставленные вопросы.

Оценка угрозы зачастую строится на основе несовершенных и ошибочных суждений субъекта принятия решений. И даже компетентные сотрудники спецслужб, военные, чья деятель-ность связана с определением уровня угрозы, кажется, не обла-дают четкими «объективными» критериями реальной угрозы. Об этом свидетельствуют результаты исследования: 23 офицера НАТО читали отчеты разведки. Затем их просили назвать точ-ную вероятность наступления события, которое в тексте обозна-чалось как «вероятное». Полученные оценки варьировали в диа-пазоне от 25% до 91%. Характеристика «наиболее вероятное» была оценена в интервале от 50% до 95%. Наконец, вероятность наступления «невероятного» события составляла от 1% до 40% [12, с. 154-155]. Результаты исследования наглядно демонстри-руют, что вероятность наступления «невероятного» события превышает вероятность наступления «вероятного» события. Следовательно, не только о четко определенных критериях ре-альной угрозы, но и просто о границах «вероятного» и «неверо-ятного» события речь идти не может.

Теория перспективы, сформулированная Д. Канеманом и А. Тверски, подтверждает данный вывод. Исследования в рамках теории перспективы продемонстрировали, что, во-первых, субъ-ект принятия решений вряд ли определяет «вероятность» в клас-сическом понимании сущности данного конструкта. Скорей все-го, имеет место эмпирическая оценка возможности наступления события. Поэтому можно ожидать, что оценка возможности на-ступления одного и того же события будет отличаться у разных людей, находящихся в одной и той же ситуации. Да и оценки



60

одного и того же субъекта могут варьировать9

Существующие исследования в области оценки угрозы ис-пользуют концепт «эффективность угрозы». Однако в данном случае рассматривается несколько иная проблема, а именно про-блема действенности угрозы, возможности добиться с помощью угрозы своих целей. При этом центральными становятся харак-теристики угрозы и действия угрожающего субъекта, а не ее восприятие объектом угрозы.

. Во-вторых, оцен-ки малых вероятностей завышаются, а высоких – занижаются. Приведенные результаты исследования с участием офицеров НАТО подтверждают перечисленные закономерности.

Угроза является эффективной, если она привела к измене-нию поведения субъекта, в отношении которого направлена уг-роза, в желаемом для объекта угрозы направлении. В исследова-ниях, посвященных изучению угрозы, формулируется целый ряд условий, которые способствуют эффективному применению уг-розы. Некоторые из них касаются особенностей отношений ме-жду государствами, другие раскрывают характеристики самой угрозы.

Обобщая результаты исследований отечественных и зару-бежных ученых, можем выделить следующие условия эффек-тивного применения стратегии угрозы в международных отно-шениях:

1) применение угрозы может привести к взаимовыгодным результатам, когда между сторонами не существует конфликта интересов. В данном случае логика рассуждений такова, что ес-ли стороны обладают разнонаправленными, но достаточно четко сформированными и важными интересами, применение угрозы окажется непродуктивным, поскольку объект угрозы не сможет отказаться от реализации своих интересов и выполнить требова-

9 Необходимо также учесть влияние законов «политической арифме-

тики» на вынесение суждений о вероятности наступления событий. Ведь известно, что, например, формула 19+1, которая использовалась для обо-значения особых отношений России и НАТО, не дает число «20», как предполагает закон сложения, то есть не делает Россию полноценным участником процесса принятия решений.



61

ния субъекта угрозы. Последний, в свою очередь, не сможет пе-ресмотреть свои требования или отказаться от угроз, поскольку его интересы также важны для него. Поэтому в данном случае применение угрозы может привести к состоянию «ни войны, ни мира» без перспективы реализации интересов сторон;

2) принимая во внимание предыдущий пункт, субъект угро-зы должен быть более мотивирован в достижении своих целей, чем объект угрозы;

3) угроза может оказаться эффективной в ситуации, когда отсутствуют условия для построения эффективной коммуни-кации между государствами. В данном случае вынесение бес-компромиссных требований позволяет вывести ситуацию из ту-пика, когда ни одно из государств не может пойти другому на-встречу. Соответственно, угроза оказывается неэффективной, когда другие формы взаимодействия между сторонами в прин-ципе возможны;

4) субъект угрозы должен обладать адекватной поддержкой внутри страны для реализации избранной внешнеполитической стратегии с применением угрозы;

5) угроза окажется действенной, если объект угрозы воспри-нимает эскалацию насилия как нежелательный путь развития событий и поэтому предпочитает отказаться от своих притяза-ний [1, с. 325-326].

Условия повышения эффективности самой угрозы, согласно классификации Б.М. Блэчмана и Т. Кофман Уитс, могут быть объединены в две группы: достоверность угрозы и выполни-мость требований для объекта угрозы [9, c. 6]. При этом под-черкивается, что перечисленные качества не гарантируют того, что угроза обязательно окажется эффективной. Скорее, они представляют собой «условия, создающие возможность» [9, с. 6] для того, чтобы угроза оказалась эффективной. Перечислен-ные условия формируют основу для оценки затрат, связанных с подчинением или неподчинением объекта угрозы требованиям, выдвигаемым субъектом угрозы. Баланс между стоимостью под-чинения и стоимостью неповиновения определяет эффектив-ность угрозы [9, с. 7].



62

Эффективность угрозы определяется характером угрозы, а также контекстом, в котором она представлена.

Можно выделить следующие характеристики контекста, в котором должна быть представлена эффективная угроза.

1) угроза применения военной силы оказывается более ус-пешной, если в прошлом существовал прецедент реализации уг-розы. Иначе говоря, угроза начала военных действий будет вос-принята как достоверная, если ранее субъект угрозы подтвер-ждал свои требования реализацией угроз. Прецеденты также могут оказать и негативное воздействие. Поражение государст-ва, особенно от более слабого противника, может уменьшить субъективную достоверность угрозы в будущем;

2) наличие или отсутствие поддержки военных действий со стороны общественного мнения, а также авторитетных институ-тов власти, например, поддержки Конгресса, если речь идет о США. Если общественность поддерживает действия своего пра-вительства, предполагающего начать военные действия против того или иного государства, тем самым соглашаясь на возмож-ные жертвы среди своих солдат, финансовые затраты, то в дан-ном случае можно надеяться, что угроза будет приведена в ис-полнение. Б.М. Блэчман и Т. Кофман Уитс, проанализировав случаи использования США угрозы применения военной силы или ее ограниченного использования в период президентства Дж. Г. У. Буша и Б. Клинтона в отношении Панамы (1989 – 1990 гг.), Ирака (1990 – 1996 гг.), Сомали (1992 – 1995 гг.), Македо-нии (1992 – 1999 гг.), Боснии (1992 – 1999 гг.), Гаити (1994 – 1996 гг.), Северной Кореи (1994 – 1996 гг.), Тайваня (1996 гг.), пришли к выводу, что поддержка военных действий со стороны общественности имела место в трех случаях успешного приме-нения угрозы и отсутствовала - в одном случае очевидного про-вала. Поддержка общественности не гарантирует успешной реа-лизации угрозы, тогда как ее очевидное отсутствие может стать серьезным препятствием в создании достоверной угрозы. В от-ношении Сомали, Гаити, а также Боснии отсутствие поддержки общественности придало уверенности объекту угрозы и послу-жило для него дополнительным стимулом отстаивать свой курс действий;



63

3) наличие или отсутствие поддержки со стороны других государств. Протест союзников может уменьшить желание го-сударства реализовывать угрозы из опасения возможных ослож-нений в более важной сфере отношений с дружественными го-сударствами. Как подчеркивают Б.М. Блэчман и Т. Кофман Уитс, данный фактор приобрел особое значение в сфере оценки угроз и использования силы в современный период, поскольку США стали весьма неохотно действовать без поддержки союз-ников в ситуациях, которые возникли после окончания «холод-ной войны» [9, c. 8];

4) репутация президента и других высокопоставленных по-литиков. Вместе с тем, научные источники по-разному оценива-ют роль данного фактора, и анализ случаев применения угрозы разными президентами не проливает свет на данную проблему [9, с. 9].

Завершая рассмотрение характеристик контекста, которые способствуют повышению эффективности угрозы, подчеркнем, что все перечисленные условия важны не сами по себе, а с точки зрения их восприятия объектом угрозы. Например, важен не сам факт поддержки выдвигаемых государством требований его со-юзниками, а то, что поддержка союзников будет расценена объ-ектом угрозы в качестве индикатора серьезности намерений, ко-торые предъявляет субъект угрозы.

Характеристики угрозы также вносят значительный вклад в повышение эффективности ее реализации. С точки зрения Дж. Хови, для того, чтобы угроза оказалась эффективной, необходи-мо соблюдение пяти основных условий [13, c. 13-15].

Во-первых, чтобы быть эффективной, угроза должна быть релевантной, или, иначе говоря, может повлиять на изменение поведения объекта угрозы. Выполнение данного условия требует наличия у объекта угрозы свободы действий, чтобы он мог из-менить свое поведение в соответствии с требованиями субъекта угрозы. Если объект угрозы вообще не имеет выбора, тогда бу-дет бессмысленно угрожать ему, поскольку угроза не может ока-зать влияние на его поведение. Например, бессмысленно требо-вать от государства «предъявить» свое ядерное оружие, исполь-



64

зуя угрозу начать против него военные действия, если оно не об-ладает таким оружием.

Во-вторых, угроза должна быть весьма ощутимой, значимой для объекта угрозы. Данная характеристика предполагает, что объект угрозы должен предпочесть согласиться с требованиями угрожающего, нежели сопротивляться им и тем самым добиться приведения угрозы в исполнение. Например, напряженность в отношениях с Молдавией, обусловленная незаконными арестами и выдворением за пределы страны граждан России, привела к появлению угрозы со стороны нашего государства прекратить закупку вина в Молдавии. Данная угроза могла бы остаться не-замеченной, если бы была предъявлена, например, Франции, для которой потеря одного из не самых крупных импортеров вина не стала бы ощутимым ударом. Но данная угроза в случае ее реали-зации могла быть воспринята вполне серьезно Молдавией, для которой экспорт данной продукции представляет собой важный источник пополнения бюджета.

Значимость угрозы зависит также и от характера выдвигае-мых требований. С одной стороны, угроза не будет воспринята всерьез, если предъявленные требования окажутся мягкими. С другой стороны, даже очень серьезная угроза может оказаться неэффективной, если требования субъекта угрозы, как уже отме-чалось выше, затрагивают жизненно важные интересы объекта угрозы, которыми он не может поступиться.

В-третьих, чтобы быть эффективной, угроза должна сопро-вождаться явным или неявным обещанием, что она не будет реализована, если объект угрозы продемонстрирует повинове-ние. При этом он должен быть также уверен и в том, что в слу-чае невыполнения им требований субъекта угрозы угроза будет приведена в исполнение.

В-четвертых, угроза должна быть достаточно очевидной. Иначе говоря, сообщение, которое содержит угрозу, должно быть понятно объекту угрозы. В сообщении об угрозе должны быть ясно изложены требования, предъявляемые субъектом уг-розы. Дж. Хови подчеркивает, что если объект угрозы не понял сообщения, то нельзя рассматривать его поведение, пусть даже соответствующее предъявляемым требованиям, как результат



65

воздействия угрозы, а угрозу – как эффективную [13, c. 15]. В сообщении также должны быть ясно изложены последствия не-выполнения требований. С одной стороны, если возможные по-следствия воспринимаются объектом угрозы как недостаточно серьезные, то он может проигнорировать угрозу, даже если она достаточно значимая и достоверная. С другой стороны, если значимость возможных последствий переоценена, объект угрозы может предпочесть подчиниться требованиям субъекта угрозы, даже если угроза в реальности выглядит недостаточно серьез-ной. В данном случае, по мнению Дж. Хови, угроза не может рассматриваться как эффективная, поскольку изменения поведе-ния объекта угрозы являются результатом ошибок восприятия, а не угрозы как таковой [13, c. 15].

Чтобы вербальное сообщение об угрозе было более эффек-тивным, серьезность намерений может быть также продемонст-рирована при помощи реальных действий. Например, Б.М. Блэчман и Ст. С. Каплан делают вывод, что размещение су-хопутных войск на территории потенциального места военных действий будет более эффективным средством повышения дос-товерности угрозы, чем маневры морских сил [10]. Вероятно, это происходит потому, что сухопутные операции сопряжены с большим риском и жертвами. И если руководитель государства и командование вооруженных сил соглашаются на проведение сухопутной операции, то это демонстрирует намерение нести политическую ответственность за подвергаемые риску жизни военных, и значит, демонстрирует серьезность намерений и уг-розы.

Наконец, чтобы быть эффективной, угроза должна быть правдоподобной, достоверной. Достоверность угрозы определя-ется степенью уверенности объекта угрозы в том, что угроза бу-дет реализована в случае невыполнения им требований, предъ-являемых субъектом угрозы. При этом не имеет значения, на-сколько ощутимой является угроза. Она не окажется действенной, если объект угрозы знает, что она никогда не будет реализована. Дж. Хови полагает, что достоверность угрозы часто является функцией намерений субъекта угрозы. Это особенно очевидно в ситуации, когда обе стороны ведут себя рациональ-



66

но, обладают полной информацией о происходящем и знают о возможностях и предпочтениях друг друга. В подобной ситуа-ции каждый последующий шаг субъекта может быть с легко-стью предсказан другой стороной. Достоверность угрозы, следо-вательно, зависит от того, каковы возможности и предпочтения субъекта угрозы. В данном случае угроза является либо полно-стью достоверной или вообще недостоверной [13, c. 14]. Вместе с тем, как показывает практика принятия политических решений и многочисленные исследования, оценка угрозы зачастую про-исходит при наличии неполной информации, а политические ли-деры - не всегда рациональны. В данном случае задача по оценке вероятности реализации угрозы в случае отказа объекта угрозы подчинить требования угрожающего субъекта значительно ус-ложняется.

Достоверность угрозы представляет собой один из основных критериев эффективности угрозы. Однако то, насколько «досто-верной» окажется угроза, во многом зависит от объекта угрозы. Со своей стороны субъект, предъявляющий требования, может лишь попытаться увеличить достоверность угрозы, используя ряд приемов.

Устранение вариантов представляет собой первую страте-гию. Проблема достоверности угрозы возникает в том случае, когда субъект угрозы в качестве одного из возможных вариантов рассматривает возможность отказаться от реализации угрозы. Один из способов устранить подобную проблему состоит в том, чтобы убедить объекта угрозы в том, что в случае неповинове-ния угроза будет реализована и субъект угрозы никогда не «по-вернет обратно», независимо от того, хочет он этого или нет. Например, для того чтобы продемонстрировать серьезность на-мерений, армия может взрывать мосты позади себя, символиче-ски и практически отрезая путь для отступления.

Изменение выигрышей представляет собой еще одну страте-гию изменения выигрышей. Для этого субъект угрозы может со-вершить ряд шагов: повысить согласованность своих действий, даже за счет увеличения затрат; повысить «стоимость» отказа от



67

реализации угрозы10; соединить задачу по реализации угрозы и важные для страны принципы, например, поддержание престижа страны; или заменить изначально неправдоподобную угрозу бо-лее реалистичной11

Создание и использование неопределенности относи-тельно намерений и возможностей также способствует повы-шению достоверности угрозы. Субъект угрозы не всегда имеет возможность открыто демонстрировать свои намерения. Однако это не является необходимым. Иногда достаточно, чтобы объект угрозы был уверен в существовании достаточно высокой веро-ятности реализации угрозы в случае неповиновения. Данное ут-верждение также справедливо и в отношении средств, необхо-димых для осуществления угрозы. Один из способов доказать серьезность намерений и наличие для этого возможностей мож-но продемонстрировать при помощи частичной реализации уг-розы. Подобную тактику используют террористы, когда демон-стрируют серьезность своих намерений, убив одного из захва-ченных заложников.

.

Какова роль неопределенности в описанной ситуации? В данном случае, конечно, трудно говорить о полной неопреде-ленности. Объект угрозы располагает некоторой информацией о намерениях и возможностях субъекта угрозы, но они неизвестны ему до конца. Поэтому можно предположить, что он предпочтет не рисковать и подчиниться требованиям субъекта угрозы, по-скольку ему предоставляется возможность избежать неминуе-мых потерь, которые связаны с отказом подчиниться требовани-ям субъекта угрозы. Ведь согласно основному положению тео-рии перспективы субъект избегает рискованных форм поведения, когда ожидает получить выигрыши.

10 После Шестидневной войны 1967 г. Израиль санкционировал посе-

ления своих граждан в секторе Газа и на западном берегу реки Иордан. Тем самым Израиль увеличил стоимость своего отказа от реакции на дей-ствия палестинцев по захвату этих территорий. Теперь Израиль должен был защищать своих граждан [прив. по 13, c. 36].

11 Например, трудно рассматривать в качестве достоверной угрозу США нанести ядерный удар по любому государству, которое будет пред-ставлять угрозу безопасности их союзникам.



68

Четвертый путь повышения достоверности угрозы – это соз-дание впечатления недостаточной рациональности. Суть данной стратегии заключается в том, что субъект угрозы дает понять своему противнику, что его действия не обязательно подчиняют-ся законам рациональности и, следовательно, не могут быть предсказаны на основе анализа распределения выигрышей. Дру-гими словами, необходимо убедить объект угрозы в том, что уг-роза может быть реализована в любом случае, даже если реализа-ция угрозы обернется потерями для субъекта угрозы. В данном случае воспринятая вероятность реализации угрозы будет выше, поскольку мы традиционно настороженно относимся к действиям политиков, от «которых можно ждать всего, что угодно».

Наконец, еще одна возможность повысить достоверность уг-розы связана с введением в ситуацию новых игроков. Существует, по меньшей мере, два варианта данной техники. Первый состоит в том, что слабый игрок может быть заменен более сильным. Второй вариант предполагает реализацию угрозы третьей сторо-ной. Например, угроза может быть реализована международными организациями от имени мирового сообщества.

Завершая рассмотрение стратегий, необходимо отметить, что государства продолжают использовать мнимые угрозы в практике мировой политики. Создание достоверных угроз тре-бует значительных затрат. И эти затраты непосредственны и оп-ределенны, в то время как выигрыши от этих инвестиций – удавлены во времени и отличаются значительной неопределен-ностью. Как подчеркивает Дж. Хови, мнимые угрозы могут ис-пользоваться в ситуации, когда реализация угрозы связана со значительными потерями для субъекта угрозы, а расхождения интересов субъекта и объекта угрозы – незначительны [13, c. 51].

Еще одна составляющая эффективной угрозы, кроме харак-теристик контекста и самой угрозы, связана с особенностями требований, предъявляемых объекту угрозы. Решение объекта угрозы подчиниться или не подчиниться требованиям субъекта угрозы обусловлено трудностью, выполнимостью этих требо-ваний. Б.С. Блэчман и Т. Кофман Уитс формулируют следующие характеристики действенных требований:



69

1) эффективные требования должны быть конкретными, яс-но изложенными и сформулированными в терминах, понятных объекту угрозы;

2) требования должны быть более или менее обременитель-ными для объекта угрозы. При этом важно помнить, чтобы они в то же самое время были выполнимыми, поскольку, если они бу-дут слишком трудны, объект угрозы не сможет выполнить их, даже если бы хотел;

3) требования должны содержать так называемые «положи-тельные намерения», то есть объект угрозы должен быть возна-гражден в случае выполнения им требований субъекта угрозы. Позитивные намерения не только меняют восприятие содержа-ния требований, но также являются оправданием для объекта уг-розы в его стремлении уступить и принять требования объекта угрозы;

4) обременительный характер требований также обусловлен публичным характером требуемого отступления или подчине-ния. Публичная и унизительная капитуляция порой может быть воспринята как исход, которого нужно избежать любой ценой [9, с. 10-11];

5) еще одно условие выработки эффективных требований может быть сформулировано на основании исследований Т. Шеллинга. Он проводит различия между угрозами, которые сдерживают от совершения чего-либо, и угрозами, которые при-нуждают к чему-либо. Различие состоит в том, что первые пы-таются сохранить статус-кво, а вторые – его изменить. Ученый полагает, что в целом принуждение – более сложная задача, чем сдерживание [20]. Трудность задачи по принуждению связана с влиянием предыдущего фактора – публичностью подчинения. Требования, которые принуждают к совершению каких-либо действий, предполагают изменение поведения, и значит, совер-шение видимых действий, которые воспринимаются объектом угрозы как болезненные, «связанные с риском политических по-терь» [9, с. 11]. Поэтому объект угрозы стремится избежать это-го любой ценой.

Как и в случае с остальными характеристиками угрозы, фак-тор трудности требований имеет значение не сам по себе, а с



70

точки зрения его восприятия субъектом угрозы. Данное замеча-ние еще раз обращает внимание на один из основных принципов изучения угрозы как результата взаимоотношений субъекта и объекта угрозы. Однако работы по данной проблематике чаще всего не затрагивали подобной взаимосвязи. Если исследователи и конструировали модели взаимоотношений [см., например, 13], то субъекты рассматривались как рациональные, действующие в условиях полной доступности информации. Но подобные усло-вия почти никогда не соответствуют практике мировой полити-ки. Альтернативный подход к рассмотрению данной проблемы начал формироваться в рамках теории перспективы [8].

Исследования процесса принятия политических решений в рамках теории перспективы позволяют также привлечь внима-ние к проблеме оценки вероятности реализации угрозы. Данная проблема стала особенно актуальной в современном мире, изме-нив приоритеты в изучении угрозы. Биполярный мир характери-зовался наличием четко определенного врага. Современные го-сударства теоретически могут ожидать нанесения удара из лю-бой точки планеты. Все чаще в качестве потенциального источника угрозы выступают государства Юга, которые, с одной стороны, не обладают значительными возможностями для нане-сения удара12

Категория вероятности достаточно хорошо изучена с пози-ций формально-математического подхода к изучению и описа-нию процесса принятия решений. Вместе с тем в рамках другого подхода – описательного, широко используемого в теории при-нятия решений, категория субъективной вероятности деклариру-

, но, с другой стороны, демонстрируют весьма вра-ждебные намерения. Какова вероятность того, что эта угроза бу-дет реализована? Какая страна и когда в очередной раз станет мишенью террористической атаки? Поиск ответа на поставлен-ные вопросы заставляет рассматривать проблему субъективной оценки вероятности в качестве приоритетного исследователь-ского направления в области изучения восприятия и оценки уг-розы.

12 Чаще всего это бедные государства, которые не обладают совре-

менным оружием, боеспособными армиями и т.д.



71

ется как основополагающая, однако не выделяется в самостоя-тельную область исследований [6, с. 3]. А между тем данный процесс является центральным для оценки угрозы, построения прогнозов в данной области. При этом важно описать законо-мерности определения вероятности именно в отношении угрозы как особого объекта политических оценок.

Задача по изучению процесса оценки вероятностей, в свою очередь, приводит к смещению акцентов в исследовательских проектах с субъекта на объект угрозы – на актора, в отноше-нии которого направляется угроза.

В заключение хотелось бы отметить еще два вопроса, свя-занные с изучением процессов восприятия и оценки угрозы в со-временном мире.

Исследования по проблеме восприятия угрозы позволяют сделать вывод, что ошибки и искажения, возникающие при кате-горизации субъекта или события как угрожающего, чаще всего обусловлены особенностями познавательных процессов субъек-та восприятия, а не характеристиками воспринимаемого объекта или события. В этой связи возникает вопрос: переносимы ли уже выделенные закономерности восприятия на новые угрозы, кото-рые возникли в современном мире? Какое влияние на воспри-ятие угрозы оказывает изменение роли, статуса, и другие харак-теристики субъекта восприятия в меняющемся мире?

Второй вопрос связан с оценкой роли угроз и поощрений в качестве инструментов влияния в современном мире [11]. В по-следние годы в политический дискурс прочно вошел термин «мягкая сила» в противовес «жесткой силе» [24]. Мягкая сила – это влияние, которое оказывает государство, обладая своего ро-да «силой притяжения», привлекательностью в глазах других го-сударств, в то время как «жесткая» сила – это способность заста-вить других сделать то, что необходимо государству, и получить нужные результаты. «Жесткая» сила использует метод кнута и пряника, чтобы заставить других сделать то, что они предпочли бы не делать. Иначе говоря, это влияние при помощи угрозы. «Мягкая» сила действует за счет привлекательности. Она обыч-но вырастает из привлекательности культуры, ценностей, таких как демократия и права человека, а также из политических про-



72

грамм, которые учитывают интересы других наций и народов. Ресурсы мягкой и жесткой силы могут подкреплять друг друга: одна не противоречит другой. Например, директор центра меж-дународных исследований, профессор института США и Канады А.Уткин подчеркивает, что «мягкая сила», демократия, стала од-ним из излюбленных инструментов американской внешней по-литики» [5], наряду с тем, что США продолжают успешно ис-пользовать и силу принуждения.

Политолог Дж. Най-мл. делает прогноз, что, хотя важны оба инструмента влияния, в информационный век «мягкая» сила становится более важной, чем это было раньше. «Соединенные Штаты с их открытым демократическим обществом выиграют в информационный век, если лучше осознают природу и ограни-чения этой силы. Их институты останутся привлекательными, а открытость общества будет увеличивать доверие к нему» [17, c. 238]. Таким образом, США получат выгоды от использования «мягкой силы». Как, в свою очередь, изменится роль угроз в со-временном мире?

Угроза всегда была и остается важным инструментом влия-ния, а также создает контекст отношений между государствами и другими участниками международных отношений. Поиск от-ветов на поставленные вопросы позволит обозначить новые ха-рактеристики угрозы в современном мире.



73


1. Киселев И.Ю. Политический истеблишмент: психологические аспекты практики властвования. М.: ИП РАН, 2000. 410 с.

2. Концепция национальной безопасности Российской Федера-ции. М., 2000.


4. О национальной безопасности. Послание Президента Россий-ской Федерации Федеральному Собранию // Дипломатический вест-ник. 1996. № 7. С. 24-35.

5. Постскриптум // ТВЦ, 15.01.05; 21:25 6. Сухих Н.А. Вероятностная репрезентация субъективного опы-

та в задачах принятия решений: Автореф. ... канд. психол. наук. Яро-славль, 1999.

7. Что делать? // Культура, 18.02.2003 8. Berejikian J.D. International Relations under Risk: Framing State

Choice. Albany: State University of New York Press, 2004. 151 p. 9. Blechman B. M., Cofman Wittes T. Defining Moment: The Threat

and Use of Force in American Foreign Policy // Political Science Quarter-ly, 1999. Vol. 114, № 1. P. 1-30.

10. Blechman B.M., Kaplan St. S. Force Without War. Washington, DC: Brookings Institution, 1978.

11. Davis J.W. Jr. Threats and Promises: the Pursuit of International Influence. Baltimore, London: John Hopkins University Press, 2000. 222 p.

12. Heuer R.J., Jr. Psychology of Intelligence Analysis. Center for Study of Intelligence, the Central Intelligence Agency, 1999.

13. Hovi J. Games, Threats and Treaties: Understanding Commit-ments in International Relations. London, Washington: Pinter, 1998.

14. Jervis R. Perceiving and Coping with Threat // Psychology and Deterrence / Ed. By R. Jervis, R. Ned Lebow, J. Gross Stein. Baltimore, London: Johns Hopkins University Press, 1985. P. 13-33.

15. Keller J. The Psychology of Intelligence Failures: Patterns, Diag-noses, Prescriptions. Paper, prepared for the Annual Meetings of ISPP. Lund, Sweden. July 14-18, 2004.



74

16. McSwenney B. Security, Identity and Interests. A Sociology of International Relations. Cambridge: Cambridge University Press, 1999. 244 p.

17. Nye (Jr.) J. The American National Interests and Global Public Goods // International Affairs, 2002. Vol. 78. № 2. Pp. 233-244.

18. Paris R. Kosovo and the Metaphor War // Political Science Quar-terly, 2002, Vol. 117 Issue3. P. 423-461.

19. Pruitt D.G. Threat Perception, Trust and Responsiveness in Inter-national Behavior. Technical report № 11. Office of Naval Research, Washington DC, 1964.

20. Schelling T.C. Arms and Influence. New Haven, CT: Yale Uni-versity Press, 1966. 293 p.

21. Schelling T.C. The Strategy of Conflict. Cambridge, MA.: Har-vard University Press, 1980.

22. Schlueter E., Christ O. The Question of Causality in Threat-Prejudice Relations: Empirical Evidence. Paper prepared for the Annual Meetings of the International Society of Political Psychology, Toronto, July 3-6, 2005.

23. Singer J.D. Threat-perception and Armament-tension dilemma // Conflict Resolution, 1958. № 2. Р. 90-105.

24. The Power of Persuasion: Dual Components of US Leadership. The Conversation with J. Nye // Harvard International Review, 2003. Winter. P. 46-48.

25. Vertzberger Y.Y.I. Foreign Policy Decision-makers as Practical-intuitive Historians: Applied History and Its Shortcomings // International Studies Quarterly, 1986. № 30. P. 223-247.

26. White R. Fearful Warriors: A Psychological Profile of US-Soviet Relations. NY: The Free Press, 1984. 374 p.



75


1. Что такое «угроза национальной безопасности»? Раскрой-те суть основных понятий данного определения: «факторы», «условия» и «опасность».

2. Перечислите основные характеристики понятия «угроза». Как они влияют на принципы изучения угрозы?

3. Как соотносится понятие «угроза» с понятиями «преду-преждение», «доверие», «национальные интересы»?

4. В чем заключается суть процесса восприятия угрозы? Оп-ределите влияние факторов намерений и возможностей на вос-приятие угрозы в современном мире.

5. Что такое мотивированные и немотивированные ошибки восприятия? Приведите примеры подобных ошибок.

6. Каково содержание процесса оценки угрозы? В чем его отличие от восприятия угрозы?

7. Дайте определение понятий: завышенная, заниженная, адекватная и мнимая угроза.

8. Что такое «эффективная угроза»? Какие факторы опреде-ляют эффективность угрозы в качестве инструмента влияния?



76


1. Киселев И.Ю. Политическая коммуникация на рубеже столетий. М.; Ярославль, 2002. Раздел 4 «Коммуникация дове-рия». С. 267-307.

2. Лебедева М.М. Мировая политика. М.: Аспект Пресс, 2003. Главы 8-11. С. 162-240. Глава 15. С. 298-316.

3. Общая теория национальной безопасности: Учебник / Под общ. ред. А.А. Прохожева. М.: Изд-во РАГС, 2002. Главы 4-6. С. 130-148.

4. Переосмысляя современность: Материалы международ-ной конференции (II) // Полис. 2003. № 3. С. 14-32.

5. Харрел Э. Международная политическая теория и гло-бальная окружающая среда // Теория международных отноше-ний на рубеже столетий / Под ред. К. Буса и Ст. Смита; Общ. ред. и предисл. П.А. Цыганкова. М.: Гардарики, 2002. С. 138 – 162.


1. Концепция внешней политики РФ // Иванов И.С. Новая российская дипломатия. Десять лет внешней политики страны. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. С. 210-232

2. Морозов И.Л. Информационная безопасность политиче-ских систем // ПОЛИС, 2002. № 5. С. 134-145.

3. О национальной безопасности. Послание Президента Рос-сийской Федерации Федеральному Собранию // Дипломатиче-ский вестник. 1996. № 7. С. 24-35.

4. Хвощев В.Е. Изменяющаяся Россия: проблемы безопасно-сти и пограничной политики // ПОЛИС. 2002. № 6. С. 181-183.



77

Глава 3. Безопасность и проблема сотрудничества


Определение понятия безопасности как защищенности жиз-ненно важных интересов личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз подразумевает рассмотрение про-блем безопасности сквозь призму конфликтных взаимоотноше-ний. Поэтому представители мирового научного сообщества уделяли больше внимания конфликтам в международных отно-шениях, нежели сотрудничеству, причинам начала военных дей-ствий, нежели факторам, способствующим их прекращению. Подобное нарушение баланса исследовательского интереса в пользу конфликта объяснялось, с одной стороны, запросом прак-тики: ХХ век отмечен двумя мировыми войнами и многолетней «холодной войной» двух систем и двух полушарий. С другой стороны, конфликты чреваты серьезными последствиями, жерт-вами и разрушениями и, значит, достойны большего внимания, нежели гармоничные и стабильные периоды мирных взаимоот-ношений.

Изменения, которые произошли в современном мире, приве-ли к смещению акцентов в исследовательской проблематике в пользу изучения сотрудничества. Тем более, как показали собы-тия, произошедшие на арене мировой политики, отсутствие про-тивостояния не обязательно приводит к сотрудничеству, а госу-дарства, даже обладая общими интересами в сфере обеспечения безопасности, не всегда могут построить кооперативные отно-шения.

В данной главе на основе обсуждения результатов прове-денного авторами эмпирического исследования рассматривают-ся факторы, способствующие построению отношений сотрудни-чества в международных отношениях. Особое внимание уделя-ется репрезентации проблемы в сознании политического руководства в качества фактора сотрудничества государств. В



78

качестве примера рассматривается участие России и США в уре-гулировании иракского кризиса 2002 – 2003 гг. В данном случае антитеррористическая операция в Ираке используется в качестве примера отсутствия оснований для построения сотрудничества между Россией и США.

3.1. Новые угрозы и проблема сотрудничества

Сотрудничество, развитие партнерства по-прежнему остает-ся не только одной из важных задач практики международных отношений, но и актуальной темой научных исследований.

После распада Советского Союза и трансформации бипо-лярной системы международных отношений эксперты отмечали появление беспрецедентных возможностей для кооперации го-сударств: тем более что изменившиеся характеристики между-народной среды, связанные с возрастанием взаимозависимости государств, все большей «интернационализацией» проблем, с которыми сталкивается современный мир, требуют от участни-ков международных отношений не конфронтации, а сотрудниче-ства. Так, Р. Аксельрод, в ходе своего выступления на конфе-ренции «Переосмысляя современность» (Москва, октябрь 2002 г.) выделил 6 категорий угроз международной безопасно-сти: 1) технологические угрозы, обусловленные усовершенство-ванием компьютерных технологий и повышением роли инфор-мации в жизни человека; 2) проблемы идентичности; 3) природ-ные ресурсы и, в частности, проблемы нехватки нефти; 4) изменение сложившегося соотношения сил, связанное с уско-ренным развитием бывших «аутсайдеров»; 5) экономические проблемы и разрыв между богатыми и бедными; 6) демографи-ческие сдвиги [5, с. 14-16]. Природа перечисленных угроз тако-ва, что противостоять им способно мировое сообщество в целом, а не отдельно взятое государство.

Наряду с появлением новых угроз не утратили свое значение и «традиционные» угрозы, связанные с распространением ору-жия массового уничтожения и терроризмом. Однако в новом ты-



79

сячелетии эти угрозы также приобрели ряд особенностей. Во-первых, по оценкам экспертов, вследствие разрушения системы, сдерживающей распространение ядерного оружия, вероятность его использования в ближайшие тридцать лет довольно велика [5, с. 17]. Во-вторых, существенно расширилась география осу-ществления террористических актов; терроризм приобрел статус «международного». В-третьих, как отмечает В.М. Сергеев, угро-зы в современном мире, в том числе и терроризм, характеризу-ются своей «десубъективацией» [5, с. 20]. Зачастую остается не-известным, кто принимал решение о совершении терактов, кто несет за них ответственность. И, наконец, угрозы распростране-ния и применения ОМУ и терроризм рассматриваются как взаи-мосвязанные.

Террористическая атака на США 11 сентября 2001 г. и осоз-нание уязвимости государств перед подобными угрозами приве-ло к созданию глобальной антитеррористической коалиции го-сударств. Долгое время в качестве своего рода «эталона» со-трудничества государств в рамках коалиции выступала проведенная США и союзниками антитеррористическая опера-ция в Афганистане. Однако коалиция вскоре распалась. Военная операция в Ираке, проведенная в 2003 г. при военном и полити-ческом лидерстве США, является ярким примером расхождения в позициях, занимаемых членами антитеррористической коали-ции. Действия США в отношении Ирака в 2002 – 2003 гг. не на-шли поддержки и у российского политического руководства.

Основными вопросами, которые направляли ход исследова-ния, были следующие: Почему операция, представленная миро-вому сообществу как «антитеррористическая», не нашла под-держки у российского политического руководства? Как стало возможно, что государства, которые всего лишь два года назад выступили единым фронтом в борьбе с данной угрозой, не смог-ли далее поддерживать сотрудничество? Какие факторы опреде-ляют возможность сотрудничества государств в урегулировании международных конфликтов?



80

3.2. Факторы сотрудничества государств

Прежде чем попытаться ответить на вопросы о причинах трудностей при построении сотрудничества между Россией и США в ходе урегулирования иракского кризиса 2002 – 2003 гг., необходимо рассмотреть факторы, которые определяют возмож-ность сотрудничества государств при разрешении международ-ных проблем.

Важность изучения переменных, которые могут повлиять на выбор государством союзников, обусловлена целым рядом при-чин.

Во-первых, выбор союзников определяет безопасность госу-дарства. Как подчеркивает П. Дибб, «коалиция не сильнее, чем ее самое слабое звено» [11]. А результаты эмпирических иссле-дований, посвященных оценке «жизнеспособности» создавае-мых альянсов, демонстрируют, что в случае войны государства приходят на помощь своим партнерам по альянсу только в 25% случаев [см. 19]. По результатам исследования Б. Эшли Лидса, Э.Г. Лонга и С. Митчелл Маклафлин, показатель «надежности» альянса составляет 74,5% [13]. Это означает, что почти в 25% случаев государство может остаться один на один с надвигаю-щейся угрозой. Данное обстоятельство заставляет государствен-ных деятелей быть внимательней к выбору союзников.

Во-вторых, факторы, которые влияют на возникновение аль-янсов государств, определяют эволюцию международной систе-мы в целом [22, с. 1], и сами определяются ею. Государства об-разуют альянсы для того, чтобы совместно противостоять угро-зам. Однако вместе с распадом СССР и окончанием «холодной войны» система международных отношений изменилась. Мир стал более мозаичным, угрозы «рассредоточились», и теперь труднее понять, какое государство представляет угрозу, а какое - может рассматриваться в качестве потенциального союзника. Подобные изменения привели к тому, что пространство совре-менных международных отношений все более индивидуализи-руется, усиливается роль субъективных факторов, детермини-рующих действия международных акторов. Можно предполо-



81

жить, что роль субъективных факторов в создании альянсов го-сударств также возрастет.

Какие факторы выступали в качестве основных при по-строении отношений сотрудничества между Россией и США в ходе иракского кризиса 2002 – 2003 гг.?

Обобщая результаты эмпирических исследований [см. 12, 22], можно выделить следующие переменные, способствующие кооперации государств при разрешении международных про-блем: 1) географическое расположение, 2) общность культуры, 3) научение, 4) одинаковые политические режимы, 5) наличие общей угрозы.

Географическое расположение. Влияние данного фактора на формирование альянсов оценивается неоднозначно разными исследователями. Например, B. Лай и Д. Рейтер доказывают, что государства, расположенные ближе друг к другу географически, с большей вероятностью смогут стать союзниками [12, с. 211]. Дружественные отношения между государствами-соседями мо-гут сохраняться и при наличии таких разногласий, которые мог-ли бы привести к осложнению отношений с другими государст-вами. Однако термин «симбиоз с соперником»13

Ст. Уолт рассматривает влияние географического располо-жения во взаимосвязи с существующими угрозами. Он подчер-кивает, что при прочих равных условиях государства с большей вероятностью образуют альянс в ответ на угрозы, исходящие от близлежащих государств, чем от географически более отдален-ных [22, с. 23, 276]. Однако он также поддерживает предполо-

, используемый сторонниками психодинамического подхода к изучению между-народных отношений [21], заставляет предположить, что близ-лежащие государства больше претендуют на роль «врага».

13 Феномен симбиоза с соперником характеризует ситуацию, когда

нация на осознаваемом уровне стремится дистанцироваться от своего «врага», а на бессознательном уровне – ощущает сходство с ним, по-скольку на «врага» проецируются отрицательные качества собственной нации. Таким образом, «враг» для нации – это она сама, но со знаком «минус». И нация чувствует себя неразрывно связанной со своим врагом, испытывает потребность в его существовании.



82

жение, согласно которому союзы образуют преимущественно близлежащие государства, поскольку имеют общие региональ-ные интересы.

Оценивая влияние географического расположения на воз-можность сотрудничества России и США в рамках антитеррори-стической коалиции в целом и в ходе урегулирования иракского кризиса 2002 – 2003 гг. в частности, мы можем сделать вывод о низкой значимости данного фактора. Созданная в 2001 году ан-титеррористическая коалиция характеризуется как «глобальная». В нее вошли союзники США по НАТО, Япония и Австралия. К ней присоединились Россия, Китай, Пакистан и Индия. Круп-нейшие международные организации, такие как ООН, лидеры стран организации Азиатско-тихоокеанского экономического сотрудничества, а также лидеры ряда исламских государств осу-дили террористические акты. В период проведения операции в Ираке в 2003 году коалиция насчитывала 49 государств. Други-ми словами, география государств была более чем разнообразна, чтобы выступать в качестве основного фактора, объясняющего причины несовпадений позиций России и США в рамках анти-террористической коалиции.

Общность культуры. Влияние данного фактора проявляет-ся в том, что государства, характеризующиеся общностью языка, этичности и религии, с большей вероятностью станут союзника-ми.

Глобальный характер антитеррористической коалиции свя-зан, в том числе, и с беспрецедентной представленностью куль-тур государств. Данное обстоятельство не позволяет рассматри-вать языковые или религиозные различия в качестве фактора, препятствующего сотрудничеству России и США, предполагая у них наличие меньшей культурной общности, чем, например, у США и Албании или Руанды, которые США позиционируют в качестве членов антитеррористической коалиции [16].

Сходство политических систем. Б. Лай и Д. Рейтер, ис-пользуя данные по взаимодействию государств в период с 1816 по 1992 гг., продемонстрировали, что после 1945 г. государства с одинаковыми типами режимов с большей вероятностью образо-вывали союзы друг с другом. Вместе с тем исследователи показа-



83

ли необоснованность предположения о том, что демократии ско-рее пойдут на сотрудничество друг с другом, чем авторитарные режимы [12, с. 222].

На чем базируется гипотеза о влиянии сходства политиче-ских систем? Ст. Уолт, используя понятие идеологической соли-дарности, доказывает, что, во-первых, создание альянсов с госу-дарствами-единомышленниками может рассматриваться как способ защиты политических принципов. Если государственные деятели полагают, что их политическая система в основе своей справедливая, то задача по защите государств со сходными по-литическими системами должна рассматриваться как значимая цель. Во-вторых, государства с одинаковыми политическим сис-темами меньше опасаются друг друга, поскольку они предпола-гают, что «такому же» государству будет труднее на них на-пасть. В-третьих, союз государств с одинаковым социально-политическим устройством может усилить легитимность слабых режимов за счет их присоединения к разделяемым принципам и идеям [22, с. 33-35].

Что касается роли сходства политических систем в построе-нии сотрудничества между Россией и США в период иракского кризиса, то, как и в случае с двумя предыдущими факторами, данный фактор также не позволяет нам объяснить несовпадение позиций России и США по Ираку. К 2003 году Россия и США достигли большего сходства своих политических систем, чем, например, США и СССР в период кувейтского кризиса 1990-1991 гг., когда два государства осудили действия Ирака по от-ношению к Кувейту и одобрили решение СБ ООН о силовых ме-тодах урегулирования кризиса.

Научение. Упоминание о кувейтском кризисе 1990 – 1991 гг. позволяет нам обратиться к рассмотрению еще одного фактора, способствующего формированию альянсов госу-дарств – к влиянию прошлого опыта. Россия и США имели со-вместный опыт как в борьбе с международным терроризмом (ан-титеррористическая операция в Афганистане, проведенная в но-ябре 2001 г.), так и урегулирования иракской проблемы (кувейтский кризис 1991 г.). Более того, как признавали в 1991 году лидеры СССР и США, кувейтский кризис имел большое



84

значение для построения новых отношений между двумя госу-дарствами. В тот период сотрудничество СССР и США было охарактеризовано как «беспрецедентное»; а ситуацию в регионе Персидского залива называли «лабораторией, в которой испы-тываются усилия двух государств по созданию нового миропо-рядка после окончания «холодной войны» [6].

Однако позиция России по ситуации в Ираке 2002 – 2003 гг. позволяет сделать вывод, что наличие прошлого опыта не помо-гало, и даже отчасти препятствовало сотрудничеству между Рос-сией и США в данный период. В частности, операция в Ираке расценивалась российским политическим руководством как про-водимая вопреки тем принципам, которых оно придерживалось, и которые лежали в основе проведения антитеррористической опе-рации в Афганистане. Таким образом, ситуация вокруг Ирака воспринималась по контрасту с проведенной в 2001 году анти-террористической операцией в Афганистане.

Наличие общей угрозы. Государства образуют альянсы, чтобы противостоять внешней угрозе. При этом в зависимости от характера угроз и статуса государств они могут или сдержи-вать враждебное государство, или устранить угрозу, присоеди-нившись к более сильному государству [22].

Насколько влиятельным является данный фактор при объяс-нении российско-американских отношений в период иракского кризиса 2002 – 2003 гг.? Согласно утверждению о том, что госу-дарства с большей вероятностью станут союзниками, если столкнутся с общей угрозой, сотрудничество России и США должно было только укрепиться в свете возникновения новых угроз, исходящих от международного терроризма. Однако на практике произошло совсем другое: антитеррористическая коа-лиция государств распалась.

Данное обстоятельство позволяет предположить, что нали-чие общей внешней угрозы является необходимым, но не доста-точным условием для возникновения сотрудничества. У лидеров России и США должно было возникнуть разделяемое понимание решаемой проблемы.

Согласно определению, «коалиция» - это объединение, союз государств, созданный для достижения общих целей [4, c. 166-



85

167]. Как отмечала советник по национальной безопасности К. Райс, члены антитеррористической коалиции разделяли об-щие цели. «Мы стремимся достичь никак не меньше, чем безо-пасности наших граждан. Многие члены коалиции сами стали жертвами террора; все понимают ужасную цену терроризма и возможную катастрофическую опасность, связанную с оружием массового уничтожения (ОМУ)» [18]. Подобные цели – борьба с терроризмом и распространением ОМУ – разделяло и россий-ское политическое руководство, но Россия не рассматривалась США в качестве члена коалиции. Причина этому заключается в том, что членов коалиции объединяют не только общие цели, но и общие принципы [11]. Данное условие в российско-амери-канских отношениях реализовано не было. И рассогласование в действиях России и США как членов антитеррористической коалиции в период иракского кризиса 2002 – 2003 гг. обусловле-но различиями в восприятии иракской проблемы и политическо-го мира в целом, существующими у российского и американско-го политического руководства.

Таким образом, можно предположить, что в качестве факто-ра построения партнерских отношений между государствами выступает создание разделяемого лидерами разных стран пони-мания решаемой проблемы.

3.3. Представление проблемы в сознании как фактор сотрудничества государств

Обоснованность предположения о том, что создание разде-ляемого представления о проблеме в сознании политиков высту-пает в качестве фактора построения партнерских отношений между государствами, подтверждается исследованиями процесса принятия внешнеполитических решений [см., например, 17]. Они продемонстрировали, что представление проблемы в созна-нии является основой принимаемых решений и что политики могут прийти к различным решениям через изменение репрезен-тации решаемой проблемы [см. 14].



86

Упоминавшиеся работы посвящены изучению процесса принятия решений отдельными индивидами. Однако сотрудни-чество государств в рамках коалиции подразумевает осуществ-ление согласованных действий и решений со стороны политиче-ских лидеров разных стран. Данное обстоятельство делает акту-альным рассмотрение проблемы согласования репрезентаций проблемы, конструируемых разными акторами, в рамках между-народных организаций.

С точки зрения классического определения организация мо-жет рассматриваться как ряд процедур, посредством которых ее члены преследуют достижение согласованных целей, контроли-руя состояние неопределенности. В данном случае возможность кооперации определяется соблюдением норм, договоров, кото-рые структурируют международные отношения, делают их предсказуемыми. Неэффективность деятельности организации объясняется тем, что международные отношения налажены не-достаточно хорошо.

Ученые, занимающиеся изучением когнитивных процессов, не разделяют подобное объяснение неудач международных ор-ганизаций при урегулировании международных проблем. Если государства не могут согласованно действовать в рамках органи-зации, то в данном случае нельзя говорить о существовании ор-ганизации как таковой. Таким образом, организация – это скорее следствие совместных усилий государств, нежели их отправная точка.

Данные идеи раскрывает когнитивный подход к пониманию функционирования международных организаций [20]. В основе данного подхода лежит предположение, согласно которому ор-ганизация не предполагает существования изначально заданных целей, которые государства должны достичь. Скорее, организа-ция возникает из существования несовпадающих целей. Поэтому функция организации с точки зрения данного подхода состоит в примирении разногласий, возможности найти приемлемую трак-товку рассматриваемой проблемы, а не направить поведение конкретного государства в русло заранее оговоренных принци-пов. Сотрудничество государств, пусть даже и не предполагаю-щее построение формальной организации, строится по тому же



87

самому принципу. Политики, выступающие от имени государст-ва, должны создать разделяемую реальность, по возможности находиться на одном уровне понимания решаемой проблемы.

Обобщение результатов эмпирических исследований, по-священных изучению влияния образа «Я» государства на внеш-нюю политику, реализуемую его лидером [1, 2], позволяет сде-лать вывод, что возможность создать разделяемую реальность зависит от различий в образах, которые конструируются лиде-рами государств.

Рассматривая образ «Я» государства как состоящий из трех компонентов – идентификационного, статусного и ролевого, ка-ждый из которых характеризуется позитивной, негативной или амбивалентной эмоциональной окрашенностью, можно сформу-лировать следующий механизм представления проблемы в соз-нании политика. Доминирующий статусный, идентификацион-ный или ролевой компонент образа «Я» государства определяет, какие характеристики проблемной ситуации рассматриваются в качестве ведущих, а какие – игнорируются. Иначе говоря, изу-чение образа государства позволяет выстроить иерархию при-оритетов политического руководства, которые влияют на его предпочтения при принятии решений. Эмоциональная окрашен-ность образа влияет на репрезентацию решаемой проблемы с точки зрения потерь и выигрышей.

Сотрудничество государств возникает в том случае, если представление проблемы в сознании корректируется за счет об-ратной связи, получаемой от партнеров. Однако, как показывает практика международных отношений, к общему пониманию ре-шаемой проблемы прийти очень трудно, и действия акторов за-частую отражают существование несовпадающих точек зрения.

По нашему мнению, урегулирование иракского кризиса 2002 – 2003 гг. представляет собой пример подобного несовпа-дения репрезентаций проблемы в сознании лидеров России и США. И, несмотря на то, что российский и американский прези-денты декларировали сотрудничество двух государств в рамках антитеррористической коалиции, с точки зрения когнитивного подхода к формированию международных организаций, Россия и США не могли создать эффективно действующую коалицию.



88

3.4. Основные характеристики образа государства и образа мира в речах президента РФ В.В. Путина

и президента США Дж. Буша в период иракского кризиса 2002 – 2003 гг.

Принимая во внимание влияние особенностей представле-ния проблемы в сознании в качестве фактора, определяющего сотрудничество государств, можно сформулировать гипотезу исследования, согласно которой урегулирование иракского кри-зиса 2002 – 2003 гг. характеризуется несовпадением репрезента-ций проблемы в сознании лидеров России и США и их неготов-ностью корректировать сложившиеся репрезентации с учетом получаемой обратной связи.

В ходе исследования был осуществлен контент-анализ 385 утверждений президента США Дж. Буша и 264 утверждений президента РФ В.В. Путина, характеризующих иракский кризис 2002 – 2003 гг. Поскольку представление проблемы в сознании рассматривается нами в контексте основных компонентов образа «Я» государства, утверждения кодировались как несущие ин-формацию об идентичности, статусе и роли России и США, а также об их эмоциональной окрашенности. Для выявления обра-зов политического мира, конструируемых лидерами России и США, использовалась методика контент-анализа «Глагол в кон-тексте» Ст. Уокера.

Обработка результатов производилась с помощью компью-терной программы по социальной статистике SPSS для Windows. В частности, использовались такие статистические критерии, как U Манна-Уитни, Т-критерий Вилкоксона, а также - описательная статистика.

Согласно результатам контент-анализа речей президентов России и США в период иракского кризиса образ России, как и образ США, характеризуется доминированием ролевого компо-нента. В среднем по выборке частота появления ролевых утвер-ждений в речах президента РФ составляет 56,71%. Далее по час-тоте появления следуют статусные (40,86%) и идентификацион-



89

ные утверждения (2,43%). В текстах речей президента США ро-левые утверждения составляют 44,16%. Далее по частоте упо-минания следуют статусные утверждения – 30,91% и идентифи-кационные утверждения – 24,93%.

Сравнение частоты появления идентификационных, статус-ных и ролевых утверждений в речах президентов США и России при помощи критерия U Манна-Уитни позволяет сделать вывод о существовании достоверных различий в частоте появления идентификационных утверждений (р= 0,029) и статусных утвер-ждений (р = 0,07).

Образ «Я» России, как и образ «Я» США характеризуются позитивной эмоциональной окрашенностью.

График 1. Частота появления идентификационных, статусных

и ролевых утверждений в речах президентов США и России в период иракского кризиса 2002 – 2003 гг.:

1 – идентификационные утверждения; 2 – статусные утверждения;

3 – ролевые утверждения Вместе с тем можно выделить и различия. В текстах речей

Дж. Буша содержится больше позитивных утверждений, чем в заявлениях В.В. Путина: 69,12% и 57,71% соответственно. Од-новременно американский президент использует больше нега-тивных утверждений, чем российский президент: 22,38% и 15% соответственно. Однако указанные различия статистически не-

РФ США

,6

,5

,4

,3

,2

,1

0,0

1

1

2

2

3 3



90

достоверны. Эмоциональная окрашенность образа «Я» России по сравнению с образом «Я» США отличается достаточно боль-шой долей амбивалентных оценок: 27,29% и 8,5% соответствен-но. Различия статистически достоверны: критерий U Манна-Уитни значим на уровне 0,029.

График 2. Частота появления позитивных, негативных и амби-

валентных утверждений в речах президентов США и России в период иракского кризиса 2002 – 2003 гг.:

1 – позитивные утверждения; 2 – негативные утверждения;

3 – амбивалентные утверждения Образы политического мира, конструируемые президентами

России и США в период иракского кризиса 2002 – 2003 гг., так-же существенно различаются. При этом наиболее значимые раз-личия обнаруживают так называемые «философские убежде-ния» - убеждения о том, как устроен политический мир.

В то время как образ мира, конструируемый в своих выступ-лениях президентом США Дж. Бушем, категоризуется преиму-щественно как конфликтный (Р-1 = -0,17), образ мира в заявле-ниях президента России предстает как кооперативный. Среднее значение индекса Р-1 (природа политического мира) в целом по

РФ США

,8

,6

,4

,2

0,0

1

1

2 2 3

3



91

российской выборке составляет 0,4. Различия статистически достоверны. Критерий U Манна-Уитни значим на уровне 0,014.

Президент России также более оптимистично оценивает возможность реализации политических целей, чем президент США. Среднее значение индекса Р-2 (возможность реализации политических целей) для российской выборки составляет 0,41, в то время как для американской -0,16. Различия статистически достоверны. Критерий U Манна-Уитни значим на уровне 0,021.

Политическое будущее, с точки зрения российского прези-дента В.В. Путина, представляется вполне предсказуемым (Р-3 = 0,52), в то время как американский президент воспринимает бу-дущее как непредсказуемое (Р-3 = 0,2). Различия статистически достоверны. Критерий U Манна-Уитни значим на уровне 0,05.

И президент США, и президент России признают высокую роль случая в истории. Однако среднее значение индекса Р-5 (роль случая) для российской выборки (0,65) ниже, чем для аме-риканской выборки (0,87). Различия статистически достоверны. Критерий U Манна-Уитни значим на уровне 0,04.

Несмотря на существование различий в содержании фило-софских убеждений, не были выявлены статистически достовер-ные различия в значениях индексов, обозначающих инструмен-тальные убеждения. Но значение индекса I-1 (стратегические приоритеты) позволяет сделать вывод, что базовая установка В.В. Путина на взаимодействие с миром является более кооператив-ной (I-1 = 0,56), чем у Дж. Буша (I-1 = 0,33).

Тактические приоритеты российского президента также бо-лее кооперативные. В текстах заявлений президента России практически нет ссылок на такие средства реализации власти, как «наказание» (5%) и «угроза» (6%), в то время как в выступ-лениях американского президента они составляют 14% и 16% соответственно. Различия в частоте упоминания «наказания» как средства реализации власти в текстах речей российского и аме-риканского президента статистически достоверны. Критерий U Манна-Уитни значим на уровне 0,021. В целом российский пре-зидент наиболее часто использует «поддержку» (35,29%) и «со-противление» (25,71%), в то время как американский – «под-держку» (21,63%) и «вознаграждение» (21,13%).



92

Российский президент в своих выступлениях демонстрирует бóльшую склонность к риску, чем президент США. Среднее зна-чение индекса I-3 (склонность к риску) для российской выборки составляет 0,41, а для американской – 0,19. Российский президент менее склонен к чередованию конфликтного и кооперативного поведения, а также утверждений о намерениях и конкретных дел, чем американский. Среднее значение индекса I-4a (соотношение конфликтного и кооперативного поведения) для российской вы-борки составляет 0,43, в то время как для американской – 0,48. Среднее значение индекса I-4b (соотношение утверждениях о на-мерениях и конкретных поступках) для российской выборки со-ставляет 0,64, и для американской выборки – 0,71.

Что касается соотношения утверждений о намерениях и конкретных поступках в российской и американской выборке, то президент В.В. Путин в своих выступлениях чаще использует утверждения о намерениях (54,14%), нежели ссылки на конкрет-ные действия (45,86%). Соотношение утверждений о намерениях и конкретных поступках в речах американского президента об-ратное. Дж. Буш чаще апеллирует к уже совершенным действи-ям (64,13%), нежели к намерениям (35,88%). Сравнение распре-деления переменных, обозначающих частоту упоминания наме-рений и поступков при помощи Т-критерия Вилкоксона позволяет сделать вывод о существовании достоверных разли-чий в частоте утверждений двух типов (р = 0,04).

Таким образом, полученные результаты позволяют сделать вывод существенных различиях в образах страны и мира, конст-руируемых президентом России В.В. Путиным и президентом США Дж. Бушем в период иракского кризиса 2002 – 2003 гг. В этой связи можно ожидать и существование различий в пред-ставлении решаемой проблемы в сознании, в репрезентации сути проблемы и способов ее разрешения.



93

3.5. Репрезентация проблемы как фактор сотрудничества России и США

в ходе иракского кризиса 2002 – 2003 гг.

Чтобы проверить гипотезу о несовпадении репрезентаций иракской проблемы в сознании лидеров России и США и него-товности корректировать сложившиеся репрезентации с учетом получаемой обратной связи, необходимо, во-первых, выявить особенности репрезентации иракской проблемы в сознании пре-зидента России В.В. Путина и президента США Дж. Буша, и, во-вторых, оценить возможности лидеров двух стран корректиро-вать сложившиеся представления под влиянием получаемой об-ратной связи.

Начнем с рассмотрения особенностей репрезентации ирак-ской проблемы в сознании президентов России и США.

Как уже отмечалось, образ России и образ США характери-зуются доминированием ролевого компонента. Это означает, что как президент России, так и президент США оформляли ситуа-цию по Ираку в контексте обязательств, которые данные госу-дарства избрали для себя на международной арене.

Однако с точки зрения содержания, представления об обяза-тельствах России и США в мире существенно отличаются. Для российского президента урегулирование иракской проблемы сводилось преимущественно к обеспечению работы инспекторов ООН (18,18% утверждений о ролях) и разоружению Ирака (14,55%), а после начала военных действий – к разрешению гу-манитарных проблем иракцев (10,91%). Для выполнения подоб-ных задач наиболее эффективными представлялись политико-дипломатические методы (9,87% утверждений о принципах реа-лизации ролей) в рамках резолюций СБ ООН (34,55%), реали-зуемых при участии партнеров России на международной арене (8,64%).

Основная задача США заключалась в свержении режима С. Хуссейна (38,23%). При этом данная задача представлена в тес-ной взаимосвязи с борьбой с международным терроризмом



94

(8,33%), обеспечением международной безопасности и безопас-ности США (2,78%).

Детерминанты ролевых предпочтений России и США также существенно отличаются. Выбор США своих ролей в ходе ирак-ского кризиса обусловлен угрозами, с которыми они столкну-лись на международной арене. Определение источников угроз, в свою очередь, обусловлено содержанием идентификационного компонента образа США.

В выступлениях, посвященных иракской проблеме, прези-дент Дж. Буш подчеркивает уязвимость США перед угрозами, которые преимущественно исходят от режима С. Хуссейна (55,56% утверждений об угрозах) и международного терроризма (18,06%). При этом данные угрозы часто воспринимаются как взаимосвязанные. Таким образом, в сознании американского президента был сконструирован образ врага, против которого США боролись, в том числе и в ходе военной операции в Ираке.

Образ врага, в свою очередь, стал основой восприятия иден-тичности США. Враг – это тот, кто попирает ценности США. Ключевым элементом идентичности США можно назвать цен-ность свободы (20,83% утверждений об идентичности), которая зачастую представлена вместе с «возможностями» (2,08%), «на-деждой» (4,17%), «миром» (4,17%). В радиообращении Дж. Бу-ша от 1 марта 2003 г. подчеркивается, что эти ценности мало значат для С. Хуссейна, но много – для США [10]. Поэтому «враг» должен быть уничтожен. И в этом смысле знаковым ста-новится утверждение президента, что ценности (идентичность) и интересы (роль) США ведут страну в одном направлении.

Репрезентация проблемы российским политическим руково-дством осуществлялась на совершенно иных основаниях. Выбор ролей, как и в случае США, был обусловлен фактом восприятия угроз. Содержание угроз, в свою очередь, определялось несо-блюдением принципов построения международных отношений, которые В.В. Путин декларировал в качестве основных.

В заявлениях российского президента подчеркивается, что угроза состоит в создании однополярного, унифицированного мира (16% утверждений об угрозах), непосредственным следст-вием которого станет распад сложившейся системы междуна-



95

родной безопасности (16%). В этой связи, несмотря на то, что Россия неоднократно подчеркивала существование угроз, свя-занных с возможностью существования в Ираке оружия массо-вого уничтожения (20%), она выступала против военных дейст-вий и за урегулирование всех проблем вокруг Ирака на основе резолюций Совета Безопасности ООН. Принципы построения международных отношений, постулирующие многополярность (23,81% утверждений о принципах построения международных отношений), необходимость принятия коллективных решений (9,52%), невозможность навязывать свой образ мира, свои цен-ности другим, привели к возникновению новой репрезентации проблемы, центром которой стали действия США и сил коали-ции в Ираке, а не изначальная задача по разоружению Ирака и возвращению его в сферу действия резолюций СБ ООН.

Таким образом, политические лидеры России и США по-разному воспринимали суть иракской проблемы и наметили от-личающиеся пути ее разрешения. Данное обстоятельство позво-ляет сделать вывод, что основное условие сотрудничества госу-дарств, предполагающее создание разделяемого видения про-блемы, не было реализовано в российско-американских отношениях.

Кроме различий в восприятии проблемы, характеристики образов России и США позволяют сделать вывод о незначитель-ном потенциале лидеров двух государств по корректировке сло-жившихся у них картин мира под влиянием получаемой обрат-ной связи. И здесь целесообразно обратить внимание на сле-дующие особенности конструируемых образов.

Первый связан с особенностями восприятия Россией и США своего статуса, а именно отношений с другими участниками ме-ждународных отношений. Несмотря на фиксируемые трудности во взаимоотношениях с США в период иракского кризиса (17,65% утверждений об отношениях с другими государствами), российский президент, тем не менее, рассматривает Соединен-ные Штата в качестве основного партнера России по урегулиро-ванию данного кризиса и борьбе против распространения ОМУ (47,06%). В то же время Дж. Буш в анализируемых выступлени-ях ни разу не упоминает о России в связи с ситуацией в Ираке и



96

никак не комментирует позицию России, Германии и Франции по рассматриваемой проблеме. Фактически в данном случае о корректировке позиции США на основе получаемой обратной связи речь не идет.

Особенности образа России и образа мира, конструируемого В.В. Путиным, также позволяют сделать вывод о незначитель-ной склонности российского президента к корректировке своей позиции по Ираку. Мы уже отмечали существование значимых различий в убеждениях российского и американского президен-тов о том, как устроен политический мир. По мнению россий-ского президента, политический мир характеризуется как коопе-ративный, достаточно предсказуемый и предоставляющий воз-можности для реализации политических целей. Иначе говоря, ситуация в Ираке – это всего лишь проблема, требующая реше-ния, но не подразумевающая кардинальных изменений сущест-вующего мирового порядка. Как подчеркивал заместитель мини-стра иностранных дел А. Салтанов, «наши интересы гораздо ши-ре, чем вопрос об Ираке. Вопрос стоит о том, в каком мире мы дальше будем жить» [7].

Образ мира, конструируемый президентом США Дж. Бушем в период иракского кризиса 2002 – 2003 гг., характеризуется как конфликтный; подчеркивается существование препятствий со сто-роны других международных акторов на пути реализации США политических целей. Другими словами, по мнению американского политического руководства, в мире действуют «силы беспорядка», для борьбы с которыми необходимо использовать экстраординар-ные меры и изменить существующий миропорядок. И эти меры были реализованы. Однако, как отмечал директор правового депар-тамента МИД РФ Р.А. Колодин, России не были выгоды «не толь-ко война, но и миропорядок, выстраиваемый администрацией Буша» [3]. Иначе говоря, действия США рассматривались рос-сийским политическим руководством сквозь призму потерь и, следовательно, вряд ли можно было ожидать изменений в ранее заявленной позиции России.

Таким образом, и президент России В.В. Путин, и президент США Дж. Буш продемонстрировали незначительный потенциал к корректировке сложившихся репрезентаций иракской пробле-



97

мы. Следовательно, второе условие построения сотрудничества также не было реализовано в отношениях между двумя государ-ствами.

Обобщая полученные результаты, можно сделать вывод, что российские и американские политические лидеры в ситуации иракского кризиса 2002 – 2003 гг. продемонстрировали разные варианты представления решаемой проблемы в сознании. С точ-ки зрения когнитивного подхода к пониманию функционирова-ния международных организаций в отношениях между Россией и США возникла ситуация, когда задачи самореализации, под-держания собственных образов «Я» значительно доминировали над процессами поиска разделяемого образа мира. Таким обра-зом, во взаимоотношениях России и США в период иракского кризиса отсутствовали базовые условия возникновения сотруд-ничества. Результаты исследования также позволили рассматри-вать особенности репрезентации проблемы в сознании полити-ков в качества фактора, определяющего возможность сотрудни-чества государств при урегулировании международных проблем.

Полученные результаты также позволяют наметить направ-ления дальнейшего научного поиска в сфере изучения сотрудни-чества в международных отношениях. Основное из них связано с изучением процессов формирования политиками разделяемого понимания решаемой проблемы, взаимного приспособления су-ществующих трактовок событий. Какие факторы определяют процесс корректировки партнерами существующих репрезента-ций? Разделяемые каждым из них идеи? Статусные позиции партнеров? Материальные ресурсы и возможности?

Отдельного рассмотрения заслуживает также процесс полу-чения «обратной связи», который, как предполагается, лежит в основе создания разделяемого видения мира.

Представленные в рамках данной главы результаты иссле-дования являются первым шагом в поиске ответов на поставлен-ные вопросы. Они нуждаются в дальнейшем изучении с исполь-зованием других случаев сотрудничества или его отсутствия в практике мировой политики.



98


1. Киселев И.Ю., Смирнова А.Г. Динамика образа государства в международных отношениях. СПб.: СпбГУ, 2003. 272 с.

2. Киселев И.Ю., Смирнова А.Г. Образ государства как фактор принятия внешнеполитических решений // ПОЛИС. 2004. № 4. C. 116-125.

3. Колодин Р.А. Программа «Свобода слова» // НТВ. 21.03.2003. 20:10

4. Краткий политический словарь. М.: Политиздат, 1988. C. 166-167.

5. Переосмысляя современность: Материалы международной конференции (II) // Полис, 2003. № 3. C. 14-32.

6. Примаков Е.М. СССР и США в новом мире // Литературная газета, 1990. № 40.

7. Салтанов А. Программа «Основной инстинкт» // ОРТ. 6.03.2003. 20:50.

8. Яковлев Н. США - СССР: так кто же развалил «империю зла» // Молодая гвардия, 1992. № 10.

9. Baker J. A Summons to Leadership. Address before the Chicago Council on Foreign Relation, Chicago, 21 April. Washington: US Infor-mation Service, USIS-Eur504; 4.11.92.

10. Bush G.W. President's Radio Address. March 1, 2003. Адрес в Интернет: http:// www.whitehouse.gov

11. Dibb P. The future of international coalitions: how useful? How manageable? // The Washington Quarterly. 2002. Vol. 25, №. 2. P. 131-144.

12. Lai B., Reiter D. Democracy, Political Similarity, and Interna-tional Alliances, 1816-1992 // Journal of Conflict Resolution. 2000. Vol. 44. № 2, April. P. 203-227

13. Leeds B.A., Long A.G., McLaughlin Mitchell S. Reevaluating Alliance Reliability: Specific Threats, Specific Promises // Journal of Conflict Resolution. 2000. Vol. 44. № 5, October. P. 686-699.

14. McDermott R. Prospect Theory in International Relations: The Iranian Hostage Rescue Mission // Avoiding Losses / Taking Risks :



99

Prospect Theory in International Relations / ed. by B.Farnham. Ann Ar-bor: The Univ. of Michigan Press, 1994. P. 73-99.

15. Nye (Jr.) J. The American National Interests and Global Public Goods // International Affairs, 2002. Vol. 78. № 2. P. 233-244.

16. Operation Iraqi Freedom. Who are the current coalition mem-bers? Адрес в Интернет: http:// www.whitehouse.gov/ infocus/ iraq/news20030327-10.html

17. Problem Representation in Foreign Policy Decision-Making / Ed. by D.A. Sylvan, J.F. Voss. Cambridge, Cambridge University Press, 1998. 347 p.

18. Rice C. The Coalition // The Wall Street Journal, 2003. March 26. 19. Sabrosky A. N. Interstate alliances: Their reliability and the ex-

pansion of war // The Correlates of War II: Testing some realpolitik mod-els / E. by J. David Singer. New York: Free Press, 1980. P. 161-98

20. Shih Chih-yu. Seeking Common Causal Maps: A Cognitive Ap-proach to International Organization // Contending Dramas: A Cognitive Approach to International Organization / Ed. by Cottam M.L., Chih-yu Shih. N.Y., L., 1992. P. 39-56.

21. Volkan V.D. An Overview of Psychological Concepts of Perti-nent to Interethnic and/or International Relations // The Psychodynamics of International Relations / Ed. by Volkan V., Julius D.A., Montville J.V. Vol.1: Concepts and Theories. Lexington, 1991. P. 31-46.

22. Walt St. M. The Origins of Alliances. Itaca: Cornell University Press, 1994. 285 p.



100


1. Какие факторы влияют на построение отношений сотруд-ничества в международных отношениях?

2. В чем заключается суть когнитивного подхода к понима-нию функционирования международных организаций? Каковы основные критерии кооперации?

3. Определите суть процесса репрезентации проблемы в соз-нании. Какова роль образа государства в построении репрезен-тации проблемы в сознании политического руководства?



101


1. Бертон Дж.Б. Конфликт и коммуникации. Использование контролируемой коммуникации в международных отношениях // Теория международных отношений: Хрестоматия / Сост., на-учн. ред. и коммент. П.А. Цыганкова. М.: Гардарики, 2002. С. 349-361.

2. Киселев И.Ю. Политическая коммуникация на рубеже столетий. М., Ярославль, 2002. Раздел 4 «Коммуникация дове-рия». С. 267-307.

3. Киселев И.Ю. Принятие решений в политике: теоретиче-ские аспекты психологии выбора. Ярославль, 2002. 100 с.

4. Уолферс А. Противоборство и сотрудничество: очерк ме-ждународной политики // Теория международных отношений: хрестоматии / Сост., научн. ред. и коммент. П.А. Цыганкова. М.: Гардарики, 2002. С. 334-348.

5. Хаас Э.Б. За пределами нации-государства: функциона-лизм и международная организация // Теория международных отношений: Хрестоматия / Сост., научн. ред. и коммент. П.А. Цыганкова. М.: Гардарики, 2002. С. 316-333.

6. Цыганков П.А. Политическая социология международных отношений. М.: Радикс, 1994. Глава 12. С. 228-251.


1. Официальный сайт Министерства иностранных дел РФ: http://www.mid.ru

2. Официальный сайт Президента РФ: http://www.kremlin.ru 3. Официальный сайт Президента США:

http://www.whitehouse.gov 4. Официальный Организации стран североатлантического

договора (НАТО): http://www.nato.int 5. Официальный сайт Организации объединенных наций

(ООН): http://www.un.org


http://www.mid.ru/�

http://www.kremlin.ru/�

http://www.whitehouse.gov/�

http://www.nato.int/�

http://www.un.org/�

4. Вместо заключения

102


4. Вместо заключения: динамика образа США в инаугурационных речах

американских президентов в период 1949 – 2005 гг.

Завершая учебное пособие, вместо традиционного заключе-ния, в котором обычно содержатся выводы и подводятся итоги уже сказанного, мы предлагаем рассмотреть перспективы меж-дународной безопасности с учетом обозначившихся тенденций в современном мире. 20 января 2005 г. состоялась инаугурация 44-го президента США Дж. У. Буша. Процедура вступления в должность нового американского президента и произнесенная им речь стали «главной новостью дня» информационных выпус-ков, определяя предмет дискуссий, прогнозов политологов и экспертов в области международных отношений. Интерес к дан-ному событию понятен. США, оставаясь мировым лидером в во-енной сфере и обладая существенным экономическим и куль-турным потенциалом, во многом определяют облик междуна-родной безопасности. А торжества, связанные с вступлением в должность нового президента, и его инаугурационная речь, ко-торые в США называют празднованием американской конститу-ции и государственности, представляют собой также и програм-му действий Соединенных Штатов на ближайшие четыре года.

С учетом того факта, что США в современном мире превра-тились в глобальную державу, интерес к программным заявлени-ям нового американского президента выглядит вполне обосно-ванным. Как отмечал в 2003 г. советник по внешней и оборонной политике А. Федоров, «американское присутствие – видимое присутствие». Оно осуществляется через множество каналов – от военного до гуманитарного, телевизионного. В результате формируется фактор постоянного присутствия США. Это не может не сказываться на российской внешней политике. «Ты



103

каждый день живешь с Америкой» - делает вывод эксперт [7]. В этом смысле инаугурационная речь адресуется не только амери-канскому народу, но и всему миру.

Актуальность изучения образа политического мира, конст-руируемого Дж. У. Бушем, обусловлена фактом его переизбрания на второй срок. Обычно для второго президентского срока не ха-рактерны кардинальные решения и поступки. Субъекты принятия политических решений действуют в условиях расширенных вре-менных рамок, то есть связывают принимаемое решение с целым рядом других решений в прошлом, настоящем и будущем, и в пе-риод второго президентского срока политики в том числе «рабо-тают» на создание собственного положительного имиджа в исто-рии. В контексте данной задачи яркие и неординарные решения, которые, как правило, сопряжены с излишним риском, могут привести к прямо противоположным результатам. Но в случае с переизбранием Дж. У. Буша может сложиться другая ситуация. Он может воспринять свою победу на выборах как победу своего курса, в том числе и внешнеполитического, который характери-зуется экспансией, применением стратегии упреждающих ударов и односторонними действиями при разрешении международных проблем. Это означает, что грядущее четырехлетие может быть отмечено осуществлением США силовых акций в ряде регионов мира с целью продвижения ценностей свободы, демократии и борьбы с терроризмом, дальнейшим ослаблением роли междуна-родных институтов, все большим дистанцированием США от ос-тального мира.

Для того, чтобы проверить предположение относительно ос-новных характеристик внешней политики США, мы рассмотрим особенности образа США в инаугурационной речи Дж. У. Буша 2005 г., а затем проанализируем эти особенности с точки зрения динамики образа США в инаугурационных речах американских президентов после окончания Второй мировой войны в период 1949 – 2001 гг.

Инаугурационные речи представляют собой особый жанр официальных заявлений. Их содержание в значительной степени определяется базовой мировоззренческой, философской и граж-данской тематикой, отвечает законам преемственности и нова-



104

торства в социальной и политической сфере. В частности, со-держание инаугурационной речи президентов США отражает поиск американской идентичности, места государства в мире, а также его «миссии».

Поскольку доминирование высказываний того или иного типа может отражать отнюдь не особенности восприятия места и роли США в мире, а определяться спецификой жанра инаугура-ционных речей, возникает опасение получить искаженное пред-ставление об образе государства. Кроме того, тексты речей, «за минимальным исключением, не отражают индивидуальных осо-бенностей личностей их авторов» [3, с. 22]. Однако проведенные ранее исследования позволяют рассматривать инаугурационные речи в качестве надежного источника для выявления базовых характеристик образа государства. В частности, контент-анализ инаугурационных речей американских президентов в период 1949 – 2001 гг. позволил зафиксировать изменения образа США в ответ на изменения внутри- и внешнеполитической ситуации [4, 5, 10]. Таким образом, инаугурационные речи - это не только тексты для «внутреннего использования», которые отражают ба-зовые ценности американцев и призваны интегрировать нацию. Они также представляют собой репрезентацию международных событий в политическом восприятии США, осуществляя «при-мерку американского политического «Я» к эху мировой исто-рии» [3, с. 25]. Иначе говоря, в инаугурационных речах прези-денты США конструируют картину политического мира и место своего государства в этом мире. Какой образ мира и образ США сконструировал новый, 44-й президент Америки? Каково влия-ние этих образов на внешнюю политику данного государства?

4.1. Образ США в инаугурационной речи Дж. У. Буша 20 января 2005 г.

Поиск ответов на поставленные вопросы осуществляется при помощи контент-аналитического исследования инаугураци-онной речи Дж. У. Буша. Процедура исследования предполагает выделение основных компонентов образа государства: иденти-



105

фикационного, статусного и ролевого. Поэтому высказывания президента кодировались как несущие информацию об идентич-ности, статусе и роли США. Необходимо отметить, что в качест-ве единицы анализа выступали именно высказывания, поскольку они помогают рассматривать речь как принадлежащую опреде-ленному субъекту, демонстрируют ориентацию на ситуативное действие [1, с. 62-63]. Данные характеристики речевого выска-зывания в наибольшей степени соответствуют целям исследова-ния, нежели анализ лингвистических форм и значений, посколь-ку позволяют связать заявления американского президента и практику внешней политики США.

Для того чтобы выявить особенности образа США в инаугу-рационной речи Дж. У. Буша в контексте речей других американ-ских президентов, использовались результаты проведенного ра-нее исследования динамики образа США в инаугурационных ре-чах президентов США в период 1949 – 2001 гг. [4, 5, 10].

Образ США характеризуется доминированием идентифика-ционных утверждений. Далее по частоте появления следуют внешнеполитические ролевые утверждения, статусные утвержде-ния и внутриполитические ролевые утверждения.

Доминирование идентификационных утверждений харак-терно для всех инаугурационных речей американских президен-тов, поскольку они призваны отразить основные элементы аме-риканской идеологии, ценности, которые объединяют нацию. Не является исключением и инаугурационная речь нынешнего пре-зидента. Пресс-служба Белого дома накануне проведения цере-монии вступления в должность Дж. У. Буша представила инау-гурационное выступление как «речь о свободе». В частности от-мечалось, что «президент будет говорить об идеалах и ценностях, которые горячо любят американцы» [2]. Однако «свобода» стала ключевым концептом не только идентификаци-онного компонента образа США. Идея свободы лежит также в основе восприятия статуса и роли Соединенных Штатов.

Наибольший резонанс в мире вызвали ролевые утверждения, характеризующие внешнеполитические задачи США. Основная из них связана тем, чтобы принести свободу во все страны мира и покончить с тиранией, поддерживать возникающие демокра-



106

тические движения и институты. Для реализации поставленных задач новая администрация предполагает использовать два тра-диционных инструмента влияния США: сочетание силы оружия и силы идеи. С одной стороны, Дж. У. Буш отмечает, что хотя выполнение данной задачи и не является преимущественно де-лом военных, тем не менее в случае необходимости США будут защищать себя и своих друзей, используя военную силу. С дру-гой стороны, подчеркивается, что в арсенале новой команды президента должны присутствовать и политико-дипломатиче-ские методы: «США будут разъяснять свой выбор перед каждой нацией и каждым правительством» [8]. Президент также призы-вал руководствоваться при реализации внешнеполитических це-лей такими ценностями как «человеческое достоинство» и «доб-рота».

Выбор США своих ролей обусловлен угрозами, с которыми они столкнулись на международной арене (статусный компонент образа США). Источники угроз, в свою очередь, представлены в контексте содержания идентификационного компонента образа. И ценность свободы также во многом определяет характеристи-ки названных компонентов образа.

В своей инаугурационной речи Дж. У. Буш неоднократно подчеркивает уязвимость США перед угрозами. Основная угро-за, по мнению президента, исходит от тирании. Для того чтобы справиться с данной угрозой и обеспечить надежду на мир в своей стране, необходима экспансия свободы по всему миру. И хотя, как подчеркивает Дж. У. Буш, возможности США не без-граничны, воля Америки тверда, а влияние - существенно.

Современные угрозы приобрели новые особенности. Первая связана с тем, что угрозы все чаще позиционируются в контексте базовых ценностей США (идентификационный компонент об-раза), среди которых центральное место также принадлежит «свободе». Наряду с ценностью свободы зачастую представлены такие ценности, как «справедливость», «права» и «достоинство». Как подчеркивает Дж. У. Буш, «в конце концов, без свободы нет справедливости, а без свободы, регулируемой законом, - нет прав человека» [8]. Вторая особенность заключается в том, что борьба против угрозы тирании представлена в непосредственной



107

связке с требованием морали, то есть выбор в пользу свободы характеризуется как «неизменно правильный». У Соединенных Штатов появилось моральное право наносить удары, обвинять, указывать на недостойное поведение.

Таким образом, на основе сказанного можно сделать вывод, что особенности идентификационного компонента образа США определяют основные направления их внешней политики. Чтобы выявить характерные особенности восприятия ситуации в мире новым американским президентом, необходимо рассмотреть ди-намику образа США в инаугурационных речах президентов – предшественников Дж. У. Буша.

4.2. Динамика образа США в инаугурационных речах американских президентов в период 1949 – 2005 гг.:

адаптация к изменениям

Необходимость анализа динамики образа США в период 1949 – 2005 гг. определяется целью выявить специфические осо-бенности образа, репрезентируемого новым американским пре-зидентом, и определить его влияние на внешнюю политику США. И здесь важно обратить внимание, во-первых, на струк-турные трансформации построения профиля образа США, а во-вторых, на изменения восприятия отдельных компонентов об-раза.

Структурные изменения в построении образа США в инаугурационной речи Дж. У. Буша 2005 г. связаны с тем, что идентификационно-статустный паттерн построения образа США в инаугурационных речах американских президентов в пе-риод 1989 – 2001 гг. сменился идентификационно-ролевым. Другими словами, по форме образ США, конструируемый Дж. У. Бушем, строится так же, как и образ США в инаугураци-онных речах американских президентов в годы «холодной вой-ны» в период 1949 –1985 гг.

На практике изменение паттерна построения образа госу-дарства выражается в смещении акцентов в осуществляемой ли-



108

дерами данного государства внешней политики. В основе аме-риканской внешней политике периода «холодной войны» лежала задача поддержания идентичности и образа мира США на фоне набирающего силу альтернативного видения мира, предлагаемо-го СССР. Как подчеркивал бывший госсекретарь США Дж. Бейкер, «после 1945 г. во внешней политике США домини-ровал один стратегический, политический и моральный импера-тив: предотвратить войну с Советским Союзом, сохранив при этом западные ценности и интересы» [13, с. CRS 162]. Другими словами, «холодная война» может быть рассмотрена с точки зрения «потребности государств упорядочить неопределенность мира таким способом, который поможет защитить хрупкие идентичности» [9, с. 18]. Для реализации поставленной задачи декларируется необходимость активных действий США на меж-дународной арене. В этой связи бóльшая часть ролевых утве р-ждений характеризует основные направления внешней, нежели внутренней политики. В результате образ США, так же как и по-литика в рассматриваемый период, характеризуется идентифи-кационно-ролевой направленностью.

С момента окончания «холодной войны» акценты политики изменились. Основная цель американской внешней политики в период 1989 – 2001 гг. может быть сформулирована как легити-мация статуса США в качестве единственной сверхдержавы. Данная цель была довольно четко обозначена в проекте доку-мента Пентагона «Руководство по оборонному планированию на 1992 – 1999 финансовые годы», подготовленного в феврале 1992 года. В нем содержится призыв к согласованным усилиям США сохранить в обозримом будущем свой статус единственной сверхдержавы. В качестве важнейшей ставится задача по пре-дотвращению появления нового соперника, представляющего угрозу тому порядку, которому ранее противостоял Советский Союз [11, c. 13]. И Дж. У. Буш в ходе первого президентского срока также придерживался обозначенного направления в реали-зации внешней политики.

Инаугурационные речи периода 1989 – 2001 гг. также харак-теризуются уменьшением частоты появления ролевых утвер-ждений. К чему на практике привело уменьшение ролевого сег-



109

мента образа США в период 1989 – 2001 гг.? Акцентирование ролевых предпочтений наблюдается в том случае, если измене-ния на международной арене создают новые возможности для реализации государством его «миссии в мире». В период после окончания «холодной войны» и распада СССР Соединенные Штаты в одночасье превратились в обладателя непревзойденно-го военного, экономического и культурного потенциала. Однако уменьшение ролевого компонента отражало такое состояние, ко-гда, как справедливо отмечает Дж. Най, «американцы находи-лись в состоянии неопределенности относительно того, как сформировать внешнюю политику, чтобы реализовать имею-щийся потенциал» [12, с. 233].

Данное утверждение подтверждает тот факт, что ролевой ре-пертуар США в период 1989 – 2001 гг. сократился в два раза по сравнению с периодом 1949 – 1985 гг. При этом сокращение пе-речня ролей не сопровождалось его обновлением. Сопоставление ролевых приоритетов США в рассматриваемые периоды позволя-ет сделать вывод, что роли, которые рассматривались президен-тами США в период холодной войны в качестве приоритетных, сохранили свою актуальность и в период после ее окончания. Среди них: защита мира, предотвращение распространения ору-жия массового уничтожения, «дело свободы», построение новых отношений с ранее враждебными государствами, роль лидера в мировых делах. Вместе с тем утратили свое значение роли, обу-словленные спецификой ситуации, в частности, противостоянием СССР и США. Соотношение внутриполитических и внешнеполи-тических утверждений в речах американских президентов в пери-од 1989 – 2001 гг. позволяет утверждать, что американцы уделяли основное внимание внутриполитическим проблемам и мало ин-тересовались делами остального мира. Вопросы внешней полити-ки играли незначительную роль в президентской кампании 2000 г. [12, с. 233-234].

События 11 сентября 2001 г. стали еще одной переломной точкой в построении образа США. Инаугурационная речь Дж. У. Буша 2005 г. отражает изменение соотношения основных компонентов образа, который характеризуется доминированием идентификационных и ролевых утверждений.



110

Для того чтобы сделать выводы относительно того, к чему на практике привели изменения паттерна построения образа США, рассмотрим особенности восприятия содержания ос-новных компонентов образа. И здесь необходимо остановиться на трех основных аспектах.

Первый аспект связан с тем, что роли США характеризу-ются преимущественно внешнеполитической направленностью. То есть, если в период 1989 – 2001 гг. внутриполитические роле-вые утверждения доминировали над внешнеполитическими ут-верждениями, то в инаугурационной речи 2005 г., как и в речах президентов периода «холодной войны», основное внимание уделяется действиям США за рубежом. И на современном этапе, так же как и в период «холодной войны», внутренняя политика должна обеспечивать достижение внешнеполитических целей. Для реализации основной задачи США на международной арене, связанной с обеспечением свободы во всем мире, президент при-зывает к объединению усилий всех поколений, «отдавать делу свободы больше, чем хотели бы». Одна из важнейших внутри-политических задач Соединенных Штатов также связана с необ-ходимостью завершить дело свободы в своей стране.

Второй аспект трансформации образа США в инаугураци-онной речи Дж. У. Буша в 2005 г. обусловлен особенностями восприятия внешней угрозы. Аналитики отмечают, что теракты 11 сентября и борьба с международным терроризмом привнесли энергию и определили направление американской внешней по-литики. Вслед за периодом покоя и умиротворения, позволив-шим США снизить свою активность на международной арене, наступили «годы огня» – период борьбы с «врагом».

Тема угрозы присутствует практически во всех инаугураци-онных речах президентов в анализируемые нами периоды. Но она получила особое развитие в инаугурационной речи Дж. У. Буша 2005 г. Так, в период 1949 – 1985 гг. проводилась идея «благополучной Америки» и мира, который сталкивается с величайшей опасностью - коммунизмом. Но, понимая и призна-вая причастность к судьбам людей всей земли, США принимают на себя миссию по борьбе с этим злом и построению свободного мира. В инаугурационных речах в период 1989 – 2001 гг. про-



111

слеживается идея избавления от угроз. В речи Дж. У. Буша угро-за репрезентируется как имеющая непосредственное отношение к США, связывается с возможностью физического уничтожения. «Мы увидели свою уязвимость. ... Жизнь хрупка, а враг реален» - подчеркивает президент [8]. Поэтому, чтобы обезопасить себя, США должны первыми наносить удар за пределами своих гра-ниц. Подобной стратегии упреждающих ударов Дж. У. Буш при-держивался в период первого срока президентства и, по мнению экспертов, будет придерживаться и впредь [см., например, 14, с. 48]. Сделанные прогнозы выглядят вполне обоснованными в свете заявлений Дж. У. Буша в отношении Ирана и ряда других государств.

Тема угрозы в инаугурационной речи Дж. У. Буша рассмат-ривается также и в контексте задачи объединения нации. По мнению вновь избранного президента, американское общество способно объединиться, чтобы противостоять угрозам, ставя-щим под сомнение ценности США, их идентичность.

Идентичность США определяет третий аспект трансфор-мации образа США в инаугурационной речи Дж. У. Буша 2005 г. Рассматривая действия государств на международной арене, по-литологи различают внешнюю политику, основанную на ценно-стях, и внешнюю политику, базирующуюся на интересах. На-пример, президент фонда «Политика» В.А. Никонов связывает различия в осуществлении внешней политики «республикански-ми» и «демократическими» администрациями США, в том числе с приверженностью первых интересам государства, а вторых – ценностям общества [6]. Однако подобное разделение представ-ляется не совсем точно отражающим реальную ситуацию: кате-гория ценностей неизменно присутствует при определении США своих национальных интересов, независимо от того, кан-дидат какой партии занимает в данный момент пост президента. Американское общество, которое «в глазах всего мира воплоща-ет практицизм в действиях и прагматизм в политике, настойчиво объявляется нацией идеалистов» [3, с. 22]. Нынешний президент не является исключением. В своей инаугурационной речи он подчеркивает, что «теперь жизненно важные интересы Америки и ее базовые убеждения представляют единое целое» [8].



112

***

К чему на практике может привести внешнеполитическая линия, сконструированная на основе подобного образа государ-ства?

Привнесение идентификационного компонента в политику превращает последнюю в борьбу за базовые ценности, опреде-ляющие уникальность нации и составляющие основу ее само-оценки. Если же ценности рассматриваются в неразрывной связи с проблемами безопасности нации, то ее внешняя политика бу-дет неизбежно опираться на силу оружия, а не на силу идей. В Ираке, Иране, Сирии и ряде других государств, намеченных для «экспорта» свободы и демократии, США рискуют развязать конфликты идентичности, которые грозят стать затяжными и трудноразрешимыми, поскольку ни одна из сторон не сможет поступиться своими ценностями. И выход из подобных кон-фликтов будет возможен при использовании силы.

Сочетание идентичности, интересов безопасности и воспри-нятый статус мирового лидера увеличивает вероятность даль-нейшего использования США стратегии односторонних дейст-вий при разрешении международных проблем и уменьшает ве-роятность того, что они будут корректировать свою политику в соответствии с обратной связью, получаемой от международных организаций и других международных акторов. Другими слова-ми, Соединенные Штаты воспринимают себя как слишком мо-гущественное государство, чтобы вместе с другими странами, коллективно решать вопросы, имеющие для США жизненно важное значение.

Таким образом, особенности конструирования образа США в инаугурационной речи. Дж. У. Буша позволяют сделать вывод, что Америка продолжит курс на реализацию односторонних действий, внешней экспансии и использование ресурсов военной силы в ходе осуществления внешней политики. В данной ситуа-ции особенно важным представляется вопрос: будет ли подобное внешнеполитическое поведение США вызывать возмущение или находить поддержку у других международных акторов. Пока Соединенные Штаты демонстрируют самодостаточность в своих



113

действиях, важная задача членов мирового сообщества состоит в том, чтобы попытаться скорректировать подобное восприятие статуса американским политическим руководством. При этом наиболее эффективной стратегией представляется не демонстра-ция протеста действиям новой «империи», а возможность влиять на принимаемые США решения через сотрудничество с ними.



114

Литература

1. Верч Дж. Голоса разума. Социокультурный подход к опо-средованному действию. М.: Тривола, 1996. 176 с.

2. Вести // РТР, 20.01.05. 17:09. 3. Инаугурационные речи президентов США от Джорджа

Вашингтона до Джорджа Буша (1789 – 2001) с историческим комментарием / Общ. ред. и комментарий Э.А. Иваняна. М.: Стратегия, 2001. 528 с.

4. Киселев И.Ю. Динамика образа государства в междуна-родных отношениях: Автореф. дис. ... д-ра социол. наук. СПб.: СПбГУ, 2003. 42 с.

5. Киселев И.Ю., Смирнова А.Г. Динамика образа государ-ства в международных отношениях. СПб.: СПбГУ, 2003. 272 с.

6. Страна и мир // НТВ, 3.11.2004. 7. Что делать? // Культура, 10.02.2003, 22:40. 8. Bush G.W. Inauguration Speech. http:// www.whitehouse.gov 9. Campbell D. Writing Security: United States Foreign Policy

and the Politics of Identity. Manchester: Manchester University Press, 1992. 269 p.

10. Kiselev I.Yu., Smirnova A. La Dinámica de la Autoimagen de los Estados Unidos a Través de los Discursos Públicos // Psico-logía Politíca, 2004. № 28. P. 55-68.

11. Klare M. Endless Military Superiority // The Nation, 2002. July 15. P. 12-16.

12. Nye (Jr.) J. The American National Interests and Global Pub-lic Goods // International Affairs, 2002. Vol. 78, №. 2. Рр. 233-244.

13. Soviet Diplomacy and Negotiating Behavior. Buffalo, New York: William S. Hein & Co, 1993. Vol. 4. P. CRS 162-168.

14. The Power of Persuasion: Dual Components of US Leader-ship. The Conversation with J. Nye // Harvard International Review, 2003. Winter. P. 46-48.



115

Учебное издание

Киселев Игорь Юрьевич Смирнова Анна Геннадьевна

Проблема безопасности

в современных международных отношениях

Учебное пособие

Редактор, корректор А.А. Аладьева Компьютерная верстка И.Н. Ивановой

Подписано в печать 15.11.2005 г. Формат 60×84/16. Бумага тип. Усл. печ. л. 6,74. Уч.-изд. л. 5,2.

Тираж 100 экз. Заказ .

Оригинал-макет подготовлен в редакционно-издательском отделе ЯрГУ.

Ярославский государственный университет.

150 000 Ярославль, ул. Советская, 14.

Отпечатано ООО «Ремдер» ЛР ИД № 06515 от 26.10.2001

г. Ярославль, пр. Октября, 94, оф. 37 тел. (0852) 73-35-03



116


328.проблема безопасности в современных международных...

Documents

Transcript of 328.проблема безопасности в современных международных...