1 (38) ВЕСТНИК 2017 Дальневосточного юридического ... ·...

ВЕСТНИКДальневосточного

юридического института МВД России

№ 1 (38)2017

Выходит с 2001 г.Периодичность –четыре раза в год

Учредитель и издатель –Дальневосточный

юридический институтМинистерства внутренних дел

Российской Федерации

Редакционная коллегия:

Главный редакторМ. А. Тулиглович,

канд. юрид. наук, доцент

Заместительглавного редактора

А. Н. Дерюга,д-р юрид. наук, доцент

Ответственный секретарьА. А. Осадчий

Члены редколлегии:Е. Ю. Антонова,

д-р юрид. наук, доцент;И. М. Антонов,

канд. юрид. наук, доцент;Д. А. Баринов,

канд. юрид. наук, доцент;А. С. Бахта,

д-р юрид. наук, профессор(г. Москва);В. Н. Бойко,

д-р юрид. наук, профессор;Н. Н. Дерюга,

д-р юрид. наук, профессор;Л. Н. Древаль,

д-р юрид. наук, профессор;Н. Н. Егоров,

д-р юрид. наук, профессор(г. Москва);

И. С. Еремина,д-р пед. наук,

канд. юрид. наук, доцент;В. В. Кулыгин,

д-р юрид. наук, профессор;Н. Е. Мерецкий,

д-р юрид. наук, профессор;

СОДЕРЖАНИЕТеория и история права и государства

Соколова Ю. А. Демографическая функция в системе функций го-сударства / 5

Конституционное право. Муниципальное право

Грудинин Н. С. Представительная природа Государственной Думы Российской Федерации и пути ее укрепления в современных усло-виях / 9

Уголовный процесс

Гаврилов Б. Я. Современное уголовно-процессуальное законодатель-ство: концепция развития / 16Мерецкий Н. Е., Мерецкая Н. А., Куликов М. И. Подписка о невыезде и надлежащем поведении: проблемы и пути совершенствования / 23Коваленко Т. С. Суд: полноправный субъект доказывания или сто-ронний наблюдатель? / 28Хисматуллин И. Г. Сравнительный анализ уголовно-процессуального законодательства Объединенных Арабских Эмиратов и Российской Федерации / 36Лунева А. В. Судебный контроль за соблюдением прав личности при расследовании уголовного дела / 41Федорова И. А. Нужна ли отечественному уголовному процессу ста-дия возбуждения уголовного дела? / 49

Уголовное право и криминология. Уголовно-исполнительное право

Борков В. Н. Уголовная ответственность за злоупотребление судеб-ной властью / 54Никитенко И. В., Хомик Э. В. Уголовная ответственность за посяга-тельства на свободу совести и межконфессиональное согласие: во-просы теории и законодательства / 60Бойко В. Н. Условия освобождения от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием / 64Петренко Н. И., Секретарева Т. М. Проблемы применения к лицам с психическими изменениями меры принуждения в виде конфи-скации имущества / 68Комарикова С. А. Уголовная ответственность за нарушение правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств в зако-нодательстве стран постсоветского пространства / 73

И. В. Никитенко,д-р юрид. наук, доцент;

С. В. Супрун,канд. юрид. наук, доцент;

С. Ю. Ударцев,канд. юрид. наук, доцент

(г. Краснодар);Н. А. Шабельникова,

д-р ист. наук, профессор(г. Владивосток)

РедакторЕ. Ю. Колобанова

Компютерная верстка и дизайн

А. В. Ковалев

КорректорН. Б. Хохлова

Журнал включен в Перечень рецензируемых научных изданий, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание ученой степени кандидата наук, на соискание ученой степени доктора наук

Журнал зарегистрированФедеральной службойпо надзору в сфере связи,информационных технологийи массовых коммуникаций.СвидетельствоПИ № ФС77–37942от 5 ноября 2009 г.

Публикуемые материалыотражают точку зрения автора,которая может не совпадатьс мнением редколлегии.Рукописи не возвращаются.

Подписано в печать 20.03.2017. Бум. офис. Формат 60×84 1/8.Усл. печ. л. 20,46.Тираж 300 экз. Заказ № 3.Цена свободная.Подписной индекс 83731.

Дальневосточный юридический институт МВД России.Редакционно-издательскийотдел. Типография.680020, г. Хабаровск,пер. Казарменный, 15.

Электронный адрес редакции:e-mail: [email protected];[email protected]Тел. (4212) 46–52–17Тел./факс: (4212) 46–52–06

© ФГКОУ ВО ДВЮИМВД России, 2017

Административное право. Административный процесс

Севрюгин В. Е., Козлова Л. С. О роли и значении административно-пра-вовой науки в разработке и принятии нового Кодекса Российской Федерации об административной ответственности / 78Дерюга А. Н., Ковальчук О. В. Сфера безопасности дорожного дви-жения: этимология понятия / 85Кашкина Е. В. Правовые основы осуществления административно-го надзора общественными объединениями правоохранительной направленности / 90Манцуров А. Ю. К вопросу о правовом регулировании отношений в области обеспечения национальной безопасности Китайской Народной Республики / 97Строева О. А. Опасное вождение как ключевой фактор риска, спо-собствующий дорожно-транспортным происшествиям: междуна-родный опыт привлечения к ответственности / 102Куликова К. А. Эволюция административно-правовой регламен-тации внешней трудовой миграции в Российской Федерации / 107

Криминалистика. Судебно-экспертная деятельность. Оперативно-розыскная деятельность

Полищук Е. Ю., Пантелеев И. А., Ефимов И. А. Некоторые проблемы правоприменения при расследовании преступлений, связанных с пожарами / 115Ильин Н. Н. К вопросу о предъявлении лица для опознания по ви-деоизображениям / 119Дронова О. Б. Особенности использования специальных знаний при изучении свойств потребительских товаров / 126Манцурова Л. А. Общетактические положения подготовки к допросу, предшествующему предъявлению для опознания / 132Зарубин А. А., Воробей С. Н. Использование результатов оператив-но-розыскной деятельности при расследовании преступлений, связанных со сбытом наркотиков посредством сети Интернет / 136Черепанов Г. Г. , Наливайко Е. О. Оперативно-розыскная характери-стика мошенничеств, совершаемых с использованием мобильных средств связи, и ее основные элементы / 142

Гражданское право. Предпринимательское право. Семейное право

Кулицкая Л. И. Волеизъявление лица о достойном отношении к его телу после смерти: проблемы правового регулирования посмертно-го донорства / 149Гурьев А. В. Агентство по страхованию туров как элемент комплекс-ного правового режима предупреждения банкротства туроператора – исполнителя государственного и муниципального контракта / 156Никулина О. В. Основания возникновения, прекращения отношений по созданию служебного результата интеллектуальной деятельности и закрепление прав их участников / 162

Финансовое право. Налоговое право

Древаль Л. Н. О соотношении публичного и частного интересов в фи-нансово-правовом регулировании / 169

Информация для авторов / 175

VESTNIKof Far Eastern Law Institute of the Ministry of Internal

Affairs of the Russia

№ 1 (38)2017

Published since 2001.Quarterly

Founder and publisher -Far Eastern Law Institute

of the Ministry of InternalAffairs of the Russia

Editorial board:

Editor-in-ChiefM. A. Tuliglovich,

Kandidat nauk degree in Law, associate professor;

Deputy Editor-in-ChiefA. N. Deryuga,

Doctor of Law, associate professor

Executive SecretaryA. A. Osadchy

Editorial staff:E. Yu. Antonova,

Doctor of Law, associate professor;I. M. Antonov,

Kandidat nauk degree in Law, associate professor;

D. A. Barinov,Kandidat nauk degree in Law,

associate professor;A. S. Bakhta,

Doctor of Law, professor(Moscow);

V. N. Boiko,Doctor of Law, professor;

N. N. Deryuga,Doctor of Law, professor;

L. N. Dreval,Doctor of Law, professor;

N. N. Egorov,Doctor of Law, professor

(Moscow);I. S. Eremina,

Doctor of Pedagogy,Kandidat nauk degree in Law,

associate professor;V. V. Kuligin,

Doctor of Law, professor;

CONTENTSTheory and history of law and state

Sokolova Yu. A. Demographic function in the system of the state func-tions / 5

Constitutional law. Municipal law

Grudinin N. S. The representative essence of the State Duma of the Russian Federation and ways of its strengthening in modern conditions / 9

Criminal procedure

Gavrilov B. Ya. Modern criminal procedure legislation: concept of de-velopment / 16Meretskiy N. E., Meretskaya N. A., Kulikov M. I. Preventive measure in form release on own recognizance and appropriate behavior problems and ways toimprove / 23Kovalenko T. S. Court: full subject of evidence or outside observer? / 28Khismatullin I. G. The comparative analysis criminal procedure law the United Arab Emirates and the Russian Federation / 36Luneva A. V. Judicial control over the observance of individual rights in the investigation of the criminal case / 41Fedorova I. A. Whether the stage of initiation of legal proceedings is nec-essary to domestic criminal trial? / 49

Criminal law and criminology. Criminal-executive law

Borkov V. N. Criminal liability for abuse judicial authorities / 54Nikitenko I. V., Khomik E. V. Criminal liability for infringement on the freedom of conscience and religious tolerance: issues of theory and leg-islation / 60Boyko V. N. Exemption from criminal liability due to active repentance / 64Petrenko N. I., Secretareva T. M. Problems of application to persons with mental changes coercive measure as confiscation of property / 68Komarikova S. A. Criminal liability for violation of traffic rules and vehicle operation in the legislation of the countries of the former soviet union / 73

Administrative law. Administrative procedure

Sevryugin V. E., Kozlova L. S. On the role and significance of administra-tive and legal sciences in developing and adopting a new Russian code of administrative responsibility / 78Deryuga A. N., Kovalchuk O. V. The sphere of safety of traffic: concept etymology / 85

Kashkina E. V. The legal basis for the implementation of administrative supervision bypublic associations of law enforcement focus / 90Mantsurov A. Yu. To the question of legal regulation of relations in the field of national security People’s Republic of China / 97Stroeva O. A. Dangerous driving as key risk factor creating the road ac-cidents: international experience of attraction / 102Kulikova K. A. Evolution of the administrative and legal regulation of external labour migration in the Russian Federation / 107

Criminalistics. Forensicexpert activity. Operative search activity

Polishchuk E. Yu., Panteleev I. A., Efimov I. A. Some problems pravoprim-enenie in the investigation of crimes associated with fires / 115Ilyin N. N. To the question of presentation of the person for the identifi-cation according to video images / 119Dronova O. B. Peculiarities of assignment of forensic enquiries and par-ticipation of a specialist in the course of study of properties of consumer goods / 126Mantsurova L. A. General preparation for interrogations preceding the identification parade / 132Zarubin A. A., Vorobei S. N. Using the results of operational-investigation in the investigation of crimes connected with the sale drug using the net-work internet / 136Cherepanov G. G. , Nalivaiko E. O. Operative-investigative feature of frauds committed with the use of mobile communications and its basic elements / 142

Civil law. Business law. Family law

Kulitskaya L. I. The will of the person about the worthy relation to his body after death: problems of legal regulation of posthumous donation / 149Guryev A. V. Tour insurance agency as a complex legal regime element for preventing the bankruptcy of tour operator-executant of state and municipal contract / 156Nikulina O. V. The grounds of, termination of the relationship by creat-ing official results of intellectual activity and securing the rights of their members / 162

Financial law. Tax law

Dreval L. N. About the ratio of public and private interests in financial and legal regulation / 169

Information for authors / 175

N. E. Meretsky,Doctor of Law, professor;

I. V. Nikitenko,Doctor of Law, associate professor;

S. V. Suprun,Kandidat nauk degree in Law,

associate professor;S. Yu. Udartsev,

Kandidat nauk degree in Law, associate professor

(Krasnodar);N. A. Shabelnikova,

Doctor of History, professor(Vladivostok)

Managing editorE. Yu. Kolobanova

Typesetting and designA. V. Kovalev

ProofreaderN. B. Khokhlova

The journal is included in thelist of peer-reviewed scientific publications, where basic scientific results of theses on competition of a scientific degree of candidate of science and of a doctor of science should be published

The edition is registered in the Federal Service for communication, informational technologies and media control: Registration certificateПИ № ФС77–37942of November, 5, 2009.

The opinions of the authors may not always coincide with the editorial board’s point of view.Manuscripts are not returned.

Signed for press on 20.03.2017. Format 60×84 1/8. Size 20,46 printer sheets. Circulation 300 copies. Order № 3. Free price.Subscription index 83731.

Far Eastern Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russia. Editorial office. Printing House.15, Kazarmenny pereulok, Khabarovsk, 680020

E-mail: [email protected];[email protected]. (4212) 46–52–17tel./fax: (4212) 46–52–06

© Far Eastern Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russia, 2017

Вестник ДВЮИ МВД России. 2017. № 1 (38) 5

Теория и история права и государства

УДК 340.1:314.15

ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ ФУНКЦИЯ В СИСТЕМЕ ФУНКЦИЙ ГОСУДАРСТВАЮлия Александровна Соколова, старший инспектор отделения договорно-правовой работы МОВО по Колпинскому району г. Санкт-Петербурга

E-mail: [email protected]

В статье анализируются основные подходы к пониманию функций государства, их классификации, аргумен-тируется необходимость обособления демографической функции государства.

Ключевые слова: демографическая функция государства; функции государства; население; демографиче-ская политика.

DEMOGRAPHIC FUNCTION IN THE SYSTEM OF THE STATE FUNCTIONSYuliya Aleksandrovna Sokolovа, senior inspector of the contractual and legal work for the MOVO Kolpino district of St. Petersburg

The article analyzes the main approaches to understanding the functions of the state, their classification, discusses the need for separation of the functions of the state population.

Keywords: demographic function of the state; functions of the state; population; demographic policy.

Природа государства, его роль в системе регулирования общественных отношений, назначение и формы государства во многом определяются его структурно-функциональ-ными элементами, основными среди которых выступают публичная власть, территория и население.

В юридической науке, несмотря на наличие значительного количества работ по от-дельным аспектам демографической сферы, нет единства мнений относительно поня-тия, сущности, содержания, целей, механизма реализации демографической функции; практически она не выделяется в качестве автономной (самостоятельной) деятельности. Достаточно часто наблюдается смешение понятий социальной, миграционной, демографи-ческой и семейной политики, что является причиной дублирования функций различных звеньев управленческой системы и, как следствие, неэффективности всей государственной деятельности в данном направлении в целом.

Население – атрибутивный признак государства, без которого невозможно его суще-ствование. В целях обеспечения устойчивого развития и сохранения собственной нацио-нальной и территориальной целостности государство может использовать свое монополь-ное право на применение публичного принуждения и создание юридических норм в сфере воспроизводства и миграции населения. Цели, к которым стремится государство на каждом этапе своего исторического развития, и конкретные задачи, которые оно решает, находят отражение в различных направлениях деятельности государства. В юридической науке данное явление называется функциями государства. Деятельность в области воспроизвод-ства и миграции населения характеризует особенности функционирования государства и выступает как его функция.


Вестник ДВЮИ МВД России. 2017. № 1 (38)6

В целях создания теоретических и методологических основ познания демографиче-ской функции государства (сущности, содержания), обоснования механизма ее реализации, выявления факторов и условий ее оптимизации, представляется необходимым изучить ос-новные закономерности возникновения и развития фундаментальных положений отече-ственной теории функций государства.

Функция – способ поведения, присущий какому-либо объекту и способствующий сохранению существования этого объекта или той системы, в которую он входит в качестве элемента [9].

Обобщение имеющихся в отечественной юридической науке взглядов на функции государства позволяет выделить следующие основные подходы к их пониманию:

– деятельностный подход (В. С. Афанасьев, М. И. Байтин, Л. И. Загайнов, Г. Н. Манов, Т. Н. Радько, Ф. Н. Фаткуллин, Н. В. Черноголовкин, В. Е. Чиркин), при котором функции го-сударства определяются через понятие «деятельность»;

– предметно-политический подход (А. Б. Венгеров, А. И. Денисов, Л. А. Морозова, В. С. Петров), согласно которому функции государства составляют предмет (направления) и со-держание политики государства, а также обеспечивающие ее средства и способы (механизм);

– социально-телеологический подход (А. П. Глебов, Л. И. Каск, Л. В. Николаева, И. С. Самощенко), где функции государства рассматриваются как проявление социального назначения государства и обусловлены его телеологией;

– интегративный подход (В. К. Бабаев, С. В. Бабаев, В. М. Корельский, В. В. Оксамытный, В. М. Сырых), в соответствии с которым в содержание функций государства включаются де-ятельностные свойства (включая методы, формы и средства), а также социально-телеологи-ческие элементы (цель, задачи, социальное назначение).

На основании вышеназванных подходов можно сформулировать следующие основные признаки функций государства и дать им определение, предварительно заметив, что функ-ции государства, как представляется, формируются в соответствии с задачами, встающими перед обществом в его историческом развитии, и приоритетами, определяемыми государ-ством в конкретно-исторический период, и поэтому обладают следующими признаками.

Во-первых, функции государства являются устойчиво сложившейся предметной деятельностью государства в важнейших сферах общественной жизни, то есть функции государства осуществляются в определенных сферах и в рамках этой сферы направлены на определенный объект. Как представляется, функции государства лишь преимущественно связаны с той или иной сферой социума, то есть в одной сфере могут проявляться несколь-ко функций государства, и, наоборот, одна функция государства может реализовываться в нескольких сферах.

Во-вторых, функции государства отражают непосредственную связь между сущност-ной характеристикой государства и его социальным назначением. Категория «функция государства» относится к числу тех понятийных элементов юридической науки, в которых происходит конкретизация фундаментального понятия «сущность государства», при этом, как точно отмечает Т. Н. Радько, анализ системы функций не «размельчает» сущность госу-дарства, а, напротив, показывает ее сложность, богатство, многообразие проявлений [7, c. 8–9].

Функции государства, очевидно, не должны выводиться только из сущности государ-ства, их система и содержание обусловлены не только сущностью, но и иными социально-э-кономическими и политическими факторами (чрезвычайные обстоятельства, коренные реформы и т. п.) [3, c. 18]. В то же время именно функции – основной показатель сущности государства на определенном историческом этапе развития.

В-третьих, функции государства свидетельствуют о направленности деятельности государства на выполнение крупных задач и достижение целей, встающих на каждом исто-рическом этапе развития общества.

В-четвертых, функции государства имеют различные формы реализации, важней-шие из которых (чаще всего правовые) связаны с применением особых, в том числе власт-но-принудительных методов.

Суммируя вышесказанное, можно определить функции государства как законодатель-но регламентированные основные направления деятельности государства, осуществляемые в основных сферах общественных отношений, обусловленные целями и задачами государства, в которых выражаются его сущность и социальное назначение.

Разнообразные функции государства могут быть классифицированы по различным критериям (основаниям). Традиционным для теории государства и права выступает деление

Ю. А. Соколова. Демографическая функция в системе функций государства


функций государства по степени важности решаемых задач и приоритетов государствен-ного строительства на основные (главные) и неосновные (неглавные) [1, c. 207–208; 8, c. 11]. Не вдаваясь в глубокую научную дискуссию о целесообразности и практической значимо-сти указанной классификации, отметим, что в отечественной науке некоторыми учеными она ставится под сомнение. Так, Г. Н. Манов, в частности, отмечает, что выделение основных и неосновных функций на уровне государства вообще либо в рамках определенного исто-рического типа «представляет собой малосодержательную абстракцию, которая не отража-ет сущности государства, его классовой природы. В таком крупном плане все неосновные функции государства поглощаются его основными функциями, и вследствие этого их ло-гические границы установить нельзя. Но при исследовании конкретного государства или разновидности государств, находящихся в примерно одинаковых исторических условиях, понятие неосновных функций несет заметную полезную нагрузку» [3, c. 146–147].

С нашей точки зрения, хотя научное обоснование основных функций государства мо-жет способствовать формированию комплексного представления о закономерностях тех или иных функций государства и тем самым выявлению перспектив и основных направлений оптимизации процесса государственного управления обществом, в современных демокра-тических государствах, в том числе России, смысл в делении функций на основные, выража-ющие классовую сущность, и неосновные, вытекающие из необходимости осуществления общих дел, утрачивается. Внутренние функции как стратегические, кардинальные направ-ления деятельности являются основными, и одновременно все они вытекают из природы общих дел, ориентированы на снятие противоречий, конфликтов, отыскание равновесия и благополучия общества [5, c. 167–168].

Конкретизации в данном случае подлежит лишь «набор» внутренних функций Российского государства. Это, согласно сложившейся в юридической науке традиции, эконо-мическая, социальная, политическая, правоохранительная (охрана и защита прав и свобод человека и гражданина, правопорядка и всех форм собственности), экологическая.

Относительно демографической функции Российского государства часть ученых ограничивается лишь упоминанием об одноименной деятельности государства в соци-альной сфере (в рамках социальной функции) и констатацией необходимости пересмотра устаревшей, доставшейся современной российской юридической науке от советской, клас-сификации функций государства. Вместе с тем следует отметить и те исследования, в кото-рых речь идет о существовании самостоятельной демографической функции государства. Так, Г. А. Борисов и Е. Е. Тонков, конкретизируя «набор» внутренних функций государства, их субординационный ряд выстраивают следующим образом: функция всемерного обе-спечения реализации основных прав и свобод человека и гражданина; социальная функ-ция; функция экономического регулирования; функция упрочения режима законности и укрепления правопорядка; экологическая функция; демографическая функция [2, c. 5–17]. Однако демографическая функции лишь именуется, но фактически не рассматривается. Раскрывая содержание глобальных функций государства (как направлений деятельности государства, необходимых для решения общепланетарных проблем), В. Н. Протасов в ряду последних выделяет функцию «решения демографических, сырьевых и энергетических проблем» [6, c. 141].

С нашей точки зрения, на современном этапе развития Российского государства есть все объективные предпосылки и условия выделения демографической функции в качестве самостоятельного стратегического направления деятельности государства, ориентированного на потребности формирующегося гражданского общества и вызовы времени (депопуляция населения, кризис семьи, падение рождаемости, рост смертности на фоне экономических кризисов и т. д.). Это направление государственной деятельности формируется по сущности и содержанию именно как функция государства, поскольку:

– приобретает общегосударственное значение, о чем, например, свидетельствует выработка государственной политики в демографической сфере (Указ Президента РФ от 9 октября 2007 г. № 1351 «Об утверждении Концепции демографической политики Российской Федерации на период до 2025 года»); указание на нее в Посланиях Президента РФ Федеральному Собранию РФ в качестве стратегического направления развития Российского государства; постановка целей, задач, сосредоточение ресурсов (управленческих, админи-стративных, материальных, финансовых) на их реализацию;

– решение поставленных в сфере демографии задач призвано обеспечить получение результата, удовлетворяющего интересы и потребности всего общества.




Наряду с этим содержание демографической деятельности государства, как уже отме-чалось ранее, не вписывается в объем социальной функции государства, в рамках которой в демографической сфере перед государством стоит важная управленческая задача – под-держивать определенные пропорции между населением, ресурсами и окружающей средой [4, c. 222]. Как известно, социальная функция в большей степени направлена на обеспечение достойных условий существования для каждого человека, создание равных и справедливых возможностей для развития личности. Реализация социальной функции государства – это обеспечение сотрудничества различных слоев общества, реализация принципа социаль-ной справедливости, защита интересов тех категорий граждан, которые в силу объектив-ных причин не могут самостоятельно обеспечить достойный уровень жизни, поддержка жилищного строительства, здравоохранения, системы общественного транспорта [10, c. 67].

В отличие от социальной, демографическая функция имеет свою сферу реализации:а) сохранение высокого/низкого уровня естественного воспроизводства населения

в странах с низким/высоким уровнем рождаемости;б) сокращение уровня смертности граждан, прежде всего в трудоспособном возрасте;в) сокращение уровня материнской и младенческой смертности, укрепление репро-

дуктивного здоровья населения, здоровья детей и подростков;г) укрепление института семьи, возрождение и сохранение духовно-нравственных

традиций семейных отношений;д) регулирование внутренней и внешней миграции, привлечение мигрантов в соот-

ветствии с потребностями демографического и социально-экономического развития, с уче-том необходимости их социальной адаптации и интеграции, преодоление сложившихся негативных тенденций демографического развития и т. п.

Данные направления деятельности государства в демографической сфере свиде-тельствуют о комплексном характере анализируемого направления и необходимости его выделения в качестве самостоятельного феномена.

Еще одним доказательством необходимости обособления демографической деятель-ности (политики государства) в самостоятельную государственную функцию является тот факт, что на протяжении всего периода существования государства демографическая сфе-ра всегда входила в орбиту государственно-правового регулирования в той или иной мере, в зависимости от конкретно-исторических условий.

Итак, в юридической науке на монографическом уровне учеными термин «демогра-фическая функция государства» не выделяется, он отсутствует как понятие, в научный обо-рот не введен. В то же время теории права и государства знакомо понятие «демографическая функция права», она занимает свое относительно самостоятельное, автономное место в систе-ме правовых функций. Это обусловлено характером тех задач, которые решаются с помощью данной функции: управление демографическими процессами, регулирование режима вос-производства и численности населения, его социального и национального состава и других.

Следовательно, функции государства и права взаимосвязаны и взаимообусловлены, если имеется демографическая функция права, то есть объективные предпосылки для того, чтобы вести речь о существовании и демографической функции государства.

Литература1. Байтин М. И. Механизм современного Российского государства // Правоведение. 1996. № 3.2. Борисов Г. А., Тонков Е. Е. О развитии теории функций государства // Право и образова-

ние. 2005. № 1.3. Манов Г. Н. Государство и политическая организация общества: автореф. дис. … д-ра

юрид. наук. М., 1973.4. Медков В. М. Демография. Ростов н/Д: Феникс, 2002.5. Морозова Л. А. Проблемы современной российской государственности. М., 1999.6. Протасов В. Н. Теория государства и права. М., 2014.7. Радько Т. Н. Теоретические и методологические проблемы функций социалистическо-

го права: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. М., 1978.8. Сим А. В. Функция охраны прав и свобод личности в современном Российском госу-

дарстве: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2004.9. Философский энциклопедический словарь / ред. Е. Ф. Губского и др. М., 2006.

10. Чичканов A. B. Социальная функция государства и механизм ее реализации: теорети-ко-социологический аспект. М., 2007.

Вестник ДВЮИ МВД России. 2017. № 1 (38) 9Вестник ДВЮИ МВД России. 2017. № 1 (38) 9

УДК 342.53

ПРЕДСТАВИТЕЛЬНАЯ ПРИРОДА ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ И ПУТИ ЕЕ УКРЕПЛЕНИЯ В СОВРЕМЕННЫХ УСЛОВИЯХНикита Сергеевич Грудинин, доцент кафедры Московского государственного университета технологий и управления им. К. Г. Разумовского (ПКУ) кандидат юридических наук


В статье рассматриваются проблемные аспекты функционирования Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации как органа народного представительства. Отмечается наличие отрыва депу-татов Государственной Думы от своих избирателей и, как следствие этого, низкий авторитет Государственной Думы в глазах граждан России. Автором статьи подчеркивается необходимость дальнейшей модернизации избирательной системы, применяемой в ходе выборов депутатов Государственной Думы, а также введения института отчетов депутатов перед своими избирателями.

Ключевые слова: Государственная Дума; народовластие; народное представительство; конституционализм.

THE REPRESENTATIVE ESSENCE OF THE STATE DUMA OF THE RUSSIAN FEDERATION AND WAYS OF ITS STRENGTHENING IN MODERN CONDITIONSNikita Sergeevich Grudinin, chair associate professor of the K. G. Razumovsky Moscow State University of tech-nologies and management (FCU) kandidat nauk, degree in Law

In article problem aspects of functioning of the State Duma of the Federal Council of the Russian Federation as organ of national representation are considered. Presence of a separation of deputies of the State Duma from the voters and, as consequence of it, low authority of the State Duma in the opinion of citizens of Russia is marked. The author of ar-ticle underlines necessity of the further modernization of the electoral system applied during elections of deputies of the State Duma, and also introduction of institute of reports of deputies before their voters.

Keywords: the State Duma; democracy; national representation; constitutionalism.

Специалистами по конституционному праву неоднократно справедливо отмечалось, что демократическая форма правления предполагает реальное народовластие [3, с. 47–48]. Важно подчеркнуть, что народовластие, или суверенитет народа как базовый принцип рос-сийского конституционализма и государственности, на практике реализуется в формах не-посредственной (прямой) и представительной демократии. В свою очередь, каждая из этих форм народовластия находит свое предметное выражение в конкретных конституцион-но-правовых институтах – референдуме, свободных выборах, отзыве выборного должност-ного лица, народном представительстве и ряде других.

Полагаем, что народное представительство – это институт представительной демо-кратии, форма реализации суверенитета народа, сущность которой состоит в передаче на-родом мандата на управление делами государства своим представителям на определённый законом срок в коллегиальном органе государственной власти (парламенте) как в ходе пе-риодических свободных выборов, основанных на всеобщем свободном равном и прямом



Вестник ДВЮИ МВД России. 2017. № 1 (38)10 Вестник ДВЮИ МВД России. 2017. № 1 (38) 11

избирательном праве граждан (народное представительство репрезентативного типа), так и в ходе делегирования (назначения) самих граждан в состав органов народного предста-вительства из органов государственной власти (народное представительство презентатив-ного типа). Данный институт, по нашему убеждению, выступает в качестве фундаменталь-ной основы конституционного строя современных демократических государств, является одной из краеугольных основ отечественной государственности, необходимым условием дальнейшего успешного конституционно-правового развития России как государства на-родовластия [5, с. 16].

К органам народного представительства относятся не всякие органы государственной власти и должностные лица, избранные народом, а лишь те из них, которые удовлетворяют определенным признакам. К их числу, на наш взгляд, относятся: интегральное представи-тельство разнообразных политических взглядов и убеждений граждан в принимаемых законах, избрание персонального состава органов народного представительства непосред-ственно народом на периодических выборах, коллегиальность по составу и порядку выра-ботки и принятия решений, наличие механизма влияния на их деятельность со стороны граждан. По этой причине к органам народного представительства в Российской Федерации могут быть отнесены лишь Федеральное Собрание – парламент Российской Федерации, ор-ганы законодательной (представительной) государственной власти субъектов Российской Федерации и представительные органы местного самоуправления.

Государственная Дума Федерального Собрания Российской Федерации является одной из двух палат парламента, центром законотворчества и представительства политических интересов многонационального народа России. Являясь органом народного представитель-ства репрезентативного типа, Государственная Дума, согласно Конституции РФ, также вы-ступает неотъемлемым элементом в системе разделения властей. Данное обстоятельство предполагает необходимость поиска оптимального баланса в законодательной работе Думы как в интересах государства, так и её непосредственных избирателей. По справедливому замечанию Председателя Государственной Думы шестого созыва С. Е. Нарышкина, «парла-мент должен восприниматься в обществе как авторитетная площадка для диалога по всем ключевым, базовым вопросам, которые волнуют наших граждан, диалога компетентного и уважительного, когда все стороны слышат друг друга и хорошо знают настроения и мне-ния общества» [4, с. 249].

Представляется, что в процессе своего функционирования Государственная Дума Российской Федерации должна обеспечивать реализацию конституционного установле-ния о суверенитете народа, выражать в принимаемых ею законах и осуществляемом ею контроле за деятельностью Правительства Российской Федерации интересы всех граждан России (а не какой-то ее части). Достижение данной цели – одно из условий укрепления де-мократической основы современной российской государственности.

К сожалению, в настоящее время Государственная Дума Федерального Собрания Российской Федерации еще не приобрела в глазах граждан страны того авторитета, того при-знания, которым давно обладает и пользуется Президент Российской Федерации. Об этом, в частности, свидетельствуют результаты опросов общественного мнения граждан России. Так, согласно данным Фонда «Общественное мнение», в настоящее время всего лишь 47 % респондентов полагают, что современная Государственная Дума является влиятельным органом власти. При этом доля тех, кто так считает, наиболее высока среди электората оп-позиционных парламентских партий (КПРФ – 60 %, ЛДПР – 57 %, «Справедливая России» – 60 %), а вот сторонники «Единой России» в основном полагают, что роль Государственной Думы среди органов государственной власти не столь велика (лишь 33 % относят ее к числу влиятельных органов государственной власти). Показательно, что 64 % населения уверены в следующем: деятельность Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации не соответствует интересам таких людей, как они. При этом деятельностью самой Государственной Думы интересуются всего лишь 24 % опрошенных респондентов *. Кроме того, согласно социологическому опросу Левада-центра, порядка 40 % россиян полагают, что Россия может обойтись без Государственной Думы в принципе, поскольку «жизнь страны может быть с тем же успехом организована указами Президента» **.

* Образ Государственной Думы. Еженедельный опрос «ФОМнибус» 30 июня – 1 июля 2012 г. URL: http://fom.ru/politika/10531 (дата обращения: 24.07.2016).

** URL: http://www.levada.ru/2013/11/26/kakoj-parlament-nuzhen-rossii/ (дата обращения: 24.07.2016).

Н. С. Грудинин. Представительная природа Государственной Думы Российской Федерации и пути ее укрепления в современных условиях


Такое отношение россиян к деятельности Государственной Думы Российской Федерации свидетельствует о том, что сами граждане не воспринимают Государственную Думу как орган представительства их интересов, а следовательно, Государственной Думе ещё только предстоит стать полноценным субъектом политического процесса в России, укрепив свои позиции в системе высших органов государственной власти, а также приобретя необходи-мый авторитет в глазах граждан страны. Сделать, по нашему мнению, это можно, лишь за-ручившись поддержкой самих россиян, прилагая все возможные усилия для укрепления представительной основы (природы) Государственной Думы как общегосударственного органа народного представительства.

Затрагивая проблему укрепления представительной природы Государственной Думы Российской Федерации, отметим, что качественное представительство и законотворчество невозможно при отсутствии надежных гарантий, препятствующих отрыву депутатов от сво-их избирателей. Наоборот, только представительный характер Думы способен обеспечить принятие ею законов в интересах всех граждан России без исключения. Так, по мнению Б. Н. Чичерина, с которым трудно поспорить, подлинное народное представительство спо-собствует удалению от двух крайностей: препятствует застою в государстве и содействует поступательному развитию общества [11, с. 78]. Вместе с этим, по справедливому замечанию К. Маркса, «представительство, существующее оторванно от сознания представляемых, не есть представительство» [8, с. 48].

Осуществление представительной функции парламентом, как отмечает Д. В. Шикунов, происходит на основе демократической избирательной системы и гарантируется, помимо прочего, многопартийной политической системой, где партии выступают выразителем интересов своих избирателей и выражают их в процессе принятия законов [12, с. 13].

Современная российская политическая действительность, к нашему глубокому со-жалению, свидетельствует об обратном. Государственная Дума Федерального Собрания Российской Федерации на практике не может считаться полноценным органом народного представительства, поскольку не имеет возможности реализовать свою представительную функцию в полном объеме в соответствии с предназначением, заложенным в ее природу Конституцией РФ. Следствием этого являются неспособность Государственной Думы реа-лизовать свою законодательную и контрольную функцию в полном объеме, а также край-не низкий авторитет Думы среди институтов государственной власти и граждан России.

Такое положение вещей не является случайностью: оно связано с наличием кон-кретных проблем, препятствующих полноценному функционированию Государственной Думы как органа народного представительства, развитию парламентаризма в Российской Федерации в целом. Ключевыми проблемами, препятствующими эффективной реализации представительной функции Государственной Думы, на наш взгляд, являются применявша-яся на выборах депутатов Государственной Думы пятого и шестого созывов пропорциональ-ная избирательная система, отсутствие в тексте Конституции РФ прямого указания на вид избирательной системы, по которой должно производиться распределение депутатских мандатов по итогам состоявшихся выборов, а также отсутствие каких-либо гарантий, препят-ствующих отрыву депутатов Государственной Думы от избирательного корпуса Российской Федерации. Остановимся на этих проблемах подробнее.

Оценивая эффективность применения пропорциональной системы на выборах депу-татов Государственной Думы пятого и шестого созывов в плане репрезентативности россий-ского общества в общегосударственном органе народного представительства, необходимо подчеркнуть, что данная система оказалась достаточно эффективной в плане партийного представительства интересов большинства населения России (так, например, политические партии, представленные в Государственной Думе шестого созыва, в совокупности выражают интересы 93,42 % избирателей, пришедших в день голосования на избирательные участки).

Однако модель избирательной системы, используемая при формировании персо-нального состава органов народного представительства, должна оцениваться во взаимос-вязи с требованиями, предъявляемыми законом к численности политических партий и кандидатам, имеющим право принимать участие в выборах, а также ее способностью обеспечить реализацию равного избирательного права граждан в целях осуществления конституционного установления о суверенитете народа в Российской Федерации [9, с. 30]. В связи с этим следует отметить, что Россия должна двигаться по пути совершенствования и демократизации избирательной системы на выборах депутатов Государственной Думы с учетом основных постулатов теории народного представительства. Причем процесс даль-



нейшего совершенствования избирательной системы должен базироваться на исторических особенностях российского общества и государства, традициях и менталитете народа с уче-том международных избирательных принципов и стандартов, проверенных многолетним электоральным опытом зарубежных стран [1, с. 16], быть нацелен на устранение существую-щих недостатков пропорциональной системы на выборах депутатов Государственной Думы Федерального Собрания, успешную имплементацию мажоритарных начал в российскую избирательную систему, последовательную реализацию принципа свободного волеизъяв-ления граждан на вы-борах.

Говоря о недостатках пропорциональной системы, применявшейся на выборах де-путатов Государственной Думы пятого и шестого созывов, нельзя не упомянуть о том, что данная система не смогла обеспечить политическое представительство интересов населе-ния всех субъектов Федерации, отдавших свои голоса даже за федеральный список кан-дидатов в депутаты, выдвинутый партией, победившей на выборах, т. е. «Единой Россией» (как известно, по итогам выборов депутатов Государственной Думы пятого созыва 2 дека-бря 2007 г. региональная группа Чукотского автономного округа и Магаданской области вообще оказалась без своего представителя в Думе). Между тем тот факт, что органом по-литического представительства интересов субъектов Российской Федерации и их населе-ния, согласно Конституции РФ, выступает Совет Федерации Федерального Собрания, вовсе не означает того, что интересы субъектов (и их населения) не нуждаются в представительстве в Государственной Думе. Депутаты Государственной Думы являются как представителями народа в целом, так и представителями определенных групп населения, идентифицируе-мых по территориальному признаку.

По этой причине партийное представительство, лежащее в основе формирования современной Государственной Думы, должно органически дополняться представитель-ством регионов: депутаты Государственной Думы, избранные как по федеральным спискам кандидатов, выдвинутых политическими партиями, так и по одномандатным избиратель-ным округам, должны представлять население всех без исключения субъектов Российской Федерации. Только в таком случае, как мы полагаем, идея народного представительства многонационального народа России может быть реализована в полной мере в рамках фе-деративного принципа построения государства.

По замечанию А. Е. Любарева, с которым трудно поспорить, «в идеале каждый избира-тель должен иметь своего депутата. При этом понятие «свой депутат» имеет два аспекта. Во-первых, это должен быть депутат, за которого избиратель голосовал – персонально или как за кандидата, включенного в партийный список. Во-вторых, депутат должен быть достаточно доступен для избирателя, вести прием на соответствующей территории и т. п.» [7, с. 40–42]. Отсутствие «своего депутата» в составе депутатской фракции от той политической партии, за которую избиратель голосовал на выборах, свидетельствует о частичном нарушении его права на политическое представительство в Государственной Думе: согласно Закону о выбо-рах депутатов Государственной Думы, прохождение партии в состав Государственной Думы гарантирует партийное представительство, но не гарантирует того, что члены депутатской фракции данной партии будут отстаивать интересы конкретного субъекта Российской Федерации, на территории которого проживает данный избиратель.

Мы полагаем, что причиной такой ситуации послужил отказ от одномандатных округов на выборах депутатов Государственной Думы пятого и шестого созывов, а также чрезмерное дробление федеральных списков кандидатов, которые были выдвинуты политическими партиями для участия в выборах депутатов Государственной Думы. Так, например, соглас-но тексту Закона о выборах депутатов Государственной Думы 2005 г., на выборах 4 декабря 2011 г. федеральный список кандидатов должен был насчитывать не менее 70 региональных групп кандидатов. В качестве примера отметим, что на выборах депутатов Государственной Думы шестого созыва федеральный список политической партии «Единая Россия» вклю-чал в свой состав 80 региональных групп, федеральный список КПРФ – 73, федеральный список «Справедливой России» – 73, федеральный список ЛДПР – 82, федеральный список РОДП «Яблоко» – 78, федеральный список политической партии «Патриоты России» – 83, федеральный список политической партии «Правое дело» – 77 *.

При такой схеме разбивки на региональные группы федеральных списков кандида-тов крайне высока вероятность того, что часть региональных групп федеральных списков

* URL: http://www.cikrf.ru/banners/duma_ 2011/polit_part/spiski.html (дата обращения: 28.07.2016).



политических партий, получивших по итогам выборов мандатов меньше, чем в сумме при-ходится на общефедеральную часть списка и региональные группы, останутся не представ-ленными в Государственной Думе, а значит, не будут представлены в самой Думе и интересы тех территорий (и их избирателей), соответствующие данной региональной группе канди-датов, за которую избиратели отдали свои голоса на состоявшихся выборах.

Выходом из этой ситуации, на наш взгляд, является сокращение числа региональных групп кандидатов в составе федеральных списков кандидатов в депутаты Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации. Оптимальное число региональных групп кандидатов, как нам представляется, не должно превышать 8, что соответствует ко-личеству федеральных округов, на которые делится Российская Федерация в настоящее время. При этом автоматически увеличивается численность самих региональных групп с тем, чтобы их численность составляла от 25 до 50 человек и обеспечивала реальное пред-ставительство всех субъектов Федерации, входящих в конкретную региональную группу.

Подобная арифметика логически целесообразна при выполнении нескольких необ-ходимых условий. Во-первых, по партийным спискам должна избираться половина депу-татского корпуса Государственной Думы, а заградительный барьер на выборах депутатов Государственной Думы в таком случае должен равняться 5 % от числа избирателей, при-нявших участие в голосовании на выборах. Во-вторых, общефедеральная часть федераль-ных списков кандидатов, выдвигаемых политическими партиями для участия в выборах, должна включать не более 3 кандидатов. Указанная схема должна способствовать тому, что на практике в каждой фракции депутаты, избранные по партийным спискам, получат реальную возможность представлять все субъекты Российской Федерации, т. е. интересы всего многонационального народа России, численное распределение которого по террито-рии страны, как известно, является крайне неравномерным. Партийное представительство в рамках пропорциональной системы в Государственной Думе Федерального Собрания, та-ким образом, будет органически дополняться региональным.

Эффективность функционирования Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации как органа народного представительства также находится в прямой непосредственной зависимости от существующего механизма конституционно-правовых гарантий, препятствующих отрыву депутатов от своих избирателей, вырождению пред-ставительной природы самой Думы. В связи с этим нельзя не отметить, что Конституция РФ и действующее законодательство Российской Федерации не предусматривают сколь-ко-нибудь надежных гарантий, препятствующих отрыву депутатов от своих избирателей. Так, Конституция РФ не предусматривает института наказов избирателей своим депутатам в Государственной Думе и не содержит такой меры конституционно-правовой ответствен-ности, как отзыв депутатов Думы, не оправдавших доверия избирателей.

По справедливому замечанию В. И. Фадеева, «Конституция Российской Федерации сегодня прямо не определяет природу депутатского мандата. Вместе с тем мандат депутата Государственной Думы Федерального Собрания в целом можно охарактеризовать как сво-бодный, хотя и с определенными оговорками, учитывая обязанности депутата как члена партийной фракции, а также принимая во внимание его юридические обязанности перед избирателями» [10, с. 830]. Данные обязанности конкретизируются в Федеральном законе от 8 мая 1994 г. № 3-ФЗ «О статусе члена Совета Федерации и статусе депутата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации» и включают в себя обязанность вести прием избирателей, рассматривать их обращения и информировать избирателей о своей деятельности в Государственной Думе (ст. 8).

Оценивая существующие гарантии, препятствующие вырождению представитель-ной природы Государственной Думы Федерального Собрания, необходимо подчеркнуть, что введение института наказов депутатам Государственной Думы и отзыва депутатов Государственной Думы за их невыполнение представляется нам нецелесообразным по не-скольким основаниям. Во-первых, введение данных институтов фактически будет означать возврат к императивному депутатскому мандату, что может повлечь за собой на практике неоправданное усиление внимания депутатов Государственной Думы к бытовым пробле-мам избирателей, которые можно и нужно решать на местном или региональном уровнях власти [6, с. 134].

Во-вторых, отзыв депутата за невыполнение наказов избирателей, неудовлетворитель-ную работу или в связи с утратой доверия избирателей в целом таит в себе опасность субъек-тивной оценки деятельности конкретного депутата. В связи с этим, как справедливо отме-



чает М. В. Варлен, для введения института отзыва депутата в законодательстве Российской Федерации «должен быть установлен ряд гарантий – например, усложненная процедура отзыва, право на судебную защиту отзываемого лица, предоставление ему права дачи объ-яснений по поводу обстоятельств, выдвигаемых в качестве оснований для отзыва» [2, с. 1084].

В-третьих, введение института наказов избирателей и отзыва депутатов за их невы-полнение в условиях отсутствия в Российской Федерации специального закона, посвящен-ного основам лоббистской деятельности в парламенте, способно, на наш взгляд, оказать негативное влияние на реализацию принципа свободы и независимости при осуществле-нии депутатом своих полномочий по принятию законов в интересах многонационального народа России. Представляется, что в перспективе введение данного института может спо-собствовать оказанию влияния на депутатов Государственной Думы в целях обеспечения принятия тех или иных законов под угрозой досрочного отзыва депутатов, препятствующих принятию конкретных законов.

Мы полагаем, что в условиях современной общественно-политической ситуации в стра-не вектор развития конституционно-правовых гарантий, направленных на недопущение от-рыва депутатов от своих избирателей в процессе их работы в Государственной Думе, должен сводиться к усилению института отчетов депутатов перед своими избирателями. Система правовых гарантий, препятствующих утрате ею своего представительного статуса, должна включать в себя институт ежегодных публичных отчетов политических партий о своей де-ятельности в Государственной Думе. Указанные отчеты должны готовиться в письменной форме, озвучиваться руководителями фракций политических партий на пленарном засе-дании Государственной Думы и содержать сведения о работе депутатов Государственной Думы по вопросам развития государства и общества, проблемам, волнующим избирателей. Полагаем, что от подготовки такого отчета не может отказаться ни одна партия, представ-ленная в Государственной Думе. В случае отказа (уклонения) от представления такого еже-годного отчета информация об этом должна быть публично озвучена.

Более того, при переходе к мажоритарно-пропорциональной избирательной системе на выборах депутатов Государственной Думы депутаты, избранные в одномандатных изби-рательных округах, должны будут представлять ежегодные отчеты о своей деятельности на-селению своих округов через СМИ (включая Интернет). Неисполнение данной обязанности в установленный законом срок должно автоматически означать приостановление депутат-ских полномочий для депутатов-одномандатников вплоть до устранения обстоятельства, ставшего основанием для применения такой меры.

Соответствующие изменения и дополнения должны быть внесены в текст Федерального закона от 22 февраля 2014 г. № 20-ФЗ «О выборах депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации» и применяться к работе депутатов, из-бранных в Государственную Думу Российской Федерации седьмого созыва.

Резюмируя сказанное, следует подчеркнуть, что повышение роли Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации в системе органов государственной власти Российской Федерации, укрепление авторитета данной палаты парламента возможно только при условии укрепления ее представительной природы, а также при наличии всех необходимых предпосылок для формирования персонального состава Государственной Думы в соответствии с подлинным волеизъявлением народа России. Ключевым в данном вопросе, как мы считаем, является практика организации и проведения выборов депутатов Государственной Думы, способная обеспечить реальное представительство политических интересов граждан Российской Федерации в Государственной Думе Федерального Собрания, а также доверие граждан к самой Государственной Думе.

Литература1. Белоновский В. Н. Избирательное право: общая часть: учеб. – метод. комплекс. М.: Изд.

центр ЕАОИ, 2008.2. Варлен М. В. Структурно-содержательные элементы основ правового статуса депу-

тата представительного (законодательного) органа государственной власти субъекта Российской Федерации // Lex Russica. 2007. № 6.

3. Велиева Д. С. Народ Российской Федерации как субъект конституционно-правовых отно-шений в сфере управления государством: миф или реальность? // Вестник Саратовской государственной юридической академии. 2014. № 1 (96).



4. Выступление Председателя Государственной Думы шестого созыва С. Е. Нарышкина на заседании Государственной Думы 14 марта 2012 года // Избранные выступления депу-татов Государственной Думы с 1906 года и до наших дней / под общ. ред. С. Е. Нарышкина. М.: Изд. Гос. Думы, 2013.

5. Грудинин Н. С. Государственная Дума Федерального Собрания Российской Федерации как орган народного представительства: вопросы теории и практики: автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2015.

6. Диденко А. Н. Эволюция мандата депутата представительного органа публичной вла-сти в Российской Федерации // Вестник Томского государственного университета. 2009. № 320.

7. Любарев А. Е. Разбиение партийного списка на региональные группы: проблемы тер-риториального представительства // Журнал о выборах. 2007. № 5.

8. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 1. М.: Политиздат, 1955.9. Сабаева С. Заградительный барьер в пропорциональной избирательной системе // Журнал

о выборах. 2013. № 2.10. Фадеев В. И. Депутатский мандат: понятие, принципы и виды // Lex Russica. 2008. № 4.11. Чичерин Б. Н. О народном представительстве. М.: Тип. тов-ва И. Д. Сытина, 1899.12. Шикунов Д. В. Российский парламентаризм: особенности современного этапа: учеб.

пособие. М.: Моск. ун-т МВД России, 2004.


УДК 343.13

СОВРЕМЕННОЕ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО: КОНЦЕПЦИЯ РАЗВИТИЯБорис Яковлевич Гаврилов, заведующий кафедрой Академии управления МВД России доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации


В статье исследуются актуальные проблемы досудебного производства как с точки зрения состояния зако-нодательства, так и правоприменения. Приводятся статистические данные, характеризующие современное состояние законности и качество расследования уголовных дел. Вносятся предложения по совершенствова-нию законодательства.

Ключевые слова: досудебное производство; возбуждение уголовного дела; процессуальные сроки; процес-суальный контроль; прокурорский надзор.

MODERN CRIMINAL PROCEDURE LEGISLATION: CONCEPT OF DEVELOPMENTBoris Yakovlevich Gavrilov, chair head of the Management Academy of the Ministry of the Interior of Russia Doctor of Law, Professor, honored lawyer of the Russian Federation

The article examines topical issues of pre-trial proceedings both from the point of view of the state of law and law en-forcement. Statistical data, characterizing the current state of law and the quality of investigation of criminal cases. Proposals for improving the legislation.

Keywords: pre-trial procedure; instituting criminal proceedings; processual terms; processual control; Directorate of Public Prosecutions.

Внесение, особенно в последнее десятилетие, многочисленных изменений в уголов-но-процессуальное законодательство, не всегда носящих системный характер, а в ряде случаев противоречащих как конституционным основам, так и нормам действующего законодатель-ства, поставило перед законодателем и представителями юридической науки задачу выработ-ки концепции дальнейшего развития уголовно-процессуального законодательства. В целом вопросы развития уголовной политики обсуждались на Парламентских слушаниях в Совете Федерации РФ 18 ноября 2013 г. и 20 декабря 2016 г. О необходимости разработки концепции развития досудебного производства активная научная дискуссия имела место 24 июня 2014 г. на заседании «круглого стола» в Совете Федерации РФ, на Бабаевских чтениях, организован-ных Нижегородской академией МВД России и Нижегородской правовой академией Минюста России в мае 2015 г., Кутафинских чтениях в апреле 2016 г. и ряде других научных форумов.

Это обусловливается и тем обстоятельством, что, несмотря на происшедшие в России за три последних десятилетия экономические и социально-правовые изменения, совре-менное уголовное судопроизводство, в том числе его досудебная часть, содержит в своей основе отдельные положения УПК РСФСР 1922 и 1960 гг., являющиеся сегодня чрезвычайно забюрократизированными и сущностно затратными при недостаточной эффективности. На эти же обстоятельства в Доктринальной модели доказательственного права в Российской Федерации указывает и профессор А. С. Александров [8].


Б. Я. Гаврилов. Современное уголовно-процессуальное законодательство: концепция развития


В силу указанных и ряда других причин досудебное производство не способно в пол-ной мере обеспечить реализацию задач, сформулированных в ст. 6 УПК РФ как назначение уголовного судопроизводства. Основной из них является борьба с преступностью, кризис-ное состояние которой налицо как в уголовно-правовом, так и уголовно-процессуальном законодательстве [9, c. 7–8; 13, c. 21–24].

При разработке предложений по совершенствованию процессуального законодатель-ства, регламентирующего досудебную стадию, мы учитывали, что деятельность правоохра-нительных органов, основу которых составляют органы внутренних дел, осуществляется в условиях осложнения криминогенной обстановки: значительное увеличение (с 19,3 млн в 2006 г. до 30,8 млн в 2016 г.) количества зарегистрированных сообщений о преступлениях, об административных правонарушениях и иных происшествиях и, соответственно, возраста-ние в 2016 г. в целом объема процессуальной деятельности до 1,8 млн возбужденных уголов-ных дел и 6,8 млн процессуальных решений об отказе в возбуждении уголовного дела (всего 8,6 млн производств). Для сравнения: в 1992 г. количество «отказных» материалов составляло 1,3 млн возбужденных уголовных дел – 2,8 млн (всего 4,1 млн процессуальных производств).

В числе неотложных мер в первую очередь требуется внесение изменений в порядок начала производства по поступившему заявлению, сообщению о преступлении, в том чис-ле исключение из УПК РФ ст. 148, предоставляющей правоприменителю право отказывать в возбуждении уголовного дела. Наличие данной нормы влечет за собой ряд негативных последствий. Так, решения органов расследования об отказе в возбуждении уголовного дела (в 2014–2016 гг. – по 6,8–6,9 млн заявлений, сообщений о преступлениях) не только ограни-чивают конституционное право граждан на доступ к правосудию, но и нередко нарушают закон. От 20 до 30 % таких решений ежегодно признаются прокурорами незаконными или необоснованными и отменяются. Следует также учитывать и нерациональность затрат, связанных с их принятием. В 2014–2016 гг. количество процессуальных решений об отказе в возбуждении уголовного дела вместе с отмененными и повторно вынесенными составило порядка 10 млн что эквивалентно затратам (на государственном уровне нигде не учитывае-мым) труда порядка 20 тыс. сотрудников органов полиции, не считая десятков миллионов рублей на бумагу, почтовые расходы и т. д., а также тысяч прокуроров – по отмене незакон-ных, необоснованных процессуальных решений.

Хотя количество возбужденных уголовных дел после отмены процессуальных реше-ний об отказе в возбуждении уголовного дела остается незначительным (ежегодно 7–8 %), однако за 20 лет оно возросло почти в 7 раз (с 32,5 тыс. в 1992 г. до 210,1 тыс. в 2015 г. и 163,3 тыс. в 2016 г. (только по органам внутренних дел).

При выработке предложений об исключении из УПК РФ института отказа в возбуж-дении уголовного дела нами учитывалось, что ни Устав уголовного судопроизводства 1864 г., ни УПК РСФСР 1922 г. (в ред. 1923 г.) его не предусматривали, отсутствует он и в зарубежном процессуальном законодательстве, а сегодня – в Грузии, Молдове, государствах Балтии, Украине, Казахстане.

Возбуждение уголовного дела. Обусловленность по УПК РФ начала расследования по со-общению о преступлении вынесением постановления о возбуждении уголовного дела, на-ряду с наличием в УПК РФ нормы об отказе в возбуждении уголовного дела, влечет за собой ограничение, как указано выше, доступа граждан к правосудию. Об этом наглядно говорит сокращение почти в три раза (с 16,9 % в 2006 г. до 6,2 % в 2015 г.) количества принятых следо-вателем, дознавателем, органом дознания таких решений.

Показатель 2006 2009 2010 2011 2012 2013 2014 2015 2016

Всего зарегистрировано заявлений, сообщений о преступлениях, об ад-министративных правонарушениях, о происшествиях, млн

19,3 22,8 23,9 24,7 26,4 28,4 29,3 30,7 30,8

Возбуждено уголовных дел, млн 3,3 2,4 2,2 2,0 1,9 1,78 1,73 1.92 1,85

Удельный вес к числу зарегистриро-ванных сообщений (всех),% 16,9 10,7 9,0 8,0 7,2 6,0 5,9 6,2 6,0



О складывающейся негативной практике свидетельствует и соотношение удельного веса процессуальных решений о возбуждении уголовного дела к числу решений об отказе в возбуждении уголовного дела, который за последние 20 лет сократился в 7,5 раза.

Год Возбуждено уголовных дел, млн

Количество «отказных» материалов, млн

Удельный вес к возбужденным делам,%

1992 2,8 1,3 47,7

2002 2,5 3,8 148,4

2010 2,2 6,0 272,7

2012 1,9 6,4 336,8

2013 1,8 6,7 380

2014 1,73 6,7 387

2015 1,92 6,9 360

2016 1,85 6,81 368

Изложенное позволяет констатировать необходимость изменения порядка начала производства расследования путем исключения процессуальной нормы о возбуждении уголовного дел [11; 14; 17; 18], хотя существует и противоположная точка зрения о сохранении данной стадии уголовного процесса [10; 19; 20]. Так, статья 303 Устава уголовного судопро-изводства 1864 г. устанавливала, что «жалобы почитаются достаточным поводом к начатию следствия. Ни судебный следователь, ни прокурор не могут отказать в том лицу, потерпев-шему от преступления или проступка». Указанные предложения включены в Дорожную карту дальнейшего реформирования органов внутренних дел Российской Федерации (п. 4.5).

Порочность процессуальной нормы о возбуждении уголовного дела обнаруживает-ся и в существенных препятствиях при собирании доказательств на первоначальном этапе расследования, в ограничении возможностей использования в доказывании результатов оперативно-розыскной деятельности [16] и др. Не содержит в себе данной нормы и уголов-но-процессуальное законодательство европейских государств и ряда стран бывшего СССР (Грузия, Казахстан, Молдова, Украина, страны Балтии).

Негативные последствия наличия в УПК РФ института возбуждения уголовного дела проявились сегодня и в позиции Верховного Суда РФ при оценке соблюдения органами предварительного расследования его процессуальных правил. Показательным в этой части является определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 19 де-кабря 2013 г. № 60-Д13–3 по обвинению Г. Уголовное дело было возбуждено по п. «б» ч. 4 ст. 132 УК РФ (как минимум, совершение преступления группой лиц), однако в постановлении о возбуждении следователь указал только гражданина З. По мнению Верховного Суда РФ, в отношении Г., в силу положений ст. 140 и 146 УПК РФ, также необходимо было вынести са-мостоятельное постановление о возбуждении уголовного дела*, что противоречит не толь-ко сложившейся многолетней практике самого Верховного Суда РФ и Конституционного Суда РФ по этому вопросу, но и здравому юридическому смыслу. Следует считать необо-снованными и требования о возбуждении самостоятельного уголовного дела, например, по каждому факту совершения мошеннических действий в виде «финансовой пирамиды» или в отношении обманутых вкладчиков, когда уголовное дело возбуждается, как правило, в отношении организаторов мошеннической схемы изъятия у граждан денежных средств.

Процессуальные сроки расследования. В связи с введением в УПК РФ нормы-принципа (ст. 61) о разумном сроке уголовного судопроизводства и в соответствии с Постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 29 марта 2016 г. № 11 [7] в части разумного срока уголовно-го судопроизводства в 4 года, представляется необходимым привести в соответствие с ука-занными правовыми факторами предусмотренный ч. 1 ст. 162 УПК РФ двухмесячный срок предварительного следствия, воспроизводящий аналогичные положения ст. 119 УПК РСФСР

* Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 19 декабря 2013 г. № 60-В13–3.



1922 г., несмотря на существенное усложнение как самого предварительного следствия, так и расследуемых уголовных дел.

Еще более одиозная ситуация сложилась с первоначальным двухмесячным сроком содержания обвиняемого под стражей, в который входят: от 10 до 30 суток для принятия прокурором решения о дальнейшем движении дела (ч. 1 и ч. 1.1. ст. 221 УПК РФ вместо 5 су-ток по УПК РСФСР) и еще 14 суток для принятия судом (судьей) решения в соответствии с ч. 1 ст. 227 УПК РФ. Вследствие чего сроки содержания обвиняемых под стражей в 2015 г. прод-левались по 50 % уголовных дел. Для разрешения указанных ситуаций предлагается при-вести в соответствие с требованиями о разумном сроке уголовного судопроизводства срок предварительного следствия, а первоначальный срок содержания под стражей необходимо увеличить до 4-х месяцев по уголовным делам о преступлениях, по которым обязательно предварительное следствие, и до 2-х месяцев по уголовным делам, по которым расследова-ние осуществляется в форме дознания.

Не способствуют решению проблемы возмещения причиненного потерпевшему вре-да установленные Федеральным законом от 21 июля 2014 г. № 273-ФЗ [2] процессуальные сроки досудебного производства в 4 года по уголовным делам, по которым лицо, подлежа-щее привлечению в качестве обвиняемого, не установлено. Тем более, что указанный про-цессуальный срок на стадии предварительного расследования – 4 года – по сути тождествен продекларированному в приведенном выше Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 29 марта 2016 г. разумному сроку всего судопроизводства по уголовному делу.

Пересмотр процессуального порядка предъявления обвинения. Необходимо отметить, что Устав уголовного судопроизводства 1864 г. не предусматривал института привлечения лица в качестве обвиняемого. Его потребность на протяжении десятилетий обусловлива-лась тем, что предъявление обвинения являлось правовым основанием допуска защитника к участию в уголовном деле. Однако сегодня участие защитника в соответствии с нормами Федерального закона от 4 марта 2013 г. № 23-ФЗ [1] предусмотрено с момента начала осу-ществления процессуальных действий с лицом, в отношении которого проводится проверка сообщения о преступлении. Кроме того, законодатель по сути нивелировал разницу в пра-вовом статусе подозреваемого (ст. 46 УПК РФ) и обвиняемого (ст. 47 УПК РФ).

Системный анализ УПК РФ в совокупности с решением Конституционного Суда РФ от 16 мая 2007 г. № 6-П [6] о том, что «пределы судебного разбирательства должны опреде-ляться обвинением, сформулированным в обвинительном заключении (обвинительном акте)», позволяет внести предложение об исключении из УПК РФ института предъявления обвинения (ст. 171–175). Возможность такого решения обусловлена и практикой расследо-вания в форме дознания без предъявления обвинения и последующего судебного разби-рательства более 4 млн уголовных дел за почти 14 лет действия УПК РФ. Этим фактически подтверждена конституционность сложившейся следственной и судебной практики ин-ститута предъявления обвинения.

Кроме того, в соответствии с решениями Европейского Суда по правам человека (на-пример, гр. Экле против Германии) термину «обвинение» должно придаваться содержатель-ное, а не формальное (как в настоящее время по УПК РФ) значение. Понятие «обвинение» может быть определено как официальное уведомление лица компетентным органом госу-дарственной власти о наличии предположения о том, что этим лицом совершено уголовно наказуемое правонарушение.

О реализации Федерального закона от 5 июня 2007 г. № 87-ФЗ [5].Внесение указанным законом принципиальных изменений в процессуальный ста-

тус прокурора в досудебном производстве способствовало формированию динамики улуч-шения показателей качества следствия, сокращения числа лиц, незаконно, необоснованно привлеченных к уголовной ответственности, в том числе содержащихся под стражей, осо-бенно по уголовным делам, ранее расследованным следователями органов прокуратуры, что подтверждается приведенными ниже сравнительными статистическими данными о результатах работы следователей в период действия УПК РСФСР и УПК РФ, в том числе до и после внесения в УПК РФ изменений Федеральным законом № 87-ФЗ (данные за 2016 г. будут опубликованы до 1 марта 2017 г.).



Год

Число оправданных судом лиц, в том числе на 1000 обвиняемых по направленным в суд делам, из них незаконно, необоснованно содержавшихся под стражей

По делам, расследованным

следователями МВД

Из них содержались под стражей

По делам, расследованным

следователями прокуратуры и СК РФ

Из них содержались под стражей

2006 1372 / 2,0 524 1885 / 18,0 954

2007 1191 / 1,8 364 1417 / 11,9 742

2008 954 / 1,5 316 966 / 8,0 595

2009 721 / 1,3 362 796 / 7,0 518

2010 878 / 1,8 639 801 / 8,0 534

2011 699 / 1,6 399 658 / 7,0 368

2012 553 / 1,3 260 615 / 6,0 364

2013 509 / 1,3 250 654 / 5,8 411

2014 378 / 1,0 163 446 / 3,9 321

2015 346 / 0,92 126 399 / 3,4 230

Год

Возвращено прокурором уголовных дел для дополнительного расследования

Возвращено дел судом для доследования и судом

прокурору в порядке ст. 237 УПК РФ

След. МВД Удельн. вес,%След.

прокурат. и СК РФ

Удельн. вес,% Всем органам расследования

В том числе следователям /

удельн. вес,%

1999 21249 2,7 1102 1,4 41340 34209 / 4,0

2000 19502 2,6 833 1,0 37106 31381 / 3,7

2006 18373 3,3 1286 0,8 35930 –

2007 17557 3,2 1860 1,6 33300 –

2008 17573 3,5 3524 3,2 26502 20955 / 3,6

2009 17652 3,8 3664 3,5 12163 8952 / 1,6

2010 18089 4,4 2640 2,8 11141 7816 / 1,6

2011 18560 4,8 3118 3,5 7689 5962 / 1,3

2012 17908 4,9 3873 3,7 6227 4930 / 1,1

2013 15104 4,3 4029 3,9 5992 4689 / 1,1

2014 14412 4,3 3559 3,4 5979 4582 / 1,06

2015 13892 4,1 3459 3,2 6063 4517 / 1,01



Сокращенная форма дознания. Значительная роль в совершенствовании досудебного производства придается дифференциации расследования путем включения в УПК РФ до-знания в сокращенной форме. Введенный Федеральным законом от 4 марта 2013 г. № 23-ФЗ данный порядок расследования вызвал у правоприменителей и ученых ряд существенных вопросов в связи с его несовершенством и противоречивостью с позиции публичности уго-ловного процесса ([12; 15] и др.). Как следствие, в 2015 г. окончено расследованием с направ-лением в суд всего 60,5 тыс. уголовных дел, хотя под указанную форму расследования под-падают порядка 250 тыс. преступлений.

Совершенствование процессуального контроля и прокурорского надзора за расследо-ванием уголовных дел в форме дознания. Реальная возможность совершенствования процес-суального контроля по данной категории уголовных дел создалась в связи с принятием Федерального закона от 6 июня 2007 г. № 90-ФЗ [3], которым впервые за 90-летний период действия в России кодифицированного уголовно-процессуального законодательства в него введена процессуальная фигура начальника подразделения дознания с процессуальными полномочиями, аналогичными полномочиям начальника следственного отдела (в редак-ции УПК РФ 2001 г.).

Со вступлением в действие указанного закона возрос уровень прокурорского надзо-ра, о чем свидетельствуют складывающиеся тенденции усиления прокурорского надзора за качеством расследования уголовных дел в форме дознания:

– более чем в 4 раза (с 7 344 дел в 1999 г., или 1,7 % к направленным в суд делам, до 1 546 дел в 2015 г., или 0,43 %) сократилась доля уголовных дел, возвращенных судом прокурору в порядке ст. 237 УПК РФ;

– уменьшилось число оправданных судами лиц (с 651 в 1999 г. до 142 в 2015 г., а их доля на 1 тыс. обвиняемых по направленным в суд делам составила в 2015 г. 0,36 против 1,52 в 1999 г.), и многократно сократилось число оправданных и реабилитированных, содержав-шихся под стражей лиц (с 60 в 1999 г. до 12 в 2015 г.).

Приведенные данные свидетельствуют, с одной стороны, о повышении уровня требо-ваний прокурорского надзора, а с другой – о необходимости развития института процессу-ального контроля начальника подразделения дознания путем передачи ему полномочий по процессуальному руководству (по аналогии с руководителем следственного органа). Включение Федеральным законом от 30 декабря 2015 г. № 440-ФЗ [4] в число участников уголовного процесса начальника органа дознания, по нашему мнению, хотя и необходимо, однако влияния на качество расследования в форме дознания не окажет.

Избрание меры пресечения в отношении лиц, скрывшихся от органов расследования и объявленных в федеральный розыск. Требует внесения в УПК РФ принципиальных измене-ний и порядок заключения под стражу подозреваемых, обвиняемых, скрывшихся от след-ствия и объявленных в федеральный розыск, число которых остается высоким и на 1 января 2016 г. составило порядка 150 тыс., в том числе каждый третий «числится» за судом.

Действующий порядок избрания меры пресечения, не допускающий заочного выне-сения судом решения о заключении под стражу, за исключением в отношении обвиняемо-го, объявленного в международный розыск (ч. 5 ст. 108 УПК РФ), соответствует положениям Конституции РФ и Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, пре-доставляющим задержанному лицу право предстать перед судом незамедлительно после задержания.

С учетом этого предлагается предоставить суду по месту расследования уголовного дела возможность заочного вынесения решения (с участием защитника) о заключении под стражу объявленных в федеральный розыск подозреваемых, обвиняемых. Одновременно в УПК РФ следует предусмотреть процессуальный механизм, который предоставит лицу, объявленному в федеральный розыск и задержанному вне места производства предвари-тельного расследования, в течение 48 часов с момента фактического задержания предстать перед федеральным судьей ближайшего районного суда по месту фактического задержа-ния для допроса в целях установления личности задержанного и проверки, не отменено ли ранее вынесенное решение суда о заключении его под стражу, а после доставления к месту производства предварительного расследования – в течение 48 часов предстать перед судом (судьей), избравшим меру пресечения, для решения вопроса о возможности ее сохранения или изменения (подобный порядок действует в Германии, Франции и других странах).




Указанные предложения по изменению законодательства неоднократно озвучива-лись учеными и практическими работниками, в том числе в материалах конференций, проводимых в Академии управления МВД России. Необходимы и другие изменения, учи-тывая предложения профессора А. В. Смирнова о создании института следственных судей, депутата Государственной Думы РФ А. Ремезкова об истине в уголовном процессе, а также изложенную профессором А. С. Александровым и его коллегами по Нижегородской шко-ле уголовного процесса доктринальную модель уголовно-процес-суального доказывания в РФ, многие положения которой (отказ от стадии возбуждения уголовного дела, изменение процессуальных сроков, исключение института предъявления обвинения, введение в УК РФ уголовного проступка) созвучны изложенным выше предложениям о совершенствовании УПК РФ. Тем более, что прецеденты для этого есть, в том числе в уголовно-процессуальном законодательстве Грузии, Казахстана, Украины, Молдовы, стран Балтии. Дело за россий-ским законодателем.

Литература1. О внесении изменений в статьи 62 и 303 Уголовного кодекса Российской Федерации

и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации: федеральный закон от 4 марта 2013 г. № 23-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 2013. № 9. Ст. 875.

2. О внесении изменений в статью 3 Федерального закона «О компенсации за наруше-ние права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок» и отдельные законодательные акты Российской Федерации: федеральный закон от 21 июля 2014 г. № 273-ФЗ (ред. от 08.03.2015). Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

3. О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации: федеральный закон от 6 июня 2007 г. № 90-ФЗ. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

4. О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в ча-сти уточнения полномочий начальника органа дознания и дознавателя: федеральный закон от 30 декабря 2015 г. № 440-ФЗ. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

5. О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и Федеральный закон «О прокуратуре Российской Федерации»: федеральный закон от 5 июня 2007 г. № 87-ФЗ (ред. от 22.12.2014). Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

6. По делу о проверке конституционности положений статей 237, 413 и 418 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом президиума Курганского областного суда: постановление Конституционного Суда РФ от 16 мая 2007 г. № 6-П. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

7. О некоторых вопросах, возникающих при рассмотрении дел о присуждении компен-сации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на испол-нение судебного акта в разумный срок: постановление Пленума Верховного Суда РФ от 29 марта 2016 г. № 11. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

8. Александров А. С. и др. Доктринальная модель уголовно-процессуального доказатель-ственного права Российской Федерации. М., 2015.

9. Алексеев А. И., Овчинский В. С., Побегайлов Э. Ф. Российская уголовная политика: пре-одоление кризиса. М., 2006.

10. Быков В. М. Проблемы стадии возбуждения уголовного дела // Журнал российского права. 2006. № 7.

11. Вицин С. Е. Институт возбуждения уголовного дела в уголовном судопроизводстве // Российская юстиция. 2003. № 6.

12. Гаврилов Б. Я. Досудебное производство по УПК РФ: концепция совершенствования // Труды Академии управления МВД России. 2016. № 1.

13. Гаврилов Б. Я. Современная уголовная политика России: цифры и факты. М., 2008.14. Гаврилов Б. Я. Уголовная политика России: научные и законодательные мифы и реалии

правоприменения // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2014. № 3.15. Гирько С. И. Производство по уголовному делу дознания в сокращенной форме: про-

гнозы и суждения // Российский следователь. 2013. № 21.16. Доля Е. А. Формирование доказательств на основе результатов оперативно-розыскной

деятельности. М., 2009.

Н. Е. Мерецкий, Н. А. Мерецкая, М. И. Куликов. Подписка о невыезде и надлежащем поведении: проблемы и пути совершенствования

Вестник ДВЮИ МВД России. 2017. № 1 (38)22 Вестник ДВЮИ МВД России. 2017. № 1 (38) 23Вестник ДВЮИ МВД России. 2017. № 1 (38)22 Вестник ДВЮИ МВД России. 2017. № 1 (38) 23

17. Кожокарь В. В. Возбуждение уголовного дела: правовая позиция Конституционного Суда и Верховного Суда РФ // Труды Академии управления МВД России. 2015. № 1.

18. Сущность и актуальные проблемы стадии возбуждения уголовного дела: монография. 2-е изд., испр. и доп. / А. Б. Боровков [и др.]; отв. ред. И. С. Дикарев. М.: Юрлитинформ, 2012.

19. Хитрова О. В. О целесообразности сохранения стадии возбуждения уголовного дела: за или против // Правовое и криминалистическое обеспечение управления органами расследования преступлений: мат-лы Всерос. науч. – практ. конф.: в 3 ч. М.: Академия управления МВД России, 2011. Ч. 1.

20. Шадрин В. С. Начальная фаза уголовного процесса: от Устава уголовного судопроиз-водства до действующего уголовно-процессуального закона // Актуальные проблемы российского права. 2014. № 4.

УДК 343.13

ПОДПИСКА О НЕВЫЕЗДЕ И НАДЛЕЖАЩЕМ ПОВЕДЕНИИ: ПРОБЛЕМЫ И ПУТИ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯНиколай Евгеньевич Мерецкий, профессор кафедры Дальневосточного юридического института МВД России доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации;Наталья Александровна Мерецкая, доцент кафедры Дальневосточного государственного университета путей сообщения кандидат юридических наук, доцент;Михаил Иванович Куликов, аспирант Российской таможенной академии

E-mail: [email protected]@[email protected]

В статье рассматриваются некоторые проблемы, возникающие при применении меры пресечения в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении, а также предлагаются рекомендации по совершенствованию уголовно-процессуального законодательства.

Ключевые слова: меры пресечения; подписка о невыезде и надлежащем поведении.

PREVENTIVE MEASURE IN FORM RELEASE ON OWN RECOGNIZANCE AND APPROPIATE BEHAVIOR PROBLEMS AND WAYS TO IMPROVENikolay Evgenyevich Meretskiy, chair professor of the Far Eastern Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russia Doctor of Law, Professor, honored lawyer of the Russian Federation;Natalya Aleksandrovna Meretskaya, chair associate professor of the Far Eastern State Transport University kan-didat nauk, degree in Law, Associate Professor;Michail Ivanovich Kulikov, post graduate of the Russian customs academy

In the article discussed some of the problems, arising from the application of a preventive measure in the form of release on own recognizance and appropriate behavior and provides suggestions for improvement of criminal-procedural legislation.

Keywords: preventive measure; release on own recognizance and appropriate behavior.

Одной из наиболее распространенных мер пресечения, избираемых при производ-стве по уголовным делам, является подписка о невыезде и надлежащем поведении. Так, в ст. 102 УПК РФ указывается, что подписка о невыезде состоит в письменном обязательстве лица, подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления: 1) не покидать посто-янное или временное место жительства без разрешения дознавателя, следователя или суда; 2) в назначенный срок являться по вызовам дознавателя, следователя и в суд; 3) иным путем не препятствовать производству по уголовному делу.

Исходя из обозначенных требований, следует отметить, что рассматриваемая мера пресечения отнюдь не является новеллой современного законодательства, а логично «пе-рекочевала» из уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации 1960 г. (см. ст. 93 УПК РСФСР). Тем не менее, определенные новшества данная мера пресечения приобрела. По сравнению с ранее действовавшим законодательством, называвшим ее



«подпиской о невыезде» и предъявлявшим лишь одно требование к лицу, в отношении ко-торого применялась, – «не отлучаться с места жительства или временного нахождения без разрешения соответственно лица, производящего дознание, следователя, прокурора, суда», нынешнее законодательство содержит еще указание на необходимость подозреваемому надлежащим образом себя вести: в назначенный срок являться по вызовам дознавателя, сле-дователя и в суд, а также иным путем не препятствовать производству по уголовному делу.

В то же время законодатель проявил некоторую непоследовательность в формули-ровке рассматриваемой меры пресечения, поскольку в ст. 98 УПК РФ, содержащей перечень мер пресечения, реализуемых в рамках уголовного судопроизводства, упоминается лишь «подписка о невыезде», в то время как ст. 102 УПК РФ раскрывает порядок применения «Подписки о невыезде и надлежащем поведении». С нашей точки зрения, формулировка «подписка о невыезде» – атавизм. Необходима ее модернизация и приведение в соответ-ствие со ст. 102 УПК РФ.

Исходя из того, что, в отличие от иных мер, предусмотренных уголовно-процессу-альным законодательством, рассматриваемая нами мера пресечения не является строго регламентированной, однако анализ правоприменительной практики показывает, что должностные лица правоохранительных органов, несмотря на кажущуюся простоту рас-сматриваемой меры, часто сталкиваются с непростыми вопросами, возникающими при избрании подписки о невыезде и надлежащем поведении. В этом случае, по нашему мне-нию, значительную роль играет информация о субъекте, полученная в ходе предваритель-ного исследования материалов о преступном деянии, совершенном субъектом. «Анализ ис-ходной информации об обстоятельствах совершения преступления позволяет направлять усилия всех взаимодействующих субъектов получить сведения не только о субъекте, его совершившем, но и связанных с ним лицах» [5, с. 91]. Таким образом, соглашаясь с выска-занным мнением, мы считаем, что обозначенная информация коренным образом влияет на избрание меры пресечения.

В связи с этим обратим внимание на то, что УПК РФ не содержит указаний на нали-чие особых оснований для избрания данной меры пресечения, срока ее действия, порядка продления и прочих условий ее применения. Более того, отсутствие должной регламента-ции приводит к тому, что подписка о невыезде становится «необходимой» мерой пресече-ния, в то время как ее, в некоторых случаях, вполне могла бы заменить такая мера процес-суального принуждения, как обязательство о явке. Например, анкетирование дознавателей таможенных органов показало, что большинство должностных лиц считают необходимым избирать меру пресечения в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении по каждо-му уголовному делу, независимо от наличия или отсутствия к тому оснований, за исклю-чением случаев, когда имеются поводы для избрания более строгой меры пресечения. Как указывал еще в 1959 г. Ю. Д. Лившиц, «при сравнительной легкости этой меры, отмеченные ограничения все же весьма серьезны, и нельзя поэтому автоматически применять подпи-ску о невыезде» [4, с. 124].

В качестве иллюстрации приведем формулировку мотивировки избрания меры пре-сечения в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении: «Принимая во внимание, что подозреваемая Р. совершила преступление средней тяжести, которое не повлекло за собой тяжких последствий, а также то, что Р. имеет постоянное место жительства в городе Москве по адресу: ХХХ, а также ранее Р. судима не была и не намеревалась скрываться от органов дознания, следствия, прокуратуры и суда, руководствуясь ст. 97–101 и 102 УПК РФ, постано-вил избрать в отношении … » *.

Если внимательно ознакомиться с положениями ч. 1 ст. 97 УПК РФ, регламентиру-ющими основания для избрания мер пресечения, обнаруживается, что меры пресечения могут применяться как раз только в том случае, если у дознавателя (следователя, суда) на-личествуют достаточные основания полагать, что подозреваемый или обвиняемый может скрыться от дознания, предварительного следствия или суда, может продолжить заниматься преступной деятельностью или может угрожать свидетелю, иным участникам уголовного судопроизводства, может уничтожить доказательства либо иным путем воспрепятствовать производству по уголовному делу. Если же, как утверждает дознаватель, «подозреваемая не намеревается скрыться от органов дознания, следствия, прокуратуры и суда», то в дан-ном случае вообще отсутствуют как таковые основания для избрания меры пресечения

* Уголовное дело № 1824/2014 г. // Архив центральной оперативной таможни.



и дознавателю следовало бы ограничиться отобранием обязательства о явке, а не избирать меру пресечения в виде подписки о невыезде.

В юридической литературе перманентно ведутся дискуссии об эффективности и целе-сообразности существования подписки о невыезде и надлежащем поведении. Как отмечал, например, М. С. Брайнин, рассматриваемая мера пресечения весьма неэффективна ввиду того, что она никоим образом не мешает подозреваемому или обвиняемому скрываться от органов дознания, следствия и суда, равно как и не может помешать продолжить зани-маться преступной деятельностью [1, с. 89].

Однако Н. В. Ткачева, наоборот, считает подписку о невыезде весьма эффективной мерой пресечения, подчеркивая, что она является простой, понятной и на ее избрание за-трачивается минимальное, по сравнению с другими мерами пресечения, время [10, с. 91]. В то же время следует согласиться с Д. Н. Шурухновой, которая указывает, что в этом случае легче осуществлять передачу и водворение иностранных граждан, в отношении которых была избрана соответствующая мера пресечения [12, с. 59].

Мера пресечения в виде подписки о невыезде не ставит своей целью предотвратить возможность лица, в отношении которого избрана мера пресечения, скрыться от органов дознания, следствия и суда, поскольку у лица, принявшего решение об избрании рассматри-ваемой меры пресечения, отсутствует реальная возможность контролировать перемещение подозреваемого или обвиняемого. Мы считаем, что применяемая мера пресечения как раз изначально основывается на доверии дознавателя, следователя или суда к лицу, в отноше-нии которого избирается данная мера пресечения.

Следует согласиться с мнением Ю. Д. Лившица, который полагал, что подписка о не-выезде обеспечивает «именно неуклонение обвиняемого от следствия и суда, ибо она долж-на применяться только в тех случаях, когда вероятность уклонения существует, но степень этой вероятности небольшая» [4, с. 126].

Исходя из того, что цель применения подписки о невыезде, как таковая, вытекает из п. 2 ст. 102 УПК РФ, – обеспечить нахождение подозреваемого (обвиняемого) в досяга-емости от лица, инициировавшего избрание рассматриваемой меры пресечения, – «так быстрее и чаще его можно вызывать на допросы и для проведения с его участием других следственных действий». В то же время подписка о невыезде и надлежащем поведении «но-сит характер психического принуждения» [7, с. 63, 65], служит предупреждением, скорее, самому подозреваемому, обвиняемому о необходимости добросовестно исполнять взятые на себя обязательства, предусмотренные законом. Более того, в данной подозреваемым, об-виняемым подписке конкретно прописываются последствия несоблюдения взятых обяза-тельств – возможность применения более строгой меры пресечения.

Следует отметить, что уголовно-процессуальный закон не раскрывает содержания обязательств, возлагаемых на подозреваемого или обвиняемого. Исходя из названия меры пресечения, суть необходимых условий, которые должен соблюдать субъект, складывается из двух составляющих: невыезда лица, в отношении которого избрана данная мера пресе-чения, и его надлежащего поведения.

Так, статья 102 УПК РФ предписывает подозреваемому или обвиняемому не покидать постоянное или временное место жительства без разрешения дознавателя, следователя или суда. Однако законодательство не раскрывает содержания понятий «постоянное место жи-тельства» или «временное место жительства». Понятие «место жительства» дано в Законе РФ от 25 июня 1993 г. № 1542–1 «О праве граждан Российской Федерации на свободу пере-движения, выбор места пребывания и жительства в пределах Российской Федерации», со-гласно которому место жительства – это «жилой дом, квартира, комната, жилое помещение специализированного жилищного фонда либо иное жилое помещение, в которых граж-данин постоянно или преимущественно проживает в качестве собственника, по договору найма (поднайма), договору найма специализированного жилогопомещения либо на иных основаниях, предусмотренных законодательством Российской Федерации, и в которых он зарегистрирован по месту жительства».

В то же время в ст. 20 ГК РФ указывается, что местом жительства признается место, где гражданин постоянно или преимущественно проживает. Кроме того, Гражданский кодекс предупреждает, что «гражданин, сообщивший кредиторам, а также другим лицам сведе-ния об ином месте своего жительства, несет риск вызванных этим последствий». Вероятно, данное положение можно распространить и на сферу уголовного судопроизводства. При решении вопроса об избрании меры пресечения в виде подписки о невыезде и надлежа-



щем поведении лицо, в отношении которого избирается мера пресечения, самостоятельно определяет место, к которому он «прикрепляется» постановлением следователя (дознава-теля) и, соответственно, несет ответственность за достоверность сообщенных им сведений.

Обращает на себя внимание мысль некоторых ученых, что обвиняемому или подо-зреваемому необходимо подтвердить наличие у него в действительности постоянного или временного проживания независимо от того, зарегистрирован он в установленном законом порядке или нет. Так, в качестве «доказательств» наличия места постоянного или временного проживания Н. В. Бушная предлагает предъявлять следователю, дознавателю договор куп-ли-продажи жилого помещения на имя лица, в отношении которого планируется избрание меры пресечения, либо договор аренды жилого помещения по конкретному адресу [2, с. 77–78]. Если следовать обозначенной логике, то, во-первых, лицо, не являющееся собственником или арендатором жилого помещения, не может подтвердить иным способом наличие у него постоянного или временного места жительства, несмотря на наличие постоянной или вре-менной регистрации; во-вторых, к нему не может быть применена рассматриваемая мера пресечения и, следовательно, в-третьих, при наличии оснований, предусмотренных ч. 1 ст. 97 УПК РФ, к субъекту должна быть применена более строгая мера пресечения, нежели под-писка о невыезде и надлежащем поведении. Мы придерживаемся мнения О. И. Цоколовой, которая отмечает: «Наличие постоянной или временной регистрации является доказатель-ством наличия места жительства, но следователь, дознаватель должен удостовериться, что гражданин действительно проживает по указанному адресу» [11, с. 7].

Представляется необходимым выявить логику законодателя относительно обязатель-ства не покидать постоянное или временное место жительства. Так, О. И. Цоколова отмеча-ет, что «гражданин не обязан неотлучно находиться по месту проживания, однако если он отлучается, то обязан каждый день возвращаться к месту жительства» » [11, с. 7]. В то же вре-мя упомянутый автор противоречит сама себе, соглашаясь с мнением А. В. Смирновского и К. Б. Калиновского, утверждающих, что при реализации меры пресечения в виде подписки о невыезде «…обвиняемому не может быть запрещено выходить из дома, проводить ночь или выходные на даче (в пределах того же населенного пункта)» [9].

Думается, что можно согласиться с В. А. Михайловым, который считает, что отлучки подозреваемого, обвиняемого, которому избрана мера пресечения в виде подписки о невы-езде, на день-два на дачу, на отдых и т. д. неправомерны и могут допускаться «лишь с разре-шения органа или лица, в производстве которого находится уголовное дело» [7, с. 64].

Анализ результатов проведенных исследований позволил установить, что следователи или дознаватели, принимая решение об избрании меры пресечения в виде подписки о не-выезде и надлежащем поведении, вовсе не требуют подтверждения наличия постоянного или временного места жительства, а используют термины «зарегистрирован по адресу» и «фактически проживающий по адресу». Иными словами, лицу, в отношении которого из-бирается мера пресечения в виде подписки о невыезде, достаточно предъявить документы, подтверждающие связь лица с местом жительства, – регистрацию по месту жительства или регистрацию по месту пребывания. Мы считаем, что этого не совсем достаточно. Дело в том, что субъект, зарегистрированный по конкретному адресу, может проживать в ином месте. В этом случае следователю или дознавателю надлежит проверить сведения о фактическом проживании подозреваемого или обвиняемого, в отношении которого принята соответ-ствующая мера пресечения, и «установить весь круг средств связи, которыми пользуется данное лицо» [13, с. 133]. Как можно видеть, формулировка «место фактического прожива-ния», выработанная правоприменительной практикой, предпочтительнее предложенной законодателем громоздкой конструкции.

В отличие от домашнего ареста, подписка о невыезде не требует постоянного присут-ствия подозреваемого или обвиняемого в жилом помещении, к которому он «прикреплен» вынесенным постановлением об избрании меры пресечения: он вправе свободно переме-щаться в пределах административно-территориального образования. Иными словами, лицо, в отношении которого избирается рассматриваемая мера пресечения, фактически не изменяет привычного образа жизни, продолжает работать, учиться и т. д.

Однако при пристальном изучении положений уголовно-процессуального закона воз-никают вопросы относительно пределов передвижения лиц, в отношении которых избрана мера пресечения в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении. Законодательная формулировка «постоянное или временное место жительства» не позволяет определить, что конкретно запрещено покидать подозреваемому или обвиняемому, которому избрана



рассматриваемая мера пресечения: дом, район, город или субъект РФ, в котором прожива-ет лицо? Даже Устав уголовного судопроизводства 1864 г. был более «конкретен», указывая в ст. 415, что «состоящие под следствием не должны отлучаться без разрешения следователя из того города или участка, где производится следствие» [8, с. 161].

В связи с этим возникает вопрос: может ли быть избрана мера пресечения в виде под-писки о невыезде и надлежащем поведении в отношении лица, проживающего в одном регионе и работающего в другом? Необходимо отметить, что ежедневная трудовая мигра-ция особенно распространена в мегаполисах. Поэтому дознаватель, следователь, суд при решении вопроса об избрании рассматриваемой меры пресечения должен выяснить место фактического проживания, место работы и прочие населенные пункты (например, место проживания лиц, находящихся на иждивении), посещение которых является неотъемлемой составляющей повседневной жизни подозреваемого, обвиняемого. Полученные сведения должны быть отражены в постановлении об избрании меры пресечения в виде подписки о невыезде, а вывод о регионе нахождения и перемещении подозреваемого на время дей-ствия меры пресечения должен быть обозначен в самой подписке о невыезде. Например, «…обязуюсь не покидать пределы Москвы и Московской области…».

Отдельного внимания заслуживает разрешение дознавателя, следователя или суда на оставление подозреваемым, обвиняемым постоянного или временного места жительства. По нашему мнению, несостоятельными представляются доводы О. П. Копыловой, что субъ-екту, в отношении которого избрана рассматриваемая мера пресечения, достаточно лишь сообщить «лицу, ответственному за производство по уголовному делу, о перемене адреса» [3, с. 49], без получения соответствующего разрешения.

Обратим внимание на то, что закон не раскрывает порядка уведомления дознавателя, следователя или суда субъектом, в отношении которого избрана мера пресечения в виде под-писки о невыезде, о необходимости покинуть постоянное или временное место жительства. Ряд авторов полагает, что порядок обращения лица, в отношении которого избрана мера пресечения в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении, за получением разре-шения для кратковременного оставления постоянного или временного места жительства, вполне может быть урегулирован нормами гл. 15 УПК РФ «Ходатайства» [6, с. 60]. Однако сроки, предусмотренные законом для рассмотрения ходатайств (напомним, в случаях, ког-да немедленное принятие решения по ходатайству, заявленному в ходе предварительного расследования, невозможно, оно должно быть разрешено не позднее 3 суток со дня его за-явления), вряд ли приемлемы при решении вопросов, связанных с оставлением постоян-ного или временного места жительства лицом, находящимся под подпиской о невыезде, особенно в экстренных ситуациях.

Из приведенного анализа можно заключить, что во избежание непроизвольных нару-шений обязательств, возложенных на лицо, в отношении которого избрана мера пресечения в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении, в УПК РФ необходимо закрепить нор-му, регламентирующую, с одной стороны, порядок уведомления дознавателя, следователя или суд о необходимости выезда за пределы региона фактического проживания, а с дру-гой – порядок выдачи разрешения лицом, вынесшим постановление об избрании данной меры пресечения, на оставление постоянного или временного места жительства на опреде-ленный период времени. Иными словами, при возникновении необходимости оставления региона фактического проживания подозреваемый, обвиняемый, в отношении которого избрана мера пресечения в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении, не позднее 24 часов до планируемого отъезда должен обратиться с соответствующим письменным хо-датайством к лицу, избравшему рассматриваемую меру пресечения, с указанием причины и срока оставления постоянного или временного места жительства, а также пункта прибы-тия. В этом случае не позднее 24 часов с момента получения такого ходатайства дознаватель или следователь должен вынести постановление (а суд – определение) об удовлетворении ходатайства либо об отказе в таковом с обязательным разъяснением мотивов принятия ре-шения, что позволит подозреваемому, обвиняемому обжаловать вынесенное постановле-ние. Думается, соответствующий порядок уведомления дознавателя, следователя или суда о необходимости отлучиться с места постоянного или временного места жительства следует отражать и в самой подписке о невыезде.

Очевидно, что применение предложенных выше мер позволит избежать нарушений рассматриваемой меры пресечения.



Литература1. Брайнин М. С. Меры процессуального принуждения в советском уголовном процессе.

Свердловск, 1953.2. Бушная Н. В. Проблемы применения мер процессуального принуждения в стадии пред-

варительного расследования: дис. … канд. юрид. наук. Волгоград, 2005.3. Копылова О. П. Меры принуждения в уголовном процессе: учеб. пособие. Тамбов: Изд-

во ТГТУ, 2011.4. Лившиц Ю. Д. Подписка о невыезде как мера пресечения уклонения от следствия и суда

// Правоведение. 1959. № 3.5. Мерецкий Н. Е. Влияние исходной информации на расследование преступлений

// Правовые, социально-гуманитарные и экономические проблемы в фокусе научных исследований: мат-лы всерос. науч-практ. конф., 11–12 ноября 2016 г. Хабаровск: Изд-во ДВГУПС, 2016.

6. Меры процессуального принуждения в досудебном производстве по уголовным делам / М. Е. Токарева [и др.]; под ред. М. Е. Токаревой. М.: Юрлитинформ, 2005.

7. Михайлов В. А. Меры пресечения в российском уголовном процессе. М.: Право и Закон, 1996.

8. Российское законодательство Х–ХХ веков. Т. 8. Судебная реформа. М.: Юрид. лит., 1991.9. Смирнов А. В., Калиновский К. Б. Комментарий к УПК РФ (постатейный). Доступ из СПС

«КонсультантПлюс».10. Ткачева Н. В. Теория и практика применения мер пресечения, не связанных с заклю-

чением под стражу: дис. … канд. юрид. наук. Челябинск, 2003.11. Цоколова О. И. Подписка о невыезде как ограничение прав личности // Проблемы пра-

воохранительной деятельности. 2015. № 1.12. Шурухнова Д. Н. Выдача, передача и водворение лиц в отношениях государств (права,

законные интересы личности и их гарантии): монография. М.: Московский ун-т МВД России, 2006.

13. Шурухнов Н. Г. Осуществление процессуальных информационно-технологических средств при производстве по уголовным делам // Правовая Россия: теория и практика: мат-лы всерос. науч. – практ. конф., 28–29 мая 2013 г. Хабаровск: Изд-во ДВГУПС, 2013.

УДК 343.1

СУД: ПОЛНОПРАВНЫЙ СУБЪЕКТ ДОКАЗЫВАНИЯ ИЛИ СТОРОННИЙ НАБЛЮДАТЕЛЬ?Татьяна Сергеевна Коваленко, проректор по научной работе Луганской академии внутренних дел им. Э. А. Дидоренко кандидат юридических наук, доцент


Целью настоящей статьи является рассмотрение концептуальных вопросов, связанных с ролью суда и его полномочиями в процессе доказывания по уголовному делу. Автор обращает внимание на дуализм роли уголовного суда в контексте дихотомии «материальная истина – юридическая истина», которая приводит к многочисленным спорам в научной среде и проблемам в правоприменительной практике. Обосновывается целесообразность пассивного участия суда в судебном доказывании во время упрощенного судопроизводства и необходимость его активной позиции при реализации публичной формы уголовного процесса.

Ключевые слова: суд; доказывание; субъекты доказывания; уголовный процесс; состязательный процесс; публичный процесс; упрощенное судопроизводство.

COURT: FULL SUBJECT OF EVIDENCE OR OUTSIDE OBSERVER?Tatiana Sergeevna Kovalenko, vice-rector for scientific work of the Lugansk Academy of Internal Affairs named after E. A. Didorenko kandidat nauk, degree in Law, Associate Professor

The purpose of this article is to review the conceptual issues related to the role of the Court and its powers in the process of proof in a criminal case. The author draws attention to the duality of the role of the criminal court in the context of the dichotomy of «material truth – the truth of law». It leads to many disputes in the scientific community

Коваленко Т. С. Суд: полноправный субъект доказывания или сторонний наблюдатель?


and the problems in law enforcement. It is expedience: passive court is feasibility during the summary trial and ac-tive court – for public forms of criminal proceedings.

Keywords: a court; a proof; a proof entities prosecuting; criminal procedure; the adversarial process; public process; simplified proceedings.

Высокая значимость процедуры доказывания по уголовному делу предопределяет необходимость ее всестороннего исследования и совершенствования. По прошествии пят-надцати лет с момента принятия Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в 2001 г. такая необходимость еще более возросла, так как нормы, регламентирующие до-казывание по уголовным делам, сегодня подвергаются справедливой критике со стороны ученых и правоприменителей, нуждаясь в серьезной доработке.

В свое время проблемам доказывания уделили свое внимание такие классики уголов-но-процессуальной науки, как А. Ф. Кони, Н. Н. Полянский, В. М. Савицкий, В. К. Случевский, М. С. Строгович, И. Я. Фойницкий. Сейчас их дело продолжают А. И. Александров, А. С. Александров, С. С. Алексеев, О. Я. Баев, Д. Н. Бахрах, М. П. Поляков, Б. В. Россинский, Н. Г. Салищева, Ю. Н. Старилов, М. С. Студеникина, И. Л. Трунов, С. А. Шейфер, А. А. Эйсман и многие другие ученые. И хотя общественные отношения, возникающие в процессе до-казывания по уголовным делам, в юридической литературе исследованы в достаточной мере, в целях дальнейшего развития процессуальных норм в соответствии с современны-ми направлениями развития институтов уголовного процесса сегодня необходимы допол-нительные научно-теоретические исследования, обращенные к субъектам доказывания по уголовному делу, ибо системный подход к их изучению позволит глубже раскрыть про-цессуальное положение и компетенцию каждого субъекта доказывания, определить его место среди других субъектов и существующие между ними взаимосвязи. В аспекте данной статьи основное внимание мы обратим на суд как один из основных субъектов доказывания в уголовном процессе.

Итак, основу уголовно-процессуальной деятельности составляет доказывание. Под данным процессом преимущественно понимают либо деятельность по собиранию, про-верке и оценке доказательств в целях установления обстоятельств дела (доказывание в ши-роком смысле), либо обоснование какого-либо утверждения, тезиса (доказывание в узком смысле) [4, c. 247–248].

В рамках данной статьи мы не ставим перед собой задачу раскрыть сущность и содер-жание уголовно-процессуального доказывания. Более интересным для нас представляется определение круга его субъектов и роль суда в процессе доказывания по уголовному делу. С этой целью схематично представим структуру субъектов доказывания в виде треугольника, в углах основания которого находятся публичные представители сторон обвинения и защиты, а верхний угол занимает суд. Аналогия с геометрической фигурой, на наш взгляд, является логичной, так как в России традиционно установление объективной (материальной) истины по делу считалось обязанностью суда, исполнению которой способствовала активная дея-тельность иных субъектов доказывания, каждый из которых осуществлял познание в рам-ках своих специфических функций и полномочий, подробно регламентируемых законом.

Однако современные новеллы уголовно-процессуального законодательства, связан-ные с развитием в УПК РФ конституционных принципов состязательности и равноправия сторон, а соответственно и с изменением роли суда в процессе доказывания в сторону умень-шения его активности, уже длительный период вызывают споры ученых, разделив их на два непримиримых лагеря. Одни (сторонники закрепления в уголовно-процессуальном законе принципа объективной истины) отстаивают идеи о том, что суд является активным субъек-том доказывания, так как именно на нем лежит обязанность по установлению фактических обстоятельств дела [9; 11; 18; 21]. Другие, напротив, приводят аргументы в пользу состяза-тельных начал уголовного процесса. И те, и другие выстраивают свою систему аргументов.

Так, например, С. А. Шейфер, анализируя понятие и цель доказывания в уголовном процессе, настаивает на том, что суд обязан исследовать все имеющиеся в деле, а также пред-ставленные сторонами доказательства, подвергнув их испытанию на относимость, допусти-мость и достоверность, отразить результаты исследования в протоколе [24, c. 65]. Развивая свою мысль, в более поздних работах автор подчеркивает: «Поскольку стороны представляют доказательства суду, а суд их исследует и фиксирует результаты исследования в протоколе судебного заседания, эту деятельность с полным основанием можно трактовать как соби-рание доказательств» [23, c. 90].



Л. Д. Кокорев также критикует тех, кто выступает за освобождение судей от обязан-ности устанавливать истину по делу. Попытки снять с суда ответственность и лишить его возможности устанавливать истину, отдав все на усмотрение сторон под флагом развития состязательности, – это, по мнению ученого, не что иное, как доведение до абсурда самой идеи состязательного начала в уголовном процессе [12, c. 66]. Схожей позиции придержива-ется И. Б. Михайловская, которая считает, что суд является таким же субъектом собирания доказательств, как дознаватель, следователь и прокурор [17].

А. А. Власов и М. Г. Власова утверждают, что суд не является сторонним наблюдателем, он продолжает оставаться субъектом доказывания в уголовном судопроизводстве с вытека-ющими отсюда последствиями [8]. Схожего мнения придерживается и А. В. Авилов, обращая внимание на то, что обязанность доказывания нельзя отождествлять с бременем доказыва-ния, а субъектов обязанности доказывания – с субъектами доказывания, так как последними являются все заинтересованные в исходе уголовного дела участники уголовного процесса, которые вправе собирать и представлять письменные документы и предметы для приоб-щения их к уголовному делу в качестве доказательств, в то время как субъекты обязанности доказывания (суд, прокурор, руководитель следственного органа, следователь, начальник подразделения дознания, дознаватель) наделены УПК РФ полномочиями по собиранию, проверке и оценке доказательств в силу их процессуальной компетенции [1].

В. И. Радченко, анализируя круг субъектов уголовно-процессуального доказывания, также выделяет среди них органы и лиц, представляющих сторону обвинения (следователь, дознаватель, прокурор), подчеркивая при этом, что суд в ходе исследования обстоятельств дела должен придерживаться активной позиции [14, c. 363].

Таким образом, на наш взгляд, мнение большинства представителей юридической науки вполне объяснимо, ведь в российском уголовном процессе на судье всегда лежал нравственный долг установления истины по делу, а попытки представить его пассивным наблюдателем соперничества между противоборствующими сторонами не соответствуют исторической правде и предназначению суда как органа правосудия.

В связи с этим следует вспомнить классиков российской уголовно-процес-суальной науки. Так, почти столетие назад А. Ф. Кони писал о том, что судья призван прилагать все силы ума и совести, знания и опыта, чтобы постигнуть житейскую и юридическую приро-ду дела, должен напрягать свои душевные силы «для отыскания истины». По его мнению, обвинитель и защитник в состязательном процессе всегда выступают помощниками судьи в исследовании истины [15, c. 39]. Позже И. Я. Фойницкий, словно развивая эту мысль, писал, что «суд уголовный может и даже обязан употребить все находящиеся в распоряжении его средства для полного разъяснения сути дела. Роль уголовного суда в процессе далеко не пас-сивная; он по своей инициативе может вызвать нужных по делу свидетелей и вытребовать доказательства; будучи раз призван к суждению по делу, он должен решить его справедли-во, на основании всего имеющегося в деле материала» [22, c. 64].

Не менее интересна позиция приверженцев построения уголовного процесса на состя-зательных началах, которые считают, что роль суда состоит преимущественно в том, чтобы правильно оценить собранные другими участниками уголовного процесса доказательства и найти оптимальное решение по делу в рамках конкретного производства.

Так, Ю. П. Боруленков отмечает, что в условиях усиления функций судебной власти при построении юридических процессов на принципе состязательности взаимодействие субъектов в сфере юридического познания, имеющих самостоятельные интересы, разные цели и располагающих разными средствами, приводит к тому, что результат их действий не может быть в полном распоряжении и под контролем одного из них [7, c. 54].

Л. И. Петрухин утверждает, что в состязательном судопроизводстве «исследование доказательств производят стороны, а судья лишь следит, чтобы при этом не нарушался про-цессуальный регламент» [19, c. 78].

Схожих взглядов придерживается и основатель новой теории доказательств в уго-ловном процессе России А. С. Александров, который утверждает, что суду надо стремиться не к тому, чтобы познать «объективную истину», а обеспечить справедливый порядок судеб-ного процесса, в его рамках найти оптимальное решение по делу [2, c. 61]. И это мнение раз-деляет целый ряд его единомышленников, таких как Н. Н. Ковтун, С. А. Грачев, В. В. Терехин, М. В. Лапатников, А. Е. Босов, А. О. Машовец, М. А. Никонов, П. С. Пастухов, И. А. Александрова, И. В. Бандорина, И. Г. Воронин, С. И. Кувычков, М. В. Лелетова, Э. Ф. Лугинец, И. И. Никитченко, Т. В. Хмельницкая, В. Н. Тангриева. Следует отметить, что эта позиция возникла не только



благодаря снятию «железного занавеса». Ее разделяли и некоторые широко известные до-революционные авторы. Например, И. В. Михайловский и Н. Н. Розин подчеркивали, что состязательному процессу (как частно-исковой процедуре) не может быть свойственно стремление к объективной истине. В данном случае можно вести речь лишь об истине юри-дической, когда вместо требования безусловного установления фактов такими, как они есть, действует «принцип доказанности обвинения» [16, c. 93; 20, с. 303].

Обратившись к действующему законодательству Российской Федерации, видим, что, согласно ст. 86 УПК РФ, собирание доказательств осуществляется в ходе уголовного судопроизводства дознавателем, следователем, прокурором и судом путем производства следственных и иных процессуальных действий, предусмотренных настоящим Кодексом. Также собирать и представлять письменные документы и предметы для приобщения их к уголовному делу в качестве доказательств имеют право подозреваемый, обвиняемый, потерпевший, гражданский истец, гражданский ответчик, их представители и защитник. То есть в деятельности по доказыванию имеют право принимать участие все заинтересован-ные в исходе дела лица (участники процесса). При этом, согласно ст. 15 УПК РФ, уголовное судопроизводство осуществляется на основе состязательности сторон, а суд не является ор-ганом уголовного преследования, не выступает на стороне обвинения или стороне защи-ты, а лишь создает необходимые условия для исполнения сторонами их процессуальных обязанностей и осуществления предоставленных им прав. Эта статья, запрещая суду высту-пать на стороне обвинения или защиты, вместе с тем требует от него обеспечения гарантий реализации процессуальной правоспособности сторон.

Как справедливо отмечает Ю. К. Якимович, в современных условиях российской дей-ствительности стороны не всегда обладают должной квалификацией и зачастую не прояв-ляют добросовестной активности в судебном следствии, потому суду приходится самому быть активным в исследовании доказательств, а если их не хватает, – то и в получении новых. Автор настаивает на необходимости предоставления суду права по собственной инициати-ве назначать не только экспертизу и истребовать документы, но и инициировать производ-ство иных, предусмотренных УПК РФ, процессуальных действий, направленных на сбор доказательств [25, с. 31–32]. При этом суд должен быть объективен и равноудален от обеих сторон процесса, тогда действия его будут направлены именно на создание необходимых условий для осуществления сторонами их процессуальных прав и обязанностей, а не на помощь одной из них.

Таким образом, законодатель постепенно переводит российский уголовный про-цесс «на одни рельсы с западным локомотивом», движущимся в направлении упрощения и ускорения судопроизводства.

Однако, даже с учетом всех нововведений, уголовный процесс России имеет ярко вы-раженный публичный характер, основной особенностью которого является стремление к до-стижению объективной истины по делу (в отличие от частно-искового производства, целью которого является вынесение решения, устраивающего обе стороны конфликта). Анализ УПК РФ красноречиво свидетельствует о том, что «между строк» законодатель допускает, а иногда и требует реализации всесторонности и объективности при производстве по уго-ловному делу (ст. 6, 7, 14, 16, 33, 73, 85–88, 97–101, 152, 154 УПК РФ и др.). Например, часть 4 ст. 7 УПК РФ гласит, что определения суда, постановления судьи, прокурора, следователя, органа дознания, начальника органа дознания, начальника подразделения дознания, дознавателя должны быть законными, обоснованными и мотивированными, а приговор суда, согласно ч. 1 ст. 297 УПК РФ, – законным, обоснованным и справедливым. В связи с этим считаем, что искусственное лишение судей определенной части полномочий в сфере доказывания в угоду развитию состязательных начал процесса приводит к усложнению установления объектив-ной истины по делу и является одним из самых острых углов реформаторской дискуссии, ибо требования объективности, всесторонности и полноты исследования обстоятельств дела, которые теория уголовно-процессуального права всегда относила к важным принципам уголовного процесса, – это и есть содержание объективной истины [3, c. 46]. Более того, эти принципы выступают природной опорой для любого цивилизованного уголовного судо-производства. Не случайно они были закреплены в Основах уголовного судопроизводства 1984 г. и УПК РСФСР 1960 г. Современный же законодатель не только не закрепил эти само-стоятельные принципы в действующем УПК РФ, но и не стал акцентировать требование об установлении истины как цели уголовно-процессуального доказывания. Тем не менее, правоприменительная практика со всей очевидностью доказывает возникновение серьез-



ных негативных последствий при игнорировании указанных принципов. В подтверждение нашей позиции приведем пример из судебной практики.

Так, 7 июня 2016 г. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации, рассмотрев в открытом судебном заседании дело по апелляционной жалобе на постановление Тюменского областного суда от 17 марта 2016 г., которым производство по уголовному делу в отношении С., обвиняемого по п. «а», «в», «е» ч. 2 ст. 105 УК РФ, было прекращено на основании п. 4 ч. 1 ст. 24 УПК РФ в связи с его смертью, признала выводы данного суда не соответствующими фактическим обстоятельствам дела, а нарушения уго-ловно-процессуального закона, допущенные органом предварительного расследования, такими, которые не могут быть устранены в стадии судебного производства.

Из материалов дела следует, что гражданин С. 12 мая 2015 г. путем поджога дома со-вершил убийство своих троих малолетних детей, при этом во время пожара погиб сам. Постановлением от 17 марта 2016 г. Тюменского областного суда производство по уголов-ному делу в отношении С. было прекращено в связи с его смертью. В апелляционной жа-лобе сын обвиняемого М. высказал несогласие с выводами суда о доказанности события преступления, указал, что его отец не совершал убийства, пожар возник не в результате его умышленных действий; дал собственную оценку доказательствам по делу, на основании которой утверждал, что суд неправильно оценил доказательства и установил фактические обстоятельства дела.

В жалобе М. также критикует заключение судебно-психиатрической экспертизы, по-скольку в распоряжение экспертов следствием не были представлены документы, достаточ-ные для решения поставленных вопросов; высказывает несогласие с выводами суда, кото-рый исключил невозможность совершения поджога иными лицами; просит постановление Тюменского областного суда от 17 марта 2016 г. о прекращении производства по уголовному делу в отношении С. по п. 4 ч. 1 ст. 24 УПК РФ в связи с его смертью отменить и прекратить производство по данному делу на основании п. 2 ч. 1 ст. 24 УПК РФ в связи с отсутствием в деянии состава преступления.

Изучив материалы дела, Судебная коллегия Верховного Суда РФ посчитала, что вы-воды Тюменского областного суда не отвечают требованиям законности и обоснованности, предусмотренным ч. 4 ст. 7 УПК РФ и ч. 1 ст. 88 УПК РФ, согласно которой каждое из доказа-тельств подлежит оценке с точки зрения относимости, допустимости и достоверности, а все собранные доказательства в совокупности – достаточности для разрешения уголовного дела. Как следует из текста постановления, суд не привел в нем мотивы, по которым посчитал выводы экспертов правильными, в то время как из содержания экспертного заключения усматриваются обстоятельства, дающие основание сомневаться в его обоснованности, так как эксперты были ограничены в возможности дать обстоятельную и широкую оценку по-ведения С. ввиду отсутствия запрошенных документов. При этом в мотивировочной части экспертного заключения отмечено, что экспертами было заявлено ходатайство о представ-лении органом расследования дополнительных документов, которые являются необходи-мыми для ответов на поставленные вопросы. Таким образом, выводы были сделаны на ос-новании неполных данных о поведении С. Указанные обстоятельства были подтверждены в судебном заседании экспертом Г. Изложенное свидетельствует о несоответствии выводов суда фактическим обстоятельствам дела, поскольку вопрос о вменяемости С. имеет значение для вывода о наличии в его действиях состава преступления и о существенном нарушении уголовно-процессуального закона, допущенном органом предварительного расследования, который по ходатайству экспертной комиссии в нарушение п. 2 ч. 2 ст. 57 УПК РФ не пре-доставил необходимую и достаточную информацию для экспертного исследования, а при наличии оснований сомневаться в обоснованности экспертного заключения о вменяемости С. составил обвинительное заключение, которое при таких обстоятельствах исключало воз-можность вынесения итогового решения судом, что предусмотрено п. 1 ч. 1 ст. 237 УПК РФ в качестве основания для возвращения уголовного дела прокурору. В связи с изложенным, учитывая, что допущенные нарушения уголовно-процессуального закона, которые Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ признала существенными, не могли быть устранены в стадии судебного производства, постановление Тюменского областного суда на основании ч. 1 ст. 389.17, п. 7 ч. 1 и ч. 3 ст. 389.20 УПК РФ было отменено, а уголовное дело возвращено прокурору *.

* Банк судебных решений. URL: http://www.vsrf.ru/stor_pdf.php?id=1448004 (дата обращения: 06.09.2016).



Как видно из данного примера, Тюменский областной суд, вынося постановление о прекращении уголовного дела в отношении гражданина С., нарушил требования всесто-ронности и объективности, а выводы его были основаны на доказательствах, собранных в объеме, недостаточном для вынесения справедливого и законного судебного акта. Именно это обстоятельство послужило основанием для отмены данного постановления Верховным Судом РФ и возвращения материалов дела прокурору. Ибо недоказанная виновность, как видно из содержания ст. 49 Конституции РФ, имеет юридически то же значение, что и до-казанная невиновность. Более того, часть 4 ст. 302 УПК РФ среди прочих оснований для по-становления оправдательного приговора предусматривает непричастность подсудимого к совершению преступления.

И. Б. Михайловская верно отмечает, что в ситуации, когда обвинению не удалось представить суду такую совокупность доказательств, которая убедила бы его в виновности обвиняемого, у него имеется только два варианта поведения: добиться соответствия своих выводов фактам объективной действительности (именно этого требует принцип матери-альной истины) либо следовать правилу, согласно которому недоказанная виновность рав-нозначна доказанной невиновности и выносить оправдательный приговор, довольствуясь истиной юридической (формальной). Автор подчеркивает, что если обвинению не удалось обосновать свои требования, стремление суда к достижению материальной истины, т. е. к установлению подлинной картины случившегося, означает принятие им на себя функ-ции уголовного преследования, которая обязывает его доделать то, что не удалось сделать органам предварительного расследования и прокурору. Однако действующий закон суще-ственно сузил возможности суда идти по первому из указанных путей, что является зако-номерным следствием отхода от розыскной модели уголовного судопроизводства, закре-пленной в УПК РСФР 1960 г. [17].

Проанализировав позиции ученых, отстаивающих диаметрально противоположные позиции относительно роли суда в процессе доказывания по уголовному делу, не можем согласиться с полумерами. Так, с одной стороны, буквальное толкование ч. 3 ст. 15 УПК РФ, согласно которой «суд не является органом уголовного преследования, не выступает на сто-роне обвинения или стороне защиты, а лишь создает необходимые условия для исполнения сторонами своих обязанностей и осуществления прав», свидетельствует о пассивной роли суда в процессе доказывания, ибо доказательства, полученные по инициативе суда, лягут на весы либо обвинения, либо защиты. С другой же стороны, все решения суда должны быть не только законными, но и обоснованными, о чем, например, говорят положения ч. 4 ст. 7 и ч. 1 ст. 297 УПК РФ. Такой дуализм роли уголовного суда в контексте дихотомии «ма-териальная истина – юридическая истина» приводит не только к многочисленным спорам в научной среде, но и к проблемам в правоприменительной практике. Приведем лишь не-которые, наиболее острые из них.

Во-первых, определенные сомнения, опирающиеся на положения доктрины уго-ловного процесса, вызывает заявленное законодателем равенство участников уголовного процесса (сторон обвинения и защиты). В первую очередь это касается сбора доказательств по делу и применения перечня оперативно-розыскных мероприятий (ст. 6 Федерального закона РФ «Об оперативно-розыскной деятельности»), таких как контроль почтовых отправ-лений, телеграфных и иных сообщений, прослушивание телефонных переговоров, снятие информации с технических каналов связи, оперативное внедрение и многие другие спосо-бы получения сведений о фактах, имеющих значение для расследования уголовного дела, на которые имеет право сторона обвинения и применение которых запрещено стороне за-щиты. Наделяя сторону обвинения широкими полномочиями по собиранию доказательств, что, несомненно, является правильным, законодатель, тем не менее, сторону защиты лишил этой возможности даже в свете заявленной им состязательности процесса. А ведь право ис-пользовать полный перечень средств доказывания является серьезным оружием в руках обвинения, даже если вспомнить о презумпции невиновности, которую в данном случае можно рассматривать лишь как щит в руках защиты.

В связи с этим определенные вопросы вызывают также случаи, когда по делу назна-чается бесплатный адвокат. Так, всем нам доподлинно известно, что безвозмездную юри-дическую помощь в подавляющем большинстве случаев оказывают начинающие специ-алисты или же те, на которых уполномоченные органы возложили такую обязанность в принудительном порядке. И никто не застрахован от того, что в первом случае защитник может выполнять свои обязанности некачественно в силу неопытности или отсутствия



соответствующих навыков работы, во втором – в силу того, что просто не считает нужным трудиться «за копейки». В то же время обвинительную позицию по делу отстаивают долж-ностные лица целого ряда государственных органов, что в достаточной степени гарантирует качественный результат их деятельности по доказыванию вины. Тем не менее, исключать бесплатную правовую помощь как конституционную гарантию защиты прав и интересов граждан (ст. 48 Конституции РФ), разумеется, нельзя. А вопросы ее качества, на наш взгляд, должны контролироваться адвокатским сообществом, которое имеет соответствующие рычаги воздействия на лиц, осуществляющих свои обязанности с нарушением требований законодательства и профессиональной этики.

Во-вторых, состязательное правосудие по логике вещей предполагает так называемый поединок двух сторон, наделенных равными процессуальными правами, но с противопо-ложными процессуальными (материально-правовыми) интересами. Однако, как видно из приведенных выше примеров, о процессуальном равноправии сторон в уголовном про-цессе, которое закреплено ч. 3 ст. 123 УПК РФ, говорить еще слишком рано, чем и объясняется весьма скромная статистика относительно оправдательных приговоров *. А ведь соблюдение этого принципа на самых ранних этапах расследования уголовных дел – одно из основных условий состязательности. Тем не менее, как верно отмечает профессор Н. А. Колоколов, на досудебных этапах движения дела указанные качества уголовного процесса отсутству-ют практически полностью [13].

Весьма сложно реализуем, на наш взгляд, также принцип уголовного процесса, за-крепленный в ст. 14 УПК РФ, согласно которому подозреваемый или обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность, а бремя доказывания его вины и опровержения доводов за-щиты лежит на стороне обвинения. К. Ф. Гуценко в этой связи отмечает, что «…в лице следова-телей и дознавателей мы получили довольно странных участников процесса, некое подобие сказочных тянитолкаев: с одной стороны, их надо бы считать «стороной обвинения», а сле-довательно, должностными лицами, единственная процессуальная обязанность которых заключается в собирании, исследовании и оценке доказательств обвинения, а с другой – они вроде бы должны осуществлять доказывание так, чтобы устанавливались все обстоятельства, подлежащие доказыванию по уголовному делу, в том числе обстоятельства не в интересах обвинения – оправдывающие либо дающие основания для освобождения от ответственности или смягчения наказания. И дело не только в совершенно необъяснимой и фантастической двойственности процессуального статуса названных должностных лиц, а главным обра-зом в том, что, хотим мы того или не хотим, она (эта двойственность) неизбежно приведет к процветанию в еще большей мере явления, именуемого «обвинительным уклоном» [10].

Очень емко по данному вопросу высказался и В. Божьев, подчеркнув, что пока отсут-ствует процессуальное равноправие сторон, субъекты, ответственные за ведение дела, совме-щают функции расследования, обвинения и разрешения дела, а прокурор – еще и надзор за исполнением законов следователями и дознавателями, отсутствует суд как орган, разре-шающий уголовное дело, и функция разрешения уголовного дела в этой стадии уголовного процесса принадлежит не суду, а органам расследования и прокурору [6].

В-третьих, в процессе уголовно-процессуального доказывания важную роль играет деятельность сотрудников уголовного розыска, следствия и прокуратуры. Качественная работа указанных лиц по установлению фактических обстоятельств дела и обеспечению суда сведениями, на основе которых в порядке, определенном Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации, суд выносит приговор, в конечном итоге способствует упрощению, удешевлению и ускорению уголовного судопроизводства, избавляя его от обя-занности проводить повторные мероприятия по доказыванию.

В аспекте данной статьи считаем необходимым сделать акцент на том, что в России (как и во Франции, Австрии, Германии, Испании, Италии и ряде других стран) уголовный процесс имеет смешанный характер, в то время как в Англии, США, Канаде и некоторых других государствах мира преобладает состязательная форма уголовного процесса. При осу-ществлении уголовного судопроизводства в соответствии с англо-американским понимани-ем состязательности последняя видится как банальный спор между сторонами обвинения и защиты, разрешаемый судом. «Следует четко осознавать, что стороны при использовании данной формы уголовного процесса еще на досудебных его этапах должны иметь равные

* Судебная статистика: в 2015 г. оправдали каждого 227-го обвиняемого. URL: pravo.ru (дата обращения: 06.09.2016).



права, суд же в этом (и только в этом!) случае может занимать пассивную позицию в про-цессе доказывания и быть ограничен в возможностях по собственной инициативе собирать доказательства», – справедливо отмечает Т. В. Апарова, и мы не можем с ней не согласиться [5, c. 71]. На наш взгляд, такая форма уголовного процесса может применяться лишь в слу-чаях, когда, согласно ст. 20 УПК РФ, уголовное преследование, включая обвинение в суде, осуществляется в частно-публичном и частном порядке.

Таким образом, последние наработки юридической науки и законодательные ини-циативы уполномоченных субъектов Российской Федерации свидетельствуют о том, что суд все более активно будет принимать участие в процессе доказывания до момента начала судебного рассмотрения (например, возрождение института следственных судей), однако после возбуждения производства по делу в судебных инстанциях его активность в процессе доказывания будет уменьшаться.

В заключение подчеркнем, что российский законодатель принял за основу англо-сак-сонскую модель уголовного процесса, где существует два вида уголовного производства: обычное и упрощенное (по делам частного обвинения и при согласии обвиняемого с предъ-явленным обвинением). Именно во время упрощенного судопроизводства считаем возмож-ным и даже целесообразным в угоду реализации состязательных начал судопроизводства свести роль суда к роли пассивного арбитра, который не участвует в сборе доказательств по делу, а лишь взвешивает те, которые собраны сторонами, и на их основании выносит со-ответствующий приговор. В этом случае доказательственный треугольник, о котором мы говорили в начале нашей статьи, предстает как бы в перевернутом виде, где два верхних угла занимают стороны обвинения и защиты, а суд оказывается снизу, что отражает его пассивность. В то же время, когда уголовное преследование осуществляется в публичном порядке, на наш взгляд, доказывание необходимо отождествлять с процессом достижения объективной истины по уголовному делу, сохранив столетиями формировавшиеся в России особенности и традиции публичного судопроизводства.

Литература1. Авилов А. В. Субъекты обязанности доказывания в уголовном процессе: дис. … канд.

юрид. наук. URL: http://www.dissercat.com/ subekt-obyazannosti-dokazyvaniya-v-golovnom-sudoproizvodstve (дата обращения: 06.09.2016).

2. Александров А. С. Доктринальная модель уголовно-процессуального доказательствен-ного права РФ и комментарии к ней. М.: Юрлитинформ, 2015.

3. Алексеев Н. С., Даев В. Г., Кокорев Л. Д. Очерк развития науки советского уголовного процесса. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1980.

4. Алексеев С. С. Проблемы теории права: курс лекций: в 2 т. Т. 2. Свердловск: Изд-во Свердловского юрид. ин-та, 1973.

5. Апарова Т. В. Суды и судебный процесс Великобритании. М.: Новая юстиция, 2006.6. Божьев В. П. Состязательность на предварительном следствии // Законность. 2004. № 1.7. Боруленков Ю. П. Юридическое познание, доказательство и доказывание (методология,

теория, практика): монография / под науч. ред. В. Н. Карташова. М.: Юрлитинформ, 2016.8. Власов А. А., Власова М. Г. Является ли суд субъектом доказывания в российском судо-

производстве? // Право и политика. 2001. № 4.9. Дорошков В. В. Объективная и формальная истина как разные формы одного явления

// Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2012. № 4 (5).10. Интервью с К. Ф. Гуценко, доктором юридических наук, профессором, заслуженным

юристом РФ, заведующим кафедрой уголовного процесса, правосудия и прокурорско-го надзора юридического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова // Законодательство. 2002. № 6.

11. Карягина О. В. Процессуальное положение суда в процессе доказывания по уголовным делам // Вестник Таганрогского института управления и экономики. 2014. № 2.

12. Кокорев Л. Д., Котов Д. П. Этика уголовного процесса: учеб. пособие. Воронеж, 1993.13. Колоколов Н. А. «Инъекции» в доказательственную массу // Новая адвокатская газе-

та. 2012. № 18. URL: http://cyberleninka.ru/article/n/ugolovno-protsessualnye-problemy-printsipa-sostyazatelnosti-v-ugolovnom-sudoproizvodstve #ixzz4DQfQHa00 (дата обра-щения: 06.09.2016).



14. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации /отв. ред. В. И. Радченко; науч. ред. В. Т. Томин, М. П. Поляков. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Юрайт, 2006.

15. Кони А. Ф. Собр. соч.: в 8 т. Т. 4. М., 1967.16. Михайловский И. В. Основные принципы организации уголовного суда. Томск: паро-

вая типо-лит. П. И. Макушина, 1905.17. Настольная книга судьи по доказыванию в уголовном процессе / сост. И. Б. Михайловская.

М.: Проспект; ТК Велби, 2008.18. Орлов Ю. К. Установление истины как цель доказывания в уголовном процессе

// Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2012. № 4 (5).19. Петрухин И. Л. Теоретические основы реформы уголовного процесса в России. Ч. 1. М.:

Проспект, 2004.20. Розин Н. Н. Уголовное судопроизводство. СПб., 1914.21. Смирнов Г. К. Восстановление в УПК РФ объективной истины как цели доказывания

// Уголовный процесс. 2012. № 4.22. Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 2 / под ред. А. В. Смирнова. СПб.:

Альфа, 1996.23. Шейфер С. А. Доказательства и доказывание по уголовным делам. М.: Норма: ИНФРА –

М, 2010.24. Шейфер С. А. О понятии и цели доказывания в уголовном процессе // Государство

и право. 1996. № 9.25. Якимович Ю. К. Участники уголовного процесса. СПб.: Юрид. центр, 2015.

УДК 343.1

СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА ОБЪЕДИНЕННЫХ АРАБСКИХ ЭМИРАТОВ И РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИИльдар Гайсович Хисматуллин, заместитель начальника кафедры Дальневосточного юридического инсти-тута МВД России кандидат юридических наук


В работе рассматриваются отдельные нормы Уголовно-процессуального кодекса Объединенных Арабских Эмиратов, обращается внимание при этом на особенности регламентации порядка производства следственных и иных процессуальных действий как на досудебном этапе, так и в ходе судебного разбирательства уголовных дел в суде. Проводится сравнительный анализ уголовно-процессуального законодательства Объединенных Арабских Эмиратов и Российской Федерации.

Ключевые слова: Генеральный прокурор; допрос; обвиняемый; распоряжение; свидетель; следователь; суд.

THE COMPARATIVE ANALYSIS CRIMINAL PROCEDURE LAW THE UNITED ARAB EMIRATES AND THE RUSSIAN FEDERATIONIldar Gaysovich Khismatullin, deputy chair head of the Far Eastern Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russia kandidat nauk, degree in Law

The paper deals with some norms of the Criminal procedure code of the United Arab Emirates, at the same time fo-cusing attention on the features regulations concerning the production of investigative and other procedural actions as pre-trial stage and during the trial of criminal cases in court. In the article makes a comparative analysis of the criminal procedural legislation of the United Arab Emirates and the Russian Federation.

Keywords: The Attorney General; the questioning; the accused; the order; the witness; the investigator; the court.

Проведенный нами анализ уголовно-процессуального законодательства Объединенных Арабских Эмиратов показывает, что на содержании его норм, безусловно, отразились осо-бенности общественно-политической жизни данной страны.

Хисматуллин И. Г. Сравнительный анализ уголовно-процессуального законодательства Объединенных Арабских Эмиратов и Российской Федерации


В рамках одной научной статьи нельзя рассмотреть все особенности законодательства, в связи с этим мы попытались раскрыть наиболее важные нормы Уголовно-процессуального кодекса Объединенных Арабских Эмиратов (далее – УПК ОАЭ) [1], которые, на наш взгляд, имеют определенные отличия от российских уголовно-процессуальных норм либо харак-теризуются положительной практикой, на которую следует обратить внимание.

Необходимо отметить, что одним из отличий уголовно-процессуального законода-тельства Объединенных Арабских Эмиратов, по сравнению с УПК РФ, является установ-ление истины по делу. В ряде статей УПК ОАЭ говорится о необходимости раскрытия или доказывания истины (ст. 43, 53, 60, 69, 72 и др.).

Правом возбуждения уголовного дела обладает только Генеральный прокурор или подчиненный ему сотрудник Генеральной прокуратуры (ст. 7, 9 УПК ОАЭ).

Предварительное расследование осуществляется следователями под руководством Генерального прокурора (ст. 31 УПК ОАЭ). При этом следователями могут быть сотрудники Генеральной прокуратуры; офицеры, унтер-офицеры и рядовые сотрудники полиции (вы-делено нами – И.Х.); офицеры, унтер-офицеры и рядовые пограничной службы и береговой охраны; офицеры паспортно-визовой службы; офицеры полиции морских и воздушных портов либо Вооруженных сил; офицеры и унтер-офицеры сил гражданской обороны; ин-спекторы муниципалитетов; инспекторы Министерства труда и общественных сил; инспек-торы Министерства здравоохранения; должностные лица, наделенные полномочиями сле-дователей согласно положениям законов, указов и действующих постановлений (ст. 33 УПК ОАЭ). Кроме того, министр юстиции по согласованию с соответствующим министром либо правоохранительными органами может назначать своим приказом некоторых служащих следователями по расследованию преступлений, которые относятся к их компетенции или связаны с их деятельностью (ст. 34 УПК ОАЭ).

Можно предположить, что в связи с отсутствием в уголовно-процессуальном законо-дательстве Объединенных Арабских Эмиратов понятия и в целом института дознания и ор-ганов дознания, вышеперечисленные следователи (исключение – сотрудники Генеральной прокуратуры) являются, полагаем, должностными лицами органа дознания, аналогично субъектам, перечисленным в ч. 1 ст. 40 УПК РФ, которые вправе, в случае необходимости, провести предварительное расследование в форме дознания. Как и для органов дознания России, для следователей Объединенных Арабских Эмиратов производство расследования не является основной функцией.

Следователи в ходе сбора доказательств вправе выслушать показания (допросить *) тех лиц, у которых имеются какие-либо сведения по фактам преступления и о тех, кто его совершил, а также допросить обвиняемого по данным фактам. Они могут обратиться за по-мощью к медицинским работникам и другим специалистам (экспертам), но не могут тре-бовать от свидетелей или экспертов принесения присяги, кроме случаев, когда существует опасность того, что в дальнейшем они не смогут выслушать (получить от них) свидетель-ские показания (ст. 40 УПК ОАЭ).

Следователь вправе приказать арестовать присутствующего обвиняемого, в отно-шении которого имеется достаточно доказательств совершения им преступления, в сле-дующих случаях: 1) при совершении тяжкого преступления; 2) по проступкам, за которые предусмотрено наказание, за исключением штрафа, в том числе, если обвиняемый нахо-дился под надзором, либо существует опасение, что он может скрыться; 3) за совершение таких преступлений, как кража, мошенничество, обман доверия, агрессивное поведение и сопротивление сотрудникам правоохранительных органов, нарушение норм обществен-ного порядка, а также общественно опасных проступков, связанных с применением ору-жия и взрывчатых веществ, а равно в состоянии алкогольного и наркотического опьянения (ст. 45 УПК ОАЭ).

При необходимости, когда в соответствии с УПК ОАЭ обвиняемого разрешается аре-стовать, следователь может его досмотреть. Досмотр обвиняемого осуществляется как путем обыска его самого, так и путем осмотра его одежды или вещей в целях обнаружения дока-зательственной информации или иных сведений, имеющих отношение к совершенному преступлению и необходимых для проведения предварительного расследования (ст. 51 УПК ОАЭ). Если обвиняемым является лицо женского пола, то досмотр должен производиться также лицом женского пола, которого назначает для этой цели следователь, после принесе-

* Здесь и далее курсивом выделен комментарий автора.



ния присяги о том, что она будет выполнять свою работу точно и правдиво. В ходе досмотра (обыска) аналогично, как и по УПК РФ, участвуют понятые, которые в данном случае назна-чаются из числа лиц женского пола (ст. 52 УПК ОАЭ).

Следователь производит обыск в жилище обвиняемого только при наличии письмен-ной санкции Генеральной прокуратуры, исключение – если обвиняемый был застигнут на месте преступления и имеются доказательства, подтверждающие, что он скрывает в своем жилище какие-либо предметы или документы, имеющие значение по делу (ст. 53 УПК ОАЭ).

Очередной особенностью уголовно-процессуального законодательства Объединенных Арабских Эмиратов является следующая практика. В случаях, когда следователем в ходе обыска были изъяты документы, запечатанные в конверт либо закрытые каким-либо иным способом, они не могут быть вскрыты следователем, о чем делается запись в протоколе обы-ска, а сами документы передаются в Генеральную прокуратуру (ст. 58 УПК ОАЭ). При этом обыск проводится (по возможности) в присутствии обвиняемого или кого-либо из назначен-ных им представителей, что не исключает присутствия двух понятых, которые, по возмож-ности, выбираются из совершеннолетних родственников либо из тех, кто живет с ним, либо из его соседей, о чем делается запись в протоколе (ст. 59 УПК ОАЭ).

Таким образом, в отличие от российского уголовно-процессуального законодатель-ства (ст. 60 УПК РФ), УПК ОАЭ допускает привлечение в качестве понятых родственников и участников уголовного судопроизводства.

Как известно, производство следственных действий, согласно УПК РФ, возлагается на следователя или дознавателя, которые самостоятельно, вне зависимости от ведомствен-ной принадлежности, составляют протоколы по результатам их проведения. Вместе с тем, согласно ст. 66 УПК ОАЭ, сотрудника Генеральной прокуратуры при проведении следствен-ных действий сопровождает один из ее делопроизводителей. При необходимости данный сотрудник может наделить этими полномочиями другое лицо после принесения послед-ним присяги. Сотрудник и делопроизводитель Генеральной прокуратуры расписываются на каждой странице протокола, который затем сдается вместе с другими документами для хранения в канцелярию делопроизводства.

В соответствии со ст. 68 УПК ОАЭ сотрудник Генеральной прокуратуры может назна-чить следователя для осуществления определенного действия или нескольких действий в рамках предварительного следствия, за исключением допроса обвиняемого, если сложив-шаяся ситуация требует предпринять одно из процессуальных действий в отношении ка-кого-либо органа власти, что выходит за пределы полномочий сотрудника. Во всех случаях лицо, назначенное для проведения следствия, обязано действовать в рамках тех полномо-чий, которыми его наделил соответствующий орган.

Полагаем, такой порядок наделения следователя полномочиями по проведению следственных действий является некоторым аналогом выполнения органом дознания пись-менных поручений следователя (дознавателя) или производства неотложных следственных действий, предусмотренных российским законодательством (ст. 38, 41, 157 УПК РФ).

При этом сотрудник Генеральной прокуратуры обязан определить круг задач данному лицу (следователю), которые требуется решить во время проведения следственных и иных процессуальных действий, а также определить перечень этих действий. Уполномоченное лицо может провести и иное процессуальное действие, связанное с производством рассле-дования, а также допросить обвиняемого в тех случаях, когда существует вероятность того, что по истечении определенного времени доказательства будут утрачены, т. е. доказать ис-тину будет невозможно (ст. 69 УПК ОАЭ).

В соответствии с уголовно-процессуальным законодательством ОАЭ следователь с со-гласия Генерального прокурора вправе изъять почтовую корреспонденцию в отделениях почты (письма, газеты, бандероли, посылки, телеграммы), а также получить санкцию на про-слушивание разговоров по проводной и беспроводной связи (ст. 75 УПК ОАЭ).

Аналогично, как и документы, изъятые следователем в ходе обыска (запечатанные в конверт либо закрытые каким-либо иным способом), изъятая корреспонденция, письма и другие документы передаются в Генеральную прокуратуру, и только ее сотрудник вправе ознакомиться с указанными документами. Если в результате их проверки будут установлены какие-либо сведения, имеющие значение для дела, он принимает решение о приобщении этих документов к материалам уголовного дела либо возвращает их владельцу, или отправ-ляет тому лицу, которому они были адресованы (ст. 76 УПК ОАЭ).

Хисматуллин И. Г. Сравнительный анализ уголовно-процессуального законодательства Объединенных Арабских Эмиратов и Российской Федерации


В качестве особенности уголовно-процессуального законодательства Объединенных Арабских Эмиратов, на наш взгляд, следует отметить смешение понятий. Так же, как и до-смотр, который отождествляется с обыском, под опросом свидетелей понимается их допрос (гл. 4 УПК ОАЭ) *.

На основании положений норм ст. 91 УПК ОАЭ можно прийти к выводу, что дееспо-собность (совершеннолетие) в Объединенных Арабских Эмиратах, в отличие от России, на-ступает с 15 лет. В связи с этим все свидетели, достигшие 15-летнего возраста, перед дачей свидетельских показаний должны принести присягу о том, что они обязуются говорить только правду и ничего, кроме правды. Допрос лиц, не достигших вышеупомянутого воз-раста, в ознакомительных целях может проводиться без присяги **.

В протоколе допроса свидетеля сотрудник и делопроизводитель Генеральной проку-ратуры заверяют своей подписью каждую страницу показаний свидетеля. Сам свидетель заверяет свои показания личной подписью либо отпечатком пальца (ст. 92 УПК ОАЭ) ***.

Лицо, которое вызвано по повестке сотрудником Генеральной прокуратуры для дачи свидетельских показаний, в случае неявки без уважительной причины, может быть задер-жано и доставлено по его распоряжению в Генеральную прокуратуру (ст. 93 УПК ОАЭ).

Необходимо отметить, что уголовно-процессуальное законодательство РФ предусма-тривает семь видов мер пресечения (заключение под стражу, домашний арест, залог, подпи-ска о невыезде и надлежащем поведении, присмотр за несовершеннолетним обвиняемым (подозреваемым), личное поручительство, наблюдение командования воинской части).

В отличие от российского законодательства, УПК ОАЭ не предусматривает какого-либо перечня мер пресечения. Нормы ст. 106–110 УПК ОАЭ определяют порядок избрания меры пресечения «содержание под стражей», а в случае, если в отношении обвиняемого приме-нялась данная мера пресечения, то он может быть освобожден под подписку (ст. 111–117 УПК ОАЭ). Последняя состоит из двух аналогичных мер пресечения, предусмотренных УПК РФ, – подписки о невыезде и залога.

К иным мерам принуждения, по аналогии с российским законодательством, можно отнести предусмотренные УПК ОАЭ (ст. 93, 101–105) задержание, привод и арест.

В статье 108 УПК РФ российский законодатель определяет порядок избрания меры пресечения «заключение под стражу» в отношении несовершеннолетних, а также катего-рию преступлений (по степени тяжести), которая должна учитываться при избрании дан-ной меры пресечения (кроме исключительных случаев, указанных в ч. 1 и 2 ст. 108 УПК РФ).

Уголовно-процессуальный кодекс Объединенных Арабских Эмиратов не предусма-тривает подобной нормы.

Согласно ст. 106 УПК ОАЭ, соблюдая положения, описанные в Законе о несовершен-нолетних и беспризорных правонарушителях, сотрудник Генеральной прокуратуры после допроса обвиняемого может вынести распоряжение (постановление) о заключении его под стражу при наличии достаточных для этого оснований и если содеянное является престу-плением или уголовно наказуемым проступком, за которое предусмотрено какое-либо наказание, кроме штрафа.

Кроме того, порядок избрания данной меры пресечения, сроки содержания обвиня-емого под стражей, в сравнении с предусмотренными УПК РФ, также разнятся.

В соответствии со ст. 110 УПК ОАЭ распоряжение о заключении обвиняемого под стра-жу выносится Генеральной прокуратурой после допроса обвиняемого на срок до 7 суток, ко-торый может быть продлен на новый срок, не превышающий 14 суток. В случае, если этого срока содержания под стражей будет недостаточно, то есть возникнет необходимость в ин-тересах следствия в продлении срока содержания обвиняемого под стражей, то Генеральная прокуратура представляет материалы одному из судей (уголовного суда) соответствующей юрисдикции для того, чтобы он после ознакомления с делом, выслушав показания обвиня-емого, вынес распоряжение (постановление) о продлении срока содержания под стражей на срок до 30 суток, который может быть вновь продлен, либо об освобождении обвиняемого под залог или без залога (ст. 110 УПК ОАЭ).

* В статьях 89–94 гл. 4 УПК ОАЭ «Опрос свидетелей» указан порядок допроса свидетелей.** Согласно ст. 56 УПК РФ, свидетель, достигший возраста 16 лет, предупреждается об уголовной ответствен-

ности по ст. 307, 308 УК РФ за отказ от дачи показаний или дачу заведомо ложных показаний.*** Уголовно-процессуальное законодательство России такой практики (заверять показания отпечатком

пальца) не предусматривает.




Необходимо отметить также определенные особенности порядка судебного произ-водства в Объединенных Арабских Эмиратах. Так, например, согласно ст. 177 УПК ОАЭ, суд может озвучить свидетельские показания, которые были даны на предварительном след-ствии либо занесены в протокол сбора доказательств или после принесения присяги, в соот-ветствии с положениями, предусмотренными ст. 40 УПК ОАЭ (в случаях, когда существует опасность того, что в дальнейшем не будет возможности выслушать (получить) свидетель-ские показания), если по какой-либо причине суд не смог выслушать показания свидетеля. Если свидетель утверждает, что не может вспомнить какой-либо из фактов случившегося, то допускается озвучить его свидетельские показания, которые он давал во время следствия, либо те, которые были занесены в протокол сбора доказательств с его слов и являются ча-стью, относящейся к данному происшествию.

Такой же порядок соблюдается и в случае несоответствия показаний свидетеля, ко-торые он давал в ходе судебного заседания, тем показаниям, которые он давал ранее (ст. 178 УПК ОАЭ).

При этом представляется необходимым обратить внимание на ряд обстоятельств.Во-первых, если проводить сравнительный анализ с уголовно-процессуальным зако-

нодательством РФ, то вышеуказанный порядок оглашения показаний свидетеля необходимо отметить в качестве положительной практики. Надо признать, что нормы ст. 56, 278 УПК РФ не предусматривают такого порядка, а, согласно ст. 281 УПК РФ, оглашение показаний сви-детеля, которые были получены ранее при производстве предварительного расследования или в ходе судебного разбирательства, допускается только в случае неявки свидетеля в суд.

На практике органы предварительного расследования России и, возможно, суды не-редко прибегают к такому оглашению («напоминанию») при производстве допроса, однако законодатель не спешит узаконить данную практику, но это, на наш взгляд, необходимо. Например, лицо от которого было получено объяснение до возбуждения уголовного дела, в дальнейшем, в большинстве случаев, при допросе в качестве свидетеля не может вспом-нить всех подробностей совершенного преступления (дата, время и др.). Следователь (до-знаватель) в такой ситуации вынужден предъявить ему заверенный подписью этого лица («свидетеля») протокол его объяснения (опроса).

В связи с этим предлагается внести соответствующие изменения в ст. 56, 278, 281 УПК РФ (по аналогии с вышеуказанной ст. 178 УПК ОАЭ).

Во-вторых, при буквальном толковании норм ст. 177 и 178 УПК ОАЭ можно предполо-жить, что показания, которые были получены от свидетеля в ходе предварительного след-ствия, и те, которые были занесены в протокол сбора доказательств с его слов, различаются. Представляется, что это два разных протокола, в отличие от протокола следственного дей-ствия – допроса свидетеля, который предусмотрен УПК РФ.

По общему правилу, согласно ст. 208 УПК ОАЭ, при вынесении приговора, суд не может руководствоваться ничем, кроме того, что было записано при проведении предваритель-ного расследования либо занесено в протокол в качестве доказательства, если только закон не предусматривает иное. Судья выносит приговор по уголовному делу на основании сло-жившейся у него убежденности и при этом не может при вынесении приговора ссылаться на какие-либо доказательства, которые не предъявлялись сторонами, присутствующими в судебном заседании (ст. 209 УПК ОАЭ).

Следует обратить внимание на тот факт, что суд в своем приговоре может изменить квалификацию преступления, совершение которого вменяется обвиняемому, а также скор-ректировать обвинение в связи с тем, что было установлено в ходе предварительного след-ствия либо судебного разбирательства. При этом судья должен довести данные изменения до обвиняемого, а также, если это потребуется, предоставить обвиняемому время для под-готовки к защите в связи с новой квалификацией содеянного или изменением обвинения. Суд также может исправить любую материальную ошибку и устранить любое упущение в формулировке обвинения, будь то в распоряжении (постановлении) о передаче дела в суд либо в документе, предписывающем явку в суд (ст. 214 УПК ОАЭ). Если в приговоре или поста-новлении обнаружена материальная ошибка, которая не была признана недействительной, то орган, который вынес приговор или постановление, исправляет эту ошибку самостоятель-но либо на основании заявления одной из сторон после вручения им повестки о явке в суд. Исправление ошибки производится без судебного разбирательства, после того как будут выслушаны показания сторон, пометка об исправлении делается на полях приговора или

Лунева А. В. Судебный контроль за соблюдением прав личности при расследовании уголовного дела


распоряжения (постановления). Данная процедура предусматривает даже корректировку фамилии, имени и отчества обвиняемого (ст. 220 УПК ОАЭ).

Полагаем, такая практика заслуживает внимания. К сожалению, российский зако-нодатель ее не предусматривает и правоприменитель (в лице судей) не допускает исправ-ления ошибок в суде.

Благодаря такой практике, в России возможно сократить количество уголовных дел, возвращенных прокурору судом, и, соответственно, обеспечить соблюдение принципа раз-умного срока уголовного судопроизводства.

Ни для кого не секрет, что суды в России при рассмотрении поступившего к ним уго-ловного дела могут вернуть его прокурору, например, по причине незначительной техниче-ской ошибки (опечатки) или отсутствия одной из предусмотренных подписей дознавателя в обвинительном акте.

В заключение следует отметить, что уголовно-процессуальное законодательство Объединенных Арабских Эмиратов обладает определенными особенностями, которые не-редко характеризуются положительно.

В связи с этим, полагаем, что отмеченные нами положительные стороны уголов-но-процессуального законодательства Объединенных Арабских Эмиратов следует учесть российскому законодателю для дальнейшего совершенствования норм УПК РФ.

Литература1. Уголовно-процессуальный кодекс Объединенных Арабских Эмиратов / пер. С. Н. Осипова.

СПб.: Юрид. центр, 2015.

УДК 343.13

СУДЕБНЫЙ КОНТРОЛЬ ЗА СОБЛЮДЕНИЕМ ПРАВ ЛИЧНОСТИ ПРИ РАССЛЕДОВАНИИ УГОЛОВНОГО ДЕЛААнна Владимировна Лунева, доцент кафедры Дальневосточного юридического института МВД России кан-дидат юридических наук


Статья посвящена исследованию судебного контроля, осуществляемого в досудебном производстве по уго-ловным делам. В работе рассматривается понятие судебного контроля, определяются его основные признаки, анализируется соотношение понятий «правосудие» и «судебный контроль», приводятся точки зрения уче-ных-процессуалистов по этому вопросу и предлагается обоснование позиции автора. Вносятся предложения по дополнению ст. 165 УПК РФ.

Ключевые слова: судебный контроль; правосудие; конституционные права; законные интересы; ходатайство; постановление суда; заключение под стражу; следственное действие.

JUDICIAL CONTROL OVER THE OBSERVANCE OF INDIVIDUAL RIGHTS IN THE INVESTIGATION OF THE CRIMINAL CASEAnna Vladimirovna Luneva, chair associate professor of the Far Eastern Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russia kandidat nauk, degree in Law

The article is devoted to judicial control in pre-trial proceedings in criminal cases. This paper examines the concept of judicial review, defined its main features, it also analyzes the relationship between the concepts «justice» and «ju-dicial control», provides the point of view of scientists processualists on this issue and the authors position vision the problem. Proposals are made to Supplement article 165 of the code of criminal procedure.

Keywords: judicial control; justice; constitutional rights; legal interests; petition; court order; detention; investiga-tive activity.

Одним из приоритетных направлений проводимой в России реформы уголовно-про-цессуального законодательства является повышение уровня обеспечения прав и законных интересов лиц, вовлеченных в уголовное судопроизводство.



Особую актуальность проблемы защиты прав и законных интересов личности приоб-ретают именно при производстве по уголовным делам, поскольку органы и должностные лица, осуществляющие предварительное расследование, являясь представителями стороны обвинения, наделены полномочиями по применению в отношении участников уголовного процесса мер процессуального принуждения, производству следственных действий, огра-ничивающих конституционные права и свободы личности [3, c. 3].

Основным гарантом охраны прав и законных интересов участников уголовного про-цесса от любых нарушений выступает институт судебного контроля. В связи с этим на су-дебные органы возлагается обязанность в процессе досудебного производства определять адекватность и оценивать законность решений и действий, принимаемых лицами, осущест-вляющими предварительное расследование по уголовному делу.

Конституция РФ (в ст. 46) провозглашает право каждого на судебную защиту его прав и свобод, в том числе путем подачи жалобы в суд на решения и действия (бездействие) органов государственной власти и должностных лиц. Производство ареста, заключение под стражу, прослушивание телефонных переговоров и просмотр почтово-телеграфной корреспонден-ции допускаются только на основании судебного решения (ст. 22, 23 и 25 Конституции РФ).

Уголовно-процессуальное законодательство, опираясь на данные конституционные положения, наряду с рассмотрением жалоб в порядке ст. 125 УПК РФ предусматривает воз-можность осуществления функций судебного контроля в досудебном производстве посред-ством придания правомерности действиям и решениям следователя, дознавателя (ч. 5 ст. 165 УПК РФ), а также принятия непосредственного решения судом о производстве следственных действий (п. 4–12 ч. 2 ст. 29 УПК РФ), об избрании меры пресечения в виде залога, домашнего ареста или заключения под стражу (п. 1 ч. 2 ст. 29 УПК РФ) и иных мер принуждения, о по-мещении подозреваемого, обвиняемого, не находящегося под стражей, в медицинскую ор-ганизацию для производства судебно-медицинской или судебно-психиатрической экспер-тизы (п. 3 ч. 2 ст. 29 УПК РФ), о возмещении имущественного вреда (п. 3.1 ч. 2 ст. 29 УПК РФ).

Институт судебного контроля был известен российскому законодательству с 60-х гг. XIX столетия. В полномочия суда тогда входила проверка законности действий полиции, прокурора и судебного следователя. Жалобу мог приносить любой участник уголовного процесса, именно им определялся предмет и пределы жалобы. Могло быть обжаловано «всякое следственное действие, нарушающее или стесняющее» права участвующих в деле лиц (ст. 491 Устава уголовного судопроизводства 1864 г.). Этот механизм судебного контроля просуществовал в российском законодательстве несколько десятилетий и был упразднен советской властью.

Уголовно-процессуальное законодательство РСФСР до 1992 г. не содержало положе-ний, регламентирующих полномочия суда по контролю за законностью действий и реше-ний органов предварительного расследования в досудебном производстве. Суд осуществлял контрольные функции только на судебных стадиях уголовного процесса по результатам уже расследованного уголовного дела. Как справедливо отмечает И. Ю. Таричко, такой контроль не влиял непосредственно на законность произведенного следователем (дознавателем) расследования по уголовному делу, поскольку мог констатировать лишь уже допущенные нарушения закона, не представляя возможности для их предупреждения [13, c. 4].

Законом от 23 мая 1992 г. № 2825–1 (Ведомости СНД РФ И ВС РФ. 1992. № 2. Ст. 1389) в УПК РСФСР были введены нормы – статья 220.1, которая регламентировала право на об-жалование в суд ареста или продления срока содержания под стражей, и статья 220.2, кото-рая предписывала порядок проведения судебной проверки законности и обоснованности ареста или продления срока заключения под стражу.

В настоящее время осуществление судебного контроля на досудебных стадиях явля-ется одним из актуальных вопросов, исследуемых юридической наукой и правопримени-тельной практикой.

Однако, по мнению значительной части ученых-процессуалистов, механизм приня-тия судом решений в досудебном производстве до настоящего времени так и не стал эффек-тивным гарантом законности и справедливости при расследовании уголовных дел [1, c. 4; 5, c. 14; 18, c. 147]. Это подтверждается и данными правоприменительной практики. В 2013 г. 1 195 человек были незаконно задержаны и арестованы, причем часть из них незаконно со-держалась под стражей в течение нескольких лет [17].

В 2016 г. в суды поступило 8 252 (2015 г. – 8 109, в 2014 г. – 7 680) уголовных дела, окончен-ных с нарушением сроков, предусмотренных УПК РФ. Число лиц, необоснованно обвинен-



ных в 2016 г., составило 3 739 человек (в 2015 г. – 4 658, в 2014 г. – 5 167); число лиц, в отношении которых уголовные дела возвращены прокурору, – 12 639 (в 2015 г. – 12 057, в 2014 г. – 12 481) *.

Изучение судебной практики и научных трудов по проблемам осуществления судеб-ного контроля за предварительным расследованием показало, что в досудебном производ-стве по уголовным делам встречаются ошибки, причиняющие вред интересам обвиняемых (подозреваемых), потерпевших, а также нарушающие права иных участников уголовного процесса. Причиной такого положения являются не только недостатки в деятельности орга-нов и должностных лиц, ведущих производство по уголовному делу, но и несовершенство отдельных положений уголовно-процессуального закона, в том числе в части реализации судом контрольных функций над досудебным производством [10, c. 5].

Изложенное свидетельствует о необходимости исследования полномочий суда по кон-тролю над досудебным производством, в частности, по принятию решения о производстве следственных действий, применению мер принуждения, проверке действий (бездействия) должностных лиц, производящих расследование, выявлению проблем реализации данной функции суда в целях обеспечения защиты прав и законных интересов лиц, вовлеченных в уголовное судопроизводство.

В настоящее время одним из дискуссионных вопросов остается понятие судебного контроля. По мнению Н. Н. Ковтуна, под судебным контролем следует понимать систему предусмотренных уголовно-процессуальным законом средств, призванных обеспечить реализацию судом конституционных функций судебной власти, что должно исключить незаконное и необоснованное ограничение прав личности в уголовном процессе, обеспе-чить восстановление этих прав в случае их нарушения, а также компенсировать их сред-ствами права [6, c. 14].

С точки зрения Н. А. Колоколова, судебный контроль – это особый, самостоятельный, хотя и не выходящий за рамки уголовного судопроизводства, вид судебной деятельности, направленный на обеспечение прав, свобод человека и гражданина, а равно их защиту и не-замедлительное восстановление в случае, если у заинтересованных лиц возникли основа-ния полагать, что их права и свободы органом дознания, дознавателем, следователем либо прокурором нарушены, а законные интересы – проигнорированы [8, c. 11].

По мнению В. И. Безрядина, судебный контроль – это уголовно-процессуальная дея-тельность суда, направленная на обеспечение соблюдения в уголовном судопроизводстве конституционных прав и свобод участников процесса, недопущение их нарушения, восста-новление незаконно и (или) необоснованно нарушенных конституционных прав, позволя-ющая своевременно выявить и устранить следственные ошибки органов предварительного расследования [14, c. 241].

На наш взгляд, наиболее точно судебный контроль в досудебном производстве опре-деляет П. А. Луценко – как направление деятельности суда в уголовном процессе, пред-ставляющее собой совокупность предусмотренных законом полномочий по защите (вос-становлению) конституционных прав и свобод участников уголовного судопроизводства посредством принятия промежуточных судебных решений [10, c. 9].

В данном определении наиболее полно отражены основные признаки, характери-зующие судебный контроль в досудебном производстве. К ним относятся контрольные полномочия суда, которые реализуются: во-первых, только в рамках уголовно-процессу-ального закона, во-вторых, в форме судебного заседания, в-третьих, только по инициативе участников уголовного процесса, в-четвертых, в целях защиты и восстановления их прав и законных интересов, в-пятых, посредством вынесения процессуального решения, обяза-тельного для исполнения.

Говоря о судебном контроле, нельзя обойти вниманием проблемный вопрос, вызы-вающий разногласия среди ученых и практиков, – считать ли контрольную деятельность суда за досудебным производством правосудием или нет?!

Например, В. П. Божьев относит правосудие к функции судебной власти, а судебный контроль – лишь к виду реализации судебной власти [11, c. 42].

Аналогичное мнение высказывает О. В. Химичева, которая относит контроль суда за за-конностью и обоснованностью решений и действий в досудебном производстве к вспомога-тельной функции правосудия, необходимой для его эффективного осуществления [16, c. 21].

* Официальный сайт Судебного департамента при Верховном Суде РФ. URL://www.cdep.ru/ (дата обраще-ния: 20.02.2017).



Т. З. Зинатуллин полагает, что правосудие – это процессуальная деятельность судов первой и последующих инстанций, а все остальные функции находятся за рамками право-судия по уголовным делам [4, c. 13].

Его поддерживает С. В. Романов, который высказывается против того, чтобы относить судебный контроль к правосудию, аргументируя свою позицию тем, что в досудебном про-изводстве судебный контроль направлен на дачу правовой оценки промежуточным реше-ниям, принимаемым следователем (дознавателем), тогда как правосудие имеет своим на-значением принятие итогового решения по уголовному делу [12, c. 18].

Однако такие ученые-процессуалисты, как В. А. Лазарева, Н. Н. Ковтун, Р. В. Ярцев и другие, убеждены в том, что судебный контроль, осуществляемый в досудебном произ-водстве, является формой правосудия.

Так, В. А. Лазарева полагает, что судебная власть в форме правосудия осуществляет единую для всех видов судопроизводства функцию разрешения социальных конфликтов правового характера, а все формы судебного контроля охватываются понятием правосудия [9, c. 23].

Н. Н. Ковтун и Р. В. Ярцев, доказывая точку зрения о том, что судебный контроль яв-ляется разновидностью правосудия, выделили такие их общие признаки, как общая цель, обеспечение законности принятых решений, пояснив, что, разрешая дело по существу или реализуя свои полномочия по разрешению спора сторон, суд защищает (обеспечивает), вос-станавливает либо компенсирует благо одной из сторон, гарантирует законность и справед-ливость в обществе, а это и есть правосудие [7, c. 37].

Уяснение вопроса о том, является ли судебный контроль за досудебным производ-ством правосудием или нет, имеет огромное значение в правоприменительной практике при определении подследственности. Так, согласно пп. «б» п. 1 ч. 2 ст. 150 УПК РФ, уголовные дела о преступлениях, совершенных судьями в связи с их профессиональной деятельно-стью (под которой понимается осуществление правосудия согласно ч. 3 ст. 1 Федерального закона от 26 июня 1992 г. № 3132-ФЗ «О статусе судей в РФ»), подследственны следователям Следственного комитета РФ. Если же преступление не связано с осуществлением судьей правосудия, тогда подследственность определяется по предметному признаку.

Кроме того, законодательное закрепление какой-либо из вышеуказанных позиций по вопросу признания судебного контроля правосудием или нет позволит урегулировать механизм осуществления судебного контроля в досудебном производстве по уголовным делам. В настоящее время высказываются различные мнения о необходимости внесения изменений в нормы УПК РФ, регламентирующие порядок проведения судебного заседания в рамках реализации контрольной деятельности суда в досудебных стадиях уголовного про-цесса в целях приведения их в соответствие с общими условиями судебного разбирательства (непосредственность и устность, гласность, равенство прав сторон и др.).

Попробуем разобраться в данном вопросе и высказать свое мнение по обозначенной проблеме.

Подтверждением того, что судебный контроль в досудебном производстве является разновидностью правосудия, могут служить формы его осуществления. Одной из форм яв-ляется рассмотрение в открытом судебном заседании ходатайств следователей (с согласия руководителя следственного органа) и дознавателей (с согласия прокурора) об избрании меры пресечения (заключение под стражу, домашний арест, залог) и продлении срока за-держания, содержания под стражей, домашнего ареста. Такие ходатайства рассматриваются в течение восьми часов с момента поступления единолично судьей районного суда по месту производства предварительного расследования или по месту задержания лица, подозрева-емого в совершении преступления. При этом на судебном заседании обязательно должны присутствовать подозреваемый (обвиняемый), его защитник, если он участвует в деле, а также прокурор, а правом присутствия наделены законный представитель несовершеннолетнего подозреваемого (обвиняемого), руководитель следственного органа, следователь, дознава-тель. По окончании судебного заседания по рассматриваемому ходатайству судья выносит постановление о принятом решении.

В то же время, возвращаясь к процессуальному порядку применения судом рассма-триваемых мер принуждения, отметим, что, несмотря на строго установленную УПК РФ процедуру их применения, сочетающую в себе все виды контроля (ведомственный, судеб-ный) и надзора (прокурорский), а также рекомендации Пленума Верховного Суда РФ, в су-



дебно-следственной практике имеют место ошибки при избрании такой меры пресечения, как заключение под стражу.

Количество поступивших в суды Хабаровского края ходатайств об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу увеличилось с 1 178 в 2014 г. до 1 640 в 2015 г. В 90 % случаев эти ходатайства были удовлетворены. При этом суды не всегда обсуждали возмож-ность применения в отношении подозреваемых и обвиняемых иной, менее строгой меры пресечения. В некоторых случаях выявлены факты удовлетворения ходатайств без учета обстоятельств, указанных в ст. 97, 99 УПК РФ, что в последующем явилось причиной отмены судебного решения. Например, апелляционным постановлением судебной коллегии по уго-ловным делам Хабаровского краевого суда было отменено постановление Индустриального районного суда г. Хабаровска об избрании в отношении В., обвиняемого в совершении пре-ступления, предусмотренного п. «а» ч. 3 ст. 158 УК РФ, меры пресечения – заключение под стражу. Причиной отмены послужил тот факт, что в ходатайстве следователя не содержа-лось убедительных доводов, свидетельствующих, что только изоляция от общества сможет обеспечить должное поведение обвиняемого, а также его явку в органы предварительного следствия и суда. Кроме того, судом не были приняты во внимание данные о личности В., который не был судим, положительно характеризовался на работе, имел постоянное место жительства и малолетнего ребенка на иждивении [2, c. 13].

По этому поводу в юридической литературе высказывается мнение о необходимости в целях улучшения качества реализации судебного контроля, а также обеспечения состяза-тельности сторон в досудебном производстве предусмотреть в уголовно-процессуальном законе возможность подозреваемого (обвиняемого) и его защитника (ов) знакомиться с ма-териалами уголовного дела, предоставляемыми суду в обоснование ходатайства об избра-нии меры пресечения – заключение под стражу, а также участие потерпевшего в судебном заседании при рассмотрении вопроса о применении заключения под стражу обвиняемого (подозреваемого) [10, c. 19].

С одной стороны, возможность участия в судебном заседании всех заинтересованных лиц как нельзя лучше будет соответствовать назначению уголовного судопроизводства – за-щите прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, и лич-ности – от незаконного и необоснованного ограничения прав и свобод. Также будут в полной мере реализованы принципы состязательности и равенства прав сторон.

С другой стороны, процедура применения рассматриваемой меры пресечения, строго регламентированная УПК РФ, и так достаточно сложна, проводится в максимально сжатые сроки. При условии предоставления материалов уголовного дела обвиняемому (подозрева-емому) и их защитнику для ознакомления придется увеличить сроки рассмотрения судом ходатайств об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу, а это на практике может вызвать весьма негативное последствие – затягивание срока на ознакомление, как сейчас это происходит при ознакомлении с материалами уголовного дела при окончании расследования. В то же время Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2013 г. № 41 «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога» в п. 26 содержит разъяснение, что если при решении вопроса будет заявлено ходатайство об ознакомлении с материалами, на ос-новании которых принимается решение, судья не вправе отказать лицу (его защитнику, законному представителю, представителю или потерпевшему) в удовлетворении такого ходатайства. Такое ознакомление проводится в разумные сроки.

Данная формулировка, устанавливающая «разумные сроки» * для ознакомления, а не конкретные временные рамки, которые может определить судья, ведущий судебное заседание, еще раз подтверждает высказанное выше предположение о возможности затя-гивания срока ознакомления, поскольку в интересах обвиняемого (подозреваемого) – как можно дольше оставаться на свободе.

Сказанное позволяет сделать вывод о том, что такое расширение прав участников со стороны защиты в досудебном производстве осуществляется в ущерб проводимому по уголовному делу расследованию, поскольку лишает судью возможности своевременно избрать и применить необходимую меру пресечения – заключение под стражу.

* Разумный срок уголовного судопроизводства – оценочное понятие, в уголовно-процессуальном законе отсутствует его четкое определение.



При решении вопроса о заключении обвиняемого (подозреваемого) под стражу участие в судебном заседании потерпевшего вообще представляется нецелесообразным, поскольку его мнение никак не может отразиться на решении, принятом судьей в рамках рассмотре-ния ходатайства о заключении обвиняемого (подозреваемого) под стражу. Решение судьи не может зависеть от мнения кого-либо из участвующих в судебном заседании лиц и должно основываться только на нормах УПК РФ, а именно на ст. 97, 99, 108, 109 УПК РФ, с учетом реко-мендаций, данных в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2013 г. № 41 «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога» *. Тем более, что с принятием решения, согласно ч. 8 ст. 108 УПК РФ, потерпевшему направляется постановление судьи, которое он вправе обжа-ловать в апелляционном порядке (ч. 11 ст. 108 УПК РФ).

Еще одной формой судебного контроля в досудебном производстве является предо-ставление судом следователю (дознавателю) разрешения на производство следственных действий, ограничивающих конституционные права и свободы граждан. Так, согласно ст. 25 Конституции РФ, жилище неприкосновенно, поэтому проникать в жилище против воли проживающих в нем лиц допускается только на основании судебного решения. Кроме того, каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени, тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений, ограничение которых возможно также только по постановлению суда.

Судебный порядок получения следователем (дознавателем) разрешения на произ-водство следственных действий, указанных в ч. 4 ст. 29 УПК РФ, определен в ст. 165 УПК РФ. В действующей в настоящее время редакции указанной нормы прописаны сразу несколько самостоятельных процедур получения судебного разрешения на производство следственных действий, ограничивающих конституционные права лиц, вовлеченных в уголовный процесс.

Общий порядок описан в ч. 1–2 ст. 165 УПК РФ. Следователь с согласия руководителя следственного органа, а дознаватель с согласия прокурора обращаются с ходатайством о про-изводстве следственного действия в суд по месту производства предварительного расследо-вания или производства следственного действия. Судья единолично рассматривает данное ходатайство в течение 24 часов с момента его поступления в суд. В судебном заседании мо-гут присутствовать прокурор, следователь или дознаватель. Участие иных лиц, вовлечен-ных в уголовное судопроизводство, в таком судебном заседании законом не предусмотре-но. Итогом рассмотрения ходатайства является постановление судьи о разрешении либо об отказе в производстве следственного действия с обязательным указанием мотива отказа.

В исключительных случаях, когда производство следственных действий, указанных в ч. 5 ст. 165 УПК РФ, не терпит отлагательства, они могут быть проведены без судебного ре-шения по постановлению следователя (дознавателя). При этом в течение 3 суток с момен-та начала производства такого следственного действия следователь (дознаватель) обязан уведомить судью и прокурора о его производстве, приложив к уведомлению копии поста-новления и протокола о производстве следственного действия. В течение 24 часов с момента получения копий этих процессуальных документов судья должен проверить обоснован-ность произведенного следственного действия и вынести постановление о его законности или незаконности.

Устанавливая данные процедуры, законодатель допустил ряд неточностей, которые негативно влияют на эффективность деятельности суда при рассмотрении ходатайств о про-изводстве следственных действий, ограничивающих конституционные права граждан. В УПК РФ отсутствуют критерии, которыми должен руководствоваться судья при принятии решения о производстве таких следственных действий. Рассматривая, например, ходатай-ство о проведении обыска в жилище, судья должен установить, имеются ли основания для его производства, то есть достаточные данные полагать, что в каком-либо месте или у како-го-либо лица могут находиться объекты (лица, трупы), имеющие значение для уголовного дела (ч. 1, 16 ст. 182 УПК РФ). В то же время уголовно-процессуальное законодательство не дает

* Согласно п. 13 данного постановления, рассматривая ходатайство об избрании в качестве меры пресе-чения заключение под стражу, суд должен выяснить, приложены ли к нему копии материалов уголовного дела, имеются ли иные материалы, свидетельствующие о причастности лица к преступлению, а также данные, под-тверждающие необходимость избрания в отношении лица заключения под стражу и невозможность избрания иной, более мягкой, меры пресечения.



определения «достаточным данным», предлагая правоприменителю самостоятельно уста-новить, что должно входить в содержание этого оценочного понятия, требуя при этом, чтобы постановление судьи было законным, обоснованным и мотивированным (ч. 4 ст. 7 УПК РФ).

Оценивая, скажем, постановление о возбуждении ходатайства о производстве обыска в жилище, судья должен не только проверить соблюдение процессуального порядка долж-ностными лицами, осуществляющими расследование, но и проанализировать материалы уголовного дела, на основании которых можно вынести законное и обоснованное решение.

Иное, полагает Р. В. Ярцев, означало бы формальный подход, т. е. констатацию судом факта соответствия (несоответствия) таких решений закону, без исследования обстоятельств, послуживших основанием к их принятию по существу. Нельзя прийти к выводу о законно-сти решения без проверки фактических данных, на которых оно основано [15, c. 468].

При отсутствии законодательного урегулирования на помощь всегда приходит пра-воприменительная практика, которая вырабатывает критерии обоснованности, законно-сти и справедливости, позволяющие гарантировать достижение целей предварительного расследования и соблюдение прав и законных интересов граждан. В связи с этим к поста-новлению о возбуждении ходатайства перед судом о проведении следственного действия, ограничивающего права и свободы человека и гражданина, должны прилагаться копии (ксерокопии) таких материалов уголовного дела, как постановление о возбуждении уголов-ного дела (о принятии к своему производству; о производстве предварительного следствия группой следователей; о производстве дознания группой дознавателей), а также процессу-альных документов (протоколы допросов потерпевшего, свидетеля, подозреваемого; про-токолы очной ставки, проверки показаний на месте, опознания, заключений эксперта и др.) и документов непроцессуального характера (полученных в результате оперативно-розыск-ной деятельности), дающих судье возможность принять обоснованное решение [8, c. 61–63].

Поэтому представляется целесообразным внести в ст. 165 УПК РФ дополнение, пред-усматривающее обязанность должностного лица, осуществляющего предварительное расследование, к ходатайству о производстве следственного действия, ограничивающего конституционные права личности, прилагать хорошего качества копии вышеуказанных документов.

Подводя итог сказанному, исследовав механизм судебного контроля, осуществляе-мый в форме проведения судебных заседаний при получении разрешения на применение меры пресечения и при получении согласия на производство следственных действий, огра-ничивающих основные конституционные права личности, можно сделать вывод, что в этих процедурах в основном учитываются принципы и условия, предъявляемые уголовно-про-цессуальным законом (гл. 2, 35 УПК РФ) к проведению судебного заседания. Однако в обеих рассмотренных формах судебного контроля ограничивается право конкретных участников уголовного процесса присутствовать в судебном заседании (в первой – потерпевшего, во вто-рой – участников стороны защиты, потерпевшего). При получении разрешения на производ-ство следственного действия судебное заседание всегда проводится в закрытой форме, при «узком круге» участников (только с участием должностных лиц, представляющих сторону обвинения), что, на наш взгляд, справедливо, поскольку обусловлено производственной необходимостью – сохранением в тайне факта производства следственного действия, его внезапностью. Полагаем, эти ограничения вполне обоснованы, поскольку обусловлены осо-бенностями осуществления судебного контроля в досудебных стадиях уголовного процесса.

Таким образом, описанный порядок судебного заседания, проводимого в досудебном производстве, который в общих чертах соответствует аналогичному порядку судебного заседания, проводимому при рассмотрении уголовного дела по существу, дает основания полагать, что контрольные функции суда, реализуемые в досудебном производстве в целях защиты и восстановления нарушенных прав участников уголовного процесса, являются правосудием. Подтверждением этого являются положения ст. 4 Федерального конститу-ционного закона от 2 февраля 2011 г. № 1-ФКЗ «О судах общей юрисдикции в Российской Федерации», регламентирующей, что суды общей юрисдикции осуществляют правосудие, разрешая споры и рассматривая дела посредством уголовного судопроизводства, а также п. 50 ст. 5 УПК РФ, где судебное заседание определяется как процессуальная форма осу-ществления правосудия в ходе досудебного и судебного производства по уголовному делу.

Высказываясь подобным образом, мы разделяем точку зрения ученых (В. А. Лазарева, Н. Н. Ковтун, Р. В. Ярцев и др.), полагающих, что судебный контроль в досудебном производ-стве следует отождествлять с правосудием.



Литература1. Барова М. А. Уголовно-процессуальный механизм вынесения судебных решений в до-

судебном производстве: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2014.2. Волков К. А. Рассмотрение судами ходатайств об избрании меры пресечения в виде за-

ключения под стражу (по материалам судебной практики Хабаровского края) // Сборник мат-лов межрегион. науч. – практ. конф., 31 марта 2016 г. Хабаровск, 2016.

3. Гуджабидзе Г. А. Обеспечение прав и законных интересов личности в досудебном производстве по уголовным делам (сравнительно-правовое исследование по законо-дательству Российской Федерации и иных государств – членов СНГ): автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2015.

4. Зинатуллин Т. З. Осуществление правосудия – функция российского уголовного про-цесса // Российский судья. 2001. № 6.

5. Ковтун Н. Н. О предрешенности внутреннего убеждения судей в судебно-контрольных производствах и стадиях уголовного судопроизводства России: вопрос тактики или стратегии судебной проверки // Научные труды Московской академии экономики и права. 2009. Вып. 24.

6. Ковтун Н. Н. Судебный контроль в уголовном судопроизводстве России. Н. Новгород, 2002.7. Ковтун Н. Н., Ярцев Р. В. Судебный контроль за законностью и обоснованностью дей-

ствий и решений должностных лиц, осуществляющих уголовное судопроизводство в России (гл. 16 УПК РФ): учеб. – практ. пособие. 2-е изд., доп. и изм. Н. Новгород, 2008.

8. Колоколов Н. А. Методика проведения основных судебно-контрольных действий в ста-дии предварительного расследования. М., 2004.

9. Лазарева В. А. Судебная власть. Судебная защита. Судебный контроль: понятие и соот-ношение: лекции-очерки. Самара, 2000.

10. Луценко П. А. Судебный контроль в досудебных стадиях уголовного процесса в Российской Федерации: автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2014.

11. Правоохранительные органы Российской Федерации / под ред. В. П. Божьева. М., 1996.12. Романов С. В. Понятие, система и взаимодействие процессуальных функций в россий-

ском уголовном судопроизводстве: автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2007.13. Таричко И. Ю. Функция судебного контроля в российском уголовном процессе: авто-

реф. дис. … канд. юрид. наук. Омск, 2004.14. Уголовно-процессуальное право (уголовный процесс): учебник / под ред. Э. К. Кутуева.

СПб., 2016.15. Уголовный процесс: проблемные лекции / под ред. В. Т. Томина, И. А. Зинченко. М., 2013.16. Химичева О. В. Концептуальные основы процессуального контроля и надзора на досу-

дебных стадиях уголовного судопроизводства: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. М., 2004.17. Чайка Ю. Я. О состоянии законности и правопорядка в 2013 году и о проделанной рабо-

те по их укреплению: доклад на заседании Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации. URL: http://genproc.gov/ru/genprokuror/ (дата обращения: 20.01.2015).

18. Чеботарева И. Ю. Уголовно-процессуальная функция контроля в иерархической системе иных конкурирующих функций, осуществляемых должностными лицами государ-ственных органов в досудебном производстве: дис. … канд. юрид. наук. Челябинск, 2016.

Федорова И. А. Нужна ли отечественному уголовному процессу стадия возбуждения уголовного дела?


УДК 343.13

НУЖНА ЛИ ОТЕЧЕСТВЕННОМУ УГОЛОВНОМУ ПРОЦЕССУ СТАДИЯ ВОЗБУЖДЕНИЯ УГОЛОВНОГО ДЕЛА?Ирина Андреевна Федорова, адъюнкт Уральского юридического института МВД России


В статье анализируются мнения ученых-процессуалистов по проблеме автономности стадии возбуждения уголовного дела в российском уголовном процессе, отстаивается и аргументируется позиция сохранения самостоятельной стадии возбуждения уголовного дела.

Ключевые слова: возбуждение уголовного дела; стадия; розыскной тип уголовного процесса.

WHETHER THE STAGE OF INITIATION OF LEGAL PROCEEDINGS IS NECESSARY TO DOMESTIC CRIMINAL TRIAL?Irina Andreevna Fedorova, post graduate of the Ural Law Institute of the Ministry of the Interior of Russia

In article opinions of scientists on a problem of autonomy of a stage of initiation of legal proceedings in the Russian criminal trial are analyzed, the position of preservation of an independent stage of initiation of legal proceedings is defended and reasoned.

Keywords: initiation of legal proceedings; stage; search type of criminal trial.

Стадия возбуждения уголовного дела является первоначальной стадией отечественного уголовного процесса и самым противоречивым его институтом. Значительные изменения, внесенные в УПК РФ в марте 2013 г., касающиеся этапа доследственной проверки, показали, что законодатель не имеет ясного представления о месте стадии возбуждения уголовного дела в системе российского уголовного процесса и, как следствие, не придает должного зна-чения познавательной деятельности при проверке сообщений о преступлениях.

Если обратиться к истории развития отечественного уголовного судопроизводства, то можно проследить тенденцию постепенного обособления и укрепления возбуждения уголовного дела в качестве самостоятельного этапа уголовного процесса. Но на протяжении длительного времени ученые не могут прийти к единому мнению – «быть или не быть» ста-дии возбуждения уголовного дела в системе уголовного судопроизводства России.

В теории уголовного процесса самостоятельность указанной стадии не рассматрива-лась вплоть до конца 60-х гг. XX в. Многие ученые отстаивали досоветскую конструкцию, полагая, что возбуждение уголовного дела является не чем иным, как первоначальным этапом предварительного расследования [8, с. 145; 19]. Впервые иное мнение было высказа-но одним из создателей УПК РСФСР М. С. Строговичем: «Возбуждение уголовного дела есть начальная стадия уголовного процесса. Процессуально-правовое значение возбуждения уголовного дела заключается в том, что оно служит правовым основанием для производства всех дальнейших процессуальных действий по расследованию и разрешению уголовного дела» [21, с. 251].

Сейчас вопросу наличия стадии возбуждения уголовного дела в уголовном процессе России уделяется большое внимание. Это связано прежде всего с построением правового го-сударства и переходом уголовного судопроизводства в русло состязательности.

Анализ юридической литературы свидетельствует о том, что значительное количество ученых считают стадию возбуждения уголовного дела самостоятельным этапом уголовного процесса [3; 18; 22, с. 349; 24, с. 17]. Однако на страницах научных изданий активно обсужда-ется вопрос о перспективах существования рассматриваемого этапа как стадии процесса. Мнения сводятся в основном к двум позициям: упразднение стадии и сохранение автоном-ного положения стадии возбуждения уголовного дела в отечественном уголовном процессе.

Сторонники радикальных изменений считают, что проверочная деятельность в ста-дии возбуждения уголовного дела должна быть исключена из сферы уголовно-процессу-альных правоотношений. По мнению Ю. В. Деришева, «стадия возбуждения уголовного дела, будучи своеобразным «реликтом социалистической законности», если и не отмирает,



то по крайней мере серьезно трансформируется» [14, с. 34]. Б. Я. Гаврилов также предлагает исключить из уголовно-процессуального законодательства России нормы, регулирующие возбуждение и отказ в возбуждении уголовного дела [10, с. 18].

Отстаивая свою позицию, ученые-процессуалисты приводят обширный комплекс доводов в пользу устранения стадии. Так, Б. Я. Гаврилов, апеллируя к историческим фак-там, настаивает на упразднении стадии возбуждения уголовного дела, аргументируя свою точку зрения тем, что дореволюционное законодательство, а также первые советские УПК не содержали в себе норм о возбуждении уголовного дела, а производство по делу начина-лось с заявления о преступлении (ст. 303 УУС) [9]. По мнению А. П. Кругликова, возвращение к истокам будет иметь позитивную социальную значимость, так как лицом, приводящим в действие механизм уголовного преследования, будет гражданин, а не государство [17].

На наш взгляд, указанные аргументы не совсем достаточны. Если обратиться к тексту Устава уголовного судопроизводства 1864 г., а точнее к норме ст. 253 разд. 2 гл. 1 «О предвари-тельном следствии», то мы увидим, что в тех случаях, когда «признаки преступления сом-нительны, полиция, прежде чем сообщить о нем по принадлежности, обязана проводить дознание посредством розысков, словесными расспросами и негласным наблюдением». В комментарии к данной норме И. Я. Фойницкий указывал: «Под розысками, предусмо-тренными ст. 254 УУС, подразумеваются все вообще меры удостоверения в искомом про-исшествии. Некоторые из них называются самим законом, именно словесные расспросы и негласное наблюдение, но помимо того к розыскам могут быть отнесены осмотры местно-сти, осмотры потерпевшего и всякого рода осмотры, даже при участии экспертов, меры для отыскания и охранения таких предметов, для определения виновника и его нахождения. Таковы исследования вещей, оставленных на месте преступления вероятным виновником, сношения с иными полицейскими установлениями, обходы ночлежных приютов и т. п.» [23, с. 363]. Анализируя положения Устава, а также комментарии именитых процессуали-стов, с учетом действующего законодательства и практики его применения, можно заклю-чить, что «полицейское дознание» того времени и предварительная проверка сообщения о преступлении сейчас – фактически одна и та же деятельность.

Еще одним веским аргументом приверженцев позиции упразднения стадии воз-буждения уголовного дела являются примеры уголовно-процессуального законодатель-ства таких стран, как Украина и Казахстан, УПК которых не содержат норм о возбуждении уголовного дела. Нельзя не согласиться с тем, что необходимо учитывать опыт других го-сударств при совершенствовании законодательства, но это не значит, что ему нужно слепо следовать. За небольшой период действия рассматриваемых нормативно-правовых актов в Украине и Казахстане приобретен относительно небольшой опыт практической реализа-ции совершенно новой системы уголовного судопроизводства, который не позволяет нам сделать однозначный вывод.

По этому поводу А.Ф. и В. В. Волынские указывали на необходимость более подроб-ного анализа не столько содержательной части ныне действующего УПК Украины, сколько опыта его применения и результатов реализации новой концепции уголовного судопроиз-водства [6]. Кроме того, сложившаяся сейчас в Украине обстановка показывает, что столь поспешное изменение законодательства в 2012 г. связано не с чем иным, как с переходом на евростандарты.

Несмотря на то, что, согласно ч. 2 ст. 214 УПК Украины [1], досудебное расследова-ние начинается с момента внесения заявления, сообщения о совершенном преступлении в Единый реестр досудебных расследований, фактически в украинском уголовном процессе сохранилась формализованная доследственная проверка (то, что ранее называлось стадией возбуждения уголовного дела). Об этом свидетельствуют не только нормы УПК Украины (ст. 60, ч. 8 ст. 95, ст. 110, 214, 303 и др.), но и предписания ведомственных нормативных актов, регулирующих порядок принятия и регистрации заявлений и сообщений о преступлени-ях. Таким образом, по некоторым видам преступлений доследственная проверка сохрани-лась, она имеет свои временные рамки и определенный круг процессуальных действий, урегулированные ведомственными инструкциями, но теперь ее не называют отдельной стадией процесса.

Четырехлетний опыт применения нового УПК Украины показывает, что то, от чего так пытались уйти путем упразднения стадии, так и не получилось, измененная процедура досудебного производства, наоборот, увеличила количество уголовных дел. П. А. Скобликов по этому поводу высказал суждение о том, что «благодаря» этим новшествам правоприме-



нители начнут в значительной мере укрывать заявления от учета либо будут расценивать зарегистрированные факты не как заявления о преступлении, а в ином качестве, и пробле-ма в таком случае останется, хотя и примет другие формы [20].

Подобная ситуация сложилась и в Грузии, которая приняла в 2010 г. новый Уголовно-процессуальный кодекс, который полностью перестроил уголовное судопроизводство на со-стязательную модель. По мнению профессора Л. В. Головко, именно это привело к полному разрушению уголовного процесса в Грузии, а следовательно, и к «институциональной ката-строфе» власти [11, с. 14].

Из вышесказанного можно сделать вывод, что ссылка на опыт «передовых» стран в ча-сти упразднения стадии возбуждения уголовного дела не может быть воспринята в качестве основной и решающей. Каждая страна и люди в ней уникальны, и поэтому бездумно пере-нимать чужую правовую культуру нецелесообразно. Как правильно заметил В. Н. Григорьев, «в России уже более века существует система уголовного судопроизводства, в которой тра-диционно выделяется стадия возбуждения уголовного дела как одна из важных гарантий защиты личности от необоснованного применения мер уголовно-процессуального при-нуждения» [12, с. 133].

Нельзя оставить без внимания тот факт, что еще один аргумент сторонников ликви-дации стадии возбуждения уголовного дела о «бесполезности» материалов доследственной проверки опровергнут на законодательном уровне. В Федеральном законе от 4 марта 2013 г. № 23-ФЗ «О внесении изменения в статьи 62 и 303 Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» предусмотрены дополнения в ст. 144 УПК РФ, которые закрепляют доказательственное значение сведений, полученных в ходе проверки сообщения о преступлении (ч. 1.2 ст. 144 УПК РФ).

Вторая позиция основывается на признании стадии возбуждения уголовного дела обязательным элементом уголовного процесса России. Благодаря именно этой стадии на-чинает движение вся машина уголовного судопроизводства, создается правовая основа для дальнейших процессуальных действий. Именно этап возбуждения дела является своеобраз-ной границей, которая отделяет граждан от сферы применения мер уголовно-процессуаль-ного принуждения [15].

В своем исследовании Н. В. Жогин и Ф. Н. Фаткуллин показывали, что наличие норм, регулирующих стадию возбуждения уголовного дела, вносит определенность в возникшие на первоначальном этапе уголовно-процессуальной деятельности отношения, исключает возможность произвола и беззакония правоприменителей, обеспечивая защиту прав и за-конных интересов граждан [16, с. 30]. О том, что своевременное возбуждение уголовного дела дает возможность потерпевшим защитить свои права и интересы в суде, указывает Л. А. Воскобитова [7].

Проанализировав аргументы «за» и «против», можно прийти к выводу о наибольшей обоснованности суждений сторонников сохранения стадии возбуждения дела. Институт возбуждения уголовного дела именно в виде самостоятельной стадии прочно закрепился в сознании правоприменителей и граждан как устоявшийся элемент теории уголовного процесса. Поэтому к его ликвидации не готовы ни государство, ни общество. По результатам проведенного среди сотрудников правоохранительных органов анкетирования, лишь 10 % респондентов поддержали упразднение стадии возбуждения уголовного дела, ссылаясь на то, что ее наличие затягивает расследование, остальные же 90 % не готовы отказаться от та-кого института. По мнению большинства практических работников, стадия возбуждения уголовного дела выступает неотъемлемым атрибутом российского уголовного процесса, является гарантом недопущения применения мер уголовно-процессуального принуждения.

А. А. Давлетов и Л. А. Кравчук считают, что стадия возбуждения уголовного дела яв-ляется одной из важнейших частей, обеспечивающих эффективность не только досудеб-ного производства, но и всей уголовно-процессуальной деятельности, и отказ от нее нару-шит «естественный порядок» уголовного процесса [13]. Этого же мнения придерживается А. Д. Бойков, говоря о том, что исключение из Кодекса любой нормы, имеющей принципи-альное значение, влечет цепную реакцию: ломается система отрасли, институты и нормы теряют органические связи, резко снижается эффективность правового регулирования, а значит – эффективность борьбы с преступностью [4, с. 119].

Если согласиться с мнением, что возбуждение уголовного дела не что иное, как пер-воначальный этап единого досудебного производства, то началом предварительного рассле-дования следует считать принятие заявления или сообщения о преступлении. Тем самым



снимается запрет проводить следственные действия до вынесения акта о возбуждении уголовного дела, а значит возможно применять и меры принуждения. А самое главное, исчисление сроков предварительного расследования необходимо будет производить с мо-мента поступления заявления, а не с момента вынесения постановления о возбуждении уголовного дела. Такая конструкция не только свидетельствует о возможном нарушении прав граждан на первоначальном этапе расследования, но и не согласуется с розыскным типом нашего уголовного процесса.

Еще один немаловажный аспект состоит в том, что реформа по упразднению стадии потребует больших финансовых затрат. По прогнозам А. Г. Волеводза, такое реформирова-ние будет стоить около половины расходов госбюджета страны, и это должны понимать те, кто «предлагает и научно обосновывает возможное упразднение стадии возбуждения уго-ловного дела и готов продвигать эту авантюру на законотворческом уровне» [5].

Отказаться от института возбуждения уголовного дела в настоящее время не пред-ставляется возможным и по ряду объективных причин, обусловленных прежде всего неста-бильностью экономической, политической и социальной сфер жизни российского общества. Думаем, что в настоящее время система уголовного судопроизводства не может подвергаться кардинальным изменениям и стадия возбуждения уголовного дела должна быть сохране-на. Она является неким гарантом правильной работы уголовно-процессуальной системы в целом и уголовно-процессуального механизма рассмотрения сообщений о преступлении в частности. Наличие отлаженного этапа доследственной проверки обеспечивает быстрое реагирование на информацию, не допускает нарушений конституционных прав и свобод граждан применением к ним мер принуждения.

Считаем необходимым отметить мнение Конституционного Суда РФ по данному во-просу: возбуждение уголовного дела является начальной самостоятельной стадией уголовного процесса, актом возбуждения уголовного дела создаются правовые основания для последу-ющих процессуальных решений органа дознания, предварительного следствия и суда [2].

На сегодняшний день законодатель уже наметил перспективы реформирования ста-дии возбуждения уголовного дела – дальнейшее регулирование деятельности по рассмотре-нию сообщений о преступлении в целях повышения степени и гарантии защищенности прав лиц, вовлеченных в сферу уголовного процесса. Внесенные Федеральным законом от 4 марта 2013 г. № 23-ФЗ изменения затронули концептуальные положения доследствен-ной проверки, был расширен перечень процессуальных и следственных действий; впервые в стадии возбуждения уголовного дела закреплены некоторые гарантии прав участников уголовного процесса; придана доказательственная сила сведениям, полученным в ходе проверки сообщения о преступлении. Все эти изменения свидетельствуют о планомерном продвижении законодателя в направлении улучшения качества доследственной проверки, увеличения познавательных средств в стадии возбуждения уголовного дела, что, в свою очередь, обеспечивает возможность сбора необходимой доказательственной информации.

Проведя анализ точек зрения ученых-процессуалистов, необходимо сделать вывод о том, что для обеспечения наибольшей эффективности уголовного судопроизводства стадию возбуждения уголовного дела нужно сохранить как обязательную и необходимую первую стадию уголовного судопроизводства, но не в том виде, в котором она существует сегодня. Это, в частности, объясняется тем, что стадия возбуждения уголовного дела ментально-и-сторически является неотъемлемым элементом отечественного уголовного судопроизвод-ства. Кроме того, возбуждение уголовного дела в качестве самостоятельной стадии является необходимым в тех системах уголовного процесса, в которых детально регламентированы особый порядок, процессуальная форма и продолжительность расследования, способы соби-рания и фиксации доказательств. К таковым относится уголовный процесс России. Значение данной стадии неизменно велико. Прежде всего, она обеспечивает своевременное реагиро-вание компетентных государственных органов (должностных лиц) «на каждый случай со-вершения преступления и принятия всех необходимых мер к пресечению преступления, а также выявлению лиц, виновных в его совершении», в то же время «предотвращает не-нужное расследование обстоятельств, которые не содержат признаков преступлений» [23, с. 6]. Именно на этом этапе идет отграничение административных правонарушений, граж-данско-правовых деликтов, несчастных случаев и тому подобного от уголовно наказуемых деяний. Именно здесь определяется дальнейшая судьба уголовного дела, и пока российское общество ни в лице правоохранительных органов, ни в лице простого обывателя не готово отказаться от такого важного этапа уголовного процесса.



Литература1. Уголовно-процессуальный кодекс Украины: закон от 13 апреля 2012 г. № 4651-VI (не-

офиц. пер. на рус. яз. выполнен преподавателями кафедр Донецкого юридического института МВД Украины). URL: http://www.iuaj.net/node/1099.

2. По делу о проверке конституционности отдельных положений УПК РСФСР, регулиру-ющих полномочия суда по возбуждению уголовного дела в связи с жалобой гражданки И. П. Смирновой и запросом Верховного Суда РФ: постановление Конституционного Суда РФ от 14 января 2000 г // Собрание законодательства РФ. 2000. № 5. Ст. 611.

3. Багаутдинов Ф. Н. Возбуждение уголовного дела по УПК РФ: проблемы публичных и личных интересов // Прокурорская и следственная практика. 2002. № 3–4.

4. Бойков А. Д. Третья власть в России. Кн. 2. Продолжение реформ. М.: Юрлитинформ, 2002.5. Волеводз А. Г. Упразднение стадии возбуждения уголовного дела: цена вопроса

// Уголовный процесс. 2014. № 1.6. Волынский А. Ф., Волынский В. В. Новый УПК Украины: ответ на вызовы современной

преступности или…? // Российский следователь. 2013. № 5.7. Воскобитова Л. А. Возбуждение и прекращение уголовного дела: анализ следственной

практики // Уголовное судопроизводство. 2010. № 2.8. Вышинский А. Я. Курс уголовного процесса. М., 1927.9. Гаврилов Б. Я. Реалии и мифы возбуждения уголовного дела // Уголовное судопроиз-

водство. 2010. № 2.10. Гаврилов Б. Я. Современное уголовно-процессуальное законодательство и реалии его

правоприменения // Российский следователь. 2010. № 15.11. Головко Л. В. Архетипы досудебного производства, возможные перспективы развития

отечественного предварительного следствия // Уголовное судопроизводство. 2014. № 2.12. Григорьев В. Н. О концепции возбуждения уголовного дела // Проблемы технико-кри-

миналистического обеспечения раскрытия и расследования преступлений. М., 1994.13. Давлетов А. А., Кравчук Л. А. Стадия возбуждения уголовного дела – обязательный

этап современного отечественного уголовного процесса // Российский юридический журнал. 2010. № 6.

14. Деришев Ю. В. Стадия возбуждения уголовного дела – реликт «социалистической за-конности» // Российская юстиция. 2003. № 8.

15. Дикарев И. С. Стадия возбуждения уголовного дела – причина неоправданных проблем расследования // Российская юстиция. 2011. № 11.

16. Жогин Н. В., Фаткуллин Ф Н. Возбуждение уголовного дела. М.: Госюриздат, 1961.17. Кругликов А. П. Нужна ли стадия возбуждения уголовного дела в современном уголов-

ном процессе России? // Российская юстиция. 2011. № 6.18. Манова Н. С., Францифоров Ю. В. Проблемные аспекты стадии возбуждения уголовно-

го дела по новому УПК РФ // Российский судья. 2003. № 5.19. Полянский Н. Н. Очерк развития советского уголовного процесса. М., 1960.20. Скобликов П. А. Выступление 3 октября 2012 г. в Национальном исследовательском

университете «Высшая школа экономики» на «круглом столе» «Российская полиция: вчера, сегодня завтра». URL: http://www.crimpravo.ru/blog/2095.html.

21. Строгович М. С. Уголовный процесс: учебник. М., 1946.22. Уголовно-процессуальное право Российской Федерации: учебник / отв. ред.

П. А. Лупинская. М., 2003.23. Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 2. СПб.: Сенатская типография,

1910.24. Химичева Г. П. Досудебное производство по уголовным делам: концепция совершенство-

вания уголовно-процессуальной деятельности: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. М., 2003.


УДК 343.21

УГОЛОВНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЕ СУДЕБНОЙ ВЛАСТЬЮВиктор Николаевич Борков, профессор кафедры Омской академии МВД России доктор юридических наук, доцент


В статье вынесение судьей заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта характе-ризуется как специальный вид злоупотребления должностными полномочиями, совершенного лицом, за-нимающим государственную должность Российской Федерации или субъекта Федерации. Автор обращает внимание на несоразмерность наказания, предусмотренного за вынесение судьей заведомо неправосудного приговора, с санкцией общей нормы, предлагает критерии отграничения преступления, предусмотренного ст. 305 УК РФ, от служебного подлога и от соучастия в хищении.

Ключевые слова: судебная власть; вынесение судьей заведомо неправосудного приговора; злоупотребление должностными полномочиями; служебный подлог.

CRIMINAL LIABILITY FOR ABUSE JUDICIAL AUTHORITIESViktor Nikolaevich Borkov, chair professor of the Omsk Academy of the Ministry of the Interior of Russia Doctor of Law, Associate Professor

In the article the imposition of a judge knowingly unjust verdict, decision or other judicial act is characterized as a spe-cial kind of abuse of power committed by a person holding a public office of the Russian Federation or the Federation. The author draws attention to the disproportion between the punishment provided for the imposition of a judge knowingly unjust verdict, with the sanction of the general rule, offers criteria for distinguishing a crime under Art. 305 of the Criminal Code, from forgery and from complicity in the theft.

Keywords: judiciary; the imposition of a judge knowingly unjust verdict; abuse of office; forgery.

Рассуждая о будущем Российского государства, И. А. Ильин писал: «Русский суд при-зван быть правым, справедливым, милостивым, скорым и равным. Русский судья, всегда укрепляя себя в Законе Божьем, ведает в решениях своих два источника: закон Российского государства и свое светское правосознание. Он не может ни кривить душой, ни угрожать предержащим властям» [3, с. 461]. Следует согласиться с И. А. Ильиным и в том, что «…судья, лишенный государственного смысла или патриотизма, одержимый злою волею, своекоры-стием или классовым интересом, не чувствующий права, не верящий в назначение и силу государства и не сознающий своей ответственности, безвольный или трусливый, будет всегда истинным бедствием для своего союза, ибо деятельность его подрывает самое важное в по-литической жизни – веру в право и волю к государственному единению» [4].

Судебная власть занимает особое место в системе государственного устройства. Она призвана защитить конституционные права и свободы граждан, обеспечить разрешение возникающих в обществе конфликтов на основе права и осуществить правовой контроль за деятельностью всех субъектов общественной жизни. Наряду с организационными и ма-


Борков В. Н. Уголовная ответственность за злоупотребление судебной властью


териально-техническими мерами укрепления судебной власти нельзя недооценивать роль уголовно-правовых средств охраны общественных отношений в сфере судопроизводства. Эффективность предупреждения преступлений судей во многом определяется правиль-ным пониманием содержания соответствующего уголовно-правового запрета, уяснением его соотношения с другими посягательствами должностных лиц.

Статья 305 УК РФ предусматривает ответственность за вынесение судьей (судьями) заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта. Описанные в ней посягательства разрушают саму сущность судопроизводства, они превращают суд из «органа правды» в орган беззакония. Нарушение судьей долга службы обладает высокой степенью общественной опасности, так как суды по ряду направлений выступают в качестве послед-него рубежа защиты прав граждан.

Учитывая изложенное, не вполне точным является отнесение Л. В. Лобановой престу-пления, предусмотренного ст. 305 УК РФ, к посягательствам на познавательно-применитель-ную деятельность суда [9, с. 130]. Признавая в качестве объекта посягательства судьи его же собственную деятельность, мы лишаем факт разрушения таких общественных отношений объективных критериев общественной опасности. Думаем, индикатором преступного на-рушения субъектом отношений в сфере судопроизводства будет нарушение правоохраня-емых интересов личности, общества или государства.

Президиум Верховного Суда РФ дал заключение о наличии признаков преступления, предусмотренного ст. 305 УК РФ, в действиях председателя районного суда И., который, не проводя судебного заседания, вынес постановление о приостановлении производства по гражданскому делу. Как отмечается в определении, принимая такое решение, «…судья продлил действие обеспечительных мер, необоснованно избранных им же, и тем самым существенно нарушил права ответчика» *.

«Отступление судей в своей деятельности от прямого исполнения закона становится преступлением в случае, если оно существенно нарушает права и свободы граждан…» – в об-щем правильно комментирует приведенное судебное решение Т. О. Кошаева. Однако далее автор добавляет: «…либо интересы правосудия в целом» [7]. Вряд ли возможно примени-тельно к конкретному посягательству судьи говорить о каких-либо абстрактных интересах правосудия, они всегда непосредственно увязаны со вполне определенными интересами вовлеченных в судопроизводство субъектов.

Статья 305 УК РФ применяется редко: предусмотренное в ней преступление непросто выявить, еще труднее изобличить виновного. Отчасти это объясняется сложностью уяснения содержания соответствующего состава, неоднозначной интерпретацией практическими работниками и учеными его признаков. Уголовно-правовой запрет на вынесение заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта становится более понятным при взгляде на него как на состав, описывающий должностное преступление. При этом важ-но определить его место в системе норм о посягательствах должностных лиц.

Преступление, предусмотренное ст. 305 УК РФ, выступает в качестве специального вида злоупотребления должностными полномочиями. Об этом свидетельствуют, во-первых, специальный субъект – должностное лицо, которым, безусловно, является судья; во-вторых, объективная сторона посягательства, состоящая в незаконном использовании полномочий при осуществлении правосудия. Некоторым исследователям соотношение преступлений, предусмотренных ст. 285 и 305 УК РФ, как общей и специальной нормы, не представляется абсолютным и прямолинейным. С точки зрения А. В. Галаховой, не любое судейское злоу-потребление следует квалифицировать по ст. 305 УК РФ, «поскольку названные судебные акты (приговоры, решения, определения, постановления) по своему характеру весьма раз-личны, предметом данного преступления могут являться лишь такие из них, где по суще-ству решаются вопросы, в связи с которыми возникло уголовное, гражданское или адми-нистративное дело. Такие же определения, как, например, о порядке допроса свидетелей, переносе судебного заседания, не решают дела по существу и, следовательно, – делает вывод А. В. Галахова, – не могут причинить вреда охраняемому объекту и быть предметом рассма-триваемого преступления» [2, с. 143]. Получается, что если заведомо незаконное судебное решение не определяет судьбу дела, то нужно вменять общую норму и квалифицировать действия судьи как злоупотребление должностными полномочиями.

* Бюллетень Верховного Суда РФ. 2005. № 7. С. 12.



Такую же позицию занимает Л. В. Лобанова: «Что же касается судебных актов, не опре-деляющих судьбу дела, но противоречащих закону, то их вынесение должно рассматри-ваться в зависимости от ситуации либо как приготовление к совершению преступления, предусмотренного комментируемой статьей, либо в некоторых случаях как преступление против интересов службы в государственных органах» [6].

Подобный подход порождает парадоксальную ситуацию, когда вынесение незакон-ного судебного акта, разрешающего дело по существу, мы будем квалифицировать по ч. 1 ст. 305 УК РФ (наказание в виде лишения свободы до четырех лет), а вынесение неправо-судных промежуточных судебных решений – по ч. 2 ст. 285 УК РФ (до семи лет). Напомним, часть 2 ст. 285 УК РФ предусматривает ответственность за злоупотребление должностными полномочиями, совершенное лицом, занимающим государственную должность Российской Федерации, или лицом, занимающим государственную должность субъекта Федерации. Именно к этим категориям должностных лиц относятся федеральные и мировые судьи.

Полагаем, что законодатель недооценил общественную опасность посягательств, предусмотренных ч. 1 ст. 305 УК РФ, определив их как преступления средней тяжести. Практика показывает, что существенный вред интересам участников судопроизводства может причинить не только злоупотребление при рассмотрении уголовных, гражданских и арбитражных дел по существу, но и незаконное принятие иных решений. Положение, в соответствии с которым посягательства, предусмотренные специальной нормой (ч. 1 ст. 305 УК РФ), отнесены к категории средней тяжести, а предусмотренные общей (ч. 2 ст. 285 УК РФ) – к тяжким, является недостатком системы должностных преступлений. Его следу-ет устранить, определив за вынесение заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта наказание до семи лет лишения свободы. Такое изменение сделает реальным предупредительный акцент, который подразумевал законодатель, вводя специ-альную норму (ст. 305 УК РФ).

Состав преступления, описанный в ст. 305 УК РФ, по конструкции формальный. По тек-сту закона, основания ответственности за вынесение судьей (судьями) заведомо неправосуд-ных приговора, решения или иного судебного акта не связываются с наступлением каких бы то ни было последствий. При этом было бы ошибкой полагать, что «общественно опасные последствия преступления, предусмотренного ст. 305 УК РФ, как правило, сопряжены с при-чинением потерпевшему или его близким морального вреда» [8, с. 34]. Любое решение судьи создает юридические последствия для других, порождает права или освобождает от обя-занностей физических или юридических лиц. Сущность властных судейских полномочий состоит в способности оказывать управляющее воздействие на общественные отношения.

Федеральные и мировые судьи занимают государственные должности Российской Федерации и ее субъектов, т. е. представляют одну из ветвей государственной власти непо-средственно. Практика свидетельствует о том, что вред, причиняемый незаконным долж-ностным поведением судей, как правило, существенный, потому что по незначительным вопросам граждане и юридические лица в суд не обращаются. При совершении преступле-ния, предусмотренного ст. 305 УК РФ, часто причиняется имущественный ущерб, незаконно перераспределяется движимое и недвижимое имущество.

Так, кассационная коллегия Верховного Суда РФ оставила без изменения заключе-ние о наличии в действиях судьи Г. признаков состава преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 305 УК РФ. В определении приводятся данные о том, что Г. приняла к своему произ-водству фиктивные исковые заявления, при подготовке дел к судебному разбирательству не уточнила обстоятельств, имеющих значение для правильного разрешения дел, не уста-новила необходимые доказательства, подлежащие представлению в суд, не опросила ни ис-тцов ни ответчика по существу заявленных ими требований. Вынесенные судьей Г. заведо-мо незаконные решения повлекли неправомерное завладение семью муниципальными квартирами гражданами, уголовное дело в отношении которых было уже расследовано *.

Как было показано выше, вынесение заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта представляет собой злоупотребление судьей имеющимися у него полномочиями. Правильное определение места исследуемого посягательства в системе должностных преступлений открывает путь к пониманию его общественной опасности и механизму причинения вреда. Нам представляется, что правильное по форме, но незакон-ное по сути судебное решение, перераспределяющее имущество, гораздо опаснее хищения,

* Определение Верховного Суда РФ от 6 февраля 2008 г. № 89-о07–1. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».



так как посягательство совершает лицо, которое призвано стоять на страже правопорядка. При этом особый способ преступления состоит в использовании судейских полномочий, предназначение которых заключается в урегулировании социальных конфликтов.

Вообще, при разграничении двух основных общих видов умышленных посягательств должностных лиц следует учитывать, что в должностном злоупотреблении использование полномочий, существенно нарушающее интересы личности, общества и государства, харак-теризует способ преступления, избираемый виновным и состоящий в принятии решений, имеющих юридические последствия для других. Субъект, превышающий свои полномочия, таким образом реализовать преступное намерение не может, так как использовать права и обязанности способен только тот, кто ими обладает. Исполнитель должностного превыше-ния использует обстановку своей причастности к осуществлению государственных функций, позволяющую ему присваивать полномочия другого должностного лица, коллегиального органа, облегчающую и повышающую опасность физического, психического воздействия на потерпевших. Поэтому преступления, предусмотренные ст. 285 и 286 УК РФ, отличаются тем, что при квалификации злоупотребления исследуется обоснованность принимаемого субъектом властного решения, а при квалификации превышения устанавливается отсут-ствие у виновного должностных полномочий на совершение действий, которые повлекли указанные в УК РФ последствия. Кроме того, сложно представить ситуацию, когда бы судья принимал явно, очевидно для окружающих выходящее за пределы его полномочий неза-конное решение.

А. Ю. Карташов, напротив, считает, что преступление, предусмотренное ст. 305 УК РФ, выступает в качестве специального вида превышения должностных полномочий и вы-ражается в совершении таких действий, которые никто и ни при каких обстоятельствах не вправе совершать. Ни один судья не вправе выносить неправосудный судебный акт, по-ясняет А. Ю. Карташов [5, с. 13–14]. К сожалению, исследователь использовал разъяснение Верховного Суда РФ в отрыве от контекста. Высшая судебная инстанция разъяснила, что при злоупотреблении должностное лицо незаконно, вопреки интересам службы, использует предоставленные ему законом права и полномочия, а при превышении совершает действия, явно выходящие за пределы его служебной компетенции [1]. Очевидно, что судьи уполно-мочены выносить приговоры, судебные акты и принимать иные решения.

Например, в компетенции суда находится решение вопроса о возможности условно-до-срочного освобождения от отбывания наказания (ст. 79 УК РФ). Уголовный закон определяет ряд условий, при которых может быть применено условно-досрочное освобождение. Но даже самое грубое нарушение судьей таких условий не может быть охарактеризовано как превы-шение должностных полномочий, он злоупотребляет имеющимися у него правами. Так, «…судья М. вынес постановления об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания Г. и Д. Данные решения им вынесены с грубыми нарушениями уголовно-процессуального закона. В соответствии с ч. 4 ст. 397 УПК РФ и ст. 79 УК РФ вопросы об условно-досрочном освобождении от наказания подлежат рассмотрению судом только к осужденным, отбы-вающим наказание по вступившим в законную силу приговорам. Приговор Воронежского областного суда… в отношении Г. и Д. на момент рассмотрения ходатайства … в законную силу не вступил. По процессуальному положению эти лица осужденными не являлись и наказание не отбывали. Судья М. вынес постановления в отсутствие предусмотренной ч. 2 ст. 175 УИК РФ характеристики осужденных, а также заключения администрации исправи-тельного учреждения о целесообразности применения условно-досрочного освобождения» *.

Следует отличать вынесение заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта от других преступлений. Так, Судебная коллегия Верховного Суда РФ согла-силась с заключением о наличии в действиях судьи К. признаков составов преступлений, предусмотренных ст. 305 и 292 УК РФ. Судья районного суда К., как установлено в опреде-лении, «вынес заведомо неправосудные решения по 38 гражданским делам о взыскании с Правительства Российской Федерации более 635 млн руб. в пользу фиктивных истцов, затем изготовил и выдал по ним неустановленному лицу подложные исполнительные ли-сты, поступившие в службу судебных приставов. При этом фиктивные однотипные исковые заявления были не оплачены государственной пошлиной. Установлено, что ни один из ука-занных в заявлениях истцов не был опрошен и о «заявленных ими» исках ничего не знал».

* Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 13 апреля 2005 г. № 121п05пр. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».



Отметим, вопрос об уголовном преследовании судьи К. возник в связи с расследова-нием уголовного дела, которое было возбуждено по факту мошенничества. А исполнитель-ные листы, изготовленные К., послужили средством совершения данного преступления. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что в действительности в суд с иском никто не обращался и фактически правосудия К. не осуществлял. «Судья К., – отмечается в опре-делении, – принял к своему производству не оплаченные государственной пошлиной од-нотипные фиктивные исковые заявления 6354 граждан, не проживавших в г. Шимановске Амурской области, исполненные на бланках, изготовленных с помощью компьютерной техники, с рукописными записями фамилий, имен, отчеств истцов и марок автомобилей. При подготовке дел к судебному разбирательству им не опрошен ни один из истцов по су-ществу заявленных ими требований, ответчиков – по обстоятельствам дела. Им одновре-менно рассматривалось от 2 до 5 гражданских дел в отсутствие истцов и ответчиков и без направления им извещений о времени и месте судебного заседания». Судья «…изготовил и выдал неустановленному лицу подложные исполнительные листы, поступившие в служ-бу судебных приставов Центрального административного округа г. Москвы, по которым со счета Главного управления Федерального казначейства Минфина России незаконно взы-сканы и получены неустановленными лицами денежные средства в сумме 635 302 039 руб. Действиями судьи К. причинен существенный вред интересам общества и государства…» *.

Изложенные обстоятельства убедительно свидетельствуют о том, что К. правосудия не осуществлял, а использовал имеющееся у него должностное положение для фальсифи-кации исполнительных документов, т. е. совершил служебный подлог. Кроме того, в дей-ствиях К. содержатся признаки пособничества мошенничеству, совершенному в особо крупном размере.

Следственным комитетом как мошенничество, совершенное группой лиц в особо крупном размере (ч. 4 ст. 159 УК РФ), были квалифицированы действия судьи Б., которая вступила в сговор с другими участниками преступления с целью хищения из бюджета Российской Федерации денежных средств под предлогом выплаты компенсаций гражданам, подвергшимся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской атомной электростанции и аварии на производственном объединении «Маяк» **.

Важным свойством злоупотребления должностными полномочиями, в том числе и по осуществлению правосудия, является наличие реальных общественных отношений, которые нуждаются в управляющем воздействии, чего не было установлено по делу о фаль-сификации подложных исполнительных листов судьей К. Подобным образом, например, участковый уполномоченный Д. в целях создания видимости повышения показателей своей служебной деятельности «…составил подложные протоколы и постановления об ад-министративных правонарушениях и направил данные протоколы и постановления для рассмотрения их по существу». В протоколах участковый описывал административные правонарушения, которых в действительности не было, и указывал паспортные данные, иногда неверные, известных ему лиц. Органы предварительного следствия квалифициро-вали действия виновного как служебный подлог ***.

Квалификация действий судьи по признакам преступления, предусмотренного ст. 305 УК РФ, возможна только в случае установления осознания им неправомерности выносимого приговора, решения или иного судебного акта. Вопросы судейского усмотрения и оценки доказательств «по внутреннему убеждению», «руководствуясь при этом законом и совестью» (ч. 1 ст. 17 УПК РФ), были всегда достаточно сложными. О привлечении судьи к ответствен-ности за халатность вообще говорить не приходиться. Видимо, дело в традиции. Так, в со-ответствии со ст. 19 Судебника 1497 г. «О неправомерном разбирательстве дела» решение, вынесенное судьей без надлежащего разбора дела в суде, признавалось недействительным, а ответчику возвращалось все взысканное с него. При этом судьи ответственности не несли, а истец мог передать дело в суд на новое рассмотрение.

* Определение Верховного Суда РФ от 23 июня 2005 г. № 59-о05–5. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».** Апелляционное определение Верховного Суда Российской Федерации от 18 ноября 2015 г. № 21-АПГ15–5.

Доступ из СПС «КонсультантПлюс».*** Постановление о привлечении в качестве обвиняемого по уголовному делу № 179050 от 29 марта 2008 г.,

возбужденному в Следственном комитете при прокуратуре РФ по Новосибирской области.



Подводя краткие итоги, отметим, что вынесение заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта выступает в качестве специального вида злоупотребле-ния должностными полномочиями, совершенного лицом, занимающим государственную должность Российской Федерации или субъекта Федерации. При этом отнесение престу-плений, предусмотренных ч. 1 ст. 305 УК РФ, к категории средней тяжести, а посягательств, предусмотренных ч. 2 ст. 285 УК РФ, к тяжким – это неточность, допущенная законодателем, которую необходимо исправить. Существенным для квалификации общественно опасного поведения судьи по ст. 305 УК РФ является наличие общественных отношений, которые тре-бовали бы судебного регулирования, и фактическое незаконное использование им судебной власти. Поэтому следует отграничивать вынесение заведомо неправосудных приговора или иного судебного акта от служебного подлога и соучастия в хищении. При совершении пре-ступления, предусмотренного ст. 292 УК РФ, судья правосудия не осуществляет, а использует свое должностное положение. Оформляемые им решения фальсифицируются, так как об-щественные отношения, которые они якобы регулируют, в действительности отсутствуют.

Литература1. О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями

и превышении должностных полномочий: постановление Пленума Верховного Суда РФ от 16 октября 2009 г. № 19 // Российская газета. 2009. 30 октября.

2. Галахова А. В. Преступления против правосудия. М., 2005.3. Ильин И. А. Кое-что об основных законах будущей России // Хрестоматия по теории го-

сударства и права, политологии, истории политических и правовых учений: пособие для вузов, юридических и гуманитарных факультетов. М., 2000.

4. Ильин И. А. Теория права и государства (Воспроизводится по изданиям 1915 и 1956 гг.). URL: http://www. garant. ru.

5. Карташов А. Ю. Вынесение заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта. Ставрополь, 2002.

6. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / под ред. А. А. Чекалина, В. Т. Томина, В. В. Сверчкова. М., 2007. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

7. Кошаева Т. О. Вопросы теории и практики применения уголовного закона об ответствен-ности за преступления против правосудия: комментарий судебной практики. Вып. 12 / под ред. К. Б. Ярошено. М., 2006. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

8. Кошаева Т. О. Уголовная ответственность за вынесение заведомо незаконных пригово-ра, решения или иного судебного акта // Журнал российского права. 2007. № 3.

9. Лобанова Л. В. Преступления против правосудия: теоретические проблемы классифи-кации и законодательной регламентации. Волгоград, 1999.



УДК 343.42

УГОЛОВНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ПОСЯГАТЕЛЬСТВА НА СВОБОДУ СОВЕСТИ И МЕЖКОНФЕССИАЛЬНОЕ СОГЛАСИЕ: ВОПРОСЫ ТЕОРИИ И ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВАИлья Викторович Никитенко, профессор кафедры доктор юридических наук, доцент;Элла Владимировна Хомик, адъюнкт(Дальневосточный юридический институт МВД России)

E-mail: [email protected]@mail.ru

В статье описаны некоторые общие и частные проблемы теории и законодательства относительно уголовной ответственности за преступления, посягающие на свободу совести, вероисповедания и межконфессиональное согласие в современной России.

Ключевые слова: межконфессиональное согласие; преступление; уголовное законодательство; обществен-ный порядок; ответственность; свобода совести и вероисповедания; экстремизм.

CRIMINAL LIABILITY FOR INFRINGEMENT ON THE FREEDOM OF CONSCIENCE AND RELIGIOUS TOLERANCE: ISSUES OF THEORY AND LEGISLATIONIlya Victorovich Nikitenko, chair professor Doctor of Law, Associate Professor;Ella Vladimirovna Khomik, post graduate(Far Eastern Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russia)

The article describes some of the General and private problems of the theory and legislation regarding criminal li-ability for the crimes encroaching on freedom of conscience, faiths and interfaith harmony in Russia.

Keywords: religious tolerance; crime; criminal law; public order; responsibility; freedom of conscience and religion; extremism.

Дискуссия о детерминантах и распространении экстремистского мировоззрения в России преимущественно сведена к обсуждению цивилизационных, идеологических и по-литических корней этого явления. Однако в последнее время мы всё чаще становимся сви-детелями безнравственных и циничных провокационных действий, посягающих не только на религиозные чувства верующих, но и моральные устои общества в целом. Особенно тре-вожит то, что подобные акции, выражающие пренебрежение, а порой и демонстративное презрение к иным ценностям, идеалам, взглядам и мнениям, нередко совершаются именно в тех странах, где идеологическое, национальное, этническое и религиозное многообразие представляет основу общественного и государственного устройства.

Наиболее резонансными из таких примеров являются акции глубокого общественно-го возмущения и негодования в мусульманских сообществах Голландии, Дании, Франции, ФРГ, а также других странах Западной Европы по поводу циничного высмеивания религи-озных святынь. Авторами подобных изображений являются так называемые «свободные художники», отстаивающие право на свободу самовыражения. Однако следует учитывать и то, что большинство случаев глумления над религиозными символами оканчивалось ро-стом социальной напряженности. Об этом свидетельствуют участившиеся случаи религи-озного экстремизма. Так, после неоднократного опубликования карикатур на религиозные темы, из мести за подобную деятельность, 7 января 2015 г. в одном из районов Парижа рас-стреляны из автоматического оружия сотрудники редакции сатирического еженедельника «Charlie Hebdo».

Особую тревогу отечественных исследователей вызывает то, что в современной России, так же как и в упомянутых странах Евросоюза, участились случаи осквернения ре-лигиозных святынь и символов либо, напротив, акты религиозного экстремизма, которые часто являются ответной реакцией на действия первых. Среди наиболее иллюстративных примеров святотатства, ставших основанием для возбуждения уголовных дел, явились ак-ции участниц панк-группы «Pussy riot», устроивших 19 и 21 февраля 2012 г. так называемые «панк-молебены» в православных храмах. В сентябре 2014 г. к наказанию в виде обязатель-

Никитенко И. В., Хомик Э. В. Уголовная ответственность за посягательства на свободу совести и межконфессиональное согласие: вопросы теории и законодательства


ных работ был осужден 24-летний житель Ижевска, разместивший в одной из социальных сетей фотографию с изображениями, оскорбляющими религиозные чувства мусульман. В апреле 2015 г. было возбуждено уголовное дело в отношении жителя Ставрополя Виктора Краснова, разместившего в интернет-блоге информацию, которая, по мнению следствия, оскорбляет религиозные чувства верующих одной из религиозных конфессий.

Одним из последних примеров демонстративного пренебрежения к правилам пове-дения в местах отправления религиозных обрядов, ставших поводом для массового возму-щения, явился случай, происшедший 2 сентября 2016 г. в Екатеринбурге. В православном храмовом комплексе, возведенном в память о расстреле последнего российского импе-ратора и его семьи, 22-летний житель Екатеринбурга Руслан Соколовский устроил охоту на так называемых «покимонов», персонажей популярной компьютерной игры. Действия фигуранта сопровождались нецензурной бранью, происходящее снималось на мобильную видеокамеру, позднее записанный сюжет был размещен в Интернете.

Можно выдвигать разные предположения о мотивах такого поступка. Однако это вызва-ло широкий общественный резонанс и справедливое возмущение, в результате Соколовский был задержан полицией по подозрению в совершении преступлений, предусмотренных ст. 148 УК РФ «Нарушение права на свободу совести и вероисповедания» и ст. 282 УК РФ «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства».

Приведенные примеры свидетельствуют о том, что оторванные от моральных тра-диций полиморфизм и беспредельность современных нравов приводят к постепенной деградации традиционных нравственных механизмов защиты от подобного рода деяний. И сегодня уже выглядят обыденно акции демонстративно публичного обнажения или по-ловые акты в общественных местах, а также многое другое, что когда-то считалось не только недопустимым, но и невозможным. Складывается впечатление, что единственным мери-лом в подобных, как, впрочем, и других случаях, остается даже не административная, вви-ду часто неэффективного решения превентивных задач, а уголовная ответственность как наиболее репрессивная. И вполне понятно, почему именно уголовное законодательство, во-преки традиционной стабильности, демонстрирует столь высокую динамику обновлений.

Однако следует учитывать и то, что ужесточение, как, впрочем, и распространение уголовной ответственности, постепенно сужает возможности государственно-властного принуждения в обеспечении общественного порядка. В связи с этим проблемы уголовной ответственности за посягательства на свободу совести, вероисповедания и межконфессио-нальное согласие в России становятся все более актуальными.

Характеризуя уголовно-правовые средства охраны свободы совести и вероисповедания, которые во многом определяют и межконфессиональное согласие в Российской Федерации как одной из основ ее общественного уклада, следует отметить, что и в административном, и в уголовном законодательстве имеется достаточно широкий комплекс мер юридической ответственности за посягательства подобного рода. Примечательно и то, что при примене-нии соответствующих положений КоАП и УК РФ в процессе квалификации деяний, пося-гающих на изучаемую область общественных отношений, возникают проблемы правовой конкуренции. Вместе с тем надо подчеркнуть и то, что вектор развития институтов юри-дической ответственности за деяния подобного рода сегодня явно направлен к усилению уголовно-правовых рестрикций.

Известно, что признаки административной деликтности в связи с нарушением за-конодательства о свободе совести, свободе вероисповедания и о религиозных объединени-ях сформулированы в положениях ст. 5.26 КоАП РФ. Кроме того, норма ст. 20.28 КоАП РФ предусматривает административную ответственность за организацию деятельности де-структивных общественных или религиозных объединений, в свою очередь, норма ст. 20.29 КоАП РФ содержит запрет на производство и распространение материалов экстремистского характера, в том числе против свободы совести и вероисповедания. В целом же эти нормы составляют систему административно-правового обеспечения межконфессионального со-гласия в российском обществе и государстве.

Отечественное уголовное законодательство содержит аналогичные составы право-нарушений, отягощенных рядом объективных либо субъективных признаков (место или способ совершения, цели и побуждающие к совершению подобных деяний мотивы). Кроме того, в некоторых составах преступлений мотивация идеологической, конфессиональной и религиозной ненависти или вражды предусмотрена как отягчающее ответственность



обстоятельство, что свидетельствует о присутствии дополнительных, наряду с основными, объектов уголовно-правовой охраны.

Сюда следует отнести, например, п. «л» ч. 2 ст. 105 УК РФ; п. «е» ч. 2 ст. 111 УК РФ; п. «е» ч. 2 ст. 112 УК РФ; п. «б» ч. 2 ст. 115 УК РФ; ст. 116 УК РФ; п. «з» ч. 2 ст. 117 УК РФ; ч. 2 ст. 119 УК РФ и др.

Вместе с тем, при всем многообразии уголовно-правовых запретов, предусматрива-ющих ответственность за подобные деяния, в юридических науках обеспечение свободы совести и вероисповедания как основы конфессионального многообразия в Российской Федерации часто рассматривается в качестве отдельных объектов правовой охраны. Так, среди них выделяются отношения, интересы и блага, которые в своей совокупности обра-зуют феномен религиозной безопасности России [1, с. 2–6].

Изучение же юридической концепции религиозной безопасности, и прежде всего ее институциональных признаков, позволило прийти к выводу, что это одна из фундаменталь-ных основ поликонфессионального уклада российского общества. Именно это обстоятельство позволяет утверждать, что правовое обеспечение, а следовательно, и защита идеологического и конфессионального многообразия в современной России, – одна из важнейших задач от-ечественной правовой системы. Конфессиональное же многообразие, наряду со свободой совести и вероисповедания как гарантии подобного многообразия, можно рассматривать в качестве одного из объектов уголовно-правовой охраны.

Известно, что уголовно-правовые средства обеспечения свободы совести, вероиспове-дания и конфессионального многообразия в современной России не отличаются юридиче-ской самодостаточностью. Это обусловлено тем, что основным источником права, к которо-му корреспондируют соответствующие уголовно-правовые нормы, является Федеральный закон от 26 сентября 1997 г. № 125-ФЗ (ред. от 01.09.2013) «О свободе совести и о религиозных объединениях».

В статье 26 указанного акта определено, что нарушение данного законодательства, наряду с иным, влечет и уголовную ответственность. Сегодня такая ответственность пред-усмотрена более чем в двадцати нормах отечественного уголовного законодательства, кото-рые в своей совокупности и образуют условно-определенную систему уголовно-правовых средств, обеспечивающих свободу совести и вероисповедания, что, в свою очередь, является важным условием межконфессионального согласия в российском обществе.

Осознание всей важности уголовно-правовой охраны подобных общественных до-стояний обусловило ряд последних изменений отечественного уголовного законодатель-ства. Так, Федеральным законом от 29 сентября 2013 г. № 136-ФЗ «О внесении изменений в статью 148 Уголовного кодекса Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях противодействия оскорблению религиозных убеждений и чувств граждан» в норму ст. 148 УК РФ внесены существенные изменения. Это свидетель-ствует об актуализации вопросов совершенствования уголовно-правового механизма защиты соответствующей сферы общественных отношений. До соответствующих преобразований статья 148 УК РФ называлась «Воспрепятствование осуществлению права на свободу совести и вероисповеданий». Данная уголовно-правовая норма предусматривала ответственность за незаконное воспрепятствование деятельности религиозных организаций или соверше-нию религиозных обрядов и содержала только одну часть с описанием одного состава пре-ступления. Сегодня же вышеуказанная статья состоит из четырех частей, при этом первая и третья части содержат описание признаков сразу двух основных составов преступлений. Вторая и четвертая части включили ряд отягчающих ответственность обстоятельств и, со-ответственно, стали так называемыми квалифицированными составами преступлений.

Таким образом, данный специальный прием законодательной техники существенно расширил компетенцию положений ст. 148 УК РФ, включив два самостоятельных состава, имеющих существенные различия, хотя и причиняющих вред одним и тем же правоохра-няемым объектам. Отметим, что подобный законодательный прием нередко используется при формировании статей Особенной части УК РФ. Можно предположить, что это обуслов-лено целесообразностью более рационального использования условного законодательного пространства, когда в пределах существующих границ размещаются новые нормы, содер-жащие самостоятельные (основные) составы преступлений, однако же количество статей Особенной части УК РФ остается неизменным. Среди подобных примеров статьи 185.2, 195, 204, 228.1, 234, 239, 242, 249, 291.1, 292.1, 322, 332 УК РФ и другие.

Никитенко И. В., Хомик Э. В. Уголовная ответственность за посягательства на свободу совести и межконфессиональное согласие: вопросы теории и законодательства


Так, часть 1 ст. 148 УК РФ имеет прямое сходство с положениями ч. 1 ст. 213 УК РФ, уста-навливающей уголовную ответственность за хулиганские действия, совершаемые по моти-вам, предусмотренным п. «б» указанной части этой статьи.

Допустим, что положения ч. 1 ст. 148 УК РФ являются специальной разновидностью хулиганства, находясь в правовой конкуренции с этим составом преступления. Известно и то, что при конкуренции общей и специальной норм приоритет при квалификации пре-ступлений должен отдаваться специальной норме. Однако в этом случае вызывает сомне-ние состоятельность некоторых квалифицирующих признаков данного преступления, на-пример, использование уголовно-правового понятия «публичные действия». В связи с этим вполне уместен следующий вопрос: охватываются ли содержанием этой уголовно-правовой дефиниции действия, выражающиеся в грубом нарушении общественного порядка, кото-рые составляют объективную сторону уголовно наказуемого хулиганства? При этом анало-гичная терминология использовалась при конструировании вышеупомянутых положений КоАП РФ, которые конкурируют при квалификации соответствующих правонарушений с определенными составами преступлений.

Полагаем, что один из важных вопросов, возникающих при юридическом анализе об-новленной редакции ч. 1 ст. 148 УК РФ, относится к толкованию цели этого преступления, ко-торая сформулирована законодателем как обязательный признак его субъективной стороны.

Известно, что мотивация и целеполагание представляют собой взаимообусловленные проявления психики. Не является исключением и криминальное поведение ввиду того, что установление подобной взаимосвязи имеет не только важное доказательственное значение, но в ряде случаев подобное единство является обязательным условием наличия вины в от-ношении весьма широкого круга преступлений *.

Это суждение позволяет предположить, что «публичные действия, совершенные в це-лях оскорбления религиозных чувств верующих», могут иметь в том числе и экстремист-ские мотивы, что также сближает рассматриваемый состав преступления с положением п. «б» ч. 1 ст. 213 УК РФ.

В свою очередь, законодательное разграничение объективных признаков основных составов преступлений, предусмотренных ст. 148 и 213 УК РФ, представляется весьма услов-ным и непринципиальным, за исключением сугубо формального различия в объектах пре-ступного посягательства. Указанное обстоятельство не только усиливает конкуренцию меж-ду этими правовыми нормами, но и существенно осложняет их практическое применение.

В связи с тем, что эти составы преступлений сконструированы как формальные и име-ют весьма схожие субъективные признаки, логично предположить, что их основные разли-чия – в характере самих преступных деяний. Однако возникает справедливый вопрос: как соотносятся уголовно-правовые дефиниции, образующие фабулы диспозиций анализиру-емых норм, а именно «публичные действия, выражающие явное неуважение к обществу» и «грубое нарушение общественного порядка», выраженное, как и в первом случае, в «яв-ном неуважении к обществу»? И почему, собственно, «грубое нарушение общественного порядка» не рассматривается законодателем как «публичные действия», а если и рассма-тривается, то почему деяние, описанное в п. «б» ч. 1 ст. 213 УК РФ, не является специальной разновидностью преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 148 УК РФ?

Как уже отмечалось ранее, юридический смысл и структура сравниваемых положе-ний свидетельствуют о правовой конкуренции между мотивированным хулиганством (п. «б» ч. 1 ст. 213 УК РФ) и целенаправленным оскорблением религиозных чувств верующих, весьма схожим с хулиганством способом (ч. 1 ст. 148 УК РФ).

И все же главное отличие этих составов преступлений заключено в объектах преступ-ных посягательств: «общественный порядок», как основной объект преступления, предусмо-тренного ст. 213 УК РФ, весьма отличен от «прав и свобод в религиозной сфере», охраняемых правоположениями ст. 148 УК РФ.

Принимая во внимание вышеперечисленные проблемы соотношений и конкурен-ций соответствующих уголовно-правовых норм, нетрудно предположить, что аналогичные вопросы могут возникать и при разграничении преступлений, предусмотренных ст. 148 УК РФ, с иными весьма схожими по своей юридической сути составами преступлений.

* Подобное утверждение относится прежде всего к хищениям, а также иным преступлениям, в которых мотивы и цели имеют квалифицирующее значение, то есть являются обязательными признаками субъективной стороны.



С большей долей вероятности можно утверждать, что демонстративное оскорбление чувств верующих вполне может выражаться и в осквернении объектов религиозного культа (зданий, сооружений и т. д.). Однако подобное обстоятельство порождает новую правовую конкуренцию законоположений все тех же ст. 148, 214 УК РФ, предусматривающих ответ-ственность за вандализм, которая имеет общие правовые черты с уголовно наказуемым хулиганством.

В данной статье описаны наиболее заметные общие и частные проблемы теории и законодательства относительно уголовной ответственности за преступные посягатель-ства на свободу совести и межконфессиональное согласие в современной России. Более же глубокое изучение этой темы с позиций уголовного права и криминологии представляется весьма перспективным как с точки зрения совершенствования соответствующих положений отечественного уголовного законодательства, так и правоприменительной деятельности.

Литература1. Тарасевич И. А. Конституционно-правовые основы религиозной безопасности Российской

Федерации: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. Тюмень, 2015.

УДК 343.233

УСЛОВИЯ ОСВОБОЖДЕНИЯ ОТ УГОЛОВНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ В СВЯЗИ С ДЕЯТЕЛЬНЫМ РАСКАЯНИЕМВиктор Николаевич Бойко, профессор кафедры Дальневосточного юридического института МВД России доктор юридических наук, профессор


В статье рассматриваются некоторые вопросы, связанные с освобождением от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием.

Ключевые слова: освобождение от уголовной ответственности; Уголовный кодекс Российской Федерации; деятельное раскаяние; Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации.

EXEMPTION FROM CRIMINAL LIABILITY DUE TO ACTIVE REPENTANCEViktor Nikolaevich Boyko, chair professor of the Far Eastern Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russia Doctor of Law, Professor

The article discusses some questions related to the exemption from criminal liability due to active repentance.

Keywords: release from criminal liability; the criminal code of the Russian Federation; active repentance; the crimi-nal procedure code of the Russian Federation.

Правовая природа освобождения от уголовной ответственности тесно связана с самой уголовной ответственностью. В доктрине отечественного уголовного права доминирующей точкой зрения является понимание уголовной ответственности как основанной на нормах права обязанности подлежать действию уголовного закона или как обязанности лица от-вечать за содеянное [1, c. 25; 3, c. 93; 4, c. 21; 5, c. 89]. При этом реализация уголовной ответ-ственности может осуществляться в различных формах: назначение наказания, примене-ние иных мер уголовно-правового характера, освобождение от наказания и освобождение от уголовной ответственности.

Под освобождением от уголовной ответственности понимается комплекс мер, при-менение которых исключает какие-либо уголовно-правовые последствия для лица, совер-шившего преступление [2, c. 358]. Иными словами, освобождение от уголовной ответствен-ности – это выраженное в официальном акте государственного органа решение освободить лицо, совершившее преступление, от обязанности подвергнуться судебному осуждению и претерпеть меры государственного принудительного воздействия. Основанием для осво-бождения виновного в совершении преступления лица выступает нецелесообразность привлечения к уголовной ответственности по тем или иным причинам, что и закрепляется в постановлении следователя, дознавателя или определении судьи.

Бойко В. Н. Условия освобождения от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием


Различные виды освобождения от уголовной ответственности регламентируются гл. 11 УК РФ, которая включает в себя нормы об освобождении в связи с деятельным раскаянием (ст. 75 УК РФ); в связи с примирением с потерпевшим (ст. 76 УК РФ); по делам о преступлениях в сфере экономической деятельности (ст. 76.1 УК РФ); в связи с истечением сроков давности (ст. 78 УК РФ). Кроме того, уголовный закон предусматривает возможность освобождения от уголовной ответственности в связи с актом амнистии (ст. 84 УК РФ), а также в связи с при-менением к несовершеннолетнему принудительных мер воспитательного воздействия (ст. 90 УК РФ). Существуют также специальные виды освобождения от уголовной ответственности, предусмотренные примечаниями к некоторым статьям Особенной части УК РФ.

Множественность видов освобождения от уголовной ответственности и существен-ные различия в их правовой природе требуют систематизации этих видов. В зависимости от оснований такой систематизации в науке отечественного уголовного права выделяют общие и специальные, дискреционные и императивные, основные и субсидиарные, субъ-ективные и объективные, условные и безусловные виды освобождения. Последняя из ука-занных классификаций представляется наиболее практически значимой.

В основе деления видов освобождения от уголовной ответственности на условные и безусловные лежит обязательность или невозможность предъявления определенных требований к поведению виновного лица после освобождения его от уголовной ответствен-ности [6, c. 22–23].

Большинство из видов освобождения от уголовной ответственности являются безус-ловными (окончательными). Они не могут отменяться впоследствии. Исключением из этого правила выступает только освобождение несовершеннолетних от уголовной ответственно-сти в связи с применением к ним принудительных мер воспитательного воздействия (ст. 90 УК РФ).

К числу безусловных видов освобождения от уголовной ответственности, не зави-сящих от усмотрения правоприменителей, относятся освобождение от уголовной ответ-ственности по делам о преступлениях в сфере экономической деятельности, освобождение в связи с актом амнистии или с истечением сроков давности (за исключением закреплен-ных в ч. 4 и 5 ст. 78 УК РФ). Остальные виды освобождения от уголовной ответственности принадлежат к числу условных (факультативных). Они предусматривают не обязанность, а право следователя, дознавателя или судьи освободить от уголовной ответственности лицо, совершившее преступление.

В правовом государстве уголовная ответственность является не самоцелью, а средством исправления лиц, совершивших преступные действия, и превентивного воздействия на дру-гих граждан. Наше общество заинтересовано в том, чтобы успешная защита правопорядка обеспечивалась при условии разумной, целесообразной экономии уголовной репрессии в тех случаях, когда достижение исправления и перевоспитания возможно иными законны-ми путями и средствами. Эта позиция реализована в компромиссных уголовно-правовых нормах, предусматривающих освобождение от уголовной ответственности.

Реализация задачи охраны интересов личности, общества или государства от пре-ступных посягательств предполагает применение судом к лицам, виновным в соверше-нии преступлений, предусмотренных законом наказаний. Однако могут сложиться такие обстоятельства, при которых не требуется, чтобы виновное лицо подверглось применению мер уголовной ответственности (в том числе подверглось наказанию). Кроме того, существу-ет потребность проявить в определенных случаях известную снисходительность к лицам, нарушившим уголовно-правовой запрет, и, руководствуясь принципом гуманизма, преду-смотреть в Уголовном кодексе возможность освобождения виновных не только от наказа-ния, но и в целом от уголовной ответственности.

В связи с этим освобождение от уголовной ответственности призвано играть, в сущ-ности, ту же роль, что и наказание. Освобождение от уголовной ответственности базируется на основаниях, которые являются одинаковыми для всех видов освобождения, и на услови-ях, которые оригинальны для каждого вида в отдельности [2, c. 359].

Институт деятельного раскаяния, впервые появившийся в действующем Уголовном кодексе РФ 1996 г., представляет собой яркое проявление идеи уголовно-правового ком-промисса (идеи допустимости определенных послаблений к преступникам в обмен на их позитивное посткриминальное поведение).

Основания и условия освобождения от уголовной ответственности в связи с деятель-ным раскаянием регламентированы в ч. 1 ст. 75 УК РФ. В соответствии с указанной уголов-



но-правовой нормой лицо, впервые совершившее преступление небольшой или средней тяжести, может быть освобождено от уголовной ответственности, если после совершения преступления добровольно явилось с повинной, способствовало раскрытию и расследова-нию преступления, возместило причиненный ущерб или иным образом загладило вред, причиненный в результате преступления, и вследствие деятельного раскаяния перестало быть общественно опасным.

Рассматриваемый вид освобождения от уголовной ответственности преследует цель минимизации и (или) устранения общественно опасных последствий преступного деяния, а также облегчения раскрытия преступления.

Первое условие освобождения от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием – совершение преступления впервые. Преступление считается совершенным впервые, если лицо ранее не совершало преступных деяний либо если судимость за ранее со-вершенное преступление погашена или снята в установленном законом порядке. Если лицо ранее совершило преступление, но срок давности привлечения к уголовной ответственно-сти уже истек, то последующее преступление также считается совершенным впервые. Если лицо ранее освобождалось от уголовной ответственности, а постановление о прекращении уголовного дела не отменялось, совершение нового преступления признается совершени-ем преступления впервые. Таким образом, во всех указанных случаях лицо может освобо-ждаться от уголовной ответственности на основании ст. 75 УК РФ.

Второе необходимое условие – преступление должно относиться к категориям не-большой или средней тяжести. Преступления небольшой тяжести – это умышленные или неосторожные деяния, максимальное наказание за совершение которых не превышает трех лет лишения свободы (ч. 2 ст. 15 УК РФ). Преступления средней тяжести – это умышленные деяния, максимальное наказание за совершение которых не превышает пяти лет лишения свободы, а также неосторожные деяния, максимальное наказание за совершение которых превышает три года лишения свободы (ч. 3 ст. 15 УК РФ).

Третье условие – явка с повинной. Определение понятия «явка с повинной» в УК РФ отсутствует, однако указанная дефиниция упоминается в п. «и» ч. 1 ст. 61 и в ч. 1 ст. 75 УК РФ. Легальное определение данного понятия содержится в Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации. Согласно ст. 140 УПК РФ, явка с повинной является поводом для возбуждения уголовного дела. Заявление о явке с повинной – это добровольное сообщение лица о совершенном им преступлении (ст. 142 УПК РФ). Заявление о явке с повинной мо-жет быть сделано как в письменной, так и в устной форме. Устное заявление принимается и заносится в протокол, который подписывается заявителем и лицом, принявшим данное заявление. Протокол должен содержать данные о заявителе, а также о документах, удосто-веряющих личность заявителя (ст. 141 УПК РФ).

Четвертое обязательное условие – добровольность явки с повинной. О добровольности явки с повинной может свидетельствовать, в частности, осознание лицом, совершившим преступление, того обстоятельства, что органам правопорядка не известно о совершенном преступлении и о лицах, его совершивших, либо если они и располагают такими сведени-ями, то у них нет данных о месте нахождения лиц, совершивших соответствующее престу-пление [5, c. 442].

Добровольность явки с повинной отсутствует в случаях, когда виновное лицо понимает, что правоохранительные органы, располагая информацией о совершенном им преступле-нии, принимают конкретные меры по его задержанию. Инициатива, связанная с доброволь-ной явкой, может исходить от знакомых, родственников, потерпевших и иных лиц, но само решение о явке с повинной должно быть принято лицом, совершившим преступление. Мотивы такого решения могут быть самыми различными: раскаяние, жалость к потерпев-шему, неуверенность в возможности скрыть преступление, страх перед наказанием и т. д.

Не признается явкой с повинной заявление лица о совершенном им преступлении, сделанное после задержания по подозрению в совершении данного преступления, либо вынужденное признание лицом предъявленных ему обвинений и доказательств. Однако если лицо в ходе предварительного расследования по одному преступлению обращается с заявлением о совершении другого преступления, не известного правоохранительным ор-ганам или ими не раскрытого, такие действия должны признаваться явкой с повинной. Как добровольную явку с повинной необходимо рассматривать и ситуацию, когда преступник был установлен, но скрылся, а впоследствии явился в правоохранительный орган, имея воз-

Бойко В. Н. Условия освобождения от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием


можность и далее скрываться от следствия и суда. Думается, что правоприменитель не дол-жен ограничивать право лиц, совершивших преступления, на явку с повинной.

Таким образом, явка с повинной – это добровольное обращение лица, со-вершившего преступление, в орган дознания, следствия, прокуратуры либо в суд с заявлением о совер-шенном им преступлении при наличии у этого лица объективной возможности избежать привлечения к уголовной ответственности.

Пятое условие освобождения от уголовной ответственности в связи с деятельным рас-каянием – способствование раскрытию и расследованию преступления. Данное условие означает, что лицо своими действиями должно оказать активную помощь следственно-су-дебным органам в выявлении следов, предметов, орудий и средств совершенного престу-пления, в проведении конкретных следственных действий, в установлении фактических обстоятельств, имеющих значение для дела, в обнаружении, задержании и изобличении соучастников преступления, в выяснении его причин и условий. При этом оказание вино-вным помощи правоохранительным органам в раскрытии и расследовании преступления может быть только добровольным.

Шестое, заключительное условие освобождения от уголовной ответственности в по-рядке ст. 75 УК РФ – возмещение причиненного ущерба или заглаживание иным способом вреда, причиненного преступлением. Данное условие является наиболее важным для ми-нимизации общественно опасных последствий преступления. Как верно отмечается в юри-дической литературе, «приоритетность данного условия перед всеми другими условиями обосновывается не только решением всех возможных проблем потерпевшей стороны, но и параллельным решением проблем общей и специальной превенции. Вследствие дан-ного фактора наиболее существенным становится форма возмещения или заглаживание иным способом причиненного вреда» [6, c. 33].

Возмещение причиненного ущерба выражается в добровольной, по возможности полной компенсации материального вреда, причиненного преступлением. Формы такой компенсации могут быть различными. Наиболее распространенной формой является возмещение причиненного ущерба в денежном эквиваленте. Вместе с тем виновное лицо может компенсировать причиненный ущерб в натуральной форме путем предоставления потерпевшему имущества.

Возмещение причиненного преступлением вреда может быть единовременным, на-пример, в случае, если виновное лицо сразу выплачивает стоимость поврежденного, унич-тоженного или похищенного имущества, но может осуществляться и в несколько приемов. Возмещение вреда, причиненного преступлением, возможно как до, так и после явки пре-ступника в правоохранительные органы с повинной.

Следует иметь в виду, что возмещение вреда, причиненного преступлением, не всег-да возможно. Сложно говорить о таком возмещении и восстановлении нарушенных обще-ственных отношений применительно к преступлениям, посягающим на личность. Поэтому законодатель предусмотрел возможность заглаживания вреда иным способом.

Иное заглаживание вреда может выражаться в устранении общественно опасных последствий не только материального, но и других видов причиненного преступлением вреда: физического, морального, политического, организационного и т. п. Указанный вред заглаживается, например, публичным извинением, в том числе с использованием периоди-ческой печати, радио, телевидения, других средств массовой информации, путем оплаты хирургической операции, лечения, восстановительного отдыха потерпевшего и т. д.

В научной юридической литературе ведутся споры о том, обязательно ли выполнение всех условий, указанных в ч. 1 ст. 75 УК РФ, для освобождения виновного лица от уголовной ответственности, или достаточно выполнить лишь некоторые из них?

Одни специалисты считают, что формализация института деятельного раскаяния излишне ограничивает сферу его применения, другие же, напротив, выступают за строгое соблюдение всех, в том числе формальных условий, в интересах соблюдения принципа за-конности. Аргументом первой позиции выступает объективная невозможность выполнения всех перечисленных в ст. 75 УК РФ требований к поведению лица, совершившего преступле-ние, во всех случаях. Аргументы второй позиции также весомы. Чрезмерная либерализация применения института освобождения от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием способна порождать попустительство и содействовать росту преступности.

Тем не менее, первая позиция представляется более предпочтительной. Считаем, что выполнение всех перечисленных в ст. 75 УК РФ требований не всегда возможно. Например,



вряд ли можно возместить ущерб или иным способом загладить вред при покушении на со-вершение преступления, когда общественно опасные последствия, названные или подразу-меваемые диспозицией уголовно-правовой нормы, не наступают. Трудно бывает реализовать и другие виды поведения, указанные в ст. 75 УК РФ. Явка с повинной может быть запоздалой или вовсе не состояться, если правоохранительные органы задержали лицо непосредствен-но после совершения преступления. Задержание виновного на месте совершения престу-пления само по себе исключает добровольную явку с повинной. Может ли такое лицо быть освобождено от уголовной ответственности, если оно признало свою вину и полностью воз-местило причиненный преступлением ущерб? Думается, что может.

Другое требование ст. 75 УК РФ – способствование раскрытию и расследованию пре-ступления – также не всегда выполнимо. Преступление может быть раскрыто путем актив-ных и эффективных действий правоохранительных органов, потерпевших, свидетелей, без «инициативы» лица, совершившего преступление.

На наш взгляд, решение вопроса об освобождении от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием должно быть строго индивидуальным, не осуществлять-ся шаблонно. Общим правилом следует признать требование выполнения совокупности условий, указанных в ст. 75 УК РФ. Однако в качестве исключения из этого общего правила представляется допустимым освобождение от уголовной ответственности в случае объек-тивной невозможности виновного выполнить некоторые положительные посткриминаль-ные действия.

Литература1. Брайнин Я. М. Уголовная ответственность и ее основание в советском уголовном пра-

ве. М., 1963.2. Иванов Н. Г. Уголовное право России. Общая и Особенная части. М., 2003.3. Игнатов А. Н., Красиков Ю. А. Курс российского уголовного права. Т. 1. Общая часть. М.,

2001.4. Карпушин М. П., Курляндский В. И. Уголовная ответственность и состав преступления.

М., 1974.5. Российское уголовное право. Т. 1. Общая часть / под ред. Л. В. Иногамовой-Хегай,

В. С. Комиссарова, А. И. Рарога. М., 2007.6. Энциклопедия уголовного права. Т. 10. Освобождение от уголовной ответственности

и наказания. СПб., 2008.

УДК 343.2

ПРОБЛЕМЫ ПРИМЕНЕНИЯ К ЛИЦАМ С ПСИХИЧЕСКИМИ ИЗМЕНЕНИЯМИ МЕРЫ ПРИНУЖДЕНИЯ В ВИДЕ КОНФИСКАЦИИ ИМУЩЕСТВАНиколай Иванович Петренко, заведующий кафедрой доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Чувашской Республики;Татьяна Михайловна Секретарева, аспирант(Автономная некоммерческая организация высшего образования «Межрегиональный открытый социаль-ный институт»)

E-mail: [email protected]@yandex.ru

В статье рассмотрен вопрос о применении меры принуждения в виде конфискации имущества к лицам, у ко-торых наблюдаются разнообразные отклонения от точки нормы психического состояния личности. Указанный вопрос исследован по категориям лиц с психическими изменениями, которые выделяет современное уголов-ное законодательство, применительно к имуществу лиц, совершивших преступление и страдающих психи-ческими расстройствами, не исключающими вменяемости; невменяемых субъектов; лиц, у которых после совершения преступления наступило психическое расстройство, делающее невозможным назначение или исполнение наказания.

Ключевые слова: конфискация имущества; психическое расстройство; невменяемость; вменяемость; судеб-ное решение; обвинительный приговор.

Петренко Н. И., Секретарева Т. М. Проблемы применения к лицам с психическими изменениями меры принуждения в виде конфискации имущества


PROBLEMS OF APPLICATION TO PERSONS WITH MENTAL CHANGES COERCIVE MEASURE AS CONFISCATION OF PROPERTYNikolay Ivanovich Petrenko, chair head Doctor of Law, Professor, honored lawyer of the Chuvash Republic;Tatiana Mihailovna Secretareva, post graduate(Autonomous non-profit organization of higher education «Interregional Open Social Institute»)

In the article researched the question of the relevance of confiscation to the property of persons who have a variety of deviations from norm of the mental state of the individual. This question is investigated by categories of persons with mental changes, which modern criminal legislation distinguishes taking into account the diversity of mental illness, in relation to property of persons who committed a crime and suffering mental disorders not excluding san-ity, deranged subjects, persons, who after the crime occurred a mental disorder that makes it impossible to appoint or execution of punishment.

Keywords: confiscation of property; mental disorder; insanity; sanity; judgment; conviction.

Конфискация, как определено в действующем уголовном законодательстве (ст. 104.1 УК РФ), назначается только по обвинительному приговору суда. Такая узкосодержательная трактовка судебного акта, в котором могут присутствовать выводы о конфискации имуще-ства виновных субъектов, направляет на изучение вопроса о применении конфискации к лицам с заболеваниями психики, поскольку, как известно, в отношении данных лиц мо-гут выноситься не только обвинительные приговоры, но и, в зависимости от психического состояния, постановления о применении принудительных мер медицинского характера.

Вопрос о применении меры принуждения в виде конфискации имущества лиц, у кото-рых наблюдаются разнообразные отклонения от нормы психического состояния личности, рассмотрим, опираясь на категориальные группы лиц с заболеваниями психики, в которые их объединяет современное законодательство, а именно лиц, совершивших преступление и страдающих психическими расстройствами, не исключающими вменяемости; лиц, со-вершивших деяния, предусмотренные статьями УК РФ, в состоянии невменяемости; лиц, у которых после совершения преступления наступило психическое расстройство, делаю-щее невозможным назначение или исполнение наказания.

Дискуссии по поводу распространения конфискации имущества на лиц, имеющих заболевания психики, не исключающие их вменяемости в момент совершения преступле-ния, в юридической литературе и судебной практике не имеется. Ее отсутствие представля-ется верным ввиду того, что по результатам уголовных дел, рассматриваемых в отношении их, могут выноситься обвинительные приговоры.

Исходя из этого, заключаем следующее: природа психического заболевания челове-ка, совершившего установленное и доказанное в судебном заседании преступное деяние при выявленной неспособности в полной мере осознавать общественную опасность своих действий или невозможности руководить ими в полном объеме, не влияет на суть, содер-жание и саму постановку конечного акта судебного делопроизводства по уголовному делу – обвинительного приговора. Поэтому она никоим образом не может влиять на разрешение вопроса о конфискации имущества уличенного в преступном деянии человека как меры, которая в необходимых случаях может беспрепятственно применяться при постановке об-винительного приговора суда.

Согласно судебным данным, конфискация распространяется на имущество лиц, имевших заболевания психики, которые не исключали их вменяемость в момент совер-шения преступления.

Так, Котовским районным судом Волгоградской области в отношении Агала-рова Д.Д. было рассмотрено уголовное дело о совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 30, п. «г» ч. 3 ст. 228.1 УК РФ. Согласно заключению судебно-психиатрической экспертизы, он обнаруживает признаки психического расстройства в форме легкой умственной отстало-сти с незначительными нарушениями поведения, однако имеющееся расстройство не ли-шает его способности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий либо руководить ими, в применении мер медицинского характера не нуждается. Суд признал Агаларова Д. Д. виновным в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 30, п. «г» ч. 3 ст. 228.1 УК РФ, и назначил ему наказание в виде лишения свободы на срок



восемь лет. Суд также указал, что деньги, изъятые у него, на основании п. «а» ч. 1 ст. 104.1 УК РФ подлежат конфискации и обращению в собственность государства *.

11 ноября 2010 г. Ленинским районным судом г. Курска Курской области было рассмо-трено уголовное дело в отношении Демидова А. В. о совершении им преступления, пред-усмотренного ч. 3 ст. 30, п. «б» ч. 2 ст. 228.1 УК РФ. Подсудимый Демидов А. В. обнаруживал признаки врожденного умственного недоразвития – умственной отсталости легкой степени, что было учтено судом при назначении наказания. Суд признал Демидова А. В. виновным в совершении преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 30, п. «б» ч. 2 ст. 228.1 УК РФ, указав, что денежные средства в размере 1000 руб., полученные Демидовым А. В. в результате совер-шения преступления, на основании ст. 104.1 УК РФ подлежат конфискации **.

Согласно ст. 433 УПК РФ, в отношении лиц с психическими изменениями, в частно-сти, в отношении лица, совершившего запрещенное уголовным законом деяние в состоянии невменяемости, или лица, у которого после совершения преступления наступило психи-ческое расстройство, делающее невозможным назначение наказания или его исполнение, может быть осуществлено производство о применении принудительных мер медицинского характера. В отношении таких лиц выносятся постановления о применении принудитель-ных мер медицинского характера, то есть не обвинительные приговоры, а специфические правоприменительные акты.

Исходя из этого, констатируем: разнообразные психические расстройства, которые приводят к последующему признанию лиц невменяемыми в момент совершения пре-ступного действия (бездействия) либо делают невозможным назначение наказания или его исполнение, что сказывается на природе итогового судебного акта по уголовному делу, а также оказывает влияние и на разрешение вопроса о применении к названным лицам конфискации как института, имеющего смысловое согласование только лишь с таким су-дебным актом, как обвинительный приговор.

Вместе с тем важно подчеркнуть, что постановления о применении принудительных мер медицинского характера, которые могут выноситься в отношении лиц с психическими заболеваниями, несмотря на отсутствие доводов виновности этих лиц в совершении пре-ступных действий (бездействия), каких-либо выводов о карательных мерах, все же свиде-тельствуют о факте совершенного в реальной действительности противоправного деяния, запрещенного уголовным законом, и о причинении определенного вреда охраняемым личным, общественным, государственным интересам.

Ранее действовавшее уголовное законодательство определяло, что конфискация иму-щества применяется по решению суда (УК РФ в редакции Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 153-ФЗ [1]), и, таким образом, закрепляло более широкий круг судебных актов, в которых могли содержаться выводы о конфискации какого-нибудь имущества. Поэтому можно, на наш взгляд, говорить об оправданности (о разумности) применения данной меры принуждения к лицам, в отношении которых выносится не обвинительный приговор судеб-ного органа, а иное решение – постановление о применении принудительной меры меди-цинского характера (это касается невменяемых или субъектов, заболевших психическим заболеванием после совершения преступления), на наш взгляд, возможно.

М. В. Феоктистов считает, что конфискация имущества может назначаться невме-няемым, несовершеннолетним [9, с. 104]. Т. М. Калинина, В. В. Палий полагают, что ее при-менение к несовершеннолетним возможно, а к невменяемым – нет [5, с. 76]. По мнению М. А. Урчуковой, конфискация как иная мера уголовно-правового характера может быть применена в отношении любого лица, совершившего преступление, в том числе и несовер-шеннолетнего, в случае обнаружения у него денег, ценностей и иного имущества, получен-ных в результате совершения преступлений, указанных в УК РФ [8, с. 66].

С точки зрения Э. В. Мартыненко, основанием назначения любого вида конфискации имущества является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, поэтому она не может быть назначена лицам, совершившим общественно опасное деяние, которые не достигли возраста уголовной ответственности, и невменяемым, а также в случае смерти обвиняемого [6, с. 11]. Установление в Уголовном кодексе РФ оснований применения

* Приговор Котовского районного суда Волгоградской области от 30 мая 2012 г. по делу № 1–65/2012. URL: https://rospravosudie.com/court-kotovskij-rajonnyj-sud-volgogradskaya-oblast-s/act-106741380/ (дата обращения: 01.11.2016).

** Приговор Ленинского районного суда г. Курска Курской области от 11 ноября 2010 г. URL: https://rospravosudie.com/court-leninskij-rajonnyj-sud-g-kurska-kurskaya-oblast-s/act-104303766/ (дата обращения: 01.11.2016).

Петренко Н. И., Секретарева Т. М. Проблемы применения к лицам с психическими изменениями меры принуждения в виде конфискации имущества


конфискации как иной меры уголовно-правового характера поможет разрешить дискуссию о том, возможна ли конфискация в случае признания лица невменяемым [7, с. 148].

И. А. Бондарь полагает, что конфискация имущества объективно возможна не только в случаях вынесения судом обвинительного приговора, но и в случаях принятия иного ре-шения суда. В части 1 ст. 104.1 УК РФ необходимо указать, что конфискация имущества есть принудительное безвозмездное изъятие и обращение в собственность государства опреде-ленного законом имущества на основании судебного акта [2, с. 20–22].

С. В. Векленко, К. Н. Карпов указывают: в связи с внесенными Федеральным законом от 25 декабря 2008 г. № 280-ФЗ в УК РФ изменениями конфискация имущества может при-меняться только на основании провозглашенного обвинительного приговора, что исключает возможность применения данной меры в случае совершения общественно опасного деяния невменяемым либо в случае смерти обвиняемого, а также при освобождении от уголовной ответственности по нереабилитирующим основаниям (ст. 75, 76 УК РФ), когда факт совер-шения деяния является установленным. Такие меры, как изъятие имущества, полученного в результате совершения преступления, а также орудий совершения преступления, высту-пая естественным правовым последствием не только преступления, но и других видов пра-вонарушений, должны применяться в случаях, когда установлен факт причинения вреда (извлечения выгоды) преступными действиями либо факт использования имущества для совершения таких действий. Поэтому предыдущая редакция ст. 104.1 УК РФ, предусматри-вавшая конфискацию на основании решения суда, выступала более приемлемой. В связи с этим наиболее верным будет являться исключение упоминания о том, на основании какого именно процессуального решения суда должно изыматься имущество [3, с. 23].

Что касается данных судебной практики, то встречаются версии о возможности дей-ствия института конфискации в сфере правоотношений с участием рассматриваемых лиц.

Так, Калужским районным судом в отношении ФИО1 было рассмотрено уголовное дело о совершении им общественно опасных деяний, предусмотренных п. «г» ч. 3 ст. 228.1, ч. 1, 3 ст. 30 УК РФ. Суд установил, что ФИО1, не осознавая фактический характер и обще-ственную опасность своих действий и не руководя ими в силу психического заболевания (шизофрения), незаконно, путем продажи за 1000 руб., сбыл наркотические средства ФИО3, который действовал в рамках проведения оперативно-розыскного мероприятия «провероч-ная закупка». В ходе производства обыска в жилище ФИО1 у него были изъяты три купюры достоинством 1000 руб. Суд вынес постановление об освобождении ФИО1 от уголовной ответ-ственности за совершенные им в состоянии невменяемости общественно опасные деяния и о применении к нему принудительных мер медицинского характера, так как выявленные у него расстройства, сочетающиеся с отсутствием установки на лечение, связаны с возмож-ностью причинения им иного существенного вреда, опасностью для себя и окружающих. В постановлении также имеется указание на то, что три купюры достоинством 1000 рублей, изъятые в ходе производства обыска в жилище ФИО1 как полученные в результате соверше-ния преступления, в соответствии с п. «а» ч. 1 ст. 104.1 УК РФ подлежат конфискации и обра-щению в собственность государства *.

По приговору Коломенского городского суда Московской области Мехмондустов Р. О. был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного п. «в» ч. 2 ст. 158 УК РФ. Данное преступление было совершено им с Баадже В. В., признанным судом невме-няемым в момент совершения данного деяния. В резолютивной части приговора суд ука-зал конфисковать в доход государства как орудие совершения преступления автомобиль КамАЗ-4310 с манипулятором, принадлежащий на праве собственности Баадже В. В. Уголовное дело в апелляционном порядке было рассмотрено Московским областным судом. В апел-ляционном постановлении суд указал, что имеются основания для изменения пригово-ра: судом первой инстанции установлено, что автомобиль «КамАЗ-4310 с манипулятором, использовавшийся как орудие совершения преступления, принадлежит на праве соб-ственности Баадже В. В. Поскольку обвинительный приговор вынесен только в отношении Мехмондустова Р. О., то решение вопроса о конфискации не принадлежащего виновному имущества не основано на требованиях уголовного закона. В связи с этим суд апелляцион-

* Постановление Калужского районного суда Калужской области от 23 июля 2013 г. по делу № 1–512/2013. URL: http://sudact.ru/regular/doc/?regular-regular-court=&regular-judge=# searchResult (дата обращения: 01.11.2016).




ной инстанции счел необходимым исключить из приговора указание о конфискации в доход государства как орудия совершения преступления данного автомобиля с манипулятором *.

Таким образом, между правоведами продолжается дискуссия о распространении действия ст. 104.1 УК РФ на имущество лиц с психическими изменениями как на имущество субъектов, в отношении которых уголовным законом предусмотрены как обвинительные приговоры судов, так и постановления о применении принудительных медицинских мер. Однако в юридической литературе присутствуют иные точки зрения, например мнение Д. Б. Завидова, согласно которому «новая редакция анализируемой нормы более лаконична и точна, позволяет обойти споры юристов относительно конфискации имущества по кон-кретному судебному акту – только на основании обвинительного приговора, а не решения суда» [4, с. 16].

Подводя итог, отметим, что возможность распространения института конфискации на имущество лица с психическими изменениями зависит от тяжести психического забо-левания данного лица и от признания судом его вменяемым или невменяемым на момент совершения преступного деяния.

Литература1. О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации

в связи с принятием Федерального закона «О ратификации конвенции совета Европы о предупреждении терроризма» и Федерального закона «О противодействии терро-ризму»: федеральный закон от 27 июля 2006 г. № 153-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 2006. № 31 (ч. 1). Ст. 3452.

2. Бондарь И. А. Конфискация как мера уголовно-правового воздействия // Правовые проблемы укрепления российской государственности: сб. статей. Томск: Томский гос. ун-т, 2011.

3. Векленко С. В., Карпов К. Н. Конфискация имущества: противоречия законодательства // Вестник Воронежского института МВД России. 2010. № 1.

4. Завидов Б. Д. Отдельные правовые аспекты конфискации имущества по уголовно-му законодательству России (научно-практический и аналитический комментарий) // Российский следователь. 2011. № 3.

5. Калинина Т. М., Палий В. В. Иные меры уголовно-правового характера: науч. – практ. комментарий / отв. ред. А. И. Чучаев. М.: Проспект, 2011.

6. Мартыненко Э. В. Конфискация имущества в действующем российском уголовном праве: дис. … канд. юрид. наук. М., 2010.

7. Мартыненко Э. В. Конфискация имущества в действующем российском уголовном праве: монография. М.: Юрлитинформ, 2011.

8. Урчукова М. А. Конфискация имущества как иная мера уголовно-правового характе-ра: законодательство и практика применения // Труды Института государства и права Российской академии наук. 2012. № 2.

9. Феоктистов М. В. Конфискация имущества: исторический генезис и пути дальнейшей оптимизации // Институт конфискации имущества в законодательствах государств – членов Совета Европы и в российском законодательстве: мат-лы междунар. сем., 3–6 ок-тября 2007 г. Барнаул, 2008.

* Апелляционное постановление Московского областного суда от 12 сентября 2013 г. по делу № 22–6128/2013. URL: http://www.samosud.org/case_229591644 (дата обращения: 01.11.2016).

Комарикова С. А. Уголовная ответственность за нарушение правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств в законодательстве стран постсоветского пространства


УДК 343.346.2

УГОЛОВНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА НАРУШЕНИЕ ПРАВИЛ ДОРОЖНОГО ДВИЖЕНИЯ И ЭКСПЛУАТАЦИИ ТРАНСПОРТНЫХ СРЕДСТВ В ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ СТРАН ПОСТСОВЕТСКОГО ПРОСТРАНСТВАСофья Александровна Комарикова, научный сотрудник научно-исследовательского отдела Омской акаде-мии МВД России


В статье приведен анализ современного российского и зарубежного законодательства, регулирующего уго-ловную ответственность за нарушение правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств. Изучив уголовно-правовые нормы в области обеспечения безопасности дорожного движения, автор не только выделил положительные и отрицательные стороны уголовных кодексов различных государств, но и выявил ряд моментов, которые могут быть использованы в процессе усовершенствования национального уголовного законодательства в изучаемой области.

Ключевые слова: сравнительное правоведение; уголовное законодательство зарубежных стран; нарушение правил дорожного движения; состояние опьянения.

CRIMINAL LIABILITY FOR VIOLATION OF TRAFFIC RULES AND VEHICLE OPERATION IN THE LEGISLATION OF THE COUNTRIES OF THE FORMER SOVIET UNIONSofia Aleksadrovna Komarikova, research of research department of the Omsk Academy of the Ministry of the Interior of Russia

The article gives the analysis of modern Russian and foreign legislation regulating criminal liability for violation of traffic rules and vehicle operation. Having studied criminal law standards in the field of ensuring road traffic safety, the author not only emphasized the benefits and drawbacks of the criminal codes of various states, but also highlighted a number of aspects that can be used in the process of improvement of national criminal legislation in the range covered.

Keywords: comparative law; criminal legislation of foreign countries; violation of traffic rules; intoxication.

Сравнение опыта нормотворчества иностранных государств, «…соседствующих на географической карте, – дело столь же давнее, как и сама правовая наука» [1, с. 19], оно позволяет раскрыть «…особенности законодательного регулирования уголовно-правовых отношений, специфику тех или иных юридических категорий, своеобразие правовых де-финиций, сравнить содержание, вкладываемое законодателями различных стран в опре-деленные термины» [9, с. 78].

Изучению норм зарубежного уголовного законодательства, регламентирующего от-ветственность за нарушение правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств, уделено достаточное внимание со стороны ученых-правоведов, основой исследо-вания которых являются «отправные» категории сравнительного правоведения – «право-вая система», «правовая семья». Однако проведенный анализ зарубежного опыта позволил не только отказаться от перечисленных исходных категорий, но и условно разделить ино-странные государства на несколько групп: первую представляют страны, предусматриваю-щие специальные нормы, в диспозиции которых конкретизировано само деяние, перечис-лены общественно опасные последствия с указанием формы вины (Азербайджан, Армения, Белоруссия, Грузия, Казахстан, Молдова, Таджикистан, Туркменистан); во вторую группу входят государства, имеющие в уголовном законодательстве нормы, носящие наиболее общий характер без соответствующей детализации в описании деяния, неблагоприятных последствий и формы вины (Латвия, Литва, Кыргызстан, Украина, Узбекистан); третью со-ставляют страны, содержащие в своем национальном законодательстве уголовно-правовые нормы, предусматривающие описание только преступного деяния с указанием двух форм вины (Германия, Польша, Швейцария).

В рамках статьи подробно рассмотрим уголовное законодательство представителей только первой группы, имеющее наибольшее количество схожих черт с отечественным уго-ловным законодательством. Это связано, во-первых, с тем, что многие рассматриваемые госу-дарства, в том числе РСФСР, входили в состав СССР, – их уголовное законодательство строилось



на общесоюзных уголовно-правовых законах, и после распада Советского Союза оно стало основой для формирования собственного национального законодательства каждой республи-ки; во-вторых, принятие на Седьмом пленарном заседании Межпарламентской Ассамблеи государств – участников СНГ рекомендательного законодательного акта – Модельного Уголовного кодекса, содержащего в своей структуре уголовно-правовую норму, предусма-тривающую ответственность за нарушение правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств (ст. 209), послужило фундаментом для создания аналогичной само-стоятельной нормы в уголовном законодательстве России и стран СНГ.

Особенностью уголовных кодексов вышеуказанных стран является то, что содержа-щийся в них рассматриваемый состав преступления построен по типу материальных, то есть в число обязательных признаков объективной стороны входит само деяние, наступившие последствия и причинная связь между ними.

Зарубежные законотворцы, как и российские законодатели, формулируя преступное деяние в диспозиции уголовно-правовой нормы, называют такие действия, как нарушение лицом, управляющим автомобилем, трамваем либо другим механическим транспортным средством, Правил дорожного движения или эксплуатации транспортных средств (ст. 263 УК Азербайджанской Республики) [5]. Аналогичные действия с указанием различных транспорт-ных средств содержатся в диспозиции ст. 242 УК Республики Армении, ст. 345 УК Республики Казахстан, ст. 212 УК Республики Таджикистан, ст. 326 УК Туркменистана. Единственным исключением являются позиции законодателей Грузии и Республики Молдова, указавшие в диспозиции специальной нормы на нарушения правил безопасности движения.

Продолжая рассматривать законодательную конструкцию объективной стороны на-рушений Правил дорожного движения (безопасности) и (или) эксплуатации транспортных средств, необходимо сказать о наличии квалифицирующих признаков, дифференцирую-щих уголовную ответственность за вышеуказанные нарушения. К ним относят не только тяжесть наступивших последствий, но и состояние виновного.

Тяжесть последствий выражается в причинении значительного (крупного) ущерба, средней тяжести вреда здоровью (менее тяжкого вреда, телесного повреждения средней тя-жести, иного средней тяжести вреда здоровья), тяжкого вреда здоровью (тяжкого телесного повреждения, иного тяжкого вреда здоровью), смерти одному или более лиц.

Интересен тот факт, что зарубежные законодатели стран первой группы при кон-струкции нормы об ответственности за нарушение Правил дорожного движения (безопасно-сти) и (или) эксплуатации транспортных средств как раз предусматривают те общественно опасные последствия, которые были декриминализированы российским законодателем из диспозиции ст. 264 УК РФ (в 1998 г. исключен крупный имущественный ущерб, в 2003 г. – средний вред здоровью). Так, в ч. 1 ст. 326 УК Туркменистана в качестве неблагоприятного последствия выступает причинение крупного ущерба, в ч. 1 ст. 276 УК Грузии – значитель-ный ущерб; менее тяжкий вред отражен в ч. 1 ст. 263 УК Азербайджанской Республики, ч. 1 ст. 317 УК Республики Беларусь и ч. 1 ст. 276 УК Грузии; причинение средней тяжести вре-да здоровью закреплено в ч. 1 ст. 242 УК Республики Армения, ч. 1 ст. 264 УК Республики Молдова, ч. 1 ст. 212 УК Республики Таджикистан, ч. 2 ст. 326 УК Туркменистана и ч. 1 ст. 345 УК Республики Казахстан.

В этой части необходимо более подробно остановиться на позиции законодателя Республики Казахстан. Это связано с тем, что с 1 января 2015 г. на территории данного го-сударства вступил в действие новый Уголовной кодекс, который, по мнению начальника Управления по надзору в сфере нормотворческой деятельности Генеральной прокуратуры Республики Казахстан А. Мухаметжанова, учитывает особенности современного состояния общества и мировые правовые тенденции [7]. Прогрессивный и адаптированный к общепри-нятой мировой практике новый Уголовный кодекс Казахстана предусматривает в специаль-ной норме ответственность за нарушение правил дорожного движения или эксплуатации транспортных средств, повлекшее причинение средней тяжести вреда здоровью (ч. 1 ст. 345). В предшествующем Уголовном кодексе 1997 г. (ред. от 10.06.2014) данного неблагоприятного последствия не существовало, однако законодатель посчитал, что действия водителя, вино-вного в нарушении Правил дорожного движения или эксплуатации транспортных средств, повлекшем причинение вреда здоровью человека, не опасного для его жизни, вызвавшего длительное расстройство здоровья (на срок более двадцати одного дня) или значительную стойкую утрату общей трудоспособности (менее чем на одну треть), являются уголовно на-казуемым деянием.



Из вышесказанного следует, что зарубежные законодатели государств первой груп-пы предусматривают в национальном уголовном законодательстве ответственность для виновного за нарушение Правил дорожного движения (безопасности) и (или) эксплуатации транспортных средств, повлекшее причинение средней тяжести вреда здоровью, считая, что указанное деяние является общественно опасным и требует установления уголовного наказания как меры уголовно-правового воздействия на преступность. Исключением слу-жит позиция российского законодателя, установившего административную ответственность за нарушение правил дорожного движения или эксплуатации транспортных средств, повлек-шее причинение средней тяжести вреда здоровью человека (ч. 2 ст. 12.24 КоАП РФ). Однако в результате нарушения правил дорожного движения или эксплуатации транспортного средства для потерпевшего наступают серьезные последствия, которые явно ощутимы, – стойкая потеря от 10 до 33 % общей трудоспособности [6, с. 38]. Вряд ли такие последствия можно считать незначительными и оставлять безнаказанными [2, с. 122]. Такую позицию российского законодателя нельзя признать правильной, принимая во внимание преду-предительную функцию уголовного закона и момент социальной справедливости [8, с. 71].

Несмотря на то, что существуют характерные черты уголовного законодательства, позволившие объединить множество стран в одну группу, необходимо еще выделить не-которые особенности в части наступления неблагоприятных последствий в результате на-рушений правил дорожного движения (безопасности) и (или) эксплуатации транспорта. Так, статья 326 УК Туркменистана имеет ряд примечаний, в одном из них раскрывается не только понятие крупного ущерба (сумма которого должна превышать семьдесят пять среднемесячных размеров оплаты труда), но говорится об освобождении лица от уголовной ответственности в случае добровольного возмещения им причиненного ущерба в полном объеме. В другом примечании законодатель Туркменистана поощряет водителей, приняв-ших возможные меры для оказания помощи потерпевшему, предусматривая наказание, не превышающее половины максимального размера, указанного в санкциях ч. 2–4 ст. 326 УК [3]. Законодатель Грузии, хотя и указывает в ч. 1 ст. 276 УК Грузии на такое неблагоприятное последствие, как причинение значительного ущерба, однако никаких пояснений по этому поводу не дает. Кроме того, некоторые нормотворцы иностранных государств практически уравняли такие последствия, как тяжкий вред здоровью и смерть человека, указав их в од-ной части статьи (ч. 2 ст. 317 УК Республики Беларусь, ч. 3 ст. 264 УК Республики Молдова, ч. 2 ст. 212 УК Республики Таджикистан, ч. 2 ст. 326 УК Туркменистана). Однако, если говорить о позиции отечественного законодателя, то однозначно в российской уголовно-правовой норме существует точная дифференциация ответственности в зависимости от наступив-ших преступных последствий.

Тяжесть неблагоприятных последствий, наступивших в результате дорожно-транс-портного происшествия, – не единственный признак, влияющий на объем уголовной от-ветственности. Состояние виновного, а именно состояние опьянения, рассматривается зарубежными законодателями как еще один признак, дифференцирующий уголовную ответственность за нарушения правил дорожного движения (безопасности) и (или) эксплу-атации транспортных средств. Он содержится в ч. 2, 4, 6, 8 ст. 276 УК Грузии, ч. 2, 4, 6 ст. 264 УК Республики Молдова, и, как видно по конструкции, данные нормы имеют сходные чер-ты со ст. 264 УК РФ.

В отличие от представленной выше позиции, белорусский законодатель предусмотрел состояние опьянения в ч. 4, 5 ст. 317 УК. При этом он, формулируя объективную сторону пре-ступного деяния, перечисляет в диспозиции виды опьянения – «нарушение Правил дорожно-го движения или эксплуатации транспортных средств лицом, управляющим транспортным средством в состоянии алкогольного опьянения или в состоянии, вызванном потреблением наркотических средств, психотропных веществ, их аналогов, токсических или других одур-манивающих веществ» [6]. Однако уголовная ответственность по ч. 4, 5 ст. 317 УК Республики Беларусь может возникнуть только в случае наступления таких преступных последствий, как причинение тяжкого телесного повреждения, смерть одного и более лиц. Интересен тот факт, что в ч. 1 ст. 317 УК Республики Беларусь предусмотрена ответственность за нару-шение Правил дорожного движения или эксплуатации транспортных средств, повлекшее по неосторожности причинение менее тяжкого вреда здоровью, однако ничего не сказано об аналогичных последствиях в случае нарушения лицом, управляющим транспортным средством в состоянии опьянения. В связи с этим остается открытым вопрос о квалифи-кации в рамках УК действий нетрезвого водителя, допустившего указанные нарушения,



повлекшие причинение повреждений, не опасных для жизни, но вызвавших длительное расстройство здоровья на срок до четырех месяцев либо значительную стойкую утрату тру-доспособности менее чем на одну треть.

Вышеуказанные законодательные подходы характерны не для всех УК стран, входя-щих в первую группу. Так, в УК Азербайджанской Республики существует отдельная норма, предусматривающая ответственность за нарушение Правил дорожного движения и (или) эксплуатации транспортных средств, допущенное в состоянии опьянения. По конструкции объективной стороны рассматриваемый состав преступления относится к материальным. Преступное деяние выражается в нарушении лицом, управляющим автомобилем, трам-ваем либо другим механическим транспортным средством, Правил дорожного движения или эксплуатации транспортных средств, лицом, находящимся в состоянии опьянения в результате приема алкогольных напитков, использования наркотических средств, пси-хотропных и других сильнодействующих веществ или не имеющим права на управление транспортными средствами [1].

Особый интерес представляет позиция некоторых зарубежных законодателей (на-пример, Армении, Таджикистана, Туркменистана), не предусматривающих в Уголовном кодексе отдельной статьи или квалифицирующего признака, который связан с нарушением Правил дорожного движения и (или) эксплуатации транспортных средств, совершенным в состоянии опьянения. Так, в п. «н» ч. 1 ст. 62 УК Республики Таджикистан предусмотрено в качестве обстоятельства, отягчающего наказание, совершение преступления в состоянии алкогольного, наркотического опьянения или под воздействием психотропных и других одурманивающих веществ, однако в зависимости от характера преступления суд может не признать данное состояние как отягчающее обстоятельство. Аналогичной позиции придерживается и армянский законодатель (п. 14 ст. 63 УК Армении). Уголовный кодекс Туркменистана состояние опьянения вообще не включает в перечень обстоятельств, отяг-чающих ответственность, а указывает в ст. 25 на то, что лицо, совершившее преступление в состоянии опьянения, вызванном употреблением алкоголя, наркотических или других одурманивающих веществ, подлежит уголовной ответственности. При этом причины опья-нения, степень опьянения и его влияние на совершение преступления учитываются при назначении наказания.

Исходя из вышесказанного, следует отметить, что зарубежные законодатели государств первой группы неоднозначно подошли к вопросу о привлечении к уголовной ответственно-сти лиц, нарушивших Правила дорожного движения (безопасности) и (или) эксплуатации транспортных средств в состоянии опьянения.

Таким образом, анализ российского и зарубежного уголовного законодательства по-зволил сделать следующие выводы.

В странах постсоветского пространства установлена уголовная ответственность за на-рушение Правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств. При этом существует неоднозначный подход к привлечению к ответственности лиц, совершивших данные нарушения в состоянии опьянения. Одни законодатели предусмотрели состояние опьянения в качестве квалифицирующего признака, другие – указали его в самостоятель-ной уголовно-правовой норме, третьи – как отягчающее обстоятельство, которое влечет более строгое наказание в пределах санкции уголовно-правовой нормы, однако не изме-няет квалификации совершенного деяния, либо как нейтральный фактор, не смягчающий и не отягчающий уголовную ответственность. Российский законодатель в ст. 264 УК РФ со-стояние опьянения рассматривает как квалифицирующий признак, дифференцирующий ответственность за нарушение Правил дорожного движения (безопасности) и (или) эксплу-атации транспортных средств.

Учитывая позицию зарубежных законодателей, признавших нарушения правил до-рожного движения (безопасности) и (или) эксплуатации транспортных средств, повлекшие по неосторожности причинение средней тяжести вреда здоровью, преступным и уголовно наказуемым деянием, преследуя достижение цели – восстановление социальной справед-ливости, целесообразно рассмотреть вопрос об установлении уголовной ответственности за неосторожное причинение среднего вреда здоровью при совершении дорожно-транс-портного преступления.

Изученный зарубежный опыт в области обеспечения безопасности дорожного движе-ния позволяет предусмотреть в соответствующем примечании к ч. 1, 3, 5 ст. 264 УК РФ меры поощрительного характера для лиц, выполнивших на месте происшествия все возможные



действия для оказания помощи потерпевшему в целях минимизации причиненного физи-ческого вреда, наступившего в результате нарушения Правил дорожного движения и экс-плуатации транспортных средств.

В настоящее время с уверенностью нельзя сказать, что существующая в отечественном законодательстве уголовно-правовая норма, предусматривающая ответственность за нару-шение Правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств, в целом отве-чает современным мировым тенденциям развития уголовного законодательства в области обеспечения безопасности дорожного движения.

Литература1. Уголовный кодекс Азербайджанской Республики от 28 апреля 2015 г. URL: http://online.

zakon.kz/Document/?doc_id=30420353#sub_id=2620000 (дата обращения: 30.09.2016).2. Уголовный кодекс Республики Беларусь от 28 апреля 2015 г. URL: http://etalonline.by/?t

ype=text&regnum=HK9900275#load_text_none_1_ (дата обращения: 30.09.2016).3. Уголовный кодекс Туркменистана от 2 февраля 2015 г. URL: http://online.zakon.kz/

Document/?doc_id=31295286#pos=80;276&sel_link=1002646638_2 (дата обращения: 30.09.2016).4. Давид Р. Сравнительное право // Очерки сравнительного права: сборник. М., 1981.5. Зенцова С. А. Источник повышенной опасности и его уголовно-правовое значение.

СПб., 2011.6. Кузнецов А., Нуркаева Т. Вопросы уголовно-правовой охраны здоровья в свете измене-

ний и дополнений Уголовного кодекса // Уголовное право. 2004. № 3.7. Новая уголовно-правовая система: гарантия прав и свобод человека и гражданина. URL:

http://prokuror.gov.kz/rus/novosti/stati/novaya-ugolovno-pravovaya-sistema-garantiya-prav-i-svobod-cheloveka-i-grazhdanina (дата обращения: 30.09.2016).

8. Федорченко М. В. Нарушение Правил дорожного движения и эксплуатации транспорт-ных средств: уголовно-правовой и криминологический аспекты: дис. … канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2004.

9. Шулепов Н. А., Соковых Ю. Ю. Сравнительный метод идентификации системы отече-ственного уголовного права // Вестник Московского государственного лингвистиче-ского университета. Сер. Юридические науки. 2011. № 15 (621).


УДК 342.9

О РОЛИ И ЗНАЧЕНИИ АДМИНИСТРАТИВНО-ПРАВОВОЙ НАУКИ В РАЗРАБОТКЕ И ПРИНЯТИИ НОВОГО КОДЕКСА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ОБ АДМИНИСТРАТИВНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИВиктор Егорович Севрюгин, профессор кафедры доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации;Любовь Степановна Козлова, доцент кафедры кандидат юридических наук, доцент(Институт государства и права Тюменского государственного университета)

E-mail: [email protected][email protected]

Анализируется полный текст проекта нового КоАП РФ с позиций современного понимания и толкования норм его важнейшего административно-правового института – института административной ответственности. Показана недооценка роли административно-правовой науки в разработке законопроекта, не позволившая в очередной раз привести его название, форму и содержание в соответствие с современными достижениями административно-правовой науки, правовыми позициями Конституционного Суда РФ и новыми конститу-ционно-правовыми реалиями.

Ключевые слова: административные правонарушения; административная ответственность; административ-ное законодательство; кодекс; юридическая ответственность; административное наказание; административ-но-правовая наука; законопроект; доктрина; концепция; правовой институт; правовое регулирование; отрасль права; система, структура права.

ON THE ROLE AND SIGNIFICANCE OF ADMINISTRATIVE AND LEGAL SCIENCES IN DEVELOPING AND ADOPTING A NEW RUSSIAN CODE OF ADMINISTRATIVE RESPONSIBILITYViktor Egorovich Sevryugin, chair professor Doctor of Law, Professor, honored lawyer of the Russian Federation;Lyubov Stepanovna Kozlova, chair associate professor kandidat nauk, degree in Law, Associate Professor(Institute of State and Law of the Tyumen State University)

We analyze the full text of the new draft Code of Administrative Offences of the Russian Federation from the point of co-temporal understanding and interpretation of the norms of its most important administrative and legal institu-tions – Institute of administrative responsibility. Display-to underestimation of the role of administrative and legal sciences to develop zakonoproject, are not allowed to once again bring its name, form and con-content in the line with the latest developments in the administrative and legal science, legal positions of the Constitutional Court and the new constitutional and legal realities.

Keywords: administrative offenses; administrative liability; administrative law; Code; legal liability; administra-tive punishment; administrative and legal science; bill; doctrine; concept; legal institution; legal regulation; branch of law; system, structure law.


Севрюгин В. Е., Козлова Л. С. О роли и значении административно-правовой науки в разработке и принятии нового Кодекса Российской Федерации об административной ответственности


Общепризнано, что административное право является одной из важнейших публич-но-правовых отраслей системы права Российской Федерации. Именно административное право регулирует наиболее широкий круг общественных отношений, а административное законодательство содержит огромный массив нормативно-правовых актов, нуждающихся в безотлагательном концептуальном переосмыслении и упорядочении.

Современное административное право, являясь одной из самых сложноорганизо-ванных отраслей российского права, призвано регулировать общественные отношения, связанные с деятельностью исполнительной власти, находящейся в условиях постоянного изменения целей и задач, функций и полномочий, системы и структуры ее органов, однако устаревшая доктрина административного права перестала соответствовать целям и задачам публичного управления. Ретроспективный анализ теории и практики применения зако-нодательства об административной ответственности показывает, что оно не соответствует ни масштабам современных реформ, ни стандартам правового государства и не способству-ет развитию институтов гражданского общества.

В связи с этим административное право как отрасль права и как отрасль юридической науки нуждается в современной научно обоснованной концепции формирования и разви-тия своей системы законодательства. Под совершенствованием административного зако-нодательства, с точки зрения науки административного права, следует понимать не только разработку его современной системы и структуры, но и выявление противоречий, пробелов в действующем законодательстве, и прежде всего в законодательстве об административной ответственности.

Обозначим актуальные направления современной науки административного права.1. Разработка новой концепции российского законодательства об административной

ответственности, основывающейся на раздельной кодификации материальных и процес-суальных административно-правовых норм, что в полной мере соответствует требованиям п. «к» ч. 1 ст. 72 Конституции РФ. Полная ревизия действующих административно-право-вых запретов, содержащихся как в Кодексе Российской Федерации об административных правонарушениях, так и в других федеральных законах; приведение их качественного со-держания в соответствие с новыми конституционно-правовыми реалиями, достижениями административно – правовой науки и потребностями правоприменительной практики в области защиты интересов личности, общества и государства.

2. Устранение концептуальных изъянов и недостатков действующих административ-но-правовых норм, искажающих фундаментальные правовые категории.

Основными этапами по совершенствованию административного законодательства об административной ответственности, определяющими вектор его развития на ближай-шую перспективу, как представляется, могут быть следующие.

Первый этап. Разработка официальной стратегии, политики и концепции такого зако-нодательства, а также проекта Федерального закона «Основы законодательства Российской Федерации об административной ответственности».

Второй этап. Проведение мониторинга и экспертизы всего массива действующего федерального законодательства об административной ответственности в целях выявления в нем противоречий и пробелов.

Третий этап. Принятие Федерального закона «Основы законодательства Российской Федерации об административной ответственности» и закрепление его в классификаторе правовых актов Российской Федерации.

Четвертый этап. Принятие кодификационного свода законов об административ-ной ответственности Российской Федерации и кодификационных актов во всех субъектах Российской Федерации.

Сравнительно-правовой анализ норм действующего КоАП РФ и Общей части зако-нопроекта, внесенного группой депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации 18 декабря 2015 г. (далее по тексту – законопроект), свидетельствует о том, что так называемые новеллы законопроекта, при всей их презюмируемой новизне и позитивности, с позиций современного понимания и толкования норм института адми-нистративной ответственности далеко не безупречны.

Нормы законопроекта, затрагивающие фундаментальные юридические категории, предназначенные для регулирования отношений административной ответственности, в зна-чительной части не отвечают концептуальным требованиям четкости, ясности и однознач-ности их формулировок. По мнению большинства, как ученых, так и практиков в области



административного права и государственного управления, предлагаемый законопроект в таком виде не способен обеспечить единство цели, последовательность и внутреннюю не-противоречивость правового регулирования всего комплекса общественных отношений, составляющих институт административной ответственности [1; 5; 6; 7]. Причин такого поло-жения несколько. Во-первых, до настоящего времени в России отсутствует внятная правовая доктрина. Вследствие этого, не до конца ясной остается и концепция административной ответственности, смысловая нагрузка ее понятийного аппарата.

Во-вторых, весь массив административного законодательства нуждается в безотлага-тельном концептуальном переосмыслении и упорядочении, а современное администра-тивное право – в формировании собственной системы законодательства.

В-третьих, демократические принципы современного правового государства, закре-пленные в ст. 1 Конституции РФ, не действуют в системе административно-право-вых отно-шений и не нашли еще необходимой институционализации и правового действия.

В-четвертых, по многим сопоставимым показателям, таким как обеспечение прав и законных интересов человека и гражданина, создание эффективного механизма защиты прав и законных интересов физических и юридических лиц от неправомерных действий (бездействия) должностных лиц публичной администрации, обеспечение законности в сфе-ре публичного управления, современное административное право не соответствует требо-ваниям и стандартам правового государства и гражданского общества.

В-пятых, в науке административного права за последние полвека так и не вырабо-тано единого мнения ученых о ключевых понятиях, сущности и правовой природе адми-нистративной ответственности, равно как и в юридической науке вообще – юридической ответственности. В результате, наряду с научно обоснованными, традиционными видами юридической ответственности – уголовной, административной, дисциплинарной и мате-риальной, в российском праве, особенно в последние годы, появились и появляются все новые суррогатные виды юридической ответственности: аграрная, налоговая, бюджетная, валютная, финансовая, кредитная, образовательная, конституционная, муниципальная, та-моженная, градостроительная, экологическая, энергетическая и т. п. В эти годы появилось большое количество псевдонаучных монографий, научных статей, кандидатских и доктор-ских диссертаций, авторы которых «научно» обосновывают данные виды «суррогатной» ответственности в качестве ответственности юридической. Однако дробление института юридической ответственности по отраслевому признаку никогда не соответствовало и не со-ответствует сейчас ни принципам института юридической ответственности, ни правовой природе данных «суррогатных» видов ответственности. Исходя их общепризнанной теории классификации юридической ответственности, каждому виду юридической (правовой) от-ветственности соответствует собственный вид наказания [4; 9].

Резонно предположить, что каждому «суррогатному» виду юридической ответственно-сти должен соответствовать собственный вид наказания: муниципальной ответственности – муниципальное наказание; налоговой ответственности – налоговое наказание; таможенной ответственности – таможенное наказание; экологической ответственности – экологическое наказание и т. д. Но таких видов наказаний в реальной правовой действительности не су-ществует, равно как и не существует «суррогатных» видов юридической ответственности. В то же время данные лжетеории имеют место и выдаются как передовые достижения рос-сийской юридической науки, тиражируя соответствующего уровня ученых.

Опасность возникновения суррогатных видов ответственности, выдаваемых за юри-дические, связана прежде всего с размыванием ее границ, появлением, как грибов после до-ждя, все новых и новых отраслей российского права. Эти новомодные течения отечественной правовой науки связаны с общим ослаблением ее методологической базы, игнорированием фундаментальных основ и принципов классической юриспруденции.

Появление новых отраслей российского права без серьезных научных исследова-ний, подкрепленных практикой, так же как и новых суррогатных видов юридической ответственности, опасно еще и потому, что реализация таких видов «юридической» от-ветственности возможно только в соответствующей юридически-процессуальной форме. Известно, что на предмет любой процессуальной отрасли права существенное влияние оказывает характер предмета той материальной отрасли, с которой данная процессуальная отрасль наиболее тесно связана. По мнению выдающегося ученого-правоведа профессора С. С. Алексеева, подобная обусловленность определяется прежде всего назначением любой процессуальной отрасли права обеспечить реализацию правовых норм материальных от-



раслей права и главным образом своей одноименной материальной отрасли [3, с. 159]. Так, например, гражданский и уголовный процессы, выражая властную природу правосудия, участвуют в реализации норм практически всех материальных отраслей российского пра-ва. Административный процесс является процессуальной формой исполнительной власти. Законодательный процесс, если его рассматривать как юридическую форму одноименной ветви государственной власти, находится так же в сфере своей материальной отрасли кон-ституционного права и не выходит за его пределы.

Таким образом, определяющая роль в отправлении юридического процесса принад-лежит органам соответствующих ветвей единой государственной власти. Поэтому не ну-ждается в доказательстве тот факт, что, например, гражданское право и ряд примыкающих к нему отраслей права «обслуживаются» гражданско-процессуальным и арбитражно-про-цессуальным правом. Административно-процессуальное право имеет своей задачей реали-зацию норм материального административного права и целого ряда иных материальных отраслей – налогового, финансового, валютного, бюджетного, водного, лесного, таможен-ного, жилищного, экологического и других отраслей. Подобная связь проявляется и между материальным и процессуальным уголовным правом.

Серьезной методологической ошибкой и явным заблуждением ряда исследователей как в общей теории права, так и в науке административного права является отождествление системы права и системы законодательства, комплексных межотраслевых правовых инсти-тутов с отраслями права. В результате появилось множество таких комплексных отраслей права, как муниципальное право, горное право, военное право, жилищное право, образо-вательное право, медицинское право, предпринимательское право, конкурентное право, регистрационное право, служебное право, судебное право, хозяйственное право, энергети-ческое право и т. д. При этом число таких отраслей права с каждым годом растет. Авторы, без серьезного научного исследования сущности и содержания того или иного правового явления, без привлечения понятийно-катего-риального аппарата, на основе поверхност-ного анализа правовых основ той или иной отраслевой либо межотраслевой деятельности, опираясь при этом на принятые для обслуживания этой деятельности один или два феде-ральных закона, смело заявляют о научном «открытии» новой, самостоятельной отрасли российского права и нового вида юридической ответственности. Подобные «научные» от-крытия только засоряют юридическую науку и ничего общего с передовыми научными достижениями не имеют.

Причиной такого массового заблуждения в юридической науке, особенно в общей теории права, призванной разрабатывать фундаментальные правовые категории, являет-ся тот факт, что в российской правовой науке так и не выработано единое мнение ученых о количестве отраслей права и правовых институтов, составляющих систему российского права, отсутствует и общая теория юридической ответственности.

На антинаучность и поспешность смешения права и закона в свое время обратил вни-мание профессор Ю. А. Тихомиров. В частности, он писал, что подобное отождествление упрощает и вульгаризирует представление о праве и законе. Первое, как явление и понятие, богаче и шире второго. Оно отражает и передовые теории и концепции, и правосознание, и правовые нормы, и акты. Не следует законам поспешно присваивать ранг права, а отрас-ли законодательства механически объявлять отраслями права. Совокупность межотрас-левых комплексных правовых институтов только тогда может квалифицироваться как новая отрасль права, когда она приобретает качественно новые свойства и, следовательно, утрачивает признак комплексности. Сама природа отрасли права исключает возможность существования комплексных отраслей права, в отличие от комплексных отраслей законо-дательства [8].

К числу фундаментальных административно-правовых категорий, разработанных административно-правовой наукой, но так до конца не востребованных и не реализо-ванных в законодательстве об административной ответственности, относятся: институт административной ответственности, институт административного наказания, институт административного правонарушения, институт вины юридического лица как субъекта административной ответственности, институт должностного лица как субъекта админи-стративной ответственности.

Учитывая логику построения норм Общей части (ст. 1.3. Полномочия РФ в сфере правового регулирования административной ответственности), Особенную часть нового Кодекса необходимо структурировать по соответствующим главам, исчерпывающе закре-



пляющих в названиях статей все виды составов административных правонарушений, вле-кущих наступление административной ответственности на федеральном уровне, исходя из объектового критерия.

Например, в ст. 1.4 законопроекта, предусматривающей разграничение предметов ве-дения Российской Федерации и ее субъектов в сфере правового регулирования администра-тивной ответственности, необходимо закрепить четкие критерии федеральной компетенции и компетенции субъектов Российской Федерации, что позволит реализовать на практике требования п. «к» ч. 1 ст. 72 Конституции РФ о совместном предмете ведения Российской Федерации и ее субъектов в сфере административного законодательства. В настоящее время практика реализации данной конституционной нормы показала всю ущербность центра-лизации на федеральном уровне правового механизма регулирования административной ответственности. В результате в каждом третьем регионе Российской Федерации отсутству-ет собственное административно-деликтное законодательство. В своей нормотворческой практике они руководствуются нормами федерального законодательства. Ряд субъектов Российской Федерации имеют региональные законы, устанавливающие административ-ную ответственность за отдельные виды административных правонарушений. Небольшая часть субъектов Российской Федерации имеют кодифицированные законы, устанавлива-ющие административную ответственность на региональном уровне, но нередко выходят за пределы своих полномочий, вмешиваясь в предметы ведения Российской Федерации по установлению административной ответственности за нарушение федеральных правил.

В законопроекте по-прежнему отсутствует классическое определение понятия вины и, соответственно, ее признаки. Хотя принцип вины (ст. 2.2) и ее формы (ст. 3.13) включены или подразумеваются в большей части норм Общей части Кодекса и транспорируются на его Особенную часть. Известно, что вина является одним из важнейших признаков администра-тивного правонарушения. Определение вины через ее формы непосредственно в кодифи-цированном федеральном административном законе относится к серьезным достижениям административно-правовой науки. Только виновное – умышленное или неосторожное – на-рушение субъектом административной ответственности установленных правил влечет ад-министративную ответственность. Игнорирование данного фундаментального положения юридической науки открывает простор для объективного вменения. Отказ от легального определения вины и ее форм непосредственно в Кодексе позволяет привлекать к админи-стративной ответственности физических и юридических лиц при отсутствии их виновно-сти. Но подобная ситуация, даже если признать ее правомерной, тем не менее, не может сама по себе исключить признак виновности, предусмотренный в санкциях большинства статей Особенной части Кодекса.

Авторы законопроекта в который раз не учитывают того факта (это становится уже плохой традицией), что «юридическое лицо» – категория гражданско-правовая. Юридическое лицо создается, действует и ликвидируется в соответствии с нормами гражданского права. Поэтому в соответствии с гл. 4 Гражданского кодекса РФ любое такое общественное образо-вание становится участником административных, налоговых, трудовых и прочих отноше-ний лишь постольку, поскольку оно признается субъектом гражданского права – юридиче-ским лицом. Административно-правовая концепция юридического лица в юриспруденции отсутствует. Административно-правовой наукой такая концепция также не разработана. Неуклюжие попытки разработчиков законопроекта и некоторых ученых вмонтировать частно-правовую материю в институт публичного административного права и рассматри-вать в таком виде юридических лиц в качестве субъектов административной ответственно-сти (ст. 3.8) являются псевдонаучными, конъюктурными и не имеют научной перспективы.

Общеизвестно, что административное правонарушение – единственное основание административной ответственности (и это нашло отражение в Общей части законопро-екта) – не может быть совершено юридическим лицом, поскольку оно по своей природе не способно к сознательным волевым проявлениям. Поэтому категория вины, выработанная наукой административного права для применения к физическим лицам (как психологиче-ское отношение лица к совершенному им противоправному деянию и его последствиям), не может быть механически перенесена на юридических лиц и применена к юридическим лицам как субъектам административной ответственности. В противном случае это позво-ляет заключить, что административная ответственность юридического лица наступает при отсутствии его виновности, поскольку она в данной форме практически невозможна.



Следующей актуальной проблемой науки административного права, так и не реа-лизованной в действующем Кодексе об административных правонарушениях Российской Федерации и проигнорированной в законопроекте, по-прежнему остается задача раскры-тия сущности административного наказания и уяснения правовой природы администра-тивных санкций. Между тем задача раскрытия сущности административного наказания, его правовой природы осложнена не столько отсутствием в административно-правовой науке обстоятельного исследования понятия и признаков административного наказания не только ввиду новизны этой терминологии, сколько отсутствием вообще в администра-тивно-правовой теории и нормотворческой практике достаточной научной проработки данного правового явления. В то время как исследованиям правовой природы уголовно-го наказания в юридической науке уделялось и уделяется достаточно большое внимание и, в отличие от административно-правовой науки, сформирован солидный доктринальный пласт информации, обеспечиваемый соответствующим законодательством. Институт адми-нистративных наказаний в Кодексе об административных правонарушениях Российской Федерации имеет большое значение и играет ключевую роль в повышении эффективно-сти механизма административной ответственности. В Общей части законопроекта поня-тию, целям и видам административных наказаний посвящена самостоятельная глава 4 «Административные наказания», в ст. 4.1 которой понятие административного наказания и его цели авторы рассматривают как одно целое. Если предположить, что объединение этих двух различных по смыслу понятий в одной статье осуществлено для обеспечения со-гласованности формы и содержания данной правовой категории, хотя логически вполне объяснимо с точки зрения общей диалектики правового регулирования института адми-нистративной ответственности, но малопродуктивно.

В то же время, исходя из данного вывода, в новых подходах нуждается исследование самой проблемы административного наказания, его сущности и содержания, функцио-нальных возможностей и целей, а также само определение понятия административного наказания в федеральном административном законе и теории административного права, что разработчиками законопроекта не учтено и не осуществлено.

В уточнении оснований и механизма применения нуждается самый распространен-ный и наиболее эффективный вид наказания – административный штраф (ст. 4.5) и его размеры (ст. 4.7), а также сравнительно новые виды административных наказаний – дис-квалификация (ст. 4.15) и административное приостановление деятельности (ст. 4.16), лик-видация юридического лица или прекращение деятельности в качестве индивидуального предпринимателя (ст. 4.17). Как представляется, подлежат исключению из системы адми-нистративных наказаний административный арест (ст. 4.13), по существу лишающий, хотя и краткосрочно, свободы человека за незначительные административные правонарушения, и исправительные работы (ст. 4.8).

Данные виды наказаний противоречат Конституции Российской Федерации, между-народным правовым актам, запрещающим лишать свободы человека за незначительные проступки и применять принудительный труд.

Учет современных достижений административно-правовой науки по этим ключевым фундаментальным категориям особенно важен потому, что КоАП РФ, по праву входящий в особую группу фундаментальных законов России, затрагивает жизненно важные повсед-невные интересы десятков миллионов граждан и юридических лиц, регулирует на феде-ральном уровне наиболее значимые, обширные области и сферы государственной и обще-ственной жизни. По сути, главной и единственной задачей КоАП РФ является регулирование административной ответственности. В связи с этим КоАП РФ в системе российского законо-дательства занимает особое место, поскольку только его нормам предоставлено исключи-тельное право – регулировать на федеральном уровне применение мер административной ответственности. В других законодательно закрепленных видах юридической ответствен-ности, регулирование которых обеспечивается соответственно Трудовым и Гражданским кодексами РФ, функция привлечения субъектов к дисциплинарной и гражданско-правовой ответственности носит сугубо вспомогательный характер. Исключение составляет УК РФ, призванный регулировать уголовную ответственность.

По содержанию законопроект не соответствует современным передовым достиже-ниям административно-правовой науки и новым конституционно-правовым реалиям. Он не устраняет явные концептуальные изъяны и недостатки действующей редакции КоАП РФ, а лишь усугубляет либо ретушируют некоторые из них (указанные выше) и порождает




множество новых. К их числу относится так называемая «новелла» о выделении категорий административных правонарушений (ст. 3.2): грубых, значительных и менее значительных административных правонарушений. Введение оценочных понятий правонарушения непо-средственно в КоАП РФ (грубые – негрубые, более-менее значительные и незначительные) без четко разработанных критериев такой оценки является грубой ошибкой, содержащей одновременно коррупционный фактор, позволяющий отдавать на откуп малограмотному или юридически безграмотному «оценщику» квалификацию составов противоправных деяний, затрагивающих жизненно важные интересы деятельности десятков миллионов юридических и физических лиц со всеми вытекающими из такой субъективной оценки по-следствиями, что может привести на практике к массовым нарушениям законности при ква-лификации таких деяний, ущемлению законных прав и интересов граждан и организаций.

Предлагаемая разработчиками законопроекта полная кодификация федерального законодательства об административной ответственности, включая кодификацию законода-тельства об административных правонарушениях субъектов РФ, – явление положительное и давно ожидаемое, направленное на устранение одного из самых застарелых и серьезных законодательных дефектов действующего КоАП. Но такая кодификация административно-го законодательства в субъектах РФ возможна только на единой федеральной нормативной правовой базе. Представляется, что в качестве такого единого федерального модельного закона могут стать Основы законодательства РФ об административной ответственности, разработка и принятие которого может быть осуществлена параллельно с доработкой за-конопроекта. Разработчиками законопроекта проигнорирован и тот факт, что Кодекс РФ об административной ответственности входит в особую группу фундаментальных законов Российской Федерации, поскольку регулирует на федеральном уровне наиболее значимые обширные сферы государственной жизни. Отсюда специфической особенностью и целью административной ответственности, придающей ей универсальный межотраслевой ха-рактер, являются не только защита административно-правовых норм, но и привлечение к ответственности за нарушения требований правовых норм других отраслей российского права – конституционного, налогового, таможенного, бюджетного, банковского, финансо-вого, валютного, земельного, экологического и других. Как справедливо отмечают извест-ные ученые-административисты Ю. М. Козлов и Л. Л. Попов, административное право про-являет свою регулятивную роль там, где действуют нормы других материальных отраслей российского права, то есть там, где складываются управленческие по своей сути отношения, входящие в предмет трудового, финансового, природоохранного, предпринимательского и даже гражданского и других отраслей права, что, однако, не исключает их из механизма административно-правового регулирования [2, с. 19].

Названные в законопроекте гл. 1 «Законодательство об административных правонару-шениях», ст. 1.1 «Система законодательства об административных правонарушениях» и ст. 1.2 «Задачи законодательства об административных правонарушениях», имеют словосочетание «об административных правонарушениях», вместо «об административной ответственности», что не отражает специфики общественных отношений, регулируемых нормами института административной ответственности. Название их необходимо изменить и привести в соот-ветствие с главной задачей законопроекта.

В концептуальной доработке, уточнении и корректировке нуждаются и некоторые другие материальные административно-правовые нормы института административной ответственности.

Литература1. Авдейко А. Г. Некоторые вопросы модернизации законодательства об административ-

ной ответственности // Актуальные проблемы административно-процессуального законодательства: мат-лы ежегодн. всерос. науч. – практ. конф. (Сорокинские чтения), 20 марта 2015 г.: в 3 ч. Ч. II / сост. Ю. Е. Аврутин, А. И. Каплунов. СПб.: Санкт-Петербургский ун-т МВД России, 2015.

2. Административное право: учебник / под ред. Ю. М. Козлова, Л. Л. Попова. М.: Юристъ, 2000.

3. Алексеев С. С. Общие теоретические проблемы права. М.: Госюриздат, 1961.4. Витрук Н. В. Общая теория административной ответственности. 2-е изд., испр. и доп.

М.: Норма, 2009.

Дерюга А. Н., Ковальчук О. В. Сфера безопасности дорожного движения: этимология понятия


5. Кирин А. В., Побежимова Н. И. Новой редакции КоАП РФ нужна «Общая часть» // Административное право и процесс. 2014. № 12.

6. Севрюгин В. Е. О проекте Общей части Административного кодекса Российской Федерации // Актуальные проблемы административно-процессуального законода-тельства: мат-лы ежегодн. всерос. науч. – практ. конф. (Сорокинские чтения), 20 марта 2015 г.: в 3 ч. Ч. II / сост. Ю. Е. Аврутин, А. И. Каплунов. СПб.: Санкт-Петербургский ун-т МВД России, 2015.

7. Степаненко Ю. В. Проект Кодекса РФ об административных правонарушениях (Общая часть): очередной холостой выстрел или все-таки в цель // Актуальные проблемы ад-министративно-процессуального законодательства: мат-лы ежегодн. всерос. науч. – практ. конф. (Сорокинские чтения), 20 марта 2015 г.: в 3 ч. Ч. II / сост. Ю. Е. Аврутин, А. И. Каплунов. СПб.: Санкт-Петербургский ун-т МВД России, 2015.

8. Тихомиров Ю. А. Общая концепция развития российского законодательства // Журнал российского права. 1999. № 1.

9. Хачатуров Р. Л., Липинский Д. А. Общая теория юридической ответственности. СПб., 2007.

УДК 342.9

СФЕРА БЕЗОПАСНОСТИ ДОРОЖНОГО ДВИЖЕНИЯ: ЭТИМОЛОГИЯ ПОНЯТИЯАртем Николаевич Дерюга, профессор кафедры доктор юридических наук, доцент;Ольга Владимировна Ковальчук, адъюнкт(Дальневосточный юридический институт МВД России)

E-mail: [email protected]@mail.ru

В статье анализируются разнообразные точки зрения на суть безопасности дорожного движения, рассматри-вается понятие дорожного движения, определяются его особенности. На основе анализа авторы выделяют главные элементы дорожного движения, состоящие из ряда подсистем, и характеризуют их.

Ключевые слова: безопасность; дорожное движение; транспортные средства; обеспечение безопасности до-рожного движения; дорожно-транспортные происшествия.

THE SPHERE OF SAFETY OF TRAFFIC: CONCEPT ETYMOLOGYArtem Nikolaevich Deryuga, chair professor Doctor of Law, Associate Professor;Olga Vladimirovna Kovalchuk, post graduate(Far Eastern Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russia)

In article a variety of the points of view on an essence of traffic safety is analyzed, the concept of traffic is considered, his features are defined. Based on the analysis the author allocates the main elements of traffic consisting of a few subsystems and characterizes them.

Keywords: safety; road traffic; vehicles; ensuring road safety; traffic accidents.

Понятие «сфера безопасности дорожного движения» является часто применяемым и упоминаемым при обсуждении проблем дорожного движения [6; 8; 11].

В одном из своих значений существительное «сфера» означает область, место, преде-лы, в которых существует, развивается, применяется что-нибудь [10, c. 752].

В общественных науках понятие «сфера» объединяет соответствующие ему взаимос-вязанные системы, явления и процессы, которые выступают его секторами (областями).

В случае со сферой безопасности дорожного движения такими секторами являются дорожное движение и обеспечение безопасности дорожного движения. Полагаем, что невоз-можно уяснить содержание обеспечения безопасности дорожного движения без понимания содержания терминов «обеспечение безопасности дорожного движения» и «безопасность дорожного движения».

В международной практике термин «дорожное движение» стал применяться с 1949 г., когда был введен в официальное использование Конвенцией о дорожном движении *. В России

* URL: http://ivo.garant.ru/#/basesearch/Женевская конвенция о дорожном движении/all:1 (отменена).



он получил признание только в 1973 г. До этого применялись такие понятия, как «движение по улицам городов, населенных пунктов и автомобильным дорогам», «уличное движение», «движение в городах» и другие словосочетания.

С присоединением Советского Союза в 1959 г. к Конвенции о дорожном движении в научных журналах и других изданиях появляются определения дорожного движения, отражающие различные его аспекты.

Первым, кто вынес на суд научной общественности свое определение дорожного движения, был В. В. Лукьянов. Он определил его как «…процесс движения транспортных средств по дорогам, в котором действия его участников – водителей, пешеходов и пассажи-ров – определяются специальными правилами» [7, c. 102].

Г. И. Клинковштейн рассматривал дорожное движение как «сложную динамическую систему, представляющую собой совокупность движения пешеходов и различных типов механических и немеханических транспортных средств» [5, c. 47].

И. К. Шахриманьян предложил определять дорожное движение посредством следую-щей более широкой формулировки: «Современное дорожное движение – это перемещение людей и грузов механическими транспортными средствами, а также людей вне этих транс-портных средств по дорогам, регламентированное специальными правовыми нормами, регулируемое государственными органами, протекающее в условиях реальной опасности возникновения обстоятельств, препятствующих продолжению этого процесса» [14, c. 56].

Р. И. Денисов считал, что дорожное движение подлежит правовому регулированию, поэтому определил его следующим образом: «Дорожное движение – это совокупность об-щественных отношений, возникающих в связи с необходимостью осуществления перевозок пассажиров и грузов и подготовкой к этому процессу» [4, c. 46].

В статье 2 Федерального закона «О безопасности дорожного движения» [1], принятого в 1995 г., дорожное движение определено как «…совокупность общественных отношений, возникающих в процессе перемещения людей и грузов с помощью транспортных средств или без таковых в пределах дорог». Особенностями данной совокупности общественных от-ношений являются следующие обстоятельства: во-первых, субъектами управления являются водители, а объектами управления – управляемые ими транспортные средства, а не люди; во-вторых, водители сами испытывают на себе управляющее воздействие, посылаемое со-трудниками органов внутренних дел, которые наделены полномочиями по урегулирова-нию взаимодействия между лицами, участвующими в транспортном процессе, т. е. участ-никами дорожного движения.

По мнению Н. В. Якубенко, для определения такого сложного общественного явле-ния, как дорожное движение, существительное «совокупность», означающее соединение чего-нибудь [13, c. 824], не подходит по той причине, что дорожное движение – это сложная, открытая, целенаправленная и динамическая система [15, c. 18].

По нашему мнению, если рассматривать дорожное движение в динамике, то его можно охарактеризовать как процесс по перемещению людей и грузов, осуществляемый человеком посредством управления транспортным средством. Если же рассматривать до-рожное движение в статическом состоянии, то о нем можно говорить как о сложной соци-ально-технической системе.

Сложность системы выражается в том, что дорожное движение в широком смысле слова состоит из целого ряда взаимосвязанных подсистем и отдельных элементов.

По нашему мнению, в дорожном движении в широком смысле слова, т. е. как слож-ной социально-технической системе, можно выделить в качестве главных составляющих ее элементов следующие подсистемы:

– подсистему, условно именуемую подготовкой к процессу удовлетворения транспорт-ной потребности, которая состоит из элементов по подготовке участников дорожного движе-ния, транспортных средств, автомобильных дорог к осуществлению дорожного движения;

– подсистему реализации транспортной возможности или удовлетворения транс-портной потребности, т. е. непосредственно дорожное движение;

– подсистему обеспечения безопасности дорожного движения государственными органами и общественными организациями.

Последняя подсистема в силу ее значимости для осуществления дорожного движения является отдельным сектором сферы безопасности дорожного движения.

Подсистема подготовки осуществления дорожного движения объединяет в себе дея-тельность предприятий, организаций, учреждений по созданию условий и возможностей



безопасной реализации транспортной потребности. Результатом ее функционирования является отвечающее требованиям соответствующих строительных норм и правил состо-яние улично-дорожной сети, техническая готовность транспортных средств к осуществле-нию безаварийного дорожного движения, надлежащий уровень водителей транспортных средств и других участников дорожного движения.

Данная подсистема менее всего согласована с общей целью дорожного движения, если рассматривать его в узком смысле, а именно с удовлетворением транспортной потреб-ности. Объясняется это тем обстоятельством, что структуры, осуществляющие подготовку к реализации транспортной потребности, чаще ориентируются на коммерческую выгоду, а не на безопасность дорожного движения. Результатом такого положения является то, что государственные автомобильные инспекторы не могут в полном объеме оказывать на такие структуры управленческое воздействие.

В связи с этим считаем данное обстоятельство наиболее слабым звеном в системе обеспечения безопасности дорожного движения, поскольку большое число причин до-рожно-транспортных происшествий зарождается и развивается в подсистеме подготовки процесса к удовлетворению транспортной потребности.

Несмотря на то, что реализация транспортной потребности, т. е. дорожное движение в узком смысле слова, является центральным элементом соответствующей сферы, по наше-му мнению, именовать ее следует не сферой дорожного движения, а сферой безопасности дорожного движения. Обусловлено это тем, что в условиях высокого уровня автомобилиза-ции без обеспечения безопасности дорожного движения реализация транспортной потреб-ности в форме дорожного движения становится чрезвычайно опасной.

Дорожное движение как определенная социально-техническая система состоит из ряда компонентов, основным из которых является человек, который может выступать в качестве водителя, пассажира или пешехода. Если говорить о человеке как о водителе, то его нель-зя отделять от транспортного средства по той причине, что ни водитель, ни транспортное средство в отдельности не могут образовывать дорожное движение. Третьим компонентом дорожного движения является дорога, по которой движется транспортное средство, управ-ляемое водителем.

В 2016 г. органами внутренних дел России зарегистрировано 184 000 дорожно-транс-портных происшествий, 23 114 погибших, 231 197 раненых. Из названного количества 238 дорожно-транспортных происшествий – это происшествия с особо тяжкими последствия-ми, т. е. такие, в которых сразу погибло 5 и более человек *.

Сложная ситуация с обеспечением безопасности дорожного движения складывалась и в предыдущие годы [12].

Среди 85 субъектов Российской Федерации нет ни одного, на дорогах и улицах кото-рого не происходили бы дорожно-транспортные происшествия с человеческими жертвами.

Данное обстоятельство обусловливает то, что Президентом и Правительством Российской Федерации защита участников дорожного движения отнесена к вопросам государствен-ной значимости, подлежащим первоочередному решению. Так, Президент Российской Федерации В. В. Путин отметил, что основным направлением действий органов внутренних дел по решению данной проблемы, учитывая масштабы дорожного движения в России, должна быть профилактика дорожно-транспортных происшествий [9].

По нашему мнению, для того, чтобы эффективно осуществлять профилактическое воздействие на участников дорожного движения, необходимо понять, что представляет со-бой безопасность дорожного движения как социально-правовое явление.

Имеются следующие точки зрения на понятие безопасности дорожного движения.1. Безопасность дорожного движения как одно из условий достижения высокого уров-

ня социально-экономического благополучия в стране.Главное в данной концепции – обязанность государства создавать органы и механиз-

мы для реализации государственной политики в сфере безопасности дорожного движения.2. Безопасность дорожного движения как отсутствие условий для дорожно-транс-

портных происшествий.Данная точка зрения воспринимается научным сообществом как далеко неодно-

значная, так как говорить о закономерности возникновения дорожно-транспортных про-

* Сведения о показателях состояния безопасности дорожного движения. URL: http://www.gibdd.ru/stat/ (дата обращения: 03.01.2017).



исшествий нельзя, это событие случайное. Кроме того, отсутствие дорожно-транспортных происшествий и безопасность дорожного движения не являются соответствующими друг другу критериями.

3. Безопасность дорожного движения как направление обеспечения международной транспортной безопасности.

Данная точка зрения на сущность безопасности дорожного движения предполагает акцент на создании безопасных условий для осуществления международных перевозок. Такой подход дает возможность ввести изучение аспектов безопасности дорожного движе-ния в систему приоритетов международной безопасности.

4. Безопасность дорожного движения как условие обеспечения общественной безопасности.

В связи с тем, что в последние десятилетия при совершении преступных посягательств широко используется автотранспорт, осуществление контроля за его перемещением, яв-ляется действенным способом пресечения преступлений, в том числе таких особо тяжких, как подготовка террористических актов. Безопасность в дорожном движении придает ему упорядоченность, создает обстановку спокойствия, согласованности и ритмичности обще-ственных отношений на дорогах страны.

Таким образом, безопасность дорожного движения является составным элементом общественной безопасности, функциональное назначение которого состоит в обеспечении и восстановлении правопорядка, предупреждении правонарушений при осуществлении дорожного движения [3, c. 18].

Разнообразие точек зрения на суть безопасности дорожного движения и широта предмета исследования, включающего в себя положения из сферы международных отно-шений, экологии, социологии и юриспруденции, требуют ответа на следующий вопрос: «Каким понятием, научным или риторическим, является понятие безопасности дорожно-го движения?» [2].

В пользу первой точки зрения говорит легальное определение безопасности дорож-ного движения. В статье 2 Федерального закона «О безопасности дорожного движения» без-опасность дорожного движения определена как состояние данного процесса, отражающее степень защищенности его участников от дорожно-транспортных происшествий и их по-следствий. Наличие легального определения безопасности дорожного движения позволяет рассматривать его как самостоятельную правовую категорию, основанную на результатах анализа правовой действительности.

Вместе с тем в сфере безопасности дорожного движения находятся вопросы эколо-гии (когда речь идет об уровне загрязненности выхлопными газами населенных пунктов), гидрометеорологии (необходимость учета климатических особенностей местности, через которую проходит дорога) и т. п. Очевидно, все это выходит за рамки привычного представ-ления о монолитном единстве «человек – дорога – автомобиль», добавляя к нему еще одну составляющую – окружающую среду.

Таким образом, категория «безопасность дорожного движения» не отражает реально-го состояния правовых явлений, основанных на запросах общества, и требует пересмотра.

Установление и поддержание безопасности дорожного движения осуществляется по-средством использования различных методов правового регулирования, что обусловливает необходимость постоянного совершенствования правоохранительной системы, привлече-ния общественности к осуществлению такой деятельности.

Деятельность государственных органов и общественных организаций по установле-нию и поддержанию безопасности дорожного движения в настоящее время обозначается устоявшимся термином «обеспечение безопасности дорожного движения».

Обеспечение безопасности дорожного движения представляет собой деятельность по своевременному выявлению причин дорожно-транспортных происшествий, преду-преждению их совершения, снижению тяжести их последствий, а также по снижению от-рицательного влияния дорожного движения на окружающую среду.

Вместе с тем, единственные практические результаты деятельности по обеспечению безопасности дорожного движения выражаются в показателях состояния аварийности.

Поэтому обеспечить безопасность дорожного движения до сих пор означает одно – в ус-ловиях постоянного развития автомобилизации снизить общее число дорожно-транспорт-ных происшествий, количество лиц, погибших и травмированных при их возникновении.



Интенсивность дорожного движения в последние десятилетия возрастает год от года и будет только усложняться. В связи с этим организационно-правовой аспект обеспечения безопасности дорожного движения является чрезвычайно острым, что обусловлено посто-янной необходимостью совершенствования правовых норм и механизма обеспечения без-опасности дорожного движения.

По нашему мнению, представляется очевидным, что детальное правовое регулирова-ние сферы безопасности дорожного движения обусловлено функционированием автотран-спортных средств, являющихся источниками повышенной опасности как для участников дорожного движения, так и для других лиц. Удовлетворение транспортной потребности с помощью автотранспорта может быть безопасным только при наличии отлаженной систе-мы дозволений и запретов во всей плоскости «человек – дорога – автомобиль – окружающая среда», а также эффективного контроля за их соблюдением.

Литература1. О безопасности дорожного движения: федеральный закон от 10 декабря 1995 г.

№ 196-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 1995. № 50. Ст. 4873.2. Безопасность на автомобильном транспорте. Доклад Питера Крауза – руководителя

департамента Международного союза автомобильного транспорта. URL: http://www/iru-сisru-moscow/2004/12/forum/pk.

3. Веремеенко К. И. Механизм административно-правового регулирования в сфере охра-ны общественного порядка. М., 2001.

4. Денисов Р. И. Административный надзор в сфере дорожного движения. М., 1981.5. Клинковштейн Г. И., Афанасьев М. Б. Организация дорожного движения: учебник для

вузов. 5-е изд., перераб. и доп. М.: Транспорт, 2001.6. Костров А. В., Азанов С. Н. Развитие нормативной правовой базы в сфере обеспечения без-

опасности дорожного движения // Технологии гражданской безопасности. 2009. № 1–2.7. Лукьянов В. В. Безопасность дорожного движения. М.: Транспорт, 2000.8. Майоров В. И. Правовой режим в сфере безопасности дорожного движения // Вестник

Южно-Уральского государственного университета. Сер.: Право. 2012. № 7.9. Материалы заседания Президиума Государственного совета Российской Федерации

по вопросам безопасности дорожного движения. Ярославль, 14 марта 2016 г. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/news/51506.

10. Ожегов С. И. Толковый словарь русского языка. 4-е изд., доп. М.: Азбуковник, 1999.11. Пахомова О. Н. Современные проблемы уголовно-правовой жизни и здоровья в сфере

безопасности дорожного движения // Пробелы в российском законодательстве. 2013. № 2.12. Преступность и правонарушения (2010–2015): стат. сб. М., 2016.13. Ушаков Д. Н. Толковый словарь современного русского языка. М.: Аделант, 2013.14. Шахриманьян И. К. Безопасность дорожного движения: курс лекций. 2-е изд. М., 1979.15. Якубенко Н. В. Правовые аспекты профилактики дорожно-транспортных происше-

ствий: учеб. пособие. Тюмень: ТЮИ МВД России, 2008.



УДК 342.951

ПРАВОВЫЕ ОСНОВЫ ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ АДМИНИСТРАТИВНОГО НАДЗОРА ОБЩЕСТВЕННЫМИ ОБЪЕДИНЕНИЯМИ ПРАВООХРАНИТЕЛЬНОЙ НАПРАВЛЕННОСТИЕкатерина Валерьевна Кашкина, заместитель начальника кафедры Всероссийского института повышения квалификации сотрудников МВД России кандидат юридических наук


В статье проводится краткий анализ законодательства на предмет нормативного обеспечения функциониро-вания институтов соседского надзора и общественного контроля в рамках осуществления административного надзора. Автором предлагаются изменения и дополнения в действующее законодательство в целях повышения эффективности реализации мер, направленных на профилактику рецидивной преступности.

Ключевые слова: административный надзор; административные ограничения; общественные объединения правоохранительной направленности; поднадзорное лицо; содействие органам внутренних дел; соседский надзор; частная жизнь.

THE LEGAL BASIS FOR THE IMPLEMENTATION OF ADMINISTRATIVE SUPERVISION BYPUBLIC ASSOCIATIONS OF LAW ENFORCEMENT FOCUSEkaterina Valerievna Kashkina, deputy head of the Advanced Training Institute of the MIA of Russia kandidat nauk, degree in Law

The article presents a brief analysis of the legislation for the regulatory framework for the functioning of the institu-tions of «neighborhood watch» and public control in the implementation of administrative supervision. The author proposes amendments and additions to the existing legislation with the aim of increasing the effectiveness of the measures must be taken to prevent receive crime.

Keywords: administrative supervision; administrative restrictions; public associations of law enforcement focus; supervised person; the assistance of the police; neighborhood watch; association.

В ходе проводимой реформы системы МВД России численность штатных единиц была сокращена с 1 млн 325 тыс. чел. (2009 г.) до 1 млн 89 тыс. 870 чел. (2014 г.). По итогам последую-щего сокращения личного состава еще на 20 % количество сотрудников органов внутренних дел составило 907 525 чел. (из них полицейских – 782 тыс.) [8, с. 77]. Указом Президента России от 13 июля 2015 г. «О внесении изменения в Указ Президента России от 5 мая 2014 г. № 300 «О некоторых вопросах Министерства внутренних дел Российской Федерации» была уста-новлена предельная штатная численность органов внутренних дел Российской Федерации – 835 825 чел. Согласно данным ДГСК МВД России, после проведенного сокращения штата МВД России на 12 % количество сотрудников полиции в 2016 г. составит 782 тыс. чел. [8, с. 77].

В результате проведенных реформ сегодня в территориальных органах МВД России не хватает сотрудников полиции, уполномоченных осуществлять оперативно-розыскную деятельность, участковых уполномоченных полиции, сотрудников дорожно-патрульной службы, патрульно-постовой службы полиции. Иными словами, постепенно органы вну-тренних дел утрачивают то непосредственное звено, которое связывает население и всю систему МВД России.

Вследствие нехватки личного состава не приходится говорить об улучшении крими-ногенной обстановки как на территории административной единицы, так и в целом по стра-не, что и подтверждают статистические данные. С начала проведения реформ наибольший подъем уровня преступности отмечался в 2015 г., когда количество зарегистрированных пре-ступлений, по сравнению с АППГ, возросло на 8,6 % (2166,4 тыс. – в 2014 г.; 2388,5 тыс. – в 2015 г.), когда увеличилось на 10,7 % количество зарегистрированных преступлений, совершенных в общественных местах (869,4 тыс.). В 2016 г. подразделениями полиции зарегистрировано преступлений на 9,6 % меньше, чем в 2015 г. (2 160,1 тыс.), сократилось на 10,6 % количество зарегистрированных преступлений, совершенных в общественных местах (790,2 тыс.).

Несмотря на то, что показатели уровня преступности за 2016 г. являются наименьши-ми с 2012 г., неизменной остается статистика повторных преступлений – каждое второе рас-

Кашкина Е. В. Правовые основы осуществления административного надзора общественными объединениями правоохранительной направленности


следованное преступление совершено лицами, ранее уже совершавшими преступления *. Приведенные данные указывают на необходимость уделять повышенное внимание при профилактике преступлений лицам, составляющим группу риска. К таким лицам отно-сятся, в частности, те, в отношении которых действует административный надзор.

Субъектами, осуществляющими административный надзор, установленный в отно-шении лиц, указанных в ст. 3 Федерального закона от 6 апреля 2011 г. № 64-ФЗ «Об админи-стративном надзоре за лицами, освобожденными из мест лишения свободы» (далее – ФЗ № 64), являются сотрудники полиции, при этом основная роль отводится участковому уполномоченному полиции, на которого, согласно Порядку осуществления администра-тивного надзора за лицами, освобожденными из мест лишения свободы (далее – приказ МВД России № 818) [4], возлагаются обширные функциональные обязанности, в том числе проведение профилактической работы с поднадзорным лицом, выявление фактов нару-шения требований ФЗ № 64.

На базе ВИПК МВД России в рамках повышения квалификации был проведен опрос таких категорий слушателей, как участковые уполномоченные полиции, обслуживающие административные участки в сельских поселениях, и начальники (заместители) подразде-лений по организации работы участковых уполномоченных полиции территориальных органов МВД России на районном уровне, – в количестве 183 человек. Цель опроса – опре-деление результативности осуществления административного надзора исключительно сотрудниками органов внутренних дел, возможности привлечения населения к осущест-влению наблюдения за поднадзорными лицами.

На основании полученных результатов можно сделать следующие выводы.Проверка участковым уполномоченным полиции поднадзорного лица по месту жи-

тельства, которая осуществляется на основании п. 8.9 приказа МВД России № 818, не является гарантией соблюдения административных ограничений (п. 3 ч. 1 ст. 4 ФЗ № 64).

Респондентами были указаны случаи нарушения поднадзорными лицами обязан-ностей, регламентированных ст. 11 ФЗ № 64, совершения поднадзорными домашнего наси-лия, в том числе и сексуального, в отношении несовершеннолетних членов семьи, распития спиртных напитков в общественных местах и иные нарушения общественного порядка. При этом особо отмечено, что вследствие отсутствия оперативного поступления информа-ции о местонахождении поднадзорного лица и его противоправном поведении, с одной стороны, и большой нагрузки на одного участкового уполномоченного полиции, с другой стороны, к поднадзорному лицу не в полном объеме применяются меры профилактиче-ского характера, а также привлечение его к юридической ответственности.

В ходе проведения опроса 83 % респондентов подтвердили, что осуществление адми-нистративного надзора исключительно сотрудниками органов внутренних дел не способ-ствует достижению цели профилактики повторных преступлений. На основании прове-денного мониторинга и вышеприведенных статистических данных становится очевидна потребность в модернизации системы защиты общества от противоправных действий лиц, составляющих группу риска. Важно отметить, что на фоне общего сокращения численности сотрудников полиции к оказанию содействия в охране общественного порядка, выявлении и пресечении правонарушений активно привлекаются представители общественных объе-динений правоохранительной направленности и непосредственно граждане.

Вследствие необходимости закрепления положительной практики взаимодействия общественности с правоохранительными органами в субъектах Российской Федерации новаторским нормативным актом, регламентирующим на федеральном уровне механизм оказания гражданами содействия органам внутренних дел в профилактике преступных де-яний, совершаемых в общественных местах, стал принятый 2 апреля 2014 г. Федеральный закон № 44-ФЗ «Об участии граждан в охране общественного порядка» (далее – ФЗ № 44). Наиболее актуальным на сегодняшний день является Федеральный закон от 23 июня 2016 г. № 182-ФЗ «Об основах профилактики правонарушений в Российской Федерации» (далее – ФЗ № 182), который создает правовую базу для оказания помощи (содействия) гражданами и общественными объединениями (лица, участвующие в профилактике правонарушений) субъектам профилактики правонарушений.

* Состояние преступности – январь–декабрь 2016 г. URL: https://мвд.рф/upload /site1/document_news/009/338/947/sb_1612.pdf (дата обращения: 26.01.2017).



Полагаем, что в рамках ФЗ № 44 необходимо возродить институт соседского надзора, основной задачей которого, как и в советский период, будет надзор за состоянием обществен-ного порядка на определенной территории (жилые многоквартирные дома, два и более дво-ров в сельской местности и т. п.). Предпосылки существования подобного института можно найти в ст. 12 ранее действовавшего Положения об административном надзоре [1], согласно которому к проведению отдельных мероприятий по осуществлению административного надзора для оказания помощи органам внутренних дел могли привлекаться внештатные сотрудники органов внутренних дел, члены наблюдательных комиссий и добровольных народных дружин. Отсутствие подобной нормы в действующем законодательстве приводит к ограничению реализации прав сотрудников полиции при осуществлении административ-ного надзора, а также не позволяет в полной мере обеспечить так называемую самозащиту граждан от преступных действий со стороны поднадзорных лиц.

Безусловно, вопрос привлечения членов общественных организаций к осуществлению административного надзора является дискуссионным, так как нарушается гарантирован-ное ч. 1 ст. 24 Конституции РФ право человека на неприкосновенность частной жизни, обе-спеченное ст. 137 УК РФ. Ряд ученых, например Э. Р. Аберхаев, В. Н. Лопатин, И. Л. Петрухин, исследовали понятие «частной жизни» в своих трудах, анализ которых показал, что данное понятие рассматривается в сфере отношений «человек – человек». Можно предположить, что в случае, когда реализуемые права и свободы человека оказывают влияние на права и свободы иных лиц, что, как следствие, приводит к негативным юридическим последстви-ям, образуется система отношений «человек – государство», что, в свою очередь, выходит за рамки частной жизни.

Отметим, что законодатель не дает четкого определения понятия «частная жизнь», соответственно, возникает вопрос: «Возможно ли отнести сведения об административном надзоре к частной жизни человека?». Наиболее близкое к рассматриваемому понятию яв-ляется установленное в ч. 1 ст. 3 Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 152-ФЗ «О персо-нальных данных» понятие «персональные данные», к которым относится любая инфор-мация, имеющая отношение, прямо или косвенно, к определенному или определяемому физическому лицу.

Анализируя законодательство, укажем на складывающуюся ситуацию, при которой возможно приравнять сведения об административном надзоре к информации о наличии судимости лица, которая является конфиденциальной. Соответственно, распространение должностным лицом сведений относительно поднадзорного лица, затрагивающих вопро-сы административного надзора, могут быть квалифицированы как нарушение неприкос-новенности частной жизни.

Тем не менее, любое лицо, не участвующее в административном деле по вопросам, касающимся административного надзора, может получить информацию об установлении в отношении лица постпенитенциарного надзора, а также зафиксировать ход судебного разбирательства, посетив судебное заседание по данному вопросу. Это право предоставля-ется ч. 1. ст. 4, ст. 6, 12 Федерального закона от 22 декабря 2008 г. № 262-ФЗ «Об обеспечении доступа к информации о деятельности судов в Российской Федерации», а также ст. 6 и 11 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации, регламентирующи-ми гласность и открытость судебного разбирательства по указанным административным делам. Соответственно, информация о том, что в отношении лица решается вопрос об уста-новлении, продлении административного надзора, не является закрытой. Следовательно, исходя из вышеприведенной формы распространения информации, указанные сведения характеризуются предупредительной функцией, способствуя обеспечению как личной, так и общественной безопасности. Однако данными сведениями обладает лишь та часть граж-дан, которая присутствовала в судебном заседании, остальные остаются неосведомленными.

Обращаем внимание на следующий факт: административный надзор устанавливается в отношении лица, освобождаемого или освобожденного из мест лишения свободы и име-ющего непогашенную либо неснятую судимость, что, как известно, ведет к определенным негативным последствиям, одним из которых является ограничение прав поднадзорного лица. Подобное не противоречит ч. 3 ст. 55 Конституции Российской Федерации, допуска-ющей ограничение прав и свобод человека в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства.



Согласно ст. 2 ФЗ № 64, целью административного надзора является защита государ-ственных и общественных интересов. Данная цель административного надзора перекли-кается с одним из условий, перечисленных в ч. 3 ст. 55 Конституции РФ, а именно защитой интересов лиц.

Исходя из сказанного, мы полагаем, что распространение информации об установ-лении административного надзора в отношении лица не будет являться вмешательством в частную жизнь поднадзорного. В контексте рассматриваемого вопроса Э. Р. Аберхаев спра-ведливо отмечает, что «право на неприкосновенность частной жизни не может не подвер-гаться определенным ограничениям. Эти ограничения объективно необходимы, чтобы сба-лансировать интересы отдельной личности с интересами других лиц, а также публичный интерес» [5, с. 92]. Конституция России в ч. 2 ст. 45 предоставляет право каждому человеку защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом. Полагаем, что реализация гарантированного права возможна только в случае обладания полной инфор-мацией, способствующей защите прав и свобод человека. Сокрытие определенных фактов не позволит говорить об эффективности мер административного надзора.

Еще одним аргументом, выступающим в пользу привлечения граждан к осуществле-нию надзора за определенными законодательством категориями лиц, является задача рас-сматриваемого института (ст. 2 ФЗ № 64), а именно предупреждение совершения лицами, указанными в ст. 3 данного федерального закона, преступлений и других правонарушений.

Общепризнано, что государство как основной субъект борьбы с преступностью до-стигает успеха в этой борьбе только при условии поддержки со стороны гражданского об-щества, граждан. Данная позиция закреплена и в резолюции ООН [6, с. 5]. Так, в материалах специальной сессии IV Конгресса ООН по борьбе с преступностью и обращению с правона-рушителями указывается, что, несмотря на различия в пределах участия общественности отдельных стран мира в борьбе с преступностью, общим для всех стран является то, что без помощи всего населения, всех его слоев успех в борьбе с преступностью невозможен [7, с. 43].

Создание и функционирование такой формы общественного объединения, как сосед-ский надзор, позволит более эффективно осуществлять наблюдение за лицами, в отноше-нии которых установлен административный надзор. Как следует из проведенного опроса слушателей ВИПК МВД России, не вызывает особых затруднений осуществление надзора за поднадзорным в небольших городах, в сельской местности и т. п. Данное объясняется размерами территории населенного пункта, количеством проживающих в нем лиц, их ос-ведомленностью о поведении окружающих, возможностью оказания содействия сотруд-никам полиции в предоставлении информации, в наблюдении за поднадзорным лицом со стороны наиболее сознательных соседей. При этом в крупных городах и мегаполисах, где высок процент приезжих, более интенсивный ритм жизни, отмечается замкнутость людей и отсутствие интереса к окружающим, наличие факторов, провоцирующих совершение новых правонарушений рассматриваемыми категориями лиц.

В складывающихся условиях «за» привлечение общественности к осуществлению административного надзора выступили 72 % респондентов, в частности, о необходимости информирования гражданами органов внутренних дел о поведении указанных лиц вы-сказались 68 %. Основным аргументом является то, что осознание поднадзорным лицом факта наблюдения за ним большинства членов общества является сдерживающим психо-логическим фактором.

Безусловно, мнение слушателей, сотрудников практических органов еще раз под-тверждает необходимость стимулирования развития института соседского надзора. Таким образом, считаем целесообразным закрепление на законодательном уровне обязанности органов внутренних дел информировать граждан о поднадзорном лице, проживающем с ними на одном административном участке, а также создание правовых условий для при-влечения членов общественных объединений правоохранительной направленности к осу-ществлению административного надзора.

Взаимодействие сотрудников полиции с гражданами и общественными объедине-ниями правоохранительной направленности в сфере осуществления административного надзора видится в следующем:

1. Со стороны сотрудников полиции, в том числе и участковых уполномоченных полиции:

– организация совместных мероприятий с жильцами того или иного дома (дворов) в целях доведения информации о поднадзорных лицах, необходимости сообщения в орга-



ны внутренних дел или непосредственно участковому уполномоченному о фактах проти-воправного поведения или нарушения установленных ограничений и требований ФЗ № 64;

– разработка определенных методов наблюдения, осуществляемого населением за поднадзорным лицом и его окружением, информирования органов внутренних дел о его поведении, а также предоставление возможности принятия иных законных мер в отноше-нии поднадзорного;

– проведение инструктажа представителей общественных объединений правоохра-нительной направленности перед их выходом на мероприятия по охране общественного порядка на административном участке, доведение информации о поднадзорном лице, пра-вах и обязанностях представителей объединений в отношении указанных категорий лиц;

– сбор и анализ полученной информации для дальнейшего ее использования в про-филактических целях;

– оперативное реагирование в случае поступления информации, касающейся под-надзорного лица.

2. Со стороны граждан и общественных объединений правоохранительной направленности:

2.1. Со стороны граждан как субъекта института соседского надзора, в целях выявле-ния фактов жестокого обращения с несовершеннолетними в семье; проявления в отноше-нии детей насилия различного характера, в том числе и сексуального; нахождения лица, страдающего расстройством «педофилия», в местах пребывания детей; пребывания под-надзорного лица вне жилого помещения в определенное время суток (п. 3 ч. 1 ст. 4 ФЗ № 64) необходимо осуществлять:

– наблюдение за поведением поднадзорных лиц и его окружением;– информирование участкового уполномоченного полиции о выявленных фактах

нарушения поднадзорным лицом административных ограничений, установленных судом, а также требований ФЗ № 64.

С подобной законодательной инициативой выступил член Совета Федерации А. Беляков. Однако предложенные им изменения в ФЗ № 64 касались обязанности сотрудников органов внутренних дел своевременно информировать граждан о проживании в населенном пункте лиц, страдающих расстройством сексуального предпочтения (педофилией), не исключаю-щим вменяемости *. Полагаем, необходимо информировать население о более широком круге лиц, в отношении которых установлен административный надзор, проживающих с ними на одном административном участке.

2.2. Со стороны общественных объединений правоохранительной направленности в целях содействия органам внутренних дел при участии в мероприятиях по охране обще-ственного порядка по приглашению органов внутренних дел (п. 2 ч. 1. ст. 8 ФЗ № 44), а также при участии в охране общественного порядка при проведении спортивных, культурно-зре-лищных и иных массовых мероприятий по приглашению их организаторов (п. 3 ч. 1 ст. 8 ФЗ № 44) необходимо обязать граждан как представителей общественных объединений правоохранительной направленности, народных дружинников информировать предста-вителей заинтересованных органов, в частности сотрудников полиции, об обнаружении лиц, в отношении которых установлен административный надзор и выбрано следующее административное ограничение:

1) запрещение пребывания в определенных местах (п. 1 ч. 1 ст. 4 ФЗ № 64);2) запрещение посещения мест проведения массовых и иных мероприятий и участия

в указанных мероприятиях (п. 2 ч. 1 ст. 4 ФЗ № 64).Обращаем внимание, что правовая предпосылка для реализации указанного инфор-

мирования содержится в ч. 1 ст. 8, ч. 3 и 7 ст. 11, ч. 6 ст. 12, ст. 18 ФЗ № 44;3) осуществление проверки документов, задержание поднадзорного лица в случае

нарушения им требований федерального законодательства, доставление его в территори-альный орган МВД России.

Однако законодатель не предусматривает права задерживать правонарушителя, проверять у него документы и доставлять его в ближайший орган внутренних дел для раз-бирательства, что, по мнению А. С. Пеструилова и А. А. Жуйкова, является существенным недостатком ФЗ № 44 [9, с. 41].

* URL: http://cdnimg.rg.ru/pril/article/124/05/06/Zakonoproekt.pdf (дата обращения: 16.05.2016).



Полагаем, что совокупность инициативных групп граждан, составляющих институт соседского надзора, будет образовывать единый институт – общественный контроль, функци-онирование которого позволит снизить нагрузку на участковых уполномоченных полиции. Однако и здесь имеются определенные трудности, а именно: федеральное законодательство не относит к субъектам профилактики правонарушений общественные объединения пра-воохранительной направленности (ст. 5 ФЗ № 182), что, соответственно, и не позволяет наде-лить указанные формирования правом в сфере профилактики правонарушений в форме такого профилактического воздействия, как профилактический надзор (ст. 13 ФЗ № 182).

В связи с вышесказанным, считаем преждевременным признание утратившим силу пп. 36.6 Наставления по организации деятельности участковых уполномоченных полиции [3, пп. 2.20.3 Приложения]. Целесообразно внести дополнения в указанный подпункт [2], рас-крыв механизм проведения инструктажа на предмет прав и обязанностей представителей общественных объединений правоохранительной направленности, а также их информиро-ванности (осведомленности) о криминогенной обстановке на административном участке). Например, изложить пп. 36.6 в следующей редакции:

36. Участковый уполномоченный полиции в целях успешного выполнения постав-ленных перед ним задач обязан:

…36.6. Участвовать в инструктаже представителей общественных объединений право-

охранительной направленности перед их выходом на мероприятия по охране обществен-ного порядка на административном участке и довести информацию:

36.6.1. О складывающейся криминогенной обстановке на административном участке в целях выявления и пресечения противоправных действий со стороны граждан, а равно профилактики правонарушений.

36.6.2. О поднадзорных лицах, в отношении которых установлены административ-ные ограничения, предусмотренные ст. 4 Федерального закона от 6 апреля 2011 г. № 64-ФЗ.

36.6.3. О порядке действий в случае обнаружения поднадзорных лиц, нарушающих административные ограничения, а также Федеральный закон от 6 апреля 2011 г. № 64-ФЗ, о незамедлительном сообщении об этом участковому уполномоченному полиции или в де-журную часть территориального органа МВД России.

36.6.4. О допустимости применения отдельных мер, предусмотренных федеральным законодательством.

Предлагаем внести следующие изменения и дополнения в Федеральный закон от 2 апреля 2014 г. № 44-ФЗ «Об участии граждан в охране общественного порядка».

Статья 8. Содействие органам внутренних дел (полиции) и иным правоохранитель-ным органам

1. В целях содействия органам внутренних дел (полиции) и иным правоохранитель-ным органам граждане вправе:

1) информировать органы внутренних дел (полицию) и иные правоохранительные органы о правонарушениях и об угрозах общественному порядку, в том числе исходящих от лиц, в отношении которых установлен административный надзор;

…5) получать от органов внутренних дел (полиции) в порядке, установленном законо-

дательством Российской Федерации, общедоступную информацию о лицах, в отношении которых установлены административный надзор и соответствующие административные ограничения.

Статья 11. Участие граждан в деятельности общественных объединений правоох-ранительной направленности

Пункт 1 ч. 3: содействие органам внутренних дел (полиции) и иным правоохранитель-ным органам в охране общественного порядка, в том числе и в осуществлении наблюдения за лицами, в отношении которых установлен административный надзор.

Предлагаем рассмотреть возможность дополнения ст. 12 Федерального закона от 6 апре-ля 2011 г. № 64-ФЗ «Об установлении административного надзора за лицами, освобожден-ными из мест лишения свободы» следующими пунктами:

Статья 12. Полномочия органов внутренних дел при осуществлении администра-тивного надзора




1. При осуществлении административного надзора органы внутренних дел обязаны:…8) осуществлять своевременное информирование граждан о проживании в насе-

ленном пункте лиц, в отношении которых установлен административный надзор, а также о прекращении административного надзора.

2. При осуществлении административного надзора органы внутренних дел имеют право:

…4) привлекать внештатных сотрудники органов внутренних дел, общественные объе-

динения правоохранительной направленности, народные дружины к содействию органам внутренних дел в проведении отдельных мероприятий по осуществлению административ-ного надзора.

Считаем необходимым дополнить ст. 12 Федерального закона от 7 февраля 2011 г. № 3-ФЗ «О полиции».

Статья 12. Обязанности полицииПункт 43 ч. 1: осуществлять своевременное информирование граждан о проживании

в населенном пункте лиц, в отношении которых установлен административный надзор, а также о прекращении административного надзора.

Пункт 44 ч. 1: привлекать внештатных сотрудников органов внутренних дел, обще-ственные объединения правоохранительной направленности, народные дружины к содей-ствию органам внутренних дел в проведении отдельных мероприятий по осуществлению административного надзора.

На основе результатов апробации положений Федерального закона от 23 июня 2016 г. № 182-ФЗ «Об основах системы профилактики правонарушений в Российской Федерации» рассмотреть возможность изменения статуса общественных объединений правоохранитель-ной направленности с расширением предоставляемых им прав и обязанностей.

Безусловно, нормативная регламентация позволит гражданам и их общественным объединениям осуществлять административный надзор в рамках правового поля. Однако в первую очередь необходимо создание условий, побуждающих население к сотрудничеству с полицией. В настоящее время в российском обществе сложился стереотип мышления, со-гласно которому донесение в полицию на своих соседей считается «стукачеством» и расцени-вается в некотором роде как аморальный поступок. Для решения вопроса о функциониро-вании института соседского надзора требуется искоренение негативного отношения самих граждан к информированию органов внутренних дел, неприязнь к которому, по мнению министра внутренних дел Российской Федерации В. Колокольцева, мешает сотрудникам полиции в их повседневной работе: «Полиция может многое, но без активной поддержки общества у нее связаны руки» *.

Литература1. Об административном надзоре органов внутренних дел за лицами, освобожденными

из мест лишения свободы: указ Президиума ВС СССР от 26 июля 1966 г. № 5364-VI (утра-тил силу). Доступ из СПС «Гарант».

2. Вопросы организации деятельности участковых уполномоченных полиции: приказ МВД России от 31 декабря 2012 г. № 1166. Доступ из СПС «Гарант».

3. О внесении изменений в приказ МВД России от 31 декабря 2012 г. № 1166 «Вопросы ор-ганизации деятельности участковых уполномоченных полиции»: приказ МВД России от 8 сентября 2016 г. № 526. URL: https://mvd.consultant.ru/documents/1056012 (дата обра-щения: 26.01.2017).

4. О порядке осуществления административного надзора за лицами, освобожденными из мест лишения свободы: приказ МВД России от 8 июля 2011 г. № 818. Доступ из СПС «Гарант».

5. Аберхаев Э. Р. Право на неприкосновенность частной жизни: юридическая характеристи-ка и проблемы реализации // Актуальные проблемы экономики и права. 2008. № 1 (5).

6. Гаврилов А. М. Привлечение населения к участию в борьбе с преступностью: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Саратов, 2004.

* URL: http://www.rbc.ru/society/30/10/2012/822410.shtml (дата обращения: 01.06.2016).

Манцуров А. Ю. К вопросу о правовом регулировании отношений в области обеспечения национальной безопасности Китайской Народной Республики


7. Глазкова Л. В. Некоторые вопросы участия общественности в предупреждении пре-ступности // Актуальные вопросы борьбы с преступлениями. 2014. № 1 (1).

8. Костенников М. В. Правовое регулирование и совершенствование прохождения служ-бы в органах внутренних дел // Вестник ВИПК МВД России. 2016. № 1 (37). Ч. 2.

9. Пеструилов А. С., Жуйков А. А. Проблемы и положительный опыт законодательного регулирования участия граждан в охране общественного порядка // Научный вестник Омской академии МВД России. 2016. № 1 (60).

УДК 342.9

К ВОПРОСУ О ПРАВОВОМ РЕГУЛИРОВАНИИ ОТНОШЕНИЙ В ОБЛАСТИ ОБЕСПЕЧЕНИЯ НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ КИТАЙСКОЙ НАРОДНОЙ РЕСПУБЛИКИАлександр Юрьевич Манцуров, доцент кафедры Дальневосточного юридического института МВД России кандидат юридических наук


Предметом исследования являются нормативные правовые акты КНР, а также научные труды китайских ученых, рассматривающие вопросы обеспечения национальной безопасности. Объектом исследования явля-ются закономерности и тенденции развития общественных отношений, складывающиеся в КНР в процессе обеспечения национальной безопасности страны.

Ключевые слова: национальная безопасность; разведка; контрразведка; органы государственной безопасно-сти; КНР; государственная тайна; борьба с террористической деятельностью.

TO THE QUESTION OF LEGAL REGULATION OF RELATIONS IN THE FIELD OF NATIONAL SECURITY PEOPLE’S REPUBLIC OF CHINAAlexander Yurevich Mantsurov, chair associate professor of the Far Eastern Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russia kandidat nauk, degree in Law

Subject of research are the normative legal acts of the Peoples Republic of China and the scientific papers of Chinese scientists dealing with the issues of national security. Object of research are patterns and trends of development of public relations in China in the process of ensuring the national security of the country.

Keywords: national security; intelligence; counter-intelligence; the public security organs; Peoples Republic of China; state secret; anti-terrorist activities.

Современное развитие общественных отношений в области обеспечения националь-ной безопасности требует определенной систематизации, выделения основных направле-ний совершенствования их правового регулирования с тем, чтобы обеспечить наиболее эффективную правотворческую деятельность в условиях продолжения в стране политиче-ских реформ. В Китае научной разработке данных вопросов в последнее время посвящены работы целого ряда ученых, среди них Ли Джубо [3], Бень Хэпин, Пань Панфу [4], Сю Дзэян [5]. Однако в данных работах развитие процессов в области обеспечения национальной безопасности рассматривается, как правило, без должного исследования опыта правового регулирования в Китайской Народной Республике.

Современное развитие законодательства КНР в области обеспечения национальной безопасности позволяет выделить ряд особенностей правового регулирования обществен-ных отношений в данной области.

1. Диверсификация деятельности двух элементов системы обеспечения националь-ной безопасности КНР – Министерства общественной безопасности КНР и Министерства государственной безопасности КНР. Данные органы исполнительной власти осуществляют в полном объеме полномочия в разведывательной и контрразведывательной деятельности, что является показательным примером по обеспечению внутренней и внешней безопасно-сти государства, а также выполняют иные полномочия в этой сфере [2].



2. Совершенствование правового регулирования традиционных направлений дея-тельности органов национальной безопасности, в частности, контрразведывательной, раз-ведывательной деятельности, защиты государственной тайны. Так, за последние два года в Китае впервые за всю историю были приняты законы, регламентирующие контрразведы-вательную и разведывательную деятельность.

Рассмотрим правовую регламентацию этих видов деятельности. Так, законодатель-ство КНР использует термин «контрразведывательная деятельность», или «борьба со шпи-онажем», однако степень определенности данного понятия и характер его нормативной закрепленности остается различным. Анализ законодательства КНР в области националь-ной безопасности позволяет выделить основной подход к определению данного понятия и характеру его нормативного закрепления.

Контрразведывательная деятельность связывается лишь с обязанностями и правами органов государственной безопасности – Министерство государственной безопасности КНР и органов общественной безопасности – Министерство общественной безопасности КНР [6]. Так, статья 3 Закона КНР от 1 ноября 2014 г. «О контрразведке» [7] устанавливает обязан-ность органов государственной безопасности осуществлять контрразведывательную ра-боту. Осуществление разведывательной и контрразведывательной деятельности является обязанностью органов государственной безопасности КНР.

В статье 6 Закона КНР «О контрразведке» закреплено, что причиняющая вред госу-дарственной безопасности КНР шпионская деятельность, которая осуществляется, подстре-кается или финансируется зарубежными структурами, организациями или физическими лицами или осуществляется китайскими структурами, организациями или физическими лицами в сговоре с зарубежными структурами, организациями или физическими лицами, обязательно должна преследоваться по закону.

В этом положении отразилось большинство теоретических и практических проблем, сопутствующих правовому регулированию данного вида деятельности, касающихся, в част-ности, определения целей и задач, содержания контрразведывательной деятельности, соот-ношения с иными видами деятельности в области обеспечения национальной безопасности (например, с оперативно-розыскной деятельностью).

Что касается разведывательной деятельности, то данный вид деятельности в первую очередь регламентируется Законом КНР «О национальной безопасности» [8]. Так, в соответ-ствии со ст. 51 Закона «О национальной безопасности» государство создает систему сбора, оценки и использования разведывательной информации, единую и централизованную, позволяющую быстро реагировать и эффективно функционировать; создает механизм ко-ординации работы в области разведывательной информации, осуществляет своевременный сбор, оценку достоверности, эффективное использование, предоставление для совместного использования разведывательной информации.

Кроме того, Закон определяет круг субъектов, наделенных полномочиями в сфере сбора разведывательной информации. К ним относятся органы государственной безопас-ности (Министерство государственной безопасности КНР), органы общественной безопас-ности (Министерство общественной безопасности КНР), соответствующие военные органы (Центральный военный совет КНР). Главная и единственная цель получения данной инфор-мации – это обеспечение национальной безопасности Китая.

Основываясь на этом, можно заключить, что разведывательная деятельность представ-ляет собой особую деятельность, направленную на добывание и анализ соответствующими государственными органами Китайской Народной Республики информации, связанной с защитой национальных интересов страны, осуществляемую в целях обеспечения нацио-нальной безопасности. Разведывательная деятельность направлена на обеспечение благо-приятных условий для защиты национальных интересов КНР и успешного осуществления политики национальной безопасности.

Правовую основу режима государственной тайны составляют конституционные нормы (ст. 35 и 53 Конституции КНР): «Граждане Китайской Народной Республики имеют свободу слова, печати …», «Граждане Китайской Народной Республики обязаны … хранить государственную тайну…» [9].

Таким образом, вся возможная информация как объект информационных правоот-ношений делится на два блока – информацию (сведения) открытого доступа и информацию закрытого доступа (государственная тайна).



Правовую основу этого института составляют также следующие нормативные правовые акты: Закон КНР от 5 сентября 1988 г. «О защите государственной тайны» [10], Постановление Государственного совета КНР от 17 января 2007 г. № 492 «Об утверждении Положения о рас-секречивании правительственной тайны» [11], приказ Государственного управления по за-щите государственной тайны при Государственном совете КНР от 25 мая 1990 г. № 1 «О мерах по реализации Закона КНР «О защите государственной тайны» [12], приказ Государственного управления по защите государственной тайны при Государственном совете КНР от 9 марта 2014 г. № 1 «Об утверждении временного положения об Управлении государственной тай-ны» [13].

Закон КНР «О защите государственной тайны» регулирует отношения, возникающие в связи с отнесением сведений к государственной тайне, их рассекречиванием и защитой в интересах обеспечения национальной безопасности КНР. В соответствии со ст. 2 данного закона под государственной тайной понимаются «отношения, оказывающие существенное влияние на национальную безопасность и государственные интересы определяемые про-цессуальными нормами и которые разрешено раскрывать только ограниченному числу людей в течение определенного временного периода».

Правовой режим государственной тайны в КНР определяет и устанавливает следую-щие аспекты: информация, относящаяся к государственной тайне; информация, которая не может быть отнесена к государственной тайне; система отнесения информации к госу-дарственной тайне; система рассекречивания государственной тайны; система трансляции сведений, составляющих государственную тайну; система обеспечения защиты государ-ственной тайны; юридическая ответственность за нарушения правового режима государ-ственной тайны.

Так, в соответствии со ст. 9 Закона КНР «О защите государственной тайны» государ-ственную тайну составляют:

1) сведения, касающиеся важнейших политических решений о государственных делах;2) сведения, касающиеся строительства национальной обороны и деятельности

Вооруженных сил;3) сведения, касающиеся дипломатической деятельности и иностранных дел, а также

сведения, которые должны сохраняться согласно обязательствам, взятым перед зарубеж-ными странами;

4) сведения, касающиеся национального экономического и социального развития;5) сведения, касающиеся науки и техники;6) сведения, касающиеся деятельности по защите национальной безопасности и рас-

следования уголовных преступлений;7) другие вопросы, которые Государственное управление по защите государственной

тайны при Государственном совете КНР относит к категории государственной тайны.Кроме того, к государственной тайне относится информация одного из вышеуказан-

ных видов, возникающая в ходе деятельности Коммунистической партии Китая.Таким образом, можно заключить, что органы государственной власти КНР придают

важное значение укреплению традиционных направлений деятельности органов нацио-нальной безопасности.

3. Совершенствование правового регулирования противодействия террористической деятельности.

В декабря 2015 г. был принят Закон КНР «О борьбе с терроризмом» [14], который всту-пил в силу с 1 января 2016 г.

В соответствии со ст. 3 названного закона под терроризмом понимаются убеждения и действия, создающие панические настроения в обществе, направленные против обще-ственной безопасности, посягающие на личное имущество или угрожающие государствен-ным органам и международным организациям, а также направленные на реализацию политических и идеологических целей через применение методов насилия, разрушения и запугивания.

Террористическая деятельность включает в себя: 1) виды деятельности, которые наносят серьезный вред обществу, такие как организация, планирование, подготовка или соверше-ние любого из следующих деяний: причинение вреда здоровью, крупного имущественного ущерба, ущерба государственным услугам, а равно нарушение общественного порядка; 2) пропаганда терроризма, подстрекательство других лиц к совершению террористических актов; незаконное хранение предметов, которые проповедуют терроризм, или принужде-



ние лиц надевать одежду с символами, которые проповедуют терроризм, в общественном месте; 3) организация, руководство или участие в террористической организации; 4) предо-ставление информации, капиталов, рабочей силы, технологии, финансирование услуг или оказание иной поддержки, помощи или содействия террористической организации или совершения террористических актов; 5) другая террористическая деятельность.

В систему субъектов борьбы с терроризмом включены органы общественной безопас-ности (Министерство общественной безопасности КНР), органы государственной безопас-ности (Министерство государственной безопасности), Вооруженные силы КНР (Народно-освободительная армия, народная вооруженная полиция, народное ополчение), народная прокуратура, народный суд, судебно-административные органы и другие соответствующие государственные органы.

Особую роль в борьбе с терроризмом играют Вооруженные силы КНР. Так, в соответ-ствии с Законом Народно-освободительная армия Китая, народная вооруженная полиция и народное ополчение должны вести работу по борьбе с терроризмом. Соответствующие ведомства должны создавать совместный координирующий механизм, который опирал-ся бы на поддержку граждан, предприятий, государственных учреждений и общественных организаций, чтобы развивать усилия по борьбе с терроризмом.

Особенностью системы борьбы с терроризмом в Китае является то, что в нее входят граждане и организации. Все органы и граждане обязаны оказывать содействие и сотруд-ничать с соответствующими правительственными органами в проведении контртеррори-стических мероприятий и незамедлительно сообщать в органы общественной безопасно-сти или соответствующие органы о лицах, участвующих в террористической деятельности.

Координацию действий всех названных субъектов, занимающихся противодействи-ем терроризму, осуществляет Контртеррористический комитет Китая.

Особое внимание в Законе уделено международному сотрудничеству Китайской Народной Республики.

Так, в ст. 68 Закона говорится, что КНР в соответствии с международными договорами КНР сотрудничает в области противодействия терроризму с иностранными государствами, их правоохранительными органами и специальными службами, а также с международ-ными организациями. Руководствуясь интересами обеспечения безопасности личности, общества и государства, Китай преследует как на своей территории, так и на территории иностранных государств лиц, обвиняемых (подозреваемых) в причастности к терроризму, в соответствии с законодательством КНР.

Как отмечает И. А. Задоров, «среди основных мотивов активизации Китая в этом на-правлении можно выделить постепенную перестройку китайской стратегии внешней поли-тики: интеграцию Китая в международное сообщество…, обязательства по международным нормам в области глобальной и региональной безопасности» [1, с. 5].

Выявление основных тенденций и направлений совершенствования правового регу-лирования деятельности органов национальной безопасности КНР позволяет более четко представить роль и место органов национальной безопасности в механизме современного государства, а также учитывать положительный зарубежный опыт в российской правотвор-ческой деятельности.

Литература1. Задоров И. А. Трансформация подхода Китая к участию в миротворческих операциях

ООН (1981–2012 гг.) // Сравнительная политика. 2013. № 1.2. Манцуров А. Ю. Организация деятельности народной вооруженной полиции Китая

в борьбе с массовыми беспорядками // Военно-юридический журнал. 2009. № 10.3. 李竹著. / 国家安全立法研究 – 北京.:北京大学出版社, 2010. (Ли Джубо. Исследование право-

вого регулирования национальной безопасности КНР: монография. Пекин: Пекинский ун-т, 2010).

4. 国家安全法通论 / 边和平, 潘盘甫编著. –青岛.:中国海洋大学出版社, 2011. (Бень Хэпин, Пань Панфу. Общие положения закона о национальной безопасности. Циндао: Ун-т Хайян, 2011).

5. 国家安全理论研究 / 徐则阳. – 贵阳.: 贵州大学出版社, 2015. (Сю Дзэян. Исследование теории национальной безопасности КНР: монография. Гуйян: Ун-т Гуйджоу, 2015).

6. 中华人民共和国人民警察法 (1995年2月28第八届全国人民代表大会常务委员会第十二次会议通过 1995年2月28日中华人民共和国主席令第四十号公布). (О народной полиции: закон КНР



(принят на 12-й сессии Постоянного комитета ВСНП КНР восьмого созыва 28.02.1995, обнародован Указом Председателя КНР от 28.02.1995 № 40). URL: http://www.mps.gov.cn; 中华人民共和国人民武装警察法 (2009年8月27日第十一届全国人民代表大会常务委员会第十次会议, 2009年8月27日中华人民共和国主席令第九十三号发布). (О народной вооруженной полиции: закон КНР (принят на 10-й сессии Постоянного комитета ВСНП КНР одиннад-цатого созыва 27.08.2009, обнародован Указом Председателя КНР от 27.08.2009 № 93). URL: http://www.mps.gov.cn

7. 中华人民共和国反间谍法（2014年11月1日第十二届全国人民代表大会常务委员会第十一次会议通过）(О контрразведке: закон КНР (принят на 11-й сессии Постоянного комитета ВСНП КНР двенадцатого созыва 01.11.2014, обнародован Указом Председателя КНР от 01.11.2014 № 16). URL: http://www.mps.gov.cn

8. 中华人民共和国国家安全法（2015年7月1日第十二届全国人民代表大会常务委员会第十五次会议通过中华人民共和国主席令第二十九号公布) (О национальной безопасности: закон КНР (принят на 15-й сессии Постоянного комитета ВСНП КНР двенадцатого созыва 01.07.2015, обнародован Указом Председателя КНР от 01.07.2015 № 29). URL: http://www.mps.gov.cn

9. 中华人民共和国宪法. 北京: 2014. 共51页 (Конституция КНР. Пекин, 2016).10. 中华人民共和国保守国家秘密法 (1988年9月5日第七届全国人民代表大会常务委员会第三次会

议通过, 中华人民共和国主席令第二十八号, 2010年4月29日第十一届全国人民代表大会常务委员会第十四次会议修订) (О защите государственной тайны: закон КНР (принят на 3-й сес-сии Постоянного комитета ВСНП КНР седьмого созыва 05.09.1988, обнародован Указом Председателя КНР от 05.09.1988 № 28, изменения и дополнения приняты на 14-й сессии Постоянного комитета ВСНП КНР одиннадцатого созыва 29.04.2010). URL: http://www.mps.gov.cn

11. 国家保密局第1号令从1990年5月25日 «中华人民共和国保守国家秘密法实施办法» (失效日期2014年3月1日) (О мерах по реализации Закона КНР «О защите государственной тайны»: приказ Государственного управления по защите государственной тайны при Государственном совете КНР от 25.05.1990 № 1 (с изм. и доп. от 01.03.2014). URL: http://www.mps.gov.cn

12. 中华人民共和国国务院令第492号令从2007年1月17日 «中华人民共和国政府信息公开条例» (已经2007年1月17日国务院第165次常务会议通过，现予公布，自2008年5月1日起施行) (Об утверж-дении Положения о рассекречивании правительственной тайны: постановление Государственного совета КНР (принято 17.01.2007 на 165-м заседании Государственного совета КНР, опубликовано и применяется с 1 мая 2008 г.). URL: http://www.mps.gov.cn

13. 国家保密局第1号令从2014年3月9日 «国家秘密定密管理暂行规» (Об утверждении Временного положения об Управлении государственной тайны: приказ Государственного управле-ния по защите государственной тайны при Государственном совете КНР от 09.03.2014 № 1). URL: http://www.mps.gov.cn

14. 中华人民共和国反恐怖主义法 (2015年12月27日第十二届全国人民代表大会常务委员会第十八次会议日中华人民共和国主席令第36号公布通过，自2016年1月1日起施行）(О борьбе с террориз-мом: закон КНР (принят на 18-й сессии Постоянного комитета ВСНП КНР двенадцатого созыва 27.12.2015, обнародован Указом Председателя КНР от 27.12.2015 № 36, вступил в силу с 1 января 2016 г.). URL: http://www.mps.gov.cn



УДК 342.92

ОПАСНОЕ ВОЖДЕНИЕ КАК КЛЮЧЕВОЙ ФАКТОР РИСКА, СПОСОБСТВУЮЩИЙ ДОРОЖНО-ТРАНСПОРТНЫМ ПРОИСШЕСТВИЯМ: МЕЖДУНАРОДНЫЙ ОПЫТ ПРИВЛЕЧЕНИЯ К ОТВЕТСТВЕННОСТИОксана Александровна Строева, преподаватель Орловского юридического института МВД России им. В. В. Лукьянова кандидат юридических наук


В статье рассмотрен международный опыт привлечения к ответственности за опасное вождение. Такое на-рушение правил дорожного движения в большинстве случаев приводит к дорожно-транспортным происше-ствиям, нередко сопряженным с гибелью людей. Путем комплексного анализа международных правовых актов в сфере регулирования дорожного движения сравниваются основные виды ответственности, которые применяются к правонарушителю.

Ключевые слова: опасное вождение; агрессивное поведение; дорожное движение; неосторожное вождение; дорожный травматизм.

DANGEROUS DRIVING AS KEY RISK FACTOR CREATING THE ROAD ACCIDENTS: INTERNATIONAL EXPERIENCE OF ATTRACTIONOxana Alexandrovna Stroeva, lecturer of the Lukyanov Orel Law Institute of the Ministry of the Interior of Russia kandidat nauk, degree in Law

In article the international experience of attraction to responsibility for such offense as dangerous driving is consid-ered. Such road traffic offense is one of the most dangerous as in most cases leads to the road accidents which are quite often integrated to death of people. By the complex analysis of the international legal acts in the sphere of regulation of traffic main types of responsibility which are undergone by the offender are compared.

Keywords: dangerous driving; aggressive behavior; traffic; careless driving; road traumatism.

Проблема обеспечения безопасности дорожного движения становится все более острой. Ежегодно в дорожно-транспортные происшествия, тяжесть последствий от которых вполне сравнима с национальным бедствием, попадают сотни тысяч людей. В связи с этим все более актуальным представляется высказывание Дезмонда Туту: «Временами в истории челове-чества появляется смертоносная эпидемия, которая не распознается вовремя и не встречает необходимого сопротивления до тех пор, пока уже не становится слишком поздно. Эпидемия ВИЧ /СПИД, уничтожающая Африку к югу от Сахары, – один из таких примеров. Дорожно-транспортный травматизм имеет потенциал стать еще одним примером» [3].

Безопасность дорожного движения зависит от многих факторов – законодательного, инфраструктурного, правоприменительного. Вместе с тем, одним из определяющих аспек-тов является правовое сознание, культура поведения и ответственность участников дорож-ного движения. Как показывает мировой опыт, основные причины дорожно-транспортных происшествий скрываются в психических механизмах регуляции деятельности водителя, в неумении управлять собой, своим поведением и, как следствие, в агрессии и опасном по-ведении по отношению к другим участникам дорожного движения.

В ряде стран помимо определенных нарушений Правил дорожного движения су-ществует и перечень недопустимых действий водителя. В частности, это «подрезание» при обгоне, «моргание» дальним светом, невключение указателей поворота, несоблюдение безопасной дистанции, многократная смена полос движения при опережении или обго-не, несоблюдение требования уступить дорогу пешеходам и велосипедистам, движение по обочине дороги, злоупотребление звуковым сигналом, оскорбление других водителей. За такое поведение на дороге наказывают даже строже, чем за нарушения Правил дорож-ного движения. Водителей, признанных виновными в опасном вождении, ждут не только большие штрафы и лишение прав, но нередко и тюремный срок.

Так, в Великобритании опасное вождение карается сроком до двух лет лишения сво-боды и (или) штрафом, сумму которого назначает суд. В Германии за агрессивный стиль вождения налагается штраф в 250 евро и лишение водительских прав сроком на три меся-

Строева О. А. Опасное вождение как ключевой фактор риска, способствующий дорожно-транспортным происшествиям: международный опыт привлечения к ответственности


ца. Японцы, позволяющие себе агрессивный стиль вождения, караются штрафом и испра-вительными работами в течение 6 месяцев. В Австралии за опасный стиль управления ав-томобилем водителя могут оштрафовать на сумму до 5 500 дол. или лишить водительских прав на срок до трех лет, а за повторное нарушение – лишить прав на срок до 5 лет или под-вергнуть административному аресту.

Следует отметить, что в зарубежных странах прежняя политика в области безопас-ности дорожного движения делала упор на введение законодательных норм, на такие базо-вые функции управления движением, как допуск к вождению и техосмотр транспортных средств, а также на ожидание перемен в поведении людей под воздействием информации и пропаганды. Такие подходы уступили место системному подходу, сформулированно-му в США, – совершенствование инфраструктуры, технической безопасности транспорт-ных средств, соблюдение участниками дорожного движения ключевых мер безопасности [7, с. 28–29]. Наряду с законодательными мерами стали широко применяться налоговые стимулы, автоматизированный полицейский контроль, независимые расследования ДТП, стало улучшаться качество систем дорожного движения.

Несомненно, для правильного планирования и организации мер по выявлению и по-вышению безопасности дорожного движения важно выделять основные факторы риска, способствующие дорожно-транспортному травматизму. Это обусловлено тем, что главные причины аварийности связаны в значительной степени с поведением водителей: состояние опьянения, низкая водительская дисциплина и агрессивная манера вождения [6, с. 17]. К чис-лу прочих факторов, связанных с водителями и увеличивающих опасность ДТП, относятся усталость и стресс, обусловленные чрезмерно высоким уровнем загрузки дорожной сети, недостаточно хорошая обзорность (что не позволяет увидеть наиболее уязвимых участников дорожного движения) и, в последнее время, пользование мобильным телефоном [6, с. 28].

С каждым годом в России возрастает количество дорожно-транспортных проис-шествий, случившихся по вине тех, кто неоправданно рискует не только своей жизнью, но и жизнями других людей. В зарубежном законодательстве уже давно существуют нор-мы, которые предусматривают ответственность за такой вид правонарушения. В рамках законов и правоприменительной практики, общество и государство борется с тремя «D»: Dangerous, Drunk and Drugged Driving (опасное, или агрессивное вождение, вождение в со-стоянии алкогольного или наркотического опьянения). На первом месте стоит «Dangerous Driving», поскольку именно опасное (агрессивное) поведение водителя на дороге является причиной абсолютного большинства дорожно-транспортных происшествий [2, с. 11].

Впервые термин «дорожная ярость» был упомянут в США в конце 1980-х гг., когда в эфире одного из телевизионных каналов Лос-Анджелеса употребили выражение «Road Rage», затем Ассоциация автолюбителей Америки выпустила брошюру, объясняющую, как реагировать на агрессивных водителей, чтобы избежать конфликта*. Агрессивное вожде-ние – это сознательная провокация дорожно-транспортного происшествия под воздействием негативных эмоций. Согласно определению Национальной администрации безопасности дорожного движения США (National highway traffic safety administration – NHTSA), агрес-сивным вождением является поведение участника дорожного движения, при котором он «совершает ряд нарушений ПДД, подвергая опасности жизнь и имущество других участ-ников движения» [2, с. 20].

Следует отметить, что в законодательстве большинства стран Европы, Соединенных Штатов Америки, Австралии и ряде стран Азии присутствуют нормы, в которых предусмо-трена не только административная, но и уголовная ответственность за опасное и агрессивное вождение, создающее угрозу возникновения аварийной ситуации, угрозу безопасности дру-гих участников дорожного движения. Так, Уголовным кодексом Канады в ст. 249 предусмо-трена уголовная ответственность в отношении лица, которое создает опасную ситуацию для общества, если управляет транспортным средством без учета погодных условий, времени, качества дороги, особенностей места движения и его напряженности, а также состояния ав-томобиля и мощности двигателя, хотя от него следовало бы ожидать более разумного и осто-рожного поведения на трассе. Такое поведение обычно характеризуют как общественно опасное, существенно отклоняющееся от разумного, общепринятого стиля вождения [5].

В судебной практике Канады опасным вождением признается: превышение скоро-сти более чем на 50 км; вождение в период установленного судом запрета на эксплуатацию

* URL: https://ru.wikipedia.org/wiki (дата обращения: 04.09.2016).



транспортного средства; наличие алкоголя в крови для несовершеннолетних (моложе 21 года) или лиц, не имеющих достаточной квалификации, или превышение допустимого уровня для других водителей; управление автомобилем начинающим водителем без обязательного сопровождения квалифицированного водителя и др. Для установления факта опасного во-ждения обычно бывает недостаточно убежденности сотрудников полиции в существенном нарушении стандартов вождения, необходимо объективное подтверждение этого факта. В то же время, опасное вождение участника дорожного движения, повлекшее причинение вреда здоровью, степень тяжести которого в законе не указана, признается значительно бо-лее опасным деянием, и преступник подлежит наказанию в виде тюремного заключения на срок до 10 лет (ст. 249 (3) УК Канады), а в случае причинения смерти – на срок не более 14 лет (ст. 249 (4) УК Канады).

В большинстве провинций Канады закон разграничивает опасное вождение и неосто-рожное вождение. Опасное вождение предусматривает уголовную ответственность по ст. 249 УК Канады, а неосторожное вождение относится к проступкам или квазипреступлениям. Например, в Онтарио неосторожное вождение наказывается штрафом или лишением сво-боды на срок до шести месяцев. В данном случае лишение прав на управление транспорт-ным средством не является обязательным и осуществляется по решению суда, в зависимости от тяжести нарушения. Тем не менее, правонарушение такого типа влечет за собой сложно-сти при страховании автомобиля, удвоением или иными доплатами к страховой премии на срок до трех лет, а также возможностью страховых компаний отказаться от дальнейшего сотрудничества с правонарушителем. В Законе о дорожном движении провинции Онтарио к неосторожному вождению относится, например, езда по шоссе без должного внимания и разумного учета поведения и интересов других участников дорожного движения.

С точки зрения закона неосторожное вождение является достаточно опасным право-нарушением, поскольку заметно отличается от разумного стандартного поведения води-теля на дороге: неиспользование ремней безопасности, превышение скорости, игнориро-вание дорожных знаков, за исключением знака парковки, – все это является не безопасным в отношении других участников дорожного движения. К неосторожному вождению также относят столкновение с другим автомобилем при парковке. При квалификации данного правонарушения манера поведения нарушителя сравнивается с тем, как будет действо-вать в аналогичной ситуации человек со средним водительским стажем, а также были ли у нарушителя основания для отклонения от общепринятых норм и стандартов вождения.

Еще одним преступлением в законодательстве Канады, которое рассматривается как опасное вождение, считаются уличные гонки. В декабре 2006 г. в Уголовный кодекс Канады была внесена поправка. Данный закон раскрывает понятие уличных гонок и их основные признаки. Кроме того, закон устанавливает ответственность не только для участников улич-ных гонок, но и для зрителей и организаторов.

Таким образом подобный подход канадского законодателя к вопросам ответственно-сти за опасное вождение является оправданным, поскольку он направлен на сокращение числа жертв транспортных катастроф и приносит свои положительные результаты.

Законодательство Англии для уголовного преследования за дорожные преступления использует положения норм, запрещающие опасное, невнимательное или неосторожное вождение. Согласно Закону о дорожном движении 1988 г., опасным признается не соответ-ствующее общепринятому уровню вождение, когда водитель не имеет лицензии на управ-ление автомобилем, дисквалифицирован, не имеет страхового полиса, значительно превы-шает допустимую скорость движения, избранный им скоростной режим не соответствует дорожным условиям, устраивает гонки на дороге, демонстрирует агрессивную манеру движения, отвлекается при управлении транспортным средством, нарушает требования к состоянию автомобиля и требования к его эксплуатации, осознанно допускает вождение в состоянии усталости или болезни, нарушающей навыки вождения [4].

Кроме того, опасным вождением считается использование неисправного транспортно-го средства, при котором нанесен вред здоровью человека или ущерб имуществу. В данном случае водитель должен предусмотреть возможность дорожно-транспортного происшествия.

В судебной практике опасным вождением признается значительное превышение водителем допустимой скорости, не соответствующий дорожным условиям скоростной ре-жим, вождение слишком близко к идущему впереди транспортному средству, резкое изме-нение ряда или скорости. Предусматривается наказание в случае, если водитель не подает сигнала при выполнении маневра, игнорирует предупреждение попутчиков об опасности,

Строева О. А. Опасное вождение как ключевой фактор риска, способствующий дорожно-транспортным происшествиям: международный опыт привлечения к ответственности


отвлекается при вождении (разговаривает по телефону). Законом о дорожном движении 1988 г. опасное вождение наказывается лишением свободы на срок до шести месяцев или уплатой штрафа, в особых случаях двумя санкциями одновременно. В случае рассмотрения дела по обвинительному заключению, предусмотрено лишение свободы на срок до двух лет либо уплата штрафа, а в особых случаях обе санкции. Кроме того, обязательным наказани-ем является дисквалификация водителя на срок не менее двенадцати месяцев. А для того, чтобы получить лицензию снова, водитель, осужденный за опасное вождение, обязан сдать расширенный экзамен на знание стандартов.

Важно отметить, что для привлечения водителя к ответственности за опасное вожде-ние, главным является не намерение лица совершить правонарушение и причинить вред, а тот факт, что лицо нарушает общепринятые стандарты вождения. Уровень опасности или небрежности вождения будет являться объективным критерием правовой оценки действий лица, квалификация и опыт вождения не будут иметь значения в данном случае.

В Соединенных Штатах Америки термин «опасное вождение» охватывает несколько видов небезопасного поведения водителя. В настоящее время 15 штатов используют данный термин в своем законодательстве, 11 штатов приняли законы, конкретно определяющие действия, которые относятся к агрессивному вождению.

В штате Аризона опасным вождением считается превышение допустимой скорости движения транспортного средства совместно с двумя из следующих нарушений: управле-ние неисправным транспортным средством, движение по неустановленной транспортной полосе, несоблюдение дистанции, покупка прав на управление транспортным средством. Все перечисленные нарушения являются грубыми и представляют собой особую опасность как для водителей, так и для других участников дорожного движения.

В штате Калифорния за опасное вождение предусмотрено наказание в случае, если были причинены телесные повреждения участникам дорожно-транспортного происше-ствия, кроме водителей. В большей степени наказание за опасное вождение применяется к водителем транспортных средств, которые участвуют в скоростных соревнованиях.

В Делавэре при совершении водителем трех из следующих действий: управление не-исправным транспортным средством, резкая смена полос движения, движение вне транс-портной полосы, несоблюдение дистанции, отказ уступить право проезда, неспособность остановить транспортное средство в результате поломки, пользование автомобилем с поло-манной кнопкой подачи звукового сигнала, наезд на знаки дорожного движения, превы-шение скорости, препятствие движению школьного автобуса – водитель будет привлечен к ответственности за опасное движение.

Во Флориде водителю достаточно совершить два из следующих действий: превыше-ние скорости, небезопасная или неправильная смены полосы движения, несоблюдение дистанции между транспортными средствами, отказ уступить право проезда, незаконное вождение, управление неисправным транспортным средством, чтобы он был наказан за опасное движение.

В штате Джорджия опасным вождением признаются такие действия, как нарушение маркировки полосы движения; несоблюдение дистанции, резкое изменение полосы дви-жения, препятствие потоку движения, неосторожная езда. В Индиане водитель наказыва-ется за свершение трех из следующих действий: несоблюдение дистанции, опасный обгон с правой стороны, небезопасная остановка или замедление движения, неправильная пода-ча сигнала, отказ уступить проезд, превышение скорости, многократное мигание фарами. Агрессивным вождение в штате Мэриленд признается при совершении трех из следующих действий: обгон справа, вождение вне полосы движения, отказ уступить право проезда или превышение скорости.

В штате Невада запрещены такие действия, как движение на неисправном транс-портном средстве, движение вне установленной полосы, отказ уступить проезд, а также создание непосредственной угрозы для другого транспортного средства или лица. В Нью-Джерси существуют такие понятия, как небрежное вождение и небезопасное управление транспортным средством, и сотрудник полиции может по своему усмотрению признать вождение агрессивным.

В штате Северная Калифорния агрессивным вождением принято считать превышение скорости, небрежное и невнимательное вождение в умышленной форме, игнорирование прав и безопасности других лиц, а также совершение, по меньшей мере, двух из следую-щих нарушений: проезд на красный свет или проезд знака обязательной остановки, отказ




уступить проезд, несоблюдение дистанции. В Пенсильвании поощряют водителей, которые внимательно и аккуратно управляют транспортным средством.

В штате Род-Айленд для квалификации опасного вождения достаточно превыше-ния скорости и совершения, по крайней мере, двух из следующих действий: управление неисправным транспортным средством, обгон справа, движение вне полосы, следование слишком близко к другому транспортному средству, отказ уступить право проезда, неис-пользование сигнала поворота, использование аварийной полосы для проезда. В Юте за-конодательство признает опасным вождением пренебрежение к безопасности людей или имущества, а также нарушение трех или более правил дорожного движения в единый не-прерывный момент вождения.

Агрессивное вождение в штате Вирджиния – это нежелание ехать по правой сторо-не дороги, вождение за пределами обозначенных полос движения, следование слишком близко к другому транспортному средству, отказ уступить проезд, управление неисправ-ным транспортным средством, обгон справа, превышение скорости, остановка на шоссе.

Таким образом, анализируя законодательство зарубежных стран в сфере регулирова-ния дорожного движения, можно сделать вывод о том, что за опасное вождение наказания достаточно разнообразны и нередко предусматривается уголовная ответственность.

Постановлением Правительства Российской Федерации от 30 мая 2016 г. № 477 «О вне-сении изменения в Правила дорожного движения Российской Федерации» п. 2.7 Правил до-рожного движения Российской Федерации был дополнен термином «опасное вождение» [1], которое выражается в неоднократном совершении одного или нескольких следующих друг за другом действий, заключающихся в невыполнении при перестроении требования уступить дорогу транспортному средству, пользующемуся преимущественным правом движения; перестроении при интенсивном движении, когда все полосы движения заня-ты, кроме случаев поворота налево или направо, разворота, остановки или объезда пре-пятствия; несоблюдении безопасной дистанции до движущегося впереди транспортного средства; несоблюдении бокового интервала; резком торможении, если такое торможение не требуется для предотвращения дорожно-транспортного происшествия; препятствовании обгону, если указанные действия повлекли создание водителем в процессе дорожного дви-жения ситуации, при которой его движение и (или) движение иных участников дорожного движения в том же направлении и с той же скоростью создает угрозу гибели или ранения людей, повреждения транспортных средств, сооружений, грузов или причинения иного материального ущерба. Однако санкции за данное правонарушение в нашей стране до сих пор не установлены.

Литература1. О Правилах дорожного движения (вместе с Основными положениями по допуску транс-

портных средств к эксплуатации и обязанности должностных лиц по обеспечению безопасности дорожного движения): постановление Правительства РФ от 23 октября 1993 г. № 1090 (ред. от 23.07.2016). Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

2. Безопасность дорожного движения в России: современное состояние и неотложные меры по улучшению ситуации: доклад Института экономики транспорта и транспортной политики НИУ «Высшая школа экономики», 2013. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

3. Дезмонд Туту. Предисловие. Исполнительное резюме. Commission for Global Road Safety. Сделать дороги безопасными. Десятилетие по обеспечению безопасности дорожного движения. URL: http://www.fiafoundation.org/media (дата обращения: 04.09.2016).

4. Дороднов А. Г. Обусловленность криминализации опасного вождения в праве Англии // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. 2012. № 20.

5. Копылов М. Н., Дороднов А. Г. Ответственность за опасное вождение по уголовному праву Канады // Образование. Наука. Научные кадры. 2012. № 3.

6. Противостояние «смерти на колесах». Обеспечение безопасности дорожного движе-ния в Европе и Центральной Азии. Создание межотраслевых партнерств для борьбы с тихой эпидемией. М.: Алекс, 2009.

7. ROAD SAFETY PERFORMANCE, National Peer Review: Russian Federation. Состояние безо-пасности дорожного движения. Партнерский обзор по стране: Российская Федерация: Европейская конференция министров транспорта. ECMT, 2006.

Куликова К. А. Эволюция административно-правовой регламентации внешней трудовой миграции в Российской Федерации


УДК 342.9

ЭВОЛЮЦИЯ АДМИНИСТРАТИВНО-ПРАВОВОЙ РЕГЛАМЕНТАЦИИ ВНЕШНЕЙ ТРУДОВОЙ МИГРАЦИИ В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИКристина Александровна Куликова, адъюнкт Дальневосточного юридического института МВД России


В статье отражен анализ исторического опыта России по регулированию иностранного труда, выделены ос-новные этапы развития нормативного регулирования внешней трудовой миграции, отмечены исторические периоды с наиболее эффективным привлечением и регулированием труда иностранных граждан.

Ключевые слова: исторический опыт; общественные отношения; административно-правовое регулирование; внешняя трудовая миграция; иностранные граждане.

EVOLUTION OF THE ADMINISTRATIVE AND LEGAL REGULATION OF EXTERNAL LABOUR MIGRATION IN THE RUSSIAN FEDERATIONKristina Aleksandrovna Kulikova, post graduate of the Far Eastern Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russia

In article the analysis of the studied historical experiment of Russia on regulation of foreign work is reflected, the main stages of development of standard regulation of an external labor migration are allocated, the historical periods with the most effective involvement and regulation of work of foreign citizens are noted.

Keywords: historical experience; public relations; administrative and legal regulation; external labor migration; foreign citizens.

В настоящее время в Российской Федерации продолжает формироваться новая сфе-ра правого регулирования – сфера миграционных отношений, составной частью которой является международная (внешняя) трудовая миграция, представляющая собой самый массовый и динамичный поток иностранных граждан в Россию.

Для эффективного управления внешней трудовой миграцией Российской Федерации необходима система государственного регулирования процессов перемещения иностранной рабочей силы, что предполагает формирование комплекса как правовых и политических, так и экономических инструментов воздействия.

Так, по мнению Н. Б. Шитовой, административно-правовое регулирование труда ино-странных граждан призвано учесть специфические особенности всех участников данных правоотношений, а также потребности общества и государства в работниках определенных категорий [18, с. 489–495]. В этом случае решающее значение имеет административно-пра-вовая регламентация различных процедур, предваряющих и сопровождающих трудовую деятельность иностранного работника.

На наш взгляд, для построения наиболее эффективного механизма привлечения и административно-правового регулирования трудовой миграции иностранных граждан в Российской Федерации необходимо изучение и анализ собственного опыта, взаимозави-симости происходящих историко-политических событий и процессов развития админи-стративно-правовой регламентации трудовой миграции в России.

В различные исторические эпохи проблема регулирования общественных отноше-ний в сфере реализации иностранцами своего права на труд в России решалась по-разному. Административно-правовая регламентация трудовой деятельности иностранных граждан постоянно трансформировалась под воздействием различных факторов, изменений количе-ственного и качественного состава иностранных граждан, целей их пребывания, внешнепо-литических событий, а также стратегических ориентиров развития Российского государства.

Исторически процесс формирования административно-правового регулирования внешней трудовой миграции иностранных граждан в России начался с появления норма-тивной регламентации общественных отношений, складывающейся между иностранными гражданами, реализующими свое право на труд, и государством, как относительно само-стоятельной правовой отрасли.



В контексте исторического развития наиболее подходящим представляется разделение эволюции административно-правовой регламентации внешней трудовой миграции в России на девять этапов – с момента появления государственности на Руси до периода современно-сти. Освещение именно такого широкого временного периода представит более полную картину, а также поможет восполнить недостающие научные знания по данному вопросу.

Первый этап (IX – первая половина XV в.) связан с образованием и расцветом ран-нефеодального государства Киевская Русь, установлением связей с соседними странами и народами.

Иностранцы жили в древнерусских поселениях, занимались торговой деятельностью, имели свои дворы, находились на службе у князя в качестве дружинников, но не всегда пре-бывали в равных условиях с местными жителями. Все вопросы, связанные с иностранца-ми, определялись на основе действующих обычаев и устоев, коренные жители относились к ним с опасением [7].

Постепенно начинает формироваться законодательство о правовом положении ино-странцев, предпринимается попытка правовой регламентации общественных отношений в сфере трудовой миграции, что находит свое отражение в сборнике древнерусских зако-нов – Русской Правде [15, с. 77]. Статьи 10–11 Русской Правды определяли повышенную ответ-ственность иностранцев, проживающих на территории Русского государства, за укрывание ими сбежавшей «челяди». Что же касалось чужеземных купцов, то они, напротив, имели преимущества по возвращению им заемных денег.

О примитивном регулировании пребывания иностранцев на Руси также свидетель-ствует «Церковный устав» Ярослава Мудрого [15, с. 270]. Данный устав выражал отношение к присутствию (пребыванию) иностранцев на территории Руси. Так, статьи 49–50 не допу-скали тесного общения христиан с «иностранцами и иноверцами», ограничения касались даже совместного приема пищи.

Далее отношения с иностранцами развивались по мере формирования крепостни-чества, становления внутренней и внешней торговли, развития международных связей страны, однако вплоть до XV в. еще сохраняется средневековый характер методов и форм властно-управленческой деятельности.

Второй этап (вторая половина XV – XVI в.) приходится на период образования Российского централизованного государства, расширения и укрепления территорий, что потребовало новых средств и способов регулирования общественных отношений во всех сферах жизнедеятельности.

На московской службе у правителей находилось множество иностранцев, в частности западноевропейцев, которых приглашали для работы, обещая высокое жалованье и раз-личные имущественные привилегии. Основными причинами привлечения иностранных специалистов на русскую службу являлось желание молодого государства стать конкурен-тоспособным на фоне других государств путем заимствования опыта в военном деле, чекан-ке монет, медицине, культуре, строительстве и т. д. При этом уклад жизни и устои государ-ственного строя – средневековой монархии – не менялись, что было очень удобно государю.

Нормативно-правовое положение иностранцев регулировалось общерусским сводом законов – Судебником Ивана III 1497 г. [17]. Статья 58 Судебника имела название «Об инозем-цах» и регулировала права иностранцев при решении гражданского спора, предоставляя им право добровольного погашения иска.

Судебник Ивана Грозного 1550 г. [17] ст. 27 дополнял ст. 58 Судебника 1497 г. с указани-ем на порядок разрешения споров между иностранцами и русскими. Основываясь на меж-дународных соглашениях русских княжеств с другими государствами, норма предостави-ла право на решение торговых споров при помощи жребия, создававшего благоприятные условия для иностранных подданных, что содействовало развитию торговых отношений и укреплению международных связей.

С принятием Соборного уложения 1649 г. [17] начинают регулироваться важнейшие отрасли государственного управления – устанавливается режим въезда в страну и выезда из нее для всех иностранцев, совершенствуется порядок выдачи им документов – «проез-жих грамот».

Особое внимание следует уделить гл. XXV Соборного уложения, в которой содержал-ся Указ о корчмах. В данном указе был прописан прямой запрет иностранцам на производ-ство и свободный оборот алкоголя и табака. Таким образом, данный нормативно-правовой акт уже свидетельствует о зарождении основ административно-правовой регламентации



общественных отношений с иностранцами в сфере их трудовой деятельности. В этот же период формируются первые органы управления – посольские приказы, ведавшие всеми иностранными делами.

Правительство царской России довольно четко регулировало трудовую деятельность иностранцев, сочетая как поощрительные, так и ограничительные меры.

На третьем этапе (вторая половина XVII в.) государственное регулирование трудовой миграции иностранных граждан определенным образом сформировалось и приобрело ад-министративных характер. Данный исторический период в первую очередь характеризует-ся началом реформ по западному образцу во всех сферах жизни, становлением Российской империи. Укрепление центральной власти и реформирование многих сфер общественной жизни привели к тому, что Россия окрепла и территориально выросла, с ней стали считаться ведущие мировые державы.

Так, Великое посольство в Европу в 1697–1698 гг. Петра I содержало в себе два наказа, один из которых напрямую касался вопросов найма иностранных специалистов [10]. Анализ наказа свидетельствует о высоких требованиях, которые предъявлялись к зарубежным специалистам. На службу в Россию вербовали работников именно тех профессий, в которых на тот период Россия испытывала острую нужду.

В 1702 г. издается Манифест «О вызове иностранцев в Россию», в котором подчеркива-лось намерение государства «всячески улучшить и распространить торговлю». Манифест провозглашал такие цели, как обучение русского народа навыкам, известным европейским народам, налаживание правильного управления войском, использование знаний иностран-цев в военном деле. Это был национальный проект по привлечению высококлассных ма-стеров военного и морского дела из стран Западной Европы, труд которых помог России выйти к незамерзающим морям [11].

Постепенно практика найма на службу специалистов «двойного» назначения, способ-ных принести пользу в военно-морском деле и на мирной стезе, переходит к приглашению иностранцев на работу исключительно гражданской направленности. Иностранные специ-алисты получили гарантированный ряд прав и привилегий, среди которых сохранение их подданства, свободный въезд в страну и выезд из нее, освобождение от налогов и пошлин. На службе иностранцам предоставлялось высокое жалованье, казенные квартиры и прочее материальное обеспечение, так называемые «вольные» ремесленники почти не платили податей и не несли повинностей [6, с. 158].

Появление нормативно-правовых актов, адресованных к иностранцам и регулирую-щих правовое положение при осуществлении ими трудовой деятельности на территории Российского государства, свидетельствовало об усложнении общественных отношений в указанной сфере. Действующие законодательные акты постепенно дополнялись законами о льготах и привилегиях для иностранных квалифицированных специалистов, реестрами свободных и удобных для поселения земель.

Четвертый этап (конец XVII – XIX в.), – период, когда получила развитие политика привлечения иностранных подданных для колонизации свободных земель и занятия сель-скохозяйственным трудом, начатая императрицей Екатериной II с изданием 22 июля 1763 г. Манифеста «О дозволении всем иностранцам, в Россию въезжающим, поселяться в которых губерниях они пожелают и о дарованных им правах» [8].

Затем последовал Указ Екатерины II Правительствующему сенату «Об учреждении Канцелярии опекунства иностранных переселенцев в России», также была утверждена «Инструкция Канцелярии опекунства иностранных и ее обязанностях по организации приема иностранных поселенцев в России». Канцелярия получила почти министерские полномочия. Таким образом, происходит создание специализированных государственных органов по регулированию переселения [8]. Органами управления были разработаны пра-вила приема, труда и расселения иностранцев.

Кроме того, государство хотело видеть в своих подданных более образованных людей и связывало это с привлечением иностранных специалистов. Так, 1 июля 1834 г. Николаем I издается «Положение о домашних наставниках и учителях», согласно которому иностранцы, желающие преподавать в России, должны были не только сдать экзамен, но и предъявить свидетельство о крещении и аттестацию о безупречной нравственности [12].

В указанный период времени был накоплен как теоретический, так и практический опыт регулирования трудовой миграции, в основу которого было положено материальное



стимулирование внешней трудовой миграции с предоставлением широкого круга прав и привилегий для необходимых Российскому государству иностранных специалистов.

Пятый этап (конец XIX в.) связан с принятием 7 июня 1860 г. Указа «О правах пре-бывающих в России иностранцев» [16], в котором уже более подробно регламентируется трудовая деятельность иностранных подданных. На данном этапе принимается попытка уравнения прав трудящихся иностранцев и российских граждан, при этом продолжается активная колонизационная политика. С одной стороны, иностранцы пользовались защитой и покровительством нового законодательства, но, с другой стороны, были обязаны эти зако-ны соблюдать. При этом въезжали в Россию только трудоспособные иностранные граждане.

В Российской империи до 1917 г. не было систематизированного трудового иммигра-ционного законодательства, поэтому юридические нормы относительно труда иностранных граждан содержались в разных правовых актах, регулировались частными указами и за-конами. Однако часть нормативных актов того периода шла слишком далеко в уравнении права на труд иностранцев с русскими подданными, в то же время другие нормы, наоборот, такие права необоснованно ограничивали.

Шестой этап (1917–1980 гг.) характеризуется значительным усложнением и дополне-нием жесткими административными методами правового регулирования иностранного труда, что было продиктовано возникновением нового режима государственного правления.

Многочисленные проблемы 1920–1921 гг., связанные с отсутствием реальных меха-низмов управления миграционными трудовыми потоками, мониторинга спроса и пред-ложения иностранной рабочей силы, потребовали создания государственной службы по урегулированию вопросов трудовой иммиграции. Постановлением от 25 октября 1922 г. Совет народных комиссаров (СНК) образовал Постоянную комиссию Совета труда и оборо-ны (КОМСТО) [14]. Все дела отдела промышленной иммиграции, работавшего до этого при Высшем совете народного хозяйства (ВСНХ) в качестве основного наблюдателя за трудовой миграцией, передавались КОМСТО. Одним из видов деятельности КОМСТО являлось «уста-новление и привлечение желательных для СССР сельскохозяйственных и промышленных групп иммигрантов и реэмигрантов через соответствующие Наркоматы сельскохозяйствен-ных и промышленных предприятий для освоения пустующих земель, на которых возмож-но и желательно использование мигрантов».

В целях поднятия и развития сельского хозяйства в многоземельных и окраинных районах было принято Постановление СТО РСФСР от 2 февраля 1923 г. «О сельскохозяйствен-ной иммиграции». Данным постановлением вводился порядок иммиграции для иностран-ных граждан, желающих трудиться в сельском хозяйстве на территории России. Условием такого допуска являлось наличие и ввоз с собой капитала, который мог бы им обеспечить ведение и организацию хозяйства. Земельные участки передавались иностранцам на основе двустороннего договора с наличием обусловленной арендной платы. Однако предоставля-лись и льготы, которые касались транспортировки рабочих и их инвентаря, упрощенного налогообложения, освобождения от таможенных пошлин [9].

Постановлением ЦИК и СНК СССР от 31 марта 1925 г. «О льготах трудовым сельско-хозяйственным и промышленным иммигрантам и реэмигрантам» [9] в целях облегчения процессов иммиграции и реэмиграции трудовых элементов в пределы Союза ССР для при-менения своего труда в областях промышленности и сельского хозяйства вводились льготы на транспортные перевозки по стране. Также им предоставлялись льготы по оплате гербо-вого сбора и единого сельскохозяйственного налога.

Постановлением ЦИК и СНК СССР от 26 июня 1925 г. «О предоставлении права на тру-довое землепользование иностранцам» трудящимся мигрантам, проживающим на террито-рии Союза ССР и пользующимся политическими правами, согласно конституциям союзных республик, предоставлялось право на пользование землей для ведения сельского хозяйства на одинаковых основаниях с гражданами союзных республик [9].

Кроме того, что трудящиеся иностранцы уравнивались по правовому статусу с рос-сийскими гражданами, на них также возлагались и определенные обязанности. Впервые законодательно все иностранные граждане были разделены по режиму пребывания на по-стоянно проживающих и временно пребывающих.

Постановлением ЦИК и СНК СССР 27 декабря 1932 г. «Об образовании Главного управ-ления рабоче-крестьянской милиции при ОГПУ Союза ССР» была создана паспортно-визо-вая служба, основной задачей которой являлось применение нормативно-правовых актов в сфере контроля над пребыванием на территории России иностранных граждан.



Также на данном этапе впервые появляется система налогообложения труда ино-странных граждан. Это было обусловлено принятием 12 мая 1978 г. Указа Президиума ВС СССР «О подоходном налоге с иностранных юридических и физических лиц» [3], согласно которому доходы, получаемые иностранными юридическими и физическими лицами от осуществления деятельности на территории СССР, подлежали обложению подоходным налогом. Этим же указом устанавливалась и ответственность для трудящихся иностранцев, уклоняющихся от уплаты налога.

Таким образом, несмотря на попытки систематизации советского законодательства в данной области, отдельного единого документа, регулирующего правовое положение иностранных работников, принято не было, хотя на тот момент в юридической литературе уже выдвигалось предложение по изданию акта кодификационного характера, который бы охватывал все ранее изданные нормы, касающиеся прав иностранцев.

Седьмой этап (1981–1999 гг.) является, по нашему мнению, самым главным в развитии административно-правового регулирования внешней трудовой миграции и напрямую свя-зан с принятием 24 июня 1981 г. Закона СССР № 5152-Х «О правовом положении иностран-ных граждан в СССР» [2], который стал первым унифицированным нормативно-правовым актом, регулирующим сферу труда иностранных граждан в СССР.

Среди основных прав и свобод в ст. 7 Закон закреплял положения, регламентирую-щие трудовую деятельность иностранных граждан на территории СССР, определяя, что иностранные граждане в трудовых отношениях пользуются правами и на них возлагаются обязанности наравне с гражданами СССР.

В настоящем законе впервые появляется такое понятие, как «цель пребывания» ино-странного гражданина. Таким образом, все иностранные граждане делились на две груп-пы: постоянно проживающие и временно пребывающие. Однако право на осуществление трудовой деятельности для указанных групп регулировалось по-разному. Так, иностранные граждане, постоянно проживающие в СССР, могли работать в качестве рабочих и служащих на предприятиях, в учреждениях и организациях или заниматься иной трудовой деятель-ностью на основаниях и в порядке, установленных для граждан СССР, а временно пребы-вающие иностранные граждане могли заниматься трудовой деятельностью в СССР, только если это было совместимо с целями их пребывания.

Иностранные граждане не могли назначаться на отдельные должности или занимать-ся определенной трудовой деятельностью, если назначение на эти должности или занятие такой деятельностью были связаны с принадлежностью к гражданству СССР.

Законом предусматривались ответственность иностранных граждан за совершенные ими административные правонарушения, сокращение срока пребывания за нарушения миграционного законодательства, а также основания выдворения за пределы территории страны.

Важно отметить, что рабочие из социалистических стран привлекались только для осуществления конкретных проектов и самостоятельно, индивидуально на российском национальном рынке труда себя представлять не могли.

На восьмом этапе (1992–2002 гг.) происходит трансформирование приоритетов и ме-тодов административного воздействия, прослеживается постепенный переход к дифферен-цированному правовому регулированию в указанной сфере путем установления правовых режимов труда различных категорий иностранных граждан.

Вопросам регулирования внешней трудовой миграции напрямую был посвящен Указ Президента РФ от 16 декабря 1993 г. № 2146 «О привлечении и использовании в Российской Федерации иностранной рабочей силы» [4], утверждающий соответствующее Положение с одноименным названием. Настоящее Положение определяло условия и порядок выдачи разрешений на привлечение в Российскую Федерацию иностранной рабочей силы, а так-же выдачи «подтверждений» иностранным гражданам на право осуществления трудовой деятельности, при этом разрешение на привлечение иностранного работника выдавалось работодателю. Также Положение закрепляло новый механизм квотирования на привлече-ние иностранной рабочей силы.

Так, иностранный гражданин, въехавший в Россию в целях осуществления профессио-нальной деятельности, мог работать по найму только при наличии «подтверждения на право трудовой деятельности», выданного на его имя, на основании полученного работодателем разрешения на привлечение и использование иностранной рабочей силы.



Исключения же касались «высококвалифицированных» специалистов, которые на ос-нове подтверждения на право трудовой деятельности могли трудиться без оформления разрешения, но только в случаях их найма для работы на предприятиях с иностранными инвестициями, действующих на территории России, на должности руководителей, их за-местителей и руководителей подразделений этих предприятий.

Установленный указанным Положением обязательный порядок выдачи разрешений, а также подтверждений на право трудовой деятельности не применялся по отношению к иностранным гражданам, которые были официально признаны беженцами, постоянно проживали на территории России, получили убежище, подали ходатайство о предоставле-нии статуса беженца и получили разрешение на временное проживание в стране.

Особой категорией лиц, в отношении которых вышеуказанный порядок не приме-нялся, являлись: деятели науки и культуры; работники дипломатических и консульских учреждений; религиозные деятели; члены экипажей российских морских и речных судов; студенты, проходящие производственную практику во время каникул; корреспонденты и журналисты, аккредитованные в Российской Федерации; лекторы и инструкторы, при-глашаемые для работы в российских академиях и образовательных учреждениях, а также лица, для которых определен иной порядок трудоустройства межгосударственными согла-шениями с зарубежными странами.

Основным инструментом регулирования миграционных процессов в 1990-е гг. ста-новится программно-целевой метод. Данный метод реализовывался государством путем принятия различных миграционных программ и включенных в них подпрограмм.

Однако политическая ситуация того времени требовала чрезвычайно гибкой мигра-ционной политики, которую государство проводить не могло, и на то были объективные причины. Так, например, были значительно недооценены масштабы вынужденной ми-грации, следствием чего стала и недооценка финансовых возможностей государства по об-устройству вынужденных мигрантов.

Впоследствии, с изменением миграционной ситуации в государстве круг миграцион-ных проблем увеличился. Для их решения в целях реализации государственной миграци-онной политики была разработана Федеральная миграционная программа, утвержденная Указом Президента РФ от 9 августа 1994 г. № 1668 «О Федеральной миграционной програм-ме» [5]. В программе были обозначены новые задачи реализации миграционной политики, связанные с существенным расширением сферы регулирования миграционных потоков в Российской Федерации, с организацией иммиграционного контроля и пресечением неза-конной миграции. Одним из миграционных процессов, требовавших направленного регу-лирования, в программе отдельно была выделена внешняя трудовая миграция.

По мнению П. Б. Музыченко, в указанный период государство стало признавать, что процесс внешней трудовой миграции напрямую сопряжен с рядом негативных последствий в связи с нерешенностью комплекса организационных, экономических, правовых и иных вопросов. Это было обусловлено несбалансированностью национального рынка труда, ро-стом масштабов незаконной трудовой миграции, недоиспользованием возможностей при-влечения труда иностранцев [13].

В связи с этим в рамках государственного регулирования внешней трудовой мигра-ции были обозначены такие цели, как надежная защита российского рынка труда от некон-тролируемого потока иностранной рабочей силы и обеспечение поступления валютных средств за счет переводов трудящихся иммигрантов с эффективным использованием по-лученных от переводов средств.

Таким образом, для достижения поставленных государством целей на территории Российской Федерации окончательно были введены система квотирования привлекаемой иностранной рабочей силы и лицензирование деятельности организаций, специализиру-ющихся на международном трудовом обмене.

Неблагоприятный характер на регулирование миграционных процессов и состояние рынка рабочих ресурсов в России стала оказывать миграция из стран – республик бывшего Союза ССР (СНГ), которая во многом определялась экономическим положением, а также степенью стабильности внутриполитической обстановки в нашей стране. Из-за неуправляе-мой и неконтролируемой иммиграции происходит наполнение отдельных районов России неквалифицированной, с криминогенными тенденциями рабочей силой из соседних стран, в особенности Среднеазиатского региона.



Под воздействием вышеуказанных факторов в области внешней трудовой миграции появляются новые приоритеты, направленные на развитие условий въезда в Россию толь-ко тех иностранцев, деятельность которых отвечала бы стратегическим и экономическим интересам страны.

Однако действующая в Российской Федерации законодательная база не позволяла осу-ществить в полной мере правовое обеспечение таких миграционных процессов. Вследствие этого, продолжилась разработка законодательных и иных нормативных актов, определя-ющих правовое положение различных категорий мигрантов и взаимодействие субъектов миграционных правоотношений. Результатом данных разработок в 2004 г. должен был стать Федеральный закон «О миграции в Российской Федерации», который в силу определенных обстоятельств не был принят.

В последующем одним из основных направлений миграционной политики становит-ся содействие приезжающим трудиться иностранцам в социально-экономической адапта-ции и интеграции на территории Российской Федерации, отдельное внимание уделяется социальной защите рабочих мигрантов.

Таким образом, на данном этапе, с учетом перечисленных обстоятельств и факторов, обозначились положительные тенденции в административно-правовом регулировании трудовой миграции в России.

Девятый этап (2002 г. по настоящее время) в развитии административно-правового регулирования иностранного труда наступил с принятием действующего в настоящее вре-мя Федерального закона от 25 июля 2002 г. № 115-ФЗ «О правовом положении иностранных граждан в Российской Федерации» [1], закрепляющего в ст. 13 подробную регламентацию правил осуществления трудовой деятельности иностранными гражданами на территории Российской Федерации.

Данный этап характеризуется наличием в административно-правовом регулировании преимущества методов запрещающего характера, приоритетов по переселению соотече-ственников, ориентацией на привлечение высококвалифицированного иностранного тру-да, борьбой с незаконной миграцией, ликвидацией системы квотирования на привлечение иностранного труда, ужесточением административной ответственности в сфере трудовой миграции, изучением евразийского опыта в иммиграционной политике.

Отличительной чертой современной миграционной политики в сфере внешней трудовой миграции является введение системы приобретения патентов на осуществление трудовой деятельности иностранными гражданами, въезд в Россию для которых не требу-ет получения визы (составляют большую часть всех трудовых мигрантов). Данная система призвана заменить «коррупционный» механизм ранее действовавшей системы квотирова-ния и значительно повысить эффективность привлечения иностранного труда в Российской Федерации.

Таким образом, анализ теории и практики использования в России труда иностран-ных граждан позволяет нам сделать вывод о том, что на протяжении всего исторического развития административно-правовой регламентации внешней трудовой миграции в России в регулировании поочередно преобладали механизмы то прямой и косвенной материальной заинтересованности, то административного ограничения и сдерживания. Регулирование внешней трудовой миграции осуществлялось как административными мерами, так и ме-рами стимулирования через систему льгот материального и нематериального характера.

Однако ускоренное развитие общественных отношений и неоднозначное формирова-ние миграционной политики государственных органов Российской Федерации, отсутствие прогнозирования и планирования в сфере внешней трудовой миграции привели к множе-ственным политическим и экономическим проблемам, а также сказались на постоянно изменяющемся нормативном регулировании в данной сфере.

Говоря о более эффективном привлечении иностранного труда, следует выделить период правления Петра I, когда было правильно задано направление поиска новых и эф-фективных способов привлечения иностранных профессионалов в Россию, через которых Россия приобрела необходимые опыт и знания.

На наш взгляд, грамотное регулирование внешней трудовой миграции осуществля-ло советское правительство, которому, несмотря на все трудности, удалось в создавшихся условиях справиться с защитой национального рынка труда от стихийного потока трудо-вых мигрантов. В указанный период миграционные процессы в стране регулировались целенаправленной государственной политикой в области внешней трудовой миграции


Вестник ДВЮИ МВД России. 2017. № 1 (38)114 Вестник ДВЮИ МВД России. 2017. № 1 (38) 115Вестник ДВЮИ МВД России. 2017. № 1 (38)114

с использованием жестких административных методов и средств. В условиях плановой централизованной экономики эта политика была сориентирована на наиболее эффектив-ное использование миллионной армии трудовых ресурсов и их перераспределение между трудоизбыточными и трудонедостаточными районами Советского Союза. Рабочие из ев-ропейских социалистических стран привлекались на работы по осуществлению крупных энергетических проектов, призванных обеспечить экономику этих государств энергоноси-телями на базе российского сырья (например, нефтепровод «Дружба», газопровод «Братство», энергосистема «Мир»), болгарские рабочие участвовали в заготовке лесоматериалов в Коми АССР, предназначенных для поставок в Болгарию на основании межправительственного соглашения, строители из Югославии сооружали на условиях подряда крупные промыш-ленные и гражданские объекты в разных регионах Советского Союза.

Подводя итог вышесказанному, отметим, что знание и учет исторического опыта в административно-правовом регулировании внешней трудовой миграции в Российской Федерации является одним из важнейших направлений формирования миграционной по-литики завтрашнего дня. Без знания истории о системе регулирования труда иностранцев в России мы не сможем познать ее настоящее состояние, спрогнозировать будущее развитие, принять необходимые меры по ее совершенствованию.

Литература1. О правовом положении иностранных граждан в РФ: федеральный закон от 25 июля

2002 г. № 115-ФЗ. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».2. О правовом положении иностранных граждан в СССР: закон СССР от 24 июня 1981 г.

№ 5152-X. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».3. О подоходном налоге с иностранных юридических и физических лиц: указ ПВС СССР

от 12 мая 1978 г. // Ведомости ВС СССР. 1978. № 20. Ст. 313.4. О привлечении и использовании в Российской Федерации иностранной рабочей

силы: указ Президента РФ от 16 декабря 1993 г. № 2146 // Собрание актов Президента и Правительства РФ. 1993. № 51. Ст. 4934.

5. О Федеральной миграционной программе: указ Президента РФ от 9 августа 1994 г. № 1668. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

6. Абдулатипов Р. Г., Болтенкова Л. Ф. Россия, в чем суть твоего бытия? М.: Республика, 1994.7. Басараб О. Т. Особенности охраны государственной границы в Киевской Руси: истори-

ко-правовой аспект // Евразийская адвокатура. 2014. № 5 (12).8. Бугай Н. Ф., Чеботарева В. Г. Страницы истории немецкого крестьянства России

// Исторические исследования. 2013. № 1.9. Галас М. Л. Отечественный государственный механизм регулирования трудовой им-

миграции и реэмиграции в 1920-е годы // Власть. 2011. № 3.10. Гуськов А. Г. Великое посольство Петра I: источниковедческое исследование: моногра-

фия. М., 2005.11. Курылев К. П., Веретельникова М. Е. Внешняя трудовая миграция в Россию: история и со-

временность. // Вестник Российского университета дружбы народов. Сер. Международные отношения. 2006. № 2.

12. Мильчина В. А. Беспечные французы и бдительные русские // Отечественные записки. 2006. № 5.

13. Музыченко П. Б. Административно-правовая информациология паспортно-визовой работы при регулировании миграционных процессов в Российской Федерации: дис. … канд. юрид. наук. Хабаровск, 2002.

14. Павлова В. В. Государственное регулирование иммиграции рабочей силы в СССР в 1920-е гг. // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2012. № 12–1.

15. Памятники русского права. Вып. 1. Памятники права Киевского государства. Х–ХІІ вв. / сост. А. А. Зимин; под ред. С. В. Юшкова. М.: Гос. изд-во юрид. лит., 1952.

16. Свод законов Российской империи. Законы о состояниях. СПб., 1899. Ст. 164.17. Сто главных документов российской истории. URL: http://histrf.ru (дата обращения:

02.12.2016).18. Шитова Н. Б. Труд иностранных граждан: эволюция приоритетов правового регулиро-

вания // Научные труды РАЮН. Вып. 13. Т. 2. М.: Юрист, 2013.

Вестник ДВЮИ МВД России. 2017. № 1 (38)114 Вестник ДВЮИ МВД России. 2017. № 1 (38) 115Вестник ДВЮИ МВД России. 2017. № 1 (38) 115

УДК 343.985.7

НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ ПРАВОПРИМЕНЕНИЯ ПРИ РАССЛЕДОВАНИИ ПРЕСТУПЛЕНИЙ, СВЯЗАННЫХ С ПОЖАРАМИЕвгений Юрьевич Полищук, начальник кафедры кандидат технических наук;Игорь Анатольевич Пантелеев, доцент кафедры кандидат юридических наук;Иван Александрович Ефимов, доцент кафедры кандидат юридических наук(Уральский институт ГПС МЧС России)


В статье дается анализ уголовно-процессуальной деятельности органов дознания МЧС России. Исследована практика производства судебных экспертиз государственными судебно-экспертными учреждениями МЧС России. Сделан вывод о том, что должностные лица органов дознания и судебно-экспертных учреждений МЧС России допускают как процессуальные ошибки, так и ошибки в методике производства судебных экспертиз.

Ключевые слова: пожар; расследование; экспертиза; дознание; профилактика.

SOME PROBLEMS PRAVOPRIMENENIE IN THE INVESTIGATION OF CRIMES ASSOCIATED WITH FIRESEvgeniy Yurievich Polishchuk, chair head kandidat nauk, degree in Technique;Igor Anatolievich Panteleev, chair associate professor kandidat nauk, degree in Law;Ivan Aleksandrovich Efimov, chair associate professor kandidat nauk, degree in Law(Ural Institute of State Firefighting Service of EMERCOM of Russia)

In the article the analysis of criminal-procedural activity of bodies of inquiry EMERCOM of Russia. Investigated the practice of forensic examinations of the state forensic institutions of EMERCOM of Russia. The conclusion is made that officials of bodies of inquiry and forensic institutions of EMERCOM of Russia allow both procedural and errors in the method of production of judicial examinations.

Keywords: fire; investigation; expertise; inquest; prevention.

Пожары всегда представляли опасность как для физических и юридических лиц, так и для государства в целом. Современная система предупреждения пожаров, включая их расследование, не является совершенной, что в значительной степени снижает уровень доверия и лояльности к действующей власти.

В статье 45 Конституции РФ закреплена государственная гарантия защиты прав и сво-бод человека и гражданина, которая в случаях, связанных с установлением точной причи-ны пожара и виновных лиц, реализуется через совершенствование требований пожарной безопасности, формирование понимания неотвратимости наказания за преступления, связанные с уничтожением чужого имущества, обеспечение потерпевшим доступа к пра-восудию и компенсации причиненного им ущерба в соответствии со ст. 52 Конституции РФ.

В качестве одного из способов реализации положений Конституции РФ о защите прав и свобод гражданина, пострадавшего в результате пожара, является деятельность органов




Государственного пожарного надзора в рамках Федерального закона «О пожарной безопас-ности», а также уголовно-процессуальная деятельность в стадиях возбуждения уголовного дела и предварительного расследования.

Анализ правоприменительной практики по расследованию пожаров выявил ряд проблем, нуждающихся в первоочередном их разрешении.

Во-первых, при установлении причин пожара сотрудники органов ГПН ФПС допу-скают правовую ошибку, связанную с ненадлежащим применением нормы закона. Так, российским законодательством для установления обстоятельств пожара должностным ли-цам ГПН предоставлено право получать объяснения от очевидцев пожара, пострадавших, а также лиц, причастных к пожару. При этом получение объяснений как проверочное дей-ствие закреплено одновременно и в ст. 6 ФЗ «О пожарной безопасности» [1], и в ст. 144 УПК РФ. Нередко сотрудники ГПН сразу получают объяснения в рамках ст. 144 УПК РФ, что при-водит к нарушениям уголовного и уголовно-процессуального законов: а) заранее не уста-новленный характер уничтоженного или поврежденного имущества как чужого влечет неправильную квалификацию преступления; б) неполное разъяснение правомочий лицам, участвующим в проверочных действиях, влечет ущемление их конституционных прав, включая право на оказание квалифицированной юридической помощи; в) неоправданное начало уголовно-процессуальной деятельности влечет в большинстве случаев необоснован-ный отказ в возбуждении уголовного дела и перекладывание бремени доказывания ущерба, причиненного пожаром, на плечи пострадавшего в ином, гражданском судопроизводстве.

В статье 6 ФЗ «О пожарной безопасности» закреплено несколько правомочий долж-ностных лиц органов ГПН, которые реализуются вне рамок уголовно-процессуальных от-ношений, т. е. до наличия поводов для возбуждения уголовного дела, установленных ст. 140 УПК РФ.

Так, должностное лицо органа ГПН имеет право запрашивать и получать на основании мотивированных письменных запросов от организаций и граждан информацию и доку-менты, необходимые в ходе проведения проверки по факту пожара. Такими документами (информацией) могут быть справка о состоянии погоды в месте пожара; справка о разме-ре имущественного вреда, причиненного пожаром; свидетельство о праве собственности на имущество; должностные инструкции, наряды на выполнение работ и т. п. Кроме того, должностное лицо органа ГПН вправе вызывать должностных лиц организаций и граждан по находящимся в производстве органов государственного пожарного надзора делам и мате-риалам о пожарах, получать от указанных лиц и граждан необходимые объяснения, справки, документы (например, о принадлежности имущества на праве собственности) и их копии.

На наш взгляд, в соответствии со ст. 6 ФЗ «О пожарной безопасности» получение объ-яснений, а также иные проверочные действия следует производить с единственной це-лью – обнаружения наличия или отсутствия признаков преступления. Например, без уста-новления такого уголовно-правового признака, как «чужое имущество» (ст. 167, 168 УК РФ), преждевременно осуществлять уголовно-процессуальную деятельность.

После того как должностное лицо ГПН в рамках ст. 6 ФЗ «О пожарной безопасности» обнаружило признаки преступления, им должен быть составлен соответствующий рапорт, который станет поводом для возбуждения уголовного дела (п. 3 ст. 140, ст. 143 УПК РФ).

При проверке сообщения о преступлении, в рамках ч. 1 ст. 144 УПК РФ, дознаватель ГПН вправе получить объяснения, истребовать документы и предметы, назначить судебную экспертизу, произвести осмотр места происшествия, документов, предметов, трупов и др. Таким образом, в рамках стадии возбуждения уголовного дела получение объяснений и иные процессуальные действия преследуют уже принципиально иную цель, а именно собирание достаточных данных, указывающих на наличие или отсутствие признаков преступления.

Итак, получение объяснений в рамках ст. 6 ФЗ «О пожарной безопасности» пресле-дует цель обнаружение наличия или отсутствия материальных признаков преступления, т. е. тех, которые указаны в соответствующей статье Уголовного кодекса РФ, в то время как получение объяснений в соответствии с ч. 1 ст. 144 УПК РФ необходимо в целях собирания достаточных данных, указывающих на наличие или отсутствие признаков преступления, что в конечном итоге позволяет установить основание для возбуждения уголовного дела (ч. 2 ст. 140 УПК РФ) или основания для его отказа (ст. 24 УПК РФ).

Во-вторых, согласно ч. 1 ст. 144 УПК РФ, помимо получений объяснений и иных процес-суальных действий, проводимых в стадии возбуждения уголовного дела, к числу провероч-ных (следственных) действий относятся назначение дознавателем ГПН пожарно-технической

Полищук Е. Ю., Пантелеев И. А., Ефимов И. А. Некоторые проблемы правоприменения при расследовании преступлений, связанных с пожарами


экспертизы, ее производство в экспертном учреждении либо получение от привлеченного специалиста технического заключения о причине пожара. Однако, учитывая срок стадии возбуждения уголовного дела, ограниченный тремя сутками, производство проверочных действий, связанных с получением заключения эксперта или специалиста, неизбежно при-водит к увеличению сроков проверки до 10, а в большинстве случаев, как показывает анализ практики, – до 20–30 суток.

Необходимо также отметить, что одной из главных особенностей преступлений, связанных с пожарами, является значительное изменение, а нередко и уничтожение кри-миналистически важных признаков пожара (следов преступления), необходимых для установления виновного лица. Сохранившиеся же признаки, в случае непринятия мер по их сохранению в рамках ст. 82 УПК РФ, быстро утрачивают свое значение вследствие воз-действия объективных (повышенная влажность, высокие или низкие температуры и др.) и субъективных (охрана места происшествия, как правило, не осуществляется) факторов. В результате вероятность раскрытия преступления, если это не серийный поджигатель, сводится практически к нулю.

Помимо указанных проблем, качественному расследованию пожаров мешает по-всеместно встречающаяся некомпетентность лиц, его осуществляющих. Так, например, анализ материалов уголовных дел, по которым первоначальные действия производились сотрудниками органов внутренних дел, показывает, что следователи чаще всего нацелены на выявление признаков «криминальности», выражающихся в наличии или отсутствии сле-дов взлома, отпечатков пальцев, устройств и приспособлений поджога, в наличии на месте пожара оружия и др. При этом следователи ОВД практически не фиксируют в протоколах осмотра признаки, характеризующие развитие горения, а описание термических пораже-ний часто ограничивается общими фразами: «сгорело все», «горело по всей площади», «пол-ное обрушение конструкций» и т. д.

Кроме того, вещественные объекты, способные охарактеризовать термические воз-действия, либо совсем с места происшествия не изымаются, либо их изъятие происходит с нарушениями требований к упаковке. Так, например, встречаются случаи, когда объект, предположительно содержащий остатки горючей жидкости, упаковывается в бумажные пакеты. В результате протоколы, составленные сотрудниками МВД даже с соблюдением всех предъявляемых процессуальных норм, часто оказываются бесполезными для экспер-та, а изъятые объекты – не пригодными для исследования.

В-третьих, анализ документов, составляемых дознавателями органов ГПН, также выявляет множество проблемных моментов. К основным недостаткам составления про-токолов следственных (процессуальных) действий следует отнести: а) отсутствие указания на технические средства, применяемые в ходе осмотра; б) выход за пределы компетенции, выражающийся в том, что фиксация дознавателем термических повреждений подменяет-ся умозаключениями о расположении очага пожара и «подведением» описательной части протокола под показания очевидцев либо причину, кажущуюся дознавателю наиболее веро-ятной. Как результат, материалы, собранные дознавателями ГПН, также часто оказываются малопригодными для подготовки мотивированного экспертного заключения.

В-четвертых, обращает на себя внимание «нежелание» дознавателей ГПН возбуждать уголовные дела по составам, отнесенным к их подследственности. Часто встречаются случаи, когда, несмотря на наличие ущерба, многократно превышающего 250 тыс. руб. у нескольких собственников, что говорит о признаках состава преступления, предусмотренного ст. 168 УК РФ, дознавателем ГПН выносится постановление об отказе в возбуждении уголовного дела на основании п. 1 ч. 1 ст. 24 УПК РФ, т. е. по причине отсутствия события преступления. При этом в стадии возбуждения уголовного дела субъект, виновный в неосторожном обращении с источником повышенной опасности, повлекшем возникновение пожара, не устанавливается.

Одной из причин данной проблемы является отсутствие у дознавателей ГПН полно-мочий самостоятельного осуществления оперативно-розыскной деятельности, в то время как институт поручений органам внутренних дел при сложившейся практике расследова-ний дел о пожарах фактически не действует. В результате дознаватели любыми способами, в том числе выходящими за законодательные рамки, стараются отказывать в возбуждении уголовных дел, не устанавливая виновное лицо, тем самым не только оставляют преступле-ние безнаказанным, но и лишают людей, пострадавших от пожара, доступа к правосудию и компенсации причиненного ущерба (ст. 52 Конституции РФ).




Отдельно необходимо отметить также роль пожарно-технических экспертов в деле обеспечения функционирования системы расследования пожаров. Некоторые проблемные вопросы назначения и производства пожарно-технических экспертиз ранее уже рассматри-вались в ряде работ [2; 3; 4]. Государственные судебно-экспертные учреждения, созданные в помощь следственным органам и органам дознания, тем не менее, существуют автоном-но от них. Целью функционирования экспертных организаций является осуществление деятельности, основанной на принципах независимости эксперта, объективности, всесто-ронности и полноты исследований, поскольку от выводов эксперта напрямую зависит тот объем работы, которую будет необходимо проделать. На практике, к сожалению, ситуация обстоит несколько иначе, сотрудники государственных экспертных организаций, сознатель-но или нет, но очень часто «играют» на стороне виновника пожара, подводя заключения под основания, исключающие возбуждение уголовного дела, тем самым обеспечивают лицу, производящему проверку, минимум работы, а преступнику – безнаказанность.

Так, например, в одном из заключений по пожару, в результате которого был уничтожен многоквартирный деревянный дом барачного типа, V степени огнестойкости, на основании свидетельств очевидцев было установлено, что первоначальное горение началось в чердачном помещении. При ответе на вопрос о причине пожара специалистом было рассмотрено три версии: возгорание от маломощного источника зажигания (тлеющего табачного изделия); воздействие открытого источника огня; воздействие одного из аварийных режимов работы электросети. Ущерб от пожара превысил 250 тыс. руб., и, соответственно, в случае установ-ления признаков объективной стороны состава преступления, предусмотренного ст. 168 УК РФ, дознаватель был бы обязан возбудить уголовное дело и принять меры к установлению виновного лица. Третья версия позволяет признать виновниками собственников жилых помещений, не обеспечивших исправной работы электросетей, и отказать в возбуждении уголовного дела по причине отсутствия события преступления. Первые две версии специа-лист в процессе анализа необоснованно исключил. Так, аргументируя вывод о том, что к воз-никновению пожара не может быть причастно тлеющее табачное изделие, эксперт пишет:

В данном случае очаг пожара находился в чердачном помещении. Следует отметить, что в материалах дела информация о нахождении веществ и материалов, склонных к само-поддерживающему тлению, отсутствует. Динамику пожара можно охарактеризовать как быструю, что не свойственно для данного источника огня (см. объяснения очевидцев пожара). А также, учитывая низкую температуру окружающей среды (пожар произошел 27.12.2012), версию возникновения пожара от источника зажигания малой мощности (тлеющего табач-ного изделия) можно исключить.

Однако, как было указано ранее, объектом пожара являлась постройка барачного типа, у которой все конструкции выполнены из материалов, «склонных к самоподдержи-вающемуся тлению», кроме того, подобные помещения обычно изобилуют скоплениями пыли и мусора. Если же говорить о динамике пожара, то пожар был обнаружен, когда вы-шел за пределы чердачного помещения, а соответственно продолжительность начальной стадии, чтобы говорить о скоротечности процесса, специалисту в данному случае не известна. Аргументация же о невозможности возникновения тлеющего горения внутри чердачного помещения вследствие низкой температуры вне помещения не выдерживает никакой кри-тики. Версию о причастности открытого источника пламени специалист исключает только потому, что никто не признался в использовании открытого огня в чердачном помещении:

В рассматриваемом случае очаг пожара расположен в чердачном помещении, следова-тельно, возможно, имелся свободный доступ посторонних лиц, которые могли использовать источник открытого огня. Но каких-либо квалификационных признаков поджога (наличие в очаговой зоне устройств и приспособлений для поджога или их остатков, наличие остатков инициаторов горения и т. д.), обнаружение которых прямо свидетельствует о поджоге как причине пожара, в материалах дела не имеется. Также в свидетельских показаниях сведения, указывающие на причастность источника открытого огня, отсутствуют. Следовательно, версию возникновения пожара от источника открытого огня можно считать маловероятной.

В результате электротехническая версия оказалась единственной, «вызывающей до-верие» у специалиста, даже несмотря на отсутствие вещественных объектов, характеризу-ющих протекание аварийного процесса. В оправдание специалист пишет, что даже если бы такие объекты были найдены, то, учитывая высокотемпературный отжиг (выше 900оС), все равно бы ничего не удалось установить.

Ильин Н. Н. К вопросу о предъявлении лица для опознания по видеоизображениям


Все это позволяет говорить, как минимум, о некомпетентности сотрудника государ-ственного экспертного учреждения.

Таким образом, действующая в России система расследования пожаров не в полной мере отвечает задачам, возлагаемым на нее, и требует проведения серьезного анализа с по-следующей выработкой обоснованных нормативно-правовых и кадровых решений.

Литература1. О пожарной безопасности: федеральный закон от 21 декабря 1994 г. № 69-ФЗ // Собрание

законодательства РФ.1994. № 35. Ст. 3649.2. Алексеев С. Г. Оценка заключений и показаний сведущих лиц // Техносферная безо-

пасность. Научный электронный журнал. 2015. № 4. URL: http://uigps.ru/sites/default /files/jyrnal/stat%20PB%209/2.pdf.

3. Полищук Е. Ю. Особенности назначения и производства пожарно-технических экс-пертиз // Техносферная безопасность. Научный электронный журнал. 2015. № 1. URL: http://uigps.ru/sites/default/files/jyrnal/stat%20PB% 206/9.pdf.

4. Токарев Д. С., Ефимов И. А. Некоторые особенности назначения и использования ре-зультатов судебных экспертиз в деятельности органов дознания // Вестник Уральского юридического института МВД России. 2014. № 4.

УДК 343.98

К ВОПРОСУ О ПРЕДЪЯВЛЕНИИ ЛИЦА ДЛЯ ОПОЗНАНИЯ ПО ВИДЕОИЗОБРАЖЕНИЯМНиколай Николаевич Ильин, старший преподаватель Академии Следственного комитета Российской Федерации кандидат юридических наук


В статье рассмотрены особенности предъявления для опознания живых лиц, внешний облик которых запечат-лен на видеоизображениях. Представлена классификация совокупностей признаков при оценке результатов опознания, а также предложены критерии, по которым видеозапись будет считаться пригодной для иденти-фикации человека по признакам его внешнего облика, запечатленным на видеозаписи. Особое внимание автор обращает на возможные способы такого вида опознания.

Ключевые слова: предъявление лица для опознания; видеозапись; видеоизображения; признаки внешнего облика человека.

TO THE QUESTION OF PRESENTATION OF THE PERSON FOR THE IDENTIFICATION ACCORDING TO VIDEO IMAGESNikolay Nikolaevich Ilyin, senior lecturer of the Academy of the Investigative Committee of the Russian Federation kandidat nauk, degree in Law

In article features of presentation for an identification of living persons whose appearance is imprinted on video images are considered. Classification of sets of signs at an assessment of results of an identification is presented, and also criteria by which video will be considered suitable for identification of the person on the signs of his appearance imprinted on video are offered. The author focused special attention on possible ways of such type of an identification.

Keywords: presentation of the person for an identification; video; video images; signs of appearance of the person.

Предъявление лица для опознания, как нам представляется, является одним из эф-фективных следственных действий идентификационного характера, которое целесообразно проводить при раскрытии и расследовании любой категории преступлений.

Наибольшее количество организационных и тактических особенностей связано с предъявлением для опознания живых лиц, однако до сих пор существуют нерешенные вопросы при его проведении. Так, предъявление лица для опознания по признакам анато-мических элементов внешнего облика, отобразившимся на видеозаписи, в настоящее время нуждается в усовершенствовании из-за ряда существующих проблем.



Первая проблема заключается в процессуальном урегулировании опознания по виде-оизображениям, поскольку на законодательном уровне это никак не закреплено. В УПК РФ зафиксирована возможность использования видеозаписи для установления обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела. Так, в соответствии с ч. 1 ст. 81 УПК РФ видеозапись может быть признана вещественным доказательством, а в соответствии со ст. 84 УПК РФ ма-териалы видеозаписи используются в качестве «иных документов», допускаемых в качестве доказательств. Также в ч. 8 ст. 166 УПК РФ указано, что к протоколу следственного действия прилагаются кассеты видеозаписи, выполненные при производстве следственного действия.

В настоящее время следственная практика свидетельствует о том, что в связи с отсут-ствием нормы в УПК РФ, регламентирующей предъявление для опознания по видеоизобра-жению, следователи производят либо осмотр видеозаписи в соответствии с ч. 1 ст. 176 УПК РФ (осмотр предметов), либо, используя помощь специалиста, осуществляют выбор одно-го или несколько видеокадров и делают распечатку указанных изображений, предъявляя в последующем их как фотографии.

Вторая проблема связана с тем, что с мест происшествий изымается большое количе-ство видеозаписей, а рекомендаций по их использованию в данном следственном действии, которые бы отражали организационно-тактические аспекты его проведения, включая осо-бенности каждого этапа, недостаточно [5, с. 76].

Для урегулирования на законодательном уровне проблем предъявления для опознания по видеоизображениям Д. А. Бурыка предлагает изменить формулировку ч. 5 ст. 193 УПК РФ и дать ее в следующей редакции: «При невозможности предъявления объекта по внешним признакам опознание может быть проведено по его фотографии или видеоизображению, предъявляемым одновременно с фотографиями или видеоизображениями других лиц, внешне сходных с опознаваемым лицом. Количество фотографий или видеоизображений должно быть не менее трех» [3].

В свою очередь, А. М. Бецуков предлагает проводить предъявление для опознания с помощью «фейсменеджера», представляющего собой изображение человека (в полный рост, по пояс или погрудно) на экране компьютера [2, с. 2] (см. рис. 1).

В отличие от «фейсменеджера», опознание непосредственно по видеоизображениям, на наш взгляд, имеет ряд особенностей. Во-первых, если опознаваемый изображен с несколь-кими лицами, чья внешность схожа с его, то нет необходимости в создании дополнительных видеоизображений, т. к. принцип объективности опознания уже будет соблюден, и поэтому опознающему вполне достаточно будет предъявить для опознания одну видеозапись. Вторая особенность заключается в том, что в соответствии с ч. 4–5 ст. 193 УПК РФ предъявление лица для опознания должно осуществляться вместе с другими лицами, по возможности внешне сходными (аналогично и по фотографии). В этой ситуации следователю необходимо подго-товить еще несколько видеоизображений, на которых будут изображены лица, внешне сходные с опознаваемым лицом. Ввиду того, что большую сложность представляет подбор трех видеоизображений, мы полагаем, что опознающему следует предъявить видеозапись, на которой будут запечатлены люди, в том числе с опознаваемым лицом.

Рис. 1. Изображения лиц, подлежащих опознанию с помощью метода «фейсменеджера»

По нашему мнению, целесообразно также использовать видеоизображения, храня-щиеся в видеотеке территориальных подразделений ОВД либо полученные в процессе про-ведения различных следственных действий (например, проверка показаний на месте или



следственный эксперимент). Так, в настоящее время сотрудниками ЭКЦ ГУ МВД России по Иркутской области осуществляется ведение и использование видеоучетов в целях уста-новления личности преступника.

Таким образом, в том случае, когда на определенном видеокадре запечатлено не-сколько лиц, среди которых есть опознаваемое лицо, то нет необходимости в изготовлении дополнительных видеоизображений. При этом надо учитывать, что все лица между собой должны быть внешне сходными: в соответствии с требованиями ч. 4 ст. 193 УПК РФ следует отбирать такую видеозапись, на которой имеются совпадения у лиц некоторых комплекс-ных признаков (рост, телосложение, возраст, антропологический тип) и анатомических элементов внешнего облика человека (например, цвет, густота и длина волосяного покрова, наличие усов, бороды, бакенбард или лысины). Что же касается функциональных элементов внешности, то здесь необходимо отметить, что получить их совпадение (сходство), по наше-му мнению, – довольно сложная задача и на практике мало реализуемая.

Решение вопроса о возможности проведения дальнейшего этапа предъявления для опознания сводится к определению пригодности видеоизображения для идентификации, в результате чего происходит общая оценка влияния факторов на отображение признаков элементов внешности, выявленных в ходе предварительного исследования, чтобы сделать обоснованный вывод о пригодности исследуемого видеоизображения для идентификации человека по признакам внешности. В частности, необходимо выяснить, какие признаки эле-ментов внешнего облика отобразились (или отобразились частично), а какие не отобразились.

На основании проведенного исследования видеоизображений мы предлагаем при подготовке видеоизображений для проведения предъявления лица для опознания вклю-чить критерии, по которым видеозапись будет считаться пригодной для идентификации человека по признакам его внешнего облика:

Критерии видеоизображений Пригодная видеозапись Ограниченно (условно)

пригодная видеозапись Непригодная видеозапись

Резкость Высокая Средняя (относительно рез-кое изображение)

Низкая(нерезкое изображение)

Контрастность Высокая Средняя Малая

Отображение элементов внешнего облика

Крупные элементы внеш-ности (голова, туловище,

конечности), средние и мелкие элементы лица (брови, глаза, нос, каймы губ, подбородок, ушные

раковины), а также особен-ности внешности (родин-

ки, шрамы, бородавки, асимметрии различных

элементов внешнего облика)

Крупные элементы внешнего облика (голова,

туловище, конечности) и некоторые элементы

лица (например, глаза, нос, каймы губ, подбородок)

Крупные элементы внеш-него облика (голова, туло-

вище, конечности)

Разрешающая способность, ТВЛ

380–400 для черно-белых изображений и 340–360 –

для цветных

360–380 для черно-белых изображений и 300–340 –

для цветных

300 и ниже для чер-но-белых и цветных

изображений

Размер ПЗС-матрицы 1/4 1/4 1/3

Чувствительность, лк 4 4–50 50

Отношение сигнал/шум, дБ

40–50 30–40 20–30

Частота кадров в секунду 25 24 < 24



Сведения о технических характеристиках видеоизображений следует получать путем проведения исследования видеозаписи в рамках комплексной видеотехнической и пор-третной экспертизы либо в рамках осмотра предмета (видеозаписи).

Одним из важных вопросов, решаемых при подготовке предъявления лица для опо-знания по видеоизображению, является определение места и условий проведения данного следственного действия. При этом, как указывает Д. А. Степаненко, оптимальный результат опознания может быть достигнут на месте совершения преступления или любом другом, имеющем значение для уголовного дела, «в условиях, максимально приближенных к тем, которые существовали в момент восприятия опознающим соответствующей проверяемой информации» [7, с. 34].

Существует и другая точка зрения, согласно которой не следует заранее готовить ви-деоизображения для опознания. Так, А. Н. Иванов считает, что «нельзя проводить данное следственное действие по заранее сделанной видеозаписи…, поскольку по желанию опозна-ющего опознаваемому может быть предложено выполнить какие-либо действия… Прямая трансляция позволит это сделать, а предварительно сделанная видеозапись исключит такую возможность» [4, с. 78]. В данном случае следует поддержать позицию Д. А. Степаненко, т. к. с помощью заранее подготовленной видеозаписи возможно проработать все детали, необ-ходимые для успешного результата данного следственного действия.

Интересным представляется также способ прямой видеотрансляции, который может применяться в тех случаях, когда заранее видеозапись по каким-либо причинам изгото-вить не удается. Нам представляется возможным проводить опознание с помощью данно-го способа по аналогии с камерами видеонаблюдения, выбирая необходимый режим для просмотра и увеличения нужного кадра (рис. 2). Одновременно либо поочередно в режиме реального времени на монитор будут выводиться видеоизображения опознаваемых людей. Опознающий в нужный момент указывает на лицо и просит приблизить видеокадр для указания признаков, по которым он его опознает.

А. В. Победкин высказывает мысль о том, что существует опасность искажения ин-формации при ее преобразовании в источник доказательств в связи с имеющимися осо-бенностями информационных процессов [6, с. 12]. Следует помнить, что видеоматериалы должны быть получены без нарушения требований российского законодательства, т. к. они могут быть признаны судом в качестве недопустимого доказательства.

Рис. 2. Изображение лица, подлежащего опознанию с помощью метода прямой видеотрансляции



Вместе с тем обращаем внимание на то обстоятельство, что не может проводиться по-вторное опознание лица тем же опознающим и по тем же признакам (ч. 3 ст. 193 УПК РФ), а также на то, что опознающему нельзя задавать наводящих вопросов в соответствии с ч. 7 ст. 193 УПК РФ. Так, Р. Ш. Сулейманов в своей работе отмечает, что препятствием к произ-водству предъявления для опознания выступают не только специфические признаки опо-знаваемого объекта, которые не позволяют подобрать похожие объекты, но и, например, некоторые положения уголовно-процессуальных норм, а именно: в п. 2 ч. 1 ст. 91 УПК РФ в протоколе задержания наиболее часто фигурирует основание процессуального задер-жания подозреваемого, которое предполагает, что потерпевшие или очевидцы указывают на данное лицо как на совершившее преступление. Автор работы делает умозаключение о том, что недопустимо проводить предъявление лица для опознания после задержания [8, с. 18]. С данным утверждением мы не можем согласиться, поскольку, во-первых, в протоко-ле задержания не отражается, по каким конкретно признакам внешнего облика человека потерпевшие указали на лицо как совершившее преступление; во-вторых, потерпевшие или очевидцы могли указать на подозреваемого по сопутствующим признакам (одежда, аксессуары и т. п.) или наличию орудия преступления, в то время как наибольшей иденти-фикационной значимостью при опознании обладают анатомические элементы внешности.

Кроме того, Р. Ш. Сулейманов предлагает своего рода подмену результатов опознания на проведение таких следственных действий, как допрос, очная ставка и т. д., поскольку возникает проблема в его доказательственной силе [8, с. 19]. С данной точкой зрения также трудно согласиться, т. к. и допрос, и очная ставка являются самостоятельными следствен-ными действиями, которые отличаются по своей правовой природе и криминалистиче-ской сущности проведения. Данные следственные действия взаимосвязаны и дополняемы, в комплексе они могут привести к доказательственной базе, необходимой для расследования уголовного дела. В тех случаях, когда возможно соблюсти все условия и с процессуальной, и с криминалистической стороны, необходимо проведение вышеуказанных следственных действий по отдельности, не заменяя их друг на друга в целях облегчения работы.

Сам процесс опознания представляет собой сложную деятельность психики человека, т. е. способность, направленную на выявление в различных объектах устойчивых особенно-стей. Вот почему в юридической психологии выделяются признаки, отличающие одного человека от другого, которые должны использоваться при предъявлении для опознания [1, с. 240–246].

Мы полагаем, что для более обоснованного формулирования вывода о тождестве при проведении предъявления лица для опознания следует упорядочить совокупности признаков при оценке результатов опознания, представив их в следующей классификации:

1) по объективному отображению: а) достоверные – совокупность признаков элемен-тов внешности, которые не вызывают сомнения в их происхождении; б) недостоверные (предположительные) – совокупность признаков элементов внешности, которые вызывают сомнение в их происхождении и обусловлены определенными факторами в отображении (например, освещение, ракурс, технические характеристики видеокамеры и др.);

2) по полноте отображения: а) полные – присутствует полная совокупность совпа-дающих признаков элементов внешности, ранее сообщенных опознающим на допросе, по которым он запомнил предъявленное для опознания лицо; б) частичные – наличие не-полной совокупности совпадающих признаков элементов внешности (например, опознаю-щим отмечается совпадение по цвету и густоте волосяного покрова, но также указывается различие по длине);

3) по степени значимости: а) существенные – совокупность признаков элементов внешности, имеющая большую идентификационную значимость для установления на-личия тождества, определяемая редкой степенью частоты встречаемости; б) несуществен-ные – совокупность признаков элементов внешности, имеющая малую идентификацион-ную значимость, определяемая большей встречаемостью;

4) по степени встречаемости в группе людей: а) групповые – признаки элементов внешности, присущие большой группе людей и дающие основание для вывода о возмож-ности их случайного совпадения (признаки комплексных, некоторых анатомических эле-ментов внешности); б) индивидуальные – признаки элементов внешности, позволяющие выделить конкретного человека из большой группы людей и дающие основание для вы-вода о невозможности их случайного совпадения (мелкие элементы лица и особенности различных элементов внешности);



5) по объективной сущности: а) качественные – признаки элементов внешности, характеризующие их сущность и особенности; б) количественные – признаки элементов внешности, выражающиеся в числовом значении;

6) по объему: а) достаточные – совокупность признаков элементов внешности, необхо-димая для категорического или вероятного вывода о наличии или отсутствия тождества; б) недостаточные – совокупность признаков элементов внешности, не позволяющая прийти к какому-либо категорическому или вероятному выводу о наличии или отсутствии тождества.

Отдельно взятые признаки могут встречаться и у разных людей, но их совокупность должна быть неповторимой. Поэтому недостоверные совпадения не включаются в ком-плексы признаков, свидетельствующих о наличии тождества, при проведении опознания.

В Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации предусмотрено предъ-явление для познания только трех видов объектов (живые лица, предметы и документы, трупы), в то время как в криминалистической литературе [9, с. 310–312] выделяются еще дополнительные опознаваемые объекты (животные, помещения и участки местности). В данном случае следует отметить, что само помещение или участок местности является самостоятельным видом опознания с криминалистической точки зрения. Если они запе-чатлеваются на видеозаписи, то предъявляется для опознания сам носитель информации, т. е. предмет.

Полагаем, что спектр применения видеозаписей в рамках следственного направления идентификации не исчерпывается производством предъявления для опознания и предше-ствующего ему допроса. Практике известны случаи, когда важное доказательственное зна-чение имеет демонстрация видеозаписи (в том числе низкого качества, не позволяющего произвести судебно-портретную экспертизу) с изображением события преступления (на-пример, грабежа) самому подозреваемому (обвиняемому), который в данном случае иденти-фицирует событие, запечатленное на ней, самого себя, других соучастников преступления, объясняет характер преступных действий (рис. 3). Подобное следственное действие может производиться как самостоятельно, так и после проверки показаний на месте для закре-пления результатов данного следственного действия, а также в ходе допросов соучастников преступления в целях склонения их к даче правдивых показаний.

Рис. 3. Изображение кадра видеозаписи, полученной с камеры наблюдения № CH 06 в промежутке времени с 17:39:15 до 17:39:50 (окружностью выделен мужчина, который после задержания

идентифицировал событие, запечатленное на видеозаписи, самого себя, а также других соучастников преступления, объяснил характер преступных действий)



Подводя итог вышесказанному, следует выделить следующие способы предъявления лица для опознания по видеоизображениям:

– с помощью «фейсменеджера», представляющего собой изображение человека (в пол-ный рост, по пояс или погрудно) на экране компьютера;

– предъявление для опознания одной видеозаписи в случае, когда опознаваемый изо-бражен с несколькими лицами, чья внешность схожа с его внешностью;

– изготовление еще не менее двух видеоизображений, на которых должны быть за-печатлены лица, не имеющие существенных и ярких (броских) различий с опознаваемым;

– создание «экспериментальных видеоизображений», которые будут демонстриро-ваться непосредственно в ходе опознания с соблюдением условий, при которых опознаю-щий наблюдал предъявляемое ему лицо для опознания;

– способ прямой видеотрансляции.Таким образом, внесение соответствующих изменений в ч. 5 ст. 193 УПК РФ, которые

будут предусматривать возможность предъявления лица для опознания по видеоизображе-нию, а также учет обозначенных нами криминалистических особенностей, на наш взгляд, позволят более эффективно использовать эту информацию в решении задач при раскрытии и расследовании преступлений.

Литература1. Аминов И. И. Юридическая психология: учеб. пособие. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2010.2. Бецуков А. М. Опознание по «фейсменеджеру» и видеозаписи // Законность. 2000. № 3.3. Бурыка Д. А. Правовые, организационные и тактические основы предъявления для

опознания: дис. … канд. юрид. наук. М., 2005.4. Иванов А. Н. Современные проблемы предъявления для опознания и пути их решения

// Известия Саратовского университета. Новая Серия. Серия Экономика. Управление. Право. 2007. Вып. № 1.

5. Ильин Н. Н. Предъявление лица для опознания по видеоизображениям: тактические особенности // Вестник Воронежского института МВД России. 2013. № 2.

6. Победкин А. В. Теория и методология использования вербальной информации в уго-ловно-процессуальном доказывании: дис. … д-ра юрид. наук. М., 2005.

7. Степаненко Д. А. Проблемы теории и практики криминалистической идентификации: дис. … д-ра юрид. наук. Иркутск, 2006.

8. Сулейманов Р. Ш. Криминалистическая идентификация в процессуальных действиях по уголовным делам: автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2009.

9. Топорков А. А. Криминалистика: учебник. 2-е изд., перераб. М.: Юстиция, 2016.



УДК 343.98

ОСОБЕННОСТИ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ СПЕЦИАЛЬНЫХ ЗНАНИЙ ПРИ ИЗУЧЕНИИ СВОЙСТВ ПОТРЕБИТЕЛЬСКИХ ТОВАРОВОльга Борисовна Дронова, профессор кафедры Волгоградской академии МВД России кандидат юридиче-ских наук, доцент


В статье рассмотрены возможности производства судебных экспертиз и исследований в отношении установ-ления свойств отдельных элементов потребительского товара как комплексного объекта. В целях получения достоверной и полноценной криминалистически значимой информации обо всех свойствах потребительско-го товара необходимо изучение его упаковки (тары), маркировки, специальных защитных и регистрацион-но-учетных средств, товарных знаков, самого потребительского товара, а также товарно-сопроводительных, технологических и иных документов.

Ключевые слова: потребительский товар; элементы товара; свойства товара; экспертиза; качество и безопасность.

PECULIARITIES OF ASSIGNMENT OF FORENSIC ENQUIRIES AND PARTICIPATION OF A SPECIALIST IN THE COURSE OF STUDY OF PROPERTIES OF CONSUMER GOODSOlga Borisovna Dronova, chair professor of the Volgograd Academy of the Ministry of the Interior of Russia kan-didat nauk, degree in Law, Associate Professor

The article discusses the possibility of production of judicial examinations and research relating to the research of the individual components of consumer goods as a complex object. In order to obtain accurate and complete foren-sically important information about all the properties of consumer goods need to study its packaging (packaging), labeling, the special protection and registration and accounting of funds trademarks of consumer goods, as well as commodity-accompanying, technological and other documents.

Keywords: consumer goods; elements of goods; property of goods; expertise; quality and safety.

Противодействие преступлениям в сфере потребительского рынка, пресечение не-законного поступления в товарооборот продукции ненадлежащего качества являются не-отъемлемой деятельностью государственных органов всех стран независимо от обществен-но-политической и социально-экономической системы развития, осуществляемой в целях обеспечения национальных интересов общества, безопасности жизни и здоровья граждан и стабильного экономического развития.

В Послании Президента Российской Федерации Федеральному Собранию 12 декабря 2015 г. В. В. Путин отметил, что «…потребительская продукция, реализуемая населению, долж-на быть самого высокого международного уровня. Ни у кого не должно быть иллюзий, что, прикрываясь импортозамещением, можно подсунуть государству и гражданам суррогаты или залежалый, да еще втридорога товар» [6].

Товар в общем понимании рассматривается как любой продукт производственно-э-кономической деятельности в материально-вещественной форме, являющийся объектом купли-продажи, рыночных отношений между продавцами и покупателями [4]. Любой потребительский товар является комплексным объектом (состоящим из отдельных компо-нентов, каждый из которых содержит определенный набор информативных признаков), обладающим различными свойствами, большинство из которых могут быть установлены посредством проведения экспертиз.

В целях систематизации комплекса вопросов, для решения которых необходимо ис-пользование специальных знаний, применяемых в ходе производства экспертиз, назнача-емых при расследовании преступлений в сфере потребительского рынка в отношении то-варов, не соответствующих установленным требованиям, необходимо выделить основные элементы, составляющие товар.

К ним будут относиться:1. Упаковка, или тара, под которой понимаются средства или комплекс средств

(ящик, бочка, канистра, фляга, баллон, мешок, банка, бутылка, коробка, флакон и т. д.), со-

Дронова О. Б. Особенности использования специальных знаний при изучении свойств потребительских товаров


провождающих процесс обращения продукции. Ее основным предназначением является обеспечение защиты товара от повреждений и потерь, а также защита окружающей среды от загрязнений *.

Производителями используется как общая упаковка для крупно- и мелкогабаритных партий, так и индивидуальная, герметичная, изотермическая, разовая, многоразовая и т. д. Материал, применяемый для ее изготовления, зависит от вида продукции, выполняется из дерева, картона, бумаги, фольги, стекла, пластика, полимеров и др. и дополнительно снабжается полиграфическими изображениями по профилю товара, а также соответству-ющей маркировкой. Ее основное предназначение заключается в обеспечении идентифи-кации товаров на всех стадиях жизненного цикла посредством обработки информации, представленной в виде надписей, цифровых, цветовых условных обозначений, наносимых на продукцию, упаковку, этикетку или ярлык.

Существуют транспортные, потребительские и экологические маркировки, которые наносятся как на саму упаковку (тару), так и размещаются на ярлыках, этикетках, колье-ретках. Первый вид маркировки содержит сведения о получателе, отправителе и способах обращения с упакованной продукцией при ее транспортировании и хранении, второй – ин-формирует об изготовителе, количестве и качестве упакованной продукции. Экологическая маркировка позволяет получить представление о виде упаковочного материала и возмож-ности его утилизации после использования.

В рамках проведения экспертиз рассматриваются вопросы относительно материа-лов, из которых изготовлена упаковка, возможности установления единого источника их происхождения, принадлежности к одной партии, использования одного оборудования для ее производства (резка, вырубка, биговка), формовки, крепления, упаковки, укупор-ки. Определяются способы печати на упаковках и используемые для этого технические средства, устанавливается общая групповая (родовая) принадлежность полиграфического оформления выявленных упаковок и оригинальных (лицензионных) образцов [5, c. 56], осуществляется идентификация печатных форм и технических средств, используемых для их воспроизведения, устанавливаются факты внесения изменений в элементы маркировки (переклейки, дописки, подчистки).

Кроме того, в ходе исследований устанавливаются общее состояние, целостность тары и упаковки, ее соответствие существующим требованиям стандартов и технических регламентов, а также условиям имеющихся договоров. Отдельным вопросом может быть изучено влияние упаковки, несоответствующей требованиям, на изменение потребитель-ских свойств товаров.

2. Специальные защитные ** и регистрационно-учетные средства, товарные знаки, позволяющие визуально отличать оригинальные объекты от их имитаций и осуществлять контроль над продуктом посредством установления стадии нахождения товара в обороте.

Существуют обязательные средства, к которым предъявляются жесткие требования, предназначенные для ограниченного круга товаров (алкогольная продукция, табачные из-делия). К ним относятся федеральные специальные марки, акцизные марки и региональные специальные марки [1], являющиеся документами государственной отчетности, подтверж-дающие нахождение объектов, которыми они снабжены, в законном товарообороте. Кроме того, региональная специальная марка свидетельствует о проведении субъектом Российской Федерации комплекса процедур по проверке качества и безопасности продукции. Данные средства снабжаются установленными элементами защиты от подделки, обладают сово-купностью свойств, позволяющих визуально или с использованием специализированной аппаратуры установить подлинность, кроме того, возможна ее идентификация посредством доступа к информационным ресурсам ЕГАИС.

Производители имеют право снабжать выпускаемые товары дополнительными за-щитными средствами. В настоящее время в мире известно около 50 компаний, поставля-ющих защищенные марки или отдельные защитные технологии, которые в упрощенной форме способны подтвердить или опровергнуть оригинальность изучаемого товара, а в более сложных вариантах позволяют осуществить идентификацию линеек продукции, партий или даже отдельных продуктов.

* ГОСТ 15727–2003. Упаковка. Термины и определения. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».** ГОСТ Р 54109–2010. Защитные технологии. Продукция полиграфическая защищенная. Общие техниче-

ские требования. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».



Среди значительного многообразия защитных средств можно выделить [2, c. 74]:– физико-химические элементы защитной маркировки, к которым относятся мет-

ки с искусственной микроструктурой, микротаблички (лазерные метки), биологические метки (органические молекулярные маркеры), неорганические молекулярные маркеры, маркеры с нанотехнологиями, изотопные метки (например, технологии Fingerprinting, SpectroTAG и др.);

– полиграфические элементы защиты, включающие двустороннюю печать, приме-нение гильоширных композиций и ирисовой печати, специальных красок, светящихся или поглощающих свет в инфракрасном и ультрафиолетовом диапазонах, метамерные краски, обеспечивающие видимость красителя в инфракрасном излучении, цветопеременные OVI (opticallyvariableink) краски, способные изменять цвета в зависимости от угла зрения, гра-фические метки;

– технологии с использованием люминесцентных композиций, содержащих уни-кальный код, характеризуемый длиной волны и интенсивностью свечения в УФ- или ИК-диапазоне, вводимых в маркировку в ходе производства носителя уполномоченным изготовителем (технологии InkSure), которые идентифицируются высокоточной электро-оптической аппаратурой на основе анализа спектров люминесценции веществ, присутству-ющих в защитном признаке;

– радиочастотные маркировки метками типов RFID, IN-600, UHF и иных видов, с за-писанными на них сведениями, содержащими информацию о потребительском товаре (производителе, поставщике и т. п.), которую можно получить посредством использования считывающего устройства (ридера). Преимущественно они служат для решения задач ло-гистики и контроля товарооборота, в связи с этим могут являться весьма надежным пока-зателем оригинальности товара;

– буквенно-цифровая маркировка в виде уникального набора знаков, создаваемого методом случайной выборки, нанесенных на само изделие, его крышку, этикету, вкладыш и недоступный для считывания без изменения внешнего вида товара (открывание, счист-ка защитного слоя). Данный номер передается посредством электронной связи (Интернет, смс-сообщение) в точку авторизации кода с последующим получением ответа о статусе про-веряемого товара в обороте (продан, в продаже и т. д.);

– голографические защитные элементы, представляющие собой фотодокумент, на котором размещена изобразительная информация, зафиксированная посредством голо-графической техники, и содержащие визуальную и приборно-считываемую информацию. Данные элементы крепятся к упаковке с использованием специализированных клеящих веществ, не позволяющих осуществить повторную переклейку без частичного или полного разрушения голограммы;

– штрих-код представляет собой знак, состоящий из расположенных по определен-ному стандарту геометрических символов, предназначенный для автоматизации торговых процессов, складского учета и логистических процедур. В настоящее время насчитывают более 300 стандартов штрихкодирования, среди которых выделяют линейные (одномер-ные), читаемые в одном направлении (по горизонтали) и двумерные штриховые коды, разработанные для кодирования большого объема информации (до нескольких страниц текста), расшифровывающиеся в двух измерениях (по горизонтали и по вертикали). Первые базируются на применении двух основных типов кодирования: американской системы UPC (Universal Product Code), состоящей из 12 цифр, и европейской EAN (European Article Number), содержащей 13 цифр. Данный штрих-код содержит информацию о стране происхождения товара (код регионального регистратора, где зарегистрировалась компания), коде произ-водителя и номера товара в списке производителя. Помимо вышеуказанных встречаются Codabar, Interleaved 2 of 5, Code 39, Code 128, применяемые в зависимости от конкретных групп товаров, а также с учетом материала, на который они наносятся.

Двумерные штриховые коды – 2D-коды в ряде случаев носят названия стековой сим-волики (stacked symbology) или многорядного кода (multi-rowcode), более точно отражают сущность серии кодов, в которых данные кодируются в виде нескольких строчек обычных одномерных штрих-кодов. Наиболее распространенными в настоящее время являются PDF417 (Portable Data File) (Портативный Файл Данных), состоящий из 17 модулей, каждый из которых содержит 4 штриха и пробела (номер 417), Aztec, представляющий собой ква-дратную матрицу с концентрическими квадратами в центре, которые служат для опреде-ления позиции кода относительно сканера, и мерной линейкой по краю кода (наимень-



ший штрих-код Aztec имеет площадь 15x15 модулей, наибольший – 151x151. Минимальный код Aztec кодирует 13 цифр или 12 букв, а максимальный – 3 832 цифры или 3 067 букв, или 1 914 байт данных), Data Matrix, способный хранить от одного до 500 символов (код может масштабироваться от 1-mil плотности до 14-дюймовой площади, т. е. имеет теоретическую максимальную плотность 500 млн символов на дюйм). Кроме вышеописанных видов встре-чаются коды Code 1, Code 6, Code 49, QR Code, Super Code и др.

Особым видом индивидуализации потребительских товаров является товарный знак, представляющий собой обозначение (название, символ, рисунок и их комбинации), выпол-няющее роль индивидуализации, который должен пройти регистрацию в Роспатенте или быть признанным Палатой по патентным спорам. Правообладатель товарного знака может проставлять рядом с товарным знаком предупредительную маркировку в виде латинской буквы «R» или латинской «R» в окружности либо словесного обозначения «товарный знак» или «зарегистрированный товарный знак», указывающую на его регистрацию в Российской Федерации, для оповещения регистрации товарного знака в других государствах могут ис-пользоваться обозначения М, ТМ, Reg. TM и др. [3, c. 10].

В ходе исследования защитных средств потребительских товаров изучаются их на-личие, расположение, размерные характеристики, виды и способы печати элементов, их общее и поэлементное содержание, графическое оформление. Устанавливаются свойства в видимой, ИК- и УК-зонах спектра, а также изучаются результаты воздействия на отдельные элементы трением, увлажнением, нагревом. При этом должно осуществляться сравнение с оригинальными лицензионными образцами, сопоставимыми по времени, месту произ-водства, производителю (правообладателю).

При изучении товарного знака определяется его достоверность, достаточность и до-ступность, при этом расшифровываются конкретные графические, буквенные, цифровые обозначения и устанавливается их соответствие фактическим характеристикам (размер, окраска, сорт, группа, дефектность и др.) товаров, представленных на исследование, изуча-ется их соответствие нормативным требованиям, производится сопоставление соблюдения условий прохождения жизненного цикла (транспортировка, хранение) маркировочным сведениям, указанным производителем.

3. Потребительский товар, подразделяемый, согласно товарной структуре оборота розничной торговли *, на две группы:

– пищевые продукты, включая напитки, и табачные изделия: мясо животных и домаш-ней птицы, продукты из мяса, консервы из мяса, рыба и морепродукты, животные масла, растительные масла, маргариновая продукция, цельномолочная продукция, сыры жирные, яйцо птицы, сахар, кондитерские изделия, мука, крупа, макаронные изделия, хлеб и хле-бобулочные изделия, свежий картофель, свежие овощи, свежие фрукты, чай, алкогольные напитки и пиво, табачные изделия;

– непродовольственные товары, к которым относятся ткани, верхняя одежда, одежда из меха, чулочно-носочные изделия, обувь кожаная, синтетические чистящие, моющие и полирующие средства, туалетное и хозяйственное мыло, косметические и парфюмерные товары, часы, компьютеры в полной комплектации, мобильные телефоны, аудиоаппарату-ра, телевизоры, видеомагнитофоны, холодильники и морозильники, стиральные машины, велосипеды и мотовелосипеды, мотоциклы, автомобили легковые, бензины автомобиль-ные, мебель бытовая, напольные покрытия, ковры и ковровые изделия, строительные ма-териалы, ювелирные изделия из драгоценных металлов, фармацевтические, медицинские и ортопедические товары, книги, газеты и журналы.

В ходе противодействия нарушениям в сфере потребительского рынка наиболее востребованными видами исследований являются экспертизы, позволяющие установить свойства безопасности, получить сведения об уровне (превышении или соответствии) уста-новленных (допустимых) пределов химических, микробиологических, токсикологических, радиационных, термических, экологических и иных показателей, способных оказать вли-яние на здоровье нынешнего и будущих поколений.

Исследования, направленные на изучение физических (форма, цвет, вес, объем, проч-ность, надежность, материал), функциональных (способность товаров выполнять их основные функции и удовлетворять основные потребности) и иных потребительских свойств товаров,

* Официальная статистика по расчету объема потребительских товаров. URL: http://www.gks.ru (дата об-ращения: 10.06.2016).



позволяют установить основные виды фальсификации товаров [7, c. 47], а также определить причины изменения первоначальных свойств товаров, которые классифицируются:

– по ассортименту – замена установленного ГОСТом или техническим регламентом сорта, вида или наименования сырья на более дешевые аналоги с сохранением отдельных внешних признаков. При обнаружении данного факта необходимо идентифицировать то-вары – заменители (имитаторы), установить реальную ассортиментную принадлежность исследуемого товара к определенной группе, наименованию, товарной марке, а также его потребительские свойства; выявить факты применения генно-инженерно-модифи-цированных организмов, определить уровни и степени завершенности технологических процессов, предусмотренных для изготовления товара; сопоставить ассортимент товаров в партии и образцы (каталоги), представленные для производства экспертизы, или сопро-водительные документы.

– по качеству – внесение изменений в оригинальный товар посредством использо-вания в процессе производства более дешевых материалов, добавок, не предусмотренных для конкретного товара, что влияет на его качественные показатели и основные свойства, а также посредством несоблюдения правил и условий производства, хранения и реализа-ции. В целях установления данных фактов необходимо проведение лабораторных иссле-дований, фиксирующих превышение содержания допустимых нормативно-технической документацией составляющих в готовой продукции или наличие отдельных (изначально не предусмотренных или количественно ограниченных) компонентов (консерванты, анти-окислители, антибиотики и т. д.), определение причин (микробиологические, биологиче-ские, физические, химические, физико-химические) и условий (световые, температурные, временные), способствовавших изменению внешнего вида и внутренних свойств товара;

– по количеству – значительное отклонение параметров (масса, объем, длина) товара по отношению к предельно допустимым нормам. Исследованием могут быть установлены реальные характеристики параметров единичного товара или комплексных упаковочных единиц, а также определено общее количество товара в партии, кроме того возможно опре-деление показателя комплектности продукции для ряда непродовольственных товаров;

– по информационному сопровождению – предоставление потребителю неточных или ложных сведений, указанных на сертификатах, маркировках, этикетках относитель-но места и срока производства, производителя и его адреса, условий и сроков хранения, а также компонентов, составляющих конечный товар, и комплекса свойств, ему присущих. В данном случае исследованию подлежат все свойства и характеристики, изучаемые в ходе установления ассортиментной, качественной и количественной фальсификации.

В целом потребительские товары изучается с точки зрения принадлежности к кон-кретному виду, наименованию, артикулу, и в зависимости от предназначения определяются потребительские свойства, качество и другие показатели, характеризующие продукцию, в целях установления их состояния и стоимости в определенный период времени. Отдельно могут изучаться особенности условий прохождения товаром каждого этапа его жизненного цикла, осуществляться лабораторные исследования (испытания) качества и безопасность товара. Товар должен быть оценен с точки зрения наличия или отсутствия необходимых свойств и их соответствия национальным стандартам, техническим регламентам, сани-тарно-эпидемиологическим правилам и нормативам, а также требованиям производите-лей для товаров, предназначенных для реализации в конкретной стране. Дополнительно могут быть произведены исследования, направленные на отождествление оборудования, использованного в процессе производства товаров, на выявление особенностей работы из-готавливающих и обрабатывающих механизмов, на установление количества технологи-ческих операций, совершаемых при изготовлении одной единицы товара, в ряде случаев могут быть установлены признаки, обусловленные определенными действиями оператора (изготовителя). При этом объектами изучения могут быть как сами товары, отображающие конструкцию, размеры и особенности строения микрорельфа рабочих граней инструмен-тов, используемых при их изготовлении, функциональные признаки механизмов и навыки оператора (укупорка, сборка, упаковка), признаки выработки материала (сырья), режимов обработки, так и сами механизмы (поточные линии) и инструменты.

4. Товарно-сопроводительные, технологические и иные документы, которые в зави-симости от вида товара, а также стадии его выявления в товарообороте, стране происхожде-ния и юридической принадлежности предусматривают добровольный или обязательных характер их получения. К ним могут относиться документы, содержащие сведения о моде-



ли, типе, номере серии, партии продукции и другие данные, содержащиеся в сертифика-тах соответствия ГОСТ Р или сертификатах качества (протоколах испытаний); декларациях о соответствии; сертификатах соответствия техническому регламенту; регистрационных удостоверениях; пожарных сертификатах; эксплуатационных документах, паспортах из-делий (или описании изделия), технических условиях; товаротранспортных накладных; грузовых таможенных декларациях; счетах-фактурах; контрактах (договорах купли-про-дажи) между покупателем и поставщиком на поставку товаров.

Ряд перечисленных документов выполняются на бланках установленных образцов, которые обладают определенным набором защитных средств и выдаются после прохож-дения товарами процедур, предусмотренных нормативными правовыми актами. Поэтому в процессе их исследования определяется их соответствие по видам печати, используемой для их производства, количественным и качественным характеристикам защитных средств оригинальным образцам полиграфической продукции (наименование, предназначение, место и время производства).

Помимо определения подлинности бланков в процессе производства экспертиз изуча-ются способы нанесения оттисков печатей и их соответствие оригинальным, производится исследование подписей и буквенно-цифровых записей уполномоченных лиц на предмет установления возможности их технической подготовки и исполнения. Также устанавли-ваются факты внесения изменений в первоначальное содержание посредством дописок, подчисток, травления; осуществляется сопоставление информации, указанной в разных сопроводительных документах, относящихся к одному товару, с внешней информацией (справочными и научными данными и т. п.).

В ряде случаев возможно проведение экспертиз потребительских товаров только по документальному сопровождению, при отсутствии самого товара (например, вследствие его реализации, хищения, порчи, гибели из-за обстоятельств непреодолимой силы: пожара, наводнений и т. п.), а также в результате возникновения количественных и качественных изменений в свойствах вследствие ненадлежащего хранения и транспортировки.

Отдельным направлением исследований является установление стоимости потреби-тельских товаров с учетом позиций продавца, потребителя, сложившейся рыночной конъ-юнктуры, а также оценка ущерба, причиненного потребительскими товарами, не соответ-ствующими установленным требованиям. Оценка может быть выражена во вреде жизни и здоровью потребителей, в ущербе окружающей среде, материальном и моральном (в ряде случаев) ущербе государству, производителю (правообладателю) оригинального товара.

В целях получения достоверной и полноценной криминалистически значимой ин-формации обо всех характеристиках и свойствах потребительских товаров необходимо назначение и производство криминалистических и специальных однородных и комплекс-ных экспертиз, выполняемых экспертами единолично или в составе комиссии, которые позволяют всесторонне изучить комплекс признаков каждого элемента, составляющего конечный товар, по отдельности и в совокупности.

Литература1. О внесении изменений в Федеральный закон «О государственном регулировании про-

изводства и оборота этилового спирта, алкогольной и спиртосодержащей продукции»: федеральный закон от 29 декабря 2001 г. № 186-ФЗ. (ред. от 30.03.2016) // Собрание зако-нодательства РФ. 2001. № 53 (ч. 1). Ст. 5022.

2. Богданов В. Н., Блудов Д. А., Вихлянцев П. С. и др. Защита информации // INSIDE. 2013. № 2.3. Котельников Н. В., Куртынов И. В. Особенности выявления и расследования преступле-

ний, связанных с незаконным предпринимательством и незаконным использовани-ем товарного знака на первоначальном этапе: учеб. пособие. Волгоград: Царицынская полиграфическая компания, 2009.

4. Лозовский Л. Ш., Райзберг Б. А., Ратковский А. А. Универсальный бизнес-словарь. М.: ИНФРА-М, 1997.

5. Пахомов А. В. Криминалистическое исследование полиграфических элементов упа-ковки лекарственных средств: метод. рекомендации. М.: ЭКЦ МВД РФ, 2011.

6. Послание Президента Российской Федерации Федеральному Собранию от 3 декабря 2015 г. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

7. Чепурной И. П. Идентификация продовольственных товаров: учебник. 4-е изд. М.: Дашков и Ко, 2008.



УДК 343.985

ОБЩЕТАКТИЧЕСКИЕ ПОЛОЖЕНИЯ ПОДГОТОВКИ К ДОПРОСУ, ПРЕДШЕСТВУЮЩЕМУ ПРЕДЪЯВЛЕНИЮ ДЛЯ ОПОЗНАНИЯЛинда Александровна Манцурова, преподаватель Дальневосточного юридического института МВД России


В статье рассматриваются общетактические аспекты подготовки к допросу, предшествующему предъявле-нию для опознания. На основе действующего уголовно-процессуального законодательства, следственной и судебной практики проанализированы основные этапы подготовки к указанному следственному действию, высказываются предложения по совершенствованию правоприменительной практики.

Ключевые слова: допрос; предъявление для опознания; тактический прием; следователь; следственные дей-ствия; показания.

GENERAL PREPARATION FOR INTERROGATIONS PRECEDING THE IDENTIFICATION PARADELinda Alexandrovna Mantsurova, lecturer of the Far Eastern Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russia

The article deals with general aspects of the preparation for interrogation prior identification parade. On the basis of the current criminal procedural legislation, the investigative and judicial practice analyzes the main stages of prepa-ration for the specified investigative actions, makes suggestions for improvement of enforcement.

Keywords: interrogation; identification parade; tactic; investigator; investigations; evidence.

Допрос опознающего – это обязательное условие производства предъявления для опо-знания (ч. 2 ст. 193 УПК РФ). В юридической литературе допрос, предшествующий опозна-нию, часто называют предварительным [1, с. 10–11; 10, с. 38–39; 2, с. 178–179]. Однако термин «предварительный» не дает оснований для сужения цели и объема допроса опознающего. Как правило, он представляет собой часть общего допроса данного лица, и его тактика со-образуется главным образом с процессуальным положением допрашиваемого и занятой им позицией. Установление же того факта, что допрашиваемый может быть опознающим, лишь придает этому следственному действию специфику. Допрос опознающего отличается еще и своим предметом – он ограничен и связан с предстоящим опознанием.

Производство допроса, предшествующего предъявлению для опознания, требует соблюдения общих положений тактики проведения следственных действий. На резуль-тативность допроса также влияет соблюдение тактических условий, связанных с данным следственным действием. Они определяются учеными и практиками как [8, с. 200; 3, с. 75]: 1) законность; 2) активность; 3) целеустремленность; 4) объективность; 5) полнота.

Целесообразно подробнее рассмотреть перечисленные условия.1. Законность допроса – это прежде всего обоснованное его проведение. После возбуж-

дения уголовного дела, перед предъявлением для опознания следователь вправе допросить:а) свидетеля, потерпевшего (ст. 187–191 УПК);б) лицо, подозреваемое в совершении преступления (ст. 92 УПК);в) лицо, привлеченное в качестве обвиняемого (ст. 173 УПК).Кроме того, законность допроса – это строгое выполнение должностным лицом всех

требований уголовно-процессуального закона, которые регламентируют его проведение. К указанным требованиям законодатель относит участие переводчика, запрещение произ-водства допроса в ночное время и др.

Так, по делу о разбойном нападении был допрошен в качестве свидетеля гражда-нин Узбекистана без участия переводчика, несмотря на соответствующее ходатайство. Впоследствии полученные в ходе данного следственного действия доказательства, в том числе описание преступника, были признаны судом недопустимыми *.

* Уголовное дело № 1–123/2012 // Архив Хабаровского районного суда.

Манцурова Л. А. Общетактические положения подготовки к допросу, предшествующему предъявлению для опознания


2. Активность допроса – это прежде всего умелое использование всех тактических приемов с учетом требований закона, а также прочное удержание следователем инициа-тивы при производстве этого следственного действия.

Активность допроса зависит от психологических качеств следователя, которые обе-спечивают ему создание коммуникативных связей: общительность, умение разговаривать с людьми, правильно понимать их положение, душевное равновесие, эмоциональная устой-чивость, умение доходчиво говорить и внимательно слушать. Указанные качества ставят следователя в положение активного участника допроса, в ходе которого тот способен ве-сти диалог в строго определенном направлении, получая при этом необходимые сведения о событии расследуемого преступления, его участниках, в том числе о внешних признаках опознаваемого объекта, а не быть пассивным фиксатором сведений, сообщенных допраши-ваемым. Такие качества следователя напрямую зависят от его опыта практической работы (согласно нашему опросу, стаж работы более 5 лет имеют только 38,9 % следователей).

3. Под целеустремленностью допроса необходимо понимать его производство с за-ранее продуманной целью для получения правдивых сведений, которая обеспечивается наличием у следователя представления о предмете допроса, а также желанием достичь по-ставленной цели, умением применить те или иные средства и приемы допроса. Следователь для получения объективного результата должен четко знать, какие вопросы и в какой после-довательности необходимо задавать, какие доказательства и в какой момент предъявлять.

Применительно к допросу, предшествующему предъявлению для опознания, следо-вателем преследуется также цель наиболее полно установить признаки объекта, который может быть предъявлен и опознан опознающим лицом.

Для постановки конкретной цели допроса служит план данного следственного действия.4. Объективность допроса обеспечивается прежде всего непредвзятой, беспристраст-

ной позицией должностного лица, отсутствием заинтересованности по своему усмотрению сокращать полученные показания, вносить изменения в их содержание на основании соб-ственных убеждений или представлений о расследуемом преступлении, поведении участ-ников и др. Следователь, в целях объективности получения показаний, не имеет права навя-зывать допрашиваемому свою собственную позицию, а также задавать наводящие вопросы.

5. Полнота допроса состоит в том, что следователь по возможности дословно, со всеми возможными деталями (при этом применяя технические средства фиксации) воспроизводит сведения, сообщенные допрашиваемым. От полноты допроса зависит результативность по-следующего предъявления для опознания. На практике же только в 22,7 % случаев описание признаков опознаваемого объекта можно назвать более или менее полным.

Еще одним общим положением тактики допроса, предшествующего предъявлению для опознания, выступает стадийность, т. е. соблюдение определенной последовательности действий при его проведении.

Тактика рассматриваемого следственного действия делится на три основных этапа, или стадии: 1) подготовку к допросу; 2) проведение допроса; 3) фиксацию хода допроса и его результатов. Остановимся подробнее на подготовке к допросу.

Подготовка к данному виду допроса необходима и является одним из важнейших условий получения от допрашиваемого полных и достоверных сведений. Она начинается собиранием исходных данных, относящихся к предмету допроса, таких как имеющиеся приметы лица, трупа, подлежащего предъявлению для опознания; особенности призна-ков похищенного имущества, орудий преступлений и др. С этой целью анализируются документы, имеющиеся в деле, изучаются материалы, которыми располагают органы до-знания, имеющиеся вещественные доказательства, специальная литература, призываются на помощь специалисты.

Следующим важным элементом подготовки является изучение личности допраши-ваемого. Данные о личности допрашиваемого служат основой для прогнозирования его по-ведения, реакции на поставленные вопросы и предъявляемые доказательства и в конечном счете для определения тактики допроса.

Изучение личности допрашиваемого может осуществляться с помощью методов, ко-торые разработаны и применяются в психологии и педагогике (наблюдение, беседа, экспе-римент, метод независимых характеристик, биографический метод) [9, с. 112]. Кроме того, следователь может предварительно допросить знакомых допрашиваемого в целях состав-ления психологического портрета.



Определение времени допроса. Допрос, как и любое другое следственное действие, нельзя проводить в ночное время, т. е. в период с 22 до 6 часов по местному времени, за ис-ключением случаев, не терпящих отлагательства (ч. 3 ст. 164 УПК РФ). Кроме того, при опре-делении времени допроса следует учитывать требования закона, связанные с процессуаль-ным положением лица: подозреваемый, задержанный в порядке, установленном ст. 91 УПК РФ, должен быть допрошен не позднее 24 часов с момента его фактического задержания (ч. 2 ст. 46 УПК РФ), а обвиняемый – немедленно после предъявления обвинения (ч. 1 ст. 173 УПК РФ). В остальных случаях во внимание принимается тактическое значение фактора времени, связанное с реализацией имеющейся в распоряжении следователя информации. Необходимо определить календарное время проведения, спрогнозировать длительность допроса, спланировать производство в тот момент, когда это тактически выгодно, опреде-лить возможность производства в ночное время, в случаях, не терпящих отлагательства. Так, согласно нашему исследованию, допрос, предшествующий предъявлению для опознания, проводился в ночное время по 14,5 % изученных уголовных дел.

Определение очередности допросов. Очередность допросов определяется в зависи-мости от объема сведений, которыми может располагать лицо; его отношения к предмету допроса; его взаимоотношений с участниками процесса; обстановки допроса; отношения допрашиваемого к правоохранительным органам и т. п. [6, с. 101]. Указанные и некоторые другие обстоятельства влияют и на выбор способа вызова лица на допрос.

Последовательность допроса, предшествующего предъявлению для опознания, мо-жет определяться с учетом следующих рекомендаций:

– допрашивать в первую очередь тех, от кого можно ожидать правдивых показаний;– допрашивать в первую очередь тех, кто мог лучше воспринимать событие, запом-

нить его и рассказать о нем;– прежде всего допрашивать свидетелей, которые могут сообщить важные сведения

о внешних признаках опознаваемого объекта;– при прочих равных условиях раньше допрашиваются лица, способные рассказать

об обстоятельствах, более ранних по ходу исследуемого события;– не торопиться допрашивать тех, кто может передать другим то, чем ин-тересуется

следователь [7, с. 75].Полагаем, что приведенный перечень рекомендаций можно дополнить еще двумя:– в первую очередь допросить лиц, которые в силу объективных и субъективных

факторов по истечении времени могут забыть обстоятельства, имеющие значение для дела (несовершеннолетние, больные, престарелые). Так, по делу о причинении тяжких телесных повреждений, повлекших смерть лица, был допрошен потерпевший К. о признаках лица, напавшего на него. Сразу, по «горячим следам» был опознан обвиняе- мый Т. На следующий день потерпевший скончался. Если бы следователь в данном случае промедлил с производ-ством допроса и опознания, обвиняемый мог бы уйти от ответственности *;

– допрашивать в первую очередь тех, кто сможет опознать подозреваемого, обвиняе-мого и кому можно предъявить для опознания этих лиц.

Определение способа вызова на допрос. Порядок и способы вызова на допрос определены в ст. 188 УПК РФ. Свидетель, потерпевший вызывается повесткой, которая вручается им под расписку либо направляется с помощью средств связи. Если лицо, вызываемое на допрос, временно отсутствует, повестка вручается через совершеннолетнего члена его семьи либо пе-редается через администрацию по месту его учебы или работы. Лицо, не достигшее возраста 16 лет, вызывается через его законных представителей либо через администрацию по месту его учебы или работы. Военнослужащий вызывается через командование воинской части.

Определение и подготовка места допроса. В соответствии с действующим законода-тельством допрос проводится по месту производства предварительного расследования. Следователь, в случае необходимости, вправе провести допрос и в ином месте.

К месту производства предварительного расследования можно отнести как место расположения органа предварительного расследования, так и место преступления. Местом нахождения допрашиваемого можно считать место его жительства, работы, лечения, а также исполнения меры пресечения. Так, согласно опросу следователей, допросы по месту про-изводства расследования проводятся в 72,4 % случаев. Другим, наиболее часто встречаемым местом допроса является место происшествия – 14,7 % случаев.

* Уголовное дело № 1–26/2010 // Архив Хабаровского районного суда.

Манцурова Л. А. Общетактические положения подготовки к допросу, предшествующему предъявлению для опознания


Вне зависимости от места допроса особое внимание, на наш взгляд, должно быть уде-лено уединению при допросе, что является важным психологическим условием производ-ства успешного допроса, кроме случаев, когда законом предписано участие третьих лиц.

Допрос рекомендуется проводить в незнакомой для допрашиваемого обстановке, поскольку большинство людей психологически чувствуют себя увереннее в знакомой для них среде.

Определение круга других участников допроса относится также к общим положе-ниям допроса.

В случае если допрашиваемый не владеет или недостаточно владеет языком судопро-изводства, то участие переводчика обязательно (ч. 2 ст. 18 и ст. 169 УПК РФ).

Защитник вправе присутствовать при допросе, если он производится по его хода-тайству или ходатайству обвиняемого (подозреваемого) или с их участием. В ходе допроса свидетеля вправе присутствовать адвокат (ч. 5 ст. 189 УПК РФ). При допросе несовершенно-летнего свидетеля и потерпевшего вправе присутствовать его законный представитель (ч. 1 ст. 191 УПК РФ).

Следователь вправе привлечь для участия в допросе специалиста (ч. 1 ст. 58 и ст. 168 УПК РФ). Для производства допроса, предшествующего предъявлению для опознания, на наш взгляд, целесообразно пригласить специалиста в области габитологии.

Законом предусмотрено обязательное участие педагога или психолога при допросе:а) потерпевшего или свидетеля в возрасте до шестнадцати лет, а по усмотрению сле-

дователя – и в возрасте до восемнадцати лет (ч. 1 ст. 191 УПК РФ);б) несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого, не достигшего возраста шест-

надцати лет либо достигшего этого возраста, но страдающего психическим расстройством или отстающего в психическом развитии. В этом случае закон дает следователю право вме-сто педагога привлекать психолога (ч. 3 ст. 425 УПК РФ).

Техническое обеспечение допроса предполагает подготовку материалов уголовного дела (закладки), вещественных доказательств (их копии и муляжи) и технических средств.

Заключительный этап подготовки к допросу – составление плана допроса и провер-ка готовности к его проведению. План можно составить развернуто или кратко, письменно или зафиксировать только мысленно, но в любом случае он должен содержать определен-ную систему вопросов, которые обусловлены общими задачами уголовного судопроизвод-ства. Согласно проведенному опросу, план допроса в письменной форме составляют 16,4 % следователей.

В случаях, когда возможна конфликтная ситуация, следователь должен стараться прогнозировать несколько вариантов поведения допрашиваемого лица. На это ранее уже обращали внимание Н. И. Кулагин и Н. И. Порубов, отмечая, что при определении вариантов поведения учитываются: процессуальное положение допрашиваемого и его личные каче-ства; отношения с другими участниками процесса; обстановка и условия, в которых будет проведен допрос; предшествующее поведение лица в аналогичных ситуациях; его заинте-ресованность в исходе дела. На данном этапе следователь еще не в состоянии окончательно определить тактику следственного действия, так как не может знать, как допрашиваемый поведет себя. Однако перечень, содержание и последовательность основных вопросов, оче-редность и возможность предъявления доказательств при допросе должны быть определе-ны следователем до начала следственного действия [7, с. 18–19].

Нельзя не согласиться с тем, что полный перечень вопросов, которые могут быть за-даны во время допроса, заранее предусмотреть невозможно. Однако уже на стадии подго-товки к допросу можно определить типичный перечень вопросов о событии преступления, лице или лицах, его совершивших, их внешних признаках, похищенном имуществе и его характерных приметах.

Мы в основном поддерживаем мнение А. А. Закатова о том, что составление хотя бы общего плана целесообразно во всех случаях проведения допроса, так как тот «обычно содер-жит не только перечисление уже известных обстоятельств, но также их последовательность, данные, на которых строятся вопросы, перечень материалов уголовного дела и др.» [4, с. 36].

Вместе с тем полагаем, что составление плана допроса необходимо не «в большин-стве случаев», а при подготовке к каждому допросу, поскольку следователь, работая над ним, уже психологически готовится к допросу, выделяя и анализируя необходимую для допроса информацию.



Литература1. Гинзбург А. Я. Опознание в следственной, оперативно-розыскной и экспертной прак-

тике: учеб. – практ. пособие. М.: Углид: Форма-Пресс, 1996.2. Дулов А. В., Нестеренко П. Д. Тактика следственных действий. Минск: Высшая школа, 1971.3. Егоров Н. Н., Ищенко Е. П. Основы криминалистической тактики: учеб. пособие.

Хабаровск: ДВЮИ МВД России, 2008.4. Закатов А. А., Ясинский Г. Тактика допроса потерпевшего на предварительном след-

ствии. Волгоград: Изд-во ВСШ МВД СССР, 1976.5. Кулагин Н. И., Порубов Н. И. Организация и тактика допроса в условиях конфликтной

ситуации. Минск: МВШ МВД СССР, 1977.6. Порубов Н. И. Допрос в советском уголовном судопроизводстве. Минск: Высшая шко-

ла, 1978.7. Порубов Н. И. Тактика допроса на предварительном следствии: учеб. пособие. М.: БЕК,

1998.8. Россинская Е. Р. Криминалистика. Вопросы и ответы: учеб. пособие для вузов. М.:

Юнити-Дана, 1999.9. Цветков П. П. Исследование личности обвиняемого. Л.: ЛГУ, 1973.

10. Цветков П. П. Предъявление для опознания в советском уголовном процессе. Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1962.

УДК 351.745.7:343.13

ИСПОЛЬЗОВАНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ ОПЕРАТИВНО-РОЗЫСКНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ПРИ РАССЛЕДОВАНИИ ПРЕСТУПЛЕНИЙ, СВЯЗАННЫХ СО СБЫТОМ НАРКОТИКОВ ПОСРЕДСТВОМ СЕТИ ИНТЕРНЕТАнтон Анатольевич Зарубин, начальник отдела контроля в сфере массовых коммуникацийУправления Федеральной службы по надзору в сфере связи, информационных технологийи массовых коммуникаций по Дальневосточному федеральному округу;Светлана Николаевна Воробей, доцент кафедры Дальневосточного юридического институтаМВД России кандидат юридических наук, доцент

E-mail: s. [email protected]

В статье рассматриваются вопросы законодательного регулирования оперативно-розыскного пресечения и раскрытия сбыта наркотических средств с помощью сети Интернет. Анализируется правоприменительная практика, выделяются проблемные вопросы и перспективы развития мер по борьбе с распространением нар-котиков с использованием сети Интернет.

Ключевые слова: сеть Интернет; сбыт наркотических средств и психотропных веществ; оперативно-розыск-ное документирование; предмет уголовно-процессуального доказывания.

USING THE RESULTS OF OPERATIONAL–INVESTIGATION IN THE INVESTIGATION OF CRIMES CONNECTED WITH THE SALE DRUG USING THE NETWORK INTERNETAnton Anatolyevich Zarubin, head of control in the sphere of mass communications of the Federal Service for Supervision of Communications, Information Technology and Mass Communications of the Far Eastern Federal District;Svetlana Nikolaevna Vorobei, chair associate professor of the Far Eastern Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russia kandidat nauk, degree in Law, Associate Professor

In the article the questions of legislative regulation of operational-search measure and the disclosure of the sale of drugs, psychotropic substances or their analogues with the use of the Internet. Analyzes law enforcement practices, highlighted the problematic issues and prospects of development of measures for combating the spread of narcotic drugs, psychotropic substances or their analogues by means of information and telecommunication networks.

Keywords: information-telecommunication network the Internet; sale of narcotic drugs and psychotropic substances; investigative documentation; the subject of criminal procedure proof.

Зарубин А. А., Воробей С. Н. Использование результатов оперативно-розыскной деятельности при расследовании преступлений, связанных со сбытом наркотиков посредством сети Интернет


В марте 2012 г. вступил в силу Федеральный закон № 18-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» [3], согласно которому в ст. 228.1 УК РФ внесены дополнения, касающиеся квалифицирующего признака – «cбыт наркоти-ческих средств, психотропных веществ или их аналогов, совершенный с использованием средств массовой информации либо электронных или информационно-телекоммуника-ционных сетей (включая сеть Интернет)» (п. «б» ч. 2).

Не требует доказательств утверждение о приоритете оперативно-розыскной дея-тельности (далее – ОРД) как важнейшей подсистемы процесса пресечения, раскрытия и обеспечения расследования преступлений, обладающей отчётливо выраженными спец-ифическими поисковыми и разведывательными функциями. В то же время, вопросы опе-ративно-розыскного пресечения и раскрытия данного вида преступлений, совершаемых с помощью сети Интернет, в большинстве исследований освещаются изолированно, то есть без учета особенностей сетевого пространства и способов совершения преступлений, тогда как на практике это имеет большое значение.

Научно обоснованный и комплексный подходы к рассматриваемой проблеме озна-чают, что вся совокупность следственных действий и производство оперативно-розыскных мероприятий образуют единую конечную цель – пресечение и раскрытие преступлений, однако имеют различную природу происхождения [11, с. 412].

Следует отметить, что, несмотря на довольно значительный срок действия указанных новых норм УК РФ, во многих случаях вызывает затруднение определение объема и пределов предмета доказывания (документирования) сбыта наркотических средств с помощью сети Интернет, и, как следствие, можно констатировать недостаточную эффективность борьбы с данным видом преступлений.

Анализ ст. 10 Федерального закона от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ «Об оперативно-ро-зыскной деятельности» [2] позволяет сделать вывод, что одним из важных направлений ОРД является документирование преступной деятельности лиц, подготавливающих, соверша-ющих или совершивших преступление. В специальной литературе по теории ОРД в боль-шинстве случаев высказывается мнение, что предмет документирования в ОРД совпадает с предметом доказывания в уголовном процессе [13, с. 347]. Нами полностью поддержива-ется данная позиция. Дело в том, что предмет познания один – это преступная деятельность и лицо, ее осуществляющее, а методы изучения таких общественно опасных деяний и по-лучаемые результаты разные, так как для ОРД приоритетным является негласный характер проводимых оперативно-розыскных мероприятий (далее – ОРМ).

Под оперативно-розыскным документированием понимаем: во-первых, процесс сбо-ра (получения), изучения (проверки), оценки и фиксации на бумажных или в электронных оперативно-служебных документах и на иных материальных носителях сведений о фактах и обстоятельствах преступления, а также о лицах, его подготавливающих, совершающих или совершивших; во-вторых, деятельность, обеспечивающую возможность использова-ния в уголовном судопроизводстве сведений, полученных оперативно-розыскным путем.

Следовательно, приступая к документированию преступной деятельности, опера-тивный сотрудник должен определиться с его предметом, то есть понять, какая необходима информация, и прояснить для себя следующие вопросы:

1. Что надо узнать?2. Где (и в каком виде) может быть желаемая информация (сведения, оперативные

данные)?3. Кто может знать или получить информацию?4. Как (и в каком виде) информацию можно получить?Четкие ответы на первые три вопроса обеспечивают понимание последнего, тактика

решения которого зависит от оперативной обстановки, в том числе по линии борьбы со сбы-том наркотиков с использованием сети Интернет, а также от знаний, воли, опыта, возможно-стей и изобретательности оперативного сотрудника. Зная предмет документирования, он может представить, во-первых, по поводу каких фактов и в отношении каких лиц необхо-димо проводить ОРМ, и оформлять полученные при этом сведения; во-вторых – направле-ния использования их результатов. Правильное определение предмета документирования придает ОРД целеустремленный характер.

Для рассмотрения предмета документирования обратимся к краткому анализу пред-мета доказывания. Предметом уголовно-процессуального доказывания является система обстоятельств (фактов), предусмотренных законом в качестве необходимых и достаточных



оснований для правильного разрешения дела [10, с. 64]. Статья 73 УПК РФ называет элемен-ты предмета доказывания.

Событие преступления – это совершенные в определенном месте, в определенное время, определенным образом действия (телодвижения) либо бездействие (невыполнение обязанностей), приведшее к наступлению определенного вреда, урегулированных норма-ми права [12].

Рассмотрим перечисленные обстоятельства, подлежащие доказыванию, а следова-тельно, и документированию в ОРД применительно к п. «б» ч. 2 ст. 228.1 УК РФ. Доказывание сбыта наркотиков с использованием сети Интернет предполагает полное и всестороннее выяснение всех объективных обстоятельств дела (объект и объективная сторона состава преступления).

Непосредственным объектом данного состава преступления является безопасность здоровья населения, дополнительным непосредственным – установленный порядок обо-рота предметов преступления.

В отличие от ч. 1 ст. 228.1 УК РФ, ч. 2 этой статьи ограничена по предмету преступле-ния, а именно наркотическими средствами, психотропными веществами или их аналогами. В статье 1 Федерального закона от 8 января 1998 г. № 3-ФЗ «О наркотических средствах и пси-хотропных веществах» (далее – Закон о наркотиках) [4] дано определение наркотическим средствам, психотропным веществам и их аналогам. Данные предметы преступления для удобства обобщим термином «наркотики».

Ответственность лица за незаконный сбыт наркотиков по ч. 1 ст. 228.1 УК РФ насту-пает независимо от их размера. Однако для квалифицированных составов преступления используются размеры наркотиков, утвержденные Постановлением Правительства РФ от 1 октября 2012 г. № 1002 [6].

Учитывая особенности правового регулирования оборота наркотиков, следует доба-вить, что статья 46 Закона о наркотиках запрещает распространение сведений о способах, методах разработки, изготовления и использования наркотиков, новых потенциально опасных психоактивных веществ, о местах их приобретения посредством использования информационно-телекоммуникационных сетей.

Объективная сторона п. «б» ч. 2 ст. 228.1 УК РФ выражается в незаконном сбыте нар-котиков с использованием:

– средств массовой информации;– электронных или информационно-телекоммуникационных сетей (включая сеть

Интернет).В понятие «событие преступления» входит и способ совершения преступления, ко-

торый представляет собой комплекс совершенных в определенной последовательности действий, приведших к преступному результату. Способ совершения преступления, в свою очередь, является факультативным признаком объективной стороны.

Согласно Постановлению Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2006 г. № 14, неза-конный сбыт наркотиков – это незаконная деятельность лица, направленная на их возмезд-ную либо безвозмездную передачу (продажа, дарение, обмен, уплата долга, дача взаймы и т. д.) другому лицу, а также иные способы реализации [9]. Упоминание в данном поста-новлении «иных способов» является обоснованным и принципиально значимым, поскольку перечисление всех традиционных способов было бы нелогичным, а возникновение новых сложно предположить. В связи с этим, получившее широкое распространение в последние годы использование тайников с закладками наркотиков следует отнести к иным способам.

Способ совершения преступления выражает функциональную сторону преступной деятельности; позволяет установить не только каким путем подготавливалось, совершалось и скрывалось преступление, но и то, какие материальные и идеальные следы действий пре-ступника возникают в окружающей обстановке и сознании очевидцев, где их искать и как по ним восстанавливать механизм преступления.

Если способ сбыта наркотиков – это различные формы их перехода из владения од-ного лица к другому, то возникает вопрос: как с помощью электронных или информаци-онно-телекоммуникационных сетей (включая сеть Интернет) можно передать вещества естественного или химического происхождения, определенного агрегатного состояния?

Ответ на него содержится в нормативно-правовых актах: в п. 4 ст. 2 Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите ин-формации» (далее – Закон об информационных технологиях) [1], а также в п. 2 разд. 1 Правил



оказания телематических услуг связи, утвержденных Постановлением Правительства РФ от 10 октября 2007 г. № 575 [7]. В данных нормативно-правовых актах указывается, в частно-сти, что информационно-телекоммуникационная сеть – технологическая система, предна-значенная для передачи по линиям связи информации, доступ к которой осуществляется с использованием средств вычислительной техники.

Существующая на сегодняшний день судебная практика позволяет установить наи-более распространенную схему сбыта наркотиков, которая включает следующие действия:

1. Размещение информации о продаже наркотиков на сайтах, форумах, в социальных сетях («ВКонтакте», «Одноклассники» и др.), на сайтах знакомств и бесплатных досках объ-явлений, где в качестве контактных данных указывают UIN-номер, ISQ, никнейм (сетевое имя – псевдоним) в программных клиентах Skype, Brosix, ooVoo, Jabber, адрес почтового ящика либо номер сотового телефона.

2. Осуществление связи приобретателя наркотиков со сбытчиком, как правило, пу-тем переписки.

3. Оплата приобретаемых наркотиков, которая в большинстве случаев осуществля-ется путем перевода денежных средств на счет, указанный сбытчиком, с использованием электронных платежных систем «Qiwi Visa Wallet», «WebMoney», «Яндекс-деньги», «BitCoin».

4. Проверка поступления денежных средств и проведение мероприятий по созданию тайников с наркотиками либо использование заранее подготовленных адресов закладок.

5. Сообщение покупателю наркотиков сведений о способе получения и месте нахож-дения наркотиков.

Таким образом, электронные или информационно-телекоммуникационные сети (включая сеть Интернет) при сбыте наркотиков могут быть использованы:

1) для сообщения сведений о способах и местах приобретения наркотиков для нео-граниченного круга лиц, пользующихся сетью Интернет;

2) установления контакта для общения с потенциальным приобретателем;3) получения сведений об оплате за сбываемые наркотики;4) информирования покупателя о способе получения и месте нахождения наркотиков.Размещение в сети Интернет информации с предложением незаконного приобрете-

ния наркотиков для неограниченного круга лиц является, по смыслу ст. 30 УК РФ, подготов-кой к совершению преступления, связанного со сбытом наркотиков. Однако законодатель, учитывая высокую степень общественной опасности публичного предложения наркотиков, включил указанные незаконные действия в объективную сторону п. «б» ч. 2 ст. 228.1 УК РФ. Следовательно, предложение продажи наркотиков, размещенное в сети Интернет, нераз-рывно связано с их передачей от сбытчика к приобретателю и подлежит документирова-нию в обязательном порядке.

Рассматривая особенности документирования незаконного сбыта наркотиков с ис-пользованием электронных или информационно-телекоммуникационных сетей (включая сеть Интернет), необходимо добавить следующее. Как отмечалось нами, при осуществле-нии продаж наркотиков через сеть Интернет существенным является момент привлечения новых покупателей, при этом в качестве рекламы используются бесплатные доски объяв-лений, социальные сети, форумы и спам-рассылка. Чаще всего используются наиболее ди-намичные разделы сайтов – доски объявлений и форумы. Размещенная реклама, как пра-вило, приводит нас к сайтам-витринам (то есть на сайте есть описание товара, способ заказа, оплаты и доставки). Такие сайты легко создаются и перемещаются.

Особенностью преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотиков с исполь-зованием сети Интернет, является их анонимный характер, так как чаще всего изначально не известно лицо, причастное к ним. Установление этого лица – это достаточно сложная за-дача. Следы, оставляемые лицами, подготавливающими, совершающими или совершив-шими такие преступления в сети Интернет, отличаются нестабильностью, то есть они могут существовать короткий срок, быстро уничтожаться данным лицом, изменяться с течением времени, подвергаться цензуре со стороны уполномоченных государственных органов.

В соответствии с п. 5 ст. 46 Федерального закона от 7 июля 2003 г. № 126-ФЗ «О связи» [5] оператор связи, оказывающий услуги по предоставлению доступа к информационно-те-лекоммуникационной сети Интернет, обязан осуществлять ограничение и возобновление доступа к данной информации в порядке, установленном ст. 15.1 Закона об информацион-ных технологиях и Постановлением Правительства РФ от 26 октября 2012 г. № 1101 [8].



В основе указанного постановления лежит сетевой подход к ограничению субъекта, обращающегося к информационным ресурсам, при котором осуществляется блокирование по URL (доменного имени) и (или) IP-адресу (означаемого с помощью цифр – XX.XX.XX.XX). Реестр информационных ресурсов, содержащих информацию о способах изготовления и потребления наркотиков, местах их приобретения, способах и местах культивирования наркотикосодержащих растений, динамичен и постоянно пополняется информационными ресурсами с новыми URL и (или) IP-адресами. Такие действия вынуждают лиц, причастных к пропаганде и организации незаконного оборота наркотиков, вносить изменения в URL и (или) IP-адрес.

Иными словами, чтобы не терять «клиентов» из-за закрытия сайтов, организаторы продажи наркотиков с использованием сети Интернет вынуждены создавать несколько сайтов-витрин (от 5 до 100). Практика показывает, что действия объекта оперативной заин-тересованности в сети Интернет с конкретным URL и (или) IP-адресом реальны, максимум, в течение полугода. Ярким примером является информационный ресурс – http://shaman.ru. В течение 2015 г. обнаружено более десятка его аналогов – интернет-сайтов с разным наимено-ванием, но с идентичным содержанием (http://www.shaman-r.ru, s-s. http://www.shaman-r.ru, shaman-r.net, www.shaman-r.ru.amka.biz и другие с одним и тем же IP-адресом – 37.48.120.102).

Другой особенностью является то, что люди, осуществляющие незаконный сбыт нар-котиков, знают толк в конспирации, и их сайты все реже можно найти в открытой поисковой выдаче Google, Yandex и т. д. У них есть свой так называемый «теневой» Интернет, где имеются порталы и своеобразные аналоги интернет-магазинов. В данном случае преступники исполь-зуют технические возможности информационно-телекоммуникационной сети Интернет и специальные компьютерные программы для того, чтобы при обнаружении преступления следы, оставленные в сети, не указывали на них (или, точнее, их компьютеры). Лица, при-частные к подготовке или совершению преступления, связанного с незаконным оборотом наркотиков с использованием сети Интернет, достигают анонимности, используя, например, «анонимные» proxy-серверы и VPN-сервисы [https://ru.wikipedia.org/wiki/Прокси-сервер].

Для создания «теневого» Интернета в большинстве случаев применяется анонимная сеть Tor (The onion router – «Луковая маршрутизация»). Она привлекает людей, которые не могут держать ресурс в глобальной сети ввиду его незаконности в большинстве стран мира. Это в основном лица, причастные к незаконному сбыту наркотиков с использовани-ем сети Интернет. С ее помощью пользователи могут сохранять анонимность в Интернете при публикации материалов, так как скрытые сервисы Tor дают возможность создавать собственные веб-сайты, не раскрывая при этом информацию об их реальном местополо-жении. В то же время приобретатели наркотиков используют Tor, скорее, не для защиты неприкосновенности частной жизни, а для получения доступа к информации, заблокиро-ванной интернет-цензурой.

Еще одной особенностью Tor является то, что это свободное программное обеспечение и распространение его полностью бесплатно. К программам, разработанным на основе тех-нологии Tor, можно отнести: Anonym OS; Janus VM TJLS; Portable Tor; TorChat; TorProxy; Tor-ramdisk; Vidalia Arm; Vuze; XeroBank Browser; xB Machine [https://ru.wikipedia.org/wiki/Tor].

Говоря о месте совершения преступления, связанного со сбытом наркотиков с исполь-зованием сети Интернет, важно уяснить, что в большинстве случаев можно установить ме-сто нахождения сбытчика и приобретателя наркотиков, а также места сохранения следов в аппаратных устройствах сетевой инфраструктуры. Однако определенные операции могут выполняться с мобильных устройств, использующих в том числе динамические IP-адреса (смартфоны, планшеты, ноутбуки и т. п.), в то время как их пользователь перемещается в физическом пространстве. В подобных случаях можно в определенном смысле говорить о «размывании» физического места совершения преступления, о нарушении его простран-ственной локализации.

Важным является и установление времени совершения преступления. Оно (время) представляет собой прежде всего продолжительность, длительность чего-нибудь, измеря-емую секундами, минутами, часами. Степень точности, с какой можно установить время совершения преступления, зависит от конкретной ситуации (дата или месяц события). Иными словами, необходимо задокументировать время нахождения предложения сбыта наркотиков в сети Интернет, время совершения преступления (период времени от получе-ния сбытчиком заказа до сообщения приобретателю места нахождения наркотиков), время окончания преступных действий (момент получения наркотиков получателем).



Термин «виновность», традиционно используемый в уголовно-процессуальном зако-нодательстве, имеет более широкое содержание, нежели уголовно-правовой термин «вина». Действия, связанные со сбытом наркотиков с помощью сети Интернет, предполагают прямой умысел. Умысел состоит в том, что лицо осознает общественную опасность своих действий, предвидит возможность или неизбежность их наступления и желает совершить указанные действия. Мотив, как правило, корыстный. Цель – получение материальной выгоды от сбы-та наркотиков с использованием сети Интернет.

Таким образом, необходимо не только констатировать наличие фактов (событий) сбыта наркотиков с использованием сети Интернет, но и установить всех причастных к его совершению лиц, с указанием конкретного вида соучастия.

Литература1. Об информации, информационных технологиях и о защите информации: федеральный

закон от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ (ред. от 19.12.2016). Доступ из СПС «КонсультантПлюс».2. Об оперативно-розыскной деятельности: федеральный закон от 12 августа 1995 г. № 144-

ФЗ (ред. от 03.07.2016). Доступ из СПС «КонсультантПлюс».3. О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации:

федеральный закон от 1 марта 2012 г. № 18-ФЗ (ред. от 03.07.2016). Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

4. О наркотических средствах и психотропных веществах: федеральный закон от 8 янва-ря 1998 г. № 3-ФЗ (ред. от 03.07.2016). Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

5. О связи: федеральный закон от 7 июля 2003 г. № 126-ФЗ (ред. от 03.07.2016). Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

6. Об утверждении значительного, крупного и особо крупного размеров наркотических средств и психотропных веществ, а также значительного, крупного и особо крупного размеров для растений, содержащих наркотические средства или психотропные ве-щества, либо их частей, содержащих наркотические средства или психотропные веще-ства, для целей статей 228, 228.1, 229 и 229.1 Уголовного кодекса Российской Федерации: постановление Правительства РФ от 1 октября 2012 г. № 1002. Доступ из СПС «Гарант».

7. Об утверждении Правил оказания телематических услуг связи: постановление Правительства РФ от 10 октября 2007 г. № 575 (ред. от 03.02.2016). Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

8. О единой автоматизированной информационной системе «Единый реестр доменных имен, указателей страниц сайтов в информационно-телекоммуникационной сети «Интернет» и сетевых адресов, позволяющих идентифицировать сайты в информа-ционно-телекоммуникационной сети «Интернет», содержащие информацию, распро-странение которой в Российской Федерации запрещено»: постановление Правительства РФ от 26 октября 2012 г. № 1101 (ред. от 15.11.2016). Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

9. О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средства-ми, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами: постановление Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2006 г. № 14 (ред. от 30.06.2015). Доступ из СПС «Гарант».

10. Доказательства, доказывание и использование результатов оперативно-розыскной де-ятельности: учеб. пособие / Н. А. Громов [и др.]. М.: ПРИОР, 2001.

11. Курченко В. Н. Противодействие незаконному обороту наркотических средств и пси-хотропных веществ: уголовно-правовой и уголовно-процессуальные аспекты: моно-графия. СПб.: Юрид. центр «Пресс», 2003.

12. Рыжаков А. П. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации. Доступ из СПС «Гарант».

13. Теория оперативно-розыскной деятельности: учебник / под ред. К. К. Горяинова, В. С. Овчинского, Г. К. Синилова. 2-е изд., перераб. и доп. М.: ИНФА-М, 2012.



УДК 343.85

ОПЕРАТИВНО-РОЗЫСКНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА МОШЕННИЧЕСТВ, СОВЕРШАЕМЫХ С ИСПОЛЬЗОВАНИЕМ МОБИЛЬНЫХ СРЕДСТВ СВЯЗИ, И ЕЕ ОСНОВНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ

, кандидат юридических наук, доцент;Евгений Олегович Наливайко, преподаватель Дальневосточного юридического института МВД России


В статье анализируются вопросы оперативно-розыскной характеристики преступлений, рассматривается ее соотношение с иными характеристиками преступных деяний, предлагается понятие и основные элементы опе-ративно-розыскной характеристики мошенничеств, совершаемых с использованием мобильных средств связи.

Ключевые слова: оперативно-розыскная характеристика преступления; оперативно-розыскная характери-стика мошенничеств, совершаемых с использованием мобильных средств связи; способ совершения престу-пления; характеристика личности преступника.

OPERATIVE-INVESTIGATIVE FEATURE OF FRAUDS COMMITTED WITH THE USE OF MOBILE COMMUNICATIONS AND ITS BASIC ELEMENTS

, kandidat nauk, degree in Law, Associate Professor;Evgeny Olegovich Nalivaiko, lecturer of the Far Eastern Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russia

The main issues of operative-investigative characteristics of crimes, its correlation with other characteristics of criminal acts are analyzed in the article. The concept and the basic elements of the operative-investigative features of fraud committed with the use of mobile communications are proposed by the authors.

Keywords: operative-investigative feature of crime; operative-investigative feature of frauds committed with the use of mobile communications; the method of committing the crime; personal characteristics of the offender.

В настоящее время в Российской Федерации растет количество совершаемых с ис-пользованием средств мобильной связи преступлений, связанных с хищением чужого имущества путем обмана и злоупотребления доверием. Активное развитие технических средств, научный прогресс порождают все более изощренные и продуманные схемы мо-шеннических действий.

К сожалению, до 2015 г. учет мошенничеств, совершаемых с использованием мобильных средств связи, не велся, однако с 2015 г., с ростом обращений граждан в правоохранительные органы, данный вид мошенничества был выделен в статистической отчетности ИЦ УМВД России по Хабаровскому краю как отдельный вид преступлений. Так, в 2015 г. на территории Хабаровского края было зарегистрировано 2 132 факта мошенничества, из них 225 – совер-шенных с использованием мобильных средств связи, из них не раскрыто 135 преступлений. Таким образом, 10,5 % от общего числа зарегистрированных на территории Хабаровского края в 2015 г. мошенничеств составляют так называемые «телефонные» мошенничества.

Согласно статистическим данным ИЦ УМВД России по Хабаровскому краю, в 2016 г. зарегистрировано 2 259 фактов мошенничества, из них совершенных с использованием мобильных средств связи – 397, то есть наблюдается явная тенденция роста регистрации данных преступлений. Не раскрыто 356 преступлений данной направленности, процент раскрываемости составил 15,4 %.

Безусловно, данная статистика указывает на необходимость эффективного противо-действия этому виду преступной деятельности.

Наличие средств мобильной связи позволяет совершать преступления по всей тер-ритории Российской Федерации, поддерживать связь с иными лицами, задействованными в преступной схеме, и способствует тщательной проработке преступлений. «Дистанционное» участие преступника в совершении преступления позволяет ему как бы «обезопасить» себя от возможности задержания с поличным при совершении мошенничества. Осведомленность преступника об основах и организации тактики оперативно-розыскной деятельности орга-нов внутренних дел, осознание им технических сложностей, возникающих у оперативных подразделений при проведении оперативно-розыскных мероприятий для раскрытия пре-

Георгий Георгиевич Черепанов

Georgy Georgievich Cherepanov

Черепанов Г. Г., Наливайко Е. О. Оперативно-розыскная характеристика мошенничеств, совершаемых с использованием мобильных средств связи, и ее основные элементы


ступлений данной категории, также способствует совершению мошенничеств с исполь-зованием средств мобильной связи. Указанные выше факторы предопределяют высокий уровень латентности указанной категории преступлений.

Учитывая высокую скорость внедрения в нашу повседневную жизнь большого коли-чества технических инноваций, возможно сделать вывод о том, что мошенничество, совер-шенное с использованием средств мобильной связи, является динамично развивающимся видом преступлений. Более того, схемы такого мошенничества все более совершенствуются.

Безусловно, в оперативных подразделениях имеется определенный алгоритм дей-ствий по противодействию данным преступлениям, по их выявлению, предупреждению, раскрытию, однако увеличение количества зарегистрированных фактов мошенничества, совершенных с использованием средств мобильной связи, говорит о необходимости про-ведения работы, направленной на повышение эффективности оперативно-розыскной де-ятельности по противодействию данному виду мошенничества, и создания частной мето-дики борьбы с названными преступлениями.

В теории и практике юриспруденции в отношении преступных деяний выделяются уголовно-правовая, криминологическая, криминалистическая и другие характеристики.

Разработкой понятия и содержания специфической характеристики преступлений занимались и занимаются ученые и в области оперативно-розыскной деятельности. Вопросы оперативно-розыскной характеристики отдельных видов преступлений (групп преступле-ний) активно исследуется с конца 70-х гг. прошлого столетия. Именно в этот период появи-лись первые публикации, содержащие попытки проанализировать противоправные деяния с позиции теории оперативно-розыскной деятельности. Одним из первых понятие оператив-но-розыскной характеристики (далее – ОРХ) предложил Д. В. Гребельский. По его мнению, это «совокупность ряда информационных признаков, упорядоченных и взаимосвязанных между собой, почерпнутых из различных источников, входящих прежде всего в кримина-листическую, криминологическую, психологическую, социологическую, экономическую и другие характеристики преступлений» [3, с. 73].

Необходимо отметить, что данную точку зрения разделяют многие ученые в области оперативно-розыскной деятельности, а некоторые из них рассматривают вопрос о неце-лесообразности выделения оперативно-розыскной характеристики в отдельное научное понятие, мотивируя свое мнение тем, что в ее содержание входят элементы других харак-теристик [2, с. 14].

Не соглашаясь с указанным суждением, мы придерживаемся той позиции, что подоб-ный подход к определению и содержанию оперативно-розыскной характеристики ошибо-чен, потому что каждая наука изучает преступность и связанные с ней явления с позиций «собственных интересов», а не путем дублирования [10].

По мнению В. Д. Ларичева, «в теории оперативно-розыскной деятельности как отрасли научного знания, изучающей преступность и преступления, необходимо конструирование самостоятельной оперативно-розыскной характеристики преступлений, в содержание ко-торой необходимо включать только такие сведения, использование которых способствует эффективному применению разведывательно-поисковых сил, средств и методов оператив-ных аппаратов органов внутренних дел в борьбе с преступностью» [11, с. 5–6].

Таким образом, специфической чертой оперативно-розыскной характеристики пре-ступлений является то, что она изучает лишь те аспекты преступлений, сведения о которых необходимы для научно обоснованной организации и тактики применения оперативно-ро-зыскных мер борьбы с ними.

По сути, речь идет о том, что при раскрытии и расследовании преступлений сотруд-ник оперативного подразделения должен иметь четкое представление о тех объектах, ха-рактеризующую информацию о которых предстоит добыть, то есть иметь представление об оперативно-розыскной характеристике конкретного вида преступления, которое необ-ходимо раскрыть, его составных частях, элементах.

Взаимосвязь между знанием оперативными работниками характеристики престу-плений и эффективностью их деятельности не подлежит оспариванию. Эффективное осу-ществление оперативно-розыскных мероприятий по борьбе с преступностью невозможно без изучения процессов и явлений, протекающих в криминогенной среде. Подобные мне-ния высказывались многими авторами.

Было бы крайне нелогично считать, что незнание основных элементов оперативно-ро-зыскной характеристики преступления никаким образом не сказывается на эффективности



оперативной работы. Напротив, при отсутствии вышеуказанных знаний не представляется возможным осуществление грамотного планирования оперативно-розыскных мероприя-тий, проведение которых необходимо для раскрытия преступления. Более того, в этом слу-чае невозможно определить даже круг необходимых оперативно-розыскных мероприятий. То есть при работе над конкретным преступлением крайне важно иметь представление о его структуре, основных элементах с оперативно-розыскной точки зрения.

Учитывая изложенное, представляется возможным сделать вывод о том, что знание оперативно-розыскной характеристики мошенничеств, совершаемых с использованием мобильных средств связи, является одним из основных критериев, имеющих значение при разработке предложений по борьбе с данным видом преступлений.

В специальной литературе понятие и структура оперативно-розыскной характери-стики преступления как наиболее значимых элементов рассмотрены многими авторами, и суждения по данному вопросу существуют различные [1, с. 23–26]. В связи с этим спра-ведливым представляется высказывание И. А. Климова и Г. К. Синилова о том, что учение об оперативно-розыскной характеристике преступлений находится еще в стадии форми-рования автономных концептуальных положений [5, с. 34].

Не вдаваясь в дискуссию по данному вопросу, поскольку это выходит за рамки нашей статьи, опираясь на исследования В. Д. Ларичева и поддерживая его точку зрения, мы счи-таем, что при определении содержания оперативно-розыскной характеристики престу-пления, ее элементов основными критериями должны являться следующие положения:

1. В систему ОРХ должны входить обобщенные данные о наиболее типичных опера-тивно значимых признаках преступления, находящих свое выражение:

– в специфике личности жертвы, а также объекта преступного посягательства;– способах совершения преступления;– механизме следообразования преступного посягательства;– личности преступника.2. Содержание ОРХ должно включать в себя сведения, достаточные для определения

направления документирования преступной деятельности проверяемых и разрабатывае-мых лиц.

3. Структура ОРХ должна быть определена с учетом специфики использования пре-имущественно негласных методов работы [11, с. 16].

Изучение и анализ материалов уголовных дел, дел оперативного учета, а также прак-тической деятельности оперативных подразделений по предупреждению и раскрытию мошенничеств, совершаемых с использованием мобильных средств связи, позволяет сфор-мулировать следующие элементы оперативно-розыскной характеристики «телефонных» мошенничеств:

– место и время совершения преступления;– способ совершения преступления;– личность жертвы;– личность преступника;– сведения о лицах, причастных к совершению преступления (соучастниках);– объект преступного посягательства;– сведения о лицах, которые могут располагать оперативно значимой информацией

(свидетели, очевидцы);– материальные носители, которые могут иметь доказательственное значение;– механизм следообразования;– способы сокрытия преступления;– обстоятельства, способствующие совершению преступления.В зависимости от полученной информации, отражающей закономерности и содер-

жание искомого явления, определяется специфика оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий, проводимых как на первоначальном этапе расследования пре-ступления, так и на последующих его этапах.

Позиция таких авторов, как В. Ф. Луговик, С. Ю. Степанов, заключается в том, что опе-ративно-розыскная характеристика преступлений должна содержать в себе устойчивые и повторяющиеся элементы, которые устанавливаются на основе обобщения практики их выявления и раскрытия [12; 14, с. 34].



Таким образом, подводя итог вышесказанному, можно сделать вывод, что опера-тивно-розыскная характеристика мошенничеств с использованием мобильных средств связи – это научно разработанная система обобщенных сведений об основных элементах оперативно-розыскной характеристики данного вида преступлений, наиболее значимыми из которых являются способ совершения преступления и сведения о личности преступника и его социальном положении, о перечне лиц, располагающих оперативно значимой инфор-мацией о противоправных действиях преступников, о личности предполагаемой жертвы преступления, рассматриваемых с позиции решения задач по предупреждению и раскрытию данных преступлений и нейтрализации противодействия криминальной среды на основе наиболее эффективного приложения оперативно-розыскных сил, средств и методов, приме-няемых подразделениями уголовного розыска.

При этом приоритетные элементы структуры ОРХ определяются в зависимости от конкретного вида преступления и не являются общими.

Необходимо отметить, что специфика задач оперативно-розыскной деятельности пре-допределяет наличие особенностей оперативно-розыскной характеристики. Так, отдельные авторы справедливо считают, что не все элементы оперативно-розыскной характеристики преступления в равной степени отражают содержание данного явления и что из них (эле-ментов) можно выделить главные и факультативные [12, с. 16].

В отношении оперативно-розыскной характеристики мошенничества, совершае-мого с использованием мобильных средств связи, необходимо выделить такие главные ее элементы, как способ совершения преступления и характеристика личности преступника.

Относительно наличия оперативно значимых сведений среди элементов оператив-но-розыскной характеристики мошенничеств, совершаемых с использованием мобильных средств связи, способ совершения преступления является одним из наиболее важных и объ-емных. Именно в зависимости от способа совершения «телефонного» мошенничества осу-ществляется планирование работы оперативного подразделения, комплекс необходимых для раскрытия совершенного преступления ОРМ.

С мнением о том, что способ совершения преступления необходимо выделять как основной элемент оперативно-розыскной характеристики, согласны большинство ученых. В частности, Р. С. Белкин в своих работах говорит о том, что способ преступления издавна и вполне обоснованно находится в центре внимания ученых, занимающихся проблемами частной методики раскрытия преступлений [6].

В теории оперативно-розыскной деятельности под способом совершения преступле-ния понимается система действий по подготовке, совершению и сокрытию преступления, определяемых условиями внешней среды и психофизиологическими свойствами личности.

Содержание основных действий, совершаемых преступником при реализации своего противоправного умысла, напрямую зависит от выбранного способа совершения престу-пления. Именно в способе совершения преступления содержится вся оперативно значи-мая информация о действиях, производимых преступником при реализации преступного умысла, а также их последовательности [13, с. 8].

Информация о способе совершения преступления позволяет сотруднику оперативно-го подразделения выбирать наиболее оптимальный вариант мероприятий, необходимых для раскрытия преступления.

Безусловно, при совершении мошенничеств с использованием мобильных средств связи преступники также стараются выстроить свои действия таким образом, чтобы минимизиро-вать возможность проявления следов их преступной деятельности, а также максимально ус-ложнить работу оперативным сотрудникам по их установлению, обнаружению и задержанию.

Развитие техники способствует появлению новых способов мошенничества, соверша-емого с использованием мобильных средств связи, а также модернизации существовавших ранее. В связи с этим информацию о способах совершения мошенничества необходимо со-бирать и систематизировать в ходе оперативно-служебной деятельности.

Изучение уголовных дел * показало, что на сегодняшний день наиболее распростра-ненными являются следующие способы совершения мошенничеств с использованием мо-бильных средств связи:

* Авторами было изучено 167 уголовных дел, возбужденных территориальными органами УМВД России по Хабаровскому краю в 2015–2016 гг. по признакам состава преступления, предусмотренного ст. 159 УК РФ, совер-шенных с использованием мобильных средств сотовой связи.



1) сообщение по мобильному средству связи о якобы совершенном родственником абонента противоправного деяния и необходимости в связи с этим передачи денежных средств (взятки) должностным лицам для решения возникших проблем;

2) предложение о покупке лекарств, медицинских приборов на льготных условиях;3) предложение снятия порчи с потерпевшего;4) предложение получения неустойки за использование неэффективных лекарств,

БАДов;5) предложение приобретения товаров у потерпевшего;6) предложение приобретения автомобильных запчастей;7) предложение трудоустройства;8) сообщение о блокировании банковской карты с указанием номера якобы центра

сервисной поддержки;9) предложение получения выигрыша;10) сообщение о просьбе якобы руководителя государственного органа об оказании

спонсорской помощи.На выбор того или иного способа совершения преступления оказывают влияние

факторы как объективного, так и субъективного характера. Перечень данных факторов не является универсальным и пригодным для всех видов преступлений, так как зависит от различных условий, в которых происходит его подготовка, и характеристики личности преступника, однако можно определить некоторые из них, характерные для группы рас-сматриваемых нами преступлений.

К объективным факторам следует отнести:1) особенности обстановки и места совершения преступления;2) наличие и качество технических средств (орудий) совершения преступления;3) возможность планирования преступного посягательства, осуществления подгото-

вительных действий;4) наличие соучастников;5) личность жертвы мошенничества (социальный статус, осведомленность о способах

мошеннических действий;6) возможность совершения действий по сокрытию преступления;7) территориальные особенности (специфичные региональные проблемы и круг ин-

тересов, имеющихся на той или иной территории).Как мы уже упоминали, выбор способа мошенничества тесно связан с еще одним

из наиболее значимых элементов ОРХ, а именно с личностью преступника, то есть с фак-торами субъективного (индивидуального) характера.

Оперативно-розыскная деятельность как отрасль научных знаний рассматривает лич-ность преступника как объект комплексного изучения ее типичных признаков, пригодных для использования их поисковых качеств в целях выявления и раскрытия преступлений. Личностные поисковые признаки достаточно широко изучаются теорией оперативно-ро-зыскной деятельности при разработке методики и тактики предупреждения и раскрытия многих родовых групп и отдельных видов преступлений [4, с. 64–74; 8, с. 71–80].

Совершенно очевидно, что выявить и своевременно пресечь криминальную деятель-ность лиц, совершающих мошенничества с использованием мобильных средств связи, весьма затруднительно без помощи лиц, оказывающих конфиденциальное содействие правоохра-нительным органам. Формирование и эффективное использование указанного института, как показывают оперативно-розыскная практика и анализ специальной литературы [9], не-возможно без четкого знания личности преступника и ее разнообразной характеристики.

Многие ученые под личностью преступника понимают личность человека, умыш-ленно или по неосторожности совершившего общественно опасное деяние, предусмотрен-ное уголовным законом [7, с. 24].

Как показывают результаты изучения уголовных дел, а также теоретических источ-ников, к типичным признакам, характеризующим личность преступника, совершающего мошенничества с использованием мобильных средств связи, можно отнести следующие:



1. Интеллектуальные способности и особенности (адаптированность и гибкость; уме-ние работать с информацией и быстрое реагирование на меняющуюся информацию; уме-ние планировать, обдумывать все до мелочей; склонность к риску; высокие самоконтроль, самообладание, терпение и др.).

2. Наличие определенных профессиональных знаний в сфере использования и экс-плуатации мобильных средств связи, осуществления банковских платежных операций.

3. Наличие преступного опыта, в том числе в совершении мошенничеств с использо-ванием мобильных средств связи.

4. Организаторские способности.5. Наличие авторитета в преступной среде (преступный статус).6. Возраст.7. Наличие судимости.8. Факт отбывания (отбытия) наказания в местах лишения свободы.Анализ практики показывает, что при неоднократном совершении мошенничеств

одним и тем же способом, при этом оставаясь безнаказанными, преступники не утружда-ют себя изысканием более изощренных способов совершения преступлений. Их действия, как правило, однотипны и позволяют оперативному сотруднику уже на начальном этапе раскрытия преступления выдвигать версии о лицах, совершивших преступление. В дан-ном случае возможно установление серийности в зависимости от способа совершения преступления.

Однако нередки ситуации, когда преступники используют свои профессиональные знания для совершенствования имеющихся способов совершения преступлений. В данном случае действия преступников направлены на модернизацию способов подготовки, совер-шения и сокрытия преступления, проведения аналитической работы по выбору наиболее эффективного способа мошенничества с использованием мобильных средств связи.

Выявление в процессе раскрытия и расследования уголовного дела тех или иных факторов, обусловливающих способ совершения преступления, позволяет оперативному сотруднику спроецировать алгоритм действий преступника и в зависимости от этого орга-низовать работу по сбору доказательственной базы.

Оперативным сотрудникам необходимо учитывать, что способы совершения мошен-ничеств, совершаемых с использованием мобильных средств, не могут являться исчерпыва-ющими, появление новых и исчезновение имеющихся способов закономерны и во многом зависят от изменений в преступном поведении субъектов, связанных с такими факторами, как:

– необходимость противодействия осуществляемой органами внутренних дел про-филактической работе по данному виду преступлений;

– возможность использования новых преступных технологий, связанных с развити-ем научно-технического прогресса;

– изменения социально-экономической и общественно-политической обстановки в стране и в регионе.

Литература1. Абрамов А. М., Климов И. А. К вопросу о содержании оперативно-розыскной характе-

ристики преступлений. М.: ЮИ МВД России, 1994.2. Гордиенко В. В. Правовые организационные и тактические основы раскрытия разбоев

и грабежей личного имущества, совершенных преступными группами: автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 1983.

3. Гребельский Д. В. О состоянии криминалистических и оперативно-розыскных ха-рактеристик преступлений // Криминалистическая характеристика преступлений. М., 1984.

4. Какурин Г. А. Теоретические и практические основы поисковой деятельности в процессе раскрытия и расследования преступлений: дис. … д-ра юрид. наук. Екатеринбург, 2001.

5. Климов И. А., Синилов Г. К. Актуальные проблемы развития теории и совершенствования практики ОРД в условиях современного российского общества // Теоретические и практи-ческие проблемы оперативно-розыскной деятельности. Калининград: Калининградский юрид. ин-т МВД России, 1999.

6. Криминалистика: учебник / Т. В. Аверьянова [и др.]; под ред. Р. С. Белкина. М.: Норма, 2004.7. Криминология / под ред. Н. Ф. Кузнецовой, В. Е. Эминова. М.: Юристъ, 1995.




8. Кувалдин В. П., Кухта А. А. Документирование противоправной деятельности лидера – организатора организованной преступной среды. М.: МосУ МВД РФ, 2004.

9. Кувалдин В. П. Лица, изучаемые в оперативно-розыскной деятельности // Поиск: сб. ст. 2006. Вып. 7.

10. Ларичев В. Д. Оперативно-розыскная характеристика экономических преступлений: понятие и содержание // Оперативник (Сыщик). 2009. № 1 (18).

11. Ларичев В. Д. Роль и значение оперативно-розыскной характеристики экономических преступлений в оперативно-розыскной деятельности // Оперативно-розыскная харак-теристика преступлений: понятие, сущность и содержание: мат-лы «круглого стола». Москва, 30 октября 2008 г. М.: ВНИИ МВД России, 2009.

12. Луговик В. Ф. Проблемы формирования учения об оперативно-розыскной характери-стике преступлений // Оперативник (Сыщик). 2006. № 4 (9).

13. Миловидова М. К. Криминалистический учет по способу выполнения преступных дей-ствий и его использование в практической борьбе с преступлениями: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. Н. Новгород, 1994.

14. Степанов С. Ю. Организация и тактика оперативно-розыскной деятельности аппара-тов уголовного розыска по предупреждению и раскрытию преступлений, совершае-мых с применением взрывных устройств: дис. … канд. юрид. наук. М.: Академия МВД России, 1998.


УДК 347.215

ВОЛЕИЗЪЯВЛЕНИЕ ЛИЦА О ДОСТОЙНОМ ОТНОШЕНИИ К ЕГО ТЕЛУ ПОСЛЕ СМЕРТИ: ПРОБЛЕМЫ ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ПОСМЕРТНОГО ДОНОРСТВАЛидия Ивановна Кулицкая, доцент кафедры Владивостокского филиала Дальневосточного юридического института МВД России кандидат юридических наук


Проблемы правового регулирования посмертного донорства тесно связаны с вопросами «волеизъявления лица о достойном отношении к его телу после смерти». Анализируя указанное понятие и понятие «инфор-мированное добровольное согласие» на медицинское вмешательство, автор приходит к выводу о том, что волеизъявление лица на посмертное донорство должно быть выражено в завещании.

Ключевые слова: испрошенное согласие; волеизъявление; посмертное донорство; трансплантация; инфор-мированное добровольное согласие; достойное отношение к телу после смерти.

THE WILL OF THE PERSON ABOUT THE WORTHY RELATION TO HIS BODY AFTER DEATH: PROBLEMS OF LEGAL REGULATION OF POSTHUMOUS DONATIONLidia Ivanovna Kulitskaya, chair associate professor of the Vladivostok Branch of the Far Eastern Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russia kandidat nauk, degree in Law

Problems of legal regulation of post-mortem organ donation is closely linked to issues of expression of the face of the worthy relation to his body after death. Analyzing the concept of «the will of the person about the worthy relation to his body after death», and «informed consent» to medical intervention, the author comes to the conclusion that «the will of the person about the worthy relation to his body after death should» be expressed in the will.

Keywords: the requested consent; the will; posthumous donation; transplantation; informed consent; a decent at-titude to the body after death.

Достойное отношение к телу человека после смерти тесно связано с вопросами по-смертного донорства и, согласно закону [2], должно осуществляться в полном соответствии с волеизъявлением человека. Решение этого вопроса затруднено тем, что гражданско-право-вые средства регулирования отношений, связанных с волеизъявлением лица о достойном отношении к его телу после смерти, в полной мере не изучены. Среди ученых и практиков отсутствует единство в научно-теоретическом осмыслении вышеобозначенного понятия. Проблемы правового регулирования посмертного донорства в разное время рассматривались в научных трудах А. В. Баркова [7; 8], К. В. Гребенниковой [11], Д. С. Донцова [12], В. Б. Евдокимова, Т. А. Тихватуллина [13; 14], Г. Б. Романовского, Н. Н. Тарусиной, А. А. Мохова и др. [9], однако, дефиниция «волеизъявление лица о достойном отношении к его телу после смерти» затра-гивалось не всеми учеными. Отсутствие должного нормативного регулирования является одной из проблем, сдерживающих развитие трансплантологии.




Определение данного понятия содержится в Федеральном законе от 12 января 1996 г. № 8-ФЗ «О погребении и похоронном деле». Согласно данному закону, волеизъявление лица о достойном отношении к его телу после смерти это пожелание, которое должно быть вы-ражено в устной форме в присутствии свидетелей или в письменной форме и в котором мо-гут содержаться сведения о согласии или несогласии лица на посмертное донорство. Кроме того, в волеизъявлении может содержаться пожелание лица доверить исполнение своего волеизъявления конкретному лицу или лицам.

При отсутствии волеизъявления умершего право на выражение волеизъявления пере-ходит к его супругу или иным близким родственникам, а при отсутствии родственников – к лицам, взявшим на себя обязанность погребения умершего.

Таким образом, Закон о погребении определяет «презумпцию несогласия» умершего на посмертное донорство при отсутствии явно выраженного при жизни волеизъявления, при отсутствии волеизъявления умершего таким правом наделяются его родственники.

В противоречии с указанной нормой находится Закон РФ от 22 декабря 1992 г. № 4180–1 «О трансплантации органов и (или) тканей человека» [3], в ст. 8 которого установлена «презумп-ция согласия» на изъятие органов и (или) тканей у трупа, если отсутствует прижизненное волеизъявление на несогласие на посмертное донорство.

Федеральный закон от 21 ноября 2011 г. № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» [1] также говорит о возможности изъятия органов и тканей для трансплантации (пересадки) у живого донора и у трупа. Согласно названно-му закону, изъятие органов у живого донора разрешается при наличии его информирован-ного добровольного согласия, которое является общей формой согласия на медицинское вмешательство или отказ от него. Законом предусмотрена простая письменная форма такого согласия, при этом обязательно наличие подписи гражданина и медицинского работника, а если лицо является несовершеннолетним или недееспособным, согласие подписывается одним из родителей или законным представителем и приобщается к ме-дицинской карте пациента.

Информированное добровольное согласие применяется и при изъятии органов и тка-ней для трансплантации у трупа. В случае, если на момент изъятия органов медицинская организация в установленном законодательством Российской Федерации порядке постав-лена в известность о том, что при жизни лицо не выразило свое несогласие на посмертное донорство, то изъятие у него органов и тканей допускается.

Указанные законодательные акты, кроме существующих между ними противоре-чий, предусматривающих две противоположные юридические модели забора органов при отсутствии волеизъявления умершего («испрошенное согласие» и «неиспрошенное согла-сие»), имеют и различные терминологические подходы относительно формы выражения воли гражданина («волеизъявление» и «информированное добровольное согласие»). Такая законодательная неопределенность фактически создает препятствия для реализации граж-данами права на выражение воли, касающейся возможности посмертного донорства, на ее фиксацию и доведение до уполномоченных лиц.

Информированное добровольное согласие на изъятие органов и тканей у трупа это одна из форм выражения волеизъявления, которая определена в ст. 47 Федерального закона от 21 ноября 2011 г. № 323-ФЗ. В соответствии с положениями Закона такое согласие вправе выразить совершеннолетний дееспособный гражданин, форма выражения волеизъявления может быть устной в присутствии свидетелей либо письменной, заверенной нотариусом или руководителем медицинской организации.

Порядок дачи информированного добровольного согласия утвержден приказами Минздрава России [4; 5], а форма отказа от медицинского вмешательства утверждена упол-номоченным федеральным органом исполнительной власти [6]. Согласно указанным до-кументам, разработаны соответствующие бланки согласия на медицинское вмешательство и отказа от проведения медицинского вмешательства. Бланк заполняется пациентом или его законным представителем, указывается число, месяц, год, ставится подпись. Бланк ви-зируется врачом, получающим добровольное информированное согласие на отказ от ме-дицинского вмешательства, и вклеивается в медицинскую карту стационарного больного или другую медицинскую документацию.

С 14 августа 2016 г. действует приказ Минздрава России от 8 июня 2016 г. № 355н «Об утверждении порядка учета донорских органов и тканей человека, доноров органов и тканей, пациентов (реципиентов), форм медицинской документации и формы стати-

Кулицкая Л. И. Волеизъявление лица о достойном отношении к его телу после смерти: проблемы правового регулирования посмертного донорства


стической отчетности в целях осуществления учета донорских органов и тканей челове-ка, доноров органов и тканей, пациентов (реципиентов) и порядка их заполнения» (вместе с «Порядком заполнения учетной формы № 039/у «Медицинская карта донора органов (тканей)», «Порядком заполнения учетной формы № 039–1/у «Медицинская карта пациента (реципиента)», «Порядком заполнения учетной формы № 008–1/у «Журнал учета изъятий органов (тканей) у доноров в медицинских организациях», «Порядком заполнения учет-ной формы № 008–2/у «Журнал учета трансплантаций органов (тканей) в медицинских организациях», «Порядком заполнения формы статистической отчетности № 63 «Сведения о донорстве органов и тканей и трансплантации в медицинских организациях»), который разрешил проблему учета донорских органов и тканей человека, доноров органов и тканей пациентов (реципиентов).

Таким образом, правовые вопросы выражения волеизъявления гражданина, нахо-дящегося или находившегося в момент определения возможности посмертного донорства в медицинском учреждении, путем информированного добровольного согласия на сегод-няшний день частично разрешены.

Попытаемся определить, что представляет собой с точки зрения права «информи-рованное добровольное согласие»? Считаем, что это договор, двусторонняя сделка, заклю-ченная между гражданином-пациентом, с одной стороны, и медицинским учреждением – с другой, поскольку установленная приказами Министерства здравоохранения Российской Федерации форма информированного добровольного согласия предусматривает наличие подписей гражданина и медицинского работника.

Любая сделка признается действительной при соблюдении четырех условий ее действительности:

1. Субъекты сделки должны обладать право- и дееспособностью.2. Воля участников сделки на ее совершение должна соответствовать волеизъявлению.3. Форма сделки должна соответствовать закону.4. Содержание сделки должно соответствовать закону.Информированное добровольное согласие заключается в письменной форме. Особый

интерес представляет соответствие «информированного добровольного согласия» второму и четвертому условиям действительности сделки. Относительно второго условия отметим, что для действительности сделки небезразлично, как сформировалась воля лица на заклю-чение сделки. «Необходимым условием является отсутствие каких-либо факторов, которые могли бы исказить представления лица о существе сделки или ее отдельных элементах…» [10, с. 99], одним из которых можно считать болезненное состояние лица. В этом смысле су-щественное значение имеет процесс формирования воли пациента на возможность под-писания информированного согласия на медицинское вмешательство (волеобразование). Необходимо знать, нет ли порока воли в волеобразующих элементах, т. е. не находился ли человек в момент совершения сделки в таком состоянии, когда не мог понимать значения своих действий и руководить ими, необходимо также знать, как шел процесс внутреннего волеобразования, что послужило мотивом для формирования воли. Когда «информирован-ное добровольное согласие» составляется в медицинском учреждении, куда человек попа-дает в болезненном состоянии, и помимо вопросов о возможном медицинском вмешатель-стве ему еще задаются вопросы о возможности посмертного донорства, трудно определить, какие процессы на данный момент могут происходить в мозгу этого пациента, ему очень сложно правильно сформировать свою волю. Поэтому использовать модель «информирован-ного добровольного согласия» для решения вопроса о возможности посмертного донорства представляется нецелесообразным, поскольку субъективная сторона сделки может иметь порок воли, что повлечет признание сделки недействительной.

Четвертое обозначенное нами условие действительности сделки – это соответствие ее содержания закону. Закон РФ «О трансплантации органов и (или) тканей человека» устанавливает, что органы и (или) ткани человека не могут быть предметом купли-прода-жи. Он содержит перечень объектов трансплантации, но правовой режим обращения их в гражданском обороте в настоящее время не урегулирован. Являются ли органы и (или) ткани умершего человека оборотоспособными объектами гражданских прав или объек-тами, ограниченными в обороте? На этот счет существуют различные мнения ученых [16]. Еще Д. И. Мейер, отмечая, что только те предметы могут быть предметами юридических сделок, которые состоят в гражданском обороте, а предметы, не подлежащие воле и дей-ствиям человека, не могут быть предметами его сделок, например, воздух, звёзды и т. п.



[18, с. 182]. Может ли предметом сделок быть тело человека либо часть тела, или орган при жизни человека либо после его смерти? Гражданский кодекс пока ответа на такие вопро-сы не дает.

Таким образом, испрошенное добровольное согласие как форма выражения воле-изъявления лица на отказ от посмертного донорства в настоящее время имеет некоторую несогласованность с другими нормами права.

Второй способ выражения волеизъявления на посмертное донорство содержится в Законе о погребении [2]. Не каждый человек перед смертью находится в медицинском учреждении, и не у каждого спрашивают о возможности пересадки его органов и (или) тканей реципиенту. Как в этом случае обеспечить право человека на достойное отношение к его телу после смерти? Закон говорит, что необходимо явно выраженное волеизъявление.

Четко разработанный механизм оформления прижизненного отказа от посмертного донорства в виде волеизъявления в настоящее время отсутствует. Общественностью и учё-ными предлагается закрепление волеизъявления в документах: паспорте, водительском удостоверении, предлагается вносить сведения о наличии волеизъявления в специальный реестр доноров и т. д.

В некоторых странах, например в Корее, Австралии, Японии, Румынии, Новой Зеландии, Великобритании, Канаде, согласие на посмертное донорство может фиксироваться в удо-стоверении личности, в водительском удостоверении, в медицинской карте или в реестре доноров (в зависимости от национального закона) [14]. Как справедливо считают против-ники такого оформления волеизъявления, «не совсем справедливо ставить в зависимость волеизъявление гражданина на отказ от посмертного изъятия органов и тканей от наличия у него какого-либо документа» [13]. Документ может быть утрачен, еще не получен или мо-жет иметь истекший срок действия.

В. Б. Евдокимов и Т. А. Тухватуллин предлагают введение Единого государственного реестра волеизъявлений граждан РФ, в котором на основе принципа полной конфиден-циальности фиксировалась бы информация об отношении лица к возможности изъятия у него органов и тканей после смерти. Кроме того, предлагается закрепить право менять свое волеизъявление. В то же время авторами высказывается беспокойство относительно возможности врачей влиять на судьбу пациента, если им станет известно о его согласии на трансплантацию органов [13]. Противники реестра опасаются, что согласившихся на по-смертное донорство начнут похищать и подстраивать несчастные случаи.

В США реестр содержит только данные тех, кто согласен на трансплантацию, и до-кумент этот доступен полиции, «скорой медицинской помощи», пожарной службе. Кроме того, человек может сделать отметку на водительских правах, если согласен на использова-ние органов после смерти. И это не рассматривается как фактор угрозы жизни и здоровью *.

Большинство граждан в нашей стране не только не знают порядка оформления та-кого волеизъявления, но и не подозревают о самом существовании презумпции неиспро-шенного согласия.

По нашему мнению, выразить свое отношение к вопросам посмертного донорства гражданин может в завещании. С точки зрения гражданского права в контексте анализи-руемых норм волеизъявление лица о достойном отношении к его телу после смерти – это односторонняя сделка, которая представляет собой правомерное действие, направленное на установление, изменение и прекращение гражданских прав и обязанностей. Закон уста-новил форму волеизъявления: устная в присутствии свидетелей либо письменная. От каких обстоятельств зависит эта форма сделки, неизвестно, можно предположить, что от усмотре-ния гражданина. Содержание сделки включает в себя пожелание лица о согласии или не-согласии на изъятие органов и (или) тканей из его тела.

В цивилистике волеизъявление – это форма выражения внутренней воли человека, направленная на заключение сделки. Это общее понятие, которое определяет способ вы-ражения воли лица на заключение сделки конкретного вида. Волеизъявление может быть выражено посредством заключения договоров (купли-продажи, мены, дарения, хранения и т. д.) или любой односторонней сделки (завещание, доверенность). К какому виду сделки относится волеизъявление лица о достойном отношении к его телу после смерти, закон не регламентирует. Считаем это недоработкой законодателя. Поскольку содержание во-леизъявления лица о достойном отношении к его телу после смерти определяется выра-

* URL: http://uzrf.ru/publications/publicistika/zaveshanie-organov/ (дата обращения: 20.07.2016).



жением воли лица на случай смерти, то, считаем, что такое волеизъявление должно быть оформлено в завещании.

А. В. Барков средством правового регулирования ритуальных услуг предлагает при-знать завещательное распоряжение [8]. Уважая и развивая позицию автора и основываясь на положениях Гражданского кодекса Российской Федерации, следует отметить, что, соглас-но закону, в завещании завещатель может возложить на одного или нескольких наследников по закону или по завещанию обязанность совершить какое-либо действие имущественного или неимущественного характера, направленное на осуществление общеполезной цели (завещательное возложение). Перечень действий неимущественного характера, которые обязанные лица должны совершить в общеполезных целях в соответствии завещательным возложением, детально не урегулирован нормами Гражданского кодекса. Думаем, что завещательное возложение может содержать обязанность наследников заморозить тело умершего в целях последующего оживления его в будущем (криосохранение), определить место и порядок захоронения, а также предусмотреть другие вопросы неимущественного характера, в том числе вопросы использования органов и (или) тканей умершего для транс-плантации. Так, Закон о погребении содержит понятие «волеизъявление», которое может быть выражено в устной форме в присутствии свидетелей или в письменной форме; Закон РФ об основах охраны здоровья предусматривает, что использование тела, органов и тканей умершего человека в учебных, научных или медицинских целях возможно лишь при на-личии прижизненного волеизъявления лица, выраженного им в письменной нотариально удостоверенной форме.

Считаем возможным закрепить выражение воли лица на использование его тела, ор-ганов и тканей после смерти в завещательном возложении, а не посредством письменного волеизъявления, пусть и удостоверенного нотариально. Данное нормативное закрепление внесет ясность в правовое регулирование фиксации воли лица, поскольку исполнение обя-занности неимущественного характера возлагается законом на обязанного наследника или исполнителя завещания, которые должны добровольно и добросовестно осуществлять предписанные им действия. А кто и в каком порядке обязан поставить в известность меди-цинское учреждение о наличии волеизъявления лица о достойном отношении к его телу после смерти, даже если таковое было оформлено нотариально? Как врачи узнают о факте составления такого документа? Ведь по закону, именно медицинское учреждение, в кото-ром находится пациент, должно быть проинформировано о его наличии.

Завещание – это односторонняя сделка, которая после открытия наследства создает права и обязанности, следовательно, на него распространяются нормы права о признании сделки недействительной. Одним из условий действительности сделки является соответствие закону субъективной стороны сделки. Для признания сделки действительной необходимо, чтобы внутренняя воля лица на совершение сделки была доведена до сведения других лиц. Способы выражения воли принято считать волеизъявлением. Поэтому отсутствие способа выражения воли лица на посмертное изъятие органов и (или) тканей (отсутствие волеизъ-явления), а именно отсутствие конкретного вида сделки, ни в коей мере не может служить основанием для пересадки органов.

Следовательно, презумпция неиспрошенного согласия на посмертное донорство, действующая в России, не может считаться волеизъявлением лица или его согласием на по-смертную трансплантацию органов и (или) тканей.

Презумпция согласия действует не только в России, но и в Австрии, Беларуси, Бельгии, Великобритании, Венгрии, Испании, Казахстане, Чехии и в ряде других стран. В США, Германии, Норвегии, Греции, Голландии, Украине, Италии, Испании, Канаде, во Франции действует презумпция несогласия.

При наличии презумпции неиспрошенного согласия существуют проблемы не только правового, но и этического характера. Л. Б. Ляуш, отмечая этическую сторону такой формы выражения волеизъявления, как «карта донора (недонора)», приводит оригинальный взгляд митрополита Антония Сурожского. На вопрос протоиерея Сергия Гаккеля «Стоило бы ис-прашивать разрешения умирающего на пересадку его органов другому человеку? Может быть, он был бы рад дать согласие, потому что это как раз дар – дар своего сердца, дар своей жизни?» митрополит Антоний Сурожский ответил, что тут могут быть две ситуации. Одна – когда человек принимает решение, пока он здоров, и его не пугает собственная смерть, он может принять решение о готовности отдать органы своего тела другому человеку, оформив это в карте донора. И другая ситуация – когда человек идет к концу своей жизни и его воля



в карте донора не зафиксирована. Возникает «громадная проблема: можно ли у человека, не подготовленного духовно и нравственно, спросить: «Вот, сейчас Вы умрете, – можно ли из Вас извлечь ваши сердце или тот или иной орган?» [17]. И здесь можно согласиться с мне-нием митрополита о том, что необходимо заранее принимать меры к распространению карт донора.

Е. Л. Коноплева, В. М. Остапенко, рассматривая существующую в России модель не-испрошенного согласия на посмертное донорство, говорят о том, что Русская Православная Церковь настаивает на введении модели испрошенного согласия [15]. Об этом же пишут С. С. Тихонова и М. Д. Прилуков: «… Православная Церковь чтит тело, оставленное душой, как мощи, запрещая тревожить прах усопших и признавая блудом самовольные действия по утилизации заключенных в мертвом теле ближнего ценностей, хотя бы и для продле-ния чужих жизней – во исполнение принципа пользы». Именно поэтому изъятие органов из мертвого тела должно осуществляться исключительно с разрешения самого человека, пока он жив [19].

Соглашаясь с мнением ученых и религиозных представителей, считаем, что в России должна быть закреплена «презумпция несогласия» или «презумпция испрошенного согла-сия», которая потребует от каждого человека ясного ответа на вопрос, согласен ли он на по-смертное донорство.

Таким образом, возможность посмертного донорства должна быть поставлена в зави-симость от наличия волеизъявления лица, четко выраженного в завещании, которое состав-ляется осознанно, является односторонней сделкой и может включать в себя распоряжения завещателя, направленные на достижение такой общеполезной цели, как сохранение жиз-ни и здоровья других людей. Решение этой важнейшей социальной задачи, направленной на обеспечение доступности трансплантации органов нуждающимся пациентам, возможно при синергизме сообществ юристов, врачей, ученых, представителей религиозных конфес-сий и широкого круга общественности.

Литература1. Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации: федеральный закон

от 21 ноября 2011 г. № 323-ФЗ (ред. от 03.07.2016) // Собрание законодательства РФ. 2011. № 48. Ст. 6724.

2. О погребении и похоронном деле: федеральный закон от 12 января 1996 г. № 8-ФЗ (ред. от 03.07.2016) // Собрание законодательства РФ. 1996. № 3. Ст. 146.

3. О трансплантации органов и (или) тканей человека: закон РФ от 22 декабря 1992 г. № 4180–1 (ред. от 23.05.2016) // Ведомости СНД и ВС РФ. 1993. № 2. Ст. 62.

4. Об утверждении порядка дачи информированного добровольного согласия на меди-цинское вмешательство и отказа от медицинского вмешательства в отношении опреде-ленных видов медицинских вмешательств, форм информированного добровольного согласия на медицинское вмешательство и форм отказа от медицинского вмешатель-ства: приказ Минздрава России от 20 декабря 2012 № 1177н (ред. от 10.08.2015). Доступ из СПС «Гарант».

5. Об утверждении порядка учета донорских органов и тканей человека, доноров орга-нов и тканей, пациентов (реципиентов), форм медицинской документации и формы статистической отчетности в целях осуществления учета донорских органов и тканей человека, доноров органов и тканей, пациентов (реципиентов) и порядка их заполне-ния: приказ Минздрава России от 8 июня 2016 г. № 355н. Доступ из СПС «Гарант».

6. О добровольном информированном согласии на медицинское вмешательство (вместе с «Инструкцией по заполнению бланков добровольного информированного согласия»): приказ ФМБА РФ от 30 марта 2007 г. № 88. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

7. Барков А. В., Грачев Р. Ю. Завещательное возложение в механизме гражданско-право-вого регулирования ритуальных услуг // Наследственное право. 2011. № 4.

8. Барков А. В., Грачёв Р. Ю. Рынок ритуальных услуг: проблемы гражданско-правового регулирования: монография. М., 2013.

9. Биомедицинское право в России и за рубежом: монография / Г. Б. Романовский [и др.]. М.: Проспект, 2015.



10. Гражданское право: учебник / Н. Д. Эриашвили [и др.]; под ред. М. М. Рассолова, О. Ю. Ильиной, А. Н. Кузбагарова. 4-е изд., перераб. и доп. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2014.

11. Гребенникова К. В. Международные стандарты и критерии допустимости донорства и трансплантации. URL: http://www.gramota.net/materials/3/2012/12–1/16.html (дата об-ращения: 13.09.2016).

12. Донцов Д. С. Тело живого человека как нематериальное благо и гражданско-правовая защита его неприкосновенности // Медицинское право. 2011. № 2.

13. Евдокимов В. Б., Тухватуллин Т. А. Право гражданина РФ на отказ от посмертного изъ-ятия органов для трансплантации: правовые проблемы реализации // Актуальные проблемы российского права. 2015. № 1.

14. Евдокимов В. Б., Тухватуллин Т. А. Проблемы реализации конституционного права человека на отказ от трансплантации его органов и тканей: конституционно-правовое исследование // Конституционное и муниципальное право. 2014. № 1.

15. Коноплева Е. Л., Остапенко В. М. К вопросу о проекте Федерального закона «О донорстве органов, частей органов человека и их трансплантации (пересадке)» // Медицинское право. 2015. № 3.

16. Кулицкая Л. И. Правовой режим органов, тканей, клеток и тела человека после смерти лица, не оставившего завещания // Власть закона. 2016. № 2 (26).

17. Ляуш Л. Б. Медицинские и биоэтические вопросы организации трансплантологиче-ской помощи в России // Вестник Чувашского университета. 2014. № 2.

18. Мейер Д. И. Русское гражданское право: в 2-х ч. Ч. 1. (По испр. и доп. 8-му изд., 1902. Сер. «Классика российской цивилистики»). М.: Статут, 1997.

19. Тихонова С. С., Прилуков М. Д. Презумпция согласия лица на посмертное донор-ство как юридико-техническое средство обеспечения «социализации» тел умерших // Юридическая техника. 2010. № 4.



УДК 347.736

АГЕНТСТВО ПО СТРАХОВАНИЮ ТУРОВ КАК ЭЛЕМЕНТ КОМПЛЕКСНОГО ПРАВОВОГО РЕЖИМА ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ БАНКРОТСТВА ТУРОПЕРАТОРА – ИСПОЛНИТЕЛЯ ГОСУДАРСТВЕННОГО И МУНИЦИПАЛЬНОГО КОНТРАКТААнатолий Владимирович Гурьев, аспирант Волгоградского филиала Российской академии народного хо-зяйства и государственной службы при Президенте РФ


В статье автором раскрывается проблематика правового регулирования общественных отношений в сфере туризма. В частности, дается краткая характеристика последних изменений отраслевого законодательства в обозначенной сфере. Анализируются недостатки действующего правового регулирования в части преду-преждения банкротства туроператоров в целях надлежащего исполнения обязательств туроператора в рамках государственного и муниципального контракта. Автором предлагается на законодательном уровне создать Агентство по страхованию туров в целях общественного контроля за финансово-хозяйственной деятельно-стью туроператора.

Ключевые слова: предупреждение банкротства; туроператор; государственный и муниципальный контракт; показатель финансовой состоятельности туроператора; агентство по страхованию туров.

TOUR INSURANCE AGENCY AS A COMPLEX LEGAL REGIME ELEMENT FOR PREVENTING THE BANKRUPTCY OF TOUR OPERATOR-EXECUTANT OF STATE AND MUNICIPAL CONTRACTAnatoliy Vladimirovich Guryev, post graduate of the Volgograd branch of Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration

In the article the author reveals the problems of legal regulation of social relations in the sphere of tourism. In particu-lar, given a brief description of recent changes to sectoral legislation in the designated area. Analyzes the shortcomings of the existing legal regulation in terms of the prevention of bankruptcy of tour operators with a view to the proper performance of the tour operator obligations under state and municipal contracts. The author proposes at the legis-lative level to establish Tour insurance agency for public control of the tour operator financial and economic activity.

Keywords: bankruptcy prevention; tour operators; state and municipal contracts; the rate of the financial viability of the tour operator; tour insurance agency.

Конституция Российской Федерации в ст. 8 закрепляет единство экономического пространства, свободу перемещения товаров, услуг и финансовых средств, поддержку кон-куренции и свободу экономической деятельности [1].

Государственная политика в сфере туризма является одним из приоритетных направ-лений развития российской экономики, которая реализует конституционное право гражда-нина на отдых. Однако из-за происшедших в последние годы приостановок предпринима-тельской деятельности и последующих объявлений о своей финансовой несостоятельности ряда туроператоров («Асент Трэвел», «Эль Вояж», «Синяя птица», «Компания Голд Лайн» и др.) тысячи туристов лишились уже оплаченного отдыха. В отношении отдельных туроперато-ров («Эль Вояж», «Ланта-Тур» и др.) возбуждены дела о банкротстве. Деятельность указанных финансово несостоятельных туристских организаций, как правило, была ориентирована на выездной туризм. Среди причин, оказавших влияние на несостоятельность туропера-торов, можно выделить падение спроса на турпродукты на фоне общей экономической ситуации в стране, демпинг на туристском рынке, непредвиденный рост курсов основных иностранных валют и другое *. Недопустимость нарушения прав и законных интересов лиц, пользующихся туристскими услугами, с учетом социального характера последних, являет-ся важным фактором, влияющим на выработку государством эффективных правовых мер

* URL: http://world-s.ru/newsturizma/1871-bankrotstvo-tuorperatorov-2015 (дата обращения: 13.07.2016).

Гурьев А. В. Агентство по страхованию туров как элемент комплексного правового режима предупреждения банкротства туроператора – исполнителя государственного и муниципального контракта


предотвращения негативных последствий возможного ненадлежащего исполнения обяза-тельств лицами, осуществляющими предпринимательскую деятельность в сфере туризма.

Вследствие событий, происшедших в 2015 г. и повлекших за собой запрет чартерных полетов в Арабскую Республику Египет (далее – Египет) и Турецкую Республику (далее – Турция), повышается вероятность утраты туристскими организациями своей платежеспо-собности. Данное обстоятельство подтверждается официальными статистическими дан-ными. За первые 9 месяцев с 2013 по 2015 г. Египет посетили 1 429 629, 1 892 211 и 1 567 689 чел. соответственно, Турцию – 2 767 649, 3 056 149 и 2 429 242 чел. соответственно *. Статистика за 2016 г. в настоящее время отсутствует. Представленные направления являлись наиболее популярными по выезду россиян за рубеж. Фактически, наблюдается снижение спроса граждан на туристические поездки в обозначенные государства.

Таким образом, в результате массового объявления туроператорами о невозможности исполнять свои обязательства публичного и частного характера актуальным стал вопрос применения восстановительных процедур, влияющих на стабильную платежеспособность туроператоров. Данное обстоятельство послужило основанием для ужесточения государ-ственной политики в сфере туризма, что отразилось во внесенных изменениях в отраслевое законодательство. В частности, с 1 января 2017 г. вступают в силу большинство положений Федерального закона от 2 марта 2016 г. № 49-ФЗ «О внесении изменений в отдельные зако-нодательные акты Российской Федерации в целях совершенствования законодательства, регулирующего туристскую деятельность» [3]. В соответствии с указанным законом усили-вается ответственность туроператора, а также ужесточаются требования к его должностным лицам. Однако указанные изменения направлены в основном на обеспечение прав и за-конных интересов туристов – потребителей туристского продукта и, в меньшей степени, отражают интересы иных субъектов гражданских правоотношений, взаимодействующих с туроператорами (например, запрет туроператорам при наличии определенных условий заключать хозяйственные договоры). Подробный анализ принятых законодательных изме-нений проведен Д. В. Дурново [11, с. 12–20].

При этом следует обратить внимание на то обстоятельство, что предпринятые в по-следние годы попытки государства минимизировать негативные последствия финансовой несостоятельности туроператоров принимают характер ужесточения требований и уси-ления ответственности, в то время как государство должно быть не только репрессивным карателем за предпринимательские риски туроператоров, но и партнером, оказывающим содействие в стабилизации финансово-хозяйственной деятельности, при этом не нарушая автономии хозяйствующего субъекта.

Данное утверждение становится наиболее актуальным в случае, если туроператор – исполнитель государственного или муниципального контракта, содержанием которого является оказание туристских услуг для государственных и муниципальных нужд.

В настоящее время приведенные общественные отношения регулируются положе-ниями Федерального закона от 5 апреля 2013 г. № 44-ФЗ «О контрактной системе в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд» [5] (далее – Закон № 44-ФЗ).

В частности, статья 31 указанного закона устанавливает общие требования к потенци-альным исполнителям. Среди таких требований выделяется «непроведение ликвидации участника закупки – юридического лица и отсутствие решения арбитражного суда о при-знании участника закупки – юридического лица или индивидуального предпринимателя несостоятельным (банкротом) и об открытии конкурсного производства». Возникают во-просы: относится ли это требование к лицу, с которым уже заключен государственный или муниципальный контракт? Является ли открытие конкурсного производства в отношении исполнителя основанием для расторжения контракта?

Исходя из системного анализа норм Закона № 44-ФЗ, на поставленные вопросы можно дать положительный ответ. Ведь закупка начинается с действий заказчика по определению исполнителя и заканчивается исполнением контракта. Однако расторжение заказчиком контракта вряд ли способствует восстановлению нарушенных прав заказчика. При этом следует учесть, что, исходя из существа туроператорской деятельности, заказчику сначала необходимо внести предоплату в пользу исполнителя. В то же время Закон № 44-ФЗ не за-

* URL: http://www.russiatourism.ru/contents/statistika/ (дата обращения: 13.07.2016).



прещает заказчику производить авансовые платежи. Соответственно, после признания туроператора-исполнителя банкротом и открытия в отношении него конкурсного произ-водства, заказчик фактически лишается возможности реального взыскания оплаченных денежных средств.

Таким образом, государство и муниципальное образование в лице заказчика заинте-ресованы в стабильном финансовом состоянии туроператора, а также в досудебном восста-новлении платежеспособности последнего.

Закон № 44-ФЗ в п. 2 ст. 31 предоставляет право Правительству РФ установить допол-нительные требования к исполнителю отдельных видов работ и услуг. Правительство РФ воспользовалось указанным правом и приняло Постановление от 4 февраля 2015 г. № 99 [8]. Однако в указанном постановлении отсутствуют требования к туристским организа-циям, оказывающим услуги по государственному и муниципальному контракту. Данное обстоятельство, по мнению автора, является пробелом действующего правового регулиро-вания. Необходимо установить специальные требования к наличию финансовых ресурсов для исполнения контракта. В частности, могут быть установлены требования к показателю финансовой состоятельности туроператора [10, с. 31–35]. Это обусловливается тем, что тури-стские организации, осуществляя свою деятельность, реализуют конституционное право граждан на отдых [9, с. 53–62].

Ввиду того, что при проведении государственных или муниципальных закупок ис-пользуются средства соответствующего бюджета, неисполнение обязательств со стороны туроператора влечет за собой нарушение прав и законных интересов не только государства, но и общества в целом. Соответственно, необходимо регулирование деятельности туропе-ратора не только со стороны государства, но и со стороны общества.

Автор полагает, что для наиболее тщательного целевого общественного контроля деятельности туроператора, а также в целях исполнения обязательств туроператора по воз-врату денежных средств за испорченный отдых необходимо на базе Ростуризма образовать Агентство по страхованию туров (далее – АСТ).

В связи с этим автор предлагает разработать и принять Федеральный закон «О стра-ховании туров в Российской Федерации», который включал бы положения, регулирующие создание и деятельность АСТ. В общих чертах это могут быть следующие положения.

АСТ является некоммерческой организацией и создается в организационно-право-вой форме публично-правовой компании. Речь идет о юридическом лице, осуществляю-щем публично-правовые функции, создаваемом на основании отдельных федеральных законов, административных актов и имеющем особый правовой статус [13]. Основная цель деятельности АСТ – защита прав и законных интересов потребителей туристского продукта и стимулирование развития рынка туризма путем укрепления доверия к туристским орга-низациям со стороны населения.

Законодательное закрепление публично-правовой компании как одной из организа-ционно-правовых форм юридических лиц основано на Федеральном законе от 5 мая 2014 г. № 99-ФЗ «О внесении изменений в главу 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации и о признании утратившими силу отдельных положений законодательных ак-тов Российской Федерации» [2]. Предполагалось, что публично-правовая компания долж-на представлять собой организационно-правовую форму некоммерческих юридических лиц с исключительно государственным участием. Тем самым она должна была заменить действующие государственные корпорации и государственные компании. Как указано в пояснительной записке к проекту Федерального закона «О публично-правовых компа-ниях в Российской Федерации и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации», проблемы организации деятельности государственных корпора-ций и государственных компаний «свидетельствуют о необходимости создания унифици-рованных правил деятельности государственных корпораций (государственных компаний), определяющих общие подходы и требования к созданию, регистрации, организации дея-тельности, реорганизации и ликвидации государственных корпораций (государственных компаний) *.

* URL: http://asozd.duma.gov.ru/main.nsf/(Spravka)? OpenAgent&RN=252441–6# utmcampaign=nw&utm_source=consultant&utm_medium=email&utm_content=body (дата обращения: 13.07.2016).



Идея законодателя об урегулировании общественных отношений по созданию и де-ятельности публично-правовой компании нашла свое отражение в Федеральном законе от 3 июля 2016 г. № 236-ФЗ «О публично-правовых компаниях в Российской Федерации и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» [7].

Система страхования в АСТ призвана заменить существующую неэффективную си-стему, при которой туроператор обязан обеспечить исполнение своих обязательств перед туристами с помощью договора страхования гражданской ответственности либо с помо-щью банковской гарантии. Неэффективность подтверждается многократностью обраще-ний граждан в судебные инстанции, затруднительностью, а также долгосрочностью су-дебного взыскания туристами денежных средств как с туроператоров, так и со страховых организаций, результатом которого не всегда является положительное решение соответ-ствующего суда (см., например: решение Кировского районного суда г. Иркутска от 14 мая 2012 г. по делу № 2–262/2012, определение Кемеровского областного суда от 22 июля 2011 г. по делу №№ 33–8010, определение Иркутского областного суда от 30 января 2012 г. по делу № 33–813/12, решение Первореченского районного суда г. Владивостока от 12 мая 2015 г. по делу № 2–1115/2015 *).

В связи с этим предполагается, что каждый туроператор обязан страховать каждый тур в системе страхования АСТ. При наступлении страхового случая АСТ осуществляет воз-мещение туристам-потребителям неиспользованного по вине туроператора тура в полном объеме. Страховым случаем является письменный отказ туристу от исполнения своих обя-зательств ввиду финансовой несостоятельности.

В зависимости от суммы страхового возмещения, произведенной за отчетный период (год), в отношении туроператора может быть введена процедура досудебного финансового оздоровления. Указанная сумма должна рассчитываться исходя требований, изложенных в п. 2 ст. 6 Федерального закона от 26 октября 2002 г. № 127-ФЗ «О несостоятельности (бан-кротстве)» [6]. Федеральным законом от 29 декабря 2014 г. № 482-ФЗ были внесены измене-ния в ст. 6, согласно которым для возбуждения дела о банкротстве в отношении должника – юридического лица требования кредиторов в совокупности должны составлять не менее 300 тыс. руб. [4]. Автор полагает, что минимальный объем требований кредиторов-потреби-телей, являющийся основанием для создания комитета кредиторов туроператора, должен составлять 1/2 от требований, изложенных в п. 2 ст. 6 Федерального закона от 26 октября 2002 г. № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)».

Также основанием для введения досудебного финансового оздоровления туропера-тора являются данные, полученные в результате проведенных проверок контролирующи-ми органами государственной власти (ФНС России, Ростуризм и другие контролирующие органы) за последний год, заключение Ассоциации туроператоров России о деятельности туроператора, а также обращение территориальных отделений объединений туроперато-ров. В данном случае полномочия финансового управляющего возлагаются на АСТ. В рам-ках указанной процедуры АСТ принимает различные меры по финансовому оздоровле-нию и предупреждению банкротства туроператора. Среди таких мер, в частности, может применяться заключение договоров цессии с кредиторами туроператора с последующей реструктуризацией долговых обязательств. Тогда АСТ будет выступать в качестве кредито-ра туроператора. К полномочиям АСТ в самых общих чертах можно отнести:

1) заключение с туристами-потребителями договора об уступке требования (договор цессии) к туроператору;

2) аккумулирование задолженности каждого кредитора-потребителя в единый пул после перехода права требования к АСТ;

3) запрос у туроператора (его учредителей) информации, касающейся его финансо-вого состояния;

4) разработка совместно с туроператором плана по финансовому оздоровлению туроператора;

5) утверждение совместно с туроператором графика погашения задолженности в от-ношении АСТ. На основании утвержденного графика погашения задолженности между АСТ и туроператором заключается мировое соглашение. При недостижении соглашения о предмете и содержании мирового соглашения, оно передается на рассмотрение и утверж-

* URL: https://rospravosudie.com (дата обращения: 13.07.2016).



дение в суд. Решение суда об утверждении мирового соглашения подлежит немедленному исполнению.

Информация о введении в отношении туроператора процедуры досудебного финан-сового оздоровления подлежит обязательному опубликованию.

После погашения задолженности и восстановления платежеспособности туропера-тора процедура досудебного финансового оздоровления прекращается.

Для финансового обеспечения деятельности АСТ формирует фонд страхования ту-ров путем аккумулирования страховых взносов туроператоров. Фонд – это объединение финансовых ресурсов, которые размещаются на специальном банковском счете АСТ. АСТ наделяется полномочиями по управлению денежными средствами путем размещения их в долговых ценных бумагах.

Органы управления АСТ должны формироваться из представителей государства в лице федеральных органов исполнительной власти (Ростуризм, Министерство экономического развития РФ), потребителей-туристов (представители общественных объединений потре-бителей), представителей Ассоциации туроператоров России. По мнению автора, представ-ленный состав участников АСТ способствует формированию системы взаимных сдержек и противовесов, которая способна минимизировать различного рода злоупотребления при управлении фондом АСТ. Структура органов управления АСТ должна состоять из наблюда-тельного совета, правления, генерального директора, департаментов и управлений.

По мнению автора, в силу значимости туристских организаций в качестве субъектов, реализующих социальные права, предоставленные государством (право на отдых), а также недостаточности действующего законодательного регулирования предупреждения банкрот-ства и досудебного восстановления платежеспособности туристских организаций возникла необходимость отдельного теоретического изучения и законодательного регулирования предупреждения банкротства туристских организаций. Необходимо, чтобы была разра-ботана самостоятельная система мер юридического характера, направленных на недопу-щение возбуждения дела о банкротстве в отношении туристских организаций, связанная с устранением предпосылок для обращения кредиторов в арбитражный суд с заявлением о признании должника банкротом.

Соответственно, предложенный автором механизм государственного и общественно-го контроля финансово-хозяйственной деятельности туроператора может способствовать стабилизации гражданского оборота в сфере туризма не только при исполнении государ-ственных и муниципальных контрактов, но и при осуществлении обычной предпринима-тельской деятельности в рамках гражданско-правовых договоров с потребителями турист-ского продукта, а также с иными контрагентами туроператора.

Хозяйственная деятельность туристских организаций является одним из наиболее сложных объектов правового регулирования в силу особенности процессов проектирова-ния, формирования и реализации туристского продукта, а также всех возникающих в связи с этим предпринимательских отношений [12, с. 20–23].

Таким образом, правовой институт предупреждения несостоятельности (банкротства) туроператоров является одним из сложных как с точки зрения законодательного урегули-рования указанных общественных отношений, так и с точки зрения правоприменительной практики. Институт предупреждения банкротства можно представить как межотраслевой правовой институт, источником которого являются нормативные правовые акты различных отраслей права. Данное обстоятельство обусловлено наличием не только частноправового регулирования общественных отношений, возникающих в сфере туристской деятельности, но и существованием публично-правовых норм, обеспечивающих экономическую стабиль-ность обозначенных общественных отношений, ввиду их социальной значимости [9, с. 53], один из элементов которой обозначен в настоящей статье.

Литература1. Конституция Российской Федерации: принята всенародным голосованием 12 декабря

1993 г. (ред. от 21.07.2014) // Собрание законодательства РФ. 2014. № 31. Ст. 4398.2. О внесении изменений в главу 4 части первой Гражданского кодекса Российской

Федерации и о признании утратившими силу отдельных положений законодательных актов Российской Федерации: федеральный закон от 5 мая 2014 г. № 99-ФЗ // Российская газета. 2014. 7 августа.



3. О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях совершенствования законодательства, регулирующего туристскую деятель-ность: федеральный закон от 2 марта 2016 г. № 49-ФЗ // Российская газета. 2016. 4 марта.

4. О внесении изменений в Федеральный закон «О несостоятельности (банкротстве)» и Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях: федераль-ный закон от 29 декабря 2014 г. № 482-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 2015. № 1 (ч. I). Ст. 35.

5. О контрактной системе в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения госу-дарственных и муниципальных нужд: федеральный закон от 5 апреля 2013 г. № 44-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 2013. № 14. Ст. 1652.

6. О несостоятельности (банкротстве): федеральный закон от 26 октября 2002 г. № 127-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 2002. № 43. Ст. 4190.

7. О публично-правовых компаниях в Российской Федерации и о внесении изменений в от-дельные законодательные акты Российской Федерации: федеральный закон от 3 июля 2016 г. № 236-ФЗ // Российская газета. 2016. 6 июня.

8. Об установлении дополнительных требований к участникам закупки отдельных ви-дов товаров, работ, услуг, случаев отнесения товаров, работ, услуг к товарам, работам, услугам, которые по причине их технической и (или) технологической сложности, ин-новационного, высокотехнологичного или специализированного характера способны поставить, выполнить, оказать только поставщики (подрядчики, исполнители), име-ющие необходимый уровень квалификации, а также документов, подтверждающих соответствие участников закупки указанным дополнительным требованиям: поста-новление Правительства РФ от 4 февраля 2015 г. № 99 // Собрание законодательства РФ. 2015. № 6. Ст. 976.

9. Гурьев А. В. Туристская организация как особый субъект предпринимательской дея-тельности: необходимость предупреждения банкротства // Национальные интересы. Приоритеты и безопасность. 2014. № 15 (252).

10. Гурьев А. В. Условия и способы предупреждения туроператором банкротства без при-влечения сторонних кредиторов // Право и экономика. 2016. № 3.

11. Дурново Д. В. Усиление ответственности: очередная редакция Закона № 132-ФЗ // Туристические и гостиничные услуги: бухгалтерский учет и налогообложение. 2016. № 2.

12. Кусков А. С. Экстренная помощь как новелла законодательства о туристской деятель-ности // Цивилист. 2012. № 4.

13. Чиркин В. Е. Юридическое лицо публичного права. М.: Норма, 2007.



УДК 347

ОСНОВАНИЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ, ПРЕКРАЩЕНИЯ ОТНОШЕНИЙ ПО СОЗДАНИЮ СЛУЖЕБНОГО РЕЗУЛЬТАТА ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И ЗАКРЕПЛЕНИЕ ПРАВ ИХ УЧАСТНИКОВОльга Владимировна Никулина, аспирант Волгоградского филиала Российской академии народного хозяй-ства и государственной службы при Президенте РФ


Автором дается анализ правоотношений по поводу создания служебных объектов интеллектуальной собствен-ности. В рамках статьи исследованы вопросы о влиянии времени, использованном работником для создания результата интеллектуальной деятельности, на служебный характер такого результата, а также о содержании и об оформлении конкретного задания работодателя. Раскрывается проблематика, связанная с «судьбой» ис-ключительных прав на объект интеллектуальной собственности при ликвидации юридического лица. Кроме того, автором обосновывается необходимость использования в качестве регулятора исследуемых отношений гражданско-правового договора, закрепляющего права и обязанности сторон.

Ключевые слова: трудовой договор; гражданско-правовой договор; работник; работодатель; универсальное правопреемство; реорганизация юридического лица.

THE GROUNDS OF TERMINATION, OF THE RELATIONSHIP BY CREATING OFFICIAL RESULTS OF INTELLECTUAL ACTIVITY AND SECURING THE RIGHTS OF THEIR MEMBERSOlga Vladimirovna Nikulina, post graduate of the Volgograd branch of Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration

The author analyzes the legal relations on the creation of intellectual property offices. As part of the article the ques-tion about the influence of time, are used to create an employee result of intellectual activity on the service nature of such an outcome, as well as on the content and design of the specific task of the employer. It reveals the problems associated with the «fate» of exclusive rights to intellectual property in the liquidation of the legal entity. In addition, the author proves the necessity of the use as a regulator investigated the relationship of a civil contract, securing the rights and obligations of the parties.

Keywords: the employment contract; civil contract; employee; employer; universal succession; reorganization of a legal entity.

Категория «отношение» подразумевает, что имеет место связь между кем-либо, которая возникает в силу определенных обстоятельств. Отношения по созданию и использованию результатов интеллектуальной деятельности (далее – РИД) входят в группу общественных отношений, урегулированных нормами гражданского права.

Объект интеллектуальной собственности, согласно положениям гражданского зако-нодательства, может быть создан по воле самого автора или по договору. Исключительное право на него возникает на основании закона или гражданско-правового договора.

Значительная часть произведений создается в основном как служебные, то есть работ-ником организации в процессе труда. Данный вид объекта интеллектуальной собственности является современным для нанимателей из различных отраслей.

Служебный результат интеллектуальной деятельности создается автором-работни-ком в рамках трудовых обязанностей, а также в процессе выполнения им конкретного за-дания работодателя.

Обязанности работника содержатся в трудовом договоре и должностной инструкции. Однако не всегда можно четко определить, включено ли создание РИД в трудовую функцию работника или нет.

Согласно статье 56 ТК РФ, трудовой договор – это «соглашение между работодателем и работником, в соответствии с которым работодатель обязуется предоставить работнику работу по обусловленной трудовой функции, обеспечить условия труда, предусмотренные трудовым законодательством и иными нормативными правовыми актами, содержащими

Никулина О. В. Основания возникновения, прекращения отношений по созданию служебного результата интеллектуальной деятельности и закрепление прав их участников


нормы трудового права, коллективным договором, соглашениями, локальными норма-тивными актами и данным соглашением, своевременно и в полном размере выплачивать работнику заработную плату, а работник обязуется лично выполнять определенную этим соглашением трудовую функцию в интересах, под управлением и контролем работодателя, соблюдать правила внутреннего трудового распорядка, действующие у данного работодателя».

При этом расплывчатые формулировки в трудовых договорах – одна из главных оши-бок работодателя, что подтверждается и судебной практикой. Наиболее значимым здесь является правильное оформление правоотношений по созданию РИД, соблюдение всех требований, позволяющих признать творческий результат служебным.

Один из примеров сложившейся судебной практики – решение Котельниковского районного суда Волгоградской области от 21 октября 2009 г. № 2–899/2009 *. Судом произ-ведения не были признаны служебными, поскольку в трудовом договоре не содержалась обязанность работника по созданию фотографических произведений. Согласно выводам суда, ответчик (работодатель) при использовании в целях изготовления плакатов фотогра-фических произведений истца (работника) нарушил его права.

Также в рамках арбитражной практики суды указывают на необходимость четкого закрепления обязанности работника по созданию РИД (постановление Федерального арби-тражного суда Уральского округа от 9 апреля 2012 г. № Ф09–1837/12 по делу А6016550/2011 **; постановление Федерального арбитражного суда Поволжского округа от 18 декабря 2007 г. по делу А12–1128/07 ***).

В научной литературе указанный вопрос разрешается по-разному. Так, исследуя не-посредственно служебные изобретения, профессор О. А. Городов отмечает, что «в услови-ях трудового договора может быть и не определена конкретная обязанность по созданию изобретения» [11, с. 383.]. По мнению Э. П. Гаврилова, создание изобретения не может быть поручено работнику в рамках трудового договора [4].

Дискуссионным является вопрос о том, влияет ли время, использованное для созда-ния РИД, на его служебный характер. По этому поводу Э. П. Гаврилов пишет, что «если изо-бретение создавалось в период работы, то когда именно работал над его созданием автор – в рабочее или во внерабочее время, – не должно иметь значения для отнесения изобретения к числу служебных» [5, с. 9].

Однако такой вывод не согласуется с положениями о том, что работник обязан выпол-нять определенную трудовым договором функцию под управлением и контролем работода-теля, а также соблюдать правила внутреннего трудового распорядка. Это важно учитывать, поскольку наличие трудовых отношений между автором служебного РИД и работодателем является необходимым условием.

По мнению В. Н. Синельниковой, «специфика служебных изобретений состоит в том, что интеллектуальная деятельность, направленная на их создание, осуществляется в рабо-чее время работников, в течение которого последние должны подчиняться правилам вну-треннего трудового распорядка…» [12, с. 24–26].

По поводу оснований создания служебных изобретений В. Н. Кастальский высказы-вается так: «Служебным может быть только изобретение, созданное в рамках служебного задания. Представляется, что трудовые обязанности – категория в известной мере широкая. Ее назначение – очертить работнику сферу его трудовой деятельности в трудовом догово-ре, в то время как назначение служебного задания – руководство к действию по решению конкретной задачи» [8].

В. О. Добрынин считает такую точку зрения дискуссионной, так как, «во-первых, со-здание служебного изобретения возможно в связи с выполнением работником конкрет-ного задания работодателя (а не в рамках служебного задания), а, во-вторых, выполнение конкретного задания может быть поручено работодателем как в рамках трудовых обязан-ностей работника, так и за их пределами» [7].

* Решение Котельниковского районного суда Волгоградской области от 21 октября 2009 г. № 2–899/2009. URL: http://kotel.vol.sudrf.ru/modules.php?name=docum_sud&id=203.

** Постановление Федерального арбитражного суда Уральского округа от 9 апреля 2012 г. № Ф09–1837/12 по делу А6016550/201. URL: http://base.garant.ru/38651712.

*** Постановление Федерального арбитражного суда Поволжского округа от 18 декабря 2007 г. по делу А12–1128/07. URL: http://www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/34430557.



Относительно конкретного задания в нормах права не сказано, каким критериям оно должно отвечать, что в него необходимо включать и как оформлять. Исследователи данной проблематики формулируют свои определения служебного задания и предлагают закрепить их законодательно. С точки зрения Е. П. Габоян, в роли такого задания выступает «конкретное поручение работодателя на создание объекта интеллектуальной собственности работником в пределах его трудовой функции» [3]. Т. В. Климова рекомендует документаль-но оформлять служебное задание (простым письменным поручением), которое содержит характеристики будущего РИД [9, с. 85].

В соответствии с нормами трудового права письменное задание работнику (не ко-мандировка) оформляется приказом работодателя, где указывается суть задания и срок выполнения. Служебное задание содержит в себе задачи, которые нужно выполнить работ-нику в пределах его должностных обязанностей. Исходя из этого, можно предположить, что конкретное поручение работодателя по созданию РИД не должно выходить за пределы трудовой функции автора.

В то же время понятие служебного задания и его содержание – это область трудового права. В соответствии с п. 16 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 17 марта 2004 г. № 2 «О применении судами Российской Федерации Трудового кодекса Российской Федерации» [2] работодатель не вправе требовать от работника выполнения работы, не обусловленной трудовым договором (что согласуется со ст. 60 и 72.1 ТК РФ). Но на практике нередки случаи, когда работнику поручается решение задачи, которая, так или иначе, выходит за границы его обязанностей. В связи с этим В. О. Добрынин пишет о том, что хотя из нормы ст. 60 ТК РФ вытекает запрет требования от работника выполнения работы, не обусловленной трудо-вым договором, однако ею же установлены и исключения – случаи, когда это прямо пред-усмотрено Трудовым кодексом и иными федеральными законами. К иным федеральным законам автор относит Гражданский кодекс. Кроме того, в соответствии со ст. 60.2 ТК РФ с письменного согласия работника ему может быть поручено выполнение наряду с рабо-той, определенной трудовым договором, дополнительной работы по другой (совмещение профессий) или такой же профессии. Однако даже при выполнении такой дополнительной работы работник подчиняется трудовому распорядку и выполняет трудовые обязанности, предусмотренные локальными актами работодателя по другой (совмещаемой) должности, и это должно оформляться надлежащим образом.

На этот счет Э. П. Гаврилов указывает, что «при соблюдении всех этих дополнительных условий, содержащихся в статье 60.2 Трудового кодекса, работнику может быть поручена творческая работа, касающаяся возможного создания изобретения. Однако ни в коем слу-чае нельзя считать, что предусмотренное п. 1 ст. 1370 Гражданского кодекса РФ конкретное задание работодателя, касающееся создания служебного изобретения, является предусмо-тренным федеральным законом (ГК РФ, как известно, является таким законом) изъятием из общего правила о запрещении требовать от работника выполнения работы, не обуслов-ленной трудовым договором…» [5, с. 10].

Выполнение ряда трудовых обязанностей понуждает работника использовать твор-ческий подход, связанный с применением нестандартных решений. При этом работода-тель не имеет возможности предусмотреть создание конкретного творческого результата, так как это находится за рамками требований к работникам, закрепленных в трудовом законодательстве.

В случае со служебными изобретениями, хотя их создание и выходит «за пределы трудовых обязанностей работника, но они всегда тесно связаны с этими обязанностями. Это значит, что в самих трудовых обязанностях всегда должен присутствовать определенный творческий элемент» [4].

Проблемные вопросы возникают также и в случаях, когда в отношениях по созданию РИД участвуют соавторы, один из которых не является работником (если с ним, например, заключен гражданско-правовой договор). Указанная ситуация не регламентирована нор-мами права, отсутствует четкое понимание того, будет ли такой результат служебным и как будут регулироваться права участников этих правоотношений.

В силу ст. 11 ТК РФ нормы трудового права не распространяются на лиц, работающих на основании договоров гражданско-правового характера. Правда, не совсем понятно, в ка-ком контексте законодатель использует здесь слово «работающих». При этом к отношени-ям, связанным с использованием личного труда, которые возникли на основании граждан-ско-правового договора, но признаны трудовыми (в установленном порядке), применяются



положения трудового законодательства. Однако о правовом режиме РИД, созданных в рамках такого гражданско-правового договора (признанного трудовым), законодатель не говорит.

Как показывает практика, работодатели, не желающие оформлять необходимую документацию, вести учет, делать предусмотренные законом выплаты, предпочитают за-ключать гражданско-правовые договоры вместо трудовых. В таком случае РИД, созданные в ходе осуществления указанных двусторонних сделок, не будут иметь правового режима служебного объекта интеллектуальных прав.

Изменение отношений по поводу создания служебного результата интеллектуальной деятельности возможно путем заключения дополнительного соглашения между работни-ком и работодателем (ст. 72 ТК РФ – изменение условий трудового договора). Согласно дей-ствующему законодательству, оно может выступать в качестве приложения / дополнения к трудовому договору. Однако указанные лица имеют право на заключение и граждан-ско-правового договора, изменяющего их правовое положение и регулирующего условия и порядок выплаты вознаграждения автору.

Прекращение отношений по созданию служебного РИД связано в настоящий момент с прекращением трудовых отношений. В соответствии со ст. 77 ТК РФ трудовой договор пре-кращается (а значит и трудовые отношения между работодателем и работником тоже), если: имеет место соглашение сторон об этом; истек срок договора; он расторгнут по инициативе работника или работодателя; работник отказывается от продолжения работы в ситуации, когда происходит смена собственника имущества организации.

Относительно взаимосвязи «прекращение трудовых отношений → прекращение от-ношений по созданию служебного результата интеллектуальной деятельности» существуют множество точек зрения. По мнению Э. П. Гаврилова, даже после прекращения трудовых отношений РИД, созданный «бывшим работником», приобретает характер служебного: «необходимо установить срок в один-два года после увольнения, в течение которого быв-ший работник должен уведомлять своего бывшего работодателя о создании служебного изобретения. … изобретение, созданное после прекращения трудового договора, считается служебным, если оно связано со знаниями и опытом, полученными работником во время действия трудового договора» [5, с. 9].

С этим сложно согласиться, так как знания и опыт являются личностными характе-ристиками и могут быть использованы в любой деятельности, осуществляемой физиче-ским лицом, и в любой момент (например, через 2 года или через 10 лет). К тому же факт использования именно знаний, полученных работником во время действия конкретного трудового договора, очень трудно доказать.

Следовательно, в силу действующих норм права основанием возникновения и из-менения отношений по поводу создания служебного результата творческой деятельности является соглашение, в соответствии с которым работник, так или иначе, обязан создать та-кой результат. Прекращаются отношения в связи с волеизъявлением сторон, с истечением срока действия договора.

Относительно того, какого характера должен быть договор, в рамках которого осу-ществляется создание служебного РИД, имеет место неоднозначность, что порождает мно-жество проблем в правовом регулировании этих отношений.

Думается, что создание служебного объекта интеллектуальной собственности обуслов-лено присутствием не одного, а нескольких юридических фактов (сложный юридический состав), поскольку правоотношение по созданию РИД отвечает характеру гражданско-пра-вового договора, а наличие трудовых отношений – необходимая предпосылка для создания служебного творческого результата.

Создание служебного произведения осуществляется строго в рамках трудового до-говора, в пределах трудовых обязанностей автора-работника. Из этого вытекают все пра-вовые последствия – принадлежность имущественного права работодателю в силу закона и другие. Изменение предусмотренных законом положений, как уже отмечалось, должно происходить на основании гражданско-правового договора. При этом сторонам нужно бу-дет заранее определить наиболее благоприятный для них правопорядок (непосредственно до создания РИД). Однако, какой именно это будет договор, как наименоваться и что в себе содержать, необходимо еще определить.

Договоры, на основании которых создаются РИД, подразделяются на горизонтальные и вертикальные. К первым относится такой договор, стороны которого творчески участвуют в создании объекта интеллектуальных прав, при этом заказчик работ отсутствует. Ко вто-



рым – договор, в котором в качестве одной стороны выступает заказчик, а другой стороной является исполнитель. Наиболее подходящим для обозначенных выше целей является до-говор заказа (вертикальный), только осложненный статусом сторон как участников трудо-вых отношений, – договор служебного заказа.

Особенно эффективным заключение такого соглашения видится в отношении слу-жебных изобретений, промышленных образцов, селекционных достижений и других РИД, для которых предусмотрены формулировки «созданные в связи с выполнением своих трудо-вых обязанностей или конкретного задания работодателя» и «в порядке выполнения своих трудовых обязанностей или конкретного задания работодателя». Заключение названного соглашения позволит преодолеть сложности, вытекающие из привязки создания объекта интеллектуальной собственности к трудовым обязанностям работника, особенно, если речь идет о задании работодателя, а также к рабочему времени (если это потребуется).

Согласно ст. 1288 ГК РФ, «по договору авторского заказа одна сторона (автор) обязуется по заказу другой стороны (заказчика) создать обусловленное договором произведение науки, литературы или искусства на материальном носителе или в иной форме». Материальный носитель РИД обычно передается заказчику в собственность. Договор авторского заказа, по общему правилу, является возмездным, однако соглашением сторон может быть пред-усмотрено иное.

Заключение договора служебного заказа позволит урегулировать отношения по созда-нию служебных РИД государственными и муниципальными служащими, потому что по-добные правоотношения не могут возникать на основе служебного контракта. Названное основание для создания служащим творческого результата, правообладателем которого может выступать государство или муниципальное образование, поможет решить ряд про-блемных вопросов, связанных с созданием РИД, при выполнении работ по государственно-му или муниципальному контракту.

При создании результата творческой деятельности в рамках государственного, муни-ципального контрактов на выполнение, например, исследовательских работ исполнитель поручает создание обусловленного соглашением творческого результата своим работникам. Такой РИД содержит в себе как признаки служебного изобретения, так и признаки изобрете-ния, созданного по контракту. Когда необходимо установить правообладателя имуществен-ного права, следует учитывать то обстоятельство, что наряду с правоотношениями заказчика и исполнителя имеют место также правоотношения между исполнителем-работодателем и авторами-работниками. В силу соглашения между ними исключительное право на объект интеллектуальной собственности может принадлежать или работодателю, или непосред-ственно автору, а может – совместно участникам таких правоотношений.

Изначально основанием для создания объекта интеллектуальных прав является го-сударственный или муниципальный контракт, а это значит, что возникновение основания для создания РИД у работодателя связано с моментом заключения соглашения между ис-полнителем и заказчиком. Указанный момент во временном промежутке всегда предше-ствует началу деятельности по созданию РИД автором-работником.

Здесь создание творческого результата является предметом отношений как между ра-ботодателем-исполнителем и заказчиком, так и работодателем и автором такого результата. В свою очередь, неверное установление последовательности юридических фактов, на осно-вании которых определяется принадлежность исключительного права на РИД, приводит к неблагоприятным последствиям: например, у заказчика не возникнет имущественного права на созданный объект интеллектуальной собственности.

В качестве оснований возникновения имущественного права на служебный результат интеллектуальной деятельности у работодателя выступают закон и договор. Исключительным правом на служебные изобретение, полезную модель и промышленный образец, а также правом на получение патента обладает работодатель, однако договором между автором-ра-ботником и работодателем может быть предусмотрено иное. Аналогичные положения присутствуют и в нормах о других служебных РИД.

Указанный перечень оснований является расширительным, так как стороны этих отношений могут выбрать, какой именно договор будет определять принадлежность ис-ключительного права, – трудовой или гражданско-правовой. Законодатель необоснованно предоставляет такое количество вариантов, поскольку в рамках трудового договора не пред-ставляется возможным урегулирование гражданско-правовых отношений.



Нормы о переходе права к работодателю в силу закона – это гражданско-правовое регулирование отношений, предусмотренное ГК РФ. То же касается и договора, он должен быть гражданско-правовым. Однако, если обратиться к Кодексу, возникает вопрос о том, на основании каких норм будет передаваться имущественное право, как будет именоваться само соглашение и в какой момент его заключать (до создания РИД или после).

В статье 1234 ГК РФ содержатся положения об отчуждении исключительного права. Можно предположить, что работодатель как правообладатель заключает такой договор с ра-ботником, в силу этого имущественное право принадлежит последнему. Но это утверждение не согласуется с действующим законодательством, поскольку нормы ГК РФ предусматривают «возврат» исключительного права к автору-работнику, если работодатель не передает это же исключительное право другому лицу, а если передает, право автора на вознаграждение.

Некоторые правоведы считают, что основным регулятором здесь является договор трудовой. Например, В. А. Никольский предлагает следующую формулировку ст. 1295 ГК РФ: «Исключительное право на служебное произведение принадлежит работодателю, если трудовым договором между работодателем и автором не предусмотрено иное» [11].

Э. Гаврилов и В. Синельникова полагают, что договоры о принадлежности имуществен-ного права на РИД являются гражданско-правовыми. При этом, если работнику соглашени-ем дано задание создать определенный служебный творческий результат, то такой договор будет являться трудовым [6, с. 72]. Также, по мнению указанных авторов, работник, создавая служебный объект интеллектуальных прав (за исключением произведения, промышленных образцов и селекционного достижения), обычно выходит за пределы трудовых обязанностей или задания работодателя. Следовательно, создание такого РИД для работодателя становит-ся неожиданным. В случае со служебным произведением, работодателю известна «сфера трудовых обязанностей» автора-работника, поэтому законодатель исходит из презумпции того, что произведение предоставлено работодателю во владение (отсутствует обязанность работника сообщать о его создании).

Исследованные гражданско-правовые договоры (например, договор авторского за-каза) предполагают выплату вознаграждения автору РИД. В рамках договора служебного заказа представляется возможным определение вознаграждения как за использование РИД, так и за его создание. Нормы ГК РФ, относящиеся к возникновению имущественных прав на объект интеллектуальной собственности, который создается по договору, явля-ются диспозитивными. Стороны правоотношений по созданию РИД имеют возможность собственным усмотрением определить правообладателя имущественного права на твор-ческий результат. Согласно ст. 1296 ГК РФ, имущественное право на программу для ЭВМ, базу данных (иное произведение), созданные по договору, предметом которого выступало создание такого РИД, принадлежит заказчику. Аналогичные положения можно встретить в ст. 1372, 1431 и 1462 ГК РФ.

Один из часто исследуемых вопросов – о судьбе исключительных прав на РИД при ликвидации юридического лица.

Согласно ст. 61 ГК РФ, ликвидация юридического лица влечет прекращение его прав и обязанностей (без правопреемства). Это положение содержится и в специальных законах о юридических лицах, примером служит пункт 1 ст. 57 Федерального закона от 8 февраля 1998 г. № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» [1]. В силу п. 8 ст. 63 ГК РФ имущество, которое осталось после удовлетворения требований кредиторов, передается его учредителям, если они имеют на него вещные права или корпоративные права в отно-шении юридического лица. Эти положения не распространяются на служебные объекты интеллектуальной собственности. Согласно ст. 1241 ГК РФ, имущественное право на РИД может перейти к другому лицу без заключения договора, если это прямо предусмотрено законом. К таким усмотрениям законодателя относятся: универсальное правопреемство (наследование и реорганизация юридического лица); обращение взыскания на имущество правообладателя.

При этом ГК РФ не содержит норм, предусматривающих возврат автору имуществен-ного права на РИД. Однако, в случае ликвидации юридического лица, исключительное право на служебный творческий результат закономерно должно быть возвращено автору.

Вышеизложенное позволяет сделать вывод, во-первых, о несбалансированности от-ношений по созданию служебных результатов интеллектуальной деятельности; во-вторых, о целесообразности пересмотра оснований возникновения и прекращения правоотношений по созданию таких результатов (в том числе, с переносом акцента на гражданско-правовые




конструкции), а также внесения изменений в нормы гражданского законодательства РФ; в-третьих, о необходимости корректировки последствий прекращения этих отношений, в частности, относительно имущественного права на РИД.

Таким образом, трудовой договор является совершенно неподходящим регулятором отношений по созданию объекта интеллектуальной собственности. В большинстве случаев невозможно создать результат интеллектуальной деятельности исключительно в рамках трудовых обязанностей автора-работника (предусмотренных трудовым договором), по-скольку автор практически всегда выходит за их пределы, в особенности, если речь идет о задании работодателя по созданию РИД. В свою очередь, гражданско-правовой договор, а именно договор служебного заказа, даст сторонам возможность закрепить права и обязан-ности, обозначить принадлежность исключительного права на объект интеллектуальной собственности и иных прав, а также определить условия и размер выплаты вознагражде-ния. Указанный договор можно рассматривать как основание возникновения отношений по созданию объекта интеллектуальной собственности.

Литература1. Об обществах с ограниченной ответственностью: федеральный закон от 8 февраля

1998 г. № 14-ФЗ (ред. от 29.12.2015) // Российская газета. 1998. 17 февраля.2. О применении судами Российской Федерации Трудового кодекса Российской Федерации:

постановление Пленума Верховного Суда РФ от 17 марта 2004 г. № 2 (ред. от 24.11.2015) // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2004. № 6.

3. Габоян Е. П. Правое регулирование отношений, возникающих в связи с созданием и использованием служебных объектов авторского и патентного права: автореф. дис. … канд. юрид. наук. URL: http://dissovet.rggu.ru/binary/object_1.1321360750.04229.doc (дата обращения: 15.04.2016).

4. Гаврилов Э. П. Служебные результаты интеллектуальной деятельности в свете проек-та модернизации Гражданского кодекса Российской Федерации. Доклад от 04.10.2012. URL: http://www.igpran.ru/public/events/04.10.2012/Gavrilov_Doklad.pdf (дата обраще-ния: 18.06.2016).

5. Гаврилов Э. П. О служебных изобретениях // Патенты и лицензии. 2011. № 9.6. Гаврилов Э., Синельникова В. Право на селекционное достижение в общем контексте

права интеллектуальной собственности // Хозяйство и право. 2015. № 2.7. Добрынин В. О. Особенности правового регулирования служебных изобретений: дис. …

канд. наук. URL: http://dis.rgiis.ru/files/dis/d40100102/dobrynin-051214/dobrynin-051214-d.pdf (дата обращения: 16.04.2016).

8. Кастальский В. Н. Авторское вознаграждение за использование служебных изобрете-ний. URL: http://rbis.su/article.php?article=263 (дата обращения: 18.06.2016).

9. Климова Т. В. Создание и использование служебных произведений // Справочник ру-ководителя учреждения культуры. 2012. № 8.

10. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации (постатейный). Часть четвертая / Э. П. Гаврилов [и др.]. М.: Проспект, 2009.

11. Никольский В. А. Правовое регулирование возникновения исключительных прав на ре-зультаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации: автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2012.

12. Синельникова В. Н. Служебные результаты интеллектуальной деятельности как объек-ты гражданского оборота // Бизнес и право в России и за рубежом. 2012. № 4.


УДК 346.62

О СООТНОШЕНИИ ПУБЛИЧНОГО И ЧАСТНОГО ИНТЕРЕСОВ В ФИНАНСОВО-ПРАВОВОМ РЕГУЛИРОВАНИИ *Людмила Николаевна Древаль, профессор кафедры Дальневосточного юридического института МВД России доктор юридических наук, профессор


Статья посвящена исследованию проблем финансово-правового регулирования. В ней идет речь о финансовой системе Российской Федерации, о современных подходах к таким составляющим ее элементам, как бюджет-ная система и внебюджетные целевые фонды, а также определяется место резервных фондов.

Ключевые слова: финансовая система; структура; элемент; бюджетная система; внебюджетные целевые фонды; резервные фонды.

ABOUT THE RATIO OF PUBLIC AND PRIVATE INTERESTS IN FINANCIAL AND LEGAL REGULATIONLyudmila Nikolaevna Dreval, chair professor of the Far Eastern Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russia Doctor of Law, Professor

Article is devoted to a research of problems of financial legal regulation. In it the speech about a financial system of the Russian Federation, about modern approaches to such elements constituting it as the budget system and the off-budget trust funds, and also the place of reserve funds will be determined will go.

Keywords: financial system; structure; element; budgetary system; off-budget trust funds; reserve funds.

Исследование основополагающей категории финансового права – финансовой де-ятельности государства и муниципальных образований и таких элементов современной финансовой системы Российской Федерации, как финансы коммерческих и некоммер-ческих организаций и государственный и муниципальный кредит, не дает возможности в полной мере охарактеризовать современную финансовую систему РФ. Поэтому попыта-емся рассмотреть последние тенденции, касающиеся самой финансовой системы и таких ее звеньев, как бюджетная система и внебюджетные целевые фонды, а также попробуем разобраться в институте финансового права «резервные фонды», получившем в последнее время широкое распространение.

Понимая, что финансовая система Российской Федерации – это совокупность взаимос-вязанных элементов (звеньев), для каждого из которых характерны свои особенности, опре-деляющаяся многообразием и многогранностью финансов, необходимо признать, что она является довольно динамичным элементом, имеющим собственную структуру, поскольку может быть представлена общностью всех финансов (в большей степени как фондов денеж-ных средств) Российского государства.

* Продолжение. Начало см.: Вестник ДВЮИ МВД России. 2016. № 4 (37). С. 173–180.




Если использовать термины философии, то категории «элемент» и «структура» долж-ны обозначать единство исследуемого объекта, где элементы – это те слагаемые, которые обеспечивают целостность, вступая друг с другом в определенные отношения, а структу-ра – это определенный неслучайный способ их связи. Система же выражает особое единство этих структурно организованных элементов, взаимодействующих друг с другом [5, с. 427]. Следовательно, любая система (в том числе и финансовая) «работает» как единое целое толь-ко в том случае, если ее структурные элементы расположены в определенном порядке, ока-зывают влияние друг на друга и взаимодействуют.

Анализ учебных и монографических источников позволяет сделать вывод о том, что по поводу самой финансовой системы и ее структуры в разные временные периоды нашего государства существовало несколько мнений.

Так, в литературе 1960–1970-х гг. финансовую систему СССР обозначали в двух аспек-тах. Во-первых, как совокупность финансовых институтов, при помощи которых Советское государство собирает и использует необходимые ему денежные средства. В нее входили: 1) государственный бюджет СССР; 2) финансы государственных хозрасчетных предприятий и организаций; 3) финансы колхозов, кооперативных и общественных организаций; 4) го-сударственный кредит; 5) банковский кредит; 6) государственное имущественное и личное страхование; 7) бюджет государственного социального страхования [8, с. 14–24; 9, с. 13–17]. При этом под финансовым институтом авторами понимались экономические категории, каждая из которых представляла собой систему определенных экономических отношений.

Изложенный элементный состав соответствовал развитию общественных отношений социалистического периода нашей страны и конституционным положениям об общена-родной государственной собственности.

Во-вторых, финансовая система определялась в институциональном смысле, т. е. как совокупность органов государства и учреждений, а также организаций, осуществляющих финансовую деятельность.

Не исследуя финансовую систему в таком ракурсе, обратим внимание на то, что лю-бые направления деятельности публичных субъектов обеспечиваются государственным принуждением, для чего создается особый аппарат, состоящий их специальных органов, в том числе обладающих контрольными полномочиями в различных сферах. Деятельность таких органов гарантирует (или должна гарантировать) успешное образование и распре-деление, а также эффективное использование публичных централизованных финансов.

Чуть позже, в 1990-х гг., структуру финансовой системы представляли другим образом. Приведем цитату из авторитетного учебника того времени: «На современном этапе в состав финансовой системы Российской Федерации входят: бюджетная система, состоящая из госу-дарственных (федерального бюджета и бюджетов субъектов Федерации) и местных бюджетов муниципальных образований; внебюджетные целевые государственные и муниципальные (местные) фонды; финансы предприятий, организаций, учреждений, отраслей народного хозяйства; имущественное и личное страхование; кредит (государственный, муниципальный, банковский)» [7, с. 21]. Однако такая трактовка не совсем соответствует, во-первых, представ-лению о том, что финансы – это прежде всего фонды денежных средств, а во-вторых, совсем не соответствует терминологии действующего законодательства. Отсюда, с одной стороны, правильным бы было обозначить не страхование, а фонды страховых организаций, не бан-ковское кредитование, а кредит, т. к. окончание «ие» в русском языке указывает на деятель-ность. Всю же совокупность бюджетов (первый из перечисленных звеньев предложенной точки зрения) следовало бы представить в виде «бюджетной системы».

Финансовая система, как и любая другая система (например, банковская, налоговая и т. п.), в течение всей истории своего существования менялась, как качественно, так и струк-турно, под воздействием различных факторов *. В этом плане очень ей «помогли» рыночные отношения. Поэтому требуется время для осмысления рассматриваемой экономической категории и ее содержательного наполнения в свете современного развития общественных отношений. Однако необходимо отметить, что в последние годы ученые, исследующие про-блемы финансового права, должного внимания финансовой системе и ее структуре не уде-ляют. Большинство из них, не дискутируя о ее составе, констатируют, что она существует и определенным образом характеризует государство, его экономическую и финансовую

* Они раскрывались в предыдущей статье. См.: Вестник ДВЮИ МВД России. 2016. № 4 (37). С. 173–180.

Древаль Л. Н. О соотношении публичного и частного интересов в финансово-правовом регулировании


политику, объединяя (группируя) ранее существующие звенья в более объемные элемен-ты, оперируя понятиями «централизованные и децентрализованные фонды». Например, Е. М. Ашмарина утверждает, что финансовая система в материальном смысле (т. е. как си-стема финансов) «в настоящее время имеет следующую общую структуру: государственные и муниципальные централизованные фонды; государственные и муниципальные децен-трализованные фонды; частные децентрализованные фонды» [6, с. 28.].

Однако следует признать, что такая трактовка является скудной и не характеризует все многообразие финансов. Во-первых, потому что современная финансовая система РФ состоит не из всех обозначенных (ранее) элементов (некоторые из них уже прекратили свое существование); во-вторых, каждый из них наполнился другим содержанием.

Попытаемся разобраться в предложенной ранее структуре финансовой системы РФ (более детальный вариант) с учетом современного развития общественных отношений.

Рассмотрим первый элемент – бюджетную систему (т. е. совокупность всех бюджетов).В соответствии с Бюджетным кодексом РФ (ст. 6) современная бюджетная система

Российской Федерации – это основанная на экономических отношениях и государственном устройстве Российской Федерации, регулируемая законодательством Российской Федерации совокупность федерального бюджета, бюджетов субъектов Российской Федерации, местных бюджетов и бюджетов государственных внебюджетных фондов.

Отметим, что до введения в действие Бюджетного кодекса РФ бюджетная система представляла собой основанную на экономических отношениях и юридических нормах совокупность республиканского бюджета РСФСР, республиканских бюджетов республик в составе РСФСР, бюджетов национально-государственных и административно-территори-альных образований РСФСР [2].

Не затрагивая федеративные отношения того времени и сравнивая данную дефини-цию с современной интерпретацией, легко убедиться, что бюджеты государственных вне-бюджетных фондов в ней отсутствовали. Они, наряду с другими внебюджетными целевыми фондами, занимали самостоятельное место в структуре финансовой системы и являлись вто-рым ее звеном, которые получили широкое распространение в 90-х гг. прошлого столетия.

Главенствующее положение среди них по размеру мобилизующих денежных средств занимали государственные внебюджетные фонды, имеющие собственные бюджеты: Пенсионный фонд РФ; Фонд социального страхования РФ; Федеральный и территориальные фонды обязательного медицинского страхования и ныне отсутствующий Государственный фонд занятости населения РФ. По-другому их называли государственными социальными внебюджетными фондами. Все перечисленные фонды, за исключением Государственного фонда занятости населения РФ, имели статус юридического лица, именовались некоммер-ческими организациями.

За счет своих бюджетов анализируемые фонды призваны были обеспечивать и сей-час обеспечивают финансирование мероприятий, связанных с реализацией обязательного социального страхования, социального и пенсионного обеспечения и обслуживания. Они были созданы во исполнение конституционных основ и законодательства об обязательном медицинском и социальном страховании, а также пенсионном обеспечении.

Механизм формирования государственных внебюджетных фондов предусматривал (и предусматривает) получение доходов относительно надежной облагаемой базы – фонда оплаты труда и позволял (и позволяет) мобилизовать необходимые средства для разрешения важнейших социальных проблем. При ежемесячных отчислениях от фактически начис-ленного фонда оплаты труда происходит самоиндексация доходов бюджетов этих фондов. Правда, был период времени, когда доходы государственных внебюджетных фондов фор-мировались за счет единого социального налога, но он был совсем недолгим.

Государственные внебюджетные фонды, по мнению многих экономистов, служили и служат одним из методов перераспределения национального дохода в пользу определен-ных социальных групп населения и «решают две важные задачи, заключающиеся в обеспе-чении дополнительными средствами приоритетных сфер экономики» (в меньшей степени) и «в расширении социальных услуг населению» (в большей степени) [10, с. 256].

Но вместе с образованием государственных внебюджетных фондов, как справедли-во утверждали некоторые исследователи, возникли и проблемы, связанные с их наличием, поскольку «в стране фактически сформировалась по объемам финансового оборота парал-лельная бюджетная система, практически бесконтрольная …» [4]. Поэтому с появившимися



заслуженными претензиями к деятельности внебюджетных фондов зародились сомнения относительно их существования. Эти и другие обстоятельства послужили причиной вклю-чения бюджетов государственных внебюджетных фондов в ныне действующую бюджет-ную систему РФ.

Помимо государственных социальных внебюджетных фондов в то время широкое распространение получили и другие внебюджетные фонды, которые формировались на федеральном, региональном и местном (муниципальном) уровнях и находились в рас-поряжении соответствующих органов исполнительной власти.

Внебюджетные фонды, образуемые в субъектах РФ и на уровне муниципальных обра-зований, юридическими лицами не являлись и существовали в виде особых открываемых исполнительным органом власти в банках счетов денежных средств, которые не подлежали изъятию и расходовались в соответствии с целевым назначением, определяемым утверж-денным представительным органом власти Положением о фонде, органом управления внебюджетным фондом.

Повторимся, что их «расцвет» пришелся на 90-е гг. прошлого столетия. Финансовые ресурсы внебюджетных фондов привлекались на определенные (целевые) общественные потребности, в том числе на финансирование мероприятий, связанных с ликвидацией чрез-вычайных ситуаций. Они создавались на постоянной основе или носили временный харак-тер. Денежные средства фондов не были включены в федеральный, региональные и местные бюджеты. В качестве примера можно привести «Внебюджетный фонд Хабаровского края», Фонд Еврейской автономной области «Правопорядок» и др.

Внебюджетные целевые фонды были созданы в соответствии с Законом РСФСР «Об ос-новах бюджетных прав и прав по формированию и использованию внебюджетных фондов представительных и исполнительных органов государственной власти республик в составе Российской Федерации, автономной области, автономных округов, краев, областей, городов Москвы и Санкт-Петербурга, органов местного самоуправления» (1993 г.) [3], который в на-стоящее время, после введения в 2000 г. Бюджетного кодекса РФ, утратил юридическую силу.

Во исполнение нормативного правового акта 1993 г. было принято региональное * и местное (муниципальное) законодательство, т. к. ст. 22 анализируемого закона разрешала представительным органам власти принимать решения об образовании целевых внебюд-жетных фондов, средства которых формировались за счет добровольных взносов и пожерт-вований граждан, предприятий, учреждений и организаций; сумм штрафов за загрязне-ние окружающей среды и нерациональное использование природных ресурсов и другие нарушения природоохранительного законодательства, санитарных норм и правил; сумм штрафов за порчу и утрату объектов историко-культурного наследия, памятников природы, находящихся в ведении соответствующих органов власти, за другие нарушения законода-тельства об охране этих объектов, а также платежей, компенсирующих причиненный при этом ущерб; иных доходов.

Существовал только один запрет: налоги и другие платежи, предназначенные для за-числения в федеральный, региональные и местные бюджеты, не подлежали направлению во внебюджетные фонды. К тому же средства из бюджетов не должны были перечисляться во внебюджетные фонды.

Анализ перечисленных источников свидетельствует о том, что без вливания бюджет-ных ассигнований внебюджетные фонды не могли обеспечить финансирование целевых мероприятий, обозначенных в Положении о конкретном фонде и в финансовом докумен-те – смете, в полной мере, поскольку доходы их были невелики. Постоянного источника доходов у них не было.

По этой ли причине, из-за отсутствия ли должного контроля со стороны предста-вительных органов субъектов РФ и муниципальных образований или всех вместе взятых факторов, но в настоящее время нормы Бюджетного кодекса РФ (ныне основного норма-тивного правового акта, регулирующего бюджетную сферу) отношения, связанные с дея-тельностью внебюджетных фондов, не регламентируют. Следовательно, правовой основы

* Например, Закон Хабаровского края «Об основах формирования и использования внебюджетных фондов представительными и исполнительными органами государственной власти и местного самоуправления на тер-ритории Хабаровского края». URL: http://zakon-region.ru/1/9042/ (дата обращения: 10.12.2016); Закон Еврейской ав-тономной области «О порядке формирования и использования внебюджетных фондов на территории Еврейской автономной области». URL: http://zakon-region2.ru/menu/198/ (дата обращения: 10.12.2016).

Древаль Л. Н. О соотношении публичного и частного интересов в финансово-правовом регулировании


для их существования нет. А значит, и не приходиться говорить о таком (ранее важном для нашего государства) структурном элементе финансовой системы РФ, как внебюджетные целевые фонды.

Между тем в последнее время все чаще стали появляться публикации в средствах мас-совой информации относительно такого института финансового права, как резервные фонды.

Проводя аналогию со страховыми (взаимными) фондами коммерческих субъектов, которые создаются одним или несколькими лицами для компенсации возможных убытков при осуществлении предпринимательской деятельности, некоторые авторы утверждают, что резервные фонды начали выполнять функции внебюджетных фондов, поэтому их мож-но представить в качестве самостоятельного элемента современной финансовой системы РФ, но это совсем не так.

Анализ норм Бюджетного кодекса РФ (например, ст. 81, 82, 96.9 и др.), регулирую-щих общественные отношения, связанные с формированием и использованием резерв-ных фондов (различных их видов), позволяет сделать вывод о том, что резервные фонды являются частью средств соответствующего бюджета. Такие фонды предусматриваются в расходах бюджетов разных уровней бюджетной системы РФ, за исключением бюджетов государственных внебюджетных фондов, и направляются на финансирование расходных обязательств. В соответствии с действующим законодательством они могут быть образованы на основании решения Правительства РФ, высших исполнительных органов государствен-ной власти субъектов РФ, местных администраций. Размер фонда устанавливается закона-ми (решениями) о соответствующих бюджетах и не может превышать 3 % от утвержденного общего объема расходов.

Средства рассматриваемых фондов направляются на финансовое обеспечение не-предвиденных расходов, в том числе на проведение мероприятий, связанных с ликвида-цией последствий стихийных бедствий (в том числе аварийно-восстановительных работ) и других форс-мажорных ситуаций. Порядок их использования устанавливается теми же органами, что принимали решение о создании.

Примерно такую же правовую природу имеет резервный фонд главы нашего госу-дарства – Президента РФ (ст. 82 БК РФ), с той лишь разницей, что он зависит от федерального бюджета и составляет не более 1 % от его расходов. Использование денежных средств этого резервного фонда осуществляется на основании указов и распоряжений Президента РФ.

Законодательством (п. 4 ст. 82 БК РФ) в отношении расходования денежных средств резервного фонда Президента РФ установлен только один запрет, касающийся использова-ния его бюджетных ассигнований, а именно: на проведение выборов, референдумов, осве-щение деятельности Президента РФ.

В силу ст. 81.1 БК РФ и на основании закона субъекта РФ (за исключением закона о бюд-жете) в нашем государстве могут создаваться резервные фонды субъектов РФ. Порядок фор-мирования и использования средств этих фондов определяется в этом же законе предста-вительными органами государственной власти субъектов РФ.

Рассматриваемые фонды, так же как и резервные фонды исполнительных органов государственной и местных администраций, являются частью средств соответствующего бюджета, предназначенной для исполнения расходных обязательств. Однако разница за-ключается в том, что их денежные средства используются в случае недостаточности бюд-жетных средств, необходимых для финансирования расходов. Следовательно, резервным фондам субъектов РФ законодатель отводит другую роль: они применяются в качестве од-ного из источников погашения бюджетного дефицита.

Помимо перечисленных резервных фондов, как не обратить внимание на федераль-ный резервный фонд, который в соответствии со ст. 96.9 БК РФ представляет собой часть средств федерального бюджета, подлежащих обособленному учету, управлению и исполь-зованию в целях обеспечения сбалансированности федерального бюджета. По сути, он яв-ляется одним из основных источников покрытия дефицита федерального бюджета. Его нормативная величина устанавливается Федеральным законом о федеральном бюджете на очередной финансовый год и плановый период в абсолютном размере (7 %), определен-ном относительно прогнозируемого валового внутреннего продукта. Если накопленный объем средств фонда не достигает установленного норматива, то он формируется за счет дополнительных нефтегазовых доходов федерального бюджета. Законодатель не запрещает пополнять федеральный резервный фонд за счет доходов, которые могут быть получены от управления свободными денежными средствами фонда.



Управление средствами резервного фонда, как правило, осуществляет Министерство финансов Российской Федерации. Отдельные полномочия по такому управлению возложе-ны на Центральный банк РФ (Банк России). Целью управления является не только обеспече-ние сохранности финансовых средств, но и гарантированность стабильного уровня доходов от размещения денежных средств фонда в долгосрочной перспективе.

На основании изложенного можно сделать вывод, что, исходя из правовой природы резервных фондов, являющихся составной частью бюджетов, не следует воспринимать их в качестве самостоятельного элемента современной финансовой системы РФ. Они должны рассматриваться в рамках такого ее звена, как бюджетная система РФ, что помогает лучше понять сущность и значение этой системы как единого целого, определить ее многогранность.

Литература1. Бюджетный кодекс Российской Федерации от 31 июля 1998 г. № 145-ФЗ (ред. от 30.11.2016)

// Собрание законодательства РФ. 1998. № 31. Ст. 3823.2. Об основах бюджетного устройства и бюджетного процесса в РСФСР: закон РСФСР

от 10 октября 1991 г. № 1734–1 (утратил юридическую силу). URL: http:// pravo.gov.ru/proxy/ips/?docbody=&nd=102012704&rdk=&backlink=1 (дата обращения: 01.12.2016).

3. Об основах бюджетных прав и прав по формированию и использованию внебюджетных фондов представительных и исполнительных органов государственной власти респу-блик в составе Российской Федерации, автономной области, автономных округов, кра-ев, областей, городов Москвы и Санкт-Петербурга, органов местного самоуправления: закон РСФСР от 15 апреля 1993 г. № 4807–1 (утратил юридическую силу). URL: http://docs.cntd.ru/document/9004198 (дата обращения: 03.12.2016).

4. Лагутенко Б. «Теневой» бюджет страны. И смотрите, как он потолстел // Российская газета. 1995. 13 сентября.

5. Социальная философия: словарь / сост. и ред. В. Е. Кемеров, Т. Х. Керимов. М.: Академический проект, 2003.

6. Финансовое право: учебник / отв. ред. Е. М. Ашмарина. М.: Юрайт, 2014.7. Финансовое право: учебник / отв. ред. Н. И. Химичева. 2-е изд., перераб. и доп. М.:

Юристъ, 1999.8. Финансовое право: учебник / под ред. В. В. Бесчеревных, С. Д. Цыпкина. М.: Юрид. лит.,

1967.9. Финансовое право: учебник / под ред. Е. А. Ровинского. М.: Юрид. лит., 1971.

10. Финансы. Денежное обращение. Кредит / под ред. Л. А. Дробозиной. М., 1997.


1. В редакцию представляются оригинальные, ранее не опубликованные статьи, а так-же краткие научные сообщения, соответствующие научным направлениям журнала.

2. Все рукописи статей, поступившие в редколлегию журнала, проверяются на ориги-нальность текста с использованием специализированного программного обеспечения. Доля оригинального текста должна быть не менее 70 %. В случае обнаружения ранее опублико-ванной работы, повторяющей результаты находящейся на рассмотрении статьи более чем на 30 % по отчету специализированного программного обеспечения, редколлегия Вестника оставляет за собой право отказать авторам в опубликовании статьи.

3. Статья представляется в редакцию журнала в распечатанном и электронном виде на CD или по электронной почте (e-mail: [email protected] или [email protected]).

4. Объем статьи должен быть не менее 10 и не более 20 страниц текста, набранного в соответствии с указанными ниже требованиями.

5. Статья должна быть подписана автором (авторами). Каждому автору необходимо указать: имя, отчество, фамилию (полностью), должность и место работы, ученую степень и звание, почетные звания, почтовый адрес и телефон для контактов, а также адрес элек-тронной почты. Статьи адъюнктов и аспирантов должны также иметь подпись их научного руководителя, заверенную соответствующим образом.

Перед подписью автора и научного руководителя (после списка литературы) следу-ет указать: «Представленный материал ранее нигде не публиковался и в настоящее время не находится на рассмотрении на предмет публикации в других изданиях. У авторов нет конфликта интересов, связанных с этой публикацией (если авторов два и более). Против размещения полнотекстовой версии статьи в открытом доступе в сети Интернет не возра-жаю (не возражаем)».

6. Обязательно наличие аннотации, ключевых слов (не более семи речевых единиц) и пристатейного библиографического списка. Объем аннотации – около 500 знаков (включая пробелы). Аннотация не должна быть перифразом названия статьи, включать малоинфор-мативные формулировки. Пристатейный список литературы размещается в конце статьи и содержит пронумерованные по порядку библиографические ссылки на использованные при написании статьи литературные и другие источники. При этом список библиографи-ческих ссылок вначале содержит перечень использованных официальных документов, расположенных по юридической силе, затем – перечень печатных источников (книги, ста-тьи в журналах и газетах и т. д.), а в конце списка литературы приводятся ссылки на интер-нет-ресурсы. В пределах каждой такой подгруппы библиографические записи сортируются по алфавиту. Пристатейный нумерованный список литературы следует оформлять в соот-ветствии с требованиями ГОСТ 7.0.5–2008.

7. Название статьи, аннотация, ключевые слова, информация об авторах должны быть представлены на русском и английском языках.

8. Статья должна иметь шифр УДК.9. Технические требования к статьям:- набор осуществляется в программе «Word» шрифтом «Times New Roman», размером

14 пунктов с полуторным междустрочным интервалом;- библиографические ссылки внутритекстовые. В квадратных скобках указывается

порядковый номер издания, на которое автор ссылается, при необходимости указывается номер страницы;

- название файла статьи – по фамилии автора (авторов).

Информация для авторов

10. В случае несоответствия присланных рукописей требованиям к оформлению ста-тей редколлегия оставляет за собой право вернуть рукопись автору без рассмотрения.

11. Рукописи статей рецензируются в соответствии с Положением об институте ре-цензирования журнала «Вестник Дальневосточного юридического института МВД России» (размещено по адресу: https://dvui.mvd.ru/document/6828906). Основными критериями ре-цензирования являются: актуальность; научная новизна; теоретическая и прикладная зна-чимость; логичность и последовательность изложения; аргументированность основных положений; достоверность и обоснованность выводов. Решение о публикации статьи при-нимается редколлегией журнала в зависимости от результатов рецензирования.

12. Плата за опубликование статей не взимается.13. Редакционная коллегия поддерживает связь с авторами только по указанной ими

электронной почте (e-mail). При этом редколлегия не несет ответственности за недостовер-ность представленного ей адреса электронной почты и мер к поиску иных способов связи с авторами не предпринимает. В случае если автор не отвечает в течение более одного ме-сяца на запросы редколлегии, его статья снимается с публикации.

1 (38) ВЕСТНИК 2017 Дальневосточного юридического ... ·...

Documents

Transcript of 1 (38) ВЕСТНИК 2017 Дальневосточного юридического ... ·...