ЗАПИСКИ МАРАФОНЦА ТРОПА...

ТРОПА ТАРАУМАРА

Барнаул 2016

2016

КНИГА ПЕРВАЯ

«ТРОПА ТАРАУМАРА»

БОГУМИЛ АЛЕКСАНДР

ЗАПИСКИ МАРАФОНЦА

©Богумил Александр Страница 2

ЗАПИСКИ МАРАФОНЦА 2016

Содержание:

Глава 1 Философские беседы ................................................................................. 3

Костя Шатохин в поисках смысла ......................................................................... 3

О графоманстве ....................................................................................................... 7

«Друг мой, друг мой, я очень и очень болен!» .................................................. 13

О тревоге утраты личностной идентичности ..................................................... 19

«Я, бегу попадая в тень, улетевшей забытой весны». ....................................... 29

«Дедушка Стаканчик» .......................................................................................... 38

«Марафон – это способ самоубийства?!» ........................................................... 46

Глава 2: Первый алтайский многодневный сверхмарафон .............................. 57

Глава 3: Последний абориген Семинского перевала....................................... 100

Глава 4: «Страдание – личный выбор каждого» .............................................. 113

Глава 5: Последняя инициация: Тропа Тараумара .......................................... 123

или 100 км скайраннинг у Белухи ..................................................................... 123

Risk.ru Outdoor-проект-2014: «Тропа Тараумара, 100 к 100» ......................... 143

(интервью главному редактору Риск.ру) .......................................................... 143

Когда цветет цикорий ......................................................................................... 148

Глава 6: Зимняя поездка в Чарыш ..................................................................... 151



БОГУМИЛ АЛЕКСАНДР

Глава 1 Философские беседы

«…Если мы примем за истину простую мысль о том, что каждый день нашей

жизни заслуживает описания, то придем к неожиданным выводам. В году,

примерно, триста шестьдесят дней. Вот уже двадцать лет я живу более или

менее сознательной жизнью и могу описать каждый день этой жизни не

меньше, чем на пяти страницах. Значит, за эти двадцать лет я могу описать

семь тысяч двести дней на тридцати шести тысячах страниц. Лучший размер

книги — двести страниц. Я делю тридцать шесть тысяч на двести и получаю

сто восемьдесят книг.

— Почему же вы их не написали, эти сто восемьдесят книг? — спросил я,

уже раздражаясь от бесплодной болтовни.

— Не догадался…»

Константин Паустовский «Потерянный день»

Костя Шатохин в поисках смысла «…боязнь быть просто человеком… »

А.П. Богумил

- Александр Андреевич, а ведь бег не лечит скуку? – неожиданно спросил

меня во время совместного пробега Костя.

Сегодняшний день совсем не сибирский. Для 25 декабря аномальная погода:

плюс три, встречный ветер, дождь и пустынная скользкая дорога, белой

лентой уходящая строго на север. Говорить в такую погоду не хочется, не то,

что бежать. Мы встретились после большого перерыва – месяца три не

виделись и даже не перезванивались. Каждый был занят своими делами и,

хотя жили по соседству, но каждый жил своей рутинной трудовой жизнью. В

ноябре, иногда бегая по неглубокому поздно выпавшему снегу, я встречал

следы Костиных огромных кроссовок, широкими прыжками, уходившие

вдоль лесополос и затем резко меняющие направление в поля, через

березовые колки, в распадки многочисленных логов. Он петлял только ему

ведомыми многокилометровыми кругами, словно что-то лихорадочно искал

среди бескрайних заснеженных просторов. Глядя на его следы, вспоминались

слова из когда-то написанного стихотворения:



След невиден, тонок след.

Да не мой ли - право?

Затерялся я в себе,

Потерял себя я?

Словно заяц на снегу

Мудро петли ставил,

Чтоб охотник заплутал,

Да меня оставил.

Долго буду я сличать

Снежные отметки,

Что б однажды распознать

Души своей расцветки…

- Я когда жил в Чарышском, - продолжал говорить Константин, видимо тема

его волновала - во время скуки, хандры часто один уходил в горы, в тайгу и

там мне было хорошо, спокойно. Красота гор, прохлада, открывающиеся

виды с вершин завораживали! Восторг охватывал меня! Там я

самоутверждался, чувствовал себя сильным и могущественным. Пребывание

в горах приводило в душевное равновесие и упорядочивало мысли. Я и на

Белуху пытался взойти за тем, чтобы почувствовать себя особенным

человеком, где-то героем, который может делать то, что не могут все.



Я вздохнул поглубже чистейший жилинский воздух и подумал: "Если бы ты

знал Костя, какие сложные философские и психологические темы ты

поднимаешь..."

Начал издалека «распознавать Костиной души расцветки». Бежать

предстояло еще долго – часа полтора. Костя грамотный молодой человек,

как-никак учитель истории, и, насколько я знаю, интересовался вопросами

детской психологии и педагогики, и даже читал Карла Густава Юнга.

Для начала я принялся рассказывать о теории Виктора Франкла, о его

выдающейся работе - «Человек в поисках смысла», о логотерапии,

экзистенциональном анализе. Рассказывал о тяжелой жизни Франкла, его

пребывании и выживании в фашистском концентрационном лагере. О его

выводах, что даже в таких невыносимых условиях, в преддверии ужасной

мучительной смерти в газовой камере, люди оставались людьми, сохраняли

человеческое достоинство и находили свои смыслы. Нет на свете такой

философской и психологической теории личности, которая была бы

выстрадана автором такой ценой. Утрата смысла жизни, т.е. по словам

Франкла, экзистенциальный вакуум (латинский - existentia — существование)

проявляется главным образом в ощущении скуки, тоски, опустошенности.

То, что Костя заговорил именно о скуке, резануло мне слух! Он задал вопрос

не о депрессии, лени или простой русской хандре. Он четко сказал:

– Скука!

Костины, негромко сказанные слова, словно Обломовский крик из Ивана

Гончарова:

- «… Скука, скука, скука!.. Где же тут человек? Где его целость? Куда он

скрылся, как разменялся на всякую мелочь?»

Виктор Франкл считал - нахождение смысла – это не вопрос познания, а

призвания. Не человек ставит вопрос о смысле своей жизни – жизнь ставит

этот вопрос перед ним, и человеку приходится ежедневно, ежечасно отвечать

на него – не словами, а действиями. Он утверждал, что смысл жизни каждого

человека уникален и неповторим. Осуществляя смысл человек, реализует

самого себя. Осуществляя же смысл, заключенный в страдании, мы

реализуем самое человеческое в человеке. Смысл, содержащийся в праве

пройти через страдание («судьбу, которую нельзя изменить») НЕ

СГИБАЯСЬ.

Сегодня люди зачастую избавлены от напряжения. Общество потребления –

это общество с пониженными требованиями к себе, которое лишает людей

напряжения, как умственного, так и физического. К тому же утрачены или

ослаблены традиции, включающие традиционный жизненный уклад, образ

труда и мысли. Крестьянину, например, в голову не придет говорить о скуке.

Он занят с утра до ночи, причем каждое время года регламентирует свою



занятость. Показательны в этом плане и документальные фильмы из серии

«Счастливые люди» об охотниках-промысловиках поселка Бахта, что на

Енисее. Избитая фраза Карла Маркса, наверняка знакомая Константину: -

«Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их

общественное бытие определяет их сознание».

Люди, лишенные напряжения, склонны к тому чтобы создавать его

искусственно, и это может принимать либо здоровые, либо нездоровые

формы. Функция спорта видится в том, чтобы позволить реализовать свою

потребность в физическом напряжении, добровольно предъявляя к самим

себе требования, которых лишены нетребовательным обществом. Кроме

этого, спорт, и в том числе марафон, включает в себя некоторую долю

аскетизма – добродетели средних веков.

Костя спросил: - "Бег не лечит скуку?"

А разве скука болезнь, чтобы ее лечить?

Что такое скука, если не неспособность проявлять интерес? Интерес

проявляется отношением к другому человеку, предмету, явлению,

событию…. Он рождается из любопытства.

- Надо жить, хотя бы из любопытства! - гласит еврейская мудрость.

Что такое апатия, если не неспособность проявлять инициативу?

- "Проснись и пой"!

Но чтобы проснуться, тоже надо сделать усилие над собой.

Эти, свои и чужие мысли, я озвучил Константину, лихорадочно вспоминая

несколько забытые знания из своей давней психиатрической врачебной

практики. Стандартные классические истины.

Что же еще рассказать Константину? Что я сам, без ссылок на авторитеты,

думаю на тему скуки, о чувстве пустоты, бессмысленности и бренности

нашего существования, о влиянии длительного марафонского бега на все это.

Конечно, рассказывать нужно при условии, что для Кости длительный бег,

как и для меня, является увлечением жизни.

Постараюсь ответить себе на этот вопрос чуть позже.



О графоманстве

Давно это было. Однажды вместе с моей заумной старшей дочерью ко мне на

Семинский перевал приехали такие же заумные её подружки-филологини,

студентки педагогического университета, в будущем все они станут

солидными доцентами, кандидатами этих самых филологических наук. Как-

то они стали играть в интеллектуальную игру - «Угадай, кто написал?».

Каждая написала стихотворение о любви, и надо было по прочитанному

тексту догадаться, кто из них какое написал.

Девушки жаждали любви, но любовь, почему-то, была обязательно

неразделенной.

- Наверное, у филологов так принято, - подумал я, забился в угол и с

интересом стал наблюдать за людьми несколько иного плана, чем я.

Подруги дочери долго, томно и утомительно изливали свои девичьи чувства -

извергали "плач Ярославны".

Моя дочь Татьяна, по моим данным, никогда не писавшая стихов, изложила

тему лаконично:

Мыльный пузырь -

Все цвета радуги.

Ах, как красиво!

Было.

Так я узнал о свободном стихе, без размера и рифмы. Меня поразила

краткость и в тоже время ёмкость изложенного. Я стал на досуге,

прогуливаясь по осеннему, но уже заснеженному холодному перевалу,

пристально вглядываться в небо, сопки, ленту Чуйского тракта и пытаться

что-то выразить в стихотворной форме, ища определения и словосочетания.

Старался быть немногословным. Это занятие скрашивало мое временное

одиночество и, как мне казалось, тренировало мозги и вносило разнообразие

в мою вынужденно отшельническую жизнь. Мне одному не было скучно.

Конечно, получалось иногда совсем коряво, но для меня эти короткие фразы

будили мою, именно мою эмоциональную память и вызывали цепь

ассоциаций. Хотя приятно было найти определённый образ или удачную

рифму, меткое слово или фразу. Для меня это новое увлечение было в какой-

то степени открытием нового и неожиданного в себе. В те времена не было

интернета, да и сотовые телефоны не пришли в наши края. Пейджер был

вершиной прогресса и крутизны!

Навсегда запомнил свое первое описание-определение Семинского перевала:



Ветер…

Тучи…

Осколок неба…

Сарлык в тумане…

Дорога лентой…

И шум машины,

Штурмующей небо…

Другой первой пробой стало описание моего психологического состояния на

тот момент:

Я весь замерз,

Я весь устал.

И речь моя корява.

Хотел я мысли причесать,

Но где их взять?

– Так мало.

Бегут они сквозь зубья строк,

Кукожась на морозе.

Ловлю за ручки их, за хвост,

А только пыль в ладонях…

Мне понравилось это занятие. Оно напоминало разгадывание ребуса. Я стал

записывать свои новые мысли и образы. Можно сказать, непроизвольно вел

дневник в таком стихотворном виде. Хотя я не считал стихами подобранные

иногда в рифму словосочетания. Главным была попытка кратко и образно

отразить окружающее и свое внутреннее состояние, настроение. Писал по

принципу:

Сел. Подумал. Записал.

Всё о чём мечтал, страдал.

Пусть не умно,

Пусть смешно,

Но моё это,

Моё.



Я привык с детства вести тренировочные дневники, и даже прекратив

активно заниматься спортом, все равно постоянно вечерами стремился

кратко, пунктиром, отразить главные события уходящего дня. Для

последующего тревожного самокопания перед сном…

Писал чисто для себя, иногда вставляя для «красочности» отображения своей

жизни и настроения в письмах к отцу. Отец, Богумил Андрей Павлович (1920

– 2008 гг.), всячески и целенаправленно стимулировал меня к развитию

письменной речи и просил чаще и подробнее писать о себе.

Об отце можно рассказывать бесконечно долго. Для меня, моих братьев и

сестер отец был равнозначен богу. Он как мудрый учитель ненавязчиво давал

нам, ученикам, многолетний пример собственной жизненной стойкости,

преданности врачебному делу, которому посвятил свою жизнь, здравого

смысла, искренности и жертвенности в проявлениях любви к нашей матери, к

природе, которую боготворил, к многогранной, пусть зачастую нелегкой

жизни. Мы всегда жили с оглядкой на него, соизмеряя свои мысли и

поступки с его взглядами, мыслями, представлениями о жизни. У отца

интересная судьба. Достаточно сказать, что был призван в армию в 1939 году

со второго курса алма-атинского медицинского института, окончил в первый

год войны летную школу, стал военным летчиком, прошел всю войну и,

вернувшись с фронта, восстановился в медицинский институт в 1949 году,

который окончил только в 1954. Всю жизнь проработал врачом-терапевтом

(ушел на пенсию в 74 года). Часто менял места жительства: колесил с семьей

по Сибири, Казахстану, Узбекистану, центральной части России. В

последние годы жил на Южном Урале. Воспитал вместе с матерью

шестерых детей и всем дал высшее образование, чем всегда очень гордился.

Для того, советского времени, это было действительно достижением. Тогда

не было платного образования, и оно было действительно высшим.

У моего довольно обеспеченного друга есть всего только один сын, и он

недавно был выгнан с платного обучения после серии академических

отпусков. Это как надо было постараться! Он вроде не дебил, не психопат -

нормальный продукт современного мажорного воспитания и, наверное, тоже

страдает «скукой и апатией», как мой юный друг, труженик, крестьянский

сын, а ныне интеллигент, учитель истории Константин.

- Что же это за болезнь такая скука? И болезнь ли? Никого не щадит!

Отец блестяще играл в шахматы (кандидат мастер спорта СССР, первый

двукратный чемпион Павлодарской области в 1947 и 1948 годах) и обучил

нас этой замечательной игре. Мы в семье постоянно проводили блицтурниры

на конфеты. Борьба была бескомпромиссная – до слез. Самым обидным было

прозвище от отца – «Пшепюрка». И хотя мы прекрасно знали, что Давид

Пшепюрка был известнейший польский шахматист и шахматный

композитор, чемпион третьей шахматной Олимпиады в Гамбурге (убит в



годы нацистского террора в 1940 году), нам было очень обидно такое

прозвище, хотя больше было обидно за проигрыш и то, что братья-сестры

получат большее количество призовых шоколадных конфет. Шутливо

сказанная отцом фраза: "Эх ты, Пшепюрка", - как нам тогда казалось, носила

пренебрежительный оттенок. Она усиливала наше детское горе. Слезы,

старательно сдерживаемые от обидного поражения, после этой фразы

потоком вырывались из уже замутневших глаз, и мы убегали, вопя всякие

несуразности, на балкон или в ванну смывать следы поражения.

Павел и Татьяна под влиянием отца стали мастерами FIDE, а Павел даже

международным мастером. Татьяна и сейчас играет во всевозможных

международных турнирах, ездит по разным странам, общается с

Гаприндашвили и другими выдающими шахматистами мира, в молодости

была неоднократным призером и чемпионкой Москвы по быстрым шахматам

(блицу), а недавно стала чемпионкой России и призером чемпионата Европы,

но уже среди ветеранов. И все это заслуга отца, который был очень заботлив

и внимателен к своим даже уже взрослым детям, разбросанным по огромной

суровой стране.

Учитывая, что мы, дети, жили в тысячах километрах от родителей в разных

частях Союза, отец писал нам пространные письма и с удовольствием

отвечал на наши. Отец часто свои письма предварял эпиграфами из великих

поэтов. Особенно он любил Омара Хайяма. Приведу выдержки из нашей

переписки:



Вместо солнца мир озарить - не могу,

В тайну сущего дверь отворить - не могу,

В море мыслей нашел я жемчужину смысла,

Но от страха ее просверлить не могу.

Омар Хайям

"… В твоем письме подтверждается мнение, высказанное мною, когда ты

был у нас в Новотроицке после марафона в Свердловске и заболел острым

бронхитом: " Ты жесток к себе, не можешь жить без движения,

действий, хотя это иногда бывает опасно". Это наследственная черта

твоего деда, Павла Ивановича Богумила. Могу еще добавить: у тебя есть

некоторая сентиментальность, материнская стеснительность, мнительность и настороженность. Вот такой сплав…

У тебя также есть невостребованные тобой возможности к изложению

событий в красивом письменном виде. Сам ты этого не замечаешь, не

придаешь значения почерку, краткости изложения мысли, а зря.

Тренировка письма, улучшает мышление, исключает поспешность

умозаключений. …

... Я доволен твоим пониманием «сложного» мира. Мало устроить свой быт,

следует его украсить. У тебя это получается стихийно. Извини, что

подробно пишу, как бы в назидание. Я, как и все люди, люблю подмечать,

указывать, поучать, вскрывать ошибки, но часто не вижу «бревна в своем

глазу». К сожалению, мы не привыкли «очищаться», наоборот, с

удовольствием советуем делать это другому. И напрасно, известна польза

«исповеди», отведения души в разговорах с ближними, изливание горя

слезами – это всегда облегчало. Познавая несчастье, мы отодвигаем его,

усиливаем приближение радостного мировосприятия.

Лев Николаевич Толстой, которого ты читаешь с большим вниманием, стал

великим художником слова, хорошим мыслителем из-за терпеливого

трудолюбия, высокой требовательности к себе. Переписывая свои

сочинения более тридцати раз, он как бы изваял свои произведения в определенную изящную форму. Дар художника: идея, терпение, работа.

Писать – это делать предварительный чертеж своего действия.

Репетиция вживания идеи в свою натуру. Делать вещь в себе.

Письменная деятельность – вроде выдачи справки о себе, своем

интеллекте…»

«… Я с детства уже понимал, что животные чище и благороднее людей.

Они преданны. Безмерно любят хозяина. Размножением занимаются в

определенное природой время. При отсутствии так называемого

интеллекта, они являются образцом поведения. Люди настолько



образованны и «мудры», что выдумали лицемерие и обман, подлость и

воровство, жестокость и убийство просто так, по прихоти.

Природа чудна и непонятна. Несмотря на все ухищрения человеческого

разума, будет всегда непонятна, она развивается беспредельно. Сам человек

продукт природы, а выше себя не прыгнешь…

… Я и сейчас не могу понять такой грандиозный праздник природы,

который увидел ребенком, стоя на берегу Черного моря – тучу летящих

параллельно берегу серых гусей. Они летели низко над волнами, видимо

используя теплые пары моря для легкости полета. Гусей было так много,

что я стоял около часа, провожая их глазами. Птицы использовали эффект

объединения, теплый воздух от дневного нагрева солнцем моря!

… Я себя настраиваю на жизнь, похожую на длительный переход с

препятствиями, которые легко перемахиваю.

Я знаю, что все мне доступно и не спешу никуда. Просто живу в свое

удовольствие, не перегружая организм, но и не иду налегке. Всегда помню стихи Есенина:



Жить нужно легче, жить нужно проще,

Все принимая, что есть на свете.

Вот почему, обалдев, над рощей

Свищет ветер, серебряный ветер.

На свете есть вечные истины. Я много читаю, особенно восточных

мыслителей и поэтов…»

«Друг мой, друг мой, я очень и очень болен!»

Когда я написал около ста «стихов», то стал анализировать их, как-никак они

отражали мое внутреннее душевное состояние. А подумать было о чем. Они

(стихи) – это вылезшее наружу мое подсознание, и я с удивлением стал

вглядываться в себя, в свое не всегда приглядное отражение. Если

вспомнить, что довольно большую часть своей жизни посвятил психиатрии -

во мне снова проснулся психоаналитик.

Отец большой любитель поэзии Есенина, Маяковского, Фета обращал мое

внимание на упадничество и депрессивность содержания некоторых моих

«творений».

Я отвечал, как мог:

«… По поводу стихов. Стихи – для меня, как я раньше говорил, дневники, а

не стихи для опубликования, для кого-то. Эта форма эмоционального

отношения к жизни, событиям, тревожащим мыслям. Я посылаю их вам

как близким людям в порядке откровенного общения. Поэтому когда ты пишешь:

- «Всем ты, конечно, не угодишь, но

большинству обязан сделать приятное…»,-

ты заблуждаешься.

Я никому ни чего не обязан. Это моя жизнь и

зачем мне отражать её так, что бы кому-

то было приятно? Это моё мировосприятие.

У меня нет амбиций поэта, я вполне

критичен к своим способностям и к тому же

не считаю, что поэзия удел только

оптимистов, скорее наоборот. Оптимизм в

стихах, когда это не от души, а на заказ, или

попытка самолюбования, чаще - идеология и

агитация, а иногда и глупость. И вообще, я

не люблю когда обыденную жизнь,

подстраивают под какие то «…измы»,



термины в виде «упадничество». Применяя подобные термины, мы уходим

от конкретного человека. Есть в русском языке более простые и понятные слова…

Читал, в связи с Вашим письмом, томик Сергея Есенина и прилагающееся к

нему предисловие редактора. Томик от 1956 года, мой ровесник, поэтому и

критические отзывы и аналитика с классовым подходом. Сейчас, по

прошествии стольких лет, по-другому видится жизнь и судьба Есенина.

Попытка его «вписаться» в новую Россию, неприятие действительности,

личностные особенности, привела его к раннему уходу из жизни. И совсем не

случайно его стихи, посвящённые революции, отказу от Бога,

посвящённые Ленину, в твоем понимании «оптимистические» – слабые.

А лирические стихи, написанные в печали и даже перед трагическим

уходом из жизни, смертью, одни из самых изысканных, и сделавших его

великим русским поэтом.

Стихи, чаще пишутся, когда человек «озабочен» мыслями, чувствами,

проблемами. И еще, я бы добавил, когда испытываешь «одиночество в толпе», на распутье, в период «поиска смысла жизни».

О птичках, цветочках и т.п. пишут редко, чаще в поздравительных

открытках и в детских стихах. Да и слово «лирика», чаще несёт в себе

оттенок грусти, печали, раздумья.

Я попытался проанализировать сборник стихов и пришёл к выводу, что

Есенин очень автобиографичен в своих стихах. В смысле, что по его стихам

можно сказать о его душевном состоянии на протяжении всего

творчества. Уже в первых работах 15 летнего Есенина присутствуют

печальные, тревожные образы, он неудовлетворен собой,

действительностью, постоянно анализирует себя, проявляя свои часто

болезненные переживания, мучительно ищет выход, но не находит его.

Например, некоторые выдержки из его стихотворений:

1911 год, Есенину 16 лет.

Крепким сном спит в могиле подруга,

Схороня в своём сердце любовь,

Не разбудит осенняя вьюга

Крепкий сон, не взволнует и кровь…

***

Устал я жить в родном краю

В тоске по гречневым просторам,

Покину хижину мою,



Уйду бродягою и вором…

***

И вновь вернусь я в отчий дом,

Чужою радостью утешусь,

В зелёный вечер под окном

На рукаве своём повешусь…

1915 год, 20 лет

Если волк на звезду завыл,

Значит небо тучами изглодано.

Рваные животы кобыл,

Чорные паруса воронов.

Не просунет когтей лазурь

Из пургового кашля-смрада;

Облетает под ржанье бурь

Черепов златохвойный сад.

Слышите ль? Слышите звонкий стук?

Это грабли зари по пущам.

Вёслами отрубленных рук

Вы гребётесь в страну грядущего.

1920 год 25 лет

***

Снежная равнина, белая луна,

Саваном покрыта наша сторона.

И березы в белом плачут по лесам.

Кто погиб здесь? Умер? Уж не я ли сам?



1925 год

***

Друг мой, друг мой,

Я очень и очень болен!

Сам не знаю, откуда взялась эта боль.

То ли ветер свистит

Над пустым и безлюдным полем,

То ль, как рощу в сентябрь,

Осыпает мозги алкоголь

Чорный человек

Глядит на меня в упор.

И глаза покрываются голубой блевотой,-

Словно хочет сказать мне,

Что я жулик и вор,

Так бесстыдно и нагло

Обокравший кого-то…

28 декабря 1925 года (30 лет) Сергей Есенин написал кровью свое

последнее предсмертное стихотворение:

До свиданья, друг мой до свиданья.

Милый мой, ты у меня в груди.

Предназначенное расставанье

Обещает встречу впереди.

До свиданья, друг мой, без руки, без слова,

Не грусти и не печаль бровей, -

В этой жизни умирать не ново,

Но и жить, конечно, не новей.

Это лишь краткие примеры душевного состояния Есенина, но даже по ним,

видно, что он всегда писал о себе и о своём душевном состоянии. Его

стихи – многолетняя исповедь душевно страдающего человека.



Недавно слышал по телевизору от одного поэта следующее выражение:

«Я не пишу стихи – я плачу…».

Мне кажется – очень меткое выражение, напрямую относящееся и к

творчеству Есенина.

Ещё Аристотель считал, что меланхолия признак гениальности. Наверное,

потому что неудовлетворенность собой и действительностью,

душевный кризис служит побудительным мотивом переосмысления -

себя, жизни, своего места в ней и т.д.

Никто не говорит, что нужно

сознательно страдать и быть

пессимистом, быть «нарциссом грусти и

меланхолии», но не естественная

искусственная радость граничит с коротким умом.

Есть люди – сангвиники, они естественно

радостны, позитивно настроены на

жизнь и поэтому счастливы и я очень рад

за них, но не все люди таковы.

Владимир Маяковского заканчивает свое стихотворение «Сергею Есенину»:

Для веселия

планета наша

мало оборудована.

Надо

вырвать

радость

у грядущих дней.

В этой жизни

помереть

не трудно.

Сделать жизнь

значительно трудней. Стихи правильные и апеллируют к

предсмертному письму Есенина.

Но почему Маяковский вскоре покончил собой,

если он такой правильный оптимист? Потому,

видимо, что действительно - «Сделать жизнь

значительно трудней».



Я пишу всё это не для спора, а в порядке общения. Твои призывы «…как бы

проанализировать (стихи) почему ты именно так написал…», мне понятны,

но я только и делаю всю жизнь, что занимаюсь самоанализом и конечно,

понимаю, почему возник тот или иной стих, собственно, я уже об этом

писал - «Пишу себе – что бы узнать себя»:

Я конечно слабый поэт,

И рисую эти пометки,

Как собака,

Стремящаяся оставить след,

Метит всюду свои отметки.

Для того чтобы не потерять,

В этом мире себя – как ни странно,

Испишу я порой тетрадь,

Что б сравниться с собою ранним.

Лёжа на диване, под пледом,

Как собака, как тот барбос,

Что по-волчьи выть разучился,

Я зарою в прошлое нос,

Заскулю над оставленным следом.

Смутно помня ушедшие годы.

Осмотрю я свои следы,

Внюхаюсь в эти запахи,

Уловлю я в себе грехи,

Или светлые стороны.

Речь в стихах – фотография,

Застывший миг душевного порыва,

След оставленный на скатерти,

Искристого шампанского

- эмоций, чувств, словес и болтовни.

Пишу себе – что бы узнать себя,

Когда с годами потерявший разум,

Я б всё же вспомнил прошлого себя -

Взрослым, пацаном, ребёнком.

Кем был в тот год.

Не стал ли я сейчас подонком?»



О тревоге утраты личностной идентичности

Бог создал звезды, голубую даль,

Но превзошел себя, создав печаль!

…

***

Хотя стройнее тополя мой стан,

Хотя и щеки – огненный тюльпан,

Но для чего художник своенравный

Ввел тень мою в свой пестрый балаган?!

Омар Хайям

Когда я вернулся на постоянное место жительство в Барнаул, после пяти с

лишним лет проведенных в горах Алтая, я оказался почти на полтора года не

у дел. Сейчас я уже могу себе признаться, что просто истощился психически

и физически. Надо было отдохнуть и осмотреться. У меня развилась

астеническая депрессия, и я в прямом смысле выпал в осадок.

Но это время нельзя сказать, что я провел бездарно, только валяясь на

диване, смотря телевизор и сочиняя депрессивные стихи, типа этого:

Я печаль никак не вырежу

Из груди своей больной,

Словно рак клещами вытащил,

Моё сердце, мою боль.

Вроде всё уже изведано.

Всё случалось и не раз.

Что же в жизни мне осталось,

Что встревожит сердца глаз?

Утомлён я бесконечностью,

Чередой бегущих дней,

И стою я перед вечностью,

Босоногий и слепой.

Слеп и глух как новорожденный,

И года мои - не в счёт.

Как и в детстве, я беспомощный,

Замыкая жизни ход.

Такие грустные мотивы были не всегда. Я пытался по возможности работать,

прошел специализацию на факультете усовершенствования врачей. Много



читал и разумно для себя решил, что раз появилось время, то надо

использовать его с пользой.

- Жизнь катиться к закату, а я еще Библию не прочитал, ведь говорят, что

она переводится как «Книга книг». И вообще, что унывать, сколько еще я не

видел, не читал, не делал…

Я, наверное, где-то фаталист, потому что стараюсь относиться к переменам в

жизни спокойно. Считаю, что все предрешено, и нечего суетиться. Когда я

занимался тренерской деятельностью, то внушал своим подопечным:

- Когда кажется, что вот он конец, безвыходная ситуация, тупик, предел

возможностей, «конец жизни», то остыньте и расслабьтесь. Оглядитесь

вокруг, успокойтесь и подумайте. Может быть, это не конец пути, а

начало. Просто Вы стоите, как лилипут, на ступеньке и думаете, что

перед вами стена. Кажется, что она велика и непреодолима, но надо

сделать усилие, подождать и «подрасти». Вы подниметесь на эту

ступеньку, и перед Вами откроются новые горизонты и пути, и свет озарит ранее затемненную комнату…

Когда бывает грустно,

Непогода.

И день чернее ночи в Заполярье.

Проснись и верь:

Придет ещё весна.

Рассвет окрасит солнцем

День рожденья.

В нужный момент я всегда нахожу для себя необходимые мысли и слова: в

книгах, в беседах с друзьями и близкими, по телевизору, да и просто в

воздухе они витают. Такое впечатление, что не я ищу их, а они меня. И в

этом нет ничего удивительного, если не впадать в мистику, а попытаться

понять себя и этот мир достаточно объективно, с определенной долей

здравого смысла и юмора.

Мне кажется, что часто мы преувеличиваем значение какой-либо

информации. Значение имеет не сама информация, не ее смысловое

содержание, а то, входит ли эта информация в определенный резонанс с

твоим внутренним состоянием или состоянием твоего собеседника,

оппонента. Принимаешь ли ты ее своим нутром или нет. Как в музыке – один

предпочитает Баха, другой Рахманинова, третий вообще не знает, кто они

такие, и его увлекает тяжелый рок, джаз или попса. Музыка для некоторых –

словно шум за окном. Читая одни и те же книги, мы по-разному

воспринимаем содержание и делаем акценты каждый на своем. Даже ты сам,

перечитывая книгу через некоторое время, делаешь совсем другие акценты и

с удивлением смотришь на подчеркнутые тобой же строчки. Информация



многогранна и поворачивается каждому своей стороной и в нужный момент.

Надо быть готовым к восприятию. Способностью увидеть все грани

обладают не многие, а оценить «алмаз» вообще редко кто может. Кто-то

видит вместо него булыжник, пинает его и проходит мимо, грустя, что какой

он в жизни невезучий. А что такое нутро двумя словами не объяснить и так

просто не понять. А хотелось бы.

Наблюдая политические дебаты, слушая ученых, видных политиков, не

слезающих с экрана в различных ток-шоу и не выходящих из радио эфира, я

обращаю внимание на то, как люди не понимают друг друга. Мы видим

людей не разумных, а людей эмоциональных. Извращаются очевидные

истины. При всём этом, они считаются нормальными и умными людьми.

Причём это происходит не только среди политиков, но и среди деятелей

культуры.

Я прихожу к выводу, что люди вообще очень плохо понимают друг друга,

если, конечно, не считать, что выдвигаемые ими доводы умышленная

позиция. Помню едкое высказывание Карла Густова Юнга об умственном

напряжении:

«...Меня всегда поражало количество людей, воздерживающихся от

напряжения мозгов при каждом удобном случае. Как, впрочем, и

количество тех, кто хоть и работает мозгами, но на удивление

беспомощно. Неожиданным для меня были и встречи с людьми умными и

внимательными – их было довольно много, - жившими, будто не умея

пользоваться своими органами чувств…»

Не понимают или не подходят друг другу и народы. Не случайны

противостояния сербов и албанцев, евреев и арабов. Это было всегда и всегда

будет. Люди взаимодействуют между собой как различные виды животных,

не принимая и не понимая ни речи, ни повадок, ни образа жизни.

Непонимание заложено на подсознательном, биологическом, уровне. У

биологов, как пишет Лев Гумилёв, есть понятие – комплиментарность. Это

симпатии или антипатии, безотчётное чувство приязни или неприязни. То

есть комплиментарность может быть положительной или отрицательной.

Она слабо выражена в межличностных отношениях, но чем больше

этническая группа, тем она сильнее проявляется. «Китайцы уж до того

ненавидели кочевников, что отказались даже от употребления молока,

потому, что молоко – пища кочевников. Русские же с татарами сходились

запросто и перемешивались, хотя одни мусульмане, другие христиане, это не

мешает их дружбе», - писал Гумилев…

Я очень дорожу теми немногочисленными людьми, которые меня

понимают и находятся со мной на одной волне мировосприятия. И я

пишу эти строки, порой излишне обнажаясь, именно для этих близких

мне людей. Они меня поймут и не осудят, найдя в моих словах, что-то



для себя важное, сокровенное и необходимое, что укрепит их дух и даст

силы преодолеть невзгоды и неуверенность в похожих, как у меня,

обстоятельствах.

***

Временами я болезненно тяготился тем «уходом от себя», что естественно

происходит с каждым человеком с годами. Я не просто менялся внешне

физически, становился несколько округлым и степенным, а удалялся от себя

прежнего: молодого, резкого в суждениях, целеустремленного, уверенного и

даже где-то самоуверенного человека. Я подмечал эти изменения, и это меня

напрягало. Видимо сказывалась бурная, зачастую авантюрная жизнь с

экстремальными путешествиями, соревнованиями, частыми сменами мест

жительства, видов деятельности, профессий, интересов. Появившееся время,

вынужденная остановка несущегося жизненного поезда, где я вроде

машинист, но это только мне кажется, заставляли вглядываться в свой

расплывчатый на мутном стекле измененный годами образ.

Анализируя свои стихотворные дневниковые записки, обратил внимание,

что в них прослеживается определенная «клиника» то, что психологи и

психиатры называют «утратой личностной идентичности». Хотя в моем

случае речь идет скорее не об утрате, а о тревоге утраты личностной

идентичности. Временами казалось, что в жизни все уже изведал и ничего

нового интересного не должно случится. Сложности в жизни случались в

различных временных периодах, но попытки осмысления жизни в целом

пришли на возраст ближе к пятидесяти годам. Совсем как в свое время у

Льва Толстого:

«…был приведён к

Христианству не богословскими,

не историческими

исследованиями, а тем, что

пятидесяти лет отроду,

спросив себя и всех мудрецов

моей среды о том, что такое я

и в чём смысл моей жизни, и

получил ответ: ты случайное

сцепление частиц, смысла

жизни нет, а сама жизнь есть

зло – я был приведён тем, что,

получив такой ответ, я пришёл

в отчаянье и хотел убить

себя: но, вспомнив то, что

прежде, в детстве, когда я

верил, для меня был смысл жизни, и то, что люди верующие вокруг меня

– большинство людей, не развращённых богатством – веруют и живут



настоящей жизнью… и я стал изучать в христианском учении то, что

руководит жизнью людей…, но, изучая христианство, я рядом с этим

источником чистой воды жизни нашёл незаконно соединённую с ним грязь и

тину…Я не знал света, думал, что нет истины в жизни, но, убедившись в

том, что люди живы только этим светом, я стал искать источник его, и

нашёл его в Евангелиях, несмотря на лжетолкования церквей. И, дойдя до

этого источника света, я был ослеплён им и получил полные ответы на

вопросы о смысле моей жизни и жизни других людей, ответы, вполне

сходящиеся со всеми мне известными ответами других народов и, на мой взгляд, превосходящие все»…

Я не Лев Толстой. Он шел к Богу, а от Бога к себе. А я куда иду?

Я старался в меру своих слабых сил снова «в жизнь новую вернуть себя…»

Но получалось не всегда гладко, надежно и уверенно – «продолжал хромать

на ногу».

В моих стихах читалась растерянность, всепоглощающая хандра, которая

усилилась с тяжелой длительной болезнью жены и со смертью отца.

Перерезана пуповина моя.

Сковали грудь железные объятья…

***

Метель – позёмка,

А где дорога?

Следы Бурана

Заносит снег.

Я был здесь – не был?

Пусть скажет кто-то?

А то, что было,

Похоже - бред.

Продолжал писать грустные стихи и заочно, часто бессонными ночами по

книгам, беседовал с психологами. Как часто бывает – они говорили о своем, а

я о своем наболевшем. Я им жаловался, «плакал», а они своими

занудливыми «правильными» репликами подтверждали, определяли и

диагностировали мое болезненное состояние, не подсказывая выход:

DS: - Пациент скорее мертв, чем жив!

Я: Я потерял уверенность в себе

Как то незаметно, в суете

А вместе с ней исчез и интерес

К той жизни, что полна была чудес…



***

Надоело ощущать тревогу,

Запредельность чувствовать в груди,

И устало глядя на дорогу,

Ждать прихода следующей весны.

Темный вечер холодом и мраком

Прячет след неровный на снегу.

Ветер воет неизменным страхом

Гвозди забивает в грудь мою.

Утром солнце выглянет устало,

Сонным взглядом озарит мой сплин.

Словно нехотя поднимет одеяло,

С голых тел белеющих осин…

Продолжал жить как бы по привычке, сохраняя жизненный ритм – работа,

минимум общения, чтение книг в поисках примеров жизнеописания

позитивных незаурядных людей, проживших или проживающих

осмысленную жизнь. Наудивление прочитал на одном дыхании толстенное

«Четвероевангелие» Льва Николаевича Толстого и другие его книги.

Я понимал, что моя «слабость» несвоевременна, что еще нужен детям, жене,

матери и немногим друзьям, которые, как ни странно, видели во мне опору.

Продолжали искать встреч, советовались по различным житейским

проблемам и, казалось, не замечали моей внутренней борьбы с самим собою,

с моей тенью. Это понимание придавало осмысленности моему

существованию и я «рулил по инерции своим паровозом».

Психологи:

«…На феноменологическом уровне кризис личностной идентичности можно

определить как состояние, при котором человек не может понять, кто он

такой. Человек способен перечислить свои различные роли, но стержень, их

объединяющий, отсутствует. … Человеку сложно понять, что он хочет,

определить, что в изменившейся ситуации для него ценно, какой —

профессиональной, личностной или мировоззренческой — линии следовать…»

А Я сочиняю ностальгическую песню:

Растворяемся мы в вещах,

В суете, болтовне, веселье.

Но однажды, во сне, впотьмах,

Сон - не сон,

А тебе виденье…



Припев:

Голубая вода Сырдарьи,

Зной и пыль Бекабада.

Город детства и город тоски

Снится в Сибири мне.

Видно, так надо.

Город, улицы, солнце и грусть.

Я бреду по дорогам пыльным.

Память гонит меня к себе –

Юному

И забытому.

Припев…

Узнаю я себя с трудом.

Что хотел и к чему стремился?

Был ли свеж и красив лицом?

Или нет?

Ведь все это снится.

Припев…

Я не помню сейчас друзей,

Я не помню соседей лица.

А ведь были в жизни моей…

И куда все ушло?

Где людей вереницы?

Припев:

Голубая вода Сырдарьи,

Зной и пыль Бекабада.

Город детства и город тоски

Снится в Сибири мне.

Видно, так надо.

Психологи:

«… Личностная идентичность в понимании психологов - это некий набор

черт или иных индивидуальных характеристик, который делает человека

подобным самому себе и отличным от других. Но зачастую в жизни

наступает момент, когда мы вдруг оказываемся не в состоянии ответить

себе на вопрос: «А кто, собственно, я такой?» Мы вдруг теряем ощущение своих корней, связи с самим собой прежним, - и теряемся сами…»



Да, отвечал я им слабодушно в ответ, Вы правы:

Подкрадётся незаметно вечер,

В утомлении – ляжешь на диван.

И закружится воспоминаний ветер,

И в душе откроется стоп-кран

Не боюсь я потерять монеты -

Пусть они усыпят снегом двор,

Я боюсь забыть себя:

«А кто ты?» -

Спросит у меня укравший душу вор

Вор повсюду, незаметный, гладкий,

Суетой озвучен скрип штиблет.

Он ворует душу незаметно,

Вдруг проснулся – а её уж нет.

Психологи:

«… Потому что на протяжении жизни человек переходит из одного

возраста в другой: вот он маленький ребенок, вот он уже пошел в детский

садик, в школу, стал подростком, девушка вышла замуж, она выполняет

совсем другую социальную роль… И каждый раз ей приходится заново

задавать себе вопрос: кто я? И еще один вопрос: так ли меня воспринимают

окружающие? Это и называется личностной идентичностью…»

Я: Один поэт сказал:

Я не пишу стихи,

-Я плачу.

Как это мне понятно.

Я сам пишу

Когда страдаю,

И кровь,

Смывая со стекла,

Узор рисую витиеватый.

Как в пятнах Роршаха,

Хочу увидеть,

Показать,

Узнать –

Причину слёз и грёз.

А может это просто -

Кривое зеркало моё?



Психологи:

«…Один из тезисов ученых, изучающих потерю идентичности, сводится к

тому, что нынешний человек словно надежно не чувствует себя самого. Он

забывает или не знает, кто он. И происходит это, потому что вместо

образа своего истинного «я» человек довольствуется отвлеченным,

собирательным образом, скопированным с картинок и идей, которые,

соответственно, преподносятся ему, преподаются как образцовые и желательные…»

Я:

Отдых нужен.

Я устал.

Нет в душе покоя.

Словно долго, долго спал,

А проснулся – где я?

Где овраги, где края,

Что меня растили?

Заблудился, заблудился!

- «Демоны водили».

Устоял на вираже,

Но упал на кочке,

Пляска мне не удалась

В этой бесьей ночке.

Что–то стал опять хромать,

Западать на ногу,

Надо, надо собирать,

Вновь меня в дорогу…

Переживания, подобные моим, Кости Шатохина, Сергея Есенина часты и

свойственны многим людям и даже для такой глыбы как Льва Николаевича

Толстого. В подтверждении этого хочу привести стихотворение Юрия

Евсеева, друга Сергея Половинкина, присланное мне год назад из

Чарышского.

Закрываю глаза - и, провал:

Перелески, дороги, мосты!

Тянут в детство, туда....Я устал

От противной людской суеты.

От тупого сравненья времен,

От нелепостей, дрязг, трепачей.

От вопросов мы все устаем...

Кто мы? Чьи мы? И кто я? И чей?



Я? Я утром иду по грибы:

Мир прекрасен, прекрасны луга,

И манят после долгой ходьбы

Тихой речки лесной берега.

Закрываю глаза - в горле спазм:

Жаворонок над полем поет -

И укор, и тоска, и сарказм...

Все. Конец. И ничто не спасет.

И ничто, и никто, даже ты,

Даже глаз твоих искренних свет.

Было детство. И были мечты,

Лучше не было мира и нет.

Лишь осталась презвонкая грусть-

Где-то там слезы, счастье, простор,

Там все запахи, взгляды, и пусть

Будут там. До сих пор!

До сих пор? До сих пор....

Я:

- Все, хватит грустить! Идите к черту знаменитые психологи!

Я сам с усам! Я не Пьеро. Я Буратино!

Начинаю бегать. Где мои старые кроссовки? Цель: - Сибирский

международный марафон 2005 года в Омске. Я его пробегу во чтобы то мне

не стало!

Если во фразе Льва Толстого заменить два слова верил и верующие, на

слова бегал и бегающие, то получится:

«…но, вспомнив то, что прежде, в детстве, когда я бегал, для меня был

смысл жизни, и то, что люди, бегающие вокруг меня – большинство

людей, не развращённых богатством – веруют и живут настоящей

жизнью…»



«Я, бегу попадая в тень, улетевшей забытой весны».

«Мы все ученики в ремесле, в котором никто никогда не становится

мастером. Работа, которая стоит того, чтобы ее делать, никогда не

заканчивается. Всегда есть куда расти дальше, так что прекратите постоянно думать о цели и начните наслаждаться путешествием».

Эрнест Хемингуэй

Постепенно снова включился в общественную жизнь клуба любителей бега

«Восток». Ребята жаловались, что редко стали проводится забеги на длинные

и марафонские дистанции. Стал организовывать и участвовать в

соревнованиях, включая зимние пятидесяти километровые марафоны и, даже

провел и пробежал один суточный пробег. Организовал к написанию и издал

сборник статей и очерков о спортивной жизни членов КЛБ «Восток».

Не сказал бы что, будучи на Семинском перевале, совсем не бегал. Бегал,

конечно, но крайне не регулярно, трусцой для проформы, мечтательно

созерцая горные пейзажи. Иногда, раз – два раза в год, в виде кросс-похода,

делал восхождения на живописную труднодоступную очень крутую и

суровую гору Сарлык - 2507 метров. Красивейшая цепь ледниковых озер

открывалась с вершины горы внизу, в огромном полу цирке. Вдали паслись

свирепые лохматые яки. Всегда хотелось вернуться сюда снова и снова, да и

сейчас хочется. Ощутить сопротивление и свежесть холодного ветра,

промозглость, после дождя и снега, радость удачного выхода из мокрой

огромной тучи, накрывающей гору, на нужную слабо видную тропу, идущую

по курсу на базу. Испытать блаженство после преодоления серьезной

усталости многочасового кросс-похода, парясь в русской бане, старательно

протопленной Мишей Песенковым - «последним аборигеном Семинского

перевала», как я его называл…

Был период, когда бегал более активно, это когда тренировал в марафоне

Марину Пилявину. Кому интересно - лучший результат Марины показан на

Тюменском марафоне 2:37… – 1 место. Побеждала также в Мадридском

марафоне с результатом 2:39 с секундами, в г. Альби, Франция, тоже 2:39…

т.д. Последнее выступление Марины в марафоне в 2006 году - 4 место на

Сибирском международном марафоне в Омске с результатом 2:43:46.

Десятку бежала из 34 минут, например, в Конго, где была третья.

В то время, естественно, относительно легкие тренировки проводил вместе с

ней. На первом марафоне Марины в Омске вел ее по трассе 30 км, потом

«сдулся», заголодал и добегал на преодоление. А Марина устояла и с первого

раза пробежала за 2 часа 48 минут и 12 секунд. Именно этих 12 секунд ей не

хватило до выполнения мастера спорта в марафоне. Она ждала меня на



финише и тихо горько плакала от обиды и досады, молча без комментариев

показывая мне циферблат мокрых и запотевших часов.

Марина – чудеснейший человек! Она невероятно добра, отзывчива, открыта

людям, доверчива и обаятельна! В тот период мы очень сдружились, и она

стала практически членом нашей семьи. И сейчас, по прошествии многих

лет, она поддерживает теплые дружеские отношения со мной, моими детьми

и женой. Меня поражало ее удивительное свойство ладить с порой

незнакомыми людьми. Одно время Марина жила у меня на квартире в наше

длительное отсутствие. По возвращении в город мы узнаем, что Марина по

телефону познакомилась с дядей моей жены Андреем Михайловичем и

задушевно каждые вечер беседует с ним о спорте и житейских делах. И в

дальнейшем Андрей Михайлович постоянно всячески интересовался

успехами Марины в спорте и в жизни, считая ее близким для себя человеком,

причем он никогда в жизни ее вживую не видел.

Хорошо, что у меня сохраняется увлечение юности – бег. Не просто

любительский бег, а его вершина - Марафон!

Бег всегда стержневым образом пронизывал мою жизнь, и, бегая, я

активизирую память всей своей жизни целиком, создавая

непрерывность, а не фрагментарность её восприятия. Бег – та зацепка,

та тригерная точка, что оживляет меня, и я вижу жизнь единой, сразу

всю в длиннике. Никакой кризис идентичности личности не страшен!

Когда я бегу, чередой встают передо мной время и люди, которые окружали,

любили, и, надеюсь, тоже помнят меня таким, каким я был изначально, а не

испорченным временем и обстоятельствами. Я для них не «мужичок за

пятьдесят».

Когда я бегу, во мне оживает и просыпается ершистый и одновременно

покладистый босоногий пацан из 3-го микрорайона узбекского города

Бекабад. Я снова становлюсь собой. Я снова в кругу своей большой семьи.

Бегаю утрами кроссы с отцом и сестрой Татьяной вдоль Сырдарьи, купаюсь в

прозрачной и прохладной воде, стремительно бегущей к Аральскому морю

Сырдарьи, которую в древности называли «Яксарт», что переводится как

жемчужная река. Сырдарья названа «рекой жемчуга» не потому, что в ней

действительно был этот драгоценный камень, а потому, что жемчуг очень

ценился, считался одним из самых красивых и даже целительных камней.

Поэтическое название реке дано в связи с любовным, ласковым и

уважительным отношением людей, населявших ее берега, за то, что она дает

в этом безводном крае целительную влагу. И действительно, когда мы

пробегали несколько километров по изнуряющей жаре и затем ныряли в ее

живительные воды, мы испытывали невероятное блаженство и восторг. Отец,

который начал бегать трусцой со мной в пятидесятилетнем возрасте,

говорил, что бегать стоит только потому, что тебя потом ждет такое



удивительное купание в реке. Без бега, сопутствующей ему усталости,

разгоряченности, плавание не давало такого удовольствия, расслабления,

райского блаженства. Мы плыли по течению, полностью отдаваясь воле

реки, а потом лежали на горячем песке, вглядываясь в небо без облаков и, не

хотелось ничего говорить, ни о чем думать.

Как я сейчас понимаю, детство у меня было изумительное: любящие

родители, большая дружная семья, где было нас шестеро братьев и сестер.

Загадочный красивейший Восток, изобилие солнца, тепла, изумрудная

стремительная Сырдарья, из которой мы не вылезали целыми днями и много,

бесконечно много, цветов и фруктов. Только оказавшись в Сибири, я понял

то детское счастье. Запах чайных роз до сих пор сквозь время пьяняще

кружит мне голову…»

Сейчас, занимаясь бегом, я не стремлюсь за результатами. Смешно в

шестьдесят лет гнаться за юностью. Но я могу в этом возрасте вернуть те

ощущения, переживания, чувства, эмоции которые были у меня в те годы и

они вызывались именно длительным бегом. Скорость преодоления

дистанции для «Возрождения» не имеет большого значения - важно, что я

чувствую во время бега, что вспоминает моя эмоциональная память.

«… В детстве бегая, я вдыхал, просто глотая, свежий весенний горный

воздух, захлебываясь непонятным восторгом и сумбурным вдохновением.

Жажда деятельности охватывала буквально каждую клеточку моего

молодого организма. Хотелось бежать, и я бежал, казалось, я не испытывал

усталости. Наматывал десятки километров. Тренировки по легкой

атлетике я ждал с нетерпением. Мне хотелось раствориться в дурманящем

воздухе узбекской ранней весны, напоенном запахами неизвестных мне трав

растущих на склонах гор, по которым я бегал кроссы.



Я помню, что мы выбегали группой, но чем дальше мы убегали, тем чаще я

оставался один. Я погружался в состояние похожее на транс, когда я

входил в ритм со своим дыханием, полностью растворяясь в той мышечной

мощи и радости охватывающей меня все сильнее и сильнее. Сопротивление ветра только раззадоривало.

Я постепенно убегал от своих напарников и в одиночку штурмовал одну

вершину за другой. Мне нравился невероятный простор, открывающийся с

вершин гор, нравились первые цветы - маки и тюльпаны. Я им радовался как

друзьям. Увидев цветы из далека, устремлялся к ним, готовый буквально

расцеловать. В Узбекистане весной - поля красных маков на склонах

небольших гор. Удивительная яркость красок!

Но больше всего я любил воздух! Особенно когда бежишь по вершинам

холмов и резко спускаешься в распадок, где воздух не потерял утренней

свежести и прохлады и где насыщенность запаха трав просто опьяняет и

дурманит. Хочется упасть в траву и уснуть или просто лежать и

смотреть на небо, на бегущие облака и понимать, что мир прекрасен и жизнь еще долгая, долгая, просто бесконечная!»…

***

Когда внуки были поменьше, Маша меня спросила:

- Дедушка, а тебе не скучно бегать? – тебя так долго не было, а ты обещал со

мной погулять.

- Нет, Машенька, мне нескучно, я даже два стишка сочинил пока бежал, один

вам с Ваней, а другой себе.

Хочешь, прочитаю.



- Давай дед я слушаю, Ванька садись, тоже слушай.

В Жилино на дачку,

Как-то вечерком,

Прикатили детки

В машине с ветерком.

Машеньке и Ванечке

В деревне хорошо,

Лазают по лесенке

Без штаников, легко!



Кушают они кашку,

Пьют молочко,

Вырастут большими

И это Хорошо!

- Мы в штаниках по лесенке лазаем. Видишь, мы в штанишки одеты. А

теперь про себя дед стишок расскажи.

А сегодня метель, метель,

Заметает следы, следы,

Я, бегу попадая в тень,

Улетевшей забытой весны.

В голове мыслей карусель.

Вертится забытая пластинка.

У весны - веселые сны,

И улыбки детская картинка...

- Это ты, что про себя маленького вспомнил? Про детство?

- Да, немного вспомнил Узбекистан, где жил в детстве, есть такая очень

жаркая и красивая страна. Там много цветов, базаров и арыков.

Арыки – это такие ручьи в специально вырытых канавках или в

железобетонных желобах. В Узбекистане растет белый хлопок, который я

собирал, когда был школьником. Там все школьники его собирали и в школу

по три месяца не ходили. Хлопок - это белая вата в коробочке, а внутри

зернышки.

Нам всем сборщикам хлопка, даже детям, деньги платили. 5 копеек за

килограмм. Представляешь?

В седьмом классе я заработал целых 34 рубля и купил на них себе пальто. В

то время это было много денег! Это сейчас тысяч десять, наверное.



Посмотрите на картинку - так выглядит хлопковая коробочка:

Из зернышек делают хлопковое масло, оно как у нас растительное, что из

семечек делают, которые в подсолнухе растут. На этом масле готовят еду

разную. А из ваты ткут ткани для одежды, потом их красят и получаются

нарядные очень красивые платья.



А вот так выглядят хлопковые поля.

Километры полей! Края не видно.

Я сегодня вспомнил, как бегал кроссы, среди цветущих садов и по горам.

Представляете – за мной там огромные собаки гонялись. Они думали, что я

их овец украсть хочу. Страшные такие! Волкодавами называются. Я от них

вверх, в крутую гору убегал. В Узбекистане всегда лето, очень вкусно пахнут

чайные розы и горячие лепешки на базаре. А на базарах еще горы арбузов и

ароматных дынь. Мне нравились Мирзачульские дыни. У них такой

чудесный запах и вкус! А фрукты растут не в магазине, а на деревьях. Можно

идти по улице и собирать. Ты знаешь такие фрукты – персики, гранат, айва,

абрикосы?

- Айву не знаю.

Там и сказки рассказывают другие не как в России. Прекрасные пери вместо

ведьм и фей, а злые страшные дэвы - это Кощеи бессмертные, колдуны

и злые духи.



Так ты дедушка в сказке жил?

- Да Машенька, получается в сказке. В далекой прекрасной восточной

сказке…



«Дедушка Стаканчик»

Получил сегодня письмо от Александра Аксенова. Живем в двух шагах, а

общаемся по электронке …

Я по нему скучаю – мало общаемся. Прошлые года два мы с

ним совместно бегали почти ежедневно, да еще подолгу - до поселка

Южного и обратно. Он помогал нам с Лущаевым готовиться к 100 км

скайраннингу. А тут, такой провал! Удалось его выманить за зиму всего два

раза, трусцой по Целинникам прошлепать. Пишет:

- Привет!

Спасибо большое за интересные беседы! Прочитал три первые и, почему

то захотелось мне предложить тебе прочитанные недавно с Викой

сказки писательницы Ирины Цхай из Барнаула.

Заглянул на сайт... Опа !!!!!!! Прочитал 4 беседу…Вот они яркие

краски!!!

А то уж подумал - захандрил не на шутку дедушка Саша!

- Не беспокойся Александр. Все в порядке. Логика повествования у меня такая – как у попугая раскраска, волнисто-печальная.

Я бодр как никогда и собираюсь на вторую тренировку с Эдиком

Болтовским на наш школьный стадион. Мы ждем, когда ты закончишь свои

квартирные строительные процедуры и присоединишься к нам, хотя бы к

июньскому «Уймону». Так хочется вместе прогуляться до верхнего

Мультинского озера! Я там не бывал. А к беседам ты уже присоединился.

Сказки Цхай замечательные. Спасибо! И далеко не детские, с большим

философским подтекстом. Нашел про себя, про поиск «идентичности

личности»:

«Дедушка Стаканчик»

Стаканчик подумал: «А я мальчик или девочка? Если мальчик, то надо бы с

кем-нибудь подраться, если девочка – то косички заплести!»

Но кружки с ним драться не захотели, а косички плести было не из чего. И

тогда Стаканчик догадался, что он просто уже дедушка – лысый и

недрачливый. И стал вилочкам сказки на ночь рассказывать, а кофейную

ложечку в детский садик водить и из садика забирать. Мамы на него не

нарадовались! Вот только трубку Стаканчик курить не стал. И без этого

хороший дедушка из него получился.



***

Скоро уже десять лет как я руковожу клубом. Иногда я воспринимаю свое

руководство как послушание в монастыре. Я уже давно постарел, устал и

обессилил, а надо, - это «специальное задание во искупление греха».

А какой же у меня грех? Судя по стихам – временами возникающий грех

Уныния.

… «Святитель Феофан Затворник пишет, что уныние есть скучание за

всяким делом, как житейским, бытовым, так и молитвенным, желание

бросить делание: «Пропадает охота и в церкви стоять, и дома Богу молиться,

и читать, и обычные добрые дела исправлять».

«Воздрема душа моя от уныния» (Пс. 118: 28), – приводит святитель слова

псалмопевца Давида. Уныние, скука, тягота духа и тела придут иногда,

может быть, надолго – предупреждает святитель Феофан. И не следует

думать, что на душе всегда будет покой и радость от молитвы, бывают

периоды спада, лености, охлаждения и маловерия. Охлаждение в духовной

жизни, ее кризис – это один из признаков уныния. Но тут нужно применить

волю и самопонуждение. В любом деле мы только тогда достигнем

результата, когда будем постоянно принуждать себя к нему, поднимать себя

за волосы, как известный барон Мюнхаузен, и тянуть из болота лености,

расслабления, тоски и уныния...»

Священник Павел Гумеров

- Слышишь, Костя? Это о нас с тобой. Почитай на досуге - «Восемь

смертных грехов и борьба с ними». Можно найти в интернете и к

психотерапевту ходить не надо! Две тысячи лет назад, еще до Виктора

Франкла все было сказано.

А как красиво и романтично называется грех Уныния – «Бес полуденный».

* * *

Ветеранский спорт совсем не такой простой, как кому-то видится. Он

малоизучен и таит в себе много непонятных моментов, и порой только через

свою шкуру можно разобраться, а стоит ли вообще им заниматься и

насколько это опасно и вредно для здоровья. Слепое подражание кому-то

очень чревато. Каждый ветеран – это исследователь самого себя и своих

возможностей. Он постоянно идет по минному полю своих потенциальных

болячек, скрытых недугов и старательно их обходит и, при удачном стечении

обстоятельств, достигает конечной цели, балансируя на грани отпущенных

ему природой сил и возможностей.



У нас в КЛБ возрастной разброд впечатляющий, от 20 года до 87. Это

хорошо – надо чтобы клуб не вырождался как множество других, где старики

цепляются за «власть» и, не замечая собственного маразма, ведут хорошее

многолетнее начинание в тупик. Показательный пример первого клуба

любителей бега Барнаула «Олимп–250». Он незаметно умер, образно говоря,

вместе с последней старушкой, цепляющейся за посох председателя клуба.

В нашем клубе не только любители оздоровительного бега и ходьбы, их

скорее меньшинство, а действующие спортсмены ветераны – легкоатлеты,

ориентировщики, лыжники и даже шахматисты-марафонцы!

Вспоминаю времена, когда клуб образовывался: Были тяжелые 90-е годы.

Кто-то вышел успешно из кризиса эпохи распада СССР, кто-то нет. А кто-то

до сих пор пожинает плоды тех перемен, испытывая скрытую депрессию, и

неудовлетворенность текущими событиями. Клуб в это время стал тем

коллективом, что объединял растерянных людей в стаю единомышленников,

избавлял от одиночества, позволял выстоять, не оставаться один на один с

проблемами краха государства, устоев, традиций, не позволял уйти в

трагический экзистенциальный вакуум. Хотя, все мы помним Володю

Румега, который не устоял, незаметно отошел от клуба, замкнулся,

уединился и неожиданно для всех покончил с собой. Это был Шок!

У нас были, пусть иногда кажущиеся иллюзорные, ложные, но цели и

смыслы. Эти цели и смыслы носили заместительный, психотерапевтический

характер:

Господа! Если к правде святой

Мир дороги найти не умеет

Честь безумцу, который навеет

Человечеству сон золотой!

Пьер Жан Беранже «Безумцы»

Вспомните пустой, вымерший зимний город. Нищие растерянные люди,

охваченные страхом будущего, прячутся по квартирам. А мы огромной

смеющейся, галдящей, вороньей стаей бежим по Ленинскому проспекту,

убегая за пределы заснеженного сумрачного, кажущегося вымершим города.

Мы вызывали изумление у одиноких горожан. Бегущие люди, да еще в таком

количестве – это были люди другого времени, из будущего, сегодняшнего

двадцать первого века. Сейчас уже исчезли и не вспоминаются ехидные

глупые шуточки тех лет:

– Динамо бежит?

Мы жили интересно пусть и не всегда сытно и были счастливы, развиваясь и

совершенствуясь в любимом деле, познавая через него себя и новые миры.



Что важно – мы делали это коллективно, всем балаганом. Сейчас это трудно

некоторым понять:

– В чем проблема? Купил билет на самолет и поехал куда хочу! ... Один.

Мне, например, всегда важно сопереживание и одному вкушать торт не

интересно. Этим я отличаюсь от моего друга Саши Лущаева большого

любителя одиночных экстремальных путешествий. Он более самодостаточен.

Мне же всегда хочется, чтобы радость, красоту, незабываемую встречу,

неповторимые ощущения с кем-то разделить, обсудить. И потом, взахлеб,

вспоминать детали событий, непрерывно по кругу, слушать впечатления и

версии увиденного, как свои и, например, Миши Москвина о том же, о

Нашем, наболевшем.

- Мы были вместе и все что пережили действительно Было и Было

именно с нами!

Многие мероприятия тех лет – поездка на марафон в Ташкент, Кишиневская

суточная эстафета, многодневные сверхмарафоны в горах Алтая, на Байкале,

Сахалине, 100 километровые сверхмарафоны в московском парке Кусково, в

Одессе, первые выступления заграницей, путешествия по Памиру, Сахалину,

Монголии – это лучшие наши клубные и мои лично сегодняшние

воспоминания.

Через год 30 лет клубу. Жизнь продолжается, и «Восток» вместе с его

членами живёт и меняется, решая задачи, актуальные не только для тех, кто в

нём занимается, но и для общества, пропагандируя здоровый образ бытия,

являя образцы человеческого мужества, стойкости и силы воли.

Когда марафон бежит молодой человек – это норма, а когда человек с

одухотворенным лицом «за 50» - это уже подвиг!

Мы продолжаем придумывать себе «развлечения». Ежегодные горные

сверхмарафоны «Уймон», с незабываемыми коллективными походами-

экскурсиями к Мультинским озерам, на «Красную гору», к изящным

труднодоступным красавцам водопадам. «Звездный марафон» посвященный

пятидесятилетию полета нашего земляка Германа Титова в космос, 100 км

скайраннинг «Тропа Тараумара» 2014 года, ежегодный 25 км пробег

«Крымский мост – Русская весна» в Жилино, горный марафон «Королевский

белок – 2015» - это новые уникальные вызовы, наряду привычными и

рутинными пробегами в Барнауле. Хотя «рутинными» пробеги быть не могут

по определению. Искусственно вызванное напряжение, «живительный

стресс», в виде соревнования носит очищающий и обновляющий характер

для каждого участника, пусть он в сотый раз преодолевает дистанцию.

Дистанция может быть и одинаковая, но ты, то каждый раз разный. Она не

становится легкой и привычной. Важно твое отношение к утомлению,



«страданию», преодолению ситуации в целом. На эту тему мне хочется

поговорить отдельно и глубже, но несколько позже.

Наконец, клуб, просто дает возможность общения, знакомства или дружбы с

единомышленниками. Встретиться с самобытными, пусть иногда

неудобоваримыми личностями – это любопытно и интересно. Это, в итоге,

расширяет кругозор, помогает меняться самому к лучшему, «несмотря на

неуклонно бегущие года», т.е. ты продолжаешь развиваться, а не

закостеневаешь в своем мумифицированном образе старого ворчуна и

зануды.

Костя Шатохин и Сергей Половинкин

Мне, например, приятно было почти в 60 лет найти новых товарищей в лице

молодого Кости Шатохина, который меня моложе более чем в два раза и

Сергея Половинкина моего ровесника. И с каждым из них мне по-своему

интересно общаться. Как-то так совпало, что они оказались из одного села,

Красного партизана, далекого и труднодоступного, особенно в зимнее время,

горного Чарышского села. С каждым я познакомился по отдельности, в

разных местах и при разных обстоятельствах. Но, обстоятельства были

связаны с марафонским и горным бегом, что нас и объединило.



Обычно друзья появляются в молодые годы, и мы так и живем привычным не

меняющимся кругом до конца дней своих. А тут появляется новый человек в

твоей устоявшейся жизни, и ты себя с удивлением спрашиваешь:

- А как я раньше жил без него?

Это сравнимо с появлением детей или внуков. Тоже недоуменно задаешь

себе такой же вопрос.

А еще говорят, что друзей не может быть много. Я это опровергаю – у меня

много настоящих, многолетних, проверенных друзей.

Если говорить о Половинкине, такое ощущение, что он был всегда рядом.

Человек безумно любящий горы и связанные с ними приключения. Не

похожий на тебя, имеющий огромный жизненный опыт и сохраняющий при

этом детскую непосредственность и отзывчивость. Он бескорыстно

заинтересован в общении, имеет радостное позитивное мировосприятие и

отзывчивость ко всему новому и прекрасному. Умеет ценить красоту и

чувствует неповторимость появившегося шанса, старается использовать его

на все сто.

Про себя я называю Серегу «Горный человек», по аналогии со «снежным

человеком».

Когда я с ним начал общаться, в голове сразу, на автомате, возникла

ассоциация и, непроизвольно всплыли стихи Михаила Тарковского:

Там, где горы режут ветры

На витые лоскуты,

Я глотаю километры

Забытья и глухоты.

И над сопкой вскинув руки,

Я кричу в просвет над ней:

«Что ж вы делаете, суки,

С бедной Матушкой моей?»

Ниоткуда голос тщетный

Отвечает сквозь дымок:

«А с душой своей бессмертной

Что ты делаешь, сынок?»

Сказывалось, что незадолго до нашего с Сергеем знакомства, я был с

дочерью Татьяной на литературной встрече с М. Тарковским. Набрался тогда

смелости – подошел, познакомился, поговорил, купил книгу и диск с его

последним фильмом. Был очень впечатлен встречей, знакомством, общением,

запойно зачитывался его прозой и поэзией. Пересмотрел, в который уже раз,



документальные фильмы «Счастливые люди» и новый, только что

приобретенный фильм «Замороженное время». Был длительное время

возбужден и со всеми только об этом и говорил!

Стихотворение «Там, где горы режут ветры…», как звучащая визитка,

постоянно возникает теперь, когда я слышу мягкий предупредительный

голос «Горного человека» из Чарышского по телефону.

***

Член нашего клуба, замечательный журналист, многолетний корреспондент

Алтайской правды Алексей Герасимов к 25-летию клуба «Восток» написал в

газете:

Алексей Герасимов на 15 км.

«Отличительная особенность КЛБ «Восток» - «не тупо бегать, а

наполнять бег высоким смыслом». Есть и неизменное главное: не искать

личной выгоды, а, наоборот, вкладывать душу, сердце, нередко и

собственные средства, не говоря уж о времени. В этом, пожалуй, и

состоят суть и сила мотиваций успешных общественных организаций. Не

ловчить, чтобы урвать, не самовыпячиваться, чтобы прославиться, а

заниматься тем, что самому и душе и обществу полезно. Не случайно в

клубе «Восток» каждый человек – неординарная личность…»



Алексей Герасимов, один из нас, индейцев «Тараумара», долгое

время несущий гордое почетное звание «Алтайский самурай»

не может быть неправ!



«Марафон – это способ самоубийства?!»

«… Бог - это жизнь духа в человеке…»

Симон Петр

Я бегаю очередной марафон всегда как в последний раз.

Для меня это огромное событие - радостное, загадочное и тревожное

ожидание неизведанного. Бегаю не часто, чтобы не терялась чувство новизны

и вкус. Чем я старше становлюсь, тем больше меня волнует очередное

участие в марафоне, да и не скрою, бывали времена и состояния, что это

участие казалось уже невозможным, утерянным и несбыточным.

Тем радостнее встреча c очередным

и долгожданным марафоном!

Это больше, чем встреча Нового

года, приходящего помимо твоей

воли, каприза и желания. Марафон

всегда любим, желаем и

неповторим. Ты его сам выбираешь

и, только от тебя зависит это

долгожданная встреча и взаимная

любовь. В мучительной,

болезненной, трагической любви, ты

сначала постепенно умираешь, а

затем, как из пены морской, медленно возрождаешься. К марафону надо

готовиться заблаговременно, тщательно и всесторонне. И эта подготовка

носит порой религиозно-ритуальный характер, занимает длительное время и

несравнима со стадной предновогодней покупкой петард, колбасы и

мандаринов.

Сборы на марафон - это целая эпопея, свадебная церемония! Марафонец,

иногда, как капризная нервная невеста, выбирающая платье и туфли, носится

в поисках новых марафонок, трусов, майки или долго, размеренно, любовно

примеряет - «старое, надежное, проверенное годами», непрерывно советуясь

с друзьями по цеху, - «которые знают!» В этих сборах много суеверных

скрытых причуд. Марафон, как строгий деревенский муж для женщины, не

обещает любви до гроба и легкой жизни, он разумен и серьезен, иногда

страшен, но как запретный плод от этого не становится менее желанным.

Как и я сам все время меняюсь во времени, так и мое преодоление марафона,

отношение к нему, с годами становится качественно совсем иным. И чем

старше становлюсь, тем за год значительнее перемены в моих предстоящих



ожиданиях. Я знаю, что все будет хорошо, но каждый раз волнуюсь и

тревожусь:

– А что будет дальше, вон за тем поворотом, и кто и что ждет меня на 35

километре, затем на 40-м и, наконец, на 42 километре при условии, что

преодолею и доползу последние 195 метров. Эти, назначенные важные

встречи с самим собой в условленных местах, должны обязательно

состоятся! Приложу все усилия!

Как я уже раньше многократно говорил, марафон для меня сродни обряду

инициации. Говоря проще марафон – это встряска организма и психики,

обряд обновления или возрождения через страдание (символическую

смерть). (Инициа ция (лат. initiatio — совершение таинства, посвящение) —

обряд, знаменующий переход индивидуума на новую ступень развития в

рамках какой-либо социальной группы или мистического общества.)

Для многих это сильно сложно и накручено. Но для меня это так. Я давно

заметил, что иногда при спокойной устоявшейся и размеренной привычной

жизни хочется все перевернуть на 180 градусов и начать все заново, с нуля.

Подвергнуть себя «шоковой терапии». Кто-то делает это, а кто-то нет. Я

делаю достаточно часто для одной жизни. Потребность бежать марафон или,

того пуще, сверхмарафон - из той же серии. После большого перерыва я меня

постепенно, исподволь неодолимо охватывает, словно одержимость, мысль

снова пробежать классический или горный марафон. Испытать всю

соответствующую марафону палитру ощущений. Если «классический»

марафон, то желательно в любимом городе Омске, для меня – лучшем

марафонском городе страны, а если «горный», то в Горном Алтае - к

Мультинским озерам или в Чарыш на Королевский белок.



* * *

Одиннадцать лет назад я опубликовал заметку в нашей клубной книге и в

журнале «Бег и Мы»: «МАРАФОН – ЭТО СПОСОБ

САМОУБИЙСТВА"?! Она вызвала неоднозначную реакцию. Скорее, она

осталась не всем понятна.

С некоторыми изменениями и корректировкой предлагаю прочесть ее сейчас

вместе с Костей Шатохиным, чтобы все-таки получить ответ на тревожащий

вопрос Константина:

- А лечит ли бег скуку?

Я уже во многом ответил на этот вопрос в предыдущих публикациях, но

считаю нужным пояснить еще и с этой точки зрения.

Любители бега поначалу хотят бегать для здоровья и душевного равновесия.

затем, по мере улучшения подготовленности, начинают участвовать в

соревнованиях. Другие сразу движимы амбициозными желаниями

самореализации через ветеранский спорт. Кто-то в молодости не реализовал

себя и теперь навёрстывает упущенное. Кто-то продолжает бегать, плавно

переходя от увлечения молодости к продолжению выступлений в

ветеранском спорте. Многих привлекает просто общение с близкими по духу

людьми. Человек «общественное животное», а «на миру и смерть красна».

Вместе легче бегать по многу километров и жизнь принимает размеренный

организованный характер. Есть чувство сопричастности. Кто-то уходит,



через бег от вредных привычек, находя новые ценности – спортивные и

духовные. Есть бегуны-философы. Их мало. Они часто бывают не поняты

утилитарно мыслящими бегунами. Они любят бег и относятся к нему как к

«хрустальному сосуду». Для них бег – жизненная необходимость, смысл

жизни, метод самопознания, модель жизненных взаимоотношений.

Инструмент проверки себя на протяжении всей жизни: кем был, кем стал,

кем будешь. Это – способ путешествия в себе и с собой, как самым близким

другом, во времени и пространстве, ведь есть такое известное выражение -

путешествие – это не только физический путь, а путь души.

Людям значительно проще понять любителей бега «от инфаркта», бега для

здоровья, занимающихся бегом на короткие или средние дистанции. Понять

же марафонца труднее, а иногда и невозможно даже близким родственникам:

- «Зачем вам это надо? Мотивы таких невероятных мучений и

самоограничений? О чём можно думать во время марафона?»

Вопросы и простые и сложные. Каждый определяет свой интерес по-

своему. Занимаясь бегом 46 лет, а марафонским и сверхмарафонским бегом

почти 40, я, естественно, не раз задавался вопросом, зачем я это делаю. У

меня взрослые дети, уже стал дедушкой, а я всё бегаю:

- Не смешон ли и глуп я?

Причём были перерывы до восьми лет, и не раз, но начинал снова. И не

просто бегал для здоровья, а обязательно для участия в соревнованиях,

подвергая себя опасности. В 1990 году, когда бежал по Памирскому тракту

на высоте более 4000 метров над уровнем моря, терял сознание, чем

казалось, подтвердил высказывания жителей Горного Бадахшана, что все мы

смертники, раз решились бежать на такой высоте. После таких случаев

вольно или невольно пытаешься понять, что движет тобой: излишняя

гордыня, глупость, жажда новых ощущений или что-то другое.

Когда однажды Абебе Бикилу, двукратного олимпийского чемпиона в

марафоне, пробежавшего в Риме и Токио босиком всю дистанцию, спросили,

что есть для него марафон, он неожиданно для многих ответил:

- «Марафон – это способ самоубийства».



Такое странное определение долго меня озадачивало и не давало покоя.

Каждый раз, участвуя в соревнованиях по марафону, я думал об

этом. Постепенно формировалось мировоззрение, объясняющее это

высказывание великого марафонца.

Состояние неимоверной усталости, переживаемое марафонцем во время бега,

особенно в заключительной его части, сродни умиранию. Оставаясь один на

один со страданием, человек понимает, что внешние факторы не имеют

значения. Социальная значимость, внешняя оценка, позы, достижения,

деньги, связи и многое другое - не актуальны. Мы часто живём по инерции,

всё более и более погружаясь в суету городов. Чем больше мы имеем вещей,

привычек, стереотипов - «мусорный ящик разных мыслей в голове», тем

дальше мы уходим от себя. Помните, я уже писал:

Растворяемся мы в вещах,

В суете, болтовне, веселье…



На шоссе или в горах ты, как в бане, совершенно голый. Только гол не для

окружающих, а для самого себя. Человек возвращается к самому себе –

истинному. Ты один, и рядом «смерть», «страдание», иногда принимающее

степень «судьбы, которую нельзя изменить» и мы снова, и снова стоим во

весь рост перед выбором «пройти через страдание НЕ

СГИБАЯСЬ». Перед самим собой не надо лицемерить, лгать, изображать из

себя кого–либо. Ты смотришь на себя как в зеркало: Вот – ты. Вот –

страдание. Как ты его переносишь, такой ты и есть. Словно окунаешься в

детство и видишь жизнь в разрезе, во всём «длиннике»: каким был, что

хотел, что интересовало, что ты любил и к чему пришёл. Выявляются

ложные цели, никчемность суеты, душевная мелкость. Жизненные

приоритеты и смысл твоего существования становятся ярче и

понятнее. После марафона ты как бы рождаешься заново. Подобное

состояние человек испытывает также после тяжелого заболевания или

сложной критической ситуации. Я думаю, с такими ситуациями часто

встречаются спортсмены и других видов спорта, в частности в области

горного спортивного туриста и альпинисты.

Однажды я заблудился в горах Алтая. Это было в районе Телецкого озера, в

верховьях реки Лебедь. Сутки лил дождь. Черневая тайга, верховые болота,

огромные поваленные деревья, трава по пояс. Начало июня - в горах

холодно. Я оказался один в силу ряда обстоятельств. Без пищи, спичек, ножа,

компаса. Когда утром прекратился дождь, рассеялись облака и туман,

выглянуло солнце, я понял что ухожу на 180 градусов не в ту сторону.

Километров пятьдесят шел, ориентируясь по солнцу в сторону таёжного

посёлка Каяшкан. Случайно набрёл на лесников, высаживающих рассаду

кедра, которые и помогли выбраться.

Пока я бродил, было много разных ощущений, но самым ярким то, что ты

один - хоть закричись. Ты один и никто тебе не поможет. Можешь

рассчитывать только на себя. Обостряются все инстинкты. Удивительное

состояние. Идёшь много километров, и никого нет. Живя среди людей, мы не

можем это состояние понять. Всегда кто-то рядом. Окружающие и наш

родной телевизор создаёт ощущение защищённости, уверенности в себе,

осмысленности существования. Мы, по сути, никогда не остаёмся одни -

сами с собой. Я давно заметил, что многие боятся оставаться с самим собой

наедине. Один мой приятель, которого я имел возможность наблюдать

длительное время, постоянно «был занят». Занят разговорами по телефону,

встречами с клиентами, друзьями, «бабами», игрой в футбол и волейбол во

время рабочего времени. День за днем бесконечные встречи, разговоры, и

суета, суета, суета…

Такое впечатление, что он боялся остаться один. У него постоянно не было

времени додумать свои мысли. Такое «Бегство от себя позволяет

избежать возможности обнаружить пустоту в себе» - писал Виктор



Франкл, - «но по ночам экзистенциальные проблемы возвращаются.

Совесть напоминает о них».

- Суета, деньги, власть - часто это просто попытка уйти от одиночества

(экзистенциального вакуума).

* * *

Бегая марафон - я самоутверждаюсь, - укрепляюсь в Духе! Не показушно, а

только для себя: - Значит, я еще могу, не сдался под напором жизненных

обстоятельств! Я нахожу ответы, на многие вопросы этой жизни, расставляю

приоритеты, по степени их действительной, не ложной, значимости. Вопрос

– как я это делаю? Мне интересно оставаться наедине самим с собой. Хотя

эти слова для многих моих друзей по бегу, наверное, странны. Вокруг меня

всегда много сподвижников, я с удовольствием и чаще бегаю в группе. Но,

тем не менее, когда я занялся марафоном и, особенно, сверхмарафоном, мне

очень нравилось бегать долго и одному, особенно рано утром. Я выбегал

летом в пять часов утра и часа три–четыре бегал по лесу, наслаждаясь

одиночеством и единением с природой. Кому-то покажется это странным и

скучным, но только при поверхностном взгляде. Есть такое выражение –

«медитация на бегу». Сосредоточение или рассредоточение внимания в

процессе бега активизирует более радостное эмоциональное восприятие

мира. Когда я бегу, казалось бы, один - я никогда не остаюсь один. С меня

слетает шелуха надуманных проблем, тревог и сомнений, навязчивых

тревожных мыслей (не буду останавливаться на психофизиологии этого

процесса). Актуальными становятся настоящие проблемы и переживания.

Когда я бежал свой первый сверхмарафон по Горному Алтаю в 1989 году, то

со мной рядом «бежали» Шукшин, Шишков, Ефремов, и другие. Я старался

смотреть на места, в которых до этого никогда не был, их глазами, «слушал»

их рассказы о прошлом и сличал с настоящим. Тысячи скифов как бы

«смотрели» на меня из своих могил, а я старался «увидеть» их, представить

лица, внешний вид, ухмылки, ненависть или любопытство:

-- «Зачем ты пришёл и кто ты?». - « Не иди по следам древних, но ищи

то, что искали они» - как бы говорили они славами буддийского

проповедника и поэта Кобо-дайси.

Так как же мне будет не интересно в одиночестве! Можно путешествовать в

пространстве, а можно во времени по книгам, представлять прошлое

настоящее и будущее глазами людей разных поколений. Одно дело, когда

историки коверкают «историческую правду», а другое увидеть прошлое

глазами очевидца. Мне очень интересно читать дневники или мемуары из

далекого прошлого. Это чудо услышать реальный голос, звучавший иногда

тысячелетия назад.



Но не менее интересным может быть - путешествие в себе. Живя, мы

постоянно меняемся, попадаем в различные ситуации, страдаем и плачем,

смеёмся и радуемся жизни. Нас охватывает непонятный страх и смятение.

Мы честолюбивы и амбициозны. Мы слабы и беспомощны. Мы разные.

Причём в одном и том же человеке сочетается порою несколько людей.

Человек многогранен, и в различных ситуациях, один и тот же человек,

может себя вести совершенно по-другому.

- Почему мы такие?

Если рассматривать жизненные ситуации как «испытательные», то легче

жить. Жизнь – это испытание. В целом – вся жизнь педагогический процесс.

Наблюдать за собой и стараться понять себя, не менее интересное занятие,

чем подглядывать в замочную скважину за другими. Первым это понял

Зигмунд Фрейд и его ученики. Что движет тобой, твоими мыслями

чувствами? Так ли всё на поверхности?

* * *

Попробуем взглянуть на марафон «другими глазами». Абебе Бикила -

выходец из знойной Африки. Жителям многих африканских племен

свойственно совершенно другое мировоззрение, отличное от жителей

«цивилизованных» стран. В основе его лежит архаичное мифологическое

мышление (Карл Густов Юнг). Данный тип мышления характерен для

многих народов Азии, Африки, так называемых «туземных» или племенных

народов. Выделяя роль подсознания, зачастую как не зависимую от сознания

функцию психической деятельности, Юнг считал, что: «… духовный рост

не может быть вызван сознательным волевым усилием, а возникает

непроизвольно. Направляющий центр, из которого исходит упомянутое

регулирующее воздействие, представляет собой своего рода «ключевой

атом» в нашей психической системе, её ядро. Юнг назвал этот

центр Самостью и охарактеризовал его как охватывающий всю психику

человека, а отличие от эго, представляющего лишь небольшую часть

психики.

На протяжении столетий люди интуитивно знали о существовании такого

внутреннего центра. Греки называли его внутренним Даймоном; в Египте он

выражался концепцией души – Ба, а римляне почитали его за «гения»,

присущего каждому индивидууму.

В первобытных общинах его часто считали духом хранителем, воплощенным

в животном или фетише.

Необычайно чистое, ничем не замутнённое восприятие этого центра присуще

индейцам племени наскапи, обитающих в лесах Лабрадорского полуострова.

Эти простые люди промышляют охотой и живут изолированными

семейными группами на таком большом расстоянии друг от друга, что не



смогли создать систему племенных обычаев или коллективные религиозные

верования и церемонии. В своём пожизненном одиночестве наскапийский

охотник вынужден полагаться на свой внутренний голос или на

откровения подсознания. В его миропонимании душа человека предстаёт

просто внутренним «спутником», которого он зовёт «мой друг»

или mista-peo, что означает «Великий человек». Миста-пео обитает в душе

и является бессмертным; в момент смерти или незадолго до неё он покидает

человека, а позднее перевоплощается в другие существа.

Те индейцы племени наскапи, которые уделяют внимание своим снам,

стараясь выяснить их значение и испытать их достоверность, могут обрести

более глубокую взаимосвязь с «Великим человеком». Он благоволит к таким

людям и чаще посылает им хорошие сны. Таким образом, главная

обязанность каждого наскапи заключается в том, чтобы следовать

наставлениям, которые даются ему во сне, и затем запечатлять их

содержимое в искусстве. Ложь и бесчестие прогоняют «Великого

человека» из внутреннего царства личности, тогда как великодушие и

любовь к соседям и животным притягивают его, придавая ему сил.

Сновидения дают наскапи полную возможность определить свой путь в

жизни, причём не, только во внутреннем мире, но и в окружающем их мире

природы. Они помогают предсказывать погоду, оказывают помощь в охоте,

от которой зависит их жизнь. Мы упомянули этих совсем диких людей,

потому, что они не загрязнены идеями нашей цивилизации и все ещё

обладают естественным пониманием сущности, которую Юнг назвал

Самостью.

«…архетип (первообраз) Самости не реализуется до тех пор, пока не

наступит интеграции, и гармония всех аспектов души, сознательных и

бессознательных. Поэтому достижение зрелого “Я” требует постоянства,

настойчивости, интеллекта и большого жизненного опыта». Согласно

Юнгу, конечная жизненная цель — это полная реализация “Я”, то есть

становление единого, неповторимого и целостного индивида.

Антропологи подметили, что одним из наиболее частых умственных

расстройств у первобытных людей была, говоря их языком, «потеря души»,

или разлад, диссоциация сознания. Среди людей прошлого, уровень сознания

отличался от нашего, душа (психика) не воспринималась как нечто целое.

Многие полагали, что каждый человек помимо обычной души имеет ещё и

так называемую и «лесную душу» воплощённую в звере, растении, с которой

он имеет определённое родство.

* * *

В родоплеменном обществе становление личности предполагает

обязательное прохождение ритуала инициации, или

посвящения. Юноши и девушки переживают символическую смерть и



возрождение. Этот переход сопровождается телесными и духовными

испытаниями, призванными ввести человека в пограничное, почти

предсмертное, состояние. Индивидуальность испытуемого временно

распадается, сливаясь с коллективным бессознательным общества. Затем

происходит новое «рождение» человека, но уже в ином статусе – не ребенка,

существа природного, но взрослого человека социального. Дети

превращались во взрослых, полноправных членов общества. В наше время

описан у некоторых африканских народностей ритуал, когда мальчик

становиться взрослым лишь, после того как целый месяц проживёт в

лесу в полном одиночестве. В основе любого ритуала, встречается ли он в

племенных общинах или в более сложных сообществах, неизменно лежит

обряд смерти и возрождения, являющийся для новообращенного «обрядом

перехода» от одной стадии жизни к другой.

Воздействие посвящения, конечно же, не ограничивается лишь психологией

юности. На протяжении всей жизни человека каждая новая фаза развития

сопровождается повторением изначального конфликта между притязаниями

Самости и эго. Обычно этот конфликт выражается наиболее сильно в

переходном периоде от ранней зрелости к средним годам. А переход от

средних лет к старости вновь создаёт необходимость в утверждении различия

между эго и психикой в целом. Эти критические периоды требуют большего

осмысления и духовных усилий, чем в юности.

Из известных моделей инициации, например, у молодых людей,

наиболее распространённой является модель сурового испытания на

силу или выносливость.

В обряде посвящения призывают отказаться от амбиций и всех желаний

и покориться суровому испытанию. Новообращённый должен желать

участвовать в испытании, не надеясь на успех – фактически быть готовым к

смерти. И хотя видимая сторона испытания может быть мягкой (длительный

пост, лишение зуба, нанесение татуировки) или мучительной (боль от

обрезания, надрезания и других увечий), цель всегда одна: вызвать

символическое переживание смерти, из которого может возникнуть

символическое переживание нового рождения.

Выше описанным, мне кажется, объясняется высказывание Абебе Бикилы,

его странная фраза: - Марафон – это способ самоубийства.

По крайней мере, для меня.

- Пробегая марафон - «ты как - бы рождаешься заново» и в этом его лечебное

значение Константин.



* * *

P.S: Косте Шатохину лично, с надеждой, что был полезен:

Порой не видим мы, проснувшись утра,

Вечерней тьмой окутаны мозги,

И кажется, что всё уже утрачено,

И нет уж перспективы впереди.

Но, зазвонит будильника звоночек,

И позовет однажды соловей,

На дикую природу – на охоту,

Забытых дел, оставленных затей.

И ты, друг мой, проснёшься на рассвете,

И голову закружит воздух трав,

И вновь захочешь жить - как прежде

И вновь услышишь гомон шумных птах.



Глава 2: Первый алтайский многодневный сверхмарафон

Шёл 1988 год. Я работал заведующим отделением краевой клинической

психиатрической больницы. Отделение было необычным даже для больницы

такого профиля. Пациенты являлись не просто душевнобольными, а ранее

судимыми, да ещё и осужденными на принудительное лечение от

алкоголизма, наркоманий и туберкулёза. Мне, как человеку, привыкшему к

«свободе» и, на тот момент, больше половины жизни отдавшему спорту,

было невероятно тяжело пребывать в роли психотерапевта. Было ощущение,

что сам находишься на принудительном лечении. Я ещё не потерял веру в

возможность изменить человечество к лучшему и с полной самоотдачей

погружался в проблемы больных, пытался на них воздействовать словом,

«кнутом и пряником». Перевоспитывать людей с порой более чем

двадцатилетним тюремным стажем дело явно неблагодарное. Ночами я

продолжал думать о работе. Как-то раз на одной из встреч, где мои друзья

беседовали о литературе, политических событиях, обыденной жизни, я

поймал себя на мысли, что не могу поддержать разговор. В голове крутились

мысли, например, о дифференциальной диагностике шизофрении. Я понял,

что сам начинаю «сходить с ума».

Вот в таком состоянии мне попалась публикация, если не ошибаюсь в

«Собеседнике», известного советского журналиста Геннадия Щвеца –

«Тринадцать марафонов по Сахаре». Это был реально прозвучавший голос из

http://www.risk.ru/u/img/171/170789-1200.jpeg



прошлой жизни, «глоток свободы». По натуре я авантюрист, в хорошем

смысле слова, то есть «человек, ищущий приключений».

Мне скучна повседневность, размеренность и предсказуемость «серых

будней». Моим лозунгом в преддверии марафона стали слова Владимира

Высоцкого:

Меня ведь не рубли на гонку завели,

Меня просили:

«Миг не проворонь ты!

Узнай, а есть предел там, на краю Земли?

И можно ли раздвинуть горизонты?..»

Я носился с публикацией Швеца по друзьям спортсменам и предлагал

провести что-то подобное. Поскольку я человек из Средней Азии (вырос в

Узбекистане), то по Алтаю путешествовал мало. Давно хотелось посмотреть

весь Чуйский тракт, о котором я много читал у Вячеслава Шишкова, Сергея

Залыгина, Василия Шукшина. Поэтому я предлагал провести многодневный

марафонский пробег именно по Чуйскому тракту. В то время он не был

насыщен машинами. Кто-то из спортсменов марафонцев разделял моё

рвение, кто-то смотрел как на безумного. Я обратился в некоторые краевые и

городские спортивные организации, но не нашёл понимания. Подход был

формальный, все спрашивали: «Зачем тебе это надо?». Тогда пошёл в

Индустриальный райком комсомола г. Барнаула. Первый секретарь Дима

Горемыкин и второй секретарь Евгений Ястребов отнеслись к моему

предложению с большим интересом. Когда сейчас все кому не лень ругают

комсомол, я всегда вспоминаю этих ребят с благодарностью. Они не были

ограничены стереотипами спортивных функционеров и, хотя их «старшие

товарищи» из райкома партии явно негативно отнеслись к затее пробега, с

увлечением принялись за осуществление одного из первых горных

многодневных сверхмарафонов в Советском Союзе. Мы посвятили пробег

шестидесятилетию Василия Шукшина, нашего выдающего земляка. Заказали

значки и плакаты с его портретом. Дима Горемыкин лично проехал по

Чуйскому тракту до Кош-Агача, встретился с представителями всех

райкомов ВЛКСМ по ходу предполагаемого пробега, провел необходимую

агитационную и организационную работу. Предполагалось, что после

каждого дневного этапа райком комсомола того места, где состоится финиш,

будет награждать победителя и призёров сувенирами, а также устраивать

встречи с жителями, знакомить бегунов с местными традициями и обычаями.

На любой этап допускались спортсмены ближайших населённых пунктов,

которые бежали, сколько могли индивидуально или в виде эстафеты. Кстати,

одним из зрителей этого пробега оказался известный в будущем

сверхмарафонец Республики Алтай и Сибири, двукратный победитель

Красноярских суточных пробегов, призёр и участник многих международных

соревнований - Юрий Чуликов. Лучший результат у Юры в сутках - 233 км. а

на 100 км. в Москве и Одессе где-то в пределах 7 часов 20 мин. Сейчас, к



сожалению, Юрий тяжело хронически болен и перестал бегать. Он

рассказывал в последствии: «Я стоял на обочине дороги у дома в селе Черга,

где живу. Встал рано утром, так как почти все жители знали, что состоится

необычный марафон. За несколько дней до соревнования в селе были

вывешены афиши с изображением Василия Шукшина и сроками проведения

марафона. Когда появились бегуны, я подумал, а смогу ли тоже когда-нибудь

так бежать? Все казались такими недосягаемыми, «великими», творящими

что-то невозможное. Этот пробег заставил меня стать одержимым в

тренировках, и я захотел непременно с вами познакомиться …».

Через некоторое время Юра приехал в Барнаул, познакомился и подружился

со многими ребятами, и уже зимой 1989 г. поехал с нами в Ташкент, где

выиграл классический марафон!

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Наша команда приехала на место сбора в Бийск заранее, за два дня. Всего

рискнули стартовать 23 спортсмена. Они прибыли Барнаула, Бийска,

Прокопьевска, Новосибирска, Фрунзе, Целинограда, Павлодара, из

алтайского города Горняк. Среди нас были две женщины из Новосибирска:

Воронова Надежда и Торохова Надежда. Желающие приняли участие в

своеобразном прологе – Шукшинском традиционном марафоне. Кто

пробежал 10, кто 20 или 42 км. Затем состоялся переезд в палаточный лагерь

в с. Сростки. Программа соревнований предполагала не только спортивную

часть, но и экскурсионную. Спортсмены познакомились с г. Бийском, селом

Сростки, посетили дом-музей В. Шукшина. Село живописно расположилось

в пойме реки Катунь. На горе Пикет (сростинцы называют её Бекет)

проведённые археологические раскопки обнаружили остатки стоянок

первобытного

человека, который

умел обращаться с

огнем, и употреблял

в пищу жареное

мясо. В XVIII веке

на холме

располагался

казачий пост. Новая

история Сросток

начинается в 1804

году, когда сюда

переселились

жители близких к

Бийску сёл. В 1811

году здесь проживало 81 человек. Каждый год на Пикете проходят

знаменитые Шукшинские чтения, на которых присутствуют известные




режиссеры, писатели, актёры нашей страны, а также тысячи почитателей

Василия Макаровича Шукшина.

«Эх, люблю я это место. Для меня здесь пуп земли», - говорил В.М. Шукшин.

И действительно, уже с середины подъёма на гору открывается чудесный вид

на пойму реки Катунь с зеркальными отблесками ее проток. С верхней

кромки яра хорошо видна гора Бабырган (1008 м. над уровнем моря).

Говорят, что это потухший вулкан. О Бабыргане и Катуни сложено

множество сказок и легенд. Далее убегает: серая лента Чуйского тракта,

необозримые синие дали, в которые нам предстояло окунуться. Стартовали

23 июля 1989 года с горы Пикет в разгар «Шукшинских чтений». Нас

провожала многотысячная толпа. Было приятно, что мы бежим не просто так,

а в дань уважения великого земляка. Это накладывало на всех нас особую

ответственность. В голове звучала музыка Шукшинских чтений:

Шуршанье шин.

И шум вершин.

И слышится

Шишков,

Шукшин.

В литературе – это факт:

Шишков разведал

Чуйский тракт.

Шукшин воспеть его явился.

Геннадий Панов

Но остался вдали Пикет и азарт соревнования всё больше и больше

охватывал бегущих спортсменов. Начала формироваться лидирующая

группа. Кроме меня, впереди бежали барнаульцы Михаил Москвин, Юрий

Осокин, бегун из Прокопьевска Владимир Корчуганов и, пожалуй, самый

опытный марафонец из тогда ещё Целинограда, Геннадий Бычков. За его

плечами два стокилометровых пробега и второе место в Юрмале с

результатом 7 часов 22 минуты.

Первый этап был «пристрелочный» – 33 км. Финиш за рекой Иша. За первое

место на данном этапе организаторы соревнования планировали подарить

книгу Марины Влади о Владимире Высоцком, что придавало

дополнительную мотивацию для самоотверженной борьбы, хотя мы

понимали, что это чревато. Ведь впереди были ещё 10 дней бега, и каждый

день не менее 42 км. Да каких километров! Горных! Впереди были никогда

не виданные нами перевалы Семинский, Чикет-Аман, Белый Бом и

множество других, имена которых известны лишь местным жителям. Да и

начался пробег на высоте 100 – 200 метров над уровнем моря, а предстояло



подняться на почти 2000 метровую высоту! На такой высоте никто из нас в

тот период не бегал. Но эмоции есть эмоции. «Марина Влади к себе манила»

и мы несколько безрассудно убыстряли темп. Наиболее эмоциональными

оказались Михаил Москвин, обожавший Высоцкого и я, тоже желавший

заполучить редкую книгу. За нами устремился Юрий Осокин, но он явно

переоценил свои возможности и где-то после 25 км стал сдавать. Опытный

Гена Бычков предпочёл благоразумие и бежал своим темпом, не ввязываясь в

наши «алтайские разборки». Миша Москвин явно рассчитывал на приз. У

него были на то основания. Я восемь лет практически не бегал: был занят

работой, получал квартиру, «рожал» и воспитывал двоих дочерей.

Тренироваться и участвовать в соревнованиях начал лишь под влиянием

своей «сверхценной идеи» - организации сверхмарафонского пробега.

Девятого мая, на традиционной двадцатке, Миша выиграл у меня более пяти

минут. Естественно, через два месяца он с полным правом предполагал, что я

ему не соперник. Однако я времени не терял: утюжил склоны «Сухого лога»,

часами бегал в лесу. Включил все свои ресурсы, вспомнил йогу, медитацию

на бегу, аутогенную тренировку и т.п. Мне казалось, что моя прошлая

подготовка и через несколько лет бездеятельности не исчезла.Остался за

спиной легендарный Бабырган, одно за другим мелькают сёла Образцовка,

Березовка, Быстрянка, Суртайка. За пять километров до финиша мы оба

поняли, что борьба приобретает слишком жесткий характер и это может

Москвин, Корчуганов, Бычков




отразиться на последующих днях. Пришли к выводу, что наше дело бежать, а

найти две книги Марины Влади - дело судей-организаторов, и дружно

финишировали обнявшись. С учётом медленного бега по Сросткам, когда мы

петляли среди гостей Шукшинских чтений, 33 км мы пробежали за 2 часа 08

мин. 25 сек. Юру Осокина, так неосмотрительно за нами гнавшегося,

пришлось с финиша до лагеря вести под руки. Он был сильно утомлен.

Привели его в порядок только часа через два. Остальные участники были

«более-менее». Лагерь был расположен на берегу реки Иша, недалеко от

места впадения её в Катунь. Все с удовольствием купались. Река Иша - одна

из двух тёплых рек Горного Алтая. На другом берегу Катуни расположено

село Шульгин Лог, которое считается геологическим памятником

месторождения мамонтовой фауны. Кости и бивни мамонтов жители села

находят довольно часто. Фильм В.М. Шукшина «Печки-лавочки» снимался

не только в Бийске и Сростках, но и в Шульгин Логе. Очень тёплая вода в

Ише, хороший солнечный день, прекрасная пища, разговоры о прошедшем

дне у костра - вот краткое содержание вечера первого этапа.

* * *

Я пойду, пройдусь по воде,

И оставлю мокрый след на песке,

Чтобы волны могли унести,

Тяжесть с ног и усталость с души.

ДЕНЬ ВТОРОЙ

В 8 часов утра мы стартовали уже на более длинную дистанцию - 43 км.

Маршрут пролегал через красивое село, Долина Свободы – какое название!

Пробежав его, мы пересекли административную границу Алтайского края и

Республики Алтай. Следующий населённый пункт - Майма, крупный

районный центр, смыкающийся с Горно-Алтайском. История Маймы

начинается в 1810 году, когда здесь поселились русские крестьяне. В 1836

году Майма стала центром крещения алтайцев с открытием здесь духовного

стана миссионером М.Я. Глухаревым (отец Макарий). Сейчас в Майме

проживает более 15 тыс. человек. Несмотря на тяжелое самочувствие на

финише первого этапа, Юра Осокин опять бежал в лидирующей группе.

Более решительно стартовали Сергей Пияшев из Новосибирска, Владимир

Корчуганов. Миша Москвин и я тоже были впереди. Старались бежать

ровно, переговаривались. После пятнадцати километров, а затем через

каждые пять километров обязательно приостанавливались у пунктов

питания. Однако после двадцать пятого километра мне пришлось

продолжить бег без подкрепления. Человек, ответственный за этот пункт

питания, расположился слишком далеко от края дороги, да ещё в тени

деревьев. Я увидел его со стаканчиком в руке, когда уже пробежал мимо.

Ребята бежали чуть позади меня и завернули подкормиться. Мне не



захотелось разворачиваться и останавливаться, и я по инерции побежал

дальше. Было хорошее настроение. После открытых просторов мир обретал

новое измерение – устремлённость вверх. Дорога красочно петляла, то

поднимаясь, то опускаясь вдоль стремительно бегущей на встречу Катуни.

Именно в этих местах В.М. Шукшин снимал свой первый знаменитый фильм

«Живёт такой парень» в 1963 году. По этому фильму я собственно когда-то и

узнал о Шукшине ещё в далёком Узбекистане.

Я стал лидером. Невольно темп бега возрос. Через километр я оглянулся и

понял, что ко мне не приближаются, а даже несколько отстают, и попробовал

«вслушаться» в себя, поймать свой темп, максимально экономично бежать.

Тут мне ещё и повезло. Две девчонки, велосипедистки из Майминской

спортивной школы, выехали на тренировку и догнали меня. Естественно, мы

разговорились, я

попросил их ехать

рядом. Они угостили

меня компотом из

своих «баклажек», и

некоторое время я

бежал в

сопровождении

эскорта симпатичных

девушек. Я иногда

оглядывался. Только

Миша Москвин

пытался ко мне

подтянуться,

остальных я не видел.

К финишу за селом

Соузга я добрался в одиночестве со временем 2 час 57 мин. 29 сек. Миша

прибежал через 2 мин. 33 сек. Лагерь располагался на берегу Катуни за селом

Соузга в очень живописном месте. Катунь для меня вообще самая красивая

река. От неё исходит неимоверная энергетика. Она прекрасна и удивительна

в разные времена года. Меняется с каждым своим изгибом, с каждым

поворотом. Как женщина кокетничает и зачаровывает своей

непредсказуемостью и стремительностью. То бело-мутная после дождей, то

изумрудно-синяя в августе и глубокой осенью. Грозная и ласковая

одновременно. Жаль, что в последние годы Соузга разрослась, и место нашей

стоянки застроилось. Я долго ждал Юру Осокина, пришлось ему помогать

Лидирую на втором этапе



дойти метров сто до лагеря. Он очень устал, но рассказывал о своих

ощущениях и переживаниях вполне адекватно и с юмором. Поскольку

человек он очень эмоциональный и обладает образным восприятием

действительности, слушать его было интересно, несмотря на то, что говорил

он взахлёб. Первыми быть всегда трудно. И я очень люблю и уважаю тех

ребят, которые отважились на первый многодневный сверхмарафон. В

последующих пробегах бегали многие. Но это было не в первый раз, когда не

понятно, что там за поворотом и во что ты ввязался, останешься ли жив-

здоров после таких экспериментов. Поэтому второй - это всегда второй.

Путь-то уже проложен. «Безумству храбрых поём мы песню…».К «храбрым»

я отношу в первую очередь следующих ребят: Это Юрий Осокин. Когда в

1973 году я приехал в Барнаул, на мою жизнь в Сибири повлияло несколько

человек. Благодаря им я не уехал обратно в солнечные края. Среди них,

несомненно, Веня Дураков, в настоящее время Веня Богумил. (Он женился

на моей сестре и взял её фамилию). Веня привлек меня в спортивное

ориентирование, стал моим тренером и лучшим другом на всю оставшуюся

жизнь. Он же в 1975 году познакомил нас с Юрием Осокиным. Юра мне

сразу понравился. Это мужественный, обладающим незаурядным

оптимизмом и уверенностью в себе человек. Очень эмоциональный и

душевный. Если чем увлекается, то полностью, без остатка. Его

нестандартное мышление всегда меня удивляло и восхищало. Он видит по-

своему обыденные вещи. Например, когда ориентировщики измеряли

расстояние с помощью подсчёта спаренных шагов, Юра делал это

посредством музыкальных тактов. Чем он только не занимался до нашего

знакомства! Изучал радиодело. Был вертолётчиком и командиром

вертолётного звена. Имел I разряд и неоднократно был призёром

Новосибирской области по парашютному спорту. Меня поразил его рассказ

как в 16 лет во время одного из первых прыжка с парашютом у него не

раскрылся парашют. Он попытался открыть запасной. Но и тот не раскрылся

полностью и Юра камнем падал вниз. Подтянувшись по стропам он каким то

невероятным усилием расправил запасной парашют, сумел его раскрыть

несколько больше и погасил скорость падения. Ударился сильно, но

обошлось без больших травм. Редкое хладнокровие для шестнадцати лет! В

свободном падении был метров 800. Юрий хорошо бегал на лыжах, а когда

занялся ориентированием, стал одним из сильнейших ориентировщиков края

в самое короткое время. Выигрывал чемпионат края по марафонскому

ориентированию, входил в сборную по лыжному ориентированию. При

любой усталости Юра никогда не терял чувства юмора по отношению к себе



и ситуации, в которой он оказался. Почти в тридцатилетнем возрасте,

поступил в политехнический институт, окончил его с отличием. Защитил

кандидатскую диссертацию и сейчас, уже на пенсии, продолжает

преподавать в техническом университете. Юрий имеет множество

изобретений в области робототехники, отмеченных медалями ВДНХ СССР.

В этом 2014 году, в прочем как и в прошлом Осокин обязательно бежит

марафон в Питере «Белые ночи».

Сейчас ему 70 лет и цель - бегать марафоны хотя бы до 80 лет! Идея

пробежать по Чуйскому тракту просто очаровала его, и он стал моим

единомышленником без тени сомнения.

Это Миша Москвин. Мой старый друг, с которым мы пробежали не одну

тысячу километров и который после участия в первом многодневном пробеге

стал просто фанатом сверхмарафона. Что он только не бегал! Суточные бега,

полусуточные в манеже, зимние 85-ти километровые забеги, 100

километровки, и конечно многодневки. Последнее Мишино достижение - 100

км. скайраннинг который мы вместе одолели 26 июля 2014 года вблизи

Белухи. Это Анатолий Ермошин. Он узнал о пробеге из газеты и, не

задумываясь, принял в нём участие без опыта соответствующей подготовки.

При первой встрече с Анатолием у меня возникло ощущение, что он сидел и

ждал этого пробега, с такой решимостью он был готов стартовать. В

последующие годы Толя постоянно активизировал меня на проведение

новых пробегов, и сейчас это, пожалуй, единственный человек, который в

любой момент не задумываясь примет участие в следующей многодневке.

Осокин и Богумил у Красных ворот



* * *

Друзей - не выстроишь по рангу.

Не строят по росту их в ряд.

И только осеннее горе

Проверит – надёжен ли «брат».

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

В этот день надо было пробежать очередные 43 км. Нам предстояло

двигаться вдоль Катуни, через сёла Манжерок, Усть-Муны, Барангол, Усть–

Сема. От Усть-Семы тракт через мост уходил от Катуни, и мы должны были

встретиться с ней только на 8-й день соревнований. На этом живописном

участке много достопримечательностей. Перед селом Манжерок, воспетым

Эдитой Пьехой, стоит памятник В.Я. Шишкову, поставленный в честь

столетия со дня рождения писателя. В 1913-14-х годах под его руководством

были произведены геодезические изыскания, по результатам которых

впоследствии был проложен современный Чуйский тракт.

Чуйская торговая тропа известна с XV века. Во второй половине XVIII века

бийские купцы возили по ней на лошадях и

верблюдах товары на ярмарку в верховья

Чуи (район Кош-Агача). В 1902 году на

средства предпринимателей Бийска узкие

участки тропы были расширены, она стала

колёсной дорогой. Вложенные деньги

быстро окупились возросшим

товарооборотом. Ранее Чуйский тракт

пролегал через Старо-Белокуриху,

Алтайское, Камаринский перевал, Белое и

Чергу. Современный маршрут проложен в

20-х годах ХХ века. За счёт расширения

многих участков, ликвидации крутых

поворотов дорога стала более безопасной,

обеспечила продвижение большегрузных автомобилей.

Пробегая памятник В.Я. Шишкову, мы мысленно отдали долг памяти этому

замечательному писателю и человеку. Каждый из нас, если и не был

подробно знаком с творчеством Шишкова, то о его романе «Угрюм – река»,

слышал.




Для меня третий день, как оказалось впоследствии, стал одним из самых

тяжёлых. Да и вообще, участвуя впоследствии во многих многодневках, как в

Советском союзе, так и за рубежом, а также на примере выступлений моего

близкого друга Андрея Дерксена, я сделал вывод, что в многодневных

сверхмарафонах третий и четвёртые дни самые сложные, даже переломные.

Особенно в горах.

По сумме результатов двух дней я неожиданно для себя стал лидером.

Вторым шёл Миша Москвин, отставая на две с лишним минуты, затем Гена

Бычков, проигрывая Мише 6 минут 20 секунд. Поэтому все 43 км этого

этапа, Миша и Гена просто «душили» меня, стараясь убежать и отыграть

потерянное время. Мне оставалось только терпеть и иногда пытаться их

немного образумить, изображать, что я ещё не сломлен и готов принять их

вызов. Где-то за два километра до финиша, мы как раз подбегали к мосту

через Катунь в селе Усть-Сема, я хвастливо их предостерёг, что смогу на

последнем километре развить скорость три минуты на километр. Я, конечно,

бахвалился, но мне поверили или сделали вид, что поверили, и мы

финишировали, обнявшись, триумвиратом. Это было красиво, но как только

я остался один, у меня самопроизвольно потекли слёзы от боли. В тот момент

казалось, что никогда в жизни я не был так измучен.

Этот день стал переломным для нескольких участников пробега. Пять

человек сошли с дистанции. Прекратил соревнование Григорий Фрид.

Сейчас, когда Гриши уже нет с нами, он умер от лейкоза в 2004 году, я с

большим теплом вспоминаю его. Мы и познакомились благодаря пробегу. И

в клуб «Восток» я пришёл через него. В процессе подготовки к

супермарафону в газете «Молодёжь Алтая» было опубликовано интервью со

мной, где я рассказывал о предстоящем соревновании. Гриша позвонил мне и

стал одним из немногих членов клуба «Восток», кто согласился принять

участие в сверхмарафоне. А вернее, он и Юра Осокин. С Юрой всё понятно, а

вот то, что Гриша решился, было равносильно подвигу! По внешним данным

он не походил на бегуна. Высокий, ширококостный, массивный, с тяжелым

шлёпающим шагом, он был явно не предрасположен к марафонскому бегу.

Не было опыта бега на такие дистанции даже в одном экземпляре, а тут надо

было преодолеть более десяти подряд. Его фыркающее дыхание было

слышно за несколько десятков метров. Это было его «фирменным»

дыханием. По нему его узнавали и в тумане, и в темноте, и когда он был где-

то за поворотом. На третьем этапе Гриша стёр все ноги в кровь. На них не

было живого места. Я уговаривал его остаться с экспедицией и просто



любоваться изумительной природой Горного Алтая, но он решил уехать в

Барнаул. У меня есть фотография. Большая. Где-то сантиметров 40 на

30.

Мы сфотографировались перед стартом четвертого дня и отъездом Гриши в

Барнаул. Мы все оживлены, ведь скоро бежать. Что там впереди? А Гриша

стоит. Очень печальный. В его глазах отрешение. Он уходил от нас, а мы

оставались, и стыдился этого. Хотя чего было стыдиться? Видимо, он видел

слабость в своём отказе продолжать участвовать в пробеге? Как я узнал

впоследствии, приехав в Барнаул, Гриша говорил о многодневке как о каком-

то ужасе. Он не понимал, как можно бежать так много и непрерывно в

соревновательном режиме. Гриша знал Горный Алтай. Он по профессии был

геолог и где только не бывал. Основные горы и перевалы были ещё впереди.

А ноги, как и у Гриши, у многих были стёрты в кровь (то времени не было в

продаже нормальных кроссовок, я, например, бежал в самодельных

переделанных из шиповок кроссовках) и усталости, казалось, не было

границ. Многие из членов КЛБ «Восток» укрепились в своём «правильном»

решении об отказе участвовать в пробеге. Один из старейших марафонцев, у

которого за плечами даже Одесская сотка, заявил, что никто впоследствии не

сможет бегать, и иронично заметил: «Хотел бы я посмотреть на победителя».

Ну а Гриша, мне кажется, никогда не простил себе той, как ему казалось




слабости. Он постоянно доказывал себе, что он не «слабак», участвуя в

многочисленных марафонах. Никогда больше не сходил. Даже

коллекционировал марафоны. Так он самоутверждался. Не случайно он

принял участие в двенадцатичасовом пробеге в манеже, где дорожка длиной

всего 200 метров, и преодолел более 100 км. Только после этого забега он

забыл свою «слабину». Впрочем, это только мои домыслы.

Гриша - мужественный человек. За несколько дней до его кончины мы с

Сергеем Тимошенко посетили его в больнице. Он держался достойно.

Стеснялся своей худобы, быстрой утомляемости, кровоподтёков на руках. Он

прекрасно понимал, в какой ситуации он находится, что мы пришли

прощаться с ним живым. У него не было заметно страха смерти. Была

отрешенность, но в глазах не читалась слабости. Он уходил, а мы

оставались…

Особая история в этот день приключилась с Александром Лущаевым, на тот

момент студентом Алтайского государственного медицинского института. С

Сашей мы познакомились благодаря общей любви к спортивному

ориентированию и медицинскому образованию. (Я окончил АГМИ в 1979

году). Несмотря на разницу в возрасте мы быстро и надолго подружились.

Саша спонсировал многодневный пробег 1994 года. Позднее мы вместе

совершили полное экстрима и чудесных приключений путешествие на

велосипедах по Горному Алтаю и Монголии. Даже на воздушном шаре

полетали. А в 2005 году Саша уже без меня совершил восхождение на

Белуху, высочайшую вершину Сибири. В июле 2014 года он тоже пробежал

со мной и Михаилом Москвиным 100 км. скайраннинг посвященный

столетию первовосхождения на Белуху братьями Борисом и Михаилом

Троновыми, по маршруту: село Тюнгур – Аккемское озеро – перевал Кара-

Тюрек – село Тюнгур. Но это будет потом. А на третьем этапе ему пришлось

туго.

Мы давно финишировали, а его всё не было. Приехала замыкающая марафон

машина, и я поинтересовался, где же Саша. А Саша оказывается ещё на

дистанции. Он шёл пешком по Усть-Семе по солнцепеку и категорически

отказывался доехать в лагерь на машине. Он был в пути уже более шести

часов. Опасаясь за его здоровье, я поехал за ним. Увидев меня, он как-то

сразу понял, что противоречить нет смысла, и как только я открыл дверь

машины, просто свалился в неё. Мы молча доехали до лагеря на речке Семе,

где отпоили и накормили его. Он ничего не говорил, находился в каком-то

состоянии самопогружения и замкнутости. Вечером мы организовали в селе



Камлак отличную баню. Пошли все, за исключением Миши Москвина Он

лежал в спальном мешке на траве и никакие уговоры не могли заставить его

вылезти из этого мешка. У Миши упрямый «вятский характер» и уговаривать

его бесполезно. Вечером провели собрание, проанализировали прошедший

этап. Грустными были только Гриша Фрид - он собрался уезжать домой, и

Саша Лущаев (на фото крайний слева в очках и шляпе). Он по-прежнему был

молчалив, замкнут и внутренне сосредоточен

.

* * *

Долгий день,

Устали ноги,

В голове сумятица.

Предстоящие тревоги,

Вдалеке маячатся.

ДЕНЬ ЧЕТВЁРТЫЙ

Было замечательное утро. Особенный, свойственный лишь Горному Алтаю

воздух, напоенный свежестью, травами, лесом, шумом бегущей Семы. Туман

от реки, постоянно меняющий виды на лес, горы и дорогу. Он то поднимался,

то вновь опускался на нас, удивительно и непредсказуемо, словно рисуя




картины или демонстрируя живые слайды. Утро началось с сюрпризов. Саша

Лущаев, по словам рано встававшего повара, в пять часов утра на попутной

машине вернулся на место, откуда я его снял с дистанции, и, приплюсовав к

сегодняшнему этапу эти километры, отправился на маршрут. Я отнёсся к

этому поступку Саши спокойно, зная его характер, что-то подобное ожидал.

Мы построились на тракте, сфотографировались, попрощались с очень

хмурым Гришей Фридом, который все же решил ехать в Барнаул, и

стартовали как всегда, в восемь утра. После бани мне бежалось как-то весело.

В ногах появилась лёгкость, сила и упругость. Я постарался не спешить на

первых километрах. Первый перевал, перед селом Камлак преодолел в

основной группе лидеров. На следующий перевал перед Чергой я забежал

первым.

В селе Черга соединились старый Чуйский тракт, идущий от села Белое и

новый, разведанный В.Я.Шишковым. Интересно, что Черга раньше была

курортным, дачным местом. Это одно из старейших сёл Горного Алтая.

Сюда ещё до революции приезжали «на дачи» из Томска, Бийска, Барнаула.

Здесь развито земледелие, мараловодство. Толщина чернозема в этих местах

не имеет аналогов во всём мире. Только здесь, на Алтае, культурнейший слой

почвы достигает один метр семьдесят сантиметров! Вблизи Черги

расположен уникальный заказник, где разводят редких животных и птиц.

Гордостью заказника являются зубры. Можно сказать, что Черга, это

сибирская Аскания Нова.

Но продолжу повествование о пробеге. Я постарался сосредоточиться на

своих ощущениях, почувствовать свободу движений. Представил, что

растворяюсь в изумительном воздухе и в чувстве радости, охватившем меня

целиком. Казалось, что я могу бежать бесконечно, исчезло чувство тяжести в

ногах присутствовавшее на предыдущих этапах. Я бежал так, как не бегал

много лет. Я даже не заметил, как остался один, мне было интересно быть с

самим собой, изгибающейся дорогой, невероятным ощущением свободы. Как

во сне мелькнул рыжий парень с велосипедом, стоящий у дороги, и, как

оказалось в будущем, ставший моим другом – Юра Чуликов. За Чергой

обогнал медленно бегущего Лущаева. Подбодрил его, и - дальше. Когда я

финишировал за селом Мыюта, то даже огорчился, что на сегодняшний день

бег закончился. Отрыв от второго составил более пяти минут. Я был очень

рад появлению во мне качественно нового ощущения бега. Главным его

содержанием было то, что я не мучился!

Что-то подобное, я испытал в году 1979-м. После многодневных

соревнований по ориентированию в Красноярском крае, где несколько дней



мы ночевали в мокрых и холодных палатках, ежедневно участвуя в

соревнованиях, я приехал в Барнаул. Соревнования были тяжелыми. Мы

выиграли сложную эстафету у сильнейших команд Сибири и России. Нам

противостояли члены сборной команды СССР, такие как Глушко, Оськин, и

другие. На последнем десятикилометровом этапе мне пришлось выводить с

четвертого места нашу команду в яростной борьбе с красноярцами. Мы

победили, а после моего финиша всей командой искали и нашли в высокой

траве потерянные в азарте борьбы мои очки. Так вот, в 1979 году Алексей

Савиных предложил мне выступить в краевом двадцатикилометровом

пробеге. Старт был 9 мая, всего через день после моего возвращения из

Минусинска. Я жаловался на огромную усталость, опустошённость. На свою

беду, я тогда увлекался биоритмологией. И как раз на день выступления

приходились самые неблагоприятные дни, как в эмоциональной, так в

интеллектуальной и физической сферах.

- Полный ноль! - говорил я Алексею о своём состоянии. В конце концов, он

меня убедил, и я стартовал. На первых километрах было очень тяжело. Ноги

свинцовые. Сказалось, что бегал последние дни по мягкому грунту, по лесам

и по болотам. К тому же в тот далёкий год двадцатка проходила от площади

Свободы по ул. Фомина. А она, как известно барнаульцам, весьма крутовата:

более чем пятисотметровый лобовой подъём! Я бежал последним в группе из

пяти человек и грустил. Рядом были Алексей Савиных, Михаил Москвин,

Иван Грязнов, и Сергей Завьялов. Темп был хороший. 3.05 -3.10. на

километр, в зависимости от рельефа местности. Я прикидывал, на что я могу

рассчитывать в этом забеге. Ноги были тяжелые, я рифмовал про себя:

- Не будет конца улице Фомина – и ругал, что согласился бежать. Но тут

произошло событие, которое изменило мое состояние в корне. Движение

машин в то время не ограничивали, и один мотоциклист обогнал нашу

лидирующую группу и поехал непосредственно перед нами. Выхлопы его

мотоцикла просто начали нас душить. Мы начали кричать ему, чтобы двигал

дальше, но он, видимо, не слышал нас из-за треска мотоцикла. Я, надо честно

признаться, в молодости был вспыльчивый человек и, видя такую

беспардонность, резко рванул к мотоциклисту, чтобы уже физически

объяснить ему, что он «не прав». Мотоциклист, видимо, почувствовал мою

агрессивность, прибавил скорость и уехал. Однако, в момент своего «рывка»

вдруг почувствовал и осознал, что груз с моих ног слетел. Я был просто

ошарашен этим ощущением лёгкости и силы в моих ногах. Стал быстро

анализировать, как воспользоваться новым шансом. Решил, что наибольшие

возможности на победу имеет Алексей Савиных. Он хорошо тренирован,



свеж и психологически уверен в победе. Прекрасно знает, что я только что из

болот, а другие не настолько готовы, чтобы соревноваться с ним. Тёмной

лошадкой был Сергей Завьялов, но я тогда не придавал этому значения. Иван

и Миша были для меня понятны. Иван тогда ещё не достиг тех результатов,

которые он будет показывать через несколько лет, а с Мишей мы

тренировались вместе, и я знал его плюсы и минусы. Таким образом,

основным конкурентом был Савиных. Зная, что самым сильным оружием у

Алексея является быстрый темп, я подумал, что надо не дать ему

возможность проявить его основное оружие. Бежали мы в сторону пос.

Южный. На повороте было неплохое время: 32.00 мин - 10 км. Учитывая

плохую погоду (шел мелкий снег с дождём и дул ветер), а так же то, что

пришлось взбегать на крутой подъём, время было даже хорошим. С поворота

я решил резко увеличить темп, первым вошёл в поворот и стал нагнетать

скорость. Дыхание у моих конкурентов резко участилось, за чем я

пристально следил. Метров через пятьсот я выпустил следовавшего за мной

Мишу Москвина, попросив его поддержать темп. Отдышавшись во время

сравнительно ровного темпа, через пару километров я снова предпринял

аналогичный рывок. Все опять «задышали», но никто не отстал. Как я

рассчитал, следующее ускорение в районе телецентра должен предпринять

Алексей Савиных, так как расстояние уменьшается, остаётся мало времени, а

финишная скорость у него хуже моей и Завьялова. Так и произошло. От

телецентра стартовала «пятёрка» (5000 м.) для желающих бежать эту

дистанцию и Алексей рванул за ними. Опять мы бежим по улице Фомина,

только теперь круто вниз. Алексей вкладывал все силы, это было видно, он

старался оторваться от меня и рядом бегущего Сергея Завьялова. Миша и

Иван к этому моменту отстали от нас. Не скажу, что я «не упирался», но

несколько сдерживал себя. В памяти была ситуация, случившаяся в юности,

когда я бежал слишком быстро под гору, а затем, когда дорога пошла в гору,

ноги просто перестали меня слушать. Что-то подобное описывал и Лассе

Вирен о своем опыте бега в Новогоднем пробеге в Бразилии. Эти мысли меня

сдерживали. А Алексей и Сергей всё уверенней и уверенней «уходили».

Даже сопровождавший нас на велосипеде Владимир Иннокентьевич Киселёв

(известнейший в Алтайском крае врач-психиатр, к сожалению, ныне

покойный, с которым мы с Алексеем Савиных имели честь вместе работать)

уехал от меня «как не перспективного победителя». Но у меня оставалась

уверенность в благополучном исходе дела. Ближе к концу спуска, когда

наметилась пологость, я максимально сократил отставание. А когда дорога

перешла в незначительный подъём, я стал стремительно приближаться



сначала к Сергею, а затем и к Алексею. Дорога шла под широким мостом. На

мосту рёвом кричали болельщики, как мои, так и соперников. Особенно

выделялся Олег Барутенко, тренер Сергея Завьялова. Он буквально свисал за

ограждение и очень громко, что-то кричал ему. Однако под мост я зашел

третьим, а вышел первым. Я резко «переключил» частоту шагов и как-то

сразу стал уходить от Савиных. Завьялов продолжал бежать чуть сзади, он

сумел приспособиться к моей частоте бега, но я чувствовал, что он бежит на

пределе. Продолжая затяжной спурт, я не уменьшал скорость. У ВДНХ,

перед выходом на прямую, когда до финиша оставалось метров пятьсот,

опять сумел резко изменить ритм бега. Сразу между нами образовалась

брешь, и я стал стремительно уходить. Финишировал первым. Отрыв

составил 14 секунд (около 90 метров). Видимо Сергей Завьялов просто

бросил бежать.

Я был счастлив и совсем не ощущал усталости. Был горд тем, что сумел

выиграть соревнование в беге, будучи в плохом физическом состоянии. Как в

шахматах, за счёт просчёта своих и чужих ходов. Я тогда понял, как бегают

великие бегуны. Имея равные возможности, они «переигрывают» друг

друга.

Они не просто бегут, они – «играют в шахматы»!

Это было для меня открытием!

* * *

Никак не утихнут

Осенние ветры.

Никак не остынут

Усталые нервы.

Прошедшие годы

Замерзли как лужи,

А в памяти

Гримасы и рожи.

ДЕНЬ ПЯТЫЙ

Село Мыюта, где мы остановились, существует с 1847 года. Это первое село

на Чуйском тракте, где в 1856 году открыта церковно-приходская школа, в

которой стали учиться дети крещённых (православных) алтайцев и русских.

Вот что писал В.Я. Шишков о Мыюте: «Село Муюта. Тут «Русь» помаленьку



кончается и начинается царство инородной «орды»… Муюта большое

селение, наполовину русское, наполовину теленгинское. Есть церковь, Почти

все инородцы крещённые. Они очень религиозны».

В тридцатые годы в селе Мыюта находился ГУЛАГ. Сейчас в бывших

бараках расположена ферма – коровники. Они хорошо видны с тракта.

Чуйский тракт, в прямом смысле, построен на костях. Трупами умерших

мостили дорогу. Когда впоследствии я много раз колесил в этом месте по

тракту, мне всегда казалось, что дорога стонет и шевелится.

Наша стоянка была выше с. Мыюта у реки Сема. Вечером предыдущего дня

мы, как обычно, изучили маршрут предстоящего этапа, а утром начали

штурмовать его. Дорога всё время идёт в гору. У районного центра

Шебалино некоторое выполаживание, затем под гору и снова вверх. Село

Кумалыр, что по алтайски означает «прыжки по кочкам», и вот нашему

зрению предстает Семинский перевал. У его подножия расположена деревня

Топучая. Название говорит само за себя. Бежал я этот этап спокойно и

уверенно. Через пару километров остался один и стал постепенно уходить от

преследовавших меня Москвина и Бычкова. Финишировал за Топучей у

подножья Семинского перевала с результатом 2 часа 50 мин. 20 секунд.

Высота над уровнем моря – 1125 метров. Миша и Гена прибежали вместе

через пять минут.

Интересно узнать, как Топучая выглядело во времена В.Я. Шишкова:

«Дорога к деревне Топучей после недавно стаявших снегов и дождей -

ужасна. Местами сплошные топи Небольшая деревня Топучая торчит в

расширившейся здесь долине речки Семы, вблизи её истоков. Дно

долины болотистое. Высота над уровнем моря 1 верста с лишком.

Деревня существует лет 30

- Чем же вы кормитесь?

- Мы ямщиками живы. Ямщика мимо нас прет, как саранчи…

- Откуда переселились сюда?

- А из разных мест, кто из Алтайского, кто из Смоленского, из Муюты,

из Бийска.

- Что же вас тащило сюда?

- Да будто полагали, что приволья больше здесь…»

Мы решили свериться с ощущениями В.Я. Шишкова и прошлись по деревне.

Впечатления совпадали. Время в этой деревне практически остановилось.

Напросились в баню к местным жителям. Баня, как и во времена Шишкова,



топилась по-чёрному. Мы, непривычные к такого вида баням, больше

измазались и надышались сажей. Зато получили массу новых ощущений!

Ночевали на островке среди болотных кочек, но сон был хороший, несмотря

на то, что утром нас ждал Семинский перевал.

ДЕНЬ ШЕСТОЙ

«Дьал Менку» - «Вечная Грива» или «Седая грива», так издревле алтайцы

называли Семинский перевал. Сколько про него сложено преданий, легенд,

рассказов и песен!

Для шоферов всех мастей, начиная со дня существования Чуйского тракта

как автомобильной дороги, он притча во-языцах.

Покорял я тебя много раз,

Семинский, Семинский, Семинский.

Ненавижу тебя сейчас,

Семинский, Семинский, Семинский…

Приблизительно с таким настроением утром этого дня мы начали

штурмовать почти девятикилометровый вертикальный подъём. Для нас всех

Семинский перевал был «terra incognito». Уже впоследствии, когда мне

http://www.risk.ru/u/img/171/170814-1200.png



волею судеб пришлось прожить на перевале более пяти лет, я много узнал о

нём, его удивительной истории, богатейшем животном и растительном мире.

Где ещё на свете на сравнительно малом участке произрастают более 2000

видов высших растений! Во всей Западносибирской низменности всего 800.

Здесь сочетаются четыре вида тундр, тоже крайне редкое, если вообще где-

либо встречающееся сочетание.

Но это было потом, а сейчас я усердно бежал в подъём. Старался не

выходить вперёд, разумно решив, что бегать быстро надо в другой ситуации.

С каждым километром лиственница и ель уступают место могучему кедру. К

вершине он окончательно вытесняет их. Голубые ели Семинского перевала

когда-то были привезены в Москву и посажены на Красной площади.

Чем выше, чем холоднее. На вершину перевала я вбежал вместе с Мишей

Москвиным. Несмотря на усталость, мы были очарованы прекрасным видом,

открывшимся с вершины. Голубые бесконечные дали, остроконечные

вершины Теректинского хребта, белеющая двугорбая спина высочайшей

вершины Семинского хребта – Сарлык (2507 м). Издали гора действительно

напоминала своенравного яка (сарлыка), стада, которых пасутся на склонах

этой величавой горы. Облака буквально задевали наши головы. Воздух здесь

холодный и прозрачно-чистый. Ощущение, что пьёшь его, как воду, такой

насыщенный свежестью и ароматами трав и кедра. Обратили мы внимание и

на обелиск, поставленный здесь в 1957 году в честь двухсотлетия

присоединения Горного Алтая к Российской империи. Справа, у подножия

горы Туэкта, уютно расположилась спортивная база Госкомспорта СССР, где

сборная команда Советского Союза по лыжным гонкам и биатлону

готовились к Олимпийским играм 1980 года.

Дорога пошла вниз. Гена Бычков решился на рывок и ушёл от нас вперед. Я

предложил Мише не горячиться и спокойно продолжать спуск. Гена убежал

метров на сто. Когда дорога приняла несколько ровный рельеф, мы стали

медленно приближаться, где-то к двадцать пятому километру дистанции

догнали его и побежали дальше вместе. Под гору мы передвигались

достаточно быстро, поэтому, как нам впоследствии объяснил Дима

Горемыкин, он несколько опоздал с оборудованием финиша и не заметил,

что мы пробежали его. С нашей стороны не заметить Диму было не мудрено,

так как лагерь расположился ниже крутого спуска от дороги, на берегу

бурлящей речки Туэкты. Мы пробежали несколько километров, пока нас не

догнала «Волга» и перевезла обратно в лагерь.

Этот день знаменателен тем, что приехал мой ближайший друг Андрей

Семитко. Он отважно на стареньком «Москвиче» вместе с женой Ларисой,



маленьким сыном Пашей и племянницей Сашей приехали поддержать нас. С

Ларой я и моя жена Татьяна учились на одном курсе мединститута.

Поскольку они врачи, то их участие в пробеге имело большое значение. У

нас накапливалась усталость, и новые свежие лица, «вести с большой земли»

значительно улучшили наше настроение. Андрей обладает изумительным

чувством юмора, просто детским оптимизмом, не унывает ни при каких

обстоятельствах. Сезона два или три я провёл с Андреем на сборе

папоротника в Прителецкой тайге, и мы хорошо понимали друг друга. К

тому же мы внешне похожи: одинакового роста, носим очки, имеем

залысины. Когда Андрей бегал по городу, его часто окликали мои знакомые,

путая со мной. Алтайцы, на папоротнике, нас считали братьями. Мы не

возражали.

На этой стоянке мы впервые устроили палаточную баню. Это, что-то

незабываемое! Все были в полном восторге, особенно когда после жара в

парилке мы бросались в ледяную горную воду. Спали – как убитые.

* * *

Что за наваждение –

Мне снится перевал,

Где снег весной не тает,

И холод все сковал.

Снегами запорошен

И кедр, и дом лесной,

Сарлык вдали белеет

Двугорбою спиной…

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ

Этап этого дня был каким-то умиротворенным, спокойным. Мы продолжили

спуск с Семинского перевала. Миновали пост ГАИ и развилку дорог.

Направо уходит дорога в Уймонскую долину и далее к Белухе, высочайшей

вершине Сибири - 4508 метров. Кстати, здесь происходит слияние старого

Чуйского тракта с новым. Во времена экспедиции В.Я. Шишкова трасса

проходила от Топучей вверх на Семинский перевал, затем, на вершине

уходила вправо и спускалась в долину реки Песчаной. Через небольшой

скалистый перевал «Каменное седло», проходила берегом Теньгинского

озера, село Теньгу, затем вдоль реки Урсул подходило к месту, которое ныне

именуется «Нефтебазой». Здесь и происходит соединение «старого» и

«нового». Об этом участке Чуйского тракта, легенде о «морской корове»



проживающей в Тенгинском озере, а также предполагаемой подземной реке,

соединяющей озёра на расстоянии 50 км, подробно написано у Шишкова в

путевых очерках «По Чуйскому тракту». Местность вдоль древней тропы у

рек и речек изобилует архитектурными памятниками. Следы прошлых

поколений встречаются на каждом шагу в виде курганов различных культур:

Пазырыкской культуры ранних кочевников (скифов), периода древних

тюрков. Огромное количество каменных «баб», наскальных рисунков.

Известные на весь мир Шибинские курганы (семь курганов, включая

«царский» у села Шибе хорошо видны с дороги). В археологии, даже

выделен «Шибинский период» скифской культуры. Академики Грязнов,

Киселев, Руденко в тридцатые и пятидесятые годы XX века вели в этих

местах археологические раскопки, результаты которых перевернули мировое

представление о народах населявших Алтай и Сибирь. Уникальна также

«Каракольская галерея», или по-алтайски «Бичекту–кая» - «Скала с

надписями», в устье реки Каракол, впадающей в Урсул. Как пишут

специалисты - она отличается высоким и зрелым художественным

исполнением рисунков. Это замечательный памятник древнетюркского

изобразительного искусства на Алтае. Знаменитый Алтайский художник Г.

И. Гуркин сделал в своё время целый альбом зарисовок с этой писаницы. По

этим местам проходило великое переселение народов. Интересно, что многие

ученые считают Алтай прародиной некоторых европейских народов. В

Финляндии даже вышла претенциозная книга: «Великая Финляндии от Алтая

до Балтики».

Далее дорога идёт долиной Урсула. Эта река очень живописна, игрива,

стремительна, с чистейшей кристально-изумрудной водой. Бежать вдоль нее

было сплошным удовольствием. Казалось, что свежесть реки окутывает тебя,

и ты сам свеж, силён и неподвержен усталости. Размышляя приблизительно,

таким образом, я входил в состояние самопогружения, «убаюкивал» себя и

совершенно не чувствовал «страданий». Я как бы «сужал сознание»: Глаза.

Дорога. Река. Воздух. Меняющийся пейзаж. Не я бегу по дороге, а дорога

бежит под меня. Я только переставляю ноги. Как в кино. Вот такой

аутотренинг.

На финиш, за районным центром Онгудай, я прибежал первым. Вторым был

Гена Бычков, проигравший мне 2 ми. 13 сек. Миша Москвин отстал

значительно, он был третьим, уступив мне 14 мин. 30 сек. По сумме этапов

Миша пропустил вперёд Геннадия Бычкова. Причиной такого положения

стала боль в пояснице, ноге и по ходу седалищного нерва, возникшая

километров за десять до финиша. Миша очень расстроился. Я, как мог,



успокаивал его и после обеда и отдыха начал лечение. Сделал Мише

хороший массаж, затем «прозвонил» его аппаратом «Леденёва – Усачёва».

Наметили план преодоления следующего этапа с учётом Мишиного

состояния.

Село Онгудай (в переводе с алтайского – «десять богов») основано в 1626

году, раскинулось вдоль шумной реки Урсул. Очень большой населённый

пункт. Он стоит на половине пути от Бийска до Ташанты на высоте 860

метров над уровнем моря. Это географический центр Горного Алтая.

Шишков В.Я. писал:

«Онгудай. Последний культурный до Кош–Агача посёлок. Здесь

телеграф имеется, есть с живой душой люди, можно встретить

относительный уют. Онгудай. Его российские переселенцы часто зовут

«Возгудай» Онгудай село красивое, Уж осенью забрался я на гору и

глянул на село. День ясный был. Под ногами желтый лист лежал,

деревья оголялись Две церкви, старая и новая на пригорке красуются в

зелёных рощах Онгудай село торговое. Зимой там ярмарка бывает,

приезжают на ярмарку монголы на верблюдах за мукой…».




Долина реки Урсул издревле служила местом стоянок первобытного

человека, скифов и южных алтайцев. Окрестности Онгудая богаты

историческими памятниками. Наш лагерь был расположен по левому берегу

Урсула, сразу за мостиком, напротив сворота на село Улита. Урсул здесь

бурлив и резко бежит под гору, изобилуя массой порогов. Вскоре он сольётся

с Катунью. Здесь отличная рыбалка. В реках Алтая водится хариус, таймень,

ускуч. Рыбалка здесь настоящая охота. Требует специальных знаний, опыта,

мастерства, чем отличаются местные жители.

Мы с Катунью встретимся только через два дня. Завтра нам предстояло

преодолеть, пожалуй, самый живописный перевал Чуйского тракта,

овеянный легендами – Чике-Таман.

На следующий день моя жена Татьяна, которая была врачом соревнований,

уезжала в Барнаул, так как дети возвращались из пионерского лагеря. Дима

Горемыкин предложил нам проехать на перевал Чике-Таман. Мы конечно

согласились.

Перевал произвёл грандиозное впечатление. Серпантин - уходящий в небо,

отвесные стены - страшно смотреть из машины. Дыхание замирает от

ощущения полёта над землёй.




ДЕНЬ ВОСЬМОЙ

Утром проводил Таню на автобус. Затем, как обычно, лёгкий завтрак и на

старт.

Мы с Мишей Москвиным наметили план возвращения его на второе место.

Поскольку он выглядел на предыдущем этапе не лучшим образом, все уже

решили, что он не сможет отыграть у Гены Бычкова несколько минут. Моё

лечение не прошло даром и утром Миша не испытывал вчерашних болей.

Мы решили, что я отвлеку внимание Бычкова на себя, а он должен

постараться уйти в отрыв. Надо было особенно хорошо «отработать» подъём

Чике–Тамана, а под гору, как говориться, «и свинья рысак».

Стартовали не спеша. Чуйский тракт круто повернул на юг. Я несколько

задержался и бежал не впереди, как обычно, а в середине группы. Миша

наоборот выдвинулся вперёд. Я задал Гене Бычкову вопрос о

стокилометровом пробеге в Юрмале, где он был вторым. Он с удовольствием

начал рассказывать. Возле нас сконцентрировалась небольшая группа ребят,

все с интересом слушали Гену. Так мы бежали неспешно почти до

Хабаровки, где Миша воспользовался ситуацией и создал отрыв от нашей

группы. От Хабаровки идёт плавный затяжной подъём. Миша увеличивал

расстояние между нами. Издалека казалось, что он бежит на пределе. Когда

же мы подбежали к пятнадцатому километру на пункт питания, Андрей

Семитко, ответственный за этот пост, сказал, что Миша впереди почти на

пятьсот метров. Я закончил «разговоры», попытался бежать своим темпом и

по возможности догнать его. В Чике-Таман я вбежал достаточно быстро,

спиралевидный подъём ввинчивался в небо, но, несмотря на крутизну,

бежалось легко.

Справа от нынешнего Чике–Тамана, хорошо видна узкая ленточка старого

перевала. Я уже второй день вспоминал высказывания В.Я. Шишкова о

Чике–Тамане, где описан как раз он, поэтому с интересом поглядывал в его

сторону:

«Чике-Таман. Прежде всего, изречение, нацарапанное на придорожном

столбе, на самой вершине перевала рукою отчаявшегося ямщика: «Ета

не Чекетаман, а Чёрт–Атаман, сорок восемь грехов». В этом всё сказано,

вылита вся желчь наругавшегося донельзя человека, замучившего себя

и погубившего здесь, может быть не одну лошадь. Чике–Таман

огромный горный кряж, преградивший путь в долину Улегома, куда



выходит тракт. Вы подъезжаете вплотную к горе, выходите из повозки и

пешком поднимаетесь по бесконечным извилинам тракта, подобно

пьяному мужику, выписывавшему мыслите по крутому склону горы, и,

измучившись, благополучно достигаете вершины перевала. А лошади

тем временем надрываются над вашим экипажем. Вы поднялись на сто

шестьдесят сажен и на столько же должны спуститься. А горизонтальное

расстояние между крайними точками подъёма и спуска всего одна

верста. Все эти отдельные зигзаги тракта очень коротки и узки, радиусы

закруглений малы, уклоны велики. Телега в закруглениях иногда не

может повернуться: колёса висят над ничем не ограждённой пропастью.

Ещё один неловкий шаг лошади, и она вместе с возом сорвётся вниз.

И вот тут начинается ад. В особенности весной, или во время дождей,

когда дорога покрывается липкой грязью. Ругань самая отъявленная,

какую только может выдумать озверелый человеческий ум, грохочет в

горах. Ямщики ревут дикими, сумасшедшими голосами, - глаза у них

свирепые, руки разбойные – палками и камнями бьют лошадей,

лошадиные тощие бока, как барабан пустой, отдаются на удары, лошадь

еле дышит, у неё в глазах темно, она сердце надсадила, у неё ноги

дрожат, бока от палок ноют, в глазах ужасная боль и мука.

- Но, холера! Но, падина! (…)

- Что ты делаешь! – кричу я – как ты можешь бить свою кормилицу?

- А она, черт, не видит, куда везёт.… Ишь напрокинула…

Но как может знать лошадь, куда ей идти, если заблудились при

постройке сами строители. Проводят тракт не там, где нужно».



Старый перевал Чике-Таман

Как же хорошо, что наш пробег проходит не в начале двадцатого века, а уже

после того, как Шишков наметил более лёгкий маршрут, да и асфальтовое

покрытие лучше, чем грязь. Ширина дороги позволяет спокойно расходиться

двум большегрузным машинам, КамАЗам, например, везущим бензин в

Монголию. Году в 2002-м я пробежал «старый Чике–Таман». Дорога до сих

пор пригодна для проезда не только лошадей, но и легковых машин. Саша

Грибанов, с которым мы были в той поездке, спокойно проехал его на

«Ниве».

Миновав вершину, я буквально «полетел» вниз. Мишу увидел далеко внизу

на очередном витке теперь уже спиралевидного спуска. Бежал он

значительно тише меня, слегка прихрамывая. Видимо, снова обострилась

боль. Догнал я его после села Купчегень, километра за три до финиша. Мы

побежали вместе. Миша предлагал мне убегать, но я не видел в этом смысла.

Финишировали, взявшись за руки. У Гены Бычкова мы выиграли 12 минут!

Миша восстановил свою вторую позицию, причём создал даже

определённый запас времени. Теперь уже Гена выглядел деморализованным.




Ямщики на Чуйском тракте

Место стоянки выбрали очень удачно, на берегу красивейшей речки –

Большой Ильгумень. Это место раньше нас облюбовали древние люди,

поскольку здесь хорошо видны следы оросительных каналов. На склоне

ближайшей горы очень много дикой или одичавшей смородины,

крыжовника. Огромное количество богородской травы, растет просто

полянами. К вечеру мы опять соорудили палаточную баню, которая вызвала

всеобщий восторг. Привязали верёвку к дереву и, выскочив из бани,

хватались за неё и прыгали в ледяную воду. Визги и покряхтывания были

слышны далеко за пределами лагеря. Дима Горемыкин и Евгений Ястребов

на прилежащем к дороге огромном камне сделали надпись о нашем

сверхмарафоне.

В последствии, я часто ездил по Чуйскому тракту в сторону Монголии и

всегда обращал внимание на этот камень и надпись. Она видна до сих пор и

по прошествии 25 лет со дня пробега.

Щемящая грусть охватывала моё сердце.




ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ

Утром этого дня мы стартовали с моста через Большой Ильгумень. На этот

раз мы с Мишей Москвиным не мудрствовали лукаво, а просто побежали

вместе. Никто за нами не увязался, и мы постепенно уходили и уходили от

остальных ребят. Этап был длиною 44 км. Было жарко, и мы не спешили. Это

был один из самых красивых участков сверхмарафона. Мы снова выбежали в

долину Катуни. Сначала перед нами открылась небольшая равнина слева, где

даже с дороги было видно, что долина хорошо и давно обжита. Небольшой

сад, следы оросительных каналов, группа каменных баб, «оградки»

захоронений. Справа высились крутые горы. В этих местах отличная охота на

марала, горных козлов, медведя.

А вот и Катунь. Мы её ещё не видим, но уже хорошо слышим шум

стремительно бегущей воды. Вскоре мы бежим прямо над ней, ведь нас

придвинули к ней бомы.

Бомы на Чуйском тракте. Здесь мы бежали




Дорога буквально прорублена сквозь скалы, и глядеть на беснующуюся

Катунь порой страшно, того и гляди, закружится голова. Бомы тянутся почти

десять километров до села Малый Яломан по названию одноименной реки.

Но нам ещё далеко до Малого Яломана, после живописного поворота мы

пробегаем по мосту через Большой Яломан. Здесь видны остатки древнего

городища, что напоминает нам о людях живших столетия и даже

тысячелетия назад. Неподалеку от бома Кор-Кечу (гибельная переправа на

алтайском языке) раньше была паромная переправа (построена в 1903 году)

на правый берег Катуни. Следы для укреплений в виде отверстий хорошо

видны и сейчас. Из исторических источников известно, что в древние

времена тут была канатная переправа. Где-то здесь, переправляясь на правый

берег Катуни, чуть не утонул В.Я. Шишков во время своей экспедиции. Кор-

Кечу один из самых интересных бомов Чуйского тракта. Здесь можно

увидеть песочные пирамиды. Скала и песчаные утёсы нависают прямо над

головой.

Катунь делает огромный зигзаг, образуя живописнейшую заводь.

Открывается вид на правый берег Катуни, который Юрий Осокин назвал

«лунный пейзаж». Вид действительно великолепный: зелёно-изумрудная

Катунь образует огромные омуты, вода то уходит на большую глубину, то с




силой вбрасывается на поверхность. Голубое - голубое небо окаймляет

скалистые горы. Просто нереальное небо. А горы необычные,

разнотональные и разноцветные. Остроконечные вершины кажутся какими-

то искусственными, как в фильмах Уолта Диснея.

Впоследствии мне несколько лет снился сон, где мы с Мишей бежим вместе

именно на этом отрезке сверхмарафона – вдоль бомов.

Малый Яломан - чудесная деревенька. Живут здесь одни алтайцы. Знаменита

она тем, что тут разбит самый высокогорный плодоносящий сад Сибири.

Яблоки, груши, сливы обильно плодоносят в этом райском месте. Здесь

особый микроклимат, а обилие солнечных дней превышает район Сочи.

Позднее, во время очередного путешествия, я познакомлюсь с директором

этого сада Борисом. Интересно, что его жена происходит из другого «сеока»

(рода, «кости»), и, несмотря на то, что она много лет живёт в Малом

Яломане, местные жители так и не приняли её. Враждебны. Борис с женой

много лет ухаживают за садом, организуют его охрану, что крайне трудно

среди вороватого и агрессивного населения, особенно когда оно в подпитии.

Борис жаловался как-то после очередного столкновения: «Хоть пистолет

покупай». Хотя какой пистолет если у всех ружья и винтовки. Эти места

богаты археологическими памятниками. Их сотни. В пещере на реке Малый

Яломан найдены кости шерстистого носорога, осла, лошади, бизона,

красного волка, барса, пещерной гиены, относящиеся к ледниковому периоду

(200 тыс. лет назад). Красный волк и снежный барс и сейчас встречаются в

Горном Алтае. Здесь и на правом берегу Катуни жили скифы, гунны, древние

тюрки. Об этом свидетельствуют множество курганов и могил этих эпох,

каменные бабы, наскальные рисунки. За Малым Яломаном поворот на

равнину. Огромные валуны – остатки ледниковой морены. Меня во время

бега по этому участку и особенно впоследствии, при езде на автомобиле, не

покидало ощущение воздушности: «Едешь - словно по небу летишь». Мост

через Катунь. Справа ещё один. Старый. Его построили в 1936 году по

проекту инженера Сергея Афанасьевича Цаплина. Это первый в мире

двухкабельный висячий мост. Сейчас это памятник архитектуры



мостостроения.

Мост инженера С. А. Цаплина

Иня Большое село. В тридцатые годы здесь была большая Ининская

автобаза, школа механизаторов и шофёров. Профессия тракториста и шофёра

была в то время самой популярной на Алтае. В районе Ини также много

архитектурных памятников, курганов. Могил. Древние оросительные каналы

даже реставрированы в Советское время.

За Инёй мы несколько отдалились от Катуни, затем снова подошли к ней.

Справа висячий мост через Катунь. Дорога к селу Инегень и далее по тропе к

Тюнгуру и Белухе. Этот маршрут нас будет ждать до 1994 года, когда

двенадцать членов КЛБ «Восток» и примкнувшие к нам новосибирец и

заринец Александр Быков совершим пробег от Семинского перевала через

Иню – Инегень – Тюнгур – Теректинский хребет – Куладу – Каракол и

обратно на Семинский перевал. Тогда за семь дней мы преодолели 370

километров как по Чуйскому тракту, так и по откровенному бездорожью -

конским и козьим тропам. Это был один из самых сложных пробегов

организованных нами за все годы.



Но это впереди, а пока мы с Мишей, не ведая о будущих проблемах,

отмеряли километр за километром. Спуск - и снова Катунь расплёскивает

свои брызги буквально нам на ноги. Подъём вверх, красивый и весьма

крутой. С вершины эго перевала замечательный вид: Катунь уходит вправо,

узкая дорожка вьётся вдоль неё. Кажется, что Катунь спешит к Белухе, хотя

наоборот, она от неё убегает. Открывается достаточно большая долина.

Слева, белой бурливой лентой в Катунь впадает знаменитая Чуя, дающая

название Чуйскому тракту. В каком-то смысле здесь, а не в Бийске,

начинается Чуйский тракт. Поднявшись на гору «Верблюжья Шейка» (Тее–

Моин), сложенную из белого мрамора, дорога уходит в ущелье Чуи. Для

Алтайцев слияние рек, также как вершины гор, перевалов – святые места.

Места жительства горных духов. Хотя мы и не язычники, невольный трепет,

восторг и почтение к этим местам мы ощущали всеми фибрами души.

Финишировали мы с Мишей вместе у нашего лагеря, на берегу Чуи. Гена

Бычков проиграл нам 10 минут.

Чуя, в отличие от Катуни – белого цвета, от примесей, которые она несёт в

себе. Она мельче Катуни, но свирепа неимоверно. Пороги, теснины, шум, рёв

и грохот несёт в себе грозная Чуя. Самые сложные сплавы по рекам проходят

на Алтае именно на Чуе. Это знаменитые «Чуя – ралли» и «Можой – ралли».




Под шумную песню Чуи мы убаюкались довольно быстро в этот вечер

усталые, но не теряющие оптимизма.

ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ

На этом этапе сошел казахский бегун

Болат Абдурахманов. Он слишком

«стремительно» пробежал через Чикет–

Аман. Началось воспаление надкостницы

голеней. Естественно, сказался

последующий этап (44 км). Воспаление и

боль стали невыносимыми. Болат не смог

продолжать бег. Болат - интересный

человек. Он очень дружелюбный и

весёлый. В марафонский бег он пришёл

своим путём. Длительное время

занимался боксом. Мастер спорта СССР.

Но поджали годы, а душа просит

новизны. Вот и решил заняться бегом, но

не оздоровительным, а марафонским! Он

не только бегал, но и организовывал сам пробеги, в том числе и популярный

в своё время Павлодарский марафон. Этап этого дня был чрезвычайно





интересным и интриговал нас со вчерашнего дня.Нас ждал Белый Бом! Мы

стартовали на высоте 750 метров над уровнем моря, а должны были

финишировать на уровне 1200 метров. Теперь тракт идёт вдоль Чуи, и хотя

долина этой реки достаточно широка, по-прежнему дорога то и дело

подходит к бомам, и мы бежим рядом с бушующей Чуей. Вот, наконец и

грозный Белый Бом!

Белый Бом стоит особняком и ярко выделяется на Чуйском тракте.

Называется он Белым (Ак-бом) по цвету великолепного мрамора, из которого

он состоит. В дореволюционное время это было самое трудное и опасное

место Чуйского тракта. Встретившиеся здесь вьючные лошади не в

состоянии были разминуться. Когда наладилось автомобильное сообщение,

пассажиры выходили из автобусов и пешком проходили наиболее опасные

места.Теперь же в громадной глыбе белого мрамора вырублена широкая

магистральная лента шоссе. И путешественник не всегда обратит внимание

на узкую, полузаросшую, круто извивающуюся по карнизу отвесно

спускающихся в Чую скал полосу старого шоссе. Теперь Белый Бом перестал

быть местом страшных катастроф.

для нас он открылся только с положительной стороны. И хотя мы видели

много памятников погибшим шофёрам, настроение восторженности не




оставляло нас. Огромная белая стена, вдоль которой застыли, как у

кремлёвской стены часовые, голубые могучие ели. Затяжной подъём, а на

вершине перевала хорошо видна старая дорога. Поражало, как можно было

по ней совершать длительные путешествия не только на машинах, но и на

лошадях или верблюдах, такая она узкая. Места очень живописные и

разнообразные. То гора тебя прижмёт и вот-вот бросит в бурливую пасть

Чуи, то откроются замечательные поляны, усеянные цветами. Разнообразит

пейзаж одиноко стоящая каменная баба, как страж оставленных могил. Часто

встречаются небольшие, вскрытые археологами или гробокопателями

древние курганы. К юго-востоку от села Белый Бом, по левому берегу Чуи,

находиться могильник Белый Бом, состоящий из 62 курганов и каменных

оградок. Он датирован II веком до нашей эры. Очень разнообразен

растительный мир: сосны, ели, пихта, лиственница, перемежаются с

различными видами кустарников и редко встречающейся берёзой. На

полянках вдоль Чуи часто можно встретить легендарный эдельвейс.

Особенно крупные экземпляры в районе Белого Бома. Естественно, во время

бега было не только лирическое настроение. Хочешь не хочешь, а в гору

бежать всегда тяжело, и мы бежали. Я немного оторвался и опередил Мишу

Москвина на финише. Выиграл секунд тридцать. Геннадий Бычков прибежал

ещё через 6 минут. Дождавшись у речки Ярбалык всех стартовавших в тот

день, мы уехали ночевать в рабочий посёлок Акташ: к месту

предполагаемого финиша сверхмарафона. Утром завтрашнего дня

планировали вернуться к реке на автобусе и стартовать на последний этап.

* * *

Беленький цветочек

Северного места

От любви к Алтаю

Раскрывается.

Из алтайского эпоса



ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ

Озеро Горных духов художника Чорос-Гуркина

«…Моя первая любовь к высокогорьям алтайских белков вспыхнула

неожиданно и сильно. Любовь эта не несла в дальнейшем

разочарования, а дарила меня всё новыми впечатлениями. Не берусь

описывать ощущение, возникающее при виде необычайной

прозрачности голубой или изумрудной воды горных озёр, сияющего

блеска синего льда. Мне хотелось бы только сказать, что вид снеговых

гор вызывал во мне обострённое понимание красоты природы. Эти

почти музыкальные переходы света, теней и цветов сообщали миру

блаженство гармонии…». Это отрывок из рассказа Ивана Ефремова «Озеро

Горных Духов». Такое пронзительное признание охватывает практически

каждого путешественника по Горному Алтаю. Мы не были исключением.

Акташ - известный и очень важный для Алтая горняцкий посёлок. Посёлок

образовался в связи открытием здесь ртутного рудника, где практически

открытым способом добывается стратегически важное сырьё. Это было одно

из самых крупных, если не крупнейшее месторождение в СССР. Иван

Ефремов, известный советский писатель-фантаст, автор очень нравившейся




мне в молодые годы книги «Лезвие бритвы», написал свой чудесный рассказ

«Озеро Горных Духов» по мотивам открытия именно этого месторождения.

Неслучайна и близость к поселку загадочного Мертвого озера, очень

напоминающего описанное И. Ефремовым. Наш лагерь разместился у речки,

за небольшой вертолётной площадкой. В день приезда мы посетили

Акташский пограничный отряд. Пообщались с офицерами и солдатами.

Посетили баню, кажется, даже с бассейном, но может быть, я запамятовал, и

это было в другой раз? Посёлок большой. Преимущественно русское

население. Много магазинов, хорошая большая столовая. Как я уже сказал,

много военнослужащих. Несколько двухэтажных панельных домов. Вдоль

села шумно бежит речка Чибит, которая вырывается из узкого ущелья, где

расположен ртутный рудник и идёт дорога к «Красным воротам», Мёртвому

озеру и далее в районный центр Улаган.

В 1991 году я организую сверхмарафон и в эту сторону. Это будет очень

сложный и захватывающий пробег. А по составу участников - самый

представительный марафон. Достаточно сказать, что бежали Валера

Христинок из Киева, чемпион кубка Европы в суточном беге; Леонид

Крупский из Екатеринбурга, будущий рекордсмен мира в беге на 12 часов в

закрытом помещении; Виктор Добрянский из Жмеринки, победитель

крупного сверхмарафона в США, и другие. Здесь пробежал свою первую

многодневку и выиграл её наш Андрей Дерксен, победитель в будущем

многих русских и зарубежных сверхмарафонов. Об этом пробеге алтайским

телевидением снят хороший документальный фильм, который часто

напоминает мне «как молоды мы были». Вечером мы, как обычно, посидели

у костра, побалагурили и легли спать с хорошим настроением, ведь завтра

финиш. Однако, как у шоферов после дальней дороги:

- Приближаясь к дому – не расслабляйся!

Ночью неожиданно раздался шум. Многие ребята выскочили из палатки. На

большом КамАЗе, к нам пожаловали пьяные «аборигены» - местная шпана.

Специально ли они приехали «проведать» нас или с пьяного угара ехали

искать место поживописней для продолжения веселья? Начали выяснять

отношения. Видя нашу готовность к самообороне, «аборигены»

ретировались. Спать дальше я не мог. Был возбуждён и, опасаясь за

безопасность лагеря, просидел у костра всю ночь вместе с Виктором

Черепахой, одним из представителей молодежного центра Октябрьского

района г. Барнаула, также помогавшего проводить пробег. Мы всю ночь



проговорили. Было странное ощущение. Я как бы «проснулся». Видимо,

перенесенный стресс изменил что-то во мне, я вышел из своеобразного

«транса», в котором прибывал со дня начала пробега. Всё это время я

находился в постоянном напряжении, сосредоточившись на преодолении

дистанции. Участвовал в организационных вопросах, много общался со

спортсменами, организаторской группой, местными комсомольцами. Жил,

как «заведённый». Бегу, говорю, ем, сплю, снова бегу… Между делом

созерцаю природу. Размышляю. Вспоминаю различного рода детали дня. И

так по кругу. Ночная перепалка «разбудила» меня. Я вышел из состояния

полного самопогружения и мобилизации. Оглядывался по сторонам, немного

недоумевая: - А что я тут делаю? Ночь в горах – это нечто. Звёздами

усыпано небо. Млечный путь -действительно млечный. Окружающая

темнота напрягает и в тоже время завораживает. Она живая. Смотрит на

тебя, как на голого, понимая твои страхи, тревоги и сомнения. Чувствуешь

себя маленьким и слабым, а совсем не хозяином природы, как это бывает

днём, в светлое время суток. На фоне мироздания ты меньше муравья или

песчинки. И это ощущаешь нутром своим. В голове прозвучало ироническое

сравнение:

Ползёт муравей,

Летит букашка,

А это я

Богумил Сашка.

Под утро я подремал около часа. Встал разбитым. Погода испортилась.

Моросил мелкий дождь. Было прохладно. На автобусе мы спустились к

месту финиша предыдущего этапа и стартовали. Андрей Семитко, врач

соревнований, решил преодолеть этот этап. Бежали вместе. Километров

через пять резкая кинжальная боль пронзила левую ногу, я чуть не закричал.

Боль не отступала. Бежать было очень трудно. Начал хромать. Гена Бычков

как-то сразу оценил обстановку и резво стал убегать от меня. Миша Москвин

поначалу не хотел меня бросать, но я дал ему совет бежать за Геной. Как

резко изменилось моё восприятие окружающего. Розово-романтическое

настроение куда-то испарилось, боль и страдание заполнили меня целиком. У

меня был отрыв в полчаса от Миши Москвина, от Гены Бычкова - час, а

сейчас на каких-то 30 километрах, я мог «спустить» всё, накопленное за

десять дней бега! Пришлось мобилизовать себя буквально в каждой нервной

клеточке. «Скрип моих зубов раздавался по окрестностям». Дорога шла всё



время вверх и вверх. Миновали село Чибит, основанное русскими

миссионерами в далёкие 80-е годы XIX века. Значит, до финиша остаётся

пять километров. Высота над уровнем моря - 1444 метра. Тракт идёт по

древнему руслу Чуи. Андрей Семитко, как мог, поддерживал меня, но я

бежал и никого и ничего не видел кроме мокрого асфальта. Гора казалась

бесконечной. На финиш я еле добрался. Хотя мне казалось, что бежал я

медленнее, чем, если бы шёл, проиграл Мише около 5 минут, а Гене 12

минут. Мне удалось сохранить лидерство. Но какой ценой! Мне помогли

переодеться, я свалился на заднее сидение автобуса и лежал без движения

несколько часов в забытьи - до времени официального награждения и

закрытия соревнований. Нас очень хорошо встретили «комсомольцы»

Улаганского района. Группа бегунов, уже без меня, валявшегося в автобусе,

совершила представительский забег к мемориалу Советских воинов. На

центральной площади Акташа состоялось закрытие соревнований.

Спортсмены услышали много теплых слов от представителей Улаганского

района и местной администрации. Было много подарков. Мне подарили

каску и шахтерский фонарь, а также, к всеобщему удивлению, живого

барана. После торжественной части мы отправились в лагерь. Болат

Адурахманов заколол барана, и на заключительный ужин у нас был

бешбармак из баранины. Вот такой жертвенный баран на прощание

получился. Мы задобрили Горных духов



Акташ - фото на финише

ЭПИЛОГ

Ничего случайного в мире нет. Кажется невинной встреча, немудреной

книжка, забавным случай, но… «Нам не дано предугадать, чем наше слово

отзовётся…». Сейчас я не могу представить себе, как бы сложилась моя

жизнь, не проведи мы этого марафона. А ведь мне совершенно случайно

попалась заметка Геннадия Швеца о тринадцати марафонах по Сахаре. Во

время пробега и после него я познакомился с прекрасными и интересными

людьми. Всех трудно перечислить. Я лучше узнал себя, свои возможности, о

которых даже и не догадывался в обычных условиях. Следующие пробеги, в

которых я участвовал, были безусловным продолжением первого. Памир –

Сахалин - Французские Альпы - Монголия. Снова, и снова Горный Алтай – в

1991, 1994, 1996 годах. Для меня это один пробег. На самом деле я

«финишировал» в 1996 году, проведя последний марафон многодневный

совместно с Сергеем Краснобаевым, моим французским другом. Мне всегда

хотелось провести настоящий международный пробег, для настоящих

ценителей сверхмарафонского бега, коих я видел в ассоциации «Марафон и

приключение» (Франция). И мы провели его. Забеги, которые я проводил или

в которых участвовал в последующие годы (100 км, 80 км, 85 км, 12 часов, 24



часа) – дети первого многодневного алтайского сверхмарафона 1989 года.

Цепочка, которая началась в 1989 году, отозвалась во мне таким эхом, что

перевернула, мою, казалось, уже устоявшуюся жизнь. Да и не только мою.

Если поговорить с участниками сверхмарафонов, которые я проводил,

практически для всех это незабываемые события в жизни. Для кого-то сразу,

для кого-то позднее пришло осознание «величия» содеянного. Величия в

своих собственных глазах. Осознание своего личного мужества,

самоуважения, рождённого в процессе преодоления неимоверной усталости,

внешних и внутренних невзгод. Возвращение к себе «истинному», не

приукрашенному лоском цивилизованного, чисто внешнего самовосприятия.

Хорошо быть героем на людях, но трудно один на один с самим собой. Я

лучше стал понимать себя. Знать свою настоящую цену. И ничто в жизни не

сможет поколебать мою веру в себя. Ведь я – марафонец! А марафон - это

особая философия и мировоззрение.



Глава 3: Последний абориген Семинского перевала

Я вернулся посмотреть,

Что стало?

С моей судьбой

Далекой и больной

Растерзанной ветрами перевала

Кусочками уснеи под кедрой.

Не доезжая вершины Семинского перевала с километр, там, где машины

ревут, казалось бы, на последнем издыхании, и вот уже последний поворот

позади, справа у дороги стоит избушка. Неприглядная такая, рубленная,

кажется, ещё в позапрошлом веке. Ветхий, покосившийся забор. Во дворе

всегда что-то валяется. То ли шкура зарезанного барана, то ли старая,

прохудившаяся дублёнка. Часто проезжая мимо на машине, я видел, как из

избушки выходил человек с одутловатым, видимо, с глубокого похмелья,

небритым и вытянутым лицом, большим носом и лохматыми бровями.

Он напоминал мне Старика Хотабыча, из детского фильма. Бороды и усов

только не хватало. Рано утром, часов в пять шесть, или поздним вечером, уже

в темноте, он регулярно проделывал один и тот же маршрут. Утром – вверх,

к подножью горы Тияхты, на учебно-тренировочный центр «Семинский

перевал», где работал. Вечером – вниз, в свою избушку. По виду нельзя было

определить его возраст. Походкой и длинными руками он напоминал йети из




знаменитого документального фильма. Также ходил, переваливаясь,

широкими шагами и размахивал руками. В течение нескольких месяцев я

непроизвольно наблюдал за ним, мотаясь на своей машине по Чуйскому

тракту в Шебалино и обратно на перевал, где с некоторых пор

директоровствовал на спортивно-тренировочной базе «Динамо». Я и

подумать не мог, что судьба сведёт нас с ним в дальнейшем очень близко.

Однажды он пришёл ко мне. Желтый, уже сходящий синяк под глазом,

нескладная речь. Больше за него говорила Ольга, мой администратор. Она

пояснила, что Миша, так его звали, работал разнорабочим на «верхней» базе

(Учебно-тренировочный центр «Семинский перевал»), но уволился и хочет

устроиться работать к нам. Он далеко не трезвенник, но работник

старательный и не конфликтный. О не конфликтности убедительно говорил

синяк под глазом. Но дело было не в этом. Мне нужны были работники, но

моя платёжеспособность на тот момент была крайне скудна. База была в

запустении. Я несколько безрассудно взялся её поднимать, у меня не было

достаточных ресурсов. Краевой совет «Динамо» практически не платил

зарплату даже мне, а рабочим и не собирался. Проблемы с ремонтом зданий,

бензином, трактором, а также с адекватными рабочими кадрами стояли

остро. Я еще не встал на ноги, чтобы обеспечить нормальный хозрасчёт.

Мише я предложил работать по два часа в день, можно даже через день в

качестве дворника за скромное вознаграждение. Он согласился.

* * *

Семинский перевал производил на меня неоднозначное впечатление. Порою

казалось: как люди могут здесь жить? Столь суровый климат. Зимой

снегопады, завывающий ветер, ни зги не видно, дороги переметены, и

добраться без трактора большая проблема. Летом – сырость, нескончаемые

дожди, грозы над твоим ухом, или туманы, закрывающие буквально всё. И

только шум машин по тракту говорил, что жизнь продолжается и теплиться.

Но вот облака рассеиваются, и ослепительное солнце начинает разгонять

привыкшую уже к тебе тоску. Открываются: голубые бесконечные дали,

остроконечные вершины Теректинского хребта, белеющая двугорбая спина

высочайшей точки Семинского горного кряжа – Сарлык (2507 м). Издали

гора действительно напоминает своенравного яка (сарлыка), стада, которых

пасутся на склонах этой величавой горы.

Облака буквально задевают голову. Воздух здесь холодный, прозрачный и

чистый. Ощущение, что пьёшь его, как воду, такой насыщенный свежестью и

ароматами трав и кедра. Величественнее просторы, белеющие вершины и

бесконечная лента Чуйского тракта, бегущего в Монголию к чудесам и

загадкам невиданных далей, создают ощущение восторженности, парения

над землей и стремление к бесконечности.

Впервые на перевале я оказался в 1979 году с моим другом Николаем

Яшиным. Мы были на спортивных сборах в Усть-Семе и по юношескому

авантюризму, нам не сиделось на месте. Утром остановили какой-то



попутный грузовичок и, сидя в открытом в кузове, полетели к вершинам,

обдуваемые свежим осенним ветром. Из кузова была отлично видна

петляющая дорога. Но наибольший восторг вызывал вид бурлящей реки

Семы, где-то далеко внизу. Непривычные к горам и горным перевалам, мы с

опаской вглядывались за борт, и нам казалось невероятным мастерство

водителя, выделывающего пируэты на краю обрыва. Хотя сейчас я понимаю,

что скорость была невысокой; километров 40 – 60 в час и опасности большой

не было. Коля, как всегда, кричал, пытаясь перекрыть ревущий грузовик:

- Со мной не пропадёшь, пилите Шура гири. Вставайте граф – Вас ждут

великие дела.

Приблизительно такой сумбур из Ильфа и Петрова я слышал по двадцать раз

на дню.

Нам было весело и мы безудержно хохотали. Погода была великолепная.

Ранняя осень, меняющая цвет листва, бирюзовая вода Катуни и

восхитительно пьянящий воздух!

* * *

Как странно бывает в жизни порой. Вроде с человеком нет ничего общего,

даже наоборот, сколько разочарований и боли приносит он тебе, но ты все

равно привязан к нему и дорожишь. Я Мишей дорожил, сам не зная почему.

Моё отношение к нему, наверное, можно сравнить с отношением ребенка к

собаке. Было в нем, что-то детское, беззащитное. Вроде и гадит везде и

тапочки рвет, но любишь её «скотину» и терпеливо дрессируешь и

воспитываешь. А умрет - плачешь горючими слезами и тоскуешь.

Когда я приезжал из даже кратковременной поездки Миша всегда ждал моего

возвращения, радовался как ребенок и спешил к машине. Зимой, рано утром,

когда перевал заметало снегами, меня часто будил скрежет лопаты

разгребающей

завалы снега от

моего домика. Я

вставал - чистые

дорожки от крыльца

стрелами разбегались

по всей территории

базы к домам и бане.

Миша к моему

приезду всегда топил

печку в доме и

готовил баню. И я бы

не сказал, что всё это

он делал ради какой-

то выгоды, личной

заинтересованности,

подхалимства. Было видно, что ему просто приятно заботиться обо мне,

делать маленькие радости или просто услужить. Причем, когда вместо меня




оставалась директорствовать моя жена, или какой либо мой заместитель, то

Миша признаков услужливость не проявлял. Наверное, такое отношение ко

мне вызывалось тем, что он с детства всегда был обделен вниманием, и этот

дефицит я ему как-то восполнял.

Человек и во взрослом состоянии остается большим ребенком. Я всегда

поздравлял его с днем рождения и дарил небольшие подарки. Он мне тоже. У

меня до сих пор храниться одеколон «Саша», подаренный им в то время. Я

им не пользуюсь. Так, посмотрю иногда и вспомню Мишу. На каждый

Новый год я накрывал для рабочих стол и пытался создать обстановку

праздника и общей радости. Когда Мише исполнилось пятьдесят лет,

подарил ему тельняшку. Себе купил такую же. Он был очень рад этому и

стал носить её, почти не снимая.

Он очень любил со мной разговаривать. Выросший в горах, Миша привык

большую часть времени быть в одиночестве. Причем родился, вырос и

основную часть жизни провел именно на Семинском перевале. Отец работал

дорожником на Чуйском тракте, и вся семья жила на перевале, в выше

описанном доме. Миша был абориген этих мест. Так вот, кроме периода

пребывания в Армии, когда служил на Сахалине, он на «большой земле»

практически не был, если не считать окрестных деревень и районного центра

Шебалино. Он часто просил рассказать ему: о Барнауле, моих поездках по

бывшему Советскому союзу, о загранице. Был благодарным слушателем и

редко перебивал - «весь во внимании». Особенно ему нравились рассказы о

Горном Алтае. Его удивляло, что он, прожив всю жизнь на перевале, мог

чего-то не знать о нем. Я ему рассказывал о богатой истории этого региона,

древних тюрках, скифах, о природных и археологических памятниках, о

необычной, характерной только для «Семинского» флоре. Например, его

поражало, что привычный вид, сразу за трактом, в сторону горы Сарлык, где

он облазил в детстве каждый камень и кустик, является высокогорной

тундрой. Причем, не просто тундрой, а здесь сочетается сразу четыре вида

тундр, что крайне редко встречается в первозданном виде вообще где-либо в

мире. Другая информация, удивлявшая его, была о том, что на Семинском

перевале произрастает более 2000 высших растений, а во всей

Западносибирской низменности всего около 800. Казалось, гордость

охватывала его, после получения сведений, что он живет, нигде попало, а в

столь незаурядных местах. Мне он тоже рассказывал о Семинском перевале.

От него я узнал, что стела, поставленная в 1956 году, в честь присоединения

Горного Алтая к Российской Империи, ранее была деревянной и только

позднее заменена на каменную. Особенно «веселым» временем, на его

взгляд, был период, когда по Чуйскому тракту перегоняли скот из Монголии.

Кого только не было на перевале: цыгане, бродяги всех мастей со всех

концов Советского союза. Также еще ему запомнилась переброска воинских

подразделений на границу с Китаем, в период известного конфликта:

- Сколько техники было брошено на обочинах Чуйского тракта!

- Сколько погибших по пьянке вольнонаемных!



Прошел год. Однажды на Семинском перевале я познакомился с туристкой,

венгеркой по национальности. Как многие европейские туристы она была

своеобразной. Путешествовала одна по Богом забытому Горному Алтаю.

Сделала восхождение без сопровождающих на сложную для неопытных

туристов гору Сарлык, бродила по окрестностям перевала и при разговоре

подчёркивала, какие плохие ботинки у русских туристов. По этому критерию

она определяла «своих» - европейцев, от «чужих» - русских. Через два – три

дня она достаточно осмотрела все в округе и собралась покинуть нашу

турбазу. Я вызвался проводить её на автобус. Разговорились, она неплохо

говорила по-русски. По профессии историк, изучает Балканы начала

двадцатого века. Когда она узнала мою фамилию, то спросила: «Знаешь ли

ты о болгарском богумильстве?».

Я ответил, что читал в словаре Даля, о еретическом толке в X–XII веках. На

что она меня укорила, что я ничего не знаю о происхождении своей фамилии

и богатейшей истории богомильства: «Когда я гостила у своего отца в

Америке, то от нечего делать лазила по Интернету и много прочитала о

Богомилах. История этого религиозного течения очень интересная, трагичная

и вызывает споры в научных кругах до настоящего времени. Некоторые

историки, особенно болгары, считают, что богомильство не еретическое

течение, а ветвь раннего христианства возникшее в первом веке нашей эры и

основывалось на учениях апостолов Павла и Иоанна». Она снисходительно

пожурила меня в моём невежестве и посоветовала на досуге




поинтересоваться более глубоко Богомилами. Я посадил её в автобус,

следовавший в Горно-Алтайск, а сам остался озадаченный, стоять на

Чуйском тракте. Хорошо ей рассуждать об Интернете, на перевале телефона

даже не было. Сотовую связь подведут только через три года, я на тот

период, и мечтать чем-то подобном не мог. Мне предстояло прожить в этих

горах долгие пять лет.

Я думал – хорошо, что в такую глушь приезжают столь интересные люди. В

Барнауле или другом городе, я бы с ней разминулся и не оглянулся бы, а

здесь, в местах, где плотность населения один человек на сотни квадратных

километров, удается встретить человека не просто хорошего, красивого или

умного, а знающего о происхождении и истории твоей, именно твоей

фамилии!

- Чудеса!

Беседуя с венгеркой, я немного лукавил. Совсем не интересоваться

предысторией своей фамилии было бы странным. Конечно же, имея такую

фамилию, вольно или невольно думаешь, о её содержании, истории

появления, кто её носил до тебя, и кто носит, рядом или где-то в далёкой

Польше, Чехии, Сербии или в Македонии. Имеют ли они к тебе отношение?

Действительно моя фамилия произошла от религиозного течения -

богомильства или она была сама по себе? Имя Богумил и Богумила (женское)

часто встречались в титрах фильмов

этих стран. Да и кто в России не знает

популярного болгарского писателя

детективов Богомила Райнова?

Оказавшись, на Семинском перевале,

времени стало предостаточно.

Заинтересовался историей, в

частности работами Льва Гумилёва.

Поразила судьба Гумилёва –

тринадцать лет по тюрьмам и

ГУЛАГам. Он не просто остался не

сломленным, а сумел написать

множество ярких изумительных книг,

в том числе «Древние тюрки» за

которую ему, в последствии, была

присвоена без защиты степень доктора

наук. Это очень мужественный

энциклопедически образованный

человек. Я был очарован теми новыми

знаниями, которые поглощал сотнями страниц, читая днем и ночью. Нашел у

него упоминания и о Богомилах, но остался разочарованным негативным

восприятием их учения. Мне показалось, что он отразил понимаемые им как

антисистемы учения Мани, Маркиона, Павликиан, Богумилов, альбигойцев и

катар поверхностно. Мне вообще очень трудно, что-либо навязать, я с




детства не переношу никаких авторитетов. Как бы мне не нравился человек,

если у меня возникает свое видение проблемы, то я не могу отказаться от

пусть неоформленного, интуитивного противоречия. Пусть я не спорю, не

доказываю, (хотя по молодости был крайне несдержан), но червь сомнения в

моей голове уже зародился и грызет, и ищет, свой извилистый путь. Пройдет

иногда много времени, даже несколько лет, но я когда-то вернусь к этому

червю и помогу ему найти выход.

Так и сейчас – я не поверил Л.Гумилеву.

* * *

База жила своей жизнью. Рабочие будни летом напоминают пчелиные ульи.

Бесконечные: приезды, отъезды, спортсмены, туристы, сборы, походы,

экскурсии. Между делом воспитание и отрезвление пьяных рабочих,

ремонтные работы, тушение пожаров. Дважды я чуть сам не сгорел при

тушении бани и общежития. Но самая большая проблема Республики Алтай,

это беспробудное пьянство местного населения. Люди хорошие, душевные и

радушные в большинстве своем, но это - пока трезвые. Причем удержать от

пьянства не может на долго практически ни что. Деньги не являются

самоцелью и их количество только повод похвастаться перед

собутыльниками, а их наличие автоматически является пусковым, стартовым

механизмом для начала погружения в беспробудное пьянство: безобразное,

агрессивное, продолжительное. Пьют часто семьями.

Меня всегда поражали контрасты – красота природы, которую невозможно

описать: фотографии и картины не передают тот бесконечный восторг и

потрясение, которое испытывает всякий посещающий Горный Алтай. Я

бывал во французских Альпах, на Пиренеях Испании, на Памире, Тянь-

Шане, Монгольском Алтае, на морях: Средиземном, Черном, Балтийском,

видел Тихий океан, но не что не может сравниться с красотами Горного

Алтая. А на фоне этой красоты - наличие в местном народе столь же

неописуемого убожества, агрессивности и жестокости. Такое ощущение, что

Бог специально сконцентрировал красоту и жестокость именно здесь, для

лучшего восприятия.

Помню имевший широкий резонанс в местной прессе случай. Приехал

молодой журналист из Омска на машине, с женой и двумя малолетними

детьми. Восторженный – мечтал показать детям и жене любимый с детства

Горный Алтай. Разместился в палатке у речки Туэктушки, весело сбегающей

по отрогам Семинского хребта и начавшей свой бег небольшим ручейком с

перевала, в трехстах метрах от «учебно-тренировочной базы «Динамо –

Семинский перевал». Вечером пришел шестнадцатилетний пацан и попросил

машину покататься. После отказа: застрелил из обреза сначала парня, затем

его жену, потом детей. Добил камнями, расчленил, выбросил тела в речку и

спокойно поехал к друзьям кататься на машине. А в это время, рядом весело

журчала река, изумительно прозрачная, кристально чистая вода бурлила и

омывала вечные камни и скалы. Могучие лиственницы огромными мачтами



стремились проткнуть бездонно синее небо, а кое-где из глубины ущелья уже

виднелись серебряные звездочки начинающейся летней алтайской ночи.

Табун лошадей мирно продолжал пастись невдалеке, и только небольшой

колокол на шее у вожака мерно вздрагивал, издавая печальную

трель. Красота.

Миша был алкоголик. И как всякий алкоголик не мог долго воздерживаться

от принятия спиртного. Поскольку я категорически против пьянства в любом

виде, то запрещал пить на базе не только на работе, но и в период отдыха.

Миша мог работать; неделю, две, месяц, но наступало время, и потребность в

спиртном давала о себе знать. Но, что было первичным, что вторичным

трудно сказать. Может быть, монотонный труд, однообразие, отсутствие

жизненных перспектив приводили его в уныние. Раздражение нарастало и

искало разрядки. Лучшей разрядкой была водка: тупила и

транквилизировала.

Два - три дня и снова огурец.

Он не был буйным в пьяном виде. По крайне мере я не видел его таковым.

Просто был безобразен. Как сейчас помню, приехал бывший директор базы,

любитель иногда выпить, а я, наоборот, на пару часов уехал в Шебалино за

продуктами: должна была приехать группа детей. По приезду я обнаружил

странную картину – Миша, валяющийся под кедром возле бани и не

вязавший никакого лыка. Стеклянные глаза, слюнявый рот и мычание,

которое с трудом можно было принять за слова: «Прости, Андреич».

Я несколько раз выгонял его за пьянку, но проходило время и Миша с

неизменной виноватой улыбкой появлялся снова. Я брал его на работу,

слушая, сотое обещание не пить. Наконец я выработал алгоритм поведения и

предложил его Мише. Жить к тому времени ему было негде. Его, как того




зайца из лубяной избушки, выселил хитрый лис - рабочий из дорожников,

воспользовавшийся полной Мишиной юридической неграмотностью. Братья

Миши, а их было трое, живущих в Кумалыре и в Шебалино, не захотели

помочь ему отстоять жилищные права. У них в семье было принято - каждый

за себя. Так вот, жить ему было негде, я дал ему комнату, и договорились:

«Работаешь без пьянок, а когда захочешь выпить, даю тебе выходные. Спишь

в своей комнате, чтобы я тебя не искал под кедрами. И ни шагу за порог,

чтобы тебя никто не видел». С тех пор у меня стало меньше проблем, хотя

были, конечно, и недоразумения, как правило, когда я уезжал на несколько

дней в Барнаул. Одна из таких моих поездок закончилась трагически для

Миши.

Злиться на него я долго не мог. Он был настоящий алкоголик, то есть

больной. И я относился к нему как к больному. Потребность пить спиртное у

него была физическая, как у нас пить воду. Я удивлялся, как он мог больше

месяца не употреблять спиртное? Было

видно, что он напрягает всю волю «на грани

подвига». Но стоило мне уехать и

собутыльники, среди которых был и его

брат Степан, воронами слетались к нему и

соблазняли. Миша ломался. К тому времени

деньги у Миши были всегда, он хорошо стал

у меня зарабатывать. Часто просил не давать

денег, а держать у себя, как в банке, что бы

не было соблазна все пропить или раздать

собутыльникам. В пьяном виде Миша, как

правило, спал. Через пару дней медленно

приходил в себя, выползал из своей берлоги

и начинал работать. Делать он мог

практически все, но по-крестьянски был

хитроват. Никогда не высовывался и не

выставлялся вперед. Почти случайно я

узнал, что он неплохой тракторист. Он

прекрасно знал, что я рыскаю по окрестным

деревням в поисках тракториста, но не

заикнулся о том, что сам владеет этой специальностью.

Раз в год Миша брал отпуск. Особенно любил он период заготовки

березовых веников. Утром я увозил его вниз перевала, к местам, где еще

растет береза, а вечером забирал с готовыми вениками. Иногда Мишин брат

Александр ездил с ним вниз, они рубили молодой березняк, грузили его на

старенький грузовик и везли на базу. Как сейчас вижу Мишу, сидящего у

гаража в куче березовых веток и как-то по-домашнему не спеша вяжущего

Миша




веники. Он любил это занятие. Да и приработок был хороший – продавал

веники спортсменам и туристам.

К бане Михаил относился с особым пиететом – был главным банщиком!

Драил баню, как моряк палубу, топил её с остервенением и был очень

доволен, когда спортсмены и тренеры его хвалили. Иногда он перебарщивал,

и его также старательно увещевали: «Миша это же русская баня, зачем же ты

топишь до 140 градусов, сидеть невозможно». Миша лишь хитро улыбался и

в следующий раз все повторял снова, будто ничего и не слышал. Было

ощущение, что все это он делал умышленно. Казалось, что его усмешка

говорила: «Знай наших!». Он гордился, что наша динамовская баня была

лучше «верхней» госкомспортовской.

Еще одним любимым занятий Миши были поездки со мной за молоком. Он

всегда напоминал мне, что молоко на кухне заканчивается и надо ехать в

Топучую на ферму. Тщательно готовился. У него эта процедура напоминала

ритуал: собирал флягу, резинку уплотнитель, полиэтилен или какую нибудь

тряпку под флягу, что бы молоко не проливалось в машине. Гордо восседал

на переднем сидении и ждал когда я поеду. Обычно не очень разговорчивый,

на молочной ферме Миша преображался. Становился каким-то суетливым.

Рот широкий, беззубый не закрывался. Всех доярок он знал поименно и

обязательно каждую подкалывал. Те, в свою очередь, с большим

удовольствием отвечали ему взаимностью усмешками и колкостями. Никто

не обижался, и расходились обычно чрезвычайно довольные встречей.

В горах, где малолюдно, любая встреча – свидание.

Подобное же отношение было у Миши к поездкам в районный центр

Шебалино. Перед поездкой Миша брился, одевался в самое чистое и новое.

Обычной одеждой его на этот случай был рабочий камуфляжный костюм. По

приезду он просил высадить его в центре и, пока я ходил по своим делам,

прохаживался по главной улице, встречая многочисленных знакомых и

захаживая практически во все попадающиеся на пути магазины.

В Шебалино у него жили два брата, бывшая жена и уже взрослый сын. Миша

иногда навещал родственников, но чаще всего стремился обратно на перевал.

Длительное общение и пребывание в Шебалино утомляло и раздражало его,

он чувствовал себя здесь неуютно, никому не нужным, «лишним человеком».

* * *

Был июнь 2002 года. Июнь один из самых красивых месяцев на Семинском

перевале. Снег еще не сошел с Сарлыка, а зелень уже укрыла склоны гор и

долин. Ярчайший разноцветный ковер альпийских цветов. Огромные,

бескрайние поляны огоньков просто завораживают своей красотой на фоне

глубинно синего неба и проплывающих над головой белоснежных облаков. В

июне цветет кедр сиреневыми загадочными цветами. Удивительное зрелище.

Кто это видел – никогда не забудет. Настроение в июне восторженное. Ни

что не предвещает беды и неприятностей. Начало туристического летнего

сезона, ожидание встреч с новыми людьми со всех концов земного шара.



Кого только не увидели мы на перевале за пять лет: французов, поляков,

шведов, венгров, немцев, датчан, голландцев, англичан, американцев и даже

новозеландцы нас посещали. Но интереснее всех для меня все равно были

наши – русские. Они самобытные, ищущие, мужественные и в то же время

безалаберные и понятные. У меня сложились хорошие, и даже дружеские

отношения со спортсменами и тренерами со всех концов России. Наиболее

тесные с ребятами Камчатки, Хабаровска и Новосибирска. Я всегда с

нетерпением ждал сезона спортивных сборов, чтобы встретиться с ними.

В июне я стал помогать Мише, построить небольшой дом на территории

базы. Мы нашли в Шебалино подходящий сруб и начали строительство.

Миша отнесся к этому событию очень серьезно. Тщательно все взвешивал и

продумывал. Он как-то весь подтянулся, стал более солидным. Выбрал

площадку, просчитал, как будет выглядеть фундамент, в какую сторону

будет дверь, окно и т.д. Когда вывели более половины дома, стало ясно, что

бревен не хватит. Тогда мы поехали в село Кумалыр и нашли старый сруб,

который годился для продолжения строительства. Я договорился с

владельцем КамАЗа о доставки сруба, заплатил за это, проинструктировал

Мишу и уехал на два дня в Барнаул по делам.

25 июня я с нетерпением ожидал матча чемпионата мира по футболу с

участием бразильцев. Где-то около 14 часов моя дочь Полина, моя пол в

Цветущий кедр




коридоре, случайно задела большое зеркало. Оно с огромным грохотом упало

и разбилось. Стало как-то неуютно. Плохая примета. Невольно стал думать о

нехорошем. У Полины одногрупник по университету, сын наших близких

знакомых, лежал в краевой больнице в коме. Я подумал, не случилось ли

чего с ним?

Около пяти часов вечера мне неожиданно позвонил из Шебалино Михаил

Маргунов, отдыхавший на нашей базе: «Александр Андреевич, Миша умер».

Меня это известие ошарашило. Как так? Информация не укладывалась в

голове. Вчера мы расстались в полном здравии, а сегодня такое известие.

Коротко проинструктировав Михаила, как найти брата Миши Александра,

как вызвать в милицию из Онгудая, я выехал обратно на перевал. Ехал

быстро и в десять часов вечера был на месте.

Миша лежал в своей каморке на боку. Тело застыло, лицо изменено

гримасой – не возможно узнать. Запекшая кровь на голове стянула в редкие

косички седые жидкие волосы. На губах желтая высохшая пена. Милиция

уже осмотрела тело, забрала вещественные доказательства, побеседовала с

работниками базы на предмет, что же произошло, и уехала, предложив самим

доставить труп в морг. Родственники Миши уехали искать в Шебалино

машину, а я остался на базе.

Всю ночь бродил по ставшему разом ненавистным Семинскому перевалу.

Выпил полстакана спирта, но уснуть не смог. Рядом лежал мертвый Миша, а

у меня не укладывалось в голове, что это может быть действительностью. Я

сожалел, что не вовремя уехал. Бродил как заведенный по освещенным

дорожкам базы и не находил себе места. Хорошо еще, что на перевале был

Михаил Маргунов со своим другом Юрой. Одному мне было бы совсем

невыносимо. Он очень по сердечному воспринял ситуацию и провел со мной

часть ночи. Мы беседовали. Видимо, стресс сказался на нас обоих, да и ночь

сняла дневные ограничения. Михаил лежал на уличном столе и, глядя на

звезды, много и откровенно говорил. Зная Михаила несколько лет, я как бы

по-новому взглянул на него. Искренность во время нашей беседы, готовность

и способность Михаила к сопереживанию, действенной помощи, душевная

чистота, проявившаяся в эту ночь, заставили в корне пересмотреть мое

отношение к нему.

Михаил в переводе – «богоизбранный» или «богоподобный». Чем не

«Богумил», подумал я. Будущее показало, что именно эта ночь определила на

последующие годы наши взаимоотношения. Потеряв одного Михаила, я

нашел другого.

Со спутанных слов сотрудников базы воссоздал картину происшедшего.

Когда я уехал, Миша занялся транспортировкой сруба из Кумалыра на

Семинский перевал. Камазист не подвел, приехал вовремя. Миша попросил

помочь в погрузке бревен брата Степана и еще одного алтайца, работника

нашей базы. После успешной доставки сруба на перевал, брат Степан и

алтаец стали уговаривать Мишу обмыть доставку сруба, Миша упирался, но,



в конце концов, согласился. В пьяном виде возник конфликт Миши и

алтайца. Миша был физически сильнее и когда он ушел спать, алтаец взял

колун и нанес ему спящему удары по голове. Свидетелей этого не было.

Алтаец сам в последствии рассказал об этом рабочим. Никто не обратил

внимания, что Миша не выходит из комнаты. Думали, что он просто долго

спит после употребления спиртного.

Миша прожил ночь и умер где-то около 14 часов, то есть когда разбилось

зеркало у меня в квартире в Барнауле. Мистика?

Похоронили Мишу в Шебалино рядом с Чуйским трактом, на котором он

прожил всю жизнь. Когда я проезжаю мимо кладбища, то всегда подаю

автомобильный сигнал, так я приветствую Мишу, лежащего невдалеке, под

скромным деревянным крестом. Мне кажется, что он чувствует и слышит

меня. Я как бы слышу в ответ его привычный, невнятный шепот: «Прости

Андреич!»

* * *

Иногда я думаю: «Зачем я это все вспоминаю?».

Я просто не могу отделаться от навязчивых воспоминаний о тех днях,

прожитых на Семинском перевале. Не было дня, когда бы разряды маленьких

молний не сверкнули и не прожгли во мне оконцем картинку из прошлого…

Мне кажется, что каждый человек достоин памяти о себе. Если тебя хоть кто-

то помнит - ты прожил не зря. А мне бы не хотелось, что бы Миша прожил

зря. В этом есть, какая-то несправедливость. Мне трудно объяснить это.

Прожив жизнь, ты оставил след, а не наследил, размазав грязными сапогами

бесформенные лужицы. Пусть след почти невиден, его заметает снегом,

затем ветер снова освобождает его от слипшихся снежинок и он

проглядывается неглубоким протектором на обледенелой дороге нашей

памяти.

Так и Миша. Он оставил след в моей душе, и мне хотелось высказаться о

нем; несуразном и неуклюжем, прожившем всю жизнь на суровом,

заснеженном Семинском перевале, с беззубым лицом «Старика Хотабыча»,

длинными мозолистыми руками и в неизменных резиновых калошах,

которые он носил и летом и зимой.

Умер Миша

Шорох бегущих шин

Семинский, Семинский, Семинский

Сколько погибших машин?


Покорял я тебя много раз


Ненавижу тебя сейчас




Глава 4: «Страдание – личный выбор каждого»

Этот марафон у нас проходил при явном присутствии Харуки Мураками.

«Страдание – личный выбор каждого», - эту уже избитую фразу из его

книжки «О чем я говорю, когда говорю о беге» мы уже несколько раз

цитировали в наших разговорах и статьях на клубном сайте. Но что поделать,

если она зрит в корень, бьет в глаз и в печень. Сверхмарафон «Уймон 2011»

года я встретил больным. За два месяца до старта перенес выраженный

приступ экстрасистолии и мой лечащий врач, он же друг, и он же партнер по

тренировкам и путешествиям Александр Лущаев сделал мне суточный

мониторинг сердечного ритма и категорически запретил бегать. Я лечился,

гулял, а потом… заскучал и начал скрытно потихоньку трусить в лесу.

Максимальная скорость передвижения 6 - 7 минут на километр. В Усть-

Коксу поехал как руководитель клуба и один из организаторов пробега.

Бежать поначалу не думал, но чем ближе старт, тем становился суетливее и

тревожнее. А после восхождения на «Красную гору», лазанья по кручам и

курумам вдоль не больших, но очень красивых водопадов, что-то в душе

дрогнуло, и подумал, что не устою и побегу.




- Хотя бы километров десять. По самочувствию.

Изначально мы с моим другом Андреем Семитко намеревались просто выйти

на старт, поддержать сверхмарафонцев, стартующих на 65 км своим

присутствием, поучаствовать в празднике бега, но как часто бывает –

увлеклись. «Бег по самочувствию» затянулся. На первых километрах весело

болтая с новосибирцем Вячеславом Боярским, мы нисколько не отклонялись

от своего плана: трусили, смеялись, восхищались облаками, низко

нависшими над близ лежащими горами, любовались Катунью, перебегая ее

по железобетонному мосту после с. Октябрьское. Однако сразу за мостом

Андрей и Слава немного задержались по нужде, и я остался трусить в

одиночестве.

- Сейчас догонят, - поначалу думал я. Но проходило время, а их все нет и нет.

Все чаще оглядываясь, я понял, что им и без меня хорошо: взахлеб говорят,

жестикулируют, смеются, на меня не глядят и стали даже несколько

отставать. Вздохнув для бодрости, я решил не останавливаться, не ждать

попутчиков, а продолжить бег в одиночку, ведь скучать не приходилось.

- Такая природа вокруг!

Во мне проснулся метроном, и я бежал в такт ему. Приближалась первая

большая деревня – знаменитый Верхний – Уймон. Для тех, кто не знает, это

место, где в 1926 году останавливались Николай Константинович, Елена

Ивановна и Юрий Николаевич Рерихи во время знаменитой Центрально-

Азиатской экспедиции.




«…Ночью, на берегу Катуни, я внезапно проснулся. И поразился. Отчасти,

даже поначалу испугался. Нигде и никогда я не видел так близко столь

крупные сверкающие звезды. Они нависали прямо надо мной, и свет их был

прекрасен. По Млечному Пути, казалось, поднимись и беги. «И звёзды в

буйном головокруженье несутся мимо, в вечность, по кривой...» Я вспомнил,

как накануне вечером наблюдал радугу. Она будто бы встала из Катуни и

дугой перекинулась к Белухе. Обернувшись, я посмотрел на спящее село. Луна

начертила силуэт дома, возвышающегося над Верх-Уймоном. Я вдруг остро

ощутил, что нахожусь в Уймонской долине, что семьдесят три года назад

эти же звёзды смотрели здесь на Николая Константиновича, что радуга,

хоть и была произведением другого дождя (а тогда, в двадцать шестом, на

Алтае шли сильные дожди), но она существовала...Надо ли говорить, что я

был счастлив...» (Анненко А.Н. Журнал: № 7 (147), Июль, 2006)

Рерихи жили неделю в усадьбе Атамановых, оставили письменные

свидетельства об этом периоде, и сейчас наша дорога проходит рядом с

прекрасным музеем их имени.

Работают в нем подвижники из многих городов России, читают лекции,

проводят экскурсии. Нам, например, проводила экскурсию женщина из

Челябинска. Очень большой профессионал и очень интеллигентный человек

с прекрасно поставленной речью. Жаль имени ее не помню, так как это было

несколько лет назад. В музее собраны репродукции почти всех знаменитых

картин Николая и Святослава Рерихов. Село Верх-Уймон — одно из самых




старых русских поселений на Алтае. Основали его около 300 лет назад

крестьяне, бежавшие от реформ Никона, по-тогдашнему — раскольники, по-

нынешнему — староверы или старообрядцы (хотя официальное оформление

села как старообрядческого поселения произошло позднее, в 1868 году). До

сих пор в селе живут преимущественно русские.

Пока я вспоминал о Рерихе, незаметно прибежал к началу деревни. Толпа

местных жителей в причудливых костюмах, с транспарантами, воздушными

шариками, приветствовала меня: плясала, кричала, обнимала, Это было очень

трогательно! Я не мог разочаровывать таких благодарных болельщиков

сверхмарафона, ведь я далеко не футболист, и слегка взбодрившись и

подтянувшись, последовал дальше.

- Потом сойду, еще силы есть, вслух подумал я и последовал к следующему

селу под лиричным названием – Тихонькая.

Тихонькая находится совсем рядом – километров пять. Не больше. Дорога

живописная, не жарко, так как от ближайшей горы тень заслоняет большую

часть дороги, да и утро еще продолжается. Витиеватый поворот, рядом

чистейшая протока и какой-то ручей. В 2008 году на этой протоке я встретил

причудливых птиц, потом снова повстречал их на среднем Мультинском

озере и даже заснял на фото. Позже выяснял – это кархаль или крохаль – и не

гусь и не утка, а может это баклан, по мнению одного знающего человека.




На краю Тихонькой стояла группа детей с женщиной во главе. Видимо

учительницей. Дети держали также транспарант с приветствием

сверхмарафонцам и воздушными шариками, но почему-то, в отличие от

детей села Верхний-Уймон, молча глядели на меня.

- Что ж Вы молчите, веселее надо! Теперь уж мне пришлось взбодрить

взгрустнувших, а может еще не проснувшихся ребят.

- Наверное, я уже совсем плохо выгляжу и как бегущий дед навожу на них

тоску и недоумение. Дети в деревнях практичны:

- Работать надо, - видимо думают они, - а не бегать без штанов. Так я и

удалился от молчащих ребят, и только учительница пыталась растормошить

и детей и меня, аплодируя и что-то выкрикивая.

Прошло уже около двух часов, а я все бегу. Солнце все веселее греет мою

лысую голову и дышать становится все трудней и трудней. Высота над

уровнем моря около километра. Но это же не Памир, где бежать приходилось

на высоте 4300 метров. Так что можно еще продолжить. К тому же Андрей

Семитко не сходит, а то уже непременно догнал бы меня на машине и

предложил бы поехать с ним. Он друга не бросит.

- Короче, бегу до Мульты, а там посмотрим. Размышляя таким образом, я

заметил, что приближается время, когда эстафетные команды должны

догонять меня, они стартовали на час позже. Вскоре за спиной раздался

скрип тормозов и крики – меня догоняла наше команда «Восток».

- Все по плану, подумал я, хотя

нас только восемь, мы все равно

сильнее десятерых «Дюшевцев»

или «Пограничников» из Усть-

Коксы! Ребята весело

прогарцевали мимо, особенно

выделялся Дима Слепов –

красавец парень, сложен как

вчерашний ахалкетинец, на

первенстве Республики Алтай

по конному спорту который мы

наблюдали вчера на ипподроме,

только Дима белого цвета.

Широким шагом, отталкиваясь

мощными стройными ногами,

он стремительно убежал от меня, чуть не опережая и саму машину с

ребятами, приветливо машущими из окна. Только я их и видел. Дымка пыли,

как «розовый туман» проглотила их. Не успел я заскучать, как группа машин

на диких скоростях стала проноситься вблизи меня, резко останавливаясь и

стартуя вновь. Азарт, напряжение, резкие крики – команды, рискованные

прыжки из автомобиля и широкое размахивание руками и ногами. Смена

этапа происходит при остановке машины – один выскакивает, другой

заскакивает, передавая эстафетную палочку. Пронеслись «Усть- Коксинцы»




на трех экипажах, затем бийчане – веселые и приветливые старики -

ветераны, затем «Мостоотряд – 96» из Барнаула. Володя Хринык, как всегда

обаятельный и веселый, дружески пожелал мне успехов и помчался

воплощать в жизнь свои многочисленные планы по тактике и стратегии

марафонской эстафеты. У него видимо все получалось!

В конце третьего часа бега показалась Мульта, а перед ней крайне

утомленный Сумер Табаев из местного села Талда и барнаулец Алексей

Герасимов, массирующий сведенную судорогой ногу. Алексей стартовал на

час – полтора раньше, а Сумер просто очень быстро начал и на моих глазах в

мучениях сходит с дистанции. Он служил в погранвойсках и считает, что он

в состоянии пробежать 65 км. Второй год он стартует на сверхмарафоне, но

вот и вторая попытка неудачная. Добегает только до Мульты. 32 км.

Мульта - родина Эдика

Болтовского и самое активное в

плане поддержки бегунов село.

Эдик здесь любимец и герой!

Он выигрывает почти все

пробеги (один раз уступил

Андрею Дерксену). Я не знаю

знаменитых людей Мульты,

наверное, они есть, но на

период прохождения нашего

пробега – Эдик точно

«национальный герой»!

В трех точках деревни по ходу

дистанции были группы

поддержки, энергично

приветствующие всех бегущих.

Пришлось опять собраться и

подтянуть живот, чтобы

достойно выглядеть перед

земляками Эдуарда, некоторые

из них, родственники Эдика,

меня знали, и было стыдно

выглядеть не очень свежим.

Мульта основана в 1836 г. как

выселок из Нижнего Уймона.

Это старое старообрядческое

село и сегодня неофициальный

центр старообрядчества Уймонской долины. Этот статус ей перешел в начале

XX в. от села Нижний Уймон. В соседнем селе Замульта, находится

действующий старообрядческий храм Илии Пророка Новосибирской епархии

Эдуард Болтовский




Русской православной старообрядческой церкви (белокриницкое согласие),

построенный в 2002-2003 гг. Старожилы и основатели села - старообрядцы-

беспоповцы (не признающие священство) посещают свой молельный дом. С

восточной стороны Мульты возвышается Филаретова гора высотой 1783 м., в

начале 20 века на ней жил старец — Филарет. Очень интересным является

жизнеописание старца Филарета, описанное Раисой Павловной Кучугановой

– легендарной личностью Уймонской долины, заслуженным учителем

России, основателем Музея истории и культуры Уймонской долины,

историком –

краеведом,

писателем,

этнографом и

фольклористом:

«По рассказам

старожилов, пришел

в Уймонскую долину в

1863 г. Калистрат

Железнов с пятью

сыновьями.

Калистрат пришел

не на пустое место.

По течению бурной

реки Мульты стояло

шесть алтайских

аилов. Железновы

были людьми

умелыми, работящими, но больше всех выделялся Филарет. Он был хорошим

плотником - до сих пор в Мульте стоят дома, срубленные его руками, и

молельный дом на берегу Катуни тоже он ставил. Долго служил молельный

дом людям, и даже в 30-е годы ходили туда молиться, да не одной деревней.

Шли годы, Филарет состарился, и одолела его душу великая скорбь. Видя,

что стали изменять старой вере его односельчане - табак курить,

сквернословить, выпивать не по времени - Филарет решил уйти из долины и

отмаливать грехи вероотступников. Он построил себе скромную келью на

высокой горе и стал там жить в полном уединении. С тех пор Филарет не

спускался в долину, проводя жизнь в непрестанной молитве. Пищу ему

приносили родственники и единоверцы. Филарет предупреждал, если

оставят люди старую веру, то уйдет из мира последняя любовь и люди

начнут уничтожать друг друга. Келья старца Филарета стала местом

паломничества для его единоверцев. Власти видели в нем бунтовщика,

обвиняли старца Филарета в гордыне и самолюбовании. «Мирские» даже в

Старообрядческая церковь в Замульте




мыслях не допускали того, что рядом с ними кто-то может жить в

святости, по обычаям стариковского благочестия.

Люди нуждались в нем, по рассказам старожилов, бездетные женщины

тайком поднимались на Филаретову гору, просили старца молиться за них -

и помогало, появлялись у них ребятишки. Больные шли к нему и вставали на

колени, ожидая, когда старец нарушит свой же обет и выйдет из кельи.

- «Слабы стали люди, - сокрушался старец Филарет, - потеряли старую

веру и ослабли». По воспоминаниям мультинских старожилов, Филарет

отошел в 1907 г. Говорят, он знал о дне своей смерти, заранее предупредив

людей. Похоронили старца недалеко от его кельи. А как ушел он из мира,

Филаретова гора, при жизни названная его именем, еще больше обросла

лесом, цветами и лекарственными травами. Как видно, снизошла на гору с

высоких небес божья благодать, и как выпадает старинный праздник -

народ мультинский на Филаретку идет, поклониться памяти старца и

вознести свои молитвы Всевышнему.»

Эдуард Болтовский имеет самое непосредственное отношение к Филарету.

Он из рода Железновых.

Эдик еще в детстве постоянно ходил на гору один и с другими ребятами.

Часто с сестрой Татьяной бродили по склонам и поднимались на вершину, он

думал о Филарете и его вере, образе жизни, причинах уединения, не зная, что

Эдуард с мамой Тамарой Николаевной




он родственник, хотелось найти его избушку. Нашли с Татьяной могилу

Филарета, но никому не показали ее, боясь вандализма туристов и деятелей

от туризма. Места там дикие и труднопроходимые. Много скальных обрывов,

завалов деревьев, кустарника. Много зверей.

Бывая в Мульте достаточно часто я всегда несколько болезненно вспоминаю

историю раскола те ужасные последствия для Русского православного

народа. Вот уж у кого: «Страдание – личный выбор каждого», и часто в

голове всплывают замечательные стихотворения старообрядческого поэта с

трагической судьбой Виталия Гриханова. Вот, например, последнее,

запавшее в душу:

Следы огня и дым кругом,

Поля все голые,

С ветвей деревьев за окном

Свисают головы.

Пока судьбы метеорит

Проносит мимо,

Играет старый инвалид

На пианино.

Игра везде: в делах, словах,

В глазах и жестах,

Игра в добро руками зла

И в судьбах женских.

Играем в жизнь с самим собой,

С душою спящей.

Придет безносая с косой –

Сыграем в ящик

- За Мультой очень живописный навесной мост, - добегу до него, снова

решил обмануть себя я. Пробежав мост и налюбовавшись видом реки, я с

грустью отметил свое одиночество. Машины, которой меня бы подобрала, не

было видно. Нет вблизи и Андрея Семитко с Вячеславом Боярским. Пункт

питания не виден.

- Где же джип, сопровождающий Славу Бояринцева, который должен был

нас подобрать? Вроде чувствую себя терпимо и можно двигаться дальше, но

прошло уже 3 часа 25 минут, как я ушел со старта. В последнее время у меня

были проблемы со здоровьем, и тренировки прекратил, бегал иногда от 5 до

10 км, но крайне нерегулярно. Был какой-то подспудный страх, а не

обострится ли проблема. Во время бега прислушивался к себе и планировал

сразу прекратить движение, если появятся предвестники ухудшения

состояния. Но, наверное, клин клином вышибается. Посмотрим, что будет



дальше? Продолжил движение. Пешком влез в крутую гору. На 38 км.

подъехали Алексей Герасимов и Вера Байлагасова главный редактор

районной газеты «Уймонские вести». Предложили сойти с дистанции, но

здесь уже я уперся:

- Что за расстояние 38 км? Ни рыба, ни мясо. Пробегу 42 км, а это хоть

какой-то символ!

На 39 км догнал джип с Андреем Семитко на борту, я объяснил, где меня

забрать и поплелся дальше. Жара на этом участке была уже выраженной, 31 –

33 градус, а солнце в горах совсем другое, чем на равнине. Припекало по

полной. Я благодарил бога, что там, где «закончился мой асфальт»,

протекала через дорогу чудесная безымянная речка с чистейшей

живительной прохладной водой. Я искупался с огромным удовольствием.

Посмотрел на часы – 4 часа 19 мин. 24 секунды. На моем спидометре - 43 км.

Так медленно я еще никогда не бегал марафон. Но пару месяцев назад стоял

вопрос, а смогу ли вообще бегать. - Так что не жадничай, - включился

внутренний голос.

«Страдание – личный выбор каждого» - снова всплыла в моей голове

цитата из Мураками.



Глава 5: Последняя инициация: Тропа Тараумара

или 100 км скайраннинг у Белухи

– Как там, на вершине перевала?

– спросил Александр Лущаев медленно

спускающегося навстречу молодого москвича.

– Там Ад!

(Встреча на перевале Кара-Тюрек

26 июля 2014 года)

Прелюдия

Утром проснулись очень рано, в 4 часа, как запланировали, хотя я

практически и не спал в эту ночь. «Ночная Тревога», живущая отдельно от

«Дневной» здорово поиздевалась надо мной. Ничего не изменилось за

двадцать пять лет после проведения первого в моей жизни сверхмарафона.

Все также:

Слепнет день,

Потеряв свой единственный глаз за горой.

А порою ночной просыпается лес,

Размышлений, тревог и сомнений.

И не мудрено. Прошел уже год, как мы задумали пробежать за дневное время

сто километровый горный сверхмарафон по кольцу, пожалуй, самого

известного и популярного на Алтае туристического маршрута, проложенного

в районе г. Белуха, а практически все, с кем приходится разговаривать, будь

то альпинисты, туристы, местные охотники, в один голос говорят, что это

невозможно. Вот и сейчас, за день до начала пробега, по приезду в Усть-

Коксу, в редакции газеты «Уймонские Вести» главный редактор Вера

Байлагасова цитирует мне известных и авторитетных людей района, которые

убеждены, что наша затея не реальна. Алексей Герасимов, c которым мы

вместе организуем этот пробег, робко улыбается и пытается приводить

доводы в мою пользу. Он мне поверил год назад и всячески поддерживает на

людях, но я знаю, что ему очень тяжело, он сам в очень больших сомнениях

и берет на себя огромную ответственность, организуя этот невероятный для

большинства здравомыслящих людей проект. Мы с ним в связке уже

несколько лет, и он привык мне верить. Я еще ни разу его не подводил. На

этапе рассмотрения идеи мы провели много времени за фотографиями

маршрута, и он всячески предостерегал меня он легкомысленного подхода.

Сам я двадцать лет назад прошел со своими детьми «по Аккему» до Белухи,

планируя провести очередной пробег, но отказался тогда от этой затеи в



связи с нереальностью осуществления – корни, камни, плохая проходимость,

невозможность бежать - исключали возможность проведения пробега в

классическом его понимании. О скайраннинге я тогда и не слышал. На

перевал Кара-Тюрек я не поднимался и знал о нем со слов других. Алексей

Сергеевич проходил по «кольцу» не раз и знал реально, о чем идет речь. Но

человек он увлекающийся, с явно советским комсомольским задором, что

«обманываться рад». Затея, ее глобальность и масштаб просто очаровали его,

и он поверил мне как Мессии.

- А каково мне? Мне остается только верить в Бога. Но следуя известной

поговорке «на Бога надейся, а сам не плошай» я верю в себя и тех ребят, что

поверили и пожелали разделить со мной судьбу всего на один день - 26 июля

2014 года. Этот День судьбоносный. Сто лет назад именно в этот день братья

Борис и Михаил Троновы впервые взошли на непокорную красавицу Белуху.

Мы хотим отметить это событие своим «восхождением». Теперь, я уверен,

что Дима Рыбин, Александр Лущаев, Эдуард Болтовский и Михаил Москвин

будут именно так определять этот начавшийся в четыре утра под

разнобойный петушиный крик обычный летний день в селе Мульта, где

расположился наш небольшой палаточный лагерь.



Начало

В 6 часов утра в Тюнгуре встретились с Галиной Верещагиной. Она как

директор Алтайского краевого спортивного клуба «Ветеран» поддержала

наше начинание, оказала материальную поддержку, а также учредила

специальные призы для участников пробега, в случае благополучного исхода

мероприятия. А пока в ее глазах читается моя «Ночная тревога» и ужас

сомнений! Она многословна и напряжена. Похоже ей хуже, чем нам. Сейчас,

как только мы скроемся за горой и поворотом, ее и других зрителей и

болельщиков начнет мучить и терзать червь ожидания и неизвестности.

Стартовали с дороги недалеко от моста через Катунь и практически напротив

базы «Высотник». Мост через реку Кучерлу снесло наводнение и это

удлинило наш маршрут на несколько километров. Пришлось бежать через

всю деревню Кучерла, затем через верхний мост, разворачиваться на 180

градусов и бежать назад на тропу к Аккемскому озеру. Алексей Герасимов

еще вчера рано утром поспешил по Тропе, обеспечивая нам прикрытие на

метеостанции у озера. Задача – встретить, сфотографировать, накормить,

поддержать и направить в нужную сторону. А затем тоже мучиться

неизвестностью - Выживут, не выживут, доберутся – не доберутся? Ну а мы

веселы и как кони, выпущенные только что из загона после долгого

вынужденного заключения, устремились вперед. Хотелось даже запеть

песенку о молодой лошади, которую я пою вместе со своей младшей внучкой

Верочкой:

Далеко, далеко

Ускакала в поле молодая лошадь!

Так легко, так легко

Не догонишь, не поймаешь, не вернешь!

Особенно легко и свободно гарцевал Александр Лущаев. Он был возбужден

и говорлив. - Я наверно в другой жизни был маралом, так мне нравится этот

свежий воздух, тайга, горы и невероятные просторы. Посмотри, как туман

поднимается над Катунью! А день какой! Нам невероятно повезло с погодой!

Хорошо, что не жарко!

Остальные менее восторженны, но тоже уже раскрепощены. Сомнения

отброшены, обратного пути нет и началась работа. Работа тяжелая, нудная и

протяженная, в буквальном смысле от рассвета до заката. В таких

мероприятиях главное не входить в шок от каждого подъема и перевала. Не

поддаваться панике от резко изменившейся погоды и от временного

замедления темпа и кажущейся невозможности преодоления дистанции. Мы

это понимали, помнили и старались равномерно распределить силы по

дистанции. Но все равно несколько увлеклись и в подъем перевала Кузуяк



взобрались очень бойко, хотя старались сдерживать друг друга. Под гору и

на равнине бежали со скоростью шесть минут на километр, а в гору

старались идти скорым шагом, опираясь руками на колени. Дима Рыбин

бежал с трековыми палками. Километров через двадцать тропа стала очень

сложной – сплошные корни и камни. Бежать стало практически невозможно.

Передвигались пешком и короткими перебежками. Потом пошли еще

курумы с плохо видимой тропой среди камней. Иногда сбивались и теряли

тропу. Здесь тоже постоянное внимание и страх травмироваться. Самым

тяжелым по ощущениям было именно постоянное напряжение зрения, ни

секунды расслабления, иначе – корень, камень, скользкие бревна, расщелина

между камней и пиши – пропало: небольшое повреждение и невозможность

бежать и даже идти. От напряжения зрения у меня стало мелькать в глазах и

появилось легкое головокружение, затекли мышцы шейно - затылочной

области. Хорошо Александр Лущаев, по-прежнему чувствовавший себя в

своей тарелке, предложил помощь и взял на время мой рюкзачок, который

весил, кстати, около четырех килограмм. Сам он бежал без рюкзака, с

поясом, где был минимум вещей и провианта. В рюкзаке запасная одежда,

вода и пища для подкрепления сил и на случай форс-мажорных

обстоятельств. Чем дальше мы бежали и продвигались вперед, тем хуже

становилась погода. Стало пасмурно, над головой в прогалах лиственниц

появились холодные свинцовые тучи, пошел мелкий дождь. Напряжение

нарастало. Время неумолимо двигалось к обеду, а по нашим

предварительным расчетам к двенадцати нам было нужно оказаться у

метеорологической станции, вначале Аккемского озера, где нас ждал с

обедом Алексей Герасимов. Озеро все не показывалось, а многочисленные

туристы, идущие нам навстречу, приносили не радостные вести – озеро все

еще далеко. Эдик Болтовский нашел себе развлечение. Каждого туриста,

которого мы обгоняли или он шел нам навстречу, Эдик спрашивал:

– Откуда Вы? И если человек отвечал, например, из Смоленска или Минска,

он подробно объяснял, кто мы и что делаем. Встречались люди, которые

сами спрашивали нас:

- А вы марафонцы? - и восхищенно с неприкрытым удивлением желали нам

успеха и удачи. Некоторые туристы на вопрос Эдуарда отвечали:

- Мы сверху. На это Эдик радостно уточнял:

- А из кого города?

Находились люди, кто не отвечал, видимо были сильно утомлены

непосильной ношей в виде огромного рюкзака, тогда Эдик, с присущей ему

непринужденностью и простотой говорил:

- Видимо из Швейцарии, и бежал дальше, оставляя новоявленного швейцарца

размышлять:

- А что это было?

Увидеть среди скал, утесов и могучих сибирских лиственниц внезапно

появившегося весело скачущего худощавого кузнечика было выше его

«швейцарского» понимания. А когда за Эдиком появлялись еще четверо



странно выглядевших и явно не молодых, но стремительно

проскальзывающих существа с какими-то горбиками на спине, недоумение и

шок возрастало до умопомешательства.

- Тролли, наверное, - чесал затылок то ли швейцарец, то ли пермяк.

Озеро появилось неожиданно. Вернее Алексей

Герасимов, как предвестник радостных

сбывшихся промежуточных надежд появился со щелкающим фотоаппаратом

наперевес. Время: 13 час. 15 минут. Стартовали в 6 час. 23 мин. Мы в пути

около семи часов. Преодолели около пятидесяти километров. Дождь

усиливается. Прохладно. Нам нужна временная передышка. Обед был явно

кстати, и мы с возросшим оптимизмом бежим в гору, позируя Герасимову, в

теплую метеостанцию к борщу и компоту с лепешками, и нам не верится, что

в такой дали и холоде есть уют, тепло и благополучно обустроенные люди с

любопытными детьми, домашними хлопотами, с газом, светом и

телевизором.

Скоро обед на метеостанции




Перевал Кара-Тюрек

Двадцать минут – это тот

максимум, что отведен на

обед, смену носков и

одевание полиэтиленовых

накидок от дождя – пончо.

Алексей Герасимов делает

последнюю фотографию и

провожает нас в

неизвестность под

проливным далеко не

летним холодным дождем.

Мы начинаем самый

сложный участок пробега –

перевал Кара-Тюрек. Высота

3100 метров, а сейчас мы

находимся на 2000 метра.

Подъем практически

вертикальный,

изнурительный, а после

пятидесяти километров бега

и ходьбы кажущийся

непреодолимым. Но мы

ползем под пристальным

взглядом жалеющего нас

Алексея Сергеевича,

постепенно удаляясь и

превращаясь в едва

различимые желтые точки

на серо-зеленом фоне горы, уходящей в небо и в прохудившиеся облака.

Скоро мы исчезаем из вида все еще смотрящего нам в спину объектива. Мы

ушли, а он остался в неведении. И когда я уже из Барнаула через два дня

пытаюсь дозвониться до него, первый тревожный вопрос:

- Дошли? - и облегченный вздох измученного неизвестностью человека.

Через минуту – на Кара-Тюрек!




Алексей Герасимов на перевале Кузуяк

- А я только сейчас возвращаюсь и преодолел Кузуяк, сотовая связь только

появилась. Осталась последняя бутылка воды, еда закончилась, но доберусь.

Через несколько часов, как Вы ушли, пришли с перевала Кара-Тюрек

конники и с ужасом сообщили:

- А что мы видели! Мужики без одежды, в одних трусах, среди ветра и

снегопада пронеслись, как приведения, на вершину, а затем вниз к Кучерле.

Мы, конечно, не неслись в перевал – ползли в него, иначе не скажешь. Один

Эдик Болтовский явно выделялся по свежести передвижений, но и он

замерзал на ветру, и холод подталкивал его к более быстрому продвижению

вверх и к возможности спрятаться за скалами от пронзительной и вездесущей

сырости и холода. Кара-Тюрек переводится с алтайского языка – «черное

сердце». На этом перевале, на пятьсот метров ниже по высоте того места

которое мы пробегали, находится самая высокогорная метеостанция России

которая так и называется - «Кара-Тюрек». Она существует с 1939 года.

Именно с «черным сердцем» встретил нас перевал. Чем дальше и выше мы



продвигались, тем сильнее нарастал и превращался в шквалистый боковой

ветер. Дождь превратился в мокрый снег и руки с ногами стали коченеть. -

Как там, на вершине перевала? – спросил Александр Лущаев медленно

спускающегося навстречу измученного молодого москвича с потухшими

глазами.

- Там Ад!

Было тоскливо, тревожно и больно смотреть на Михаила Москвина, у

которого от ветра порвалось его пончо. Голые ноги в истерзанных мокрых

кроссовках медленно цеплялись за тропу, спрятанную под, на глазах

образовавшихся, ручьями. Медленно, но верно, уворачиваясь от штормового

ветра, Миша продолжал движение вперед, умудряясь делать комплименты

одиноким девушкам туристкам с огромными рюкзаками за спиной. По жизни

любвеобильный Москвин даже в таком форс-мажорном для себя состоянии

находил силы сказать:

- Здравствуй, молодая, сильная и красивая! Я бы тебе помог, да жаль, что

идем в разные стороны.

Девушки, как правило, бессильно улыбались в ответ странному дедушке и

беззвучно скрывались под пеленой дождя и снега за очередным поворотом. А

дедушка полз и полз вверх, прикрывая подветренное ухо распростертой

обледенелой ладонью.

Силы воли и опыта Москвину не занимать. У него пять суточных пробегов за

спиной. В возрасте 42 года он пробежал зимой в манеже длинной всего 200

м. за 12 часов 146 км. 565 м! Когда готовился к сверхмарафонам, набегивал

до 1000 км. в месяц, в условиях суровой сибирской зимы, когда температура

воздуха понижалась и ниже 30 градусов. В девяностых годах Михаил

несколько раз побеждал в популярных в Сибири экстремальных зимних

сверхмарафонах на дистанции 85 км. Его рекорды в различных возрастах – 6

час. 22 мин. и 6 час.35 мин. Миша прекрасно бегал и 100 км пробеги. На

Чемпионате России показывал результат 7 часов 11 мин. На Одесской сотке,

бывшей одно время Чемпионатом СНГ, показал результат 7 час. 19 мин и

был пятым в личном зачете. Так что дед далеко не прост и его простодушная

улыбка, не сползающая с лица, просто маска, скрывающая глубокую

сосредоточенность, напряжение мысли и воли. Москвин и сейчас, в возрасте

59 лет, ежемесячно зимой, в любой мороз даже за минус сорок, без всякого

апломба и суеты набегает до 600 км. В сентябре 2013 года пробежал

Сибирский международный марафон с отличным временем – 3 часа 17

минут, для его лет – это просто замечательно! Но перевал Кара-Тюрек, для

него как и для всех нас, тоже невероятно тяжел и он медленно, ритмично, в

такт шагам, бормочет про себя стишок сочиненный однажды Богумилом в

бытность пребывания на Семинском перевале:

Промозглая сырость.

Дырявые кеды.

В тумане, как ежик,

Ползу не спеша…



Весна на Семинском

Дожди и печали.

Зачем же я здесь,

Ну, какого рожна?

Голый Москвин на перевале Кара-Тюрек произвел фурор. О нем теперь

долго будут вспоминать не только одинокие могучие и не очень девушки с

огромными рюкзаками за спиной, но и мужчины, экипированные в

дорогостоящие штормовые альпинистские костюмы и плащ-палатки. Миша в

трусах и в полиэтиленовой порванной распашонке шел им на встречу с

блаженной улыбкой Мессии, только что не крестил. Девушки и другие

присутствовавшие расступались в стороны и, рискуя свернуть голову, долго

вглядывались в обнаженные, сильные, страусиные ноги Москвина, надеясь

понять, что за видение этот могучий «старик»! А старик, раздавая

комплименты, все уходил и уходил в небо, и вскоре солнце красочным

радужным ореолом на мгновение озарило его лысоватую и ничем не

прикрытую голову, слегка припорошенную мокрым снегом.

- Какой кошмар! – тем временем про себя думал утомленный и совсем

замерзающий дед Москвин, - Где же обещанные тропинки Юбилейного

парка? Долго ли еще ползти до вершины и куда ускакал Эдик Болтовский со

своим шматком сала? Лишь бы без меня не съел, а то совсем замерзну…

Я с Димой Рыбиным, что в гору, что под гору двигался вместе. Диме, как и

мне, было трудно, и на его лице читались тревога и сомнения в

благополучном исходе мероприятия. Дима первый раз оказался в таких

сложных обстоятельствах, да еще нога стала болеть и периодически

появлялась судорога в бедре. Дима мужественно терпел и, было видно, что

он просто верит нам, более матерым и опытным. А что делать? Как пел

Владимир Высоцкий:

Назад пятьсот, пятьсот вперед…

Мол, видишь сам - кругом пятьсот,

А к ночи точно - занесет,

Так заровняет, что не надо хоронить!

Я Диму уговорил участвовать в сверхмарафоне. Обычно я этого не делаю,

каждый должен принимать решение самостоятельно. Но парень мне

интересен, и мне казалось, что ему по силам сверхмарафон и он ускорит его

марафонское развитие. В итоге я не ошибся. Я мотивировал его, рассказывая

о своем видении марафона и сверхмарафона, о соревнованиях в которых я

участвовал. С прошлого года Дима периодически приезжает ко мне домой на

длительные беговые тренировки, и мы много беседуем на марафонские темы.



Дмитрий Рыбин на Кара - Тюреке

Дима пробежал в январе этого года марафон в Дубае за 3 часа 14 мин 45 сек.,

сейчас готов намного лучше – готов бежать из трех часов. Он бегает

марафоны третий год и еще недостаточно уверен в себе на этом поприще.

Дмитрий дисциплинирован, организован и целеустремлен, очень

интересуется марафонским бегом и пытается улучшить свои показатели.

Сверхмарафон для него новый вызов, способный улучшить понимание

самого себя, открыть свои возможности, которые в обычной жизни скрыты, и

он о них даже не догадывается. Я рассказывал ему, что организация и

участие в стокилометровом сверхмарафоне, который я назвал «Тропою

Тараумара», не просто очередной пробег. Для меня, почти

шестидесятилетнего, это вызов, может быть последний вызов. Хотя это я

себя так настраиваю «на подвиг». Стараюсь относиться к делу со всей

серьезностью сделавшего выбор человека. А это значит, что воспринимаю

выпавший мне счастливый шанс как последний. Я вспоминал проводимые

мной ранее сверхмарафонские пробеги и беседы с друзьями спортсменами.

Многие находили причины не участвовать в авантюрах, размышляя

приблизительно таким образом:



- В этот раз у меня проблемы, дела, вечный геморрой. В следующий раз

обязательно буду с вами. Но следующего раза просто не бывает. Каждый

сверхмарафон, который мы проводили – уникальное разовое событие,

которое никогда не повторяется. Мне неинтересно штамповать одинаковые

соревнования, хотя я естественно и этим занимаюсь, будучи председателем

барнаульского клуба любителей бега «Восток». Но это – жизненная рутина, а

когда хочется праздника, приключения, то я и отношусь к предстоящему

событию с трепетом, с любовным пиететом, осторожно и восторженно

вынашивая, буквально рожая - Мысль, Идею, Событие и тщательно

подбираю «игроков». К настоящему событию я готовился год. Сейчас мне

хочется прочувствовать, что и в этом сравнительно преклонном возрасте

можно придумывать и ставить спортивные приключения сверхсложного

уровня. И, пожалуй, это задача будет даже сложнее, чем мои преодоления

сверхмарафонов в молодые девяностые годы. Хотя, что может быть сложнее

многодневного сверхмарафона на Памире!

- Памир вне конкурса!

Но там был адреналин авантюризма молодых лет, романтика неизведанного

соответствовала возрасту. А сейчас я сознательно и расчетливо организую и

настраиваю себя на этот эксперимент. Да, я уже стар и слаб, в сравнении с

собой, двадцатилетней давности. Я «мужичок за пятьдесят неухоженный».

Но я, надеюсь, мудр и знаниями и умениями смогу решить задачу, которую

свойственно решать молодым. Мне по-прежнему интересна жизнь, и я

докажу себе, что можно еще долго жить полноценной активной жизнью на

грани физических и духовных возможностей. Организация и участие в

сверхмарафоне – это прежде всего испытание духа, дисциплина ума,

сверхаккуратная организованность жизни и целеустремленность для

достижения поставленной высокой конечной цели. Сам сверхмарафон и его

преодоление – завершающая точка в длительном подготовительном процессе

саморазвития и самоорганизации.

Преодоление марафона - Инициация. То есть - Смерть и Возрождение! (кому

интересна эта тема почитайте на этом сайте три моих поста о сверхмарафоне

1989 года в разделе путешествия).

Дмитрий Рыбин проникся моим видением марафона, не устоял перед

неуемной напористостью и энергией «старика», и вот сейчас мы вместе

торим тропу, стали вначале единомышленниками, а по завершению

сверхмарафона будем «связаны одной кровью».…



Все когда-то кончается. Закончился и тяжелейший нудный подъем на

перевал «Черное сердце» и как в подарок выглянуло солнце, и прекратился

снег. Тяжело дыша и сдерживая рвущееся из груди сердце, осматриваемся,

вглядываясь в облака, где прячется от нас знаменитая двуглавая Белуха.

Практически не видим ее. Она закрыта облаками и где-то там вдали ее в

невероятно сложных условиях пытались в это время штурмовать

альпинисты. Им тоже невероятно тяжело. Не понимаю - как вообще можно в

такую погоду совершать

восхождение? Альпинисты

настоящие герои! Сегодня мы

с ними делаем одно дело -

поминаем братьев Троновых,

пусть по разному, но цель

одна, в рамках Альпиниады

"Белуха - 100". Представляю

как сложно было братьям сто

лет назад делать свое первое

восхождение на Белуху!

Приятный разговор с алтайцем

конником, который, казалось,

не замечал непогоды.

Перекинулись парой слов с

молодыми сильными ребятами

борцами – классиками из

Новосибирска, тоже

взошедших на вершину

перевала с другой стороны. У

них столько сил, что даже под

камеру отжимаются и весело

смеются. На вершине перевала

«Черного сердца» нам хватило

сил сфотографироваться и

немного осмотреться. Ветер,

охлаждая наши промокшие

тела, заставляет вспомнить, что цель еще далека, и мы уходим вниз в поисках

и вдогонку за умчавшимся и прячущимся где-то в скалах Эдуарда

Болтовского. Спустившись чуть ниже, попытались бежать и, как ни странно,

это получилось. Когда шли вверх, а это по времени почти три часа, казалось,

что силы оставили нас. Но марафонский дух не сломлен, и мы медленно, как

железный дровосек из «Изумрудного города», после долгой жизни без

смазки начинаем раскручивать заржавевшие детали ног, рук, шеи.

Постепенно становится теплее и веселее. Жизнь начинала снова нравиться, и

солнца становится все больше и больше в нашей непростой житейской

ситуации. Спуск под гору не у всех получается. Миша Москвин его совсем

А. Лущаев и Э. Болтовский




не любит. Тяжело и скользко. Да еще перестали попадаться девушки на

встречу. Грустно и ветер по-прежнему силен. Мы держим Мишу в режиме

обзора и скатываемся вниз.

Духи гор и, в частности черный и злой дух Кара-Тюрека, отстал от нас и

переключился на более привлекательных одиноких и беззащитных

субтильных девушек. Мы же все больше и больше ощущали поддержку

добрых духов долины реки Кучерлы (южно алтайский - Ку-чер-луу - вещие

камни, хранящие прикосновение Лебединой Богини - владычице Белых

Небес и супруги Владыки Ульгеня). Они согрели ветер и уменьшили его

силу, а затем вообще остановили и отправили обратно гулять по вершинам

хребтов мощных гор, среди ледников, одиноких туристов и альпинистов,

штурмующих Белуху в этот момент. Вдали, желтым пятнышком маячит

Болтовский. Холод заставляет его уйти в отрыв, который мы не очень

одобряем, но главное что он движется в нужном направлении. Как настоящие

«индейцы Тараумара» вычитываем на грязи его следы сверяем с подошвой

моих кроссовок (у нас они одинаковые, превосходные трейловые Асиксы) и

радостно удостоверяясь, что пятнышко – это не иллюзия, не галлюцинация, а

это действительно Эдик, движемся дальше. Эдуард ждет нас под скальной

горой, где стоянка туристов под названием «каменная изба». Он разложил

свои съестные припасы, где даже есть копченое сало и ждет, весело жуя и

высматривая в дали качающуюся фигурку Михаила Москвина.

- На запах сала точно дойдет!

Есть мы практически не стали, по крайней мере, не все. Пока светло надо

бежать. Пошел уже двенадцатый час пути. Дальше дорога представляла

сплошную глиняно-земляную кашу, замешанную на камнях и скалках

различно величины. Почти вертикальный спуск и бежишь – ползешь

хватаясь за ветки и камни чтобы не упасть и не увязнуть в грязи и участках

заболоченности. Наконец спускаемся к речке, бегущей поперек нашей тропы,

переходим ее и тропа пошла резко влево. Здесь находится большой

палаточный лагерь с веселыми москвичками различного возраста. Пока

ждали подоставших Москвина и Болтовского, завели разговор, разжились

чаем и стали доказывать, что мы действительно с утра движемся с Тюнгура и

обратно в Тюнгур.

- Не верим!

Конюх-инструктор из Тюнгура подтверждает, что слышал о нас и, оказалось,

знает о наших «подвигах» на Экомарафонах «Уймон». Эдик Болтовский,

пятикратный победитель 65 км забегов - «национальный герой Усть-

Коксинского района». Подошедший Москвин расцвел, заулыбался и кинулся,

обнимая сразу всех женщин раздавать комплименты:

- Здравствуй, молодая, сильная и красивая! Я бы тебе помог, да жаль, что

идем в разные стороны, - запел он свою привычную песню голосом

алтайского акына.



Встреча с гостеприимными москвичками

Женщины, особенно преклонного Мишиного возраста, расцвели и сразу

поверили, что мы действительно из Тюнгура. Минут через десять, кое-как

вырвав Мишу из цепких рук гостеприимных москвичек, двинулись вниз, к

реке Кучерле. Оставалось еще более четырех часов бега.

Вдоль Кучерлы

Последние часы бега, как ни странно, давались мне легче, чем первые с их

Кузуяком, тропой вдоль Аккема, представляющей волшебный сказочный лес

с корягами, поваленными деревьями, сплошными камнями и курумниками.

Бабы-яги только не хватало. Хотя роль леших мы исполняли вполне

исправно и похоже. Тяжелейший перевал Кара-Тюрек тоже вымотал силы и

измотал душу своей жестокой вертикалью, ветром и дождем со снегом. В

беге же под гору и по бездорожью я чувствую себя вполне терпимо –

сказывается многолетнее занятие спортивным ориентированием. После

лагеря москвичей дорога представляла разбитую и местами заболоченную

конную тропу испещрённую многочисленными корнями и корягами

причудливого вида. Временами тропа шла над крутым обрывом, где внизу

весело щебетала речка, торопящаяся к шумной и мощной матери Кучерле,

которая уже заявила о своем присутствии. Встречаем еще несколько




небольших групп туристов с конниками. Спрашиваем – далеко ли село

Кучерла. Они говорят, что часов пять ходу. Саша Лущаев не верит. Лет

четырнадцать назад Александр проходил этим маршрутом и считает, что

осталось километров 18 – 20. Я не спорю, хотя 20 и 30 две большие разницы.

Мысленно прикинул, если туристы идут пять часов, то мы уложимся в три, а

это нормально. Где-то к десяти часам вечера – пол-одиннадцатого будем в

Тюнгуре. Тем более что последние двенадцать километров уже проселочная

дорога, где нас ждет для подстраховки редакционный УАЗ «Уймонских

Вестей» с надежным водителем Алексеем.

- Не пропадем! Главное засветло до дороги добраться.

Мы бежим втроем: Я, Лущаев и Рыбин. Болтовский и Москвин немного

подотстали – Мише по-прежнему тяжело даются крутые скользкие и опасные

спуски. Кроссовки у него явно не для таких дорог. Асфальтовые. Мы же

экипированы превосходно. Лущаев Саша бежит в специальной обуви для

ориентирования, Дима Рыбин в кроссовых Саломонах, мы с Эдиком

Болтовским в кроссовках для бездорожья, очень легких и прочных Асиксах,

специально приобретенных для этого горного сверхмарафона. Саша Лущаев

возбужден и многословен. Для него практически пробег закончен,

оставшиеся километры не пугают, и он радостно делится впечатлениями о

сбывшейся мечте. Рассказывает, как сразу увлекся идеей сто километрового

пробега в горах и что никогда в жизни не готовился к соревнованию так

целенаправленно целый год.

- Мне не нужны никакие асфальтовые соревнования, - категорично заявляет

он,

- Скучно и неинтересно.

Саша вспоминал наши тридцати километровые зимние тренировочные

пробежки, контрольный бег в виде 42 км. марафона «Крымский мост –

русская весна» в апреле и последнюю пробежку на 37 км по жаре две недели

назад. Это четвертый большой проект, в котором он принимает активнейшее

участие вместе со мной. В 1989 году бежал многодневку, в 1994 году

помогал проводить другую, в этом же году мы совместно участвовали в 2700

км. велопробеге, организованном Александром Проваторовым по маршруту

Барнаул – Улан-Батор. Вот и сейчас через двадцать пять лет после первого

сверхмарафона, 100 км пробегом отмечаем то давнее первое наше беговое

приключение, окунувшее нас в мир бегового экстрима. И Москвин Миша

здесь, с нами, из того же выпуска 1989 года. На асфальте Александру со мной

трудно бороться, несмотря на большое преимущество в возрасте. А здесь, в

горах он чувствует себя заметно увереннее. Как я говорил ему еще до начала

пробега:



- Нужна не чисто беговая

марафонская, а

неспецифическая

выносливость, которая

развивается длительными

силовыми нагрузками

различного рода, будь-то

охота на маралов в горах,

по нескольку дней

участвуя в загонах,

погрузка - разгрузка

КАМАЗов с кирпичом,

копка огорода, лыжные

марафоны и т.д. Все это

Саша делал в последние

несколько месяцев наряду

с беговой марафонской

подготовкой и в такой

неспецифической

подготовке явно преуспел.

По Аккемской тропе и в

подъем на перевал Кара-

Тюрек он чувствовал себя

очень уверенно и даже

помогал мне, взяв после

четвертого часа бега мой

рюкзачок. У него богатый

опыт нахождения в горах,

в том числе в одиночных

экстремальных

экспедициях. Он с детских

и юношеских лет

путешествует по Горному Алтаю, Саянам и практически всегда в одиночку.

Напомню о его походе к Агафье напролом через горный Алтай к Абакану,

известную встречу с медведем, атаку которого он заснял на видео одиночный

100 км лыжный переход за световой день к «Теплым ключам» в Хакассии, а

на следующий день еще 100 км. назад. Саша, кстати, был и на вершине

Белухи в 2006 году. Поднялся с другом со стороны Казахстана. В моральном-

психологическом плане Александр лучше всех в нашей пятерке подготовлен

и соответствует участию в этом далеко не легком путешествии.

Эдик Болтовский физически выглядел на порядок лучше всех остальных.

Сказывается, что он житель и выходец из этих горных мест и вдобавок

прошел хорошую акклиматизацию, приехав заранее. Да и возраст у него

Лущаев Александр

http://yandex.ru/video/search?text=%D0%B0%D0%B3%D0%B0%D1%84%D1%8C%D1%8F%20%D0%B8%20%D0%BC%D0%B5%D0%B4%D0%B2%D0%B5%D0%B4%D1%8C%20%D0%B2%D0%B8%D0%B4%D0%B5%D0%BE&path=wizard&parent-reqid=1453567940071507-18073058331079972093290035-man1-5080&filmId=hJCFG5fTUXI



самый цветущий. 45 лет. Мужик в рассвете сил! Он один из немногих в

нашем клубе кто готовится именно к сверхмарафонам и не распыляется на

незначительные стадионные соревнования. Техника бега по грязи, камням и

корням у Эдуарда просто идеальная, можно даже сказать звериная, так легко

и воздушно он передвигается. Даже когда он идет быстрым шагом нам за

ним бегом тяжело угнаться. Москвин Михаил, я и Дима Рыбин несколько

уступаем Лущаеву и Болтовскому в первые две трети дистанции, но когда

вышли на Кучерлинскую тропу их преимущества сгладились и мы двигались

тесной группкой, где я, исполняя роль вожака, нагнетал темп и стремился

уложиться в световой день.

А вечер неумолимо надвигался. И уже солнце закатилось за горами, когда мы

вышли на дорогу и увидели долгожданную машину. Водитель радостно и

облегченно встретил нас криками, а вместе с ним высыпала целая ватага

молодых МЧСников - «спасателей». Оказывается у них тренировочный слет

в этом месте. Они наслышаны о нашем эксперименте. Среди них наш с

Лущаевым приятель, известный алтайский альпинист Юра Иванов. Как мы

ни спешили, пришлось участвовать в фотосессии, пить чай и компот.

Наконец, я не выдерживаю, и мне приходится проявить авторитаризм.

Командую, что двигаемся дальше. Еще бежать 12-15 км. Удивленный Миша

Москвин, который принял наше чествование за финиш, медленно и неохотно

побрел за мной. Как потом выяснилось, Миша не так представлял себе

пробег:

- Я и раньше бывал в Горном Алтае, да и бег уже давно для меня вышел за

пределы стадиона и утренней зарядки. Но почему-то туристические и конные

тропы, по которым должен был пройти предстоящий забег, представлялись

мне этакими парковыми лесными тропинками, может быть чуть более

труднопроходимыми, но не более того. И настрой у меня на них был

соответствующий. А на трассе все оказалось иначе… Сложнее?.. Да!

Значительно! Но и интереснее, увлекательнее! Потребовалось не только

справиться с расстоянием (100 км это вам не шутки!), но и перестроить весь

ход мысли, адаптироваться к суровой горной реальности. И все это уже в

пути, на бегу. Сродни открытию второго дыхания произошел щелчок в

голове, и все стало на свои места, пришло спокойствие и умиротворение,

вера в себя и свои силы, надежда, что предстоящий путь будет осилен и

преодолен. Началась спокойная работа на трассе. Поворот за поворотом,

подъем за подъемом, километр за километром, - все это складывалось в

копилочку забега, приближая финиш. У природы нет плохой погоды, и в этот

раз она не подкачала: солнце сменялось снегом с дождем, дул ветер, то

сбивая с ног, то подгоняя в спину. Помогали преодолеть нам наш путь и

туристы, повстречавшиеся на пути, согревшие горячим чаем и угостившие

нас вкусной едой. Спасибо им. Но самое главное, что помогало преодолевать

и препятствия, и себя – были другие ребята, которые так же как и я, изо всех

сил стремились только вперед, даже не думая остановиться или сойти с



дистанции. Хочу сказать спасибо всем членам нашей команды. Ребята, МЫ

это сделали!!! И теперь после этого забега для меня лучше гор могут быть

только горы, по которым еще не бежал!

Последние пять километров бежали при свете фар ехавшего сзади УАЗа.

Спасибо водителю Алексею за помощь и поддержку. Финишировали на

месте, откуда стартовали. Нас встречала жена Эдика Болтовского с

полуторагодовалым сыном Аркадием, другие родственники и друзья

Эдуарда, Галина Верещагина с представителями алтайского КСК «Ветеран»

и многочисленные туристы и отдыхающие природного парка «Белуха».

Время старта 6 час. 23мин. Время финиша – 22 часа 26 минут. Итого: время в

пути со всеми остановками, фотосессиями и чаепитиями 16 часов 03 минуты.

Несмотря на позднее время и усталость мы, по настоянию Галины

Верещагиной, забрели в уютное кафе, перекусили прекрасным бульоном и

пообщались с восторженными болельщиками, которых неожиданно было

много. Для нас это было непривычно. Спасибо всем за встречу! Нам сказали

много теплых слов. Галине Верещагиной, как спортсменке со стажем (мастер

спорта по биатлону) и руководителю ветеранского движения Алтайского

края особенно приятно, что такой уникальный сверхсложный ультрамарафон

организовали и одолели именно ветераны. Алтайские ветераны! Ведь самому




старшему Михаилу Москвину будет скоро 60 лет, а самому молодому Диме

Рыбину 12 августа исполнится 39 лет!

Уже ночью в старинном старообрядческом селе Мульта, у палатки, глядя на

яркие звезды вечного бездонного холодного неба, мы мысленно вспомнили и

поприветствовали замечательных братьев Михаила и Бориса Троновых. Это

они подвигли нас ровно через сто лет день в день после их спортивного

подвига совершить, казалось бы, еще вчера невозможное для окружающих, а

главное для себя. Пока мы утомлены и просто знаем

- МЫ СМОГЛИ! Но осознание всего прошедшего придет гораздо позднее.

Это был исторический пробег. До нас этого не делал никто и никогда! Пусть

теперь кто-нибудь повторит. Мы будем рады, если кому-то удастся

повторить и пережить то, с чем мы столкнулись сегодня.

Успехов и дерзайте!

Дорога к дому

На следующий день мы с Михаилом Москвиным будем весь день в дороге.

Глазеем по сторонам, любуемся меняющимися великолепными пейзажами.

Не случайно Чуйский тракт признан одной из красивейших дорог в мире. Я

рулю с частыми остановками, чтобы не заснуть за рулем, и между кофе, мы

будем делиться впечатлениями.

- Да, - очередной раз шумно вздохнет Михаил, - да, было много всего, но

такого никогда не было! Этот пробег стоит вне любых пробегов; суток,

полусуток, соток, марафонов. Этот самый тяжелый и трудный сверхмарафон

в моей жизни. Я ни на минуту не расслаблялся. Все время надо работать на

пределе. Зазевался – упал, отстал. А нельзя подводить команду. Эта

ответственность постоянно присутствует. Не дай Бог травмироваться! Сразу

станешь обузой, и выбьемся из графика передвижения. Одному бегать

значительно проще - отвечаешь только за себя. На асфальте все делаешь «на

автомате». Не думаешь, куда поставить ногу? А здесь, весь во внимании и

сосредоточении, как будто постоянно решаешь математическую задачу.

Поначалу, в период подготовки к пробегу, «Тропа Тараумара» – непонятное

название не вызывала тревоги и волнения у Москвина:

- Мало ли Богумил опять что-то придумывает, я ему доверяю, главное бежим

и куда-то едем, а детали потом, по пути...

- А ведь ты предупреждал, что будет очень сложно и тяжело, - со вздохом

рассказывал Миша, - но я думал, что особенного? Ведь за спиной пять

суточных забегов и других испытаний, чем меня еще можно удивить и

напугать? Но я ошибался. Хотя поначалу все шло нормально. Перевал Кузуяк

напряг, но не напугал. Дорога была терпимая хоть и скользкая на спусках. Но

после трех часов бега началось: как специально, как в каком-то триллере

повылазили сплошные змеи-корни и пауки-камни со скользкими спинами,

наступив на которые легко оступиться и повредить и без того дрожащие,



усталые и измученные ноги. Как будто злой волшебник или алтайские духи

бегут впереди нас и расставляют капканы, валят деревья и рассыпают

курумы, усложняя наше передвижение к сердцу Алтая - Белухе. Время как

бы остановилось и заморозилось. Приближения к промежуточной цели

Аккемскому озеру не чувствуется. Прошло четыре часа - пять – шесть –

шесть тридцать … Когда же? И вот, наконец, Она - чудесная метеостанция у

начала долгожданного Аккемского озера. Озеро есть, а где Белуха? Не

повезло – она спряталась в тумане, дожде и тучах. Может быть с вершины

Кара-Тюрека увидим? Но в целом как-то было не до нее. Даже не огорчился.

Мы не туристы, а тем более Москвин никогда не отличался

сентиментальностью к красотам природы. На всех пробегах - полная

концентрация на спортивной составляющей:

– Бег, бег, бег! Еще поспать и поесть и опять бег, бег, бег! Ну, можно иногда

в баню сходить, если она не далеко, но это не обязательно.

- Да, - помолчав снова вздыхает Миша, а я поддакиваю в такт его вздохам и

начинаю в свою очередь петь песню о моих личных впечатлениях. И так по

кругу мы бесконечно гоняем каждый свою пластинку, при этом, не надоедая

друг другу, а наоборот подначивая к следующему циклу уже озвученных

воспоминаний и размышлений.

Мы едем не спеша, двенадцать часов до Барнаула, охая, вздыхая, вспоминая

особо значимые моменты и ощущения, не надоедая друг другу своими

повторяющимися рассказами. Мы едем с осознанием выполненного долга, с

чувством хорошо выполненной работы. И на душе такой покой и равновесие,

что даже умереть не страшно. Такое ощущение, что в жизни все уже сделано,

но это понятно, лишь сиюминутные переживания усталых людей, долго и с

напряжением ждавших сурового испытания и переживших его благополучно.

- Да, - вздыхаем мы одновременно, и смеемся кашляющим смехом сатиров,

которых мы изображали в заколдованных лесах еще вчера (Сатиры (др.-греч.

Σάτυροι, ед. ч. Σάτυρος) — в греческой мифологии лесные божества, демоны

плодородия, жизнерадостные козлоногие существа, населявшие греческие

острова).

Пройдет неделя после знаменательного финиша, а телефон не остывает, и мы

встречаемся почти каждый день, а степень эмоционального возбуждения в

Михаиле кипит даже сильнее, чем в первый день нашего дорожного

сопереживания.

- Да, - повторяет он мне в сто первый раз, - такого сверхмарафона в моей

жизни не было никогда!

- Может, еще что нибудь придумаем? А? - говорят Мишины возбужденные и

просительные глаза при встрече, междометия и паузы между слов в

разговоре по телефону.

- Посмотрим. Жизнь не закачивается. Сейчас мы оба устали и не совсем

критичны. Нужно остыть и осмотреться.



Но осознание того, что и в шестьдесят лет можно закрутить

ошеломляющий роман с такой невероятно красивой, эксцентричной и

суперэкстремальной барышней Авантюрой дорогого стоит!

А ведь мы совсем недавно и не надеялись на взаимность.

* * *

Risk.ru Outdoor-проект-2014: «Тропа Тараумара, 100 к 100»

(интервью главному редактору Риск.ру)

В последнее время Александр

Богумил на Риске - наш проводник в

мир бега на сверхмарафонские

дистанции. И закономерно, что вы

предложили включить в список

номинантов нашей премии Outdoor-

проект пробег Тропа Тараумара.

На вопросы Риск.ру отвечает

Александр Богумил

- Тропа Тараумара. Что это за

маршрут. Расскажите о нем,

пожалуйста. Как он проходит?

Какие препятствия нужно

преодолеть по пути? «Тропой Тараумара» мы назвали

кольцевой маршрут к высочайшей

горе Сибири Белухе (высота 4509 м) и

обратно. Название было дано нами в

честь племени Тараумара – самых

выносливых людей в мире (исп.

tarahumara, самоназвание rarámuri — люди, исторически легкие ноги) —

народ, проживающий в гористой местности Сьерра Тараумара (также

называемой Медный каньон) в штате Чиуауа на северо-западе Мексики)/

Маршрут: с. Тюнгур (турбаза Высотник) – с. Кучерла – перевал Кузуяк (h

=1513 м.) – тропа вдоль реки Аккем – Аккемское озеро (метеостанция) –

перевал Кара-Тюрек (h=3100 м.) – стоянка «каменная изба» – тропа вдоль

реки Кучерла – с. Кучерла – с. Тюнгур (турбаза Высотник). Дистанция около

100 км.

Тропа пешеходная и конская, изобилует многочисленными корнями,

поваленными деревьями, камнями, каменистыми россыпями, курумами.

Много ручьев, местами заболоченные участки. Основные два перевала –

Богумил, Болтовский, Рыбин, Лущаев

http://www.risk.ru/u/img/174/173616-1200.jpg



Кузуяк и Кара-Тюрек. Подъем на них практически вертикальный. На перевал

Кара-Тюрек пришлось подниматься в ливневый дождь с сильным ветром,

ближе к вершине начался снегопад со штормовым ветром.

До нас за световой день этот маршрут никто не преодолевал. Обычно

туристы проходят этот маршрут за 6 – 9 дней.

- Как родилась идея провести этот забег?

В июле 2014 года провели Альпиниаду «Белуха – 100», посвященную 100-

летию первого восхождения на Белуху братьями Михаилом и Борисом

Троновыми, нашими земляками. В рамках проведения Альпиниады мы и

решили провести 100 км пробег к столетию восхождения на Белуху именно

26 июля в день первого восхождения, в 2014 году. Идея возникла за год до

планируемого события.

- Эта затея требовала особой подготовки? Если учитывать, что для вас

такие дистанции не в новинку. В каких аспектах подготовки нужно

было учитывать горную местность?

Да, естественно, требовалась специальная марафонская и сверхмарафонская

подготовка. Навыки бегать по бездорожью с элементами спортивного

ориентирования на местности. Высокая психологическая устойчивость –

http://www.risk.ru/u/img/174/173619-1200.jpg



умение длительное время поддерживать скорость передвижения на фоне

значительной физической усталости, с постоянной концентрацией внимания

на преодоление различных преград на тропе. Очень сложно достигается

именно эта постоянная многочасовая зрительная концентрация, чтобы не

подвернуть ноги, не упасть, не удариться о головой о нависшие над дорогой

поваленные деревья (что не всем, кстати, удавалось) и т.д.

Травмироваться нельзя ни в коем случае, учитывая полную автономность

передвижения и отсутствие подстраховочных вариантов. Осознание того, что

если ты выходишь из строя, то ты подводишь команду, и задача преодоления

за световой день становится нереальной. Это психологически давило и

заставляло быть предельно внимательным. Мы стартовали впятером и

должны были закончить дистанцию именно впятером.

- Кто поддержал вас в этой инициативе? Все они смогли преодолеть

дистанцию? Сколько времени ушло на забег? От старта до финиша.

Когда наш представитель в оргкомитете проведения Альпиниады «Белуха –

100» заявил о нашей инициативе, то она получила скептическую оценку у

федерации альпинизма Алтайского края как нереальная в осуществлении,

однако нам никто не препятствовал в ее осуществлении.

Информационную и организационную поддержку оказали: районная газета

Усть-Коксинского района Республики Алтай «Уймонские вести»,

Администрация Усть-Коксинского района, метеостанция «Аккем»,

природный парк «Белуха», Алтайский краевой спортивный клуб «Ветеран».

Огромную разностороннюю помощь оказал Алексей Сергеевич Герасимов,

корреспондент различных газет Алтайского края и Республики Алтай и

также член барнаульского КЛБ «Восток».

Непосредственно в пробег участвовали представители барнаульского клуба

любителей бега «Восток»: Александр Богумил (58 лет), председатель клуба,

Михаил Москвин (59), Александр Лущаев (46), Эдуард Болтовский (46),

Дмитрий Рыбин (38). Естественно, все преодолели дистанцию одновременно.

Стартовали мы в 06:23, финишировали на том же самом месте в 22:26. Время

в пути со всеми остановками (перекусы, беседы с группами туристов на

маршруте) 16 часов 03 минуты.

- Снаряжение в пути. Как вы одевались? Что брали с собой?

Стартовали мы налегке, в беговых рубашках или майках, трусах или тайцах,

на ногах трейловые кроссовки или обувь для спортивного ориентирования.

На спине небольшой рюкзачок весом до 4-х килограмм, в котором была

запасная одежда (ветровка, и легкие ветрозащитные штаны), питание – вода,

энергетические батончики типа сникерс, овсяное печенье.



- Что стало для вас самым трудным на этом маршруте?

Во-первых, мне как автору идеи, было сложно решиться и на сам пробег, и на

вовлечение других в его осуществление. Я понимал, что бежать 100 км в

горах, в непогоду, практически без одежды, по выраженному бездорожью и

через перевал Кара-Тюрек, без подстраховочных вариантов (за исключением

района метеостанции Аккем) – это подвергать людей опасности. А в

преодолении – самым трудным участком был подъем на Кара-Тюрек. После

почти пятидесяти километров – выраженная физическая усталость и

вертикальный подъем в облака, при дожде, ветре и снеге, а время уже

поджимает…

После Кара-Тюрека, особенно когда достигли тропы вдоль реки Кучерлы,

пришла уверенность, что дело сделано! До финиша оставалось около 20 км.

- Что для вас значил успех реализации этой идеи? Вы помните тот

момент, когда вы ощутили, что все получится, что задуманное

свершается? Что вы почувствовали?

В начале, просто осознание – мы это сделали! Финиш!



У меня была радость, что все закончилось благополучно и без ЧП. Я

получил огромное удовлетворение от хорошо сделанной работы, начиная от

теоретического планирования до конкретного исполнения и получения

результата которого мучительно и трепетно ждал целый год! Это сравнимо,

наверное, с переживаниями командира самолета: взлет – полет –

благополучная посадка. Только полет длился целый год.

А потом, если углубляться, это трудное неописуемее чувство, которое

возникает когда ты, сделал то, что до тебя никто не делал. Ты прошел

неведомым доселе маршрутом, поднялся на вершину, на которой до тебя

никто не был – это из этой категории. Быть первопроходцем в чем-либо – это

постижение тайны.

Во-вторых, я и другие в нашей группе далеко уже не молоды и поэтому и для

меня и для Михаила Москвина, например, этот пробег показатель

соответствия высоким стандартам молодости. - А в чем-то мы «круче»

молодых! Значит, мы еще можем и можем как настоящие мужики, а не

дряхлые всем недовольные старики, валяющиеся на диване и перебирающие

кости соседям, политикам и врачам, которые их плохо лечат. Возникло

чувство и уверенность, что можно и нужно продолжать жить полноценной

интересной жизнью. В прочем, в своей статье на сайте я рассказал обо всех

впечатлениях достаточно подробно и мы сейчас, спустя время, сами

перечитываем и спрашиваем у себя:

– А это действительно было?



Когда цветет цикорий

Хорошо просыпаться рано утром, еще до рассвета. Просыпаться не по нужде

или по принуждению, а просто потому, что выспался и хочется встать и

начать проживать неповторимый, Богом данный именно сегодняшний день.

Нет в голове никакой разбитости, остаточной со вчерашнего вечера

усталости, тревоги и озабоченности. Просто ты проснулся, осмотрелся,

потянулся и как Лунтик в любимом внучкином мультике восторженно

воскликнул:

– Я родился!

Последний раз так рано я начинал утренний бег в мае, в Чарышском районе,

на горном марафоне «Королевский белок». До этого ровно год назад, 26

июля, во время преодоления 100 км сверхмарафона «Тропа Тараумара»

к Белухе и обратно. Может быть поэтому и не спится. Организм помимо

воли вспомнил прежнее невероятное испытание и просыпается сам по себе в

нужный час и выводит на лесную тропу освежиться и уже осознанно

вспомнить главное событие минувшего года. Вспомнить в движении, в

полете, в мимолетном напряжении сил и в намеке на физическое страдание

при беге в затянувшийся полутора километровый подъем. Хочется бежать

хоть и медленно бесконечно долго и неведомо куда.

Сегодня я не мучаюсь. Я растворяюсь в свежести утреннего прохладного

воздуха и в запахах трав. Пробираюсь сквозь утренний туман в пойме реки

Жилихи, с удивлением рассматриваю почти на всех кустиках множество

красочных паутинок, вышитых неутомимыми тружениками паучками и




украшенных бисером серебристых мельчайших росинок. Днем, при солнце,

паутинок не видно вовсе. А сейчас, в преломлении утреннего света,

узорчатые сетки – ловушки, геометрические совершенства, ждут свою

жертву и в ожидании зазевавшихся мух и мошек представляя собой

завораживающие взгляд божественные произведения искусства.

Природа бесконечно красива и разнообразна на выдумки.

Чуть выше, в гору, метров через четыреста от речки, туман постепенно

рассеивается, и открываются совсем другие виды и просторы. Удивляет

обилие цветущего цикория вдоль дороги, разрезающей березовые колки,

гороховые и гречишные поля. Вроде бы растение-сорняк, а какая красота!

Васильковые корзинки, как миниатюрные антенны смотрят строго в сторону

восходящего солнца.

Никогда раньше не обращал на это внимания, а сейчас специально, пробегая

свои 16 километров по тропе с многочисленными подъемами и поворотами,

обращаю внимание, куда-же направлены все шире и шире, по мере восхода

солнца, раскрывающиеся ярко синие корзинки цикория. Так и есть – следят

как подсолнухи за солнцем.

- Они живые и, как и я, разговаривают с солнцем!




Есть у меня с детства языческая привычка здороваться с медленно

восходящим из-за горизонта, томно - красным со сна, пробуждающимся

солнцем.

Вдруг резкий окрик рушит тишину моего идиллического самопогружения и

созерцания. На часах 5:55. Вздрагивая от неожиданности, приветствую

односельчанина Виктора. Он перенес когда-то инфаркт и теперь много лет

регулярно совершает оздоровительные прогулки вдоль реки Жилихи и мы

иногда пересекаемся. Вот и сегодня ему тоже не спится, и он радостно

окликнул меня, внезапно появившись из-за поворота тропинки, скрытой

зарослями высоченной конопли. Поговорили. Пригласил его на пробег

«Крымский мост» будущего года.

- Тоже труженик паучок, - подумал я про себя, удаляясь по своему маршруту,

- Рано встает и плетет свою неповторимую жизненную паутинку.



Глава 6: Зимняя поездка в Чарыш

У меня есть лекарство –

Побыть одному.

Дороги и дали

Развеют тоску.

Пойду уставая,

Не чувствуя ног,

Скрепляя шагами

Ползучий песок…

Взвалив на себя по весне малоподъемную ношу, не имея опыта, в одиночку

взявшись за строительство большой бани с комнатой отдыха и верандой, я

вконец истощился. Больше психологически, хотя и спину надсадил

основательно. Гордость и природное чувство ответственности не позволяли

показать слабость, расслабится и раскрепоститься в этом затяжном

строительном марафоне.

– Пока не закрою под крышу – не остановлюсь! Сам справлюсь, никаких

помощников не надо!

Как алкоголик после длительного вынужденного воздержания от спиртного,

я долгое время не находил себе места, тоскливо вынашивая мысль – вот

скоро, вот сейчас все закончу, и уеду куда-нибудь в горы, развеюсь,

передохну, переключусь, напьюсь, забудусь...

Но проходили август, сентябрь, октябрь. Наступил и уже заканчивается

малоснежный холодный ноябрь, а я все жужжу шуруповертом, лазая по

обледенелой, припорошенной легким снежком скользкой непокрытой крыше.

Мороз за минус двадцать градусов. Быстро разряжается аккумулятор

шуроповерта и зять Михаил, передавая мне новый, тревожно поглядывает,

как бы дед его внуков не навернулся с обледенелой крыши и не долбанул

свою упрямую лысую башку, падая с шестиметровой высоты.

Одна радость – обзор хороший. Небо чистое и ясное, воздух свеж!

– Миша, бежим после работы? – кричу с конька.

– Бежим! – отвечает Михаил.

А я смеюсь, молча поглядывая на него:

– Про себя, наверное, думает, – бежим, если не навернешься, старый хрен.

Про старого хрена это я зря подумал. Миша ко мне хорошо относится, и я к

нему взаимно. Мы часто бегаем вместе, и я для него лучший спарринг-

партнер и для бега, и для сопутствующей болтовни. Деда он пока в беге

обогнать не может, и это тоже вызывает дополнительное уважение и

почтение. Подарил мне на недавнее шестидесятилетие ноутбук за мои

банные страдания, и я теперь могу кропать эти строки весьма комфортно на

новеньком современном компьютере.



Изображаем бег в сплошной темноте, подсвечивая слабо горящим

фонариком. Света мало, но зато мы обозначаем себя для редко проезжающих

машин, чтобы не пугались нас. Внезапно появляющиеся в темноте бегущее-

ползущие черные тени вдали от населенного пункта – зрелище далеко не

привычное и даже пугающее.

Баня после морозного зависания на крыше и медленного бега в потемках –

еще одно долгожданное неприхотливое счастье измученного новоявленного

деревенского человека.

– А я еще и пасеку заведу, – думаю в стиле кота Матроскина, засыпая.

24 ноября резко изменилась погода – потепление, дождь, мокрый снег,

штормовой ветер. И это притом, что вчера было минус 26. Что сказать –

Сибирь!

Докручиваю последний лист металлочерепицы и медленно сползаю с

лестницы вниз с одной мыслью:

– Все! В горы!

– В какие горы? Ты посмотри, что за окном творится? Дороги перекрыты в

твои горы из-за штормового предупреждения! Машины гаишники не

выпускают! – в один голос отговаривают меня и жена, и младшая дочь, и

зять. Я молчу и пережидаю три дня. Нахожу окно в два дня, где метеопрогноз

обещает затишье и ясную погоду в наших краях. Звоню Сергею Половинкину

в Чарышское:

– Выезжаю!

***

У нас на Алтае чтобы попасть в экстремальную ситуацию и получить

«незабываемые ощущения» не надо долго думать. Надо просто проснуться в

четыре часа утра, выпить чашку кофе, бросить сумку с вещами в багажник

машины и выехать за пределы города Барнаула в сторону горного районного

центра Чарышское. Горы начнутся через двести километров, а экстрим сразу

за городом. Сплошной туман, обледенелая после недавнего дождя дорога и

два часа напряженной езды сквозь мрак и темноту в неизведанное…

Видимость 30 метров переходящая в 0.

Наконец прошел краем город Алейск, погруженный еще и в смог, судя по

темному концентрированному облаку на городе и запаху, напоминающему

горящий войлок. Но зато жизнь стала налаживаться! И туман, и смог стали

исчезать, появилась видимость дороги и в преддверии медленно

наступающего рассвета, возникли на горизонте контуры далеких гор.

Восходящее красное, словно с мороза, солнце над горами вызвало давно

забытый восторг, и стало просто хорошо.

– Вот они, горы!

Поворот за поворотом, скользкие затяжные спуски и подъемы уже не пугают.

В невысокой скорости свои плюсы и можно рассмотреть редкие деревеньки,

пасущихся на вершинках холмов, несмотря на снежный покров, каких-то



особо лохматых покрытых инеем разномастных лошадей. Развеселил призыв

на заднем стекле Нивы, одиноко стоящей у обочины в селе Маралиха:

– «Будь проще, братан!».

Далее у края дороги увидел родник с лиричным названием «Бабьи слезы».

Надо расспросить Серегу – почему такое название? Может быть с

дорожными авариями связано? Дорога-то не ахти какая, особенно в снежную

погоду, да ночью, да когда выпьешь…

***

Четыре с половиной часа дороги позади. У магазина

«Подорожник» жду Сергея Половинкина. Он

мечется по житейским делам, скоро подъедет.

Вот и Серега в белой проверенной старой Ниве –

незаменимой для этих мест машине! Как всегда

невероятно доброжелателен, улыбчив и внимателен.

Поехали к нему домой завтракать и готовиться к

совместной тренировке. В уютном добротном доме я

сразу обратил внимание на необычную иконку

Святого Николая Чудотворца с парусной лодкой в

руках.

– Это работа Федора Конюхова. Подарил его брат

Павел Конюхов.

Павел лучший друг Сергея. Он с ним путешествовал

на велосипеде по Заполярью, Чукотке, Якутии, по

льду Байкала. В сентябре после скоростного восхождения на Эльбрус Сергей

навещал знаменитого велопутешественника дома в Воронеже. Они

постоянно перезваниваются.

И дом, и печи, и камин Сергей сделал своими руками. Он мастер

строительных дел, и когда мы ездили по селам Чарышское и Красный

партизан, он показывал мне дома, магазины, туристические базы,

построенные его руками. Высокие кирпичные печные трубы бодро дымили в

его честь, и он с удовольствием поглядывал в их сторону.

Камин обложен камнями, привезенными им из далеких путешествий. Камни

Якутии, Чукотки, Байкала соседствуют с камнями родного Алтая, а на самом

верху композиции высится остроконечный черный камень с вершины нашей

алтайской красавицы Белухи.

Мы познакомились с Серегой благодаря Белухе. Я с ребятами организовал и

пробежал 100 километровое кольцо рядом с Белухой в честь первого

восхождения на нее нашими земляками братьями Троновыми в 1914 году.

Сергей узнал об этом, нашел мой телефон и позвонил. Наш

сверхмарафонский скайраннинг вдохновил Сергея на подвиги, включая

скоростное восхождение на Эльбрус, где он победил среди возрастных




горовосходителей в сентябре этого года. Мы подружились и по возможности

общаемся, соревнуясь друг с другом на наших клубных пробегах. Он

приезжал ко мне и в Барнаул, и в Жилино, а перезваниваемся вообще каждую

неделю. Стал членом клуба любителей бега «Восток». В мае этого года мы

организовали горный марафон «Королевский белок» в Чарышском районе по

заповедным таежным местам с непугаными медведями, маралами, и

легендарными черными грифами, стерегущими золото скифов.

На следующий год тоже есть планы и сегодня будем их обсуждать. Если

относиться к моей поездке с юмором, то её можно назвать инспекцией в

самый отдаленный клубный востоковский филиал.

– Как там тренируется Сергей Половинкин? А не пора ли нам его проверить?

Несмотря на достаточный срок знакомства, мы все равно еще мало знаем

друг о друге – суета соревнований мешает. Надеюсь, мой сегодняшний визит

позволит глубже понять друга.

***

Бежим в сторону села Тулата. Ранний

подъем и напряжение сложной дороги

сказываются. С трудом, с выраженной

одышкой карабкаюсь в затяжной

подъем. Пульс зашкаливает!

– Три километра подъема, – радостно

сообщает Сергей, – я иногда по три-

четыре раза за тренировку забегаю в

этот подъем.

Я качаю головой, явно подавленный

его могуществом, и даже не могу

ничего ответить, так мне хорошо.

Оделся чуть тепловато, мне жарко.

Погода отличная! Много солнца.

Ослепляет сверкающий белейший

снег. Видимость на десятки

километров бесконечных горных

вершин. Но я замечу это на обратном

пути, при беге под гору, после того как

мы преодолеем девять километров.

Крутой, душу вынимающий подъем

закончился через четыре с половиной

километра, а так называемая ровная

часть дистанции, по мнению Сергея,

представляла перемежающиеся легкие

спуски и подъемы. Ровных мест просто нет. На обратном пути Сергей

несколько ускорился и покатился вниз весьма весело, показывая

«инспектору», что зря время не теряет и тренируется к предстоящему 5




декабря полумарафону основательно и серьезно. Постарался не отстать и,

догнав, остановился, предложив для «отчета» сфотографироваться. 18 км за

1 час 50 минут пролетели незаметно. После тренировки забрались с Сергеем

на Ниве на обзорную вершину по левому берегу Чарыша. Здесь тоже одно из

излюбленных мест тренировок Сергея.

– Для скайрайнера просто рай твои заповедные места! Трассы на любой вкус.

***

Баня у Сергея просторная и

жаркая. В предбаннике на

стене прикреплен моржовый

ус с Чукотки и еще какие-то

закостеневшие детали

моржового детородного

органа. Несколько резных

поделок из дерева отражают

художественную натуру

хозяина. Красиво!

Сергей родом из этих мест и

очень к ним привязан. У него

душа поэта. Когда на

Эльбрусе у него брали

интервью, он очень хорошо

сказал:

– Когда меня спрашивают

внуки – "Деда, ты какие горы

любишь больше всего?", я,

конечно, отвечаю, свой

любимый Алтай. Но когда

спрашивают, какой цветок я

люблю больше всего, я

отвечаю, кавказский

эдельвейс. Вот вы, друзья, как

этот кавказский цветок – такие

же яркие и дорогие моему

сердцу, очень хотел вас всех

увидеть.

Совсем как кавказский тост.

Не правда ли?

Мне было интересно узнать, как Сергей начал увлекаться спортом, туризмом,

альпинизмом. Все началось с детства, и, как ни странно, поощряла

длительные путешествия с ночевками в горах мать. Меня, например, мать,

Сергей Половинкин




когда будила ранним утром на пробежки, наоборот всегда отговаривала от

тренировки, жалея не выспавшегося ребенка.

У Сергея есть брат-близнец Николай, тоже спортсмен и альпинист очень

хорошего уровня, живет в Подмосковье. Брат по жизни более активный, с

явными лидерскими задатками. С малых лет они все делали вместе. Вместе

исходили горный Чарыш и горный Алтай. Причем и сейчас, когда у Николая

появляется возможность навестить родные места, они собирают рюкзаки и

вдвоем обязательно уходят в горы. Когда в июле 2014 года мы бежали 100

км, совсем рядом Половинкины пытались штурмовать «Корону Алтая»…

Горным и длительным бегом братья тоже увлекались с детства и, когда

попали в армию, то на первом же старте, шестикилометровом кроссе,

Николай прибежал вторым, уступив совсем немного постоянному

победителю этих соревнований, а Сергей пришел седьмым. Братьев тут же

перевели в спортивную роту. Это говорит о том, что ребята были очень

хорошо подготовлены.

Вечером мы с Сергеем просматривали видео фильмы о его походах. Меня

сразу привлек эпизод со знакомыми местами. Избушка, в которой мы

останавливались во время марафона «Королевский белок». Сергей

переодевается в беговую форму и убегает.

– А какой это год?

– 2006.

– И ты тогда уже бегал к Королевскому белку?

– Это я бегу на Горьковский белок. На следующий день побегу на

Королевский, но не добегу, еще снега много, это ведь май.

Да! Вот такой он Половинкин Сергей из села Чарышское, что в 300

километрах от Барнаула. Один на тысячах таежных квадратных километрах

живет своей уникальной жизнью. Тренируется, бегая по горным кручам,

ходит по горам, любуясь первозданной красотой богом созданной природы,

ездит на велосипеде по заснеженной тундре с Павлом Конюховым, делает

скоростные восхождения на Эльбрус в 58 лет и помнит, как это делал

Анатолий Букреев. И всем этим он занимается не напоказ, а по велению

души. Для удовлетворения своих эстетических потребностей. Я у него прямо

спросил:

– Что движет тобой? Желание преодоления себя, новизна мест, доказать

кому-то что-то?

– Так красиво же! А желания преодолевать, кому-то что-то доказывать, у

меня не выражено. У брата больше. Хотя, когда я узнал, что барнаульцы

смогли пробежать за 16 часов «тропу Тараумара», заставил себя

пересмотреть многое. Это та трасса, которой я ходил много раз, и у меня не

укладывается в голове, как Вы, да еще в таком возрасте, смогли это сделать.

Поэтому я и позвонил тебе и хотел быть с Вами. Сейчас, когда бегу

соревнования, особенно зимние полумарафоны, постоянно удивляюсь, как

Вы терпите! Помню: бегу, Москвин далеко позади, но ближе к финишу – вот



он рядом и легко покачиваясь, как эсминец, уходит и уходит. А я ведь тоже

тренируюсь основательно. Мне видимо чего-то не хватает. Я сделал выводы

и на Эльбрус настраивался совсем по-другому. Я где-то перестал себя

жалеть, обманываться. Как я уже говорил, решил снова, как и 25 лет назад,

побежать наверх. Разбить в пух и прах свой возраст, терпеть и не сдаваться.

У меня получилось, и я

очень рад, что пересилил

себя. Ведь 25 лет назад у

меня, более молодого, не

все получилось, и та

неудача гвоздем сидела в

сердце.

Я нашел на сайте Риск.ру

описание Сергея об

исторически первом

скоростном восхождении

на Эльбрус.

«В журнале "Мир

путешествий" прочел

статью Сергея

Миндилеевича о

скоростном забеге на

Эльбрус 1989 года. В том

коротком интервью были

указаны адрес и телефон:

Кооп "Альпинист",

возглавлял который

Владимир Балыбердин.

Подал заявку, получил

приглашение.

Продолжал бегать

кроссы, предстояла

встреча с прекрасной

горой и сильными

спортсменами!

Признаться честно, за

спиной у меня кроме

Алтайских вершин

серьезных восхождений и не было. Было волнение! Как волнуются

"чайники"! Куда бежать? Как "Чайник" не обратил внимания и на то, что

"Рюкзак" мой был просто мешком от лодки "Нырок", ботинки таежного

нефтяника. Немного посмеялись над моей медицинской справкой, там были

только печать и роспись сельского терапевта...

Атмосфера у Эльбруса удивительная!




Только и слышно разговоров кто, где был и куда собирается! О ботинках,

рюкзаках о вершинах и походах! Ходишь, улыбаешься тут, сказать то

нечего...

Половинкин Сергей в Горном Алтае

Был предварительный забег. Затем полуфинальный: от Приюта 11 до скал

Пастухова. Все было для меня ново. Уставал сразу, (Горняк). Хорошо помню,

как сдуло ветром судью, и он укатился вниз. Это было в полуфинале. Еле-еле

тогда дотерпел до судей на скалах Пастухова. Я все ждал, когда вернется

Анатолий Букреев. Его все не было. Подойдя к судьям, спросил – где

Анатолий? Балыбердин указал наверх. Тот продолжал подьем. Ушел

прогуляться...

Финал я не бежал. Нашел ночью главного судью, спросил разрешения уйти в

одиночку. Очень хотелось взойти на вершину, где до этого никогда не был!

Подвернулся я ему кстати, на вершину надо было доставить чай и палатку.

Выше скал Пастухова меня догнал В. Высоцкий и, ступая след в след, мы

взошли на восточную вершину. Вместе поставили палатку, а затем я видел

красивый финиш удивительно сильных альпинистов! Анатолий Букреев

пришел первым, вторым Кейвин Куни, третьим Владимир Присяжных.

Ну а Патрик, друг Кейвина, заплутав, вышел со стороны седловины гораздо

позже.



Поразила техника Н. Шустрова: перед финишем на крутом участке, он не

шел, а пробегал короткие отрезки, останавливаясь и отдыхая...

Уйти вниз в Терскол в этот день и на следующий не удалось, была сильная

буря. Непогоду пережидали, сидя в каютах Приюта 11. Букреев дарил

«значки Альпиниста», Владимир Балыбердин все время ворчал, чтобы мы

вели себя достойно, предупреждал о том, что если кто разожжет примус в

каюте, будет жить на улице.

В один из этих вечеров, я нашел по радио "Маяк" своего, как оказалось

впоследствии, лучшего друга Павла Конюхова. Услышал тогда, что он

собирает команду на Полюс холода. Записав пальцем на стекле окна адрес,

диктуемый диктором, уже после, я дома отправил заявку, но это уже совсем

другая история...»

Вечер воспоминаний, просмотров видеофильмов закончился около часа

ночи. Спал плохо, тревожно, как всегда на новом месте и после обильных

впечатлений.

***

Сергей проснулся рано. Подтопил печку и занимался какими-то

хозяйственными делами. Я, как назло, под утро задремал. Когда встал,

увидел встревоженного Серегу. Предложил ему пробежаться немного, он

отказался и пожаловался на непогоду. Дует ветер и пошел снег. Вместо

вчерашних минус десять – плюс 3. Он беспокоился, как я буду выбираться в

Барнаул? У меня выбора нет – надо ехать, а значит беспокоиться нечего.

– Буду воспринимать неприятности по мере их поступления.

Богумил Александр и Половинкин Сергей



Выехал в половине первого дня.

Ветер, легкий снег, но пока едешь по дороге, глухо закрытой горами, ничего

страшного. Видимость хорошая. Гололед – но не гони!

Беспокойство Сереги дошло до меня, когда я вышел на дорогу, идущую

верхами гор, незащищенную лесом. Шторм обрушился на мою бедную

машину. Видимость исчезла практически совсем, и я крайне медленно,

тщательно вглядываясь в поисках темнеющего полотна дороги, скребся

вперед, стараясь вписываться в середину дороги, чтобы не уйти в кювет, а

затем в обрыв. Старался не влетать в многочисленные перемёты, мгновенно

появляющиеся на дороге. Итак, почти два часа поворотов, спусков,

подъемов, пока сплошное белое полотно перед глазами не заставило

остановиться совсем. Вышел оглядеться. Дороги не вижу. Метрах в

пятидесяти сквозь штормовой залп мелькнул грейдер дорожников.

Обрадовался. Поскребся к нему. Впереди огромный перемёт, где застряла

серебристая легковушка. Пошел с лопатой помогать откапываться и узнать, а

где же дорога и есть ли она вообще. Подъехала еще встречная машина с

другой стороны перемёта. Сообщили, что дальше дорога без перемётов, надо

отсюда убираться по возможности быстрее. Мы их обрадовать тем же не

могли. У них только начало, и будет крайне трудно добраться до

Чарышского.

Около получаса ушло на вызволение серебристой машины с помощью

подъехавшего джипа и на пробивку затора при содействии грейдера.

Почувствовав твердую дорогу под колесами, а самое главное живительную

для глаз черноту полотна, медленно двинулся в сторону долгожданного дома.

Через минут пятнадцать неожиданно спустился с последнего перевала и не

поверил своим глазам:

– Неужели все? На воле?

Ехать, пусть и по гололеду, и при сильном ветре, но по дороге прямой и

широкой, с относительно хорошей видимостью – счастье!

Но расслабляться рано. Экстрим продолжается. Надо до темноты добраться к

Алейску, а там федеральная трасса и в темноте по ней легче ехать даже в

метель, ориентируясь по свету фар встречных машин…

Только через шесть часов такой веселой езды я ввалился в свою городскую

квартиру, где встречающая жена, ехидно улыбаясь, спросила:

– Что, доволен поездкой? Поедешь еще в горы?

Завтра отвечу. Когда отосплюсь. рассказывать же ей, почему родник в

Чарышском районе называется «Бабьи слезы»…

ЗАПИСКИ МАРАФОНЦА ТРОПА...

Documents

Transcript of ЗАПИСКИ МАРАФОНЦА ТРОПА...