Московский журнал №6, 2011 (246)

К 70-ЛЕТИЮ НАЧАЛА ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ (1941–2011)

2 Московский журнал. № 6 (246). Июнь 2011

Виктор Александрович Титов

Сын русского воинстваИз записок художника-фронтовика

Виктор Алексеевич Титов. 9 мая 1945 года. Германия


Московский журнал. № 6 (246). Июнь 2011 3

От редакцииКак говорится в неоднократно уже опубликованной «Автобиографии», Вик-

тор Алексеевич Титов (1922–2003) «родился в селе Мышкино (ныне Можайского района Московской области). С 1938 по 1941 год учился в Московском областном художественном училище Памяти 1905 года у художников П. И. Петровичева и Н. П. Крымова. В 1952 году окончил Московский институт прикладного и деко-ративного искусства. Учился у А. А. Дейнеки, П. П. Соколова-Скаля, В. И. Козлин-ского. В годы Великой Отечественной войны воевал на Центральном, 1-м, 2-м, 3-м Белорусских фронтах, был командиром пулеметного взвода. Старший лейтенант. Дважды ранен. Освобождал Белоруссию, Польшу. Участвовал в боях на террито-рии Австрии и Германии. Оставил победную роспись на поверженном Рейхстаге. Награжден орденами Александра Невского, Отечественной войны 1-й степени, медалями «За взятие Кенигсберга», «За победу над Германией в Великой Отече-ственной войне 1941–1945 годов», «Сорок лет победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов» и другими. С 1969 года участвовал в выставках. В 1969-м принят в Союз художников СССР. Награжден грамотой МОСХ РСФСР, дипло-мами Комбинатов декоративно-оформительского искусства и монументально-декоративного искусства МГО ХФ РСФСР. Основные произведения: картины «1905 год», «Красная площадь», «Крестный ход в Москве в 1941 году», мозаики в Доме культуры имени М. И. Калинина (Пермь), в МВТУ имени Н. Э. Баумана, роспись трапезной Богоявленского кафедрального (Елоховского) собора. Работы находятся в музях, а также в частных коллекциях в России и за рубежом».

Публикуемые ниже (с минимальной редакторской правкой) фрагменты «Запи-сок» В. А. Титова проиллюстрированы хранящимися в семейном архиве фотогра-фиями и сделанными художником на фронте зарисовками людей и событий.

Фотография на память. Виктор Титов (слева) с другом Леонидом Рудовским и Ниной Новожиловой. Рязань, 1941 год



Первая тревогаПеред войной все мы жили в ожидании чего-то страшного, надвигающегося,

чего невозможно было избежать. Вокруг меня говорили: «Мы будем воевать на чужой территории! Своей земли ни пяди не отдадим!». Звучали песни: «Броня крепка и танки наши быстры!», «Если завтра война, если завтра в поход, мы сегодня к походу готовы!». Находились и такие, которые говорили о сильной, технически оснащенной современной армии Германии, о том, что немцы «шу-тя» победили Францию.

22 июня 1941 года. Москва. Был прекрасный летний день, светило солнце. В 11:00 все решилось объявлением по радио о начале войны.

Мне и моим товарищам было тогда по 19–20 лет. <...> И вот я побежал к дру-гу, у которого собирались однокашники. <...> Пробегая мимо закрытого храма Сергия Радонежского, мы заметили, что на Андрониковской площади стоит толпа. Я приостановился и спросил: «А что здесь собрались?» Мне ответили, что служат молебен о победе русскому воинства. И это через 30 минут после объяв-ления войны! Перед забитой дверью храма стоял священник и творил молитву, на двери храма висела икона.

Через неделю на Таганской в райкоме начали формиро-вать ополчение.

21 июля 1941 года. Я про-снулся от шума у соседей, поднялась какая-то тревога. Время было 4–5 часов утра. Я посмотрел в окно и увидел огоньки от разрывов зенит-ных снарядов. Я был уверен, что это тренировка ПВО.

22 июля 1941 года. Двенад-цать или час ночи. Я увидел первый реальный налет не-мецкой авиации на Москву. Во дворе дома было много народу, и все в волнении. В воротах стоял военный, и я заметил недалеко от него автомашину с боеприпасами. Военный говорил, что если в машину попадет бомба, то все разнесет сильный взрыв. Мне было интересно посмо-треть на Москву с крыши высокого дома, и я побежал на угол Большой Рогож-ской и Факельного переулка. С крыши четырехэтажного дома была видна вся панорама. В перекрестных лу-чах прожекторов были заметны отдельно летящие самолеты немцев, где-то вид-нелись разрывы и столбы дыма.

В. А. Титов. Молебен о победе Русского воинства

у храма преподобного Сергея Радонежского в Москве в 1941 году.

Холст, масло. 1995 год



После отбоя, часов в 5–6 я поехал посмотреть. Зацепский рынок был раз-бит (крыша рынка была стеклянной), и только еще дымила какая-то постройка с правого края рынка. Я поехал по садовому кольцу к Киевскому вокзалу. Пере-до мною возвышался шестиэтажный дом, один край которого срезало взрывом снаряда. На развороченных остатках стен висели вещи, находившиеся в комна-тах: коляски, велосипеды, картинки и обрывки обоев.

Впечатление было жуткое.

Диверсант1941 год. 13 августа с повесткой на призыв в Советскую армию явился

я в район ный военкомат Ростокино. Меня сопровождал мой лучший школьный друг — Алексей Гуськов. В военкомате я узнал, что зачислен в особую команду. Мне сказали: «Посиди, пока соберется команда». Алексей вскоре ушел на рабо-ту, мне предложили подождать во дворе. Я находился в парке имени Калини-на — около ВДНХ, где впоследствии был построен дом гениального конструк-тора Королева. Я просидел до вечера. Вышел начальник военкомата и сказал: «Слушай, тебе повезло, команда не собралась. Ты можешь еще ночку пробыть дома. Завтра утром к 8 часам быть здесь». А мне стыдно было возвращаться до-мой, ведь во дворе все видели, что я ушел в армию.

На следующий день я уже рано утром был на призывном пункте. Быстро со-бралась команда — человек двадцать, и сержант с сопровождающим повел нас на Курский вокзал. Сели в вагон. <...> Сопровождающий пояснил нам, что едем в город Белев на спецкурсы диверсантов. <...>

В Белеве подбор был в основном из одних москвичей — студентов высших учебных заведений. Вечерами у нас взял инициативу один старший студент с истфака МГУ. Он пересказывал нам «Илиаду» Гомера. Мы что-то пели хором. Студент разбивал поющих по голосам.

Крестный ход в Москве в 1941 году. Холст, масло. 1997–1999 годы



Днем я любил сидеть на холме во дворе училища. С собой в армию я взял альбом и карандаши. Сидел, рисовал. Как-то ко мне подошел вы-сокий стройный человек в форме, похожий на старшину.

— Что делаешь?— Рисую.— Нарисуй мне училище.— Не буду. Давай, я лучше тебя на-

рисую. (Портреты я рисовал хорошо.) И похоже будет, а?

Он сел рядом. Я стал рисовать. Не-много помолчав, военный продол-жил разговор:

— Ну, как думаешь, по-твоему, кто победит?

— Победим мы! — отвечаю.— А ты знаешь, что немецкая ар-

мия лучшая в Европе? Немцы Фран-цию взяли, Чехословакию.

— Да ну и что! Мы победим!Военный занервничал. Тут я по-

чувствовал, что он мне сотрудничест-во с немцами предлагает!

— Да ты кто?! — спрашиваю.— Я? Я немец. Из поволжских

немцев.Тут я заметил, что у моего собеседника отрублена фаланга большого пальца

на кисти левой руки.— Немецкая армия самая совершенная и она победит! Советская армия уже

разбита. А сейчас немецкая авиация готовит налет на Белев!— Победим! Все равно!Старшина разозлился:— Много здесь диверсантов. Вставай! Пойдем в комендатуру!Он в форме, а я в гражданском. Мы идем, он встречным заявляет, что вот за-

держал диверсанта и ведет в комендатуру. Внезапно вокруг началась паника — налетела немецкая авиация. Мы остановились около какого-то дома. Старшина поставил меня к столбу:

— Стой здесь!Он зашел в калитку, и я с ужасом увидел, как он стал целиться через щель

в заборе в меня. Я молниеносно нырнул за столб и бросился бежать что есть сил, постоянно меняя направление, чтобы столб мешал прицелу. В это время начался обстрел немцев. Паника усилилась.

Я чуть живой прибежал в расположение на территории училища. Командир подразделения как раз зачитывал приказ. Все курсанты нашей группы долж-ны были прибыть в Рязанское училище, не прибывшие будут считать дезер-тирами.

Автопортрет



Мы все бросились на железнодорожную станцию, там уже отправлялся эшелон. Прибежав, увидели, что к паровозу прицеплены открытые платфор-мы для кирпича. Мы забрались на платформы. Тесно было так, что можно было только стоять, держась друг за друга. Поезд тронулся. По эшелону из ближайших кустов началась стрельба. С этого момента все завертелось пере-до мной как в калейдоскопе. Мы приехали на ту самую станцию, где умер Лев Толстой. В здании станции уже был организован госпиталь. Подвозили ра-ненных. Последнее, что осталось в моей памяти: хорошенькое лицо молодой медсестры.

Донос1941 год. Из Белева я своим ходом попал в Рязань, в пехотное училище име-

ни К. Е. Ворошилова. <...> Подъем в 5 утра, туалет, зарядка, занятия, завтрак. Выпал первый снежок. Все выбежали во двор в нательных рубахах. Снег пер-вый — белый, чистый. Прохладно. Все ежатся. Меня с детства матушка приучи-ла делать обтирания холодной водой, а зимой и снегом. Я снял рубаху и стал об-тираться. Когда пришло время идти на завтрак, меня сзади кто-то из курсантов спрашивает:

— Ну, ты пойдешь в санчасть?Я обернулся, но не смог определить, кто спросил. На следующий день перед

завтраком тот же вопрос, и я понял, кто спрашивает. «Нет, — говорю, — мне не-зачем». На третий день вызывает меня наш командир взвода — лейтенант Куз-нецов.

— Титов, ты обтираешься снегом?— Да.— Но ты можешь заболеть.— Я никогда не болел. Матушка приучила обтираться снегом.— Да, я тебя понимаю. Но если ты заболеешь, простынешь, то твои обтира-

ния примут как самострел! <...> Я тебе советую, не растирайся ты больше сне-гом, а то мне надоело читать на тебя доносы. <...>

Гусь-Хрустальный. Во время перехода Рязань–Иваново. Виктор Титов — второй слева. 5 ноября 1941 года



Русские камикадзе1941 год. В конце сентября — начале октября Рязанское пехотное учили-

ще эвакуировалось. На шоссе Москва–Рязань выставили арьергард — взвод курсантов-пулеметчиков, в числе которых был и я. Маршем взвод вышел из Ря-зани в сторону Москвы. Прошли элеваторы у Рязани и, обходя Москву, выш-ли на шоссе. Взводу была поставлена задача не пропустить немецкие танки. На занятом рубеже курсантам выдали кому связку гранат, кому бутылку с зажига-тельной смесью. Наш командир взвода, лейтенант Кузнецов, спросил меня:

— Хорошо бегаешь?— Хорошо.Мне дали две деревянные пробки 30–40 сантиметров в диаметре и киянку.

Задача была догнать проходящий танк и забить пробку в его выхлопную трубу. Я спросил, подойдет ли пробка по диаметру. Лейтенант ответил, что все сделано как надо.

— Ты только подпусти поближе, — добавил он, — и когда танк пройдет, ты тут же вскочи и в выхлопную трубу забей пробку. Тогда мотор заглохнет, танк остановится, и вылезут танкисты. У тебя есть винтовка. <...>

И вот мы легли в кювет у дороги на расстоянии 30–50 метров друг от друга. Одну пробку я заткнул за пояс, другую взял в левую руку, а в правой зажал киян-ку. Нас замаскировали ветками. Двое суток пролежали мы в придорожном кю-вете. Вставали только поесть, а затем опять ложились в засаду. Будучи москви-чом, я не мог допустить даже мысли, что немецкие танки войдут в мой родной город. Лежа в кювете, я двое суток проигрывал в голове один и тот же план: как только подпущу танк, так выскочу и, конечно, забью деревянную пробку в вы-

Разведка



хлопную трубу. Танков мы не дождались. Наступление на Москву было оста-новлено, и нас сняли с засады. Но и теперь, спустя 50 лет, когда близко от меня проходит машина, я инстинктивно смотрю, где выхлопная труба и можно ли забить в нее пробку. Правда, форма выхлопных труб теперь не та.

АртобстрелЯнварь 1943 года. Правый берег Днепра за Гомелем. Нам пришло пополнение,

и немцы засуетились. В небе появился бронированный самолет-разведчик. «Ра-ма», как мы его называли. Накренился набок, открылась дверь, и я увидел, что наш район фотографируют. У меня был только пистолет. Я помахал рукой, приговари-вая: «Видали мы вас!». За мною шел солдат, прибывший в мое распоряжение. <...> «Рама» поднялась выше. Огонь артиллерии. Впереди метрах в тридцати по диаго-нали в траншею стремительно врезалось что-то темное, похожее на бревно. Я вы-тянул шею, чтобы рассмотреть. Земля поднялась бугром и затем клочьями с огнем разлетелась во все стороны. Я понял, что видел падающий снаряд. <...> Я оказался на линии огня. Снаряды ложились за и перед траншеей. Я с солдатом лежал на дне. Ну, теперь попадут точно. Снаряд разорвался в двух метрах от меня. Осколки про-летели надо мной. Внутри у меня что-то безумно прыгало — то в пятки, то в голову. Было только одно желание — вскочить и бежать куда-нибудь. Я собрал в кулак свою волю, чтобы удержать себя на месте. Осколки пролетели. Минута тишины. Я привстал, успев перекреститься, и вдруг услышал нарастающий шелест. Взлетев-шие осколки начали сыпаться вниз. Я не был ничем защищен, ложиться было бес-полезно и даже опасно, и я сел и закрыл голову руками. Осколки величиной с па-лец <...> падали, от них исходил пар. Я в ужасе ждал, куда же упадет следующий.

Слава Богу, пронесло. Немцы были удовлетворены. Участок пристрелян хорошо. «Рама» ушла. Я встал, отрях-нулся, шепча: «Помоги, Господи! Но неспроста ведь пристреливали, зна-чит, жди гос тей. Где же у меня в райо-не слабое место?!» Слабым местом бы-ла дорога, не перекопанная траншеей, без огневой точки. Я поставил туда на ночь [того самого] бойца-новичка. Смерклось. Вдруг я услышал окрик солдата. Подошел, спросил, что слу-чилось. Солдат ответил, что только что заметил мелькнувшие в темноте три человеческие фигуры. Когда он крикнул: «Стой, кто идет?!», фигу-ры ретировались. Я тут же дал сиг-нал: «Огонь всем!» Четыре пулемета и стрелки открыли огонь. Ответила немецкая артиллерия. Снаряды ло-жились точно по району, но немного за траншеей. После каждого обстрела давал осветительную ракету — так, чтобы немцы не смогли подняться



для прыжка в траншею. Немецкая разведка, поняв, что снаряды далеко ложатся за траншею, для подавления неприятельского огня попросила перенести огонь бли-же. Следующий снаряд разорвался перед самыми траншеями. Я подумал, что это наша артиллерия так удачно накрыла немцев. После этого все стихло. <...> Стало светать. В голове шумело, к горлу подступала рвота. Напряжение спало, и я, не выдержав, отключился минут на пять. Наша разведка подошла к моему району. Я увидел в предрассветном тумане приближающиеся фигуры и бросился к пулемету, крикнув солдату: «Что не стреляешь?!» — «Это наша разведка», — ответил солдат. Я спросил, что с немцами. Тот ответил, что снаряды разорвали [их] в куски, оста-лись только кровавые следы от того, как волокли раненых. <...> Утром пришли начальник штаба Брагин и комиссар Барановский, похвалили:

— Молодец, Титов, пиши наградные!— Да за что? Что мы сделали?На следующий день пришел начальник «Смерша» Олейкин.— Титов, ты переговаривался с немцами!— Как? Я им рукой грозил.— Ты им подавал сигнал рукой, и немцы пришли.— Пришли, а мы их перебили! Начальник штаба сказал писать наградные.— Да за что? Что мы сделали?Начальник штаба и комиссар получили по ордену Отечественной вой-

ны, солдат-соглядатай <...> медаль. На меня послали наградную на медаль «За отвагу», но я ее так и не получил.

Не знаю, за что.

Парторг 2-й роты 456 ОПАБ. 1943 год

Старшина Мазин? (вопросительный знак поставлен автором).

1943 год



Переправа1944 год. Плацдарм Нарев. (Речь идет о плацдарме на реке Нарев в районе

польских городов Пултуск и Сероцк. — Ред.) Нас гнали эшелонами под Варшаву. 406 ОПАБ (отдельные пулементно-артилерийские батальоны) и 161 ПУР (поле-вые укрепленные районы). На каком-то полустанке эшелон остановился, и про-звучала команда: «Офицеров к головному вагону!». Зачитали приказ командира 65-й армии П. И. Батова. В нем говорилось о том, что он надеется, что, как и пре-жде, 161 ПУР покажет себя в бою. Зазвучала команда разгружаться и следовать ко-лонной по дороге на север, в сторону Пултуска, Сероцка на реку Нарев, где немцы перешли в наступление на плацдарм, занимаемый 65-й армией. Там, где немцы закапывали 65-ю армию, был слышен сплошной грохот. Мы шли спешным мар-шем. Навстречу подходили машины с прицепами. Мы сели в открытый кузов, мотострелковую часть (пулеметы, ящики с патронами и гранатами) погрузили на прицепы и поехали в сторону плацдарма. На нервном подъеме, с песней, проехали мимо населенных пунктов Польши, где мирные поляки катались на велосипедах. Остановились перед выходом на позиции в мелком лесу, сплошь наполненном танками. Ночью выдвинулись на рубеж — левый берег реки Нарев. За рекой была сплошная суматоха. Плацдарм площадью 12 на 9 километров сократился пример-но до 5 километров на 800 метров. На плацдарме было две переправы. Мы окопа-лись в районе левой.

Река была широкая, течение быстрое, переправы находились под постоянным обстрелом тяжелой артиллерии противника. Связь была прервана, телефонный кабель перебит. По мосту не пройдешь. <...> С высокого берега я увидел, как груп-па связистов пытается восстановить связь. Здоровый солдат обвязался кабелем и поплыл на другой берег. Но, доплыв до середины реки, он вдруг начал тонуть, кабель снесло течением и потянуло ко дну. Солдат выныривал, крича: «Мама!» — и снова шел ко дну. <...> Так и вытащили его за кабель, утонувшего. <...>

Белоруссия. Беженцы



Выход в разведку. Последний перекур и по три глотка



Из тыла по расписанию все время шло пополнение. Ехали повозки, кухни, двуколки с тер-мосами — и все это перемеша-лось в кашу перед переправой после удара артиллерии против-ника. Наступило время <...> ид-ти танкам: колонны танков на скорости попытались проскочить через переправу. Ближайший к нам танк забуксовал и остано-вился, открылись люки, выско-чили танкисты. <...> Но очеред-ной взрыв вдавил их в кровавое месиво. Нас тошнило от посто-янных разрывов. <...> Снаряды «Фердинандов» (немецкие тяже-лые самоходно-артил лерийские установки. — Ред.), со свистом пролетая, ударялись о землю и со страшным воем летели дальше. Постепенно грохот утихал и от-далялся. Плацдарм <...> все вре-мя требовал пополнения. И нас бросили [туда] через правую пе-реправу, более спокойную.

Я со своими солдатами возглав-лял колонну. Впереди вся дорога была изрыта свежими разрывами снарядов. Она проходила между двух высоких холмов. Мы предпо-лагали, что откуда-нибудь осве-домители противника наблюдают за переправой, и нужно ждать ар-тиллерийского налета. Я дал ко-манду своим солдатам следовать за мной по откосу балки. Осталь-ные подразделения следовали по дороге. Начальник штаба Бара-новский крикнул мне: «Куда ты лезешь? Иди по дороге!» Я про-должал идти по откосу. Солдаты кричали: «Лейтенант, начальник штаба приказал, чтобы мы шли по дороге!» Я солдатам: «Слушать только мою команду!» Следовав-шие по дороге, дойдя до места, пристрелянного противником,

Нач. связи Новиков

Без подписи. 1945 год



Боец. 1945 год Сержант-автоматчик. 1945 год

Автопортрет. Данциг, 1945 год. Надпись: «В последний период наступления

восточнее Прауст-Пфердорф. Наступал со штрафниками»

Лейтенант. 1945 год



попали под артиллерийский налет. Начальник штаба дал команду: «Следовать только по откосам!» <...>

Ночью мы заняли траншеи переднего края в низине. Всю ночь позади нас шла какая-то работа. С утра мы увидели, что это ямы, примерно 2 на 2 метра, замаскированные хворостом. Утром началось наступление. Периодически сме-няли друг друга артобстрелы и налеты штурмовой авиации. Все небо было по-крыто истребителями. С высоты было ясно видно, как выходили несколько батарей «Катюш». Под прикрытием авиации «Катюши» давали залп за залпом. Земля <...> после каждого залпа поднималась слоями в небо. <...> Затем за на-шими траншеями из земляных ям сработали тяжелые реактивные снаряды. <...> Нервное напряжение было на пределе. Тут из тыла через наши траншеи пошли танки и пехота. Противник начал огрызаться крупными реактивными снаряда-ми. Я видел, как воздух от разрывов расходился кольцами. Оглушенные солдаты падали, вставали и брели неизвестно куда.

Без подписи



Некоторые снаряды ложились рядом, земля подпрыгивала и осыпалась, от-косы траншей становились пологими. После очередных взрывов я побежал про-верить солдат. Увидев перевернутый пулемет на дне траншеи, стал искать в зем-ле солдата. Заметил край шинели, руку, ногу — больше ничего не было видно. Взяв пулемет, я выдвинул его так, чтобы можно было простреливать [местность] впереди, проверил — работает. Побежав дальше, увидел Корнеева — сержанта первого номера — в траншее, ведущей в тыл. Его трясло. Я подошел, приказы-вать было бесполезно. Я погладил его по голове, сказал, что пулемет установил, пулемет работает, и он может идти к нему. <...> Сержант был храбрый и по-слушный. Я побежал дальше — картина везде была удручающая: солдаты были как в параличе, но понемногу стали приходить в себя. Я узнал, что немцы из тыла выдвинули «Фердинанды», которые начали бить наши танки. Пехота без танков не шла вперед, танки без пехоты тоже были бессильны. <...> Мы заняли только первые траншеи, где все живое было перемешано с землей.

Подвиг«Кавалер ордена Александра Невского №26177 Титов Виктор Александрович.

Награжден 27 декабря 1944 года приказом командующего 65-й армией №490/н за смелость и героизм, проявленные при командовании пулеметной ротой в пери-од Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. 24 октября 1944 года при взятии населенного пункта Вулька-Залеска на Наревском плацдарме командир пулемет-ного взвода 406-го отдельного пулеметного батальона 161-го полевого укрепленно-го района старший лейтенант Титов В. А. первым ворвался в населенный пункт. В ходе боя было уничтожено более 10 солдат и один пулемет противника. 4 ноября 1944 года противник контратаковал позицию взвода, но был отбит, потеряв при этом 15 своих солдат. За смелые и решительные действия, проявленные при взятии населенного пункта Вулька-Залеска, отражение контратаки противника и нане-сение ему значительных потерь командир пулеметного взвода старший лейтенант Титов В. А. награжден орденом Александра Невского».

Центральный Архив МО РФ. О. 690155, д. 5698, л. 106.

Пуб ликация Вадима Викторовича ТитоваТекст подготовил Андрей Сергеевич Епишин

Виктор Алексеевич

Титов. Автор

фотографии А. О. Баскакова.

2000 год

Московский журнал №6, 2011 (246)

Documents

Transcript of Московский журнал №6, 2011 (246)