ЕвгЕнияСмольянинова

94 Р а Д и У С г о Р о Д а

ТексТ: ИрИна ИсТрИнская

Певица, композитор, заслуженная артистка России Евгения Смольянинова о самом главном в своей жизни, а также творчестве и воспитании детей.

«Очень пОмОгает искреннОсть»

ДИаЛОГ

Р а Д и У С г о Р о Д а 95

Фото: ЭДУаРД КУДРявицКий

ЕвгЕния,расскажите, пожалуйста,про выдающуюся фольклорную певицу, вашего учителя Ольгу Федосеевну Сергееву. Как вы с ней познакомились?

Вначале заочно – я услышала ее голос по радио и сразу же влюбилась в нее. Когда слушала Ольгу Федосеевну, она мне казалась такой поющей Жар-птицей необыкновенной, волшебным персонажем. Потом я увидела ее на концерте  –старенькую бабушку, внешне очень обыкновенную, если не будешь знать, что она поет – пройдешь мимо и не заметишь. Ну, кроме глаз, внешне в ней не было ничего примечатель-ного, потому что они, конечно, необыкновенным образом о таланте говорят, они не обманывают. Такой чудный, уди-вительный взгляд был у нее – синие-синие глаза, большие, красивые, они были наполнены светом, сиянием и энерги-ей… Ну а дальше уже, как говорится, судьба. У нас с Ольгой Федосеевной оказался общий знакомый, который пореко-мендовал меня ей. Я к ней приехала в Псковскую область, мы познакомились поближе. Она для меня стала родным человеком. Я ее воспринимала как бабушку, близкую душу, сердце. И голос ее был родным, у меня не было никаких ба-рьеров в общении с ней, сдерживающих мое чувство, не было никаких подозрений.

а она вам давала какие-нибудь советы профессионального плана?

Нет, наше общение было другим – не таким, когда учитель говорит: здесь так, а здесь вот так. Это учительство другого рода. Оно ближе к таким древним способам обучения, когда тебе не говорят, а показывают, как надо. И  ты невольно это копируешь. Даже просто рядом находясь и  имея желание учиться, чувствуешь, как твоя внутренняя плазма начина-ет менять форму, синхронизировать то, что происходит. Это почти неуловимый процесс ни глазами, ни сознанием – ни-как. А потом через какое-то время ты начинаешь ощущать, будто в тебя бросили некое семя, оно в тебе проросло и на-чало давать плоды. Ты улавливаешь в  собственном голосе любимые интонации, тональность, ноту, которая начинает настолько убедительно звучать в  тебе, и чем дальше, тем больше. Я думаю, что это любовь. Она именно так себя прояв-ляет. Это история про то, как люди прорастают друг в друга, как они становятся единым целым. Это, может быть, звучит немного романтично, но если отбросить мои восхищенные интонации – в этом есть какой-то механический процесс, как закон физики. Это не только романтика, но и абсолют-ная рациональная реальность.

КаК вы СоСтавляЕтЕ репертуар ваших композиций? В частности, где вы берете тексты народных песен, откуда духовные стихи?

Они каким-то естественным образом ко мне приходят. Ну,  народные песни мы берем из личных встреч с  исполни-телями плюс какие-то записи фольклорные, которые мне до сих пор иногда дарят. Эти композиции я  иногда включаю в  свой репертуар. А что касается духовных стихов  – это тоже какие-то записи, кассеты. Ну и фольклорные экспедиции,

потому что часто в них можно встретить и духовные стихи тоже. Бывают целенаправленные поездки, предположим, к  старообрядцам. В их среде очень хорошо сохранился пласт духовных песен.

Вообще в жизни разные случаи бывают. В частности, в  Петербурге, в Казанском соборе, я стояла перед иконой, подошла пожилая женщина и начала петь. Я подождала, пока она пропоет, подошла к ней, спросила, что это за про-изведение. Она ответила, что это духовный стих «Страда-ния Святой Великомученицы Варвары», я попросила мне его спеть, оставив телефон, что она и сделала. Я записала стихи, это было так трогательно, такое это было мое, на-стоящее, мне подаренное, спетое. В этом такое что-то про-стое было.

Сейчас много изданий духовных баллад, не канониче-ских церковных песнопений, а вот то, что называется ду-ховными стихами, псалмами – этого сейчас очень много. Но  когда я начинала это петь, в начале 80-х годов, их было совсем чуть-чуть, они собирались по крупицам. Еще иеро-монах Роман не выпускал кассеты или диски определен-ным тиражом, а пел для себя, и кто-то на сподручные сред-ства записи его пение фиксировал.

Все это только начиналось. Это было очень интересно, потому что тогда никто не знал, что будет впереди. Каж-дая такая песня была необыкновенным событием. Я до сих пор помню, как мне в Тверской области один священник подарил кассету, на которой был записан духовный стих «Душа моя прегрешная». Я его пела, мне казалось, что это

я его нашла, а потом услышала, что ансамбль «Сирин» Ан-дрея Котова тоже поет этот же стих, но у нас немного от-личаются слова в одном месте. Я стала узнавать, когда они начали это петь. Выяснилось – примерно в то же время, что и я. Параллельный такой процесс происходил. Это было так здорово. На самом деле я с умилением и ностальгией сейчас вспоминаю об этом, когда все это только-только брезжило, еще вкус был не потерян, аромат каждой песни был очень остр. Я помню, спела какой-то духовный стих на концерте, и вдруг, после исполнения, такой требовательный мужской голос в зале воскликнул: «Что это?! Скажите немедленно, что это?!» И понятно, что человек жизнь почти прожил и  не  знал даже о существовании такого жанра. И это так его поглотило, настолько он был потрясен… Сейчас таких песен очень много, это естественное явление.

а КогДа и КаК вы пришли к вере?

Наверное, в детстве. У меня была верующая няня. Она в  течение каждого дня молилась. Я была еще совсем малень-кая (мне было около трех лет) и не понимала, что она делает. Она приходила рано, вставала лицом к востоку, казалась мне такой большой в проеме окна и молилась, крестилась, кланялась, а я стояла напротив нее и повторяла за ней. Я ее спросила: «Что ты делаешь?» Она, видимо, чтобы лишних разговоров не было, мне ответила: «Это зарядка, милень-кая, это зарядка», что, по сути, правильно. И мы с ней эту зарядку делали все время. Мне очень нравилось, что, когда она ложилась спать, она все время долго шептала молитву, и бабушка моя делала то же самое. И вот этот долгий шепот, когда ты закрываешь глаза, кажется таким искренним, та-ким сердечным. Двойственное чувство возникает: с одной стороны, что ты невольно подслушиваешь, а это нехорошо, поэтому стараешься не слушать, с другой стороны, пери-одически какие-то слова долетают до тебя. Для ребенка это очень много значит. В тот момент, когда он постигает, узнает, определяет мир, есть что-то, как бы некая тайна, которой он может только коснуться. Эта завеса с детства передо мной стояла, а потом уже, когда мне было 10 лет, мы с бабушкой стали ходить в церковь. Я случайно очень хоро-шо помню роспись образа Святой Варвары в церкви на  ко-лонне, она мне казалась там самой красивой. Я обомлела, стояла с широко раскрытыми глазами и не могла понять, как возможна такая красота.

Все это как-то постепенно складывается. Я думаю, что каж-дый верующий человек в минуты своей искренности и осо-бой открытости неожиданно может быть даже настоящей проповедью для другого, когда твое понимание не нуждается в доказательствах и знаниях, просто веришь безоговорочно.

ЕвгЕния, вы сами мать. Как, по-вашему, стоит воспитывать детей?

Мне кажется, очень помогает искренность. Даже созна-вая свои родительские несовершенства, я считаю, что обя-зательно нужна честность. Лицемерие убивает все. Воспи-тание детей – это наиболее тонкое, тесное, долгое и  ранимое общение. Что нам важно в общении с людьми? Важно, что-бы человек был культурным, уважал достоинство другого. Это и нужно воспитать в своем ребенке, чтобы и он свое

достоинство сохранял, и чтобы ни в коем случае не нару-шал достоинства другого человека. Этого всего можно до-биться в ребенке только личным примером. Дети смотрят и повторяют. Если мы сами лишены благородства по от-ношению к другим людям, плохо поступаем и не признаем своей вины, не раскаиваемся в своих поступках – это очень плохо. В этом смысле церковь как раз все смыслы открыва-ет и в общении, и воспитании, когда дети и родители при-чащаются у одной чаши, когда ребенок может так же, как и его родители, глядеть на открывающиеся Святые врата, петь вместе «Верую» или «Отче наш», или даже на клиросе стоять и петь «Херувимскую» – это то, что наполняет под-линным смыслом все взаимоотношения между людьми. Это когда ребенку можно тоже, будучи еще очень маленьким, уже иметь собственное достоинство и знать, в чем оно со-стоит. Лучше этого ничего нет. На самом деле всегда очень жаль те семьи, в которых не укоренилась церковность или ее вообще никогда не было. Без нее очень трудно. Тяжело, когда нет никакой помощи.

Что Для ваС главное в жизни и что для вас пение?

Пение – это мой способ существования в мире, моя про-фессия. Это как ток крови, который наружу льется – так моя жизнь проявляется вовне. В этом есть многое, в том числе мои творчество и любовь. Чем старше я становлюсь, тем больше я по ощущениям превращаюсь в птицу. А главное в жизни… мы уже с вами столько сегодня об этом говорили. (Улыбается.)

вы были во многих городах россии. Где вам больше всего понравилось?

Трудно сказать. Запоминаются люди и сами концерты, го-рода почти не остаются в памяти.

96 Р а Д и У С г о Р о Д а