—20

10

нова

я се

рия

«БИ

БЛИ

ОТЕ

КА P

RAC

TIC

A»

а в т о р ы т е к с т о в : Артемий Маг ун , Оксана Тимофеева , Максим Степанов , А лександр Бикбов , Паоло Вирно, Крис тина К айндль , Ксе-ния Полуэк това-К р и м е р , К и р и л л М е д в е де в , В л а д и с л а в Ш л е н ге л ь , К е ти Ч у х р о в , Д а р ь я Атлас , Николай Олейниковп е р е в о д ч и к и : А л е кс а н д р С к и да н , К о н с та н ти н Ха р и то н о в , К и-р и л л Медведево ф о р м л е н и е , и л л ю с т р а ц и и , к о л л а ж и в э т о м з и н е выполнил худ . Олейников , за иск л . г р а ф и к и н а с т р . 6 — 1 0 — группа Р.Э .П . , з а ч т о и м б о л ь ш о е с п а с и б о

Артемий МАГУН «В чем состоит фашизм, и откуда он берётся». Словом «фашизм» в сегодняшнем мире чаще всего кидаются как страшным обвинением, в отношении своих политических врагов. В России, например, это обвинение бросают власти в отношении внесистемной оппозиции и недружественных запад-ных стран, оппозиция адресует его самим властям (в ответ на избиения демонстрантов, на создание молодеж-ных активистских организаций и на агрессивно националистическую риторику), а ультраконсервативная оппозиция обращает его против тех и других как против врагов русского народа, продолжающих якобы дело Гитлера. Подобная же инфляция происходит на Западе. Значит ли это, что термин стал совсем пустым, и служит просто для демонизации оппонента и приписывания ему всех качеств, которых сам не принимаешь?

Не совсем все-таки так. Надо сказать, что исторический фашизм (понимаемый среднешироко, то есть включающий не только итальянский фашизм, но и немецкий нацизм, но не правые диктатуры типа Пилсудского или Хорти) сам располагает к вольному проективному прочтению, поскольку он был противоречивым, компромиссным во многом движением, и в нем можно найти разное – и мобилизацию масс, и репрессию оппозиции, и империалистическую агрессию против других стран, и массовые убийства по национальному признаку, и другое. Можно выбирать на свой вкус (как сказал однажды Ортега-и-Гассет, фашизм «всегда будет одновременно и А, и не-А»). Кроме того, фашизм был феноменом реак-тивным – определял себя как реакцию на другие существующие силы. [продолжение внутри] Q

Немецкий правый историк Э. Нольте даже предложил определение фа-шизма как трех «анти-»: антимарксизм, антилиберализм, и антиконсер-ватизм (добавляя «вождистский принцип», наличие партийной армии, и некие нечетко определенные «тоталитарные цели»).

Артемий МАГУН «В чем состоит фашизм, и откуда он берется». [продолжение] Q

И тем не менее, фашизм – это осмысленное и сегодня понятие, которое не имеет ни абстрактно-вневременного (как «птица» или «жидкость») значения, ни чисто исторического значения, которое бы относилось к прошлому и употребля-лось бы сегодня только метафорически (как например: «боярство» или «оприч-нина»). Это так называемое «историческое понятие»(в смысле О. Бруннера и Р. Козеллека), которое отсылает нас к определенному историческому горизонту (в нашем случае – с начала 20 века, когда оно зародилось, по сегодняшний день), но которое в то же время можно более или менее четко определить, хотя речь идет не о видах одного рода (как галка и попугай – виды птиц), а скорее о семье, в кото-рой члены похожи друг на друга отдельными чертами, но их родство становится полностью ясным лишь из их общего происхождения.Существует ли фашизм сегодня? Ответ на этот вопрос, по-моему, очевиден. Конечно, да! Но это не любое нелиберальное течение, не любое мобилизаци-онное течение, не любое течение, которое призывает убивать людей, не любое антисемитское и не любое правоконсервативное течение. Скорее, это течение, ко-торое подпадает под все эти категории сразу (хотя не обязательно все). И в этом смысле оно будет резко выделяться в нашей привычной политической палитре. Дело, правда, не только в политической программе – которая в фашизме носит популистский и поэтому эклектичный характер. Не менее важен для фашизма специфический стиль выражения и подачи. Он даже особенно важен именно для этого типа политических сил.Во-первых, потому, что фашистские движения (особенно нацисты в Германии) пришли к власти в результате высокоэффективной пропаганды, гибкого ис-пользования популистских лозунгов, тотальной мобилизации средств массовой информации (газет и особенно радио), талантливой риторики лидеров.Во-вторых, потому, что с точки зрения критиков фашизма, например, немецко-го левого философа Вальтера Беньямина, это политическое движение было ре-волюционным только на словах, не проводя серьезных радикальных изменений в структуре общества. То есть революционная экспрессия подменяла здесь рево-люцию. И более того, как правило, фашистская экспрессия прибегала к агрес-сии, пропаганде войны и героической смерти, как к самым эффектным (быстрым и массовым), и в то же время самым неконструктивным, видам деятельности. Специфический стиль фашистской пропаганды заключается в том, что она очень театральна. Гитлер в своих речах (например, запечатленных в «Триумфе воли» Рифеншталь) чередует истерические припадки и фазы полного спо-койствия, когда он даже улыбается от наслаждения собственным ораторским талантом. В «Майн Кампф» он пишет, например: «Всякая пропаганда должна быть доступной для массы; ее уровень должен исходить из меры понимания, свойственной самым отсталым индивидуумам из числа тех, на кого она хочет воздействовать. Чем к большему количеству людей обращается пропаганда, тем элементарнее должен быть ее идейный уровень. А раз дело идет о пропаганде во время войны, в которую втянут буквально весь народ, то ясно, что пропаганда должна быть максимально проста». Между тем сама эта фраза обращена именно к массам, и даже тройное повторение сказанного, для доходчивости, иллюстри-рует высказанную Гитлером мысль. То есть фашистский идеолог не скрывает, что он идеолог, и что если не лжет напрямую, то во всяком случае говорит то, что хочет внушить массе.

2

Конечно, в историческом фашизме было не только это. Некоторые его черты, как напри-мер массовая мобилизация, патриархально-авторитарная идеология, и даже, пожалуй, биологический расизм, связаны с уходящими в прошлое чертами общества (господство крупной промышленности фордистского типа, традиционная семья, относительная моноэт-ничность), и вряд ли смогут породить сегод-ня массовое движение. Некоторые же черты – революционность в авторитарной форме, реваншистский милитаризм, насилие против тех или иных меньшинств, иррационализм и легитимация мистико-оккультных учений, сублимация реальных общественных проблем – напротив, остаются популярны и могут, при определенном стечении обстоятельств, быть снова «нанизаны» на ядро экспрессивного са-моутверждения отчаявшегося субъекта.Вообще, содержание фашистской идеологии очень часто строится по оппозиции к господ-ствующему либеральному дискурсу. На-цизм (да и итальянский фашизм с его темой «украденной победы») были движениями реваншистскими, и многое в их программах и действиях – например, уничтожение евреев и цыган, порабощение славян, черная форма – выглядит как нарочитая игра в «дьявола» или «плохого мальчишку». Не имея независимого источника ценностей, нацизм заимствует их из просветительского либерализма с обратным знаком. Германия, столкнувшаяся с морали-стическим и просветительским осуждением ее «агрессии» победившими в Первой Миро-вой державами, выбрала демонстративную риторику и практику, зеркально противопо-ложную либерализму как просветительскому

идеализму. И это особенно верно в нынеш-нем мире, где, после Второй Мировой

войны, фашизм и его проявления под-вергаются особенно моралистическому

«политкорректному» осуждению.В этом смысле марксисты 20х и

30х годов были правы, когда считали фашизм симптомом либерализма. Но они не поняли

диалектического характера их связи. Фашизм – это разыгры-вание той самой роли (бунтаря против Просвещения), которую либерализм демонизирует –

разыгрывание в той самой демонической форме.

Поэтому фашизм полностью зависит от либерализма, порож-дается либеральным мироустройством, и тем самым компроме-тирует те иные точки зрения,

Как такое может вообще работать? Дело в том, что объект этой пропаганды,немецкий люмпен, разорившийся мелкий буржуа, разочаровавшийся в профсоюзах рабочий, или даже опасающийся коммунистов крупный промышленник, не веря, возможно, содержанию риторики, впечатляется ее силой. Разочарование в идеологическом «содержа-нии», в политике вообще, отливается в идео-логию всесильного субъекта как такового. То есть человек, не верящий уже ни во что, про-должает верить в волю пропагандистов (или просто журналистов), которые могут что-либо убедительно доказать, которые утверждают некие ценности, и придают им смысл самой силой своего убеждения. Тогда, по образцу риторически одаренного и фанатично предан-ного идее фюрера, каждый маленький человек утверждает своей волей ценности, не имеющие никакой объективной основы. Как и фюрер, он считает, что ничего в мире по сути дела поме-нять нельзя, и остается лишь самовыражение. Естественно, что агрессивное самоутверждение становится тогда, вопреки кажущемуся отка-зу от содержания, единственным настоящим содержанием такой идеологии – при том, что каждый цинично-эгоистический винтик ду-мает, что причастен цинично-эгоистической «воле» всесильного коллективного субъекта. Обратной стороной этого нигилизма является завороженность технологией силы – и потому именно Гитлер сам объясняет читателю свои риторические приемы.Вот такое описание звучит уже совсем современно, и даже, как может по-казаться, слишком уж обобщенно. Но это не просто описание, а выделение ядра фашизма, которое никуда не ис-чезает, пока не исчезают социально-исторические условия фашизма. Это капитализм, разобщающий людей и отчуждающий их от материи и исто-рии, так что общественные законы кажутся потусторонней мистикой, изменение их – подвластным только мифической магии, а един-ственной реальностью – коллек-тивный или индивидуальный одиночка-субъект. И это поли-тика, осуществляемая через одностороннюю пропаганду в средствах массовой инфор-мации.

4

например леворадикальную, которые полемизируют с либерализмом по содер-жательным вопросам. Но либерализм связан с фашизмом и в другом, противоположном, смысле. Ког-да либерализм перестает бороться с мировым злом и уверяется в своей монопо-лии, то он может порождать фашизм из чисто формальных соображений, чтобы продемонстрировать «плюрализм», доказать тем самым пустотность политики и нейтрализовать левую оппозицию. Недавнее вручение премии Кандинского откровенно фашизоидному (по форме и содержанию) художнику А. Беляеву-Гинтовту хорошо иллюстрирует эту логику, хорошо известную по политике итальянских правых либералов в отношении Муссолини. Гинтовту дали премию не из симпатии к его взглядам, а из желания дистанцироваться от тенденции искусства вообще и уравнять в этом смысле правых и левых художников. Но такой опустошенный формализм как нельзя лучше соответствует природе само-го фашизма – именно подчеркивание своего пустотного, полуигрового и якобы неопасного характера и позволяет фашистам завоевывать сердца. Поэтому же фашизм остается опасностью на сегодняшнем Западе. Именно правые группы являются там зачастую наиболее политизированными, боевыми, выходящими за рамки консенсуса. Левые же слишком держатся за истеблишмент. И вот, лево-либеральные теоретики, например, Э. Лаклау и Ш. Муфф, реабилитируют эти правые группы, видят в них надежду для «либеральной демократии», утверж-дают, что между левой и фашистской гегемонией нет никакого существенного различия. Этот формализм - следствие отказа Лаклау и Муфф от марксистской политической и теоретической программы. Но он влечет за собой опасную апа-тию и слепоту перед лицом серьезного поправения западного общества.В сегодняшней России фашизм не является, слава Богу, доминирующей идеоло-гией или политической силой. Такой силой является консервативно осмыслен-ный либерализм. Но фашизм стоит в России на повестке дня – власть имущие и боятся его, и пугают им либеральную оппозицию, и, в то же время, заигрывают с ним.Во-первых, в сегодняшней России есть не только небольшие праворадикаль-ные группировки молодежи, убивающие непохожих на себя, но и популярные фашистские интеллектуалы – в частности, А. Дугин и Г. Джемаль. Сами они себя фашистами не называют (Дугин, впрочем, однажды применял к себе это слово в 1990е). Однако типологически их тексты принадлежат к фашистской «семье». Это нарочито вычурная и часто не выдерживающая рациональной критики ритори-ка, содержание которой, при всей его эклектичности, имеет некоторые инвари-анты: мистические эсхатологические сценарии, империалистическая пропаганда войны со стороны подчиненных на данный момент групп и стран («Евразия» или исламский пролетариат) и т.д. Оба совмещают призывы к обездоленным с про-пагандой авторитарного подчинения. До поры до времени эти тексты оставались популярным чтивом, не вызывающим моральной или политической «цензуры» в стране, где последствия Второй Мировой не были осмыслены в моральном духе, и где общественный консенсус является идеологически правым. Однако сегодня идеи Дугина находят практическую реализацию в возглавляемом им «Международном Евразийском Движении» и в других праворадикальных груп-пах, используются для оправдания прямого насилия над чужаками (причем не над вообще нерусскими, а над определенными группами, не вписывающимися в «Евразию»). При этом Дугин был советником Председателя Госдумы, а недавно (2008) стал профессором социологического факультета МГУ, часто приглашается с докладами в СПБГУ,

Артемий МАГУН «В чем состоит фашизм, и откуда он берется». [продолжение] Q

и в этом смысле почти полностью легитимирован.Во-вторых, вокруг откровенного фашизма Дугина или Джемаля есть большая зона, которую можно назвать фашизоидной. Она создает климат, в котором тексты и жесты упомянутых авторов воспринимаются как комильфо. Уже начиная со второй половины 90х в обществе утвердилось манипулятивное отношение к политиче-ским текстам и идеям («политтехнология»), появил-ся особый циничный стиль агрессивной риторики, которая не скрывает, что она чисто демонстративна и «берет» своей эффективностью. Впервые, наверное, этот стиль «придумал» В. Жириновский. Потом он широко использовался, например, в «войне», про-шедшей на российских телеканалах в 1999 г. (стиль С. Доренко), и по нынешний день характерен для крайне агрессивной националистической риторики М. Леон-тьева («Однако»), причем в обоих случаях речь идет о ранее либеральных и рассудительных по стилю жур-налистах. Идущая Чеченская война; противоречия в международных отношениях России предоставили возможность относительно легитимно предаваться риторике насилия. В то же время эта риторика обслу-живает «освободившегося» от идеологии, но фунда-ментально пассивного субъекта, который не готов отказаться от того малого, что обеспечивает его субъ-ективность (квартира, образование, признание своего класса), но хочет хоть как-то выразить и свое я, и свою фрустрацию от господствующей пустоты.Эстетизация насилия была характерна и для массовой культуры 1990х, см. например фильмы типа «Брат», «Брат-2», «Бригада» и т.д. Кроме того, еще с застойных времен, в обществе, в том числе среди интеллигенции, возник огромный интерес к мистическим, оккультным теориям и практикам всевозможного толка, который и выплеснулся во время перестройки, совпав с попу-лярностью коммерческого New Age в западных СМИ.Если в 90х риторика насилия, а также национализм и оккультизм, носили в основном игровой, эстетизи-рующий, и в то же время манипулятивный характер, то в 2000е годы, после прихода к власти В. Путина, они стал приниматься все более всерьез – хотя сте-пень насильственности уменьшилась, распространен-ность подобной риторики среди публичных фигур возросла. Часто эксплуатирует ее и сам Путин, как бы «срываясь» с официального стиля (сортир, обрезание и т.д.), публично унижая своих подчиненных. Кроме того, в 2000е годы фактически официальной идео-логией России стал агрессивный национализм, кото-рый не носит, правда, этнического характера и редко ведет к прямому милитаризму, но, тем не менее, яв-ляется одним из центральных риторических жанров (истории про происки врагов и скучную глупость по-литкорректных американцев).

Итак, в сегодняшней России существует не-кий фашизоидный фон, на котором, в усло-виях резкого социально-экономического слома, и в условиях, если будет неудач-но испробована и провалится очередная либерально-демократическая реформа, воз-можно усиление фашистских движений и их союз с властью. Этот фон можно описать как комплекс популярных и как минимум леги-тимных, терпимых для общества установок, среди которых: манипулятивно-циничное отношение к любым идеям, поиск «мифов», которые надо якобы сознательно создавать (и то, и другое характерно для многих либераль-но настроенных интеллектуалов), эстетизация насилия и насильственной риторики, нацио-налистическая ксенофобия, мотивированная комплексом национального унижения, на-конец, наличие полулегальных боевых моло-дежных групп. Если с праворадикальными группировками должна бороться полиция (которая этого не делает), то с фоном бороть-ся должен каждый гражданин, и особенно интеллектуал на своем рабочем месте. Нужно создать ситуацию, в которой фашизм или полуфашизм перестанет быть комильфо. Но этого не достичь обычной политкорректно-стью, либеральным морализмом. Они – часть проблемы, а не ее решение. Вредным является и чрезмерное обобщение понятия «фашизм», распространение его на любую нелибераль-ную тенденцию, демонизация оппонентов. Только вовлечение людей в конкретную демократическую дискуссию о судьбе страны, демонстрация ограниченности цинизма и эгоизма, критика капитализ-ма, вскрытие корней и бесперспективно-сти исторического фашизма, серьезное просвещение масс в философско-научном смысле (а не в смысле позитивизма, который как раз и порождает мистику в качестве своего необходимого допол-нения) – только это просвещение слева, вкупе с практической борьбой за демо-кратизацию политики и экономики, может лишить фашизм его вульгарного обаяния.

РОССИЯ И РАСИЗМ:

В настоящее время в России не существует значимого фено-мена ультраправой прессы – печатная продукция соответ-ствующего содержания, как правило, не берется в официаль-ное распространение. Однако радикальные националисты с энтузиазмом осваивают интернет-пространство, и особенно сеть Livejournal. Не претендуя охватить в этом небольшом обзоре все ресурсы, воспроизводящие ультраправый дис-курс, сосредоточимся на одной из его «генеральных линий». Всего таких линий две: линия имперского национализма, антизападничества, евразийства (ее мы оставим в стороне), и проевропейская линия белого расизма. Если евразийцы мыслят геополитически, в терминах захвата, поглощения и бесконечного разрастания государства (часто даже искренне желая видеть его мультиэтничным и мультиконфессиональ-ным), то «арийцы», сторонники расовой чистоты, говорят друг с другом на языке биополитики, понятой в узком смыс-ле как политика «крови». Многие из них, имея собственную программу, открыто ассоциируют свои идеи с фашизмом или расизмом.

и л л ю с т р а ц и як м а т е р и а л у :

г р у п п а Р. Э . П . , К и е ви з с е р и и « П А Т Р И О Т И З М »

2 0 1 0 г .

w w w . r e p . t i n k a . c c

Оксана Тимофеева

О Б З О Р У Л Ь Т РА П РА В Ы Х И Н Ф О Р М А Ц И О Н Н Ы Х Р Е С У Р С О В

7

католицизм; Запад и Восток…». Следующее движение, «Национально-Патриотический Фронт Память» (http://community.livejournal.com/npf_pamyat), провозглашает своим идеалом «фа-шистскую монархию»; его девиз: «За сильную власть с русским сердцем». В сообществе широко анонсируется выход пилотного номера журнала «Северный ветер» – «…издания арио-христианской Традиции, вестника ультрарадикальной, опричной мысли». В номере, пишут составители анонса, мы найдем всю правду: «о европейском вожде Адоль-фе Гитлере», «о русском царе Николае Романове», «о Григории Распутине», «о советских ханах и чекистах-маньяках» и тому подобное.Если консервативная утопия монар-хистов – дореволюционное прошлое, то ультраправые демократы «копают глубже». Так, представители движе-ния «Русский образ» (http://community.livejournal.com/rus_obraz, сайт www.rus-obraz.net), считают, что татаро-монгольское иго, а затем царская, и, наконец, советская власть уничтожили святую Русь, идеал которой – «земли», управляемые народным вече. К этому состоянию и следует вернуться, а «…чтобы обеспечить стратегическую безо-пасность, “землям” необходимо объеди-ниться в империю наподобие Священ-ной Римской». Затем эта Святорусская империя объединится с империей евро-пейской («Только союз двух близких, но разных белых империй способен повер-нуть колесо свастики вспять – к Велико-му Возвращению исконных ценностей»), и будет всем счастье.Идейно близкими «Русскому образу» являются национал-демократы (http://community.livejournal.com/ru_nazdem). Их самопрезентация связана с образом прогрессивного западника, для которого национализм – «...цивилизованное,

Начнем со сторонников монархии, и прежде всего, с одной из общин «Русской катакомб-ной церкви истинно православных христиан» (www.katakomb.ru) – «Опричного братства во имя святого преподобного Иосифа Волоцко-го» (блог в LiveJournal – http://iosif-volotsky.livejournal.com). Если характеризовать ее в двух словах, то идеология опричного брат-ства представляет собой радикальный синтез православия и расизма. Логика, благодаря которой такая универсалистская религия, как христианство, соединяется с белым ра-сизмом, специфична: Иисус Христос – бо-гочеловек, который пришел спасти людей, созданных по образу и подобию Бога, то есть белых; чистота духовная должна сочетаться в человеке с чистотой телесной (то есть с чи-стотой крови и белым цветом кожи); Гитлер – один из святых, который вовсе не хотел уничтожить славян (ведь они тоже арийцы!). Поясним, что с самого возникновения уль-траправого дискурса в России началась кон-куренция язычников и христиан. Традицион-но ультраправая среда тяготеет к язычеству, идущему не столько от зова предков, сколько от антихристианства, заимствованного у гитлеризма. На деле такое язычество часто оказывается поверхностным, а то и вовсе уступает место бодибилдингу. Недостаточ-но обладать здоровым, мускулистым телом, говорят опричники, предлагающие на-ционалистам «глубокую духовную основу», которой не могут дать ни языческий фоль-клор, ни, с другой стороны, официальная церковь. В расовом и этническом отноше-нии закрытый, опричный орден отличается религиозной толерантностью: «…Орденским стержнем действительно является право-славие, но при этом границы сохраняются открытыми для восприятия всего великоев-ропейского наследия. Здесь аккумулируется та подлинная Традиция, в свете которой противоречия, казавшиеся предельно непри-миримыми, приходят в предельное согласие: христианство и арийское “язычество”; право-славие и

Далее, все ультраправые делятся на «интеллектуалов» (идеологов), и «бойцов». Поскольку «бойцы» недискурсивны, интернет-пространство заполняют «интеллектуалы» – их немного, но они заботятся о репрезентации и потому обладают высокой степенью медийного при-сутствия, тогда как бритоголовые «бойцы» традиционно обитают в стихии уличной «био-политики» и там осуществляют «прямое действие». Даже эта узкая среда фашиствующих «интеллектуалов» полна разногласий – главным образом религиозных (между язычниками и христианами) и политико-идеологических (между монархистами, демократами, социали-стами и анархистами справа).

современное и демократическое дви-жение». В «Манифесте» национал-демократов говорится, что русская нация должна стать носителем политического суверенитета государства, которое бу-дет построено на этнической основе, на принципах парламентской демокра-тии, федерализма и регионального са-моуправления при условии «…жесткой миграционной политики, направленной на максимальное ограничение въезда “нецивилизованных элементов” из стран Кавказа и Средней Азии (и всех других подобных стран)». Национал-демократы идентифициру-ют себя с белыми европейцами не на религиозно-мистической (арийской), а на светской основе, апеллируя к культуре и развитому гражданскому обществу в Европе. Небелым расам, полагают они, по природе не свойственно пользовать-ся гражданскими свободами. Выделя-ются три начала русского национал-демократического мировоззрения: «крестьянско-анархическое», «буржуазно-националистическое» и «белое расовое». Построенное в соответствии с ними го-сударство должно опираться на малый и средний бизнес, и, конечно, на средний класс, который только и «…может стать фундаментом процветающей нации».Участники Русского Национал-Большевистского Фронта (http://community.livejournal.com/nbf_ru, сайт www.nacbol.org) – отколовшихся от пар-тии Лимонова ультраправых нацболов – выступают, напротив, за сильное патер-налистское государство социалистическо-го типа. Они считают, что мир делится на две половины – русскую и нерусскую. Все, что относится к русской, имеет аб-солютный приоритет, откуда лозунг: «Россия – все, остальное – ничто!». Задачи РНБФ – «восстановление национальной и социальной справедливости» и «фор-мирование единой нации (с преобладаю-щим процентом Русского белого насе-ления…)»; цель – построение «русского социализма». Правые нацболы считают, что капитализм – это «система жестокой эксплуатации людей, превращающая трудяг-арийцев в белых негров и ведущая к мультирасовости общества», и поэтому говорят

об эффективности апроприации лозун-гов у левых. Фашизм же они подверга-ют критике справа – за недостаточное значение, придаваемое итальянскими и немецкими фашистами вопросам чи-стоты расы.Идеологически родственны русским нацболам национал-социалисты (http://community.livejournal.com/ns_gesellschaft, http://community.livejournal.com/ru_ns), считающие, что социализм – это «…общество равных возможно-стей для людей, имеющих одинаковый расово-интеллектуально-биологический статус». Основные тезисы национал со-циалистов: нация создает государство, расовая принадлежность важнее языко-вой, культурной или территориальной, русской нации больше всего подходит общинный социализм. В лучших тра-дициях фашизма, на первый план вы-ходит здоровье нации и расы: в рамках решения этой проблемы предлагаются, в частности, такие меры, как стерилиза-ция или эвтаназия.Новейшим крылом ультраправо-го политического спектра является национал-анархизм, сторонники кото-рого выступают за самоорганизацию и самоуправление. Агитационные мате-риалы национал-анархистов и автоном-ных националистов выложены на сайте www.outlaw-hs.com. По мнению уль-траправых анархистов (а борются они с авторитарностью, фюрер-принципом и централизацией внутри ультра-правого движения), государственно-бюрократической и капиталистиче-ской иерархии должны противостоять автономные этнические сообщества. Деятели национал-анирхизма хотят проживать в «автономных зонах», орга-низованных на основе расовой и куль-турной идентичности. Они объявляют себя защитниками природы и прав жи-вотных: о правах представителей других рас ничего не говорится – ясно только, что они должны жить отдельно, чтобы не нарушать чистоты экосферы. Автономный национализм, происходя-щий от левого национал-социализма, провозглашает своими принципами «приоритет интересов русского народа», социализм

(противостояние капиталистической глобализации), автономность («сете-вой принцип организации»), заботу об окружающей среде и, конечно, физическое и духовное здоровье. «Нам нужна здоровая РУССКАЯ молодежь, чистые и светлые БЕЛЫЕ города на нашей земле, справедливое устройство нового РУССКОГО общества», заявля-ют уважающие природу автономные националисты, придерживающиеся SxE (straight edge) и «…резко высту-пающие против отравления организма любыми токсичными шлаками, будь то курение, алкоголь и любые виды нар-котиков». Понятно, что справедливо устроенное молодое русское общество не может мириться даже теоретиче-ски с неэкологичным существованием больных, слабых, стариков, нерусских или пьяниц. Совсем иное отношение к такой важ-ной в российском контексте теме, как алкоголь, высказывают перспективисты – внеполитичные ультраправые эстеты-декаденты, увлекающиеся поэзией и культивирующие «дионисийское» пьянство. Материалы этой группы выложены в блоге «Перспективизм» (http://community.livejournal.com/perspektivizm) и на сайте «Будешь?» (www.bydesh.narod.ru), а также в жур-нале «Мракобесъ». Перспективисты считают себя последователями Ницше и создателями нового человека. Блог их заполнен, главным образом, стихами о богах, героях и возлияниях. Подоб-ная поэзия представлена и в журнале «Мракобесъ», вместе с прозой и псев-донаучными статьями на «нордиче-ские» темы. Есть свой ресурс и у лю-бителей «арийского гнозиса», то есть ультраправого оккультизма: в сообще-стве http://community.livejournal.com/ariognosis обсуждаются темы апока-липсиса, сакрального значения белой расы, высшего суда Вотана, свастики и других магических символов, древне-германской религии, черной магии и сатанизма, тибетской экспедиции СС, рунических заклинаний или грядущего прихода человекобога Адольфа Гитле-ра в конце времен.

01

Существует, конечно, и масса других ультраправых ресур-сов – мы упоминаем только часть. Важно, однако, что все различия между ними, весь политический, религиозный, эстетический и мировоззрен-ческий плюрализм – кажутся незначительными на фоне более сильного консенсуса, который касается вопросов превосходства русской на-ции и белой расы. Участники самых различных сообществ часто знакомы между собой и называют друг друга «со-ратниками». Это свидетель-ствует, с одной стороны, о поверхностном, «игровом» характере конкретных убеж-дений и гибкости их границ, но с другой – о готовности мобилизации и «поддержки» – то есть перехвата – ультра-правыми любой из основных известных крупных политиче-ских программ.

знание

действие

теория практика

учись борись

выбейфашизм

рис. 1

НАЦИСТСКИЙ ТЕРРОРКТО ЕГО ОСТАНОВИТ?

Максим Степанов

бийство федерального судьи Чувашова вовсе не было неожидан-ностью, это было предсказуемо. Неонацисты, помимо списков и установочных данных своих оппонентов, регулярно публикуют на своих ресурсах программные тексты. Эти террористические планы

доступны в рунете. Причем многие из них основаны уже не на больной фан-тазии, а на прагматичном анализе проделанного и постановке задач нового уровня. Согласно последним такого рода «руководствам к действию», ультра-правые группы должны переходить от «тренировочных» убийств мигрантов, к устранению наиболее опасных врагов для ультраправого лагеря, и далее к широкому дестабилизирующему террору «против системы». Это означает, что «борцы за будущее белой расы» должны сосредоточить свое внимание на под-жогах, взрывах и показательных убийствах представителей судебной и право-охранительной системы. Это своего рода попытка подтвердить свой статус как силы претендующей на власть. Раз пред крайне правыми беззащитны «псы си-стемы», значит вырвать власть из рук нынешних правителей вполне возможно.Кроме призывов и воззваний, расстрелу Чувашова предшествовали и целый ряд других преступлений. Остается нераскрытым убийство антифашиста Ива-на Хуторского. Его застрелили 16 ноября, спустя пару недель после задержа-ния подозреваемых в убийстве Станислава Маркелова и Насти Бабуровой. По прежнему на свободе четверо убийц Федора Филатова, трое убийц Ильи Джа-паридзе. Даже за убийство Александра Рюхина в 2006 до сих пор не пойман А. Паринов, участвовавший в расправе вместе с Тихоновым и другими нациста-ми. В делах о сотнях убийств гастарбайтеров, взрывах, поджогах,

У

прошедших через суды за последние пять лет остаются десятки «неустановленных лиц». Просто почти нет тех людей кто по-настоящему хотел бы найти их. Никакого злого умысла. Просто никому это не нужно. Опера сопровождающие следствие по этим делам как правило дети и родственники старших сотрудников, обустроившихся на своих местах в 90-ые. Их интерес - легкие наркотики и голивудские комедии. Даже свои диалоги они копируют из сериалов про ментов или североамериканских полице-ских. О профессионализме можно говорить край-не редко.Только появление в нашем обществе лю-дей, заинтересованных в доведении этих расследований до конца, может исправить ситуацию. Все убийцы и их подельники должны быть установлены и наказаны. Те, кто хочет реально содействовать ликвида-ции ультраправого террора и неонацизма как явления, должны не просто раздувать политиканскую истерику, а находить силы и средства брать все в свои руки. Нужны ад-вокаты, деньги, публикации в СМИ, нужны смелые, сильные и умные люди, готовые к реальной работе. Это то, что нужно сделать немедленно в качестве реакции на разнуз-данный безнаказанностью террор.Разумеется не меньше необходим и ответ ультраправым там, где они воздействуют на новые поколения. Неонацисты развились в нашей стране за последние 15-20 лет. Вме-сте с Советским Союзом ушли в прошлое и ценности эпохи «социалистического экс-перимента». Над словами «солидарность», «интернационализм», «справедливость» стали смеяться. Это логично. Все эти понятия были дискредитированы номенклатурой, быстро сменившей их на более созвучные новой эпохе: «рынок», «нация», «империя». В Россию пришли законы частной прибыли, стремление к личной выгоде. Все знают, что из этого получилось. В начале девяностых либералы, после расстрела Белого Дома, по-сле войны в Чечне, после президентских вы-боров 96-ого любили повторять, что должно вырасти новое поколение, избавленное от наследия прошлого, тогда-то и решаться все неразрешимые проблемы.И вот те, кому предрекали счастливое «де-мократическое» будущее, выросли. Пока старели пророки, они росли в обстановке неолиберальной войны всех против всех. Росли на текстах группы «Коловрат», напа-дая после в электричках стайками на всех подряд, и скачивали в интернете ролики «студии Формат 18», заряжаясь циничной злостью. Это была злость поколения, ли-шенного каких бы то ни было ориентиров. Социальная апатия вокруг и полный пост-модерн в головах.

Самым простым и привлекательным образчиком для самоидентификации оказался «человек высшей расы». Достаточного того, что ты «белый» (ну или почти белый) и «русский» (что бы ни означал этот термин «кровь», «почву», «язык» - он в любом случае должен был почему-то означать превосходство). Главное, что ты можешь просто причислить себя к «высшей расе» и уже смотреть на людей вокруг с высока, особенно сбившись в стаю. Погромы рынков, избиения африканцев, азиатов на улицах после футбола, нападения на субкультурную молодежь, панков, скейтеров — это все было частью ат-мосферы взросления. 2006-2009 мы увидели множество юнцов, перешедших от хаотичного насилия к серийным убийствам: Рыно, Скачевский, Жихарева, Джавахиш-вили и т.д. Вот они. Долгожданные дети Новой России, дети 90-ых годов рождения: охотятся на дворников и чернокожих студентов, рассказывая в интернете друг другу тонкости мастерства и обмениваясь опытом.Уже в 2006 дала о себе знать новая генерация, все за-говорили о банде Боровикова-Воеводина. Эти ребята решили поиграть в «сверхчеловеков» всерьез, отнимая жизни без разбора. Не жалели даже колеблющихся из собственных рядов. Здесь уже можно было смело гово-рить о террористической структуре. Позже появились Королев, Базылев, Тихонов — это люди, которые целе-направленно готовили себя и свое окружение к право-му терроризму. Убивать беззащитных строителей из таджикистана становилось просто скучно.Все это время отдел УБОП по противодействию экстре-мизму, а позже и целый департамент активно разра-батывали уже совсем забитых нацболов, экологов, кого угодно. «Винтить» людей на митингах и переписывать - гораздо проще, чем допустить признаки экстремизма в очередном убийстве дворника или молодого парня шед-шего на панк-концерт. А начальству нужен результат, нужны показатели. Тем временем неонацисты переходи-ли к подготовке взрывов, поджогов и спланированным индивидуальным убийствам.Но если государство медленно разлагается и подобно тяжелобольному вяло реагирует на любые раздражи-тели, то должно же быть гражданское общество? Не все так просто. Да у нас есть правозащитники и либераль-ные журналисты, которые любят повозмущаться по поводу активности «скинхедов», «фашистов». Однако результат от такого рода возмущений получался всегда прямо противоположенный. Всевозможные либераль-ные речи про толерантность всех ко всему, навязывае-мые отовсюду, очевидно лишь подпитывают среду крайне правых. Нежелание видеть социальных истоков проблемы - упорная черта всех, уповающих на волшеб-ную силу абстрактного права и всеобщей терпимости.

По сценарию либеральной интеллигенции, перестройка, приватизация, пересмотр со-ветских мифов, возвращение к благостным дореволюционным традициям и символам должны были увенчаться цветущей демокра-тией. А вместо этого непонятным образом получилось разлагающееся нефтегосудар-ство, наплевавшее на своих стариков и де-тей. Старики потихоньку вымерли, а дети вы-росли... Естественно для нацистов беззубая либеральная риторика — это идеальное про-тивопоставление. «Сверхчеловек» против неудавшегося проповедника «справедливо-го рыночно-демократического порядка».Но торжество нацистов в новом поколении оказалось не безальтернативным. Начал на-бирать силу противовес, спонтанно рожден-ное на улицах молодое движение антифа-шистов. Точнее некая коалиция молодежи против засилья ультраправых. Антитела в больном организме. Еще не ясная, но уже действенная альтернатива перетягивающая молодежь на свою сторону. В чем сильные стороны этого движения? Почему они ре-зультативнее мобилизуют людей против не-онацистов?Эффективно противодействовать неонаци-стам значит быть с теми кого они сами обо-значили главной угрозой для себя. А обо-значили они эту угрозу для себя более чем однозначно. Надо понять, что так пугало их в таких людях как Федор Филатов, Илья Джа-паридзе, Иван Хуторской? Почему среди дру-гих журналистов и адвокатов были убиты Станислав Маркелов и Анастасия Бабурова? Почему были убиты Александр Рюхин и Алек-сей Крылов лишь за то, что шли на концерт?Федор Филатов — парень из рабочих квар-талов. Смелый и честный - настоящий улич-ный вожак. Любой, кто стоял с ним рядом чувствовал силу в этом человеке. Он был груб с незнакомым человеком, но груб не на-показ, просто всегда говорил прямо то, что думал и делал это в самых ярких выражения. Не интересовался политикой. Презирал и продажные власти, и оппозицию, и всевоз-можных трепачей-радикалов. Он был слиш-ком честным перед собой, чтобы не считать все это цирком. Никаких намеков на полит-корректность. Если Федя видел зазнавшего-ся «вчерашнего пастуха на Dolce & Gabbana» (горячая кавказская молодежь — прим.) или наглого ультраправого «петуха на белых тап-ках» (обутого в белые кросовки, популяр-ные в среде футбольных хулиганов — прим.) встреча могла закончиться серьезной пота-совкой. Правда чаще оппоненты отводили взгляд и шли стороной. Улицы знали его в лицо. За это он и был ненавистен. За то, что сумел объеденить таких же как он, уличную молодежь, но не повестись на лозунги про высшую расу, не гнаться за блестящей жиз-нью по шаблонам MTV, а быть собой.

Илья Джапаридзе — обыкновенный парень из семьи обрусевших грузин. Ценил дружбу, любил девушек. Несмотря на активную жизненную позицию, почти не интересовался российской политикой, хотя был хорошо образован. Любил уличные драки, но всегда старался биться на равных, по fair play (без оружия). То, что он был грузином не имело значения в его самоопределении, он был противником ультраправых не по крови. Ультрапра-вые постоянно сменяют умеренно правых и либералов в верховной власти в самой Грузии, а в Москве, как пока-зывает жизнь, грузин может стать главарем нацистской шайки (Джавахишвили — лидер так называемых «Белых Волков»). Нацистов Илья презирал за подлость, за то, что те боялись честного боя с равным, но охотно могли стаей с ножами кинуться на заведомо более слабого. Илья зани-мался тайским боксом и отлично показывал себя в около-футболе. Его мечтой было избавить притягательную для молодежи среду футбольного хулиганизма от всяческой нацистской и расистской шелухи, ради честных уличных поединков за цвета своего клуба.Иван Хуторской — человек ставший в своем окружении легендой еще при жизни. Человек, чью волю не могли сокрушить тяжелейшие ранения. Богатырское телосло-жение, исключительная смелость и принципиальность, сочетались с позитивным настроением и здравым умом. Спортсмен, юрист, обеспечивавший свою семью. С дет-ства он жил жизнью субкультурной сцены, был известен в очень широких кругах улиц. Среди музыкантов от поп-панка до хард-кора и реггей, среди футбольных хули-ганов, анархистов и леваков. И уж тем более его знали враги. Знали и боялись.Силу этих людей чувствовал и адвокат Станислав Марке-лов, который всегда оказывал юридическую помощь тем из ребят, кто попадал в сложную ситуацию. Дело даже не в его личных взглядах на проблему, ему было приятно чувствовать себя сопричастным к борьбе этих людей. Он чувствовал реальность этих людей организованных снизу по своей инициативе для решения тех проблем, которые их действительно волновали. И молодая журналистка Настя Бабурова также желала вносить свой вклад в это общее дело своими публикациями.Всех этих людей объединяло то, что в безразличном россеянском обществе они стали той силой, которая единственная представляла собой соразмерную ультра-правым широту. Они все больше и больше забирали у нацистов новую молодежь. Этим они были опасны для них. Помимо первоочередных задач по предупреждению преступлений, надо обратиться к тем сторонам противо-действия, откуда нацисты сами чувствуют приближение своего заката. Линия борьбы пролегает даже не на уровне идеологий, а на уровне ценностей, систем ориентиров

6

это н

е тол

ько п

рямо

е нас

илие

и ос

корб

ител

ьны

е гра

ффит

и на

стен

ах до

мов.

Это

даже

не т

ольк

о газ

еты

и те

лека

налы

, объ

явля

ющ

ие «н

ерус

-ск

их» в

инов

ника

ми в

сех б

ед. П

атен

това

нны

й и

откр

ыты

й ра

сизм

низ

овог

о уро

вня

полу

чает

сего

дня

не сл

ишко

м оч

евид

ную

под

держ

ку в

реч

ах ку

хонн

ых

мысл

ител

ей, к

отор

ые з

акре

пили

сь в

вуз

ах и

нау

чны

х инс

титу

тах,

обза

вели

сь н

аучн

ыми

степ

еням

и и

раст

ущим

и сп

иска

ми п

убли

каци

й. Э

ти де

ятел

и тщ

а-те

льно

дист

анци

рую

тся

от кр

айно

стей

, нер

едко

осуж

даю

т пря

мое д

ейст

вие и

изб

егаю

т лиш

ний

раз а

фиш

иров

ать с

вои

связ

и в

ульт

рапр

авой

сред

е.

В от

личи

е от у

личн

ых б

ойцо

в и

бойк

их ж

урна

лист

ов, о

ни ст

ремя

тся

к «об

ъект

ивно

сти»

и «в

звеш

енно

сти»

. В кр

айне

м сл

учае

, они

при

знаю

т себ

я «т

ради

ци-

онал

иста

ми»,

«здо

ровы

ми ко

нсер

вато

рами

», «п

атри

отам

и». З

нако

мая

игра

, не п

равд

а ли

? М

ежду

тем,

и он

и, и

улич

ные р

асис

ты —

это д

ве р

азно

видн

ости

од

ного

и то

го ж

е явл

ения

: нас

ильс

твен

ный

низ и

рес

пект

абел

ьны

й ве

рх. Б

ез р

асис

тов

в до

лжно

сти

преп

одав

ател

ей, б

ез и

х лек

ций,

пуб

лика

ций,

вы

ступ

ле-

ний,

осве

щен

ных в

узов

ским

авт

орит

етом

, сег

одня

на

улиц

ах р

осси

йски

х гор

одов

бы

ло б

ы м

еньш

е нас

илия

, а в

ины

х гол

овах

, в то

м чи

сле с

туде

нчес

ких —

су

щес

твен

но м

еньш

е отк

рове

нног

о мус

ора.

Расизм

«Вирус

расисзма

в рос-

сийском

образо-

вании»

(МАТЕ-

РИАЛ

ДОПОЛ-

НЕН

СВОД-

НОЙ

ТАБЛИ-

ЦЕЙ)

Александр БикбовУльтраправые, расистские и неофашистские взгляды в российском высшем образовании зачастую не полу-чают последовательной доктринальной формы. Чаще носители этих взглядов делают ставку на внушение и смесь из самых разнородных смысловых элемен-тов. Порой ультраправые взгляды транслируются в виде «чисто академических» пересказов, которые отдельные преподаватели предлагают студентам без критического комментария, превознося особую важ-ность околофашистских «классиков» и их эстетиче-скую привлекательность. Трудно обнаружить область (направление, дисциплину), которая сегодня была бы в собственном смысле расистской. Ряд деятелей дает имена своим ультраправым предпочтениям: «евразийство», «традиционализм», «этнопедагогика», «православная социология», «витализм», «русский вопрос». Вероятно, они были бы счастливы превра-тить свои изобретения в самостоятельные «научные» направления. Однако правила игры с учетом образо-вательных стандартов, государственной аккредитации вузов и интеллектуальной респектабельности сегодня таковы, что расистские взгляды в образовательной сфере могут воспроизводиться прежде всего в парази-тической форме. То есть за счет их введения в утверж-денные разделы образовательного цикла, в общие и дополнительные курсы по той или иной признанной исторической, демографической, социологической или управленческой теме. Учитывая подобное пере-кодирование расистских взглядов в более респек-табельные формы, их не следует рассматривать как что-то принципиально внешнее образовательной логике. Гораздо большую опасность педагогическая активность ультраправых представляет как внутрен-няя, рутинная расизация и фашизация образования. В курсах и публикациях подобных деятелей расистские высказыва-ния включены в контекст с формальными признаками научности или нейтральности. Речь может идти об «истории мировой цивилизации», «социальной структуре», «экономической конкуренции», «социальной справедливости», «процессах управления», «общественной динамике» и т.п. Помимо прочего, они нередко перекодируют понятия и тезисы, выдернутые из контекста научной классики, в пользу разнородных «постклассических подходов» собственного изобретения. Эти препода-ватели не ведут открытой ультраправой пропаганды, а некоторые даже с возмущением отвергают идею о политической окраске их суждений. На взгляд профессионального исследователя и компетентного препо-давателя их творения часто представляют собой «смешные выдумки», а их графомания порой граничит с нелепым плагиатом. На взгляд неподготовленных студентов те же курсы и тексты предстают в лучшем случае «отстойными», в худшем — «прикольными». Двойная, политиче-ская и академическая, система кодирования служит главным условием безопасности и формальной допустимости таких убеждений в стенах образовательных институций.

1

Важно иметь в виду, что расизм и неофашизм имеет не только этническую форму. Не менее, если не более распространенный сегодня тип ультраправых воззрений — социальный расизм, то есть утверж-дение неполноценности отдельных социальных категорий современного общества: социальных низов, рабочих, интеллигенции и интеллектуалов, мигрантов, — и призывы разными способами их «нейтрализовать». Такой перенос комплекса низшей расы на представителей «своего» общества, вплоть до призывов к уничтожению, массовому тюремному заключению, превентивному милицейскому кон-тролю или половой стерилизации — жест не менее угрожающий и разрушительный, чем утверждение этнической или расовой неравноценности. Таблица фиксирует оба типа расизма — этнический и со-циальный.Поскольку материал образовательных курсов редко документирован и в целом мало доступен, для иллюстрации расистских и неофашистских взгля-дов, представленных сегодня в российском высшем образовании, взяты публикации некоторых авторов, преподающих в вузах, возглавляющих кафедры и целые факультеты. Как явствует из приводимой таблицы, эти люди — доктора и кандидаты наук. Наличие у них научной степени нередко использу-ется как аргумент в пользу состоятельности расист-ских суждений: мол, это же признанные ученые, значит их мнение разделяется в научной среде. На самом деле, научные степени этих деятелей — не признание расизма наукой, а повод для серьезной критики самого механизма научного признания. Общий научный уровень в российских вузах и исследовательских институтах сегодня настолько низкий, что для защиты кандидатской и докторской диссертации нередко годится самое неожиданное сочетание выжимок и выдумок. В результате, среди прочих «самородков» эту низкую планку берут и расистски ориентированные авторы, чьи тексты с академической точки зрения — лишь часть пестрого дилетантского пейзажа. Нередко расистски настро-енные преподаватели группируются на отдельных кафедрах и факультетах, облегчая себе карьерное продвижение в среде единомышленников.

Заметными центрами расистской и ультраправой образовательной сцены сегодня выступают социо-логический факультет МГУ, кафедра философии Барнаульского педагогического университета, кафе-дра социологии Горно-Алтайского государственного университета, отдельные кафедры МГИМО. Этот список можно и нужно дополнять, чтобы прояснить вузовскую географию современного расизма, его опорные точки.Важно знать не только имена отдельных расистов от образования, но и узнавать сами расистские идеи и ярлыки, порой преподносимые с кафедры как образцы мышления. Поэтому таблица начинается с примеров и образчиков расистских суждений и лишь затем называет их авторов. Сам сведенный в таблицу ряд суждений и авторов весьма ограничен, однако он отражает основные тенденции в образова-тельном расизме: от тривиального антисемитизма, утверждения неполноценности отдельных наций и превознесения «природной иерархии», до пред-ставления о «едином образе мысли» нации и пере-дачи культуры через кровь и гены. Кто-то из авторов — претендует на позицию убежденного идеолога ультраправого фланга, как Дугин. Кто-то, как Мала-шенко, почти случайно проговаривается, не ставя перед собой пропагандистских целей. Для иллю-страции отобраны прежде всего суждения русского этнического расизма, который порой соединяется с превознесением православия (или, более широко, «ценностей христианства»), российской империи и СССР, национального и националистического государства, презрением к низшим социальным слоям и, в целом, ко всему «слабому». Зеркальным отражением и прямым родственником русского ра-сизма являются расизмы в других национальных, в том числе образовательных контекстах. Достаточно заменить слово «русский» иным этническим зна-ком — и почти с уверенностью можно найти анало-гов Дугина, брата и сестры Соловей, Добренькова, Григорьева и т.п. в каком-нибудь постсоветском вузе за пределами России, с поправками на местную по-литическую конъюнктуру. В конечном счете, все эти суждения скрепляются не логической связью между этническими, религиозными, государственнически-ми и т.д. элементами. Их диктует одна из политиче-ских страстей, одна из самых примитивных — болезненная абсолютизация силы и власти.

71

Паразиты[сводная таблица]

Дугин Александр Гельевич кандидат философских наук,

директор Центра консервативных исследований

социологического факультета МГУ

Соловей Валерий Дмитриевич доктор исторических наук, заведующий кафедрой

связей с общественностью Московского государственного института международных

отношений (МГИМО), эксперт Горбачев-Фонда

Добреньков Владимир Иванович доктор философских наук,

декан социологического факультета МГУ

Соловей Татьяна Дмитриевна доктор исторических наук, доцент кафедры этнологии. Исторического факультета МГУ

Зайцев Валерий Александрович кандидат исторических наук,

доцент кафедры политической историиКостромского государственного технологического

университета

Сущность фашизма - новая иерархия, новая аристократия. Новизна состоит как раз в том, что иерархия строится на есте-ственных, органичных, ясных принципах — достоинство, честь, мужество, героизм.

По аналогии с национал-социализмом, который часто называли просто «немец-ким социализмом», о русском фашизме можно говорить как о «русском социализ-ме». Этническая спецификация термина «социализм» в данном контексте имеет особый смысл. Речь идет об изначальной формулировке социально-экономической доктрины не на основе абстрактных догм и рационалистических законов, но на основе конкретных, духовно-этических и культурных принципов, органически сформировавших нацию как таковую. Русский социализм - это не русские для социализма, но социализм для русских.

В рамках русского этноса русский на-ционализм должен быть единственной и тотальной идеологией, могущей иметь свои различные версии и уровни, но всег-да остающейся постоянной во всем, что касается постановки категории «нации» над категорией «индивидуальности». В конечном счёте, должен быть выдвинут радикальный лозунг: «нация — всё, инди-видуум — ничто».

Три варианта гражданской войны: РФ против ближнего зарубежья, рус-ское население РФ против инородцев, регионы против центра, - принципи-ально неприемлемы для всех тех, кто действительно озабочен национально-государственными интересами России и русского народа... Следовательно, гражданскую войну по этим трем сцена-риям патриоты должны предотвратить любым способом. Не говоря уже о том, что с моральной точки зрения, она им и не выгодна. А коль скоро это так, то логично предположить, что к провокации такого рода конфликтов (если они начнут разгораться) приложат руку именно мондиалисты.

«Тотальный традиционализм» возник... как особая идеология, ратующая за пол-ный и бескомпромиссный возврат к цен-ностям традиционной священной циви-лизации, чьим абсолютным отрицанием является современная материалистиче-ская и секуляризированная цивилизация — «современный мир» как таковой.

Меньшинство, мнение которого необ-ходимо учитывать, должно подчинять-ся большинству. В этом смысл и суть человеческого общежития...

Надо знать внешних врагов, четко сформулировать, кто они. Меня удив-ляет, что многие партии не формули-руют эти позиции, как будто у страны нет противников. ... Идет борьба. Есть противники — политики, государства — их надо знать, называть, и внешних, и внутренних.

Зачем будоражить страну всенарод-ными выборами? Страшно даже по-думать, кто избирает власть в России. В выборах участвует более миллиона заключенных, участвуют также и не-вменяемые люди, которые не понима-ют, кого сами выбирают, да они просто не могут сделать сознательный выбор. В выборах также участвуют чукчи, живущие на севере, которые ничего не знают, не смотрят телевизор, не имеют ни малейшего представление о нынешней политике, зато участвуют в выборах.

Менталитет современного человека, и русского человека в особенности, деформирован просвещенческим па-фосом резко отрицательного отноше-ния к религии.

Русский человек должен верить во что-то, если у него отнять веру, то он потеряет себя. Сейчас только религия придает жизни человека смысл.

В европейских странах десятки и сотни тысяч беженцев из бедных стран — Алжира, Туниса, Эфиопии, Нигерии, Турции, Албании создают высокую криминальную ситуацию и являются источником невиданно быстро уве-личивающегося роста преступности. Коренное население многих стран Европы... очень озабочено ростом преступности и требует введения смертной казни как устрашающей и превентивной меры.

Этнос/этничность представляет уникальный механизм трансляции врожденных, присущих данной биологической группе социальных ин-стинктов восприятия и действия. ...Этнос можно кратко определить как сущностно биологиче-скую группу социальных существ.

Успех русской истории был предопределен творившим ее народом. Каким именно наро-дом? Давайте говорить без экивоков — именно русским народом, а не какой-нибудь «многона-циональной общностью».

Россия как целостность существует только благодаря русским, которые эту целостность и создали.

Русскость — не культура, не религия, не язык, не самосознание. Русскость — это кровь (точнее — генетическая и биохимическая конституция).

Грандиозный успех России в истории оказался возможен лишь благодаря русской витальной силе. ... В обобщенном виде под «витальной силой» или «витальным инстинктом» понимает-ся совокупность специфических характеристик функционирования этноса как биосоциального явления.

Народы, покорно склонявшие выи перед любы-ми иноплеменными пришельцами, народы, чей вклад во всемирную культуру ограничивается парой-тройкой гастрономических изысков или фольклорных номеров, народы, сохранившиеся на свете лишь благодаря доброй воле их север-ного соседа, предстают в собственных истори-ях... воплощениями всех и всяческих достоинств.

Невозможно строить государство и формиро-вать нацию — неважно, демократические или нет, — не опираясь на национализм...

Так что же... история России должна писаться в патриотическом ключе вопреки любым фактам? Если угодно, да. Хотя бы потому, что жизнеут-верждающий взгляд на прошлое критически важен для сохранения психического здоровья и морального сплочения нации, для ее способно-сти творить собственное будущее.

« е в р а з и й с т в о » , « т р а д и ц и о н а л и з м » « р у с с к и й в о п р о с » « п р а в о с л а в н а я с о ц и о л о г и я »

имена,

места работы, должности,

цитаты

« э т н о п е д а г о г и к а »

« в и т а л и з м »« т е о р и я ж и з н е н н ы х с и л »

« р у с с к и й в о п р о с »

« о б е с п е ч е н и ен а ц и о н а л ь н о й б е з о п а с н о с т и »

« з а щ и т а п р а в б о л ь ш и н с т в а »

Филиппов Василий Никиф. доктор философских наук, профессор кафедры

философии Барнаульского государственного педагогического университета (БГПУ)

Малашенко Алексей Всеволодович доктор исторических наук, профессор Московского

государственного института международных отношений (МГИМО), профессор Государственного университета —

Высшей школы экономики (ГУ-ВШЭ),эксперт Московского центра Карнеги

Григорьев Святослав Иванович доктор социологических наук, член-

корреспондент Российской Академии образования, профессор кафедры социологии, политологии и

культурологии Горно-Алтайского государственного университета,

глава националистической организации«Славянское общество»

Вакаев Владислав Ал.кандидат философских наук,

старший преподаватель кафедры философии БГПУ Носкова Антонина Вячеславовна доктор социологических наук, профессор кафедры

социологии МГИМО, начальник отдела мониторинга социальной сферы Российского государственного

социального университета

Прохожев Александр А.кандидат исторических наук, доцент кафедры

отечественной истории Барнаульского гос. педагогического университета, преподаватель Алтайской государственной педагогической

АкадемииИсходными понятиями рассматри-ваемой теории выступают категории «жизненные силы» и «жизненное пространство» человека как биопси-хосоциального существа, субъекта общественных отношений.

Жизненные силы человека, воздей-ствуя на средства жизнеосуществле-ния, жизненное пространство своим количеством, качеством и мерой, порождают, соответственно, отноше-ния владения, пользования, распоря-жения.

Речь идет об экспансии сионизма в мире в целом и у нас в стране, в част-ности. И сионистская опасность не менее страшна, чем коммунистическая опасность, которая создала ситуацию кастрации русского национального самосознания, русской культуры у нас в стране, создала ситуацию глобаль-ного кризиса русской национальной государственности, русской нацио-нальной культуры. ...Захват еврейским национальным меньшинством в 90-е годы собственности и власти в России создал сейчас конфликтную ситуацию.

Антисемитизм — это закономерная реакция народов на захватническую, эксплуататорскую политику еврейства, на его стремление закабалить другие народы, разрушить их национальные, религиозные, моральные и культур-ные ценности.

Прежде всего отметим обилие кавказ-цев в российских городах, что само по себе является непривычным и раздражающе действует на коренное русское население. ... Уроженцы Кавка-за традиционно занимали важные по-зиции в торговле, на рынках, где они стремились диктовать свои, зачастую завышенные цены.

Жители Кавказа принесли на россий-ские равнины свои, не принятые в России стереотипы общественного поведения — громкий говор, бур-ную жестикуляцию, презрительно-пренебрежительное отношение к (русским) женщинам. Вызывает непри-язнь и показная ориентированность кавказцев на престижное потребле-ние.

Ислам ассоциируется с наплывом в Россию мигрантов, которые зачастую ведут себя неадекватно, демонстрируя неуважение к местным традициям и обычаям, что составляет прочную основу настороженного и откровенно негативного отношения.

Суженное воспроизводство населения, при котором численность коренного населения сокращается, а доля этни-ческих мигрантов (которые во втором поколении становятся коренными жителями) растет, может повлиять на дестабилизацию социального по-рядка. ... Современные миграционные процессы в России, при некоторой пользе для решения демографических и экономических вопросов, таят в себе многие опасные тенденции.

Владение русским языком постепенно перестает быть обязательным усло-вием комфортного существования в России, что вызывает естественное раздражение коренного населения, подрывает единый социокультурный фундамент общества и, безусловно, представляет угрозу безопасности страны.

Чтобы думать, размышлять по поводу вселенского грабежа России и русской нации нынешними, иностранного происхождения правителями нашей Родины, надо прежде всего пережи-вать отношение грабежа и насилия.

Десятилетие полного еврейского господства в России привело к повы-шению смертности над рождаемо-стью... Россию бросили в долговую яму, подчинив еврейским банкирам из Международного валютного фонда.

Элементом группы «субъективных» факторов [развития нации] служит психический склад этноса или этни-ческая психология, которые нельзя отождествлять с культурой.

Из признаков, определяющих нацию, только особенности психологического склада могут передаваться (частично) по наследству.

91

« е в р а з и й с т в о » , « т р а д и ц и о н а л и з м »

« р у с с к и й в о п р о с »

« п р а в о с л а в н а я с о ц и о л о г и я »

Паразиты [сводная таблица II]

имена,

заглавия некоторых тематических текстов

расистские тезисы и элементы

Дугин Александр Гельевич Добреньков Владимир Иванович

Соловей Валерий Дмитриевич,Соловей Татьяна Дмитриевна,Зайцев Валерий Александрович

с о ч у в с т в е н н а я а п е л л я ц и я к ф а ш и с т с к и м и н а ц и с т с к и му ч е н и я м 1 9 2 0 - 4 0 - х г г .

о т о ж д е с т в л е н и е с о ц и а л и з м а и ф а ш и з м а , р а д и к а л ь н о п р а в о г о и р а д и к а л ь н о л е в о г о

п р е в о з н е с е н и е п р и р о д н о й и е р а р х и и и с о ц и а л ь н о г о э л и т и з м а

в о с х в а л е н и е н о в о й( с в е р х ) ч е л о в е ч е с к о й р а с ы

у т в е р ж д е н и е в ы с ш е й р е а л ь н о с т и н а ц и и

п р и п и с ы в а н и е н а ц и и « о р г а н и ч е с к о й с у щ н о с т и » и е д и н о й м и с с и и

у т в е р ж д е н и е в к а ч е с т в е о с н о в н ы х д е й с т в у ю щ и х с и л п о л и т и ч е с к о й б о р ь б ы « и с к о н н ы х » и « и н о р о д ц е в » , к о р е н н ы х э т н о с о в и и н о с т р а н н ы х з а х в а т ч и к о в

у т в е р ж д е н и е « и с к о н н о г о » э т н и ч е с к о г о в л а д е н и ят е р р и т о р и е й

т р е б о в а н и е п о д ч и н и т ь о б щ е с т в е н н у ю ж и з н ь з а д а ч е с о х р а н е н и я н а ц и о н а л ь н о г о г о с у д а р с т в а в м и р о в о м п р о т и в о с т о я н и и

с в е д е н и е с о ц и а л ь н о г ок г е о г р а ф и ч е с к о м у , у т в е р ж д е н и е з а в и с и м о с т и о б щ е с т в е н н ы х о т н о ш е н и й о т п р о и з в о л ь н о в ы д е л е н н ы х п р и р о д н ы х р е г и о н о в

у т в е р ж д е н и я о б и о л о г и ч е с к о м п р о и с х о ж д е н и и э т н о с а

в ы в е д е н и е к у л ь т у р ы и з « э т н и ч е с к и х и н с т и н к т о в »

д е к л а р а ц и я р а с о в о й и э т н и ч е с к о й н е р а в н о ц е н н о -с т и , у т в е р ж д е н и е н е п о л н о -ц е н н о с т и « н и з ш и х » н а р о д о в

п р и п и с ы в а н и е р а з н ы м о б щ е с т в а м р а з л и ч н о г о у р о в н я « в и т а л ь н о й с и л ы »

п р и п и с ы в а н и е р а з л и ч н ы м э т н и ч е с к и м о б щ н о с т я м е д и н о г о ( р а с о в о г о ) о б р а з а м ы с л и

н а в я з ы в а н и е н а ц и о н а л и з м а к а к и н с т р у м е н т а р е ш е н и я с о ц и а л ь н ы х п р о б л е м

п р и з ы в ы к з а м е н е и с т о р и ч е с к о й к р и т и к и н а ц и о н а л и с т и ч е с к о й п р о п а г а н д о й

п р е в о з н е с е н и е э т н и ч е с к о г о и н а ц и о н а л и с т и ч е с к о г о г о с у д а р с т в а

с в е д е н и е в н у т р е н н е й и в н е ш н е й п о л и т и к и к б о р ь б е п р о т и в в р а г о в

о т р и ц а н и е з а л ю д ь м и п о л и т и ч е с к о й и к у л ь т у р н о й с а м о с т о я т е л ь н о с т и

у т в е р ж д е н и е « н а ц и о н а л ь н о г о х а р а к т е р а и м е н т а л и т е т а » , н у ж д а ю щ е г о с я в с и л ь н о м л и д е р е

п р и з ы в ы к е д и н о м у п о р я д к у , г д е м е н ь ш и н с т в о п о д ч и н я е т с я б о л ь ш и н с т в у

п р и п и с ы в а н и е с о ц и а л ь н ы м н и з а м з а в е д о м о о п а с н ы х и п р е с т у п н ы х н а к л о н н о с т е й , т р е б о в а н и е ж е с т к о г о к о н т р о л я н а д н и м и

п р и з ы в к и с п о л ь з о в а н и ю с м е р т н о й к а з н и к а к с р е д с т в а у с т р а ш е н и я п р е с т у п н и к о в , б е д н ы х , м и г р а н т о в

н а п а д к и н а р а ц и о н а л ь н о е п р о с в е щ е н и е , п р е в о з н е с е н и е р е л и г и и к а к и с т о ч н и к а о б щ е с т в е н н о г о п о р я д к а и с м ы с л а

« Ф а ш и з мб е з г р а н и ч н ы й и к р а с н ы й »

« О с н о в ыг е о п о л и т и к и »

« К о н с п и р о л о г и я »

« Л о г о с и м и ф о с . Г л у б и н н о ер е г и о н о в е д е н и е »

« А б с о л ю т н а яР о д и н а »

« Р у с с к а я в е щ ь »

« Ф и л о с о ф и я т р а д и ц и о н а л и з м а »

« О с н о в ы е в р а з и й с т в а »

« П о с т ф и л о с о ф и я »

« И с т о р и ч е с к и ес м ы с л ы р у с с к о г он а ц и о н а л и з м а »

« Р у с с к а я и с т о р и я : н о в о е п р о ч т е н и е »

« О с н о в н о й ф а к т о р »

« Н а р у и н а х Тр е т ь е г о Р и м а »

« Н е с о с т о я в ш а я с я р е в о л ю ц и я : и с т о р и ч е с к и е с м ы с л ы р у с с к о г о н а ц и о н а л и з м а »

« К р и з и с р у с с к о й и д е н т и ч н о с т и н а р у б е ж е Х Х – Х Х I в в . »

« А е с т ь л и р у с с к а я н а ц и я ? »

« Н а ц и о н а л ь н о е с в о е о б р а з и е р у с с к о й к у л ьт у р ы ,м е н т а л и т е т а , л и ч н о с т и »

« О б ъ е д и н и м с я п р о т и в з л а — и л и ш ь т о г д а с п а с ё м о т ч и з н у »

« Р у с с к о м у ч е л о в е к у н у ж е н с и л ь н ы й л и д е р и м о щ н а я д у х о в н а я о п о р а »

« П р а в о с л а в н ы ец е н н о с т и д о л ж н ы с т а т ь о с н о в о йц е н н о с т н о й д о к т р и н ыг о с у д а р с т в а »

« Н а с у б и в а ю т »

« Р а н н и е п о л о в ы е с в я з и р а з р у ш а ю т и н с т и т у т б р а к а »

« З а ч е м б у д о р а ж и т ь с т р а н у в с е н а р о д н ы м и в ы б о р а м и ? »

« э т н о п е д а г о г и к а »

« в и т а л и з м »« т е о р и я ж и з н е н н ы х с и л »

« р у с с к и й в о п р о с »« о б е с п е ч е н и ен а ц и о н а л ь н о й б е з о п а с н о с т и »

« з а щ и т а п р а в б о л ь ш и н с т в а »

имена,

заглавия некоторых тематических текстов

расистские тезисы и элементы

Филиппов Василий Никифорович,Вакаев Владислав Александрович Малашенко Алексей Всеволодович,

Носкова Антонина Вячеславовна

Григорьев Святослав Иванович,Прохожев Александр А.

с в е д е н и е г о с у д а р с т в е н н ы х и в л а с т н ы х о т н о ш е н и й к и н о с т р а н н о й и н т е р в е н ц и и и л и э т н и ч е с к о й о к к у п а ц и и

п р и п и с ы в а н и е э т н о с у е д и н о г о п с и х и ч е с к о г о с к л а д а

у б е ж д е н и е , ч т о э т н и ч е с к и е , н а ц и о н а л ь н ы е х а р а к т е р и с т и к и п е р е д а ю т с я п о н а с л е д с т в у

« к л а с с и ч е с к и й » а н т и с е м и т и з м : т е з и с о з л о к о з н е н н о с т и е в р е е в

п р я м о е и л и к о с в е н н о е п р е д с т а в л е н и е « н е р у с с к и х » , « н е к о р е н н о г о н а с е л е н и я » ( « к а в к а з ц е в » , к и т а й ц е в , е в р е е в , м у с у л ь м а н и т . д . ) о п а с н ы м и ч у ж а к а м и

у к а з а н и е н а м и г р а н т о в к а к г л а в н ы й и с т о ч н и к с о ц и а л ь н ы х п р о б л е м : б е з р а б о т и ц ы , п р е с т у п н о с т и , у х у д ш е н и я у с л о в и й ж и з н и

с о о т н е с е н и е а к т и в н о с т и , о б р а з а ж и з н и « н е к о р е н н ы х » ж и т е л е й с н е г а т и в н ы м и э т н и ч е с к и м и и р е л и г и о з н ы м и с т е р е о т и п а м и

п р я м о е и л и к о с в е н н о е у т в е р ж д е н и е о б ъ е к т и в н о с т и э т и х с т е р е о т и п о в

х а р а к т е р и с т и к ам и г р а н т о в к а к у г р о з ы д л я г о с у д а р с т в е н н о й ( н а ц и о н а л ь н о й ) б е з о п а с н о с т и

с в е д е н и е о б щ е с т в е н н ы х о т н о ш е н и й к « в и т а л ь н о й с и л е » о б щ е с т в и н а ц и й

п р е в р а щ е н и е « ж и з н е н н о г о п р о с т р а н с т в а » в о с н о в н о й ф а к т о р о б щ е с т в е н н о й ж и з н ир а с с м о т р е н и е « е в р е й с к о й э к с п а н с и и » к а к о с н о в н о й в н е ш н е п о л и т и ч е с к о й у г р о з ы

о б в и н е н и е е в р е е в в с о ц и а л ь н о м к р и з и с е , к о р р у п ц и и и и н ы х о б щ е с т в е н н ы х п р о б л е м а х

о п р а в д а н и е а н т и с е м и т и з м а

« Э т н о п е д а г о г и з а ц и я п р о ц е с с а о б у ч е н и я и в о с п и т а н и я »

« С и с т е м ас о ц и а л и з а ц и и к а к о р у ж и ец и в и л и з а ц и и »

« В о с п и т а н и ен а ц и о н а л ь н о г о п а т р и о т и з м а у ч а щ и х с я с р е д с т в а м и э т н о п е д а г о г и к и »

« Р у с с к и й ч е л о в е к : п о г р у ж е н и е в б е з д н у в а р в а р с т в а »

« М и г р а ц и я в Р о с с и ю : у г р о з ы и п о с л е д с т в и я »

« К с е н о ф о б и ив п о с т с о в е т с к о м о б щ е с т в е »

« К а к и м н а м в и д и т с я и с л а м »

« Н а б о л е в ш а я п р о б л е м а :о п а с н о с т ь с и о н и з м а в Р о с с и и »

« О с н о в ы н е к л а с с и ч е с к о й с о ц и о л о г и и »

« Те н е в о й н а р о д ( к и с т о р и и е в р е е в в Р о с с и и ) »

« В и т а л и с т с к а я с о ц и о л о г и я :п а р а д и г м а н а с т о я щ е г о и б у д у щ е г о »

« Р о с с и я и р у с с к а я н а ц и я : т р у д н ы й п у т ь к с а м о п о з н а н и ю »

« К р и з и с ж и з н е н н ы х с и л р у с с к о й н а ц и и н а п о р о г е X X I в е к а »

12

Европейский фашизм на рубеже столетий – это брат-близнец, то есть пугающий «двойник», наиболее радикальных проявлений свободы и общности, которые возникают в ситуации кри-зиса основанного на труде общества. Это зловещая карикатура на то, что мужчины и женщины могли бы делать в эпоху всеобщей коммуникации, когда знание и мысль умело выдают себя за общее благо. Это превращение в кошмар того, что Маркс называл «грезой о предмете».Постсовременный фашизм расцветает не в закрытых кабинетах министерства внутренних дел, а, напротив, в калейдоскопе городских форм жизни. Он развивается не в неизменно внушаю-щем страх контексте институциональных аппаратов, но связан с тем, что должно бы заслужи-вать большей надежды: с коллективными моделями поведения, уклоняющимися от политиче-ской репрезентации. Это не жесткая отправная точка учрежденной власти, но эвентуальная конфигурация народной «контрвласти». Он может стать физиогномической чертой низших классов, способом, каким они заклинают и одновременно подтверждают свое подчиненное положение. Коротко говоря, новый фашизм предстает гражданской войной внутри простран-ства подневольного труда, пораженного технологической бурей и постфордистской этикой. Он очень близко затрагивает массовую интеллектуальность, автономистские и антигосудар-ственные импульсы, любую «обычную сингулярность» и граждан, которых ожесточило обще-ство зрелищ.В противостоянии с фашизмом левые настаивали на проведении непреодолимой дистанции, чуть ли не антропологического различия; напротив, вопрос сегодня в том, чтобы распознать его природу кривого зеркала. Иными словами, близость фашизма производственному и куль-турному опыту, из которого исходит в том числе и революционная политика. Только жест сближения может обеспечить адекватное противоядие. Посмотреть брату-близнецу в лицо означает поместить свою собственную практику в чрезвычайное положение, когда самый благоприятный ход событий всегда чреват катастрофой.

Европейский фашизм рубежа столетий является патологической реакцией на по-ступательное перемещение верховной власти во внегосударственные структуры и на явно устаревший характер труда под началом хозяина. Уже по этим причинам он – антипод исторического фашизма. Любая перекличка или аналогия, подска-зываемые этим словом, вводят в заблуждение. И все же использовать его умест-но: уместно для того, чтобы указать – сегодня, как и в 1920-х годах – на явление, существенно отличающееся от консервативной, узколобой, репрессивной тен-денции, исходящей от правительства. Указать на брата-близнеца, жизнестойкого и пугающего.

Метаморфозу общественного строя на Западе в 1930-е годы определяли иногда выражением столь же характерным, сколь и парадоксальным: социализм капитала. Это словосочетание от-сылает к решающей роли, которую взяло на себя государство в экономическом цикле под конец либеральной эры laissez-faire (государственного невмешательства), к процессу центра-лизации и планирования, ведомому госпредприятиями, к политике полной занятости, к воз-никновению социального обеспечения. Капиталистическим ответом на Октябрьскую револю-цию и кризис 1929 года явилось гигантское обобществление (или, вернее, огосударствление) производственных отношений. Согласимся с Марксом: имело место «преодоление частной собственности на самой же территории частной собственности». Исторический фашизм, как известно, представлял собой разновидность или выражение «социализма капитала». Гиперо-государствление, милитаризация труда (не без связи с его превознесением), государственная поддержка платежеспособного спроса, политический фордизм (перенесенный в форму прав-ления): таковы его некоторые бросающиеся в глаза черты.

Т Е З И С Ы О Н О В О МЕ В Р О П Е Й С К О М Ф А Ш И З М Е *

( 1 )

( 2 )

( 3 )

ПаолоВирно

*читая текститальянскогофилософа-неомарксиста Паоло Вирно необходимо иметь в виду, что он описывает именно современную евро-пейскую ситуацию. Фашизм в Европе в своём современном состоянии выглядит совсем иначе, нежели мы видим его в России. Тем не менее важно иметь представление о том, как современ-ные европейские мыслителианализируютнеонацизм в новых капиталистических обстоятельствах.Коммаентарий к этой ситуации см. Кр. Кайндль «Неолиберальные изменения...» на стр. 26—27

( п е р е в о д с а н г л . А л е к с а н д р а С к и д а н а )

Разработанная лордом Кейнсом модель нашла свое практическое осуществление не толь-ко в «Новом курсе» Рузвельта, но и в экономической политике Третьего Рейха. Метаморфозу общественного строя на Западе в 1980 – 1990-е годы наиболее подходящим образом можно суммировать выражением «коммунизм капитала». Это означает, что капи-талистическая инициатива планово организует – к своей же выгоде – именно те матери-альные и культурные условия, которые с коммунистической точки зрения обеспечили бы спокойный реализм. Подумаем о целях, составляющих «суть желаемого» для современных революционеров: положить конец нестерпимому скандалу, каковым является наемный труд, упразднить государство как производство принуждения и «монополию на полити-ческое решение», повысить ценность всего, что составляет неповторимую жизнь инди-видуума. И что же? В течение последнего десятилетия были предложены тенденциозные, чудовищные интерпретации этих самых целей. Во-первых, необратимое сокращение об-щественно необходимого рабочего времени произошло синхронно с увеличением часов штатных и маргинализацией внештатных сотрудников. Даже когда – особенно когда! – их принуждают к сверхурочным, совокупность подневольных работников преподносится как перенаселение или «промышленная резервная армия». Во-вторых, радикальный кризис или даже распад национальных государств можно объяснить воспроизведением в мини-атюре формы государства по типу матрешки. В-третьих, после падения действительного, имеющего силу «всеобщего эквивалента», мы наблюдаем фетишистский культ различий. Однако этот последний, претендуя на искусственное материально-правовое обоснование, порождает всевозможные дискриминирующие и подавляющие иерархии. Европейский фашизм на рубеже столетий питается «коммунизмом капитала». Он ведет свою игру на неопределенной границе между работой и не работой, на свой лад органи-зует прибавочное социальное время, поддерживает раковое расползание формы государ-ства, предлагает непостоянные убежища от непринадлежности и неукорененности, про-истекающих из структурных условий «перенаселенности», артикулирует неустойчивые, но угрожающие «различия».

В своем исследовании авторитарного государства 1942 года Макс Хоркхаймер характеризует материальный базис фашизма как систематическое разрушение сферы циркуляции, охватывающей Liberté и Egalité[1]. Согласно Хоркхаймеру, концентрация процесса производства на стороне монополий сводит на нет ту видимость «справедливого обмена» между равными субъектами, на которой покоится юридическое равенство и весь «эдем буржуазных прав». С упадком свободной конкуренции tout court рушится и свобода. Деспотизм фабрично-го режима, вместо того чтобы оставаться тайной постыдной истиной, выходит на передний план, неприкрыто подчиняет себе сферу циркуляции, становится институциональной моделью, утверждает себя как подлинный nomos земли. Эффективные способы массового производства вторгаются в политику и ор-ганизацию государства. На смену процедурам, которые основываются на кон-сенсусе (чья модель – это обмен эквивалентами), приходят предписывающие процедуры технического характера, измененные конкретными взаимосвязями рабочего процесса. В послевоенный период антифашизм начинает осознавать материальные усло-вия, предопределившие крушение либеральных режимов. В результате, что-бы не дать себя обмануть словам, он понимает демократию как прежде всего демократию индустриальную. Имеющие гражданство в сильном смысле суть больше уже не атомизированные индивиды, взаимодействующие на рынке, а производители. Рабочая идентичность и демократическая идентичность стре-мятся совпасть. Индивидуума представляет его или ее работа, работа государ-ства. Таков глобальный план, иногда реализованный, иногда нет, но во всяком случае обеспеченный конституционным статусом. Закат Первой итальянской республики не есть нечто отличное от краха этого плана, от несостоятельности самих его оснований. И именно на руинах индустриальной демократии, демо-кратии рабочей, нам дано увидеть силуэт постсовременного фашизма.

( 4 )

[ 1 ] M a x H o r k h e i m e r . A u t o r i t ä r e r S t a a t . G e s a m m e l t e S c h r i f t e n , v o l . 5 ( F r a n k f u r t a m M a i n :S . F i s c h e r , 1 9 8 7 ) , 2 9 3 – 3 1 9

Всего лишь остаточный вес рабочего времени в производстве богатства, решаю-щая роль, которую играют в нем абстрактное знание и языковая коммуникация, тот факт, что центр тяжести процессов социализации находится за пределами завода и офиса, общественное презрение к любому переосмыслению «трудовой этики», – все это (и кое-что еще) вновь делает постфордистскую рабочую силу политиче-ски непредставляемой. Если эта непредставляемость не становится позитивным принципом, конституирующей осью, определяющим элементом демократии, она может, как простое «больше не», создать условия для резкого ограничения сво-бод. Корни постсовременного фашизма – в разрушении рабочей сферы как при-вилегированного локуса социализации и обретения политической идентичности.

Главные направления европейской культуры последнего десятилетия не предла-гают ни противоядия, ни даже бесспорной точки сопротивления новому фашизму. Наоборот, этот последний обезображивает и вновь использует, как жестокое воз-мездие, понятия и образы мира, которые заимствованы, чтобы справлять «конец истории» и его кровавые обряды. Постмодернистская мысль, описавшая редук-цию знания и языка к наемному труду как освободительный взрыв «различий», напоминающий эйфорический переход от одного ко многим, нельзя сказать что-бы в этом отношении была невинна, ведь именно во множествах утверждаются фашистские формы микрополитики власти.

( 5 )

( 6 )

( 7 )

Маркс говорил, что рабочая сила не может утратить присущий ей характер, свое потенци-альное «отрицание капитала», не перестав тотчас же быть ферментом процесса накопления. Сегодня нам следует сказать, что постфордистская рабочая сила не может утратить свои нера-бочие свойства – то есть не может перестать участвовать в форме общественной кооперации, большей чем кооперация, производящая капитал, – не утратив в то же время свои повышаю-щие ценность качества. На предприятиях с тотальным контролем качества или в культурин-дустрии хороший работник – это тот, кто привносит в выполнение отведенных ему обязанно-стей все свои способности, знания, вкусы, склонности, сформировавшиеся у него не только на рабочем месте, но и за его пределами. Быть достойным звания стахановца сегодня значит профессионально осуществить реализацию понятия, которое превосходит (и противоречит) ограниченной социальности конкретных «профессий».Государственная политика стремится начинать с самого начала всякий раз, когда обществен-ная кооперация выходит за рамки кооперации трудовой, навязывая первой критерии и еди-ницы измерения второй. Фашизм на рубеже столетий, с другой стороны, сообщает прямое вы-ражение избытку кооперации, но это – иерархическое, расистское, деспотичное выражение. Он делает из протекающей вне работы социализации дикую, неуправляемую сферу, предрас-положенную к осуществлению личного доминирования; он устанавливает миф этнической обусловленности, заново открытых корней, риторики «крови и почвы» a là супермаркет; в своих потайных нишах он восстанавливает узы семейственности между сектами и кланами, предназначенными обрести ту дисциплину тел, которую больше уже не обеспечивают трудо-вые отношения.Фашизм на рубеже столетий – это форма варварской колонизации общественной коопера-ции вне работы. Это пародия в стиле «гранд гиньоль» на политику, которая, в конечном счете, исходит не от государства.

В Италии кризис представительной демократии интерпретируется «Лигами» и партией-предприятием[2], сиречь «лучшими друзьями детей» Второй республики. Это разные голоса, которые на самом деле конкурируют друг с другом, однако все они споспешествуют совпаде-нию упадка политического представительства (самой представляемости) и сокращения уча-стия в публичной сфере. Стоит иметь в виду, что мы имеем дело, конечно, не с фашистскими «позициями», а с проектами, чье осуществление обусловливает то пустое

пространство, иными словами, ту ничейную территорию, на которой фашизм рубежа сто-летий может эффективно усиливаться.Радикальный антифашизм состоит сегодня в понимании кризиса представительства не как неизбежного склероза демократии, но, напротив, как экстраординарной возможности сущностного развития. Говоря по-другому, обрести иммунитет к «брату-близнецу» означа-ет сегодня развивать и экспериментировать с органами непредставительной демократии. Сталкиваясь с яростным спором между теми, кто выступает за пропорциональную изби-рательную систему и теми, кто выступает за систему мажоритарную (вчерашнюю), а также между сторонниками системы выборов в один тур и системы выборов в два тура (завтраш-ней), представляется правомочным и вовсе не неуместным обратить внимание на вопрос иного порядка[3]. А именно: как организовать Совет массовой интеллектуальности и всего постфордистского труда? Как артикулировать радикально внепарламентскую публичную сферу? Какие демократические – а в данном отношении именно непредставительные – ин-ституты способны сообщить полновесное политическое выражение современному пере-плетению труда, коммуникации и абстрактного знания?

[ 2 ] Н а м е к н а п а р -т и ю Б е р л у с к о н и , у с т р о е н н у ю п о п р и н ц и п у п р е д -п р и я т и я , т . е . с ж е с т к о й и е р а р -х и е й , « м о н о п о л и -е й н а п р и н я т и е р е ш е н и я » с в е р х у и т . д . ( П р и м . п е р е в о д ч и к а )

[ 3 ] П р и с и с т е м е в ы б о р о в в о д и н т у р и з б и р а т е л и г о л о с у ю т т о л ь к о о д и н р а з , и п о -б е ж д а е т к а н д и -д а т , н а б р а в ш и й б о л ь ш и н с т в о г о -л о с о в , д а ж е е с л и и х к о л и ч е с т в о м е н ь ш е , ч е м б о л ь ш и н с т в о . П р и с и с т е м е в ы -б о р о в в д в а т у р а с н а ч а л а п р о в о -д и т с я п е р в ы й т у р , и е с л и н и к т о и з к а н д и -д а т о в н е н а б и р а -е т б о л ь ш и н с т в а г о л о с о в , п р о в о д и т с я в т о р о й , в к о т о -р о м п р и н и м а ю т у ч а с т и е т о л ь к о д в о е к а н д и д а -т о в , н а б р а в ш и х в п е р в о м т у р е н а и б о л ь ш е е ч и с л о г о л о с о в .

Н и к о л а й О л е й н и к о вт е т р а д ь и з с е р и и « О с т р а я н е о б х о д и м о с т ь б о р ь б ы » ,

2 0 1 0

52

В период экономического кризиса в начале 1970-х фордистский классовый компромисс был расторгнут, его сгла-живающие функции оказались поли-тически и идеологически поставлены под сомнение. Развитие транснацио-нального способа производства рево-люционизировало социальную основу фордизма и создало потребность в но-вых концепциях политического и юри-дического регулирования.Необходимо осмыслить процесс укре-пления неолиберализма не просто как идеологический «государственный переворот»: неолиберализм оказался под рукой в ситуации, когда из-за из-меняющихся глобальных стратегий валоризации, производственных тех-нологий и нового баланса сил у пра-вящего класса возникла необходи-мость в новом самосознании, а также в социальной программе вовлечения низших слоев в новый проект. Можно легко продемонстрировать связь меж-ду классическими неолиберальными и праворадикальными концепциями: неолиберализм базируется на идее неравенства людей от природы, в нём заложено глубокое недоверие к демо-кратии, существуют в нем и представ-ления об этническом плюрализме,

согласно которым смешение с ино-родцами ослабляет природную силу этноса. Согласно представлению об обществе как о рыночном процессе, обеспечивающем наилучшие резуль-таты посредством свободной конку-ренции, вмешательство государства и «групп лоббирования», например, про-фсоюзов, является помехой для этого налучшего из возможных обществ и его благосостояния. Тем самым появляется возможность заявлять групповые ин-тересы в качестве общих и бороться с такими «групповыми интересами», как социальное государство во имя «обще-народных» интересов. Я лишь отмечу здесь точки соприкос-новения между неолиберализмом и правыми концепциями, такого рода процессы можно было наблюдать, на-пример, во время первой неолибераль-ной революции в Чили в 1973. На этом примере хорошо видно, что неолибе-рализм направлен не против государ-ства как такового, а против государства всеобщего благосостояния, обеспечи-вающего социальное равновесие – и вполне способен вступать в альянсы с правыми антигосударственными концепциями.

Что касается развития ультраправых в Европе в последние деся-тилетия, изменения в тематике и в концепциях очевидны. Это связано с изменениями транснационального способа производ-ства, а также с политическими изменениями – т.е. с концепциями общества всеобщего благосостояния, рабочей политики и демо-кратии в целом.

И З М Е Н Е Н И Я С П О С О Б А П Р О И З В О Д С Т В АП Р И Н Е О Л И Б Е РА Л И З М ЕИ П РА В А Я П О Л И Т И К А В П Е Р И О Д Н Е Х В А Т К ИР Е П Р Е З Е Н Т А Ц И И*

…Стюарт Холл анализировал взлет тэтчеризма как «авторитарного попу-лизма» (1982). Социал-демократы в тот момент все еще ориентиро-вались на классовый компромисс, основанный на вмешательстве госу-дарства. Для этого они стремились за-воевать поддержку рабочего класса, выторговывая для него уступки. Этот процесс оказывал дезорганизующее воздействие на политическую и эко-номическую борьбу. Правые успешно мобилизовались против государства, против коллективизма, «социализма» и правящего блока. Они удачно ин-фильтрировались в социальную базу лейбористов, выражая в своей рито-рике ощущение кризиса фордистского компромисса, недовольство и понима-ние того, что «дальше так продолжать-ся не может».Политический ответ Тэтчер на трево-ги «маленького человека» состоял в усилении верхов. Расизм, якобы за-щищающий трудящиеся массы от госу-дарственного либерализма, удачно со-единился с неолиберальным проектом Тэтчер. Грамши назвал бы это процес-сом, в котором «массы оказываются оторванными от своих традиционных идеологий, и никто больше не верит в то, во что верил прежде». …Таким образом, функцией право-популистских политиков стал прорыв плотины для неолиберализма в про-тивостоянии с социал-демократами и социальным государством – подобные тенденции можно анализировать на примере Франции, Австрии и Италии.

Говорить о «демагогии» и «инстру-ментализации» социальных вопросов ультраправыми вряд ли имеет смысл, поскольку это препятствует пониманию сути их аргументации и – сомнительной – логики правых апелляций к социаль-ной политике. Это не позволяет понять, почему подобная аргументация кажет-ся многим привлекательной. Сегод-няшний правый экстремизм не просто «обманывает» людей – соединяя субъ-ективный опыт с протестными настрое-ниями, правые выдвигают модель, не предполагающую разрыва с их соб-ственными основаниями – этническим национализмом, расизмом и идеоло-гией неравенства, а так же неприятием демократии и предрасположенностью к «сильной руке».В то время как события, связанные с социальными выступлениями, предо-ставляют все возможности ультрапра-вым, левые должны выдвигать альтер-нативные объяснения и возможности социализации подобного опыта. Левые должны учиться мудро соединять фун-даментальную критику капитализма с конкретной политикой защиты со-циальных и демократических прав – то, что Стюарт Холл назвал народно-демократическими позициями. Разде-ление этих двух аспектов на абстракт-ный/фундаментальный антикапитализм и ориентацию на конкретные политиче-ские шаги не перспективно в изменившемся обществе, для людей, оказавшихся в новых условиях, и не дает им никаких оснований принять такой политический проект как свой собственный

* (фрагмент)

полный

текст скоро

на www.

chtodelat.org

Кристина Кайндль( п е р е в о д с а н г л . К . Х а р и т о н о в а , р е д . К . М е д в е д е в )

А Л Ь Т Е Р Н А Т И В А С Л Е В А

Н и к о л а й О л е й н и к о в

У Л Ь Р И К А М А Й Н Х О Фг о в о р и т о М А Р Е К Е Э Д Е Л Ь М А Н Е

и з с е р и и « О с т р а я н е о б х о д и м о с т ь б о р ь б ы » ,

2 0 1 0

Н и к о л а й О л е й н и к о в

Д Ж Е Ф Ф « С Н Е Г О В И К » М О Н С О Нг о в о р и т о М О С К О В К О М О П О Л Ч Е Н И И 1 9 4 1 г о д а

и з с е р и и « О с т р а я н е о б х о д и м о с т ь б о р ь б ы » ,

2 0 1 0

SOBIBOR

ВОССТАНИЕ В ЛАГЕРЕ СМЕРТИ * * материал

публикуется в сокращенной «журнальной» версии. Полный авторский текст читайна www.ctodelat.org

—ЗДЕСЬ ДО СИХ ПОР ОХОТЯТС Я , В ЭТОМ СОБИБОРСКОМ ЛЕС У?

—ДА, ЗДЕСЬ МНОГО РА ЗНОЙ ЖИВНОС ТИ.

—А ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ ОХОТИЛИСЬ?

—ТОЛЬКО НА ЛЮДЕЙ. НЕКОТОРЫЕ ЖЕРТВЫ ПЫТА ЛИСЬ СБЕЖАТЬ. НО ОНИ НЕ ЗНА ЛИ МЕС ТНОС ТИ.

ИНОГДА МЕС ТНЫЕ С ЛЫША ЛИ ВЗРЫВЫ НА МИННОМ ПОЛЕ, ИНОЙ РА З НАХОДИЛИ ПОДОРВАВШЕГОС Я ОЛЕНЯ,

А ИНОГДА НЕСЧАС ТНОГО ЕВРЕ Я, ПЫТАВШЕГОС Я УБЕЖАТЬ.

ВОТ В ЧЕМ ОЧАРОВАНИЕ НАШИХ ЛЕСОВ: КРАСОТА И ТИШИНА. НО Т У Т НЕ ВСЕГДА БЫЛО ТАК ТИХО. БЫЛО

ВРЕМЯ КОГДА ВОЗДУХ ЗДЕСЬ БЫЛ НАПОЛНЕН КРИКАМИ, ПА ЛЬБОЙ, ЛАЕМ СОБАК , И ЭТО ВРЕМЯ НАВСЕГДА

ОТПЕЧАТА ЛОСЬ В СОЗНАНИИ МЕС ТНЫХ ЖИТЕ ЛЕЙ, ЖИВШИХ ЗДЕСЬ ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ. ПОС ЛЕ ВОСС ТАНИЯ

В СОБИБОРЕ НЕМЦЫ РЕШИЛИ ЛИКВИДИРОВАТЬ ЛАГЕРЬ И В НАЧА ЛЕ ЗИМЫ 1943 ГОДА ВЫСА ДИЛИ

ЗДЕСЬ ПОДРОСШИЕ СОСНЫ, ЧТОБЫ СКРЫТЬ ВСЕ С ЛЕ ДЫ ТОГО, ЧТО ЗДЕСЬ БЫЛО РАНЬШЕ.

—ВЫ ПРО ЭТ У С ТЕНУ ДЕРЕВЬЕВ? ЗДЕСЬ БЫЛИ МАССОВЫЕ ЗАХОРОНЕНИЯ?

—ДА, КОГДА Я ПРИЕХА Л СЮДА В 1944 ГОДУ, МОЖНО БЫЛО ДОГА ДАТЬС Я О ТОМ, ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИС ХОДИЛО

ДО ЭТОГО, И ЧТО ЭТИ ДЕРЕВЬЯ СКРЫЛИ ЗЛОВЕЩИЙ СЕКРЕТ: ЛАГЕРЬ СМЕРТИ.

Ян Пивонски, Клод Ланцманн «Шоа»

1923 1925 1927

выходит в свет первый номер еженедельной бульварной газеты «Der Stürmer» [Штурмовик], просуществовавшей до 1945 г. газета печатала лозунги, карикатуры, памфлеты, разъяснявшие для неискушенного обывателя основные идеологемы нацистов, атакуя евреев, католиков и коммунистов и других «врагов Рейха». Евреи, объекты особой ненависти со стороны нацистских идеологов, сравнивались, например, с «заразой», «раковой опухолью», «чумой», «микробами», «бациллами», которые надлежало безжалостно вырезать, искоренить, уничтожить, защитив, таким образом, немецкое общество.

создана Национальная Лига Регенерации и Наследственности, многие члены которой впоследствии вошлив нацистское Общество за Расовую Гигиену.

опубликована автобиография Гитлера Mein Kampf (1924), в которой он изложил основные идеи национал-социализма: идеология «еврейской угрозы», борьба с «красной угрозой»; превосход-ство арийской расы; необходимость завоевания «жизненного пространства на Востоке» [Lebensraum im Osten] и т.п.

в Берлине основан Институт Антропологии, Генетики Человека и Евгеники им. Кайзера Вильгельма, занимавшийся науч-ным обоснованием идей расовой гигиены. Среди его сотрудников – Йозеф Менгеле.

Ксения Полуэктова-Кример

1933

Адольф Гитлер назначен рейхсканцлером, приход нацистов к власти в Германии.

«Декрет о защите немецкого народа», за которым следуют запрет оппозиционной политической деятельности и аресты. Уже через несколько недель недалеко от Мюнхена основан первый концлагерь – Дахау.

Закон о Предотвращении Генетически-Неполноценного Потомства, за все время своего действия обрекший на принудитель-ную стерилизацию около 400,000 человек, признанных «генетически неполноценными», а по сути и «социально неблагонадежными»

яростная антисемитская пропаганда, экономический бойкот, «ариизация» (фактически, экспроприация) еврейского бизнеса, и последовательное исключение евреев из основных профессий и сфер общественной, культурной и политической жизни заставили орто-доксальную организацию евреев Германии обратиться к Гитлеру с петицией, которая констатирует: «Правительство Германии можно заподозрить в том, что его действия направлены на уничтожение германского еврейства».

30 января 4 февраля 14 июля октябрь

В то время как на Западе истории самого лагеря и восстанию в нем посвящена как довольно обширная исследовательская ли-тература, так и несколько фильмов, в России оно до сих пор оста-валось мало изученным и практически неизвестным (или неинте-ресным?) широкой публике, как впрочем, и история Холокоста в целом. Наряду с Белжецем и Треблинкой, Собибор входил в число трех лагерей уничтожения, построенных в рамках так называемой Операции Рейнхард [Operation Reinhard]в Польше для «Оконча-тельного решении еврейского вопроса» более «эффективными», технологичными методами, то есть с помощью газа. С марта 1942 года по ноябрь 1943 ее жертвами помимо польских евреев и депор-тированных ранее в Люблинскую резервацию немецких евреев стали также евреи из СССР, Франции, Голландии, Германии, Чехии и других европейских стран, а также несколько тысяч цыган, всего около 1,700,000 человек. Операция Рейнхард, просуществовавшая 21 месяц, может считаться крупнейшей акцией уничтожения в истории Холокоста, его центральным эпизодом , вобравшим в себя все основные черты и уникальные особенности нацистской поли-тики уничтожения : его методичный, индустриальный характер, позволивший одновременно и в короткие сроки умерщвлять тыся-чи людей при относительно небольших затратах и минимальном присутствии немецкого личного состава; участие самих узников в обслуживании процесса уничтожения; использование и пере-продажа личных вещей, ценностей и даже частей тела жертв, от одежды, очков, зубных протезов до кожи и волос, относительная секретность происходящего в лагерях, сводившая к минимуму возможность сопротивления, и т.п.. Более того, сотрудничество между «специалистами», разрабатывавшими первые нацистские программы эвтаназии расово- и генетически-«неполноценных», и исполнительным штабом Операции Рейнхард позволяет рассма-тривать последнюю в контексте расовой политики Третьего Рейха, в котором «окончательное решение еврейского вопроса» в газовых камерах лагерях смерти, таких как Собибор, было подготовлено техническими «наработками» более ранних евгенических программ и самой логикой нацистской идеологии, неуклонно становившейся все более и более экстремисткой.Настоящая статья, в силу небольшого формата, не способна полно-стью охватить историю создания лагеря Собибор и проследить судьбу всех участников восстания. Однако не менее важным пред-ставляется обозначить тот идеологический и исторический кон-текст, в котором стало возможным создание подобных лагерей смерти и уничтожение в нем сотен тысяч европейцев. В первой части статьи хронологически, но только пунктиром, будет намече-на эволюция нацистского режима, от пропаганды биологического превосходстве арийской расы до уничтожения целых категорий ев-ропейцев, объявленных расово и генетически неполноценными. Во второй части подробно и развернуто освещена история Собибор-ского восстания, рассказанная через голоса и воспоминания непо-средственных свидетелей и участников тех событий. В заключение, невозможно не коснуться причин того молчания, которым в стра-нах соц. лагеря со времен окончания войны и до самого последнего времени была окружена тема Холокоста и коллаборационизма [1].

Лагерь Собибор, заложенный в марте 1942 г., заслуживает отдельного рас-сказа, потому что именно в нем произошло единственное успешное вос-стание заключенных, которым, к тому же, руководил советский офицер Александр Печерский.

Попытки составить хронологию Холо-коста заведомо обречены на некую условность и приблизительность. Выбор временных рамок определяет интерпре-тацию события, его причины и предпо-с ы л к и , п о д ч е р к и в а е т и л и , н а п р о т и в , н и в е л и р у е т е г о с в я з ь с другими общественными и историче-скими явлениями. Роль антисемитизма как основной составляющей нацистской расовой политики позволяет связать Хо-локост как с многовековой традицией анти-иудазима, крепко укоренившейся в европейском христианском созна-нии, так и с более поздними светскими расовыми теориями. Гитлер щедро за-имствовал образы евреев-отравителей, убийц христианских младенцев, соблаз-нителей или эксплуататоров из богатого репертуара вековой европейской юдо-фобии. Само понятие «антисемитизм» вошло в оборот с «легкой руки» немецко-го пропагандиста Марра [Wilhelm Marr], основавшего в 1879 году в Берлине Лигу Антисемитов. Как идеология враж-дебного отношение к евреям как расе современный антисемитизм неразрыв-но связан с появлением и распростра-нением расовых теорий в конце 19в., чуть позже оформившихся в ряд псевдо-научных дисциплин, таких как расовая антропология и евгеника, чрезвычайно популярных не только в Германии, но и в других странах Европы и в США в на-чале XXв. Своим ультра-рационализмом, верой в возможность логического переустройства общества и в силу тех-нологического прогресса, нацистский проект, поставивший этот прогресс на службу крупномасштабному индустриа-лизированному убийству, безусловно ис-ходит к дискурсам Просвещения. Таким образом, решение начать хронологию истории Холокоста с 1933 г. – года при-хода Гитлера к власти или с 1924г. – соз-дания Mein Kampf, программного текста нацистского режима, весьма условно: но ведь надо же откуда-то начинать? Также следует настороженно относить-ся к причинно-следственным связям, иллюзию которых создает последова-тельное перечисление событий по годам. Историки продолжают спорить о том, в какой именно момент у Гитлера созрело решение перейти к тому, что нацистские бюрократы эвфемистически называли «окончательным решением еврейского вопроса», и не был ли геноцид евреев в большей степени предопределен самой логикой взаимодействия бюрократиче-

ских институтов Третьего Рейха(т. н. спор интенционалистов

с функционалистами).

[1]

1935 1936

«Нюренбергские расовые законы» законодательно закрепляют правовое и социальное отделение евреев от граждан «немецкой крови», и лишают их права на полноценное гражданство

Закон о Защите Немецкой Крови и Немецкой Чести запрещает добрачные связи и брак с теми, кто был признан расово- или генетически «неполноценными». Евреям предписывается в обязательном порядке добавлять к своему имени имена «Израиль» или «Сара», постоянно носить с собой удостовере-ние личности, помеченное буквой «J» [Jude].

Гиммлер издает подробные инструкции для полиции для ограничения цыган в перемещениях и занятии торговлей.

15 сентября

1937

полиция начинает применять по отношению к цыганам «предварительные аресты», забирая цыганские семьи в специально для этого созданные лагеря. Цыгане как ра-сово обозначенная группа признаны анти-социальными, склонными к преступности, и наряду с евреями лишены основных гражданских прав как «расово чуждые».

К середине апреля 1942 года, когда строительство Собибора, нача-тое в марте, подходило к концу, в лагерь была доставлена группа из 250 узников близлежащего трудового лагеря Крыхов [Krуchów], в основном женщин. На них было «опробовано» функциониро-вание газовых камер. За умерщвлением наблюдали высшие чины CC, специально приехавшие для этого в лагерь. После окончания строительства, были убиты также и все евреи, работавшие на по-стройке лагеря [2]. План лагеря был похож на уже построенный к тому времени первый лагерь уничтожения Белжец, начавший умерщвление своих узников газом уже в марте. Собибор, расположенный в болотистой, лесистой части Люблинского воеводства, был раз-делен на три сектора. В первом расположились 2 барака и раз-нообразные мастерские, в которых работали несколько сотен узников, мужчин и женщин, отобранных для обслуживания эсесовцев и продолжения строительства лагеря. Во второй сектор приводили вновь прибывших узников, предназначенных к уни-чтожению в газовых камерах. Здесь они оставляли свою одежду и личные вещи, женщинам обрезали волосы. Затем люди проходи-ли в третий сектор, замаскированный от посторонних глаз вет-ками. Там находились газовые камеры, т.н. «бани». Между двумя первыми секторами располагались домики офицеров и бараки охраны. Там же был устроен хозяйственный двор, где охрана держала большую стаю гусей, которых выгоняли на поле, чтобы они своим гоготом заглушали крики умерщвляемых в «банях» людей. Лагерь был опоясан тремя рядами колючей проволоки с пропущенным через нее током, между рядами ходили воору-женные часовые. Через каждые 50 метров по периметру лагеря стояли вышки с пулеметами. Вокруг внешней ограды пролегала заминированная полоса шириной 15 метров, за ней – ров с водой и дополнительное проволочное заграждение. Охрана из 120—150 человек состояла в основном из фольксдойче и славян, по боль-шей части украинцев, бывших военнопленных, освобожденные в обмен на согласие работать в лагерной охране. Первый транспорт прибыл в Собибор 8 мая 1942 года из Дем-блина. Из первых транспортов были отобраны несколько сотен молодых работоспособных мужчин для работы в столярных, ко-жевенных и сапожных мастерских, и для «обслуживания» самого процесса умерщвления. Группа последних, т.н. sonderkommando (специальной группы из примерно 250 узников, занимавшейся очисткой газовых камер и захоронением трупов) регулярно об-новлялась – люди не выдерживали и сходили с ума, ведь зачастую им приходилось вести на смерть родственников и знакомых. Все остальные были задушены в газовых камерах, т.н. «банях» практи-чески сразу по прибытии в лагерь. Для администрации лагеря было важно усыпить бдительность людей, для того, чтобы предотвратить возможное сопротивле-ние и панику, заставить их поверить в то, что их действительно привезли для работы и сейчас ведут на дезинфекцию в баню. Весьма распространенное обвинение евреев в пассивности, в том, что позволили повести себя «как агнцы на заклание» в газовые камеры не соответствует историческим реалиям. Не говоря уже о том, что узники многих гетто и лагерей поднимали восстания, даже зная, что они обречены, а уцелевшие присоединялись к партизанским отрядам или воевали в частях регулярных армий, сама концепция сопротивления включает в себя различные фор-мы невооруженной борьбы за свое достоинство.

“Sobibor”, pp. 1375.

[2]

немецкое втор-жение в Польшу. Начало Второй Мировой войны.

начинает действовать программа эвта-назии «T-4.» Первые жертвы «убийств из жалости» [Aktion Gnadentod] - неизлечимо больные дети (всего их было убито около 5,000), но вскоре действие программы распространяется и на взрослых.

создание т.н. Люблинской резервации [Judenreservat, Nisko reservat] на территории Генерал-Губернаторства, задуманной как место депортации евреев с захваченных Рейхом территорий. Глава Управления Имперской Безопасности Рейнхард Гейдрих, приступает к планомерному выселению польских евреев в гетто, в которых узники заняты на тяжелых работах на благо Рейха, постепенно вымирая от истощения, голода, эпидемий тифа и тяжелых условий содержания. В резервацию также депортируются евреи из Германии, Словакии и Австрии (около 95,000 человек).

Хрустальная ночь [Kristallnacht], первая массовая акция физического насилия в отношении немецких евреев, организованная гитлерюгендом. 91 еврей убит, около 3,5 тысяч отправлены в концлагеря Бухенвальд, Дахау и Заксенхаузен. Сожжены десятки синагог, разгромлены и разграблены принадлежащие евреям магазины, и т.п.

1 сентября октябрь декабрь—январь9—10 ноября

1938 1939 1939—1940В большинстве же случаев, изможденные голодом и дорогой в теплушках бывшие узники гетто, привезенные в лагеря, не были вооружены, и надеялись, как свойственно человеку, на лучшее, отказываясь поверить в то, что целый народ может быть мето-дично уничтожен. Александр Печерский, руководитель восста-ния, оставивший подробнейшие воспоминания о Собиборе,на которых мы здесь остановимся подробнее, описывает цинизм эсесовцев, наслаждавшихся неведением и наивностью своих буду-щих жертв:

«Людей, прибывающих из стран Европы, кроме Польши и Советского Союза, привозили в Собибор в хороших вагонах. Ведь им говорили, что они едут на работу. [По прибытию они видели обычную станцию с расписанием прихода и отхода поездов по разным направлениям, с табличками билетных касс и прочим – все, разумеется, фальшивое. Поэтому из поезда люди выходили спокойно.] […] Первое время от них требовали, чтобы по прибы-тии в Собибор они отправляли домой почтовые от-крытки, в которых бы было написано, что они благопо-лучно прибыли в Польшу и должны отправиться дальше. Однако все это было ложью, никакого «дальше» не было. В Собиборе, в секторе три, их ожидал конец, ожидала смерть. Эсесовец […] подходил к голым ребятишкам, которых гнали в газовую камеру, раздавал им конфеты, гладил по головкам, и говорил «Будьте здоровы дети, все будет хорошо!» [3]

Согласно показаниям Франца Штангля [Franz Stangl], бывшего коменданта Собибора, а с августа 1942 переведенного на тот же пост в Треблинку, транспорт из тридцати вагонов, в которых могло находится до 3,000 человек обычно был ликвидирован за три часа. Когда же «работа» продолжалась 10 – 14 часов, могло быть уничтожено от 12,000 до 15,000 человек за день [4]. Обре-ченных на смерть узников заставляли раздеваться догола (их одежду и оставленный багаж сортировали заключенные рабо-чих команд, выбирая все годное для дальнейшей продажи или отправки в Германию) и затем охранники и эсесовцы загоняли их в газовые камеры, плотно закрывали за ними дверь и включали подачу газа. Через десять-пятнадцать минут, все было кончено. Евреи-рабочие вытаскивали трупы, специальная бригада так называемых «дантистов» вырывала золотые зубы и обыскивала тела, в поисках драгоценностей, трупы погружали на вагонетки и отправляли к вырытым заранее огромным ямам. Оставшимся в живых, не отправленным в газовую камеру сразу после прибытия в Собибор, «повезло» только номинально. По-мимо голода, тяжелой работы в мастерских и на заготовке дров в лесу, невыносимых условий содержания и т.п. они подвергались каждодневным унижениям, побоям и издевательствам со сто-роны охранников и эсесовцев, многие из которых, откровенно склонные к садизму, получали удовольствие от мучений безза-щитных людей. Фелленбайм-Вайс [Hella Felenbaum-Weiss] было всего четырнадцать лет, когда она попала в Собибор. Она вспо-минает:

«Нет ничего страшнее чувства абсолютной беспомощ-ности, когда прямо перед твоими глазами совершаются ужасные преступления, а ты ничего не можешь поделать.

Александр Печерский, Восстание в Со-биборе [рукопись], стр. 39-45, 48-49, цитируется по книге С. Виленский, Г. Горбовицкий,Л.Терушкин (ред.) Собибор

(Москва: Возвращение, 2008), стр. 25-27.

Там же, стр.29.

[3]

[4]

33

1940 1941

газ «циклон Б» опробован на 250 цыганских детях в лагере Бухенвальд

нападение Германии на СССР, переломный этап в «окончательном решении еврейского вопроса», переход к геноциду. С приходом немцев советские евреи немедленно поражаются в правах, маркируют-ся специальными повязками или желтыми звездами, переселяются в гетто под охраной полицаев, рекру-тированных из местных коллаборантов , и через некоторое время расстреливаются силами полицаев и айнзатцгрупп СС [Einsatzgruppen].

решение о тотальном уничтожении всех еврейских пациентов клиник и санаториев, потребовавшее методического сбора информации о евреях, когда-либо находившихся на лечении.

основан первый из комплекса лагерей Освенцима [Auschwitz-Birkenau]. Первые узники – польские политзаключенные, немецкие уголовники, польское священство и интеллигенция.

создано Варшавское еврейское гетто, за время существования которого численность его узников сократилось с 440 тыс. до 37 тыс. человек; большая часть депорти-рована в Треблинку, умерла от истощения или погибла во время восстания 1943 г.

февраль апрель 20 мая 16 октября

Что мы, девочки, могли сделать, когда мы видели людей, которых вели на смерть? Ничего. Однажды в лагерь при-был особый транспорт. Люди не были одеты в обычную одежду. Это были заключенные в полосатых робах. Они были едва живы, кожа да кости, и практически падали от истощения и слабости. Головы их были обриты, так что невозможно было мужчин отличить от женщин. По лагерю прошел слух, что эти люди, в общей сложности около 300 человек, прибыли из лагеря смерти Майданек, где вышли из строя газовые камеры. Немцы заставили их ложиться на землю, и они просто падали. Эсесовец Френ-цель ходил между ними и поливал им головы раствором хлорки, как будто это были уже трупы. Крики и стоны, которые вырывались у них из горла, больше походили на вой раненых животных. Казалось, что нет предела человеческой жестокости. Был еще один транспорт, который поверг нас в шок. Прошел слух, что он прибыл из Львова, но никто на самом деле точно не знал, откуда привезли этих евреев. Те из узников, которым приказали очищать прибывшие вагоны, плакали и рыдали, когда они рассказывали об ужасах, которые им пришлось на-блюдать. Вероятно, произошло следующее: эти вагоны были плотно набиты людьми, и по дороге в лагерь их всех убили хлором. Их тела были зеленого цвета и кожа от-слаивалась при любом прикосновении…» [5]

По мнению историков общее число погибших в Собиборе со-ставляет порядка 250,000 человек, из которых абсолютное боль-шинство - евреи Польши, Словакии и стран Западной Европы, а также несколько транспортов с польскими цыганами, точное число которых неизвестно [6]. 5 июля 1943 Гиммлер решил, что Собибор выполнил свою функ-цию как лагерь уничтожения и приказал трансформировать его в рабочий концентрационный лагерь, пристроив к нему т.н. се-верную зону, в которой узники должны были заниматься сорти-ровкой захваченного немцами советского оружия, боеприпасов и амуниции. Однако газовые камеры не прекращали работать, хотя уже с меньшей «нагрузкой».На протяжении всей истории лагеря узники совершали попытки убежать из Собибора, но лишь единицам это удалось. Каждая попытка заканчивалась карательными расстрелами десятков заключенных для устрашения всех оставшихся в лагере. В то же самое время в лагере возникла подпольная группа, которая вына-шивала план организации восстания среди заключенных и после-дующего побега. Возглавил эту группу Леон-Лейба Фельдгендер [Leon - Lejb Feldhender], бывший глава еврейского совета одного из небольших гетто в Восточной Галиции. Сначала заговорщики планировали отравить охранников и захватить их оружие, но план был раскрыт, яд перехвачен, и 5 евреев было казнено в на-казание.

““From Lublin to Sobibor”, testimony of Hella Felenbaum-Weiss (http://www.zchor.

org/testimonies/felenbaum.htm)

«Sobibor”, pp. 1375-78.

[5]

[6]

Прибытие в Собибор большой группы советских военнопленных 22 сентября 1943 года вселило в членов подпольной группы новые надежды. В числе при-бывших был и Александр Печерский.

Его и еще несколько десятков военнопленных эсесовцы отобрали для работы в мастерских, остальных отправили в газовые камеры.

Н и к о л а й О л е й н и к о вт е т р а д ь и з с е р и и « О с т р а я н е о б х о д и м о с т ь б о р ь б ы » ,

2 0 1 0

1942

на группе из 600 советских военнопленных и польских узников в Освенциме опробован газ «циклон «Б».

в рамках Операции Рейнхард в Люблинском и Варшавском округах начинается строителство трех специальных лагерей уничтожения: Белжеца , Собибора и Треблинки. В отличие от Хелмно, в этих лагерях использовались не маловместительные кузова грузовиков, а просторные газовые камеры, в которых закачивался угарный газ от работающих дизельных двигателей. Во всех трех лагерях широко применялся «опыт» и персонал программы «Т-4».

в лагере Хелмно [Chełmno] для убийства евреев впервые использованы специальные грузовики-душегубки, в кузов которых, набитый узниками, закачивался выхлопной газ.

на секретной конференции в Ванзее для высших чинов Рейха решение о тотальном уничтожении европейских евреев, которое к тому времени уже шло полным ходом, было окончательно подтверждено. Евреев за-падной Европы надлежало депортировать на восток, главным образом в Польшу (страну с традиционно высокой долей еврейского населения), где в специальных лагерях смерти процесс их уничтожения мог бы быть конвейерным: более быстрым, «энергоемким» и «щадящим» для непо-средственных исполнителей, чем кровавые массовые расстрелы евреев в СССР.

сентябрь декабрь январь весна—лето

Имея в своем распоряжение всего пару топоров, заключенные рассчитывали по одному перебить эсесовцев, захватить находив-шееся в лагере оружие и, отбиваясь от вооруженной охраны, вырваться из лагеря. Печерский распределил участников под-польной группы на шесть групп нападения и назначил каждому определенный объект для нападения. 14 октября 1943 года, то есть спустя всего три недели после прибытия Печерского и его друзей в Собибор, план был приведен в исполнение. Эсесовцы должны были прийти каждый в назначенное время в портняж-ную мастерскую для примерки шинелей, или в столярню, чтобы забрать заказанные им ранее шкафы. За очень короткое время, заговорщики практически бесшумно перебили 11 эсесовцев в разных мастерских и в гараже, перерезали телефонный кабель и по команде Печерского собрались на аппель-платц, централь-ную площадь лагеря (по некоторым сведениям, заговорщикам также удалось заранее отключить и подачу тока в ограждения). Начальник охраны, заподозрив неладное, пытался навести по-рядок, но был убит, большинство восставших бросились к цен-тральным воротам, другие пытались прорваться к оружейному складу. Охрана с вышек также открыла стрельбу по восставшим. Многим удалось перебраться через ограждения вокруг бараков охраны, по которой не был пропущен электрический ток [7]. Алексей Вайцен руководил группой, которая вступила в бой с охраной лагеря, вызывая огонь на себя, чтобы прикрыть безо-ружных товарищей, пытавшихся в это время добежать до леса :

«У нас были свои снайперы, которые из захваченного ору-жия стреляли по вышкам. […] Люди бросились рвать ко-лючую проволоку лопатами. У кого было оружие – стреля-ли, у кого не было, бросали в охранников камни, засыпали им глаза песком. Прорвались за ограждения. Тут надо было на мины кидать доски и камни, чтобы они разорвались. Но, убегая, этого уже никто не делал. Первые, кто бежал, подрывались на минах. Их смерть давала возможность выжить другим» [8].

По свидетельству Эды Лихтман из всех тех, кто принимал уча-стие в восстании, только немногим удалось уцелеть. Эсесовцы, полицаи и жандармы прочесывали лес, убивая всех беглецов, которым им удалось схватить. Убежавшие старались рассредо-точиться и держаться небольшими группами, тем вернее были шансы найти приют в домах местных крестьян или выжить в землянке в лесу, не привлекая излишнего внимания. После вос-стания этот лес периодически простреливался с земли и с воз-духа пулеметным огнем. Нацисты убили всех оставшихся в лагере. По приказу Гиммлера, сам лагерь был стерт с лица земли, территория его распахана, и передана под ферму одному из бывших украинских охранников, который развел на местах быв-ших массовых захоронений и бараков огород [9]. Общее число узников, находившихся в лагере накануне прорыва составляло 550 человек. 150 не смогли или не захотели убежать, и были убиты в лагере сразу же после восстания. 80 человек погибли при побеге от пуль или подорвавшись на минах. 320 человек достигло леса, но около половины из них (170 человек) были пойманы позднее, преданы местными жителями, убиты польскими бандитами в лесах, погибли на фронте или в партизанских отрядах. Включая 9 человек, убежавших из лагеря до восстания, только 62 бывших узника Собибор пережили Холокост [10].

V.T. 147 и O.3 6590, Simeon Rosenfeld (Yad Vashem). См. также С. Виленский, Г. Горбовицкий,Л.Терушкин (ред.) Собибор,

Глава 5.

Плоткин, «Алексей, сын Ангела», стр. 14.

“From Mielec to Sobibor”, the testimony of Eda Lichtman, “Sobibor”, Encyclopedia of

the Holocaust, p.1378.

С. Виленский, Г. Горбовицкий,Л.Терушкин (ред.) Собибор, стр. 98. Нужно особенно подчеркнуть, что несмотря на частые случаи коллаборационизма среди мест-ного населения, и несмотря на то, что помощь евреям и их укрывательство ка-ралось нацистами смертью (а зачастую, навлекало на укрывателей гнев как поль-ских подпольщиков, многие из которых были антисемитами, так и рядового на-селения, враждебно настроенного по от-ношению к евреям и тем, кто им симпа-тизировал), большинство из уцелевших участников восстания выжили именно благодаря помощи местных крестьян,

которые рискуя жизнью прятали их, подкармливали, помогали найти дорогу в партизанские отряды.

[7]

[8]

[9]

[10]

Александр Печерский с несколькими товарищами, в основном советски-ми военнопленными сумел добраться до партизанских отрядов Брест-ского партизанского соединения, дислоцировавшихся в районе Буга, и вступил в отряд имени Щорса. Летом 1944, когда его отряд соединился с частями Красной Армии, большинство партизан, в том числе и Печер-ский, должны были пройти проверку СМЕРШа: они побывали в немецком плену, остались живы, находились на оккупированной территории и в глазах офицеров СМЕРШа это было обстоятельством особенно подозри-тельным и вменялось в вину уцелевшим узникам Собибора, так как был известно, насколько ничтожны были шансы евреев уцелеть в немецких лагерях. Печерский был арестован и направлен в штурмовой стрелковый батальон, который фактически был штрафбатом. «Искупая свою вину пе-ред Родиной кровью» - о чем Печерскому была выдана справка с именно такой формулировкой после тяжелейшего ранения, Печерский воевал на самых тяжелых участках фронта. Во время формирования штрафбата, командир батальона сразу обратил внимание на Печерского, и, услышав его и историю, на свой страх и риск отпустил его в Москву, где Печерский повторил свой рассказ Антокольскому и Каверину, собиравшим свиде-тельства о злодеяниях нацистов. Хотя очерк о Печерском и его роли в восстании в Собиборе был опубликован в журнале «Знамя», а сам он вско-ре после окончания войны написал книгу воспоминаний, послевоенная судьба Печерского – свидетельство поразительного бездушия Советской системы. Всю свою жизнь, несмотря на свою последующую известность на Западе, Печерский оставался «невыездным»: его не отпустили ни на Нюренбергский процесс, в котором он должен был принимать участие в качестве свидетеля, ни в Америку, по приглашению Томаса Блатта, вместе с которым он бежал из Собибора. Во время антисемитской кампании кон-ца 1940-х годов, т.н. борьбы с космополитизмом, Печерский был уволен с поста администратора ростовского театра и долго не мог снова устроить-ся на работу, а затем и вовсе был арестован вместе со своим братом. По-сле освобождения и до самой смерти в 1990 году Печерский проработал в Ростове, был постоянным инициатором встреч бывших узников Собибо-ра, которые проходили каждые пять лет в годовщину восстания в лагере у какого-нибудь из немногих уцелевших участников тех событий. В 2005 году усилиями бывших узников Собибора в израильском городе Цфат именем Александра Печерского была названа улица. В России он (пока?) не удостоен подобных, хотя бы посмертных, почестей.Довольно долгое время после окончания войны власти Польши не только не предпринимали ничего для увековечивания памяти уничтоженных в Собиборе, но и всячески старались избегать упоминания об уничтожении евреев в лагерях смерти, расположенных на территории Польши.

63

Еще до окончания войны, в 1944 году, среди местных крестьян прошел слух, что не все тела были сожжены, и что некоторые трупы были похоро-нены в одежде, в складках которой якобы было зашито золото и другие ценности. Говорили также, что евреи-узники закапывали свои драгоцен-ности на территории лагеря. Слух привлек в район Собибора, а также дру-гих лагерей смерти, уничтоженных нацистами, сотни местных фермеров, перекопавших все окрестные поля в поисках «жидовских сокровищ».В 50-ые годы на месте бывшего лагеря Собибор был выстроен детский сад, с игровой площадкой для детей, устроенной на земле, которая скры-вала кости и пепел тысяч и тысяч замученных здесь людей. Во многом, замалчивание Холокоста в Польше было вызвано нежеланием властей обнародовать широко распространенные случаи коллаборационизма среди польского населения, и ту роль, которую многие антисемитски-настроенные поляки сыграли в судьбе убежавших из Собибора евреев, выданных гестапо или убитых местными бандитами прямо в лесу. Кроме того, после войны Польшу охватила новая волна антисемитизма, направ-ленная против уцелевших евреев, возвращавшихся в свои родные места, и пытавшихся вернуть свое имущество, присвоенное за годы войны мест-ными жителями. Десятки евреев погибли в погромах уже после войны, тысячи решили покинуть страну. Позднее, после шестидневной войны 1967 года, польское правительство при поддержке СССР начало т.н. анти-сионистскую компанию против тех немногих евреев, кто еще оставался в стране, вынуждая многих эмигрировать. Самая важная причина молча-ния, окружавшего в польском обществе память о катастрофе польского и европейского еврейства, заключалась, однако, в том, что Польша как советский сателлит, должна была следовать политическому курсу, дик-товавшемуся из Москвы, а в Советском Союзе история Холокоста была вписана в общую историю «нацистских злодеяний против мирных совет-ских граждан». Уникальность Холокоста как последовательного геноци-да целого народа таким образом никогда не была частью официальной советской «памяти» о войне, и это беспамятство по наследству перешло и к современной России, которая продолжает сопротивляться попыткам интегрировать историю Холокоста в коллективную память общества о событиях тех лет, видя в них угрозу многим официальным мифологемам о войне, зачастую весьма цинично используемых в политических и идео-логических целях, имеющих мало общего с действительным стремлени-ем узнать и разобраться в истории страны. Речь, однако, не идет о том, чтобы поставить под сомнение беспрецедентные страдания, которые со-ветский народ в целом перенес во время войны и чудовищные в своей жестокости злодеяния нацистов над мирным населением, но о том, чтобы помнить и знать свое прошлое во всей его сложности, не только героиче-ской, но и трагической, а иногда и постыдной.

73

КОНТРАТАКА.ВОССТАНИЕ В ВАРШАВСКОМ ГЕТТО,

п о э т Ш л е н г е л ь и а к т и в и с т Э д е л ь м а н

( п р е д и с л о в и е и п е р е в о д К и р и л л а М е д в е д е в а )

Восстание в Варшавском гетто вспыхнуло в апреле 1943 года.Несколько сотен бойцов, вооруженных пистолетами, ручными гранатами, самодельными коктейлями Молотова и одним-двумя п у л е м ё т а м и , п о ч т и м е с я ц о т б и в а л и и к о н т р о л и р о в а л и г е т т о до его окончательного уничтожения силами SS и Вермахта.

Основных руководителей и бойцов этого восстания дали еврейские со-циалистические организации – Бунд (Еврейская рабочая партия, высту-павшая за борьбу за социализм вместе с европейским рабочим движени-ем, но с сохранением еврейской автономии внутри него) и По‘алей Цион, левые сионисты. После войны большинство выживших героев восстания эмигрировали в Израиль, но были и исключения: бундовец Марек Эдель-ман, один из руководителей восстания, критически, как и его товарищи по партии, относившийся к сионистскому проекту, решил остаться на родине, рядом с могилами товарищей, в надежде на построение социа-лизма в Польше после войны. Эксцессы советского социализма в Польше (в первую очередь, государственный антисемитизм) разумеется, сильно разочаровали его и казалось бы, подтвердили правоту сионистов. Одна-ко в решении Эдельмана, ставшего в итоге крупным польским хирургом, активистом профсоюза «Солидарность» и «Комитета защиты рабочих», безусловно, была и остаётся особая, очень важная человеческая и поли-тическая правота. Написав сразу после войны документальный текст «Гет-то в огне», он замолкает на 30 лет, решив не участвовать в мифологизации восстания и в политической борьбе за его наследие. Прервав молчание в середине 70-х, Эдельман сразу оказывается в центре этической дискус-сии о восстании, связанной с его классовым аспектом – в частности, с про-ведением повстанцами экспроприаций богатых жителей гетто на нужды восстания и казнями в случае неповиновения.

Когда-то лидер восстания, бравший на себя ответственность за смерть товарищей, затем хирург, спасший множество жизней, Эдельман оказы-вается вынужден отвечать на этические претензии людей, мыслящих «по законам мирного времени». В 2002 году он пишет письмо палестинским боевым активистам, в котором призывает к мирному решению, обраща-ясь к ним не как к «террористам», а как бывший повстанец к повстанцам действующим. Письмо вызвало скандал в Израиле, Эдельман же лишний раз показал свою моральную и политическую, интернационалистскую правоту последнего представителя еврейского рабочего движения Ев-ропы. Гибель этого движения в огне варшавского и других гетто кажется сегодня одним из самых трагических итогов Второй мировой войны, кото-рый привел в том числе к тяжелейшим проблемам, порождаемым реали-зацией сионистского проекта на Ближнем Востоке.Польскоязычный еврейский поэт Владислав Шленгель не принадлежал к каким-либо политическим течениям, однако, как и Эдельман, считал себя частью польской культуры, обожал родной город – Варшаву, жил в гетто с самого его основания. Он начинал как модный и остроумный сатириче-ский поэт, читавший стихи в варшавских кафе не только для еврейской и польской богемы, но и для эсэсовцев, отдыхающих после службы. Более того, одно время Шленгель служил в коллаборационистской еврейской полиции, ненавидимой жителями гетто. Постепенно его поэзия наполня-ется основными настроениями жителей гетто того времени – ощущением равнодушия со стороны поляков, а также других народов Европы и мира (в том числе евреев в благополучных странах), чувством богооставленно-сти. О степени участия/неучастия поляков в спасении польских евреев(и даже о том, насколько нацисты опирались в своей политике на пред-полагаемый польский антисемитизм) существуют самые разные мнения и статистические данные. Марек Эдельман, например, считал, что нет никаких оснований прививать полякам чувство вины за катастрофу ев-рейской диаспоры. Точно можно сказать одно: сопоставляя себя с поля-ками, храбро воевавшими с нацизмом, евреи хотели «быть не хуже» – и это стало одним из главных моральных импульсов восстания и одной из главных тем поэзии Шленгеля в тот период. Окончательный перелом и политическое прозрение наступают после депортаций июля-сентября 1942 года, когда из гетто было вывезено и умерщвлено около 265000 евреев. Шленгель начинает ощущать себя, с одной стороны, глашатаем вооружённого сопротивления, с другой стороны, его хроникёром. В ян-варе 1943 он пишет своё самое известное стихотворение, «Контратака», которое распространяется по гетто на сотнях листовок, вдохновляя вос-ставших, призывая на борьбу. Надо ли говорить, насколько важной такая поэзия (заодно с подпольными газетами и листовками ЖОБ – Еврейской боевой организации) была для жителей гетто, многие из которых уже по-грузились к тому времени в полуживотную апатию, другие до конца вери-ли фашистской пропаганде о «прекрасных условиях для еврейских работ-ников в трудлагерях», третьи уповали на божественное вмешательство. Божественного вмешательства не произошло, практически все жители и восставшие погибли в муках, непокоренное гетто фашисты сожгли дотла.

Бойцы еврейского сопротивления не только спасли, как и надеялись, честь еврейской диаспоры, но и доказали, что способность к сопротивле-нию, к бунту против несправедливости, каким бы обреченным он ни был, является родовым, универсальным свойством человека, позволяющим ему не впасть в животное убожество (когда обстоятельства неодолимо склоняют к этому), не уповать на мистическое спасение, а рассчитывать только на свои, человеческие силы – на личную волю, коллективную орга-низацию, опыт предшественников и память потомков.

«…Лучше подчиниться какой бы то ни было государственной вла-сти, чем «подрывать политический порядок». Крайние последствия такой доктрины доказали абсурдность классического тезиса кон-серваторов (включая Аристотеля и Гёте) – о том, что «беспоря-док», вызванный бунтом против несправедливости, всегда ведет к еще большей несправедливости. Вряд ли возможна большая не-справедливость, чем Освенцим. Перед лицом колоссальной неспра-ведливости сопротивление и бунт – в том числе, индивидуальные, но прежде всего коллективные – есть не только право, но и долг, ко-торый перевешивает какие-либо доводы разума. В этом – главный урок Холокоста».

Владислав Шленгель погиб в апреле 1943, скрываясь вместе с другими жителями и бойцами гетто в бункере варшавского криминального авто-ритета Шимона Каца. Ещё один очевидец восстания, Леон Найберг, запи-сал в своём дневнике: «Вчера вечером поэт ещё писал свои стихи, воспе-вая героизм бойцов и оплакивая судьбу евреев. Но больше я его не видел, потому что бункер был захвачен».

Н и к о л а й О л е й н и к о в

К А Р ТА В А Р Ш А В С К О Г О Г Е Т Т Ог о в о р и т о Д Е Т Я Х Н А Ц И С Т О В

и з с е р и и « О с т р а я н е о б х о д и м о с т ь б о р ь б ы » ,

2 0 1 0

Спокойно брели к вагонам,Как будто им все противно,По-песьи смотрела охране в глаза Скотина.Красивые офицерыШипят, мол, нервы в порядке,Но копошится стадо.И лишь для разрядкиХлыстом по мордасам Надо!Толпа на землю оселаПрежде, чем втечь в вагоны –Падали слезы с кровью в песчаный грунт.А «господа»на трупыот нечего делать бросаликартонные пачки«Warun sind Juno rund». Потом, в усыпленном Штиммунгом городеОни, как гиены, в рассветный туман слегли,А загнанный скот проснулсяИ обнажил клыки…На улице Милой раздался хлопок.Жандарм, стоявший на карауле,Сперва понять ничего не мог:Пощупал руку с дырой от пули.Не верил:Здесь что-то не так.Все ведь шло так гладко и просто – Из добрых чувств, по протекцииВернули сюда с Восточного фронта(Вот были деньки прекрасные!)Побыл в Варшаве…Скотину гонял на транспорте… Был призван к мытью хлевов…И вдруг…На улице Милой – КРОВЬ…Жандарм от ворот отпрянул,Крича: «Меня подстрелили!» Но тут залаяли браунингиНа Низкой,Дикой,Павлиньей.

К о н т р а т а к а

В л а д и с л а в Ш л е н г е л ь

На стертых ступеняхГде старую матьВозили за патлы, Эсесовец ХандкеСтранно пузатый,Как будто смерть застряла в кишках,Как будто костью стал в горле бунтКровавой слюной нахаркалВ картонную пачку – «Juno sind rund».В пыли золотые погоны,Все вывернуто, измято,Солдат в голубой униформеЛежит на грязных ступенях Еврейской Павлиньей улицы,Не видя, как У Шульца и ТоббенсаПули в веселой пляске резвятся:БУНТ МЯСА!БУНТ МЯСА!БУНТ МЯСА!Мясо швыряет гранаты из окон!Мясо брызжет багровым пламенем!Сопротивляется, хочет жить!Эй! Славно пулю в глаз засадить!ЭТО ФРОНТ МОИ ГОСПОДИНЧИКИ!ЭТО ФРОНТ – ДЕЗЕРТИРЧИКИ!ХЬЕРТРИНК МАН МЕР КЕЙН БЬЕР,ХЬЕРХЬЕР ХАТ МАН МЕР КЕЙН МУТБЛУТ,БЛУТ,БЛУТ. Скидывайте кожаные гладкие перчатки.Прочь хлысты – надевайте каски.Утром будет коммюнике:«Захватили кварталы Тоббенса»БУНТ МЯСА!БУНТ МЯСА!ХОР МЯСА!

Слышишь, немецкий Боже:евреи молятся в «диких» своих домах,в руках сжимая камни и жерди.Дай нам, Господь, кровавую битву,одари нас жестокой смертью.Пусть наши глаза при жизни не видятУходящие вдаль составы. Но дай нашим дланям, Господь, забрызгатьИх мундиры пеной кровавой.И покуда стон не сдавил нам глотки,Дай разглядеть – в их гордых руках, В их лапах, крепко хлысты сжимавших, Наш простой, человечий страх.Распускаясь кровавым цветомС Низкой, с Милой и МурановскойНаши ружья сыплют огнем.Это наша весна! Наша контратака!Запах битвы глубже вдохнем!Партизанские наши леса –Подворотни Дикой, Островской.На груди номерки висятКак медали войны еврейской.И четыре багровых буквы пышат, давят тараном: БУНТ…………….………………..…………………………….. А на брусчатке, в грязи и в крови,Валяется пачка –«Juno sind rund».

Красным и чёрным гаси нацистскую гниду

14/88

Авторы обнаруживают один важнейших парадоксов, свойственных не только для нацизма, но и для логики эстетических приоритетов, симпатизирующих фашизму. Это сочетание казалось бы не сочетае-мого—например, безграничности души и жестких (расовых) границ гештальта. Т.е. совмещение безграничного и ограниченного, совме-щение формы и ее трансрессии. На противоречиях подобного рода строится в каком-то смысле вся логика фашизма, как и эстетика, не-посредственно оказывающаяся квази-фашистской.Например: симбиоз поражения и победы, или, симбиоз техники и мифологии почвы и крови, симбиоз машинности и биологизма, риторика аристократизма и мелкобуржуазный социальный статус тех, кто его производил. Или, наконец—то, что мы видим в поэзии экспрессионизма—да и в речах фашистских лидеров: восхищение утонченностью культуры, прекрасным, попытка защитить ее от вар-варских, «пролетарских» наций, с одной стороны, а с другой—эсте-тизация разрушения этой самой утонченной культуры или варвар-ское истребление ее врагов.Интересно, что даже в случае апологии уничтожения и гибели в фа-шизме существует две несовместимые парадигмы: в одной смерть воображаемого господина (например, гибель Гитлера и его прибли-женных в фильме «Бункер») изображается с неким благоговением перед трагическим жертвоприношением героев. Вторая парадиг-ма—тотальный механический конвейер смерти в лагере, где уже не просматривается jouissance господина, садистически упивающегося мукой жертвы или мазохистически жертвующего собой.

Одна из первых попыток показать, что фашизм не является про-сто спонтанной иррациональностью, но имеет логику, дана в «На-цистском мифе» Ж-Л. Нанси и Ф. Лаку-Лабарта. Основные харак-теристики нацистского мифа, согласно Нанси и Лаку-Лабарту: идеология субъекта, идентификация с мифом, типизация, фи-гурация, - иначе говоря, проблема формы, понимаемой не в ка-честве универсалии, - чего-то концептуального, - а в качестве само-оcуществления, проживания, Erlebnis. Проживание или вос-признание некоего верования выступает в этом случае в качестве антипода к познанию. А воля к формированию главенствует над идеей.

М Е Ж Д У С Т Р О Г И М С Т И Л Е МИ Л И Б Е Р Т И Н А Ж Е М :К В О П Р О С У О Б Э Т И К ЕВ Э С Т Е Т И К Е

Кети Чухров

В лагере все функционально, отлажено и прагматично – от труда до уничтоже-ния и медицинских опытов, которые специалисты в этой области соверша-ли как любую другую полезную работу. В случае узника со смертью сталкива-ется не человек, но его голая жизнь, которая не имеет смерти, но может подвергаться экстерминации. По от-ношению к подобному состоянию Дж. Агамбен пользуется терминами «кома» и «коматозник». Ницшеанская радость скорби, вагнеровская эстетизация ге-роической гибели, Батаевская радость к смерти и хайдеггеровское бытие к смерти в таких условиях мыслиться не могут, так как речь здесь может идти лишь об оптимальном устранении био-остатков жизни. В протофашистской программе все ее главные темы: боли, формы, расы, бла-городства, крови, гештальта, смерти и даже трансгрессии привязаны к рито-рике возведения «собственного» в еще более близкое, чем оно само. Просто собственность, - как частная собствен-ность – есть недостаточная собствен-ность. Собственность должна стать сокровищем; только так можно иметь полную власть над ней. Отсюда и ис-теризация возвышенно-прекрасного и его – этой возвышенности – эскалация до той степени, когда наивысшее экс-татическое восхищение и наслажде-ние испытывается от потери или гибе-ли этого прекрасного. ***Как мы знаем, не только Маркс, не только левая идея, но и радикально правая идея выступала против капи-талистического отчуждения, против рутинности труда, колонизующего время и жизнь. Но в коммунизме «не отчуждение» имеет универсальное значение, оно - для всех. В фашизме и в правой эстетике неотчужденное есть сакральное, привилегированное, от-личное - собственность тех, кто отли-чен. В «Нацистском мифе» Лаку-Лабарт и Нанси тоже пишут об этом:« Ге р м а н и и н е д о с т а в а л о п р а в о с о б с т в е н -н о с т и н а с р е д с т в о и д е н т и ф и к а ц и и . Ге р -м а н и и н е д о с т а в а л о с у б ъ е к т а , ч т о б ы о н а была с убъектом собственного становления.

О т с ю д а э с т е т и ч е с к и й в о л ю н т а р и з м , с т р а х т о г о , ч т о н е д о с т и ч ь в е л и к о г о и с -к у с с т в а » .В этой претензии фашизма к неотчуж-денной собственности капитализм, буржуазия, социализм и коммунизм выступают на одной плоскости в каче-стве некоего демократического опро-щения. Итак, в фашизме соединяются две па-радигмы, как уже говорилось выше: механическое распоряжение смертью неценных других и эстетизированное утрирование порога жизни и смерти господина. Артистическое сознание в целом (например, тот же Батай и Кол-леж Социологии) разделяет эти две парадигмы. Бытовой, механический фашизм якобы поддерживается по-слушными и рессентиментными мел-кими буржуа. А вторая, аристокра-тическая парадигма характеризует художника, который ставит себя даже выше аристократа, на место самопро-возглашенного суверена. Критика фашизма в таком случае (т.е. в случае Батая и членов Коллежа) осуществля-лась не с политических позиций, а с романтически-эстетических; т.е. ис-ходя из того, что в фашизме и в фигуре фюрера нет абсолютной суверенной свободы индивида, на которую спосо-бен претендовать лишь художник.Однако, не ошибочно ли думать, что буржуа – мелкий или крупный – про-изводит лишь мысль о полезности и рентабельности экономики и куль-туры, или ограничивается исключи-тельно своей приватной безопас-ностью. Такие позиции при критике буржуазии выдвигались со стороны право-консервативной критики. Они являются принципиальными в крити-ке буржуазии, начиная от Вагнера до художников 21 века. Хотя парадоксом является то, что часто апология ари-стократизма, исходила от представи-телей мелкой буржуазии.

Возможно, приватные ценности и фиксация на утилитарных инте-ресах, системное структурирование, в которое включается класс буржуазии в эпоху активной индустриализации, не только не проти-воречат, но часто и способствуют гипертрофированному выплеску как гипер-патриотических, так и трансгрессивных фантазмов суве-ренности. Фантазм суверенности является неотъемлемой частью буржуазного сознания, компенсирующей приватную добропорядоч-ность и законопослушность при капитализме. Сателлитом прото-фашистских эстетик и теорий, а также запро-сов на суверенную «манеру» и власть, на эстетизацию героической смерти и эротизированной боли, на древнюю культуру и чистоту благородной крови – как в случае талантливых художников (Паунда, Юнгера, Селина, Георге, Готфрида Бенн), так и теоретиков фашист-ской идеологии (Шарля Мораса и Альфреда Розенберга) - оказы-вается jouissance обывателя. Иногда бюргер не в состоянии и не желает сублимировать боль, а хочет, чтобы то, чем обладают все (боль, любовь, радость, трагедия) было закреплено за ним одним как нечто уникальное. Об этой либидинальной нарциссической по-доплеке фашизма писал и Адорно в статье «Теория Фрейда и модель фашистской пропаганды».Эрнст Нольте в книге «Фашизм в его эпохе» называет это качество мелкобуржуазного сознания, - не способного ни на трансценден-тальное, ни на эмпирическое - трансполитическим сознанием, выходящим за рамки как запросов на метафизику (теоретическую трансценденцию), так и за рамки политики и ее претензии на уни-версализм (практическую трансценденцию). Сегодня мы назвали бы такое сознание фундаменталистским.Следует признать, что часто «бунтарски» настроенный артистиче-ский модернизм демонстрировал эти настроения. Во всяком слу-чае, как в литературном, так и в живописном модернизме можно столкнуться с требованием буквальности, вещественности, которая должна достичь некоей давно утерянной аутентичности. Таковым был проект Паунда, панически отторгающего все суггестивное в пользу тотальной точности. Как проекты суверенного эпатажа, так и тотально формалистические проекты демонстрируют коллапс трансцендентальности в вещь, в «буквальное». Таким образом, и здесь мы видим анархический компонент, накладываемый на фор-мализованный фетиш – т.е. протест как против философии, так и против политического измерения. Но это также и протест против эмпирической реальности в пользу сакрализации фетиша, репре-зентирующего нечто автохтонное, чистое и нетронутое. В современном искусстве можно видеть множество примеров та-кой анархической псевдореволюционности, когда происходит не-сублимированная демонстрация собственного сакрализованного фетиша – будь это экскременты, кровь и внутренности животных или членовредительство (как у венских акционистов), или био-анархические перформансы (как у Ионатана Меезе). При том про-странства, где экспонируется этот «бунт», представляют собой места предельно безопасные и полностью стерильные. Здесь совмещают-ся право буржуа на кулинарное восхищение совершенной формой и волюнтаристское право на разрушение формы и эстетизацию этого процесса.

***Вообще современное искусство в за-падноевропейском контексте счита-ется территорией, на которую можно «сбрасывать» все те виды поведения, которые в самом обществе считаются не допустимыми: революционными, разрушительными или даже реакци-онными. Искусство в этом смысле рас-положено где-то между общественной терапией и социальной гигиеной. Мно-гие искусствоведы и кураторы счита-ют, что даже в случае появления в арте откровенно консервативных, экстре-мистских или ультраправых настрое-ний, их нельзя исключать. И здесь дело не только в презумпции свободы художественного выражения; а в том, что либеральная этика направлена на то, чтобы не подавлять напрямую экс-тремистские настроения (в какую бы сторону, в левую или в правую, они ни были направлены), а локализовывать их, закавычивать, и таким путем ней-трализовывать неподконтрольные со-циальные аффекты.Такая стратегия якобы позволяет сдер-живать проникновение экстремизма и неповиновения в инфраструктуру общества. Более того, она позволяет исследовать и собирать данные о тех зонах, которые маргинализованы. Од-нако совершено иначе либеральная «свобода» современного искусства срабатывает в автократических обще-ствах, (таких как сегодняшняя Россия, например). Здесь современное искус-ство, не успев приобрести обществен-ную легитимность, сразу стало рабо-тать на image making власти и элит. Поэтому любые не политкорректные виды свободы выражения, свойствен-ные contemporary art подвергаются манипуляциям в зависимости от их ориентации. Если они мешают правя-щим кругам, то подвергаются дэмпин-гу; как в случае с «Осторожно религия» или процессом Ерофеева.

Если же трансгрессивные, перверсив-ные или фундаменталистские арт-практики обслуживают власти и ее элиты, то они сразу огосударствляют-ся; как в случае выставки «Верю» или награждения ультра-правого евразий-ца Беляева-Гинтовта премией Кандин-ского. Реакционные практики, таким образом, попадают не на территорию современного искусства, как одна из исследуемых им частей, а напрямую в дизайн-пакет правящих элит. Похо-жим образом функционировал проект модернизма и при фашистских пра-вительствах. Его методологические, технологические и формальные до-стижения приветствовались, а нигили-стический, бунтарский пафос полно-стью присваивался правительством в пользу государства и использовался с целью подавления общества.

О ПРИЗНАКАХ ДИДАКТИЧЕСКОГО ИСКУССТВА

Дарья Атлас

[Одним из ранних примеров «поучающего искусства» на общественно-политические темы, были росписи сиенско-го Палаццо Пубблико «Аллегории Доброго и Злого правле-ния», выполнены Амброджо Лоренцетти [5].Они являются своего рода попыткой художника визуально обрисовать модель идеального, справедливого устройства общества и противопоставить ей картину тирании и жестокости «злого правления» с целью объяс-нить, напомнить и направить зрителя (в данном случае – представителя высшего правительственного органа Сиены).]

Современное дидактическое искусство зачастую предполагает позицию художника как исследователя, обращающегося к истории или фиксирую-щего свое внимание на современности. Останавливаясь на круге про-блем особой остроты, размышляя, изучая его, художник демонстрирует результат своего исследования в выставочном проекте. В нем находят себе выражение процессы образования и самообразования. Следующий шаг уже за зрителем – включиться в эти процессы и, входя в рефлексив-ное взаимодействие с проектом, определить свою позицию.Это можно наблюдать, например, в работе Альфредо Джаара «Rwanda Project». Для него выставка важна не только лишь эстетически, но и как способ привлечения внимания к проблемам геноцида в Руанде. Важно не только показать, но и дать информацию – отсюда присутствие в экс-позиции текстов. Но при этом Джаар воздействует на зрителя и эмоцио-нально. В одном из интервью он рассуждает: «Я постоянно стараюсь создать равновесие между информацией и зрелищем, между содер-жанием и его визуальным воплощением. […] Я всегда пытаюсь соеди-нить интеллектуальный и эмоциональный элементы, так как пред-почитаю предлагать зрителю различные «ключи» к произведению.

БЕ ЗУС ЛОВНО, ПЕРВОЕ ИМЯ, С КОТОРЫМ Д ЛЯ НАС АССОЦИИРУЕТС Я ПОНЯТИЕ ДИДАК ТИЧЕСКОГО ИСК УСС ТВА—

ЭТО БРЕХ Т. Д ЛЯ БРЕХ ТА « С А М О Е ГЛ А В Н О Е — Н АУ Ч И Т Ь Л Ю Д Е Й П РА В И Л Ь Н О М Ы С Л И Т Ь » [1] , ЧТОБЫ « П О К А З АТ Ь ,

Ч ТО С УД Ь Б Ы Л Ю Д Е Й О П Р Е Д Е Л Я ЮТС Я С А М И М И Л Ю Д Ь М И » [2] И « Н А П О М Н И Т Ь Н А Р О Д У О Е ГО С И Л Е »[3].

ТЕ ПРИНЦИПЫ, КОТОРЫЕ ОН ПОЛОЖИЛ В ОСНОВУ СВОЕЙ Х УДОЖЕС ТВЕННОЙ ПРАК ТИКИ—С ТАВКА НА

ОБЩЕС ТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ КРУГ ВОПРОСОВ, ЗЛОБОДНЕВНОС ТЬ, ВХОЖ ДЕНИЕ В ПРЯМОЕ ОБЩЕНИЕ СО

ЗРИТЕ ЛЕМ, С ТИМУЛИРОВАНИЕ ЕГО МЫС ЛЕЙ, ВОВЛЕЧЕНИЕ В ОСОЗНАНИЕ И РЕШЕНИЕ КОНКРЕТНОЙ ПРОБЛЕ-

МЫ,—КАК ФОРМУЛИРОВА Л ЭТО БРЕХ Т « РА З В Л Е К АТ Ь , П ОУ Ч АТ Ь И ВО О Д У Ш Е В Л Я Т Ь » [4]—И С ТАНУ Т ОСНОВНЫМИ

ПРИЗНАКАМИ ДИДАК ТИЗМА В ИСК УСС ТВЕ, КОТОРЫЙ ВПОС ЛЕ ДС ТВИИ ПРОЯВИТС Я КАК В ТВОРЧЕС ТВЕ САМОГО

БРЕХ ТА, ТАК И ИСК УСС ТВЕ ПОС ЛЕБРЕХ ТОВСКОГО ПЕРИОДА.

Брехт Б. Художник и общественная борь-ба (Пять трудностей пишущего правду)//Брехт Б. Театр. Пьесы. Статьи. Высказы-вания. В пяти томах. Т. 5/1. М., Искус-

ство, 1965.

Следует отметить, что это один из наибо-лее ранних примеров политических алле-

горий (1337-1339)

Брехт Б. Общие вопросы эстетики (Пись-мо Томброку)

Брехт Б. Общие вопросы эстетики (Пись-мо Томброку)//там же.

Там же.

[1]

[5]

[3]

[4]

[2]

Интервью для ART:21. См.: http://www.pbs.org/art21/artists/jaar/clip1.html

«Р.Э.П. – Искусство множеств. Беседа Виктора Мизиано с группой Р.Э.П». Текст был опубликован в газете, изданной к выставке группы Р.Э.П. «Патриотизм. Ис-кусство как подарок» в PinchukArtCentre (27.09 - 02.11.2008). См. http://prostory.net.ua/ua/art/123-2008-10-03-07-10-31

Там же.

[6]

[7]

[8]

Я создаю пространство коммуникации, это моя цель. Я не хочу, чтобы произведение работало лишь на визуальном уровне, так что мне необходима информация [как элемент произведения]» [6] . Под другим углом видит задачи искусства киевская группа Р.Э.П. В их многосерийном проекте «Патриотизм» [материал Оксаны Тимофеевой (стр 6—10) в этом зине проиллюстрирован группой Р.Э.П.] нет попытки эмоционального захвата зри-теля, джааровской зрелищности, в их минималистичных пиктографических таблицах отсутствует момент развле-кательности. Они предполагают усилие со стороны зрите-ля в расшифровке комбинаций пиктограмм с помощью специального словаря. Авторы уточняют: «Задачей зрите-ля становится самостоятельно вычленить «есть» и «должно быть», различить истину, зло и добро в однородном потоке текста»[7]. Можно сказать, этот про-ект – попытка воплощения в сочетании монументального, уличного и прикладного искусства задач и принципов, за-ложенных в театре Брехта. Кроме того, участники группы подчеркивают, что их работы «взывают к социальной ответственности» [8].Зачастую на смену брехтовскому поучающему искусству приходит дидактизм в иной форме – искусство, понимае-мое непосредственно как обучение, где главным признаком становится его образовательный импульс. Марта Рослер в проекте «The Martha Rosler Library» превращает выставоч-ное пространство в читальный зал публичной библиотеки – личное собрание книг художника выставляется в художе-ственном пространстве. С книгами из личного собрания художницы-феминистки может ознакомиться любой жела-ющий. Здесь мы видим еще и момент обобществления зна-ния, ведь личная коллекция книг, это всегда специальный подбор текстов, где импульсом для отбора могут стать как необъяснимые и невоспроизводимые личные обстоятель-ства, так и профессиональный и политический интерес, и, снова, импульс к самообразованию у самого художника. Это уже не брехтовское поучающее искусство (воздействие на зрителя и взаимодействие с ним), направленное на приви-тие зрителю верной политической позиции, а чисто обра-зовательное искусство, искусство как образование. В том же ряду примеров можно упомянуть и случай с Манифестой 6, (Никосия, Кипр, 2006) под общим названием «Выставка как школа в разделенном городе», где институциональный аппарат одной из крупнейших в Европе регулярных выста-вок должен был быть реструктурирован в школу искусства в очень непростых политических и социальных условиях на спорной территории г. Никосии, половина которого нахо-дится под юрисдикцией Греции, другая половина принад-лежит Турции.

[Этому амбициозному миссионерскому проекту, к слову, так и не удалось состояться, и, во многом, именно потому, что не были учтены все гео- и социо-политические нюансы локальной ситуации]

Стоит отметить, что со временем признаки дидактического искусства менялись. Взять, например, СССР. Дидактизм прорас-тает сквозь все тело советского искусства. С другой стороны сама советская культура произрастает из его корней, дидактизм есть текущий в стеблях формального воплощения смысловой сок со-ветской культуры. Главной целью искусства в первое десятилетие становления нового государства была политическая агитация, поэтому искусство, прежде всего, ориентировано на массы и прямое взаимодействие с ними. Наиболее полным воплощением агитации в искусстве (или искусства в агитации – провести раз-делительную линию здесь практически невозможно) стал плакат: «Когда надо бросить в массы лозунг, обратить их вни-мание на какое-нибудь событие, внедрить одну мысль – здесь плакат полновластный господин» [9]. Ставка на агитационное искусство, прямо воздействующее на зрителя, была неотъемлемой частью идеологической позиции Лефа, при этом «станковой картине, считающей, что она источает из себя постоянную агитацию, - Леф противо-поставляет плакат, злободневный, рассчитанный, при-норовленный к улице, газете, демонстрации – обрушиваю-щийся на эмоцию зрителя с верностью артиллерийского снаряда» [10]. Однако мексиканские муралисты использовали дидактический и пропагандистский потенциал монументальной

живописи в новых условиях и применили их к новым нуждам рабочего класса Мексики средины 20 века. [Следует заметить, что этот потенциал монумен-тального искусства был отмечен и использован еще в средние века в форме церковной живописи. С одной стороны это искусство, выполненное на средства за-казчика (церкви и правящего класса) было обязано впе-чатлять, воздействовать на воображение, с другой стороны оно выполняло и просветительские функции, было «библией для неграмотных». В этом случае ис-кусство являлось лишь инструментом идеологическо-го порабощения[11]. В случае мексиканской школы про-

изошел перезахват средств производства знания и монументальное искусство оказалось в руках народа и на службе у народа].Дидактизм агитационного искусства в соединении с мощью лозунга – гораздо более интенсивный и боевой по своему харак-теру, чем дидактизм в искусстве современности. Сегодняшние формы образовательного и агитационного искусства, отойдя от задачи эмоционального захвата зрителя, тяготеют к рефлек-сивному дидактизму и, предоставляя зрителю общую картину ситуации или проблемы, подразумевая дискуссию, оставляют окончательный выбор за зрителем. Подобный подход мы видим и в последней работе Джереми Деллера «Это то, что есть: разговоры об Ираке» («It is what it is: Conversations about Iraq)»: зритель по замыслу автора, должен включится в дебаты о ситуации в Ираке. Традиционный празд-ный посетитель выставки, фланер, «культур-турист», пассивный наблюдатель должен стать активным участником дискуссии, оказывается вовлеченным в обсуждение темы, теряет нейтраль-ность своей молчаливой позиции. В целом, Деллера можно считать одним из ключевых авторов нового дидактизма. Начиная с его раннего, одного из самых известных произведений «Битва при Оргриве» (2001), в которой он, спустя 17 лет после реальных событий реконструировал в форме массовой ролевой игры вос-стание шахтеров и их сражение с полицейскими. Все участники спектакля-риенактмента и, впоследствии, зрители оказались вовлечены в обсуждение круга вопросов, которые поставил художник, обратившись к конкретному историческому сюжету гражданского неповиновения.

Полонский В.П. Русский революцион-ный плакат//Русская советская художе-ственная критика, 1917-1941: Хрестома-тия. М.: Изобраз. искусство, 1982, с. 85.

Мы ищем (Леф) //Новый Леф. 1927. № 11-12. С. 1.

Этот процесс на примере конкисты в Бо-ливии описан подробно в новой крупной международной выставке “Принцип По-тоси. Как нам воспеть господа в чужих землях”, Мадрид, Берлин, 2010, курато-ры Андреас Сикманн и Алисе Крайшер

Р и е н а к т м е н т , а н г л . : r e - e n a c t m e n t , д о с л о в н о — « п о в т о р н о е д е й с т в и е »и л и « п е р е и г р ы в а н и е з а н о в о »

[9]

[10]

[11]

( 1 )

С Т А В К А Н А О Б Щ Е С Т В Е Н Н О - П О Л И Т И Ч Е С К И Й К Р У Г В О П Р О С О В

( 2 )

С Т Р Е М Л Е Н И Е П Р И В Л Е Ч Ь В Н И М А Н И Е К К О Н К Р Е Т Н О Й П Р О Б Л Е М Е ,

П Р И З В А Т Ь К Е Е Р Е Ш Е Н И Ю ; З Л О Б О Д Н Е В Н О С Т Ь ;Н А Ц Е Л Е Н Н О С Т Ь Н А И З М Е Н Е Н И Я

( 3 )

О Б РА Щ Е Н И Е К Ф О Р М Е И С С Л Е Д О В А Н И Я , И Н О Г Д А К И С Т О Р И И

( 4 )

О Б РА З О В А Т Е Л Ь Н Ы Й И М П У Л Ь С , И Н Ф О Р М А Ц И О Н Н О С Т Ь

( 5 )

Т Р У Д З Р И Т Е Л Я , В О В Л Е Ч Е Н И Е Е Г О К А К У Ч А С Т Н И К А , П Р И З Ы В К Р Е Ф Л Е К С И В Н О С Т И И О П Р Е Д Е Л Е Н И Ю П О З И Ц И И

ОБОБЩАЯ СКАЗАННОЕ, СРЕДИ ПРИЗНАКОВ ДИДАКТИЧЕСКОГО ИСКУССТВА НУЖНО ПЕРЕЧИСЛИТЬ:

Все эти признаки видны и в работах группы «Что де-лать?», посвятившей выяснению отношений с наследием Брехта отдельный номер своей газеты («Почему Брехт», газета «Что делать?» №11, январь 2006). В искусстве груп-пы мы можем заметить отдельные приемы, выработан-ные Брехтом, обращение к форме зонга, дидактичность повествования, характерность тем – все это наблюдается, в частности, в работе «Perestroika Songspiel». Влияние Брехта сказывается и в их выставочной деятельности. Дидактичность выставок – одна из их основных отличи-тельных черт. Начиная с ранних коллективных работ «Что делать?» («Дрейф. Нарвская застава», 2004-05 гг., выставка «Самообразования», ГЦСИ, Москва, 2006г.) они формируют насыщенную дидактиескую практику. В пер-вую очередь коллективным изданием одноименной газе-ты в течение шести лет и, в продолжение этого создавая специфические композиионные решения выставочных пространств, где сочетались фоторепортажи и видеодо-кументация, исторические сводки, новые и найденные утилитарные объекты, таблицы активистских социоло-гических исследований. Еще один пример тому – проект, сделанный для Стамбульской биеннале 2009 года, где стены экспозиционного пространства обвивала иллю-стрированная летопись событий перестройки – здесь и обращение к форме исследования, к истории, и ставка на общественно-политический круг вопросов, и любой другой из обозначенных признаков дидактического искусства.

Соединив все это, искусство становится орудием, действующим «с верностью артиллерийского снаряда» [12]. В то же время оно, монументализируясь теряет раз-влекательный элемент и обретает дидактически-пропагандистский, подобный тому, к которому стре-мился Диего Ривера в монументальной композиции «История Мексики – Мир сегодня и завтра». Продолжая традицию Риверы, детально изображающего картину угнетения, призывающего к продолжению дела, начато-го Идальго, Морелосом, Хуаресом, Сапатой, Каррильо Пу-эрто и Родригесом, Олейников визуализирует историю непрерывной борьбы с фашизмом, но при этом ставит акцент на достижениях борьбы, как стимуле двигаться вперед. Выставочное пространство галереи становит-ся своего рода пособием по борьбе с фашизмом: попадая в него, зритель не просто наблюдает искусство, но, буду-чи окружен текстами, которые сопровождают изобра-жения, втягивается в эпицентр антифашистских идей, оплетающих его со всех сторон, обретает необходимые для противостояния знания и, обращаясь к прошлому (представленному в хронике борьбы на одной из стен), определяет свою позицию в настоящем и будущем.

Концепцию дидактической выставки в своих работах последо-вательно разрабатывает художник Николай Олейников, член группы «Что делать?», выступающий и как самостоятельный ав-тор. Частью дидактических практик Олейников видит издатель-ские проекты, семинары-общежития и, например, «48-часовой Первомайский Конгресс-Общежитие Творческих Работников» (Москва, 2010г). Его новая выставка посвящена истории интерна-ционального противостояния фашизму. Так на выставке будет показана серия полутораметровых черно-белых плакатов, вы-полненных гуашью. «Это портреты людей, которых мне захотелось выделить как отдельные главы истории анти-фашистского движения. Здесь будет Эрнст Тельман—по-литический противник Гитлера, проигравший нацистам выборы в 1933м и будет Ульрика Майнхоф из террори-стической группировки РАФ, которая своими методами пыталась бороться с последствиями нацизма в Германии в 70-е годы. На одном из плакатов будет карта Варшав-ского гетто, на другом высказывание о Мареке Эдельмане, одном из организаторов восстания в Варшавском гетто и т.д. Там будет знаменитый американский анархист и ан-тифашист, чемпион мира по микс-файту в тяжелом весе Джефф «Снеговик» Монсон—растатуированная лысая груда мяса, с наколкой «СОЛИДАРНОСТЬ» кириллицей на правом плече и огромной анархо-коммунистической звез-дой под левой ключицей - наш современник. Все эти исто-рические фигуры должны рассказывать зрителю истории друг о друге, таким образом составляя неразъединимое целое. Противоречивое, разнообразное, но единое»—гово-рит Олейников. По своему формальному языку работы восходят и к плакатному искусству—главному инструменту борьбы и революции,—и к монументальным фрескам мексиканских муралистов, заполняю-щих все архитектурное пространство, в котором они находятся. И к новым выразительным средствам уличного протеста—к граф-фити, и к доступной повествовательности комикса.

Мы ищем (Леф) //Новый Леф. 1927.№ 11-12. С. 1.

[12]

45

Н и к о л а й О л е й н и к о в

Э Р Н С Т Т Е Л Ь М А Нг о в о р и т о б И В А Н Е Х У Т О Р С К О М

и з с е р и и « О с т р а я н е о б х о д и м о с т ь б о р ь б ы » ,

2 0 1 0

Николай Олейников и Кирилл Медеведев

ПРОПАГАНДАИ

ИСКУССТВО...фигура пропагандиста, якобы исторически скомпро-метированная, необходима на этом поле—чтоб оно было напряжено и могло порождать новые смыслы, за пределами ханжеских либерал-консервативных установок.

Когда я думаю о месте творческого человека в современной реальности перед глазами возникают неожиданные картинки: поэт, который поджи-гает уродливое офисное здание в центре города или художник, замотан-ный шарфом по самые глаза, которого винтят на демонстрации семеро милиционеров. И мне нравятся эти картинки. Скучен художник, который убедил себя, что его место в мастерской с одиннадцати утра до семи вече-ра. И хорош поэт, который не просто жжет глаголом в сети или на клубном слэме, а вовлечен в партийную работу, отдает свое время активизму.Можно привести в пример несколько художников - ярких художников, которые видели свою полную творческую реализацию возможной только внутри движения, политического или рабочего.Это не только весь спектр левого предреволюционного искусства в Рос-сии и раннее советское искусство. Но и, разумеется Гюстав Курбе, Оноре Домье из революционных художников Франции. И берлинские политизи-рованные Дада. Это Диего Ривера и мексиканские муралисты. Это Эмори Дуглас, министр культуры «Чёрных пантер», блистательный графический художник.Каждый из этих авторов не боялся лишиться творческой идентичности, слившись с политическим движением затеряться в активистской работе, быть лишенным высшей праведной непредвзятости, священной дистан-ции, которая одна может сделать оптику художника непогрешимой перед историей искусства. Так ли это? Ведь если вспомнить, каждый из этих ху-дожников взвалил на себя груз административной работы, проявлял себя в роли организатора, осознавая важность своего предназначения, бес-пощадно растрачивая свой талант в повседневной борьбе.Крупнейший французский художник 19 века, основатель реалистической школы Гюстав Курбе принимал активное участие в революционном дви-жении парижской коммуны. Сомневался он не долго, получив предложе-ние революционного комитета занять ответственный пост в новом госу-дарстве. Вот он пишет своей семье: Вот я, благодаря народу Парижа, по горло в политике: председатель Федерации Художников, член Коммуны, делегат Кабинета Мэра, делегат Министерства Народного Образования, - четыре самых важных ка-бинета в Париже! Я встаю, я завтракаю, я сажусь и председательствую 12 часов в день. Моя голова становится как печеное яблоко. Но, несмотря на все эти ажитации и погружение в общественные вопросы, с которыми я не был знаком – я на седьмом небе от счастья. Париж – настоящий рай! …Парижская Коммуна – самая успешная форма правления, когда либо бывшая.Можно привести в пример художников из Берлина 1920х годов, вдохнов-ленных русской революцией. Георг Гросс – рисует политические карика-туры для пролетарской газеты «Роте Фане», Джон Хартфильд, изобрета-тель техники фотомонтажа создает эмблему Рот-фронта – сжатый кулак, выполняет бесконечное число коллажей в левофланговые издания.Никто не посмеет сказать, что авторы «продали» или «бездарно распы-лили» свой талант, пожертвовали искусством во имя неочевидных поли-тических целей, что они ввязались в бессмысленную борьбу, когда надо было заниматься чистым искусством. Все художники, о которых я гово-рю, сделали много для истории искусства, их произведения – настоящие шедевры, достояние человечества,

Н.О.:

достижения мировой культуры безо всяких оговорок. И я до сих пор, хоть убей, не принимаю никаких отговорок или оправданий, когда человек творчества твердит, что искусство должно быть непредвзятым, объектив-ным, субъективным, суггестивным, отстраненным, автономным, каким угодно, лишь бы не быть политическим, лишь бы не показаться тенден-циозным, слишком красным, слишком левым. Эти термины под подозре-нием у художников. Художники настаивают на неоднозначности. Считают, что только так может существовать искусство.

Коля, я разделяю твой общий настрой, но надо всё-таки выделить разные, скажем так, модусы ангажированности. Одно дело – административная, активистская или творческая работа художника в революционных ор-ганизациях или учреждениях, другое дело – агитация на стороне борю-щегося или победившего движения, третье – воспевание тех или иных революционных или пост-революционных режимов. Конечно, когда ре-волюция на подъеме, то все три перечисленных могут сочетаться. И это самый счастливый момент, но он всегда длился недолго. Что делать, когда революция идёт на спад, или, что гораздо актуальней для нас, в эпоху ре-акции? То есть, в ситуациях, когда одной революционной страсти малова-то. Например, случай Маяковского. Традиционную, навязшую в зубах ин-терпретацию мы знаем: был замечательный поэт, а потом разменял свой талант на партийную агитацию, из-за чего погиб как художник и покончил с собой. И такой же навязший в зубах вывод – не связывайся, художник, с политикой, будь независим. Понятно, откуда берётся такое представле-ние – как из весьма особого понимания «независимости», так и из разоча-рования в политике вообще. Зачем быть в политике, если идеалисты всё равно проиграют, а циники победят с помощью неприглядных методов? Зачем художнику инвестироваться в коллективное, если индивидуаль-ность – это единственное ценное и осязаемое, что у него есть? Что мы, как марксисты, можем на это ответить? Мы против детерминированности, мы знаем, что история не предрешена, она могла развиваться по-другому. И если мы хотя бы немного допускаем, что судьба революции могла быть иной, значит, мы понимаем, что и судьба Маяковского была определена не его выбором (единственно достойным такого человека и поэта, как он), а тем, что партия из авангарда в итоге превратилась в тормоз для со-циальной революции в стране. Другой вопрос, в какой степени собствен-ная позиция Маяковского могла влиять на общую политическую дина-мику. Имея перед глазами пример Виктора Сержа, который, полностью ассоциируя себя с революцией и работая на неё, тем не менее (вернее, именно поэтому) с самого начала критиковал те или иные стороны боль-шевистской политики и партийной жизни, мы можем сказать – да, можно было бороться за революцию, и тем самым бороться за свою поэзию и за свою жизнь. Конечно, нам сегодня сложно адекватно судить. Но вот что должно быть очевидно – ангажированность не исключает внутреннего критического вектора, она требует его.

К.М.:

Н.О.:

Насчет Рифеншталь – она вообще не была ни ангажированным, ни по-литическим художником, не делала никакого политического выбора – между фашизмом и антифашизмом например. Она была аполитична, мо-лода, талантлива и жаждала самовыражения. Нацистский режим дал ей возможность самовыразиться. Так же как в своём рафинированном, ин-теллектуальном плане фашизм довёл до логического завершения лозунг «искусство ради искусства», так же Рифенталь довела до крайности пара-дигму аполитичного художника. Именно поэтому Рифеншталь сегодня так популярна среди разных аполитичных декадентов всех мастей. Она для них – недосягамый образец радикальной аполитичности.

Что касается ангажированности в целом, тут ясно - мы с тобой для себя этот вопрос положительно решили. Есть мнение, что, возможно напрас-но, что это в ущерб репутации, и даже против логики творческого разви-тия (на что я мог бы возразить доводом о непрекращающемся развитии в постоянном процессе активистского самообразования). Но вот что меня еще волнует. От ангажированности, т.е. от найденной политической кон-станты мы не можем не сделать следующего шага вперед, где художник на службе движения становится агитатором, пропагандистом. И тут мы видим плотный узел противоречий. Этот узел нужно развязать, иначе мы с тобой окажемся в преисподней истории искусства, а хотелось бы в рай, конечно.Итак, художник-пропагандист не сомневается в своем политическом выборе, он не просто разделяет ценности движения, он полностью ото-ждествляет свои собственные ценности с задачами движения, а значит универсализует их. А что если художник сделал исторически неверный выбор? Ведь есть агитация и агитация. Агитация вела студентов Сорбон-ны на баррикады в 68м и агитация зовет молодёжь в ряды вооруженных сил. Пропагандой пользовалась советская тоталитарная машина, об ис-ключительной важности агитации в третьем рейхе и на оккупированных территориях бепрестанно твердил Гитлер (см. Ксения Кример-Полуэктова «Восстание в Собиборе»). Холодная война между СССР и США – это в том числе война пропагандистская. В этой ситуации художник, поэт, творче-ский работник инструментализируется политической силой. Но выбор стороны, выбор этой силы – это работа самого художника. Брехт в итоге выбрал одну сторону, Риффеншталь – противоположную. Однако кто, в конечном счете, отмоет Риффеншталь? Такую талантливую. Или, кто по-хоронит Проханова (Лимонова, Гинтовта)? Такого ангажированного. Кто отправил Маяковского, Хартфильда и Виктора Сержа, продавших душу Движению, в рай Истории Искусства беспересадочным экспрессом? И что нам в результате делать с Родченко?Ты прав в том, что ангажированного искусства нет вне массового движе-ния, но в то же время пропаганду и агитацию используют все политиче-ские силы: и освободительные, и тоталитарные, и фашистские вне зави-симости от удельного веса. При этом для художника и выбор движения, и воля к трезвой критике изнутри, и форма взаимодействия с партией и с аудиторией, и вопрос артистической реализации и саморазвития остают-ся на повестке.

К.М.:

И Гинтовта с ней я не стал бы сравнивать. Гинтовта я готов уважать как достойного врага в той степени, в которой он серьёзно готов работать на то же евразийское движение. Проблема в том, что он колеблется между атомным православием и московско-питерским арт-базаром. А вдруг весь этот чёрно-золотой морок распадётся, кто кроме столичных арт-спекулянтов и их критической обслуги примет его тогда? Вот это страх, который разъедает сегодняшнего художника-пропагандиста изнутри, за-ставляет его ориентироваться на буржуазную историю – историю одино-чек, возвысившихся над немой коллективностью. Понятно, что отношение к пропаганде неотделимо от общего неолибе-рального фона. Например, работа художника в рекламе, взаимопроник-новение искусства и банковской системы – всё это воспринимается как должное, хотя ведь это и ангажированность в самом негативном смысле. Ведь художник, рекламирующий продукт, к которому он не имеет никако-го отношения, стопроцентно отчужден от результатов своего труда – кста-ти, в отличие от того, кто искренне пропагандирует те или иные идеи. В такой агитации нет ничего унизительного и манипулятивного, в отличие, кстати, от политтехнологий, на которых построена уже практически вся политическая жизнь. Если ты видишь весь этот ужас слияния рынка и пар-ламентской политики, то вопрос пропаганды на стороне непарламентских групп, самоорганизованных коллективов, социальных движений прини-мает совершенно другой смысл. Левый художник или его коллективный заказчик перестаёт быть только субъектом манипуляции, а аудитория, к которой он обращается – только объектом. Вот лично мне тоже нужно, чтоб меня агитировали. Чтоб кто-то четким сильным высказыванием или образом побуждал меня к чему–либо. Я не-давно видел на одной советской фотографии лозунг «За словом – дело, за критикой – действие!». Он висел над трамвайным депо. Много бы я дал, чтобы такой лозунг встречал меня утром, когда я выхожу из дома, вместо рекламы какой-нибудь. А потом, когда я к нему привыкну и перестану за-мечать, чтобы появился новый. Я сейчас составляю небольшую антологию поэзии Великой отечественной войны, включая в неё как образцы офици-альной поэзии, в том числе, естественно, и такого патетично–агитацион-ного плана, так и теневые, неподцензурные тексты, где больше говорится про частные переживания, про непроговариваемый страх, рефлексию, разные неприглядные стороны войны, которые никогда не примет ника-кая официальная история. И я вижу, как допопняют друг друга эти раз-ные пласты, и как это совмещение формирует, конечно, трагический, но в глубине своей всё-таки позитивно заряженный посыл, уничтожающий и блестящую мифологическую оболочку, и все эти либеральные дегероизи-рованные сопли – мол, «закидали трупами» и т.п. То же самое насчет Маяковского – он будет освящен теми, кто сможет соз-давать мощное агитационное искусство и одновременно работать в глу-боко универсалистском ключе, обращаясь, как это и свойственно, в прин-ципе, художнику, ко всем, а не только к потенциальным сторонникам. Но главное – это способность связывать эти сферы – в том числе эти – связы-вать их своей жизнью, своей кровью, своим политическим решением.

Делать эту связь убедительной. Когда ты говоришь себе – я только про-пагандист, или я только философ, или я только свободный критический художник, или, например, я просто отец, который кормит семью и вынуж-ден целиком отдавать себя системе – ты снимаешь с себя ответственность, передоверяешь свой политический выбор неким внешним основаниям, инстанциям – политике, науке, искусству, морали и так далее. И по их кри-териям – удачно или неудачно – существуешь дальше. Это выбор личный, профессиональный, экзистенциальный, какой угодно, но это не выбор Человека. И это не политический выбор. Даже «быть пропагандистом или не быть» это не политическая дилемма. Политический выбор – это именно то, как ты связываешь эти разные модусы в своей жизни.. Каким образом свою аналитическую, рефлексивную функцию, своё понимание всей слож-ности этого мира и общества – словом, всю ту оптику, которая порождает в интеллектуале всем известную практическую апатию – каким образом ты связываешь это всё с агитационным, активистским действием, с не-обходимостью вдруг свести всё богатство возможностей к агитационной листовке и потом ещё, например, пойти раздавать её.

Н.О.:Сложность еще и в том, что пропаганда это не только вопрос личного по-литического выбора и верности движению. Это не просто высказывание, подчиненное партийной логике, но и тип речи, точный выбор знаковой системы, соотнесенной с теми, к кому обращается движение через ху-дожника. То есть агитационная работа для художника это всегда решение формального вопроса. Послание, ретранслируемое агитатором в произ-ведении пропаганды, то самое послание всем должно быть услышано как можно вернее. Американский левый активист Эбби Хоффманн, напри-мер, говорил: «Всегда используй символы, реквизит, одежду и язык людей, в среде которых работаешь. Работая на улицах никогда не пизди про империализм, парти-сипаторную демократию и либертарные коммюнити. Оставь эти трюки для семи-нар групп. Говори с парнями о том, как заебал босс и как вообще, короче, будь в теме. Ты же не хочешь, чтобы они решили, что тебя только что выперли из либертар-ного коммюнити». Это не означает, что нужно снизить интеллектуальный порог в общении с аудиоторией, наоборот, необходимо, чтобы простая речь была насыщенной смыслом и делала содержание любой сложности доступным. Это переход от отстраненной, отчужденной «автономной» художнической практики поиска «нового» к практическому поиску об-щедоступных, максимально демократичных и предельно убедительных формальных средств. Поиск, расширяющий в итоге и границы искусства. Звучит, возможно, как парадокс, но именно такая языковая и формаль-ная аскеза, как бы навязанная партийной необходимостью приводит художника к более прочной связи с реальностью и при этом задает на-правления формального поиска, зачастую выводя этот поиск в плоскость реального действия. И когда поэт перестает быть просто поэтом, выходит на улицу, берет в руки запал или транспарант и в этот момент становится действительным поэтом, когда творческий человек занимается полити-ческим действием - у политики появляется шанс снова стать творчеством.

Важно, насколько ты способен выстроить эту органику перехода к дей-ствию, которое всегда есть ограничение, даже насилие над мыслью и над орнаментом, желающими виться по собственным имманентным законам. Если удаётся осознать, осуществить, выразить это именно как переход, а не как отказ или разрыв, это безусловно поднимает статус активиста, про-пагандиста, ангажированного художника – человека, который вкладыва-ет свою сингулярность в иной, коллективный проект реальности. А это невероятно важно. Ведь статус активиста сейчас в обществе невероятно низок, его не существует вообще. А статус художника, поэта, философа по-прежнему высочайший. Даже человек, далёкий от искусства, понима-ет, за что борется художник – за счастье самовыражения, за свободную творческую жизнь, за успех, или, наоборот, за романтическую отвержен-ность, а, в конечном счёте, за место в истории – в истории господ, рядом с политиками, учёными, полководцами или даже выше их. За что борется активист, мало кому понятно. Это признак тяжелейшего кризиса. Кризиса социального творчества, если так можно сказать. Если ты говоришь, на-пример, «Мир уродлив и люди грустны», то это воспринимается как выно-шенное и безыллюзорное высказывание художника, а если ты говоришь «мир разнообразен, и люди по-прежнему способны к самоорганизации», то автоматически оказываешься пропагандистом. Между тем, первое вы-сказывание это давно уже ни к чему не обязывающая банальность, а вто-рое может стать серьёзной – и политической и художественной – плат-формой, основой нового рефлексивно-героического существования.Если же человек безнадежён, то, конечно, максимум к чему он стремится – это объективировать часть себя в художественном произведении или тексте, для того, чтобы, отчужденные от него, они из объектов преврати-лись в субъекты истории, истории искусства. Но ведь субъект истории это человек как таковой, во всей своей позитивной сложности, а не в какой-то отчужденной части. Так же как история искусства это часть человеческой истории, а не наоборот. И человек это звучит гордо. Человек-художник, человек-агитатор, человек-активист, человек-рабочий, человек-интеллигент – всё это вместе звучит гордо. А дробле-ние - искусственно, это кризис системы, стремящейся свести художни-ка, как и всех остальных, к экономической функции. Но это, конечно, не просто неолиберальная идеология, это сама реальность. Реальность, в которой связывать разные вещи – теорию и практику, рефлексию и аги-тацию – друг с другом действительно очень сложно, сшивать приходится на живую нитку, и нитки эти часто торчат, выглядит не очень убедительно. Но реальность меняется только так. И только так, я считаю, можно воз-вращать и удерживать тот универсалистский, гуманистический горизонт, который создавали наши предшественники, художники-агитаторы в том числе, – социалисты, анархисты, радикальные демократы, – в 20-м веке и раньше. Создавали не только ценой усилий и смерти, но и ценой соб-ственной репутации.

К.М.:

Н.О.:Сопротивляясь нацизму слева в условиях неолиберализма уместно про-вести исторические параллели с 1930ми годами и попытаться понять как творческим людям в новых условиях вести агитационную работу.

Коля, разговоры о разного рода «переизобретениях» и новизне чаще все-го остаются лишь разговорами. Можно просто вспомнить, чем занимались конкретно мы с тобой, например, за прошедший год и, наверное, будем заниматься дальше – производство арт-объектов и текстов, оформление газет, перевод и изготовление книжек, выставки, чтения, хождение на собрания и оргкомитеты, организация семинаров, митингов и пикетов – иногда удачных, иногда проходных, иногда провальных. Совмещали одно с другим, иногда жертвовали одним ради другого, что вызывает недоуме-ние у некототых. Во всех этих видах деятельности как таковых нет ничего нового. Когда ты должен сделать листовку, и хочешь, чтобы её прочитало и поняло как можно больше людей, у тебя не так много пространства для «переизобретения», правда же? Для меня возможность новизны, возмож-ность утопии состоит именно в совмещении этого всего. Именно из это-го совмещения родятся (а могут и не родиться) новые мотивации, новые отношения, новые образы жизни, новые ставки, – отличные от ставок ху-дожника или интеллектуала, стремящихся утвердиться в уже существую-щем профессиональном поле, или ставок политика, мечтающего прийти к власти и переустроить общество сверху. Это поле моей в том числе лич-ной революционной утопической борьбы. И фигура пропагандиста, яко-бы исторически скомпрометированная, необходима на этом поле – чтоб оно было напряжено и могло порождать новые смыслы, за пределами ханжеских либерал-консервативных установок.

Какими инструментами мы обладаем в нынешних условиях вне зоны влияния больших партий/корпораций, можем ли мы выстроить диалог с людьми, обратиться к человечеству? Существуют ли новые методы пропа-гандистской борьбы, есть ли потенциал к переизобретению новой осво-бодительной пропаганды? Ведь, если присмотреться, в нашем повсед-невном арсенале не так уж мало демократических инструментов борьбы: теоретические и практические конференции, организованные снизу, демонстрации, пикеты и другие формы публичного протеста и уличной самоорганизации, выставки и киноклубы, автономные издательские про-екты. Всё это у нас и так есть. А что еще?

К.М.:

Н.О.:Тогда очевидно, что фигура художника-борца должна присутствовать в этом поле постоянно. Не мерцать и маячить где-то на горизонте, а быть постоянно проявленной, интенсивной, ежеминутной, очевидной через регулярную практику совместной борьбы. Я хочу сказать, что это большая радость, тратить себя в борьбе. Возможно, это и есть жизнь в искусстве. Потому что вдохновение это потрясающее состояние, когда тобой руково-дят злость и радость. Злость от осознания неспаведливости и хуйни.И радость, как радость, которая расправляет плечи и наполняет руки силой.

н е п р о м а х н и с ь

выбей фашизм

Р е в а н ш у л ь т р а п р а в ы х н а н а ш и х у л и ц а х , в о в л а с т и , н а с т р а н и ц а х г а з е т , в у н и -в е р с и т е т с к и х а у д и т о р и я х и н а х у д о ж е -с т в е н н ы х в ы с т а в к а х н е д а ё т н а м с д а т ь а н т и ф а ш и з м в а р х и в п р о ш л о г о в е к а .

М ы с о л и д а р н ы с в о с с т а в ш и м и у з н и к а -м и С о б и б о р а и В а р ш а в с к о г о г е т т о , с б о р ь б о й с о в е т с к и х с о л д а т , и с п а н с к и х а н а р х и с т о в и м а р к с и с т о в - п о у м о в ц е в , с г е р о я м и ф р а н ц у з с к о г о и и т а л ь я н с к о г о С о -п р о т и в л е н и я , с ю г о с л а в с к и м и п а р т и з а н а -м и , с ж е р т в а м и п и н о ч е т о в с к о г о т е р р о р а …

М ы н е с ч и т а е м , ч т о и х п о д в и г м о ж е т б ы т ь с в е д е н в г е т т о э т н и ч е с к о й , г о с у д а р с т в е н -н о й , п а р т и й н о й и л и с у б к у л ь т у р н о й п а -м я т и . М ы н е с ч и т а е м , ч т о и с т о р и ч е с к и е п р о т и в о р е ч и я м е ж д у а н т и ф а ш и с т а м и в п р о ш л о м д о л ж н ы р а з ъ е д и н я т ь н а с с е -г о д н я . И с т о р и ч е с к а я п а м я т ь п р и н а д -л е ж и т л ю б о м у , к т о г о т о в п р и м е н и т ь е ё в с в о е й ж и з н и и р а з д е л и т ь с д р у г и м и .

В М Е С Т О К О Н Ц О В К И

М ы н е в о с п р и н и м а е м ф а ш и з м н и к а к а б -с т р а к т н о е п о т у с т о р о н н е е з л о , н и к а к п р о я в л е н и е в е ч н ы х ч е л о в е ч е с к и х п о р о -к о в . И с т о р и ч е с к и ф а ш и з м в о в с е х с в о -и х ф о р м а х п о р о ж д а е т с я с и с т е м о й , и м е ю -щ е й о п р е д е л ё н н ы е к а ч е с т в а и н а з в а н и е . Э т а с и с т е м а — к а п и т а л и з м . Ф а ш и з м з а -р о ж д а е т с я в т о й т о ч к е , г д е р а з г о в о р о к о н к р е т н ы х с о ц и а л ь н ы х я з в а х и п р о -т и в о р е ч и я х п о д м е н я е т с я р а з г о в о р о м о п р и в и л е г и и с и л ь н о г о , у с п е ш н о г о , ( б о г о )и з б р а н н о г о , о н е з ы б л е м о с т и с о ц и а л ь -н ы х , э т н и ч е с к и х и л ю б ы х д р у г и х г р а н и ц и и е р а р х и й , я к о б ы д а н н ы х с в ы ш е и л и з а -л о ж е н н ы х п р и р о д о й . М ы с ч и т а е м — н е т н и к а к о г о « д а н н о г о с в ы ш е » н е р а в е н с т в а !

М ы з н а е м о д н у г р а н и ц у — м е ж д у п р а -в ы м , т о е с т ь , и е р а р х и е й ( в к а к о м б ы т о н и б ы л о — к о н с е р в а т и в н о м , н а ц и о н а л -с о ц и а л и с т и ч е с к о м и л и р ы н о ч н о -ф у н д а м е н т а л и с т с к о м — в а р и а н т е ) и л е в ы м , т о е с т ь , р а в е н с т в о м к а к г о р и -з о н т о м и к о н к р е т н ы м и ш а г а м и к н е м у .

М ы в и д и м о с т р у ю н е о б х о д и м о с т ь б о р ь -б ы , в т о м ч и с л е в п о л е к у л ь т у р ы , и с к у с -с т в а и з н а н и я . В с о з д а н и и п р е е м с т в е н н о -с т и а н т и ф а ш и с т с к о й т е о р и и и п р а к т и к и .

Н и к о л а й О л е й н и к о в« П Л Е Ч О » и з с е р и и « О с т р а я н е о б х о д и м о с т ь б о р ь б ы » ,

2 0 1 0