Энн ПерриСмертная чаша весов

Серия «Уильям Монк», книга 7

Текст предоставлен правообладателемhttp://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=19416417

Смертная чаша весов / Энн Перри ; [пер. с англ. А. И.Кириченко].: «Э»; Москва; 2014

ISBN 978-5-699-88822-1

АннотацияБлестящий лондонский адвокат Оливер Рэтбоун

совершил крупную ошибку – взялся защищать знатнуюособу, привлеченную к суду за клевету, причем, похоже,совершенно заслуженно. Ведь его подзащитная обвинилане кого-нибудь, а знаменитую принцессу Гизелу, и не вчем-нибудь, а в убийстве собственного мужа, кронпринцаФридриха! Хотя вся Европа восхищалась историей ихвеликой любви вот уже двенадцать лет, с тех пор какФридрих из-за женитьбы на Гизеле отрекся от короныу себя на родине и отправился в изгнание…Так чтосама мысль о подобном преступлении показалась быприсяжным кощунством. Теперь Рэтбоуну предстоит либонайти доказательства правоты своей подзащитной, либораспрощаться с карьерой. Но на помощь другу приходитинспектор Монк…

СодержаниеГлава 1 6Глава 2 73Глава 3 141Конец ознакомительного фрагмента. 169

Энн ПерриСмертная чаша весов

Посвящается Джейн Мерроу, в знакдружбы

…ты взвешен на весах и найден оченьлегким…Дан. 5:27

Anne PerryWEIGHED IN THE BALANCECopyright © Anne Perry 1996

Перри – царствующая королевавикторианского детектива.People

Дайте Перри какое-нибудь заковыристоеубийство вкупе с постыдным социальнымказусом – и она напишет такой викторианскийдетектив, которому позавидовал бы сам Диккенс.The New York Times

Мало кто из создателей детективов в духеАртура Конан Дойля может так красочновоспроизвести атмосферу викторианскогоЛондона, так точно прорисовать его детали и

воссоздать настроение той эпохи, как Перри.San Francisco Chronicle

Если вы купили очередную историю от ЭннПерри, вы можете смело рассчитывать на то, чтоона будет превосходна.The San Diego Union Tribune

Глава 1

Сэр Оливер Рэтбоун сидел в своих служебных

апартаментах на Вер-стрит и с видимым удовлетво-рением оглядывал кабинет. Этот человек находил-ся в зените своей карьеры. Возможно, он был са-мым уважаемым адвокатом Англии, и премьер-ми-нистр недавно с похвалой отозвался о нем перед еевеличеством, которая сочла сэра Оливера достойнымрыцарского звания из признательности за успешныедеяния в сфере уголовной юриспруденции.

Кабинет юриста был обставлен со вкусом, однаконеброско. Разумность и целесообразность преобла-дали в нем над желанием произвести впечатление наклиента, и при этом необходимым считался комфорт.Помещение за дверью было заполнено клерками, ко-торые читали, считали, листали справочники и оказы-вали любезный прием тем, кто обращался к ним с раз-нообразными просьбами.

Рэтбоун почти закончил очередное дело. Он за-щищал одного почтенного джентльмена, которого, ксожалению, обвиняли в несколько неаккуратном об-ращении с государственными средствами. Оливербыл совершенно уверен в благополучном заверше-нии процесса. Сегодня он превосходно позавтракал в

обществе епископа, судьи и одного из заслуженныхчленов парламента, и наступило время, когда следо-вало отдать внимание заботам текущего дня.

Однако адвокат едва успел подвинуть к себе папкус бумагами, когда в дверь постучали и в комнату за-глянул клерк. На его обычно невозмутимом лице вы-ражалось удивление.

– Сэр Оливер, вас желает видеть по важному и да-же, по ее словам, неотложному делу графиня Зорафон Рюстов.

– Тогда введите ее, Симмс, – приказал Рэтбоун.Он не удивился визиту графини. Посетительница, о

которой сообщил ему помощник, была не первой ти-тулованной дамой, которая приходила в его юриди-ческую контору за советом. И конечно, не последней.Адвокат встал.

– Очень хорошо, сэр Оливер.Симмс попятился и отвернулся, чтобы передать

слова начальника кому-то невидимому, и через ми-нуту в комнату быстро вошла женщина. Она шагалачуть враскачку, словно только что слезла с лошади.На ней было черно-зеленое платье с кринолином, нотаким маленьким, что он вряд ли заслуживал подоб-ного наименования. Дама была без шляпы, и ее во-лосы сдерживались в свободном пучке лишь чернойсеткой. Перчатки графиня рассеянно держала в руке.

Роста она была среднего, с прямыми плечами, и вы-глядела худощавее, чем следует, чтобы считаться по-женски привлекательной. Но зато лицо ее сразу при-влекало внимание. Нос был несколько великоват идлинен, чувственный рот некрасив, а скулы чересчурвысоки. Широко расставленные глаза смотрели из-затяжелых полуопущенных век. Но вот фон Рюстов за-говорила. Голос у нее был низким, волнующим, а дик-ция – великолепной.

– Добрый день, сэр Оливер.Женщина стояла посредине кабинета совсем непо-

движно и даже не оглянулась по сторонам, но сразуустремила на юриста живой, пытливый взгляд.

– Меня преследуют за клевету, – продолжила она. –Мне нужно, чтобы вы выступили в мою защиту.

Еще никогда к Рэтбоуну не обращались так свобод-но и просто. Если эта дама так же заговорила и сСиммсом, то ничего удивительного, что он был удив-лен.

– Да, конечно, мадам, – сказал Оливер галантно. –Не соблаговолите ли сесть и рассказать про ваши об-стоятельства? – И он указал на красивое, обитое зе-леной кожей кресло напротив письменного стола.

Но посетительница осталась стоять.– Дело очень простое. Принцесса Гизела… вы зна-

ете, кто это?

Она вскинула брови, и теперь Рэтбоун разглядел,что ее замечательные глаза были зелеными.

– Да, вы, конечно, знаете. Это она обвинила меняв том, что я ее оклеветала. Но я в этом неповинна, –заявила Зора фон Рюстов.

Адвокат тоже остался стоять.– Понимаю. Но что вы такое сказали, о чем она ото-

звалась как о клевете?– А то, что она убила своего мужа Фридриха, крон-

принца1 моей страны, который отказался от трона,чтобы на ней жениться. Он умер этой весной, по-сле несчастного случая во время верховой прогулки,здесь, в Англии.

– Но вы, конечно, этого так прямо не говорили?Женщина немного вздернула подбородок.– Я именно так и сказала! Однако по английским

законам правда не является клеветой, не так ли?Рэтбоун пристально смотрел на графиню. Она ка-

залась совершенно спокойной и владеющей собой,но то, что эта дама говорила, не укладывалось ни вкакие рамки. Симмсу не надо было впускать ее. Онаже явно неуравновешенная особа!

– Мадам, если…Зора подошла к зеленому креслу и села, рассеянно

расправив юбку, чтобы она не смялась. Все это время1 Кронпринц – в германских монархиях наследник престола.

она не сводила взгляда с лица юриста.– Разве правдивое высказывание не находится под

защитой закона, сэр Оливер? – спросила она.– Да, это так, – признал Рэтбоун. – Но говорящий

должен доказать справедливость своего высказыва-ния. Просто заявить, что это правда, равносильно по-вторению клеветы, если вы не можете продемонстри-ровать свою правоту. Но, конечно, это требует того жеобъема доказательств, как и уголовное дело.

– Объема доказательств? – переспросила графи-ня. – Есть только правда или только ложь. Каков объ-ем доказательств в данном случае потребуется мне?

Сэр Оливер тоже сел на место и, несколько накло-нившись вперед, начал объяснять:

– В науке какая-нибудь теория должна быть дока-зана, не оставляя на свой счет никаких сомнений, иэто достигается демонстрацией того, что все осталь-ные теории несостоятельны. Обвинение в убийстветоже может быть доказано, несмотря на все разумныесомнения. Но ваше дело – гражданское, и все будетосновываться на теории возможности. И присяжныевынесут вердикт в соответствии с теми аргументами,которые им покажутся наиболее убедительными.

– А это хорошо для меня? – напрямик спросила фонРюстов.

– Нет. Принцессе нетрудно будет убедить присяж-

ных в том, что вы ее оклеветали. Она может доказать,что вы действительно так говорили и что это нанеслоущерб ее репутации. Последнее будет доказать со-всем нетрудно.

– И первое тоже, – заметила графиня, слегка улыб-нувшись, – я несколько раз говорила это публично. Ився моя защита лишь в том, что я говорю правду.

– Но вы можете это доказать?– Вопреки всем разумно обоснованным сомнени-

ям? – спросила женщина, широко раскрыв глаза. – Нотут возникает вопрос: что называть разумным? Я лич-но совершенно убеждена в своей правоте.

Рэтбоун откинулся на спинку стула, положил ногуна ногу и очень учтиво улыбнулся.

– Тогда убедите, пожалуйста, и меня, мадам.Неожиданно Зора закинула назад голову и расхохо-

талась. Это был звучный, искрящийся, веселый груд-ной смех.

– Вы мне определенно нравитесь, сэр Оливер! –воскликнула она, но тут же спохватилась и не без тру-да взяла себя в руки. – Вы англичанин до мозга ко-стей, но я уверена, что это пойдет только на пользудела.

– Разумеется, – осторожно ответил юрист.– Да, разумеется. Все англичане и должны быть ан-

гличанами до мозга костей. Вы хотите от меня дока-

зательств, что это Гизела убила Фридриха?– Если будете настолько добры, – ответил Рэтбоун

несколько скованно.– И тогда вы возьметесь за дело?– Возможно.Процесс, конечно, потребует больших денежных

затрат, отметил про себя Оливер. Пока же, насколькоон мог судить, дело было довольно абсурдным.

– Как вы осторожны, – заметила фон Рюстов слегканасмешливо. – Очень хорошо, начну с самого начала.Полагаю, вы именно этого хотите? Не могу предста-вить себе, что вы начали бы еще как-нибудь. Что ка-сается меня, то я бы начала с конца – тогда все былобы настолько понятнее…

– Начните с конца, если вам угодно, – поспешно от-ветил адвокат.

– Браво! – Его собеседница одобрительно взмах-нула рукой. – Принцесса поняла, что убийство необ-ходимо, и ей почти сразу же представилась возмож-ность – так же зримо и реально, как визитка на сереб-ряном подносе. Ей нужно было только взять ее в ру-ки. Он пострадал во время верховой прогулки и лежалбеспомощный.

Голос графини стал тише, и она слегка подаласьвперед.

– Никто не знал, как тяжело он болен и сможет ли

выздороветь. А Гизела была с ним одна. Она убилаего. Вот и всё, – закончила Зора и развела руки в сто-роны. – Все кончено! – пожала она плечами. – Никтоее не заподозрил, потому что такое невозможно бы-ло и представить себе, да никто точно и не знал, на-сколько тяжело пострадал кронпринц, – и все повери-ли, что он умер от ушибов. – Графиня надула губы. –Все так естественно и так печально… – Она вздохну-ла. – Принцесса безутешна. Она в трауре, и вместе сней скорбит весь мир. Что может быть проще?

Рэтбоун опять воззрился на необыкновенную жен-щину, сидящую напротив. Да, она определенно некра-сива, но в ней чувствуется большая жизненная сила.Даже когда она была спокойна, это все равно ощу-щалось и притягивало к ней и мысли, и внимание. Итем не менее то, что она говорила, нарушало границыприличия и почти несомненно содержало в себе эле-мент клеветы, подлежащий осуждению законом.

– Зачем принцессе нужно было так поступать? –скептически спросил сэр Оливер.

– Ах, ну вот, чтобы вы поняли, я и должна вернутьсяк началу событий! – печально согласилась графиня и,откинувшись назад, поглядела на собеседника взгля-дом наставницы. – Извините, если я расскажу то, чтовам уже известно. Иногда нам кажется, что наши де-ла столь же интересны другим, как нам самим, хотя,

разумеется, это не так. Все же большинство людей внашем мире знают о романтической истории любвиФридриха и Гизелы, знают, как наш кронпринц влю-бился в женщину, которую его семья не хотела при-знавать, и как он отказался от престолонаследия, нежелая предавать любимую женщину.

Рэтбоун кивнул. Эта любовная история завладела всвое время воображением всей Европы. Это был ро-ман века – и именно поэтому обвинение в убийстве,выдвинутое против принцессы, казалось таким аб-сурдным, таким невероятным… Только хорошее вос-питание мешало адвокату перебить фон Рюстов и по-просить ее удалиться.

– Вы должны помнить, что наше княжество оченьневелико, – продолжала графиня улыбаясь, словнопонимала его скептическое настроение и в то же вре-мя испытывала нетерпение. Вопреки рассудку онаотносилась ко всему со страстной предубежденно-стью. – Оно расположено в самом центре германскихземель. – Женщина не отводила взгляда от лица юри-ста. – Со всех сторон мы окружены протекторатами ипринципалитетами. Мы в самом центре волнений. Какпочти вся Европа. Однако в отличие от Франции, илиАнглии, или Австрии, мы стоим перед возможностьюобъединения, хотим мы этого или нет, чтобы сфор-мировалось одно большое германское государство.

Некоторым эта идея очень нравится. – Она поджалагубы. – Некоторым – нет.

– А это имеет какое-нибудь отношение к принцес-се Гизеле и смерти Фридриха? – перебил ее сэр Оли-вер. – Вы считаете, что это было политическое убий-ство?

– Нет, конечно, нет! Как вы можете быть столь на-ивны? – ответила Зора с утомленным видом.

«А сколько ей лет и какова была ее прошлаяжизнь? – подумал вдруг юрист. – Кого она любила, ко-го ненавидела? Какие дерзновенные мечты лелеяла?Разочаровалась она в них или, наоборот, преуспела вих воплощении?» Фон Рюстов двигалась как молодаяженщина, легко и горделиво, и казалось, что ее телополно жизненных соков. Однако ее голос был уже неюным, а взгляд – слишком знающим, слишком прони-цательным и уверенным в себе, какого не бывает улюдей незрелых.

Рэтбоуна так и подмывало ответить сухо и офици-ально, и он уже знал, что в его голосе прозвучит оби-да. Однако адвокат все же переменил свое намере-ние.

– Присяжные тоже будут наивны, мадам, – подчерк-нул он, тщательно стараясь сохранять внешне невоз-мутимый вид. – Вам придется объяснить нам всем,почему принцесса, ради которой принц Фридрих по-

ступился короной и своей страной, после двенадцатилет замужества внезапно убивает своего мужа? Мнекажется, в таком случае она должна была все поте-рять. Что она могла этим выиграть? Прошу вас пред-ставить мне убедительные доводы.

Монотонный шум уличного движения был нарушенкриком носильщика.

Насмешливый огонек во взгляде Зоры угас.– Мы должны снова обратиться к политике, но не

потому, что убийство было политическим, – сказалаона послушно. – Напротив, у него были исключитель-но личные мотивы. Гизела – в высшей степени прак-тичная женщина. Вам известно, что женщин-полити-ков очень мало? Большинство из нас слишком им-пульсивны и непрактичны. Хотя это еще не преступ-ление. Однако мне придется объяснить вам и полити-ческую подоплеку, иначе вы не поймете, что ей при-шлось бы потерять и что – выиграть.

Графиня слегка переменила позу. Даже оченьнебольшой кринолин, по-видимому, раздражал ее, иона явно предпочла бы обойтись без всех его преиму-ществ.

– Не хотите ли чаю? – предложил сэр Оливер. – Ямогу приказать Симмсу принести чайный поднос.

– Я буду слишком много болтать, и чай остынет, ая питаю отвращение к холодному чаю. Однако благо-

дарю за предложение. У вас прекрасные манеры, та-кие корректные… Ничто вас не будоражит. Жесткаяверхняя губа, чем вы, англичане, так славитесь… Ме-ня это бесит и в то же время завораживает.

Рэтбоун с яростью почувствовал, как краснеет. Нографиня не обратила на это внимания, хотя не моглане заметить его смущения.

– Герцог Карл не очень хорошо себя чувствует, –продолжила она свое повествование. – Он никогда неотличался крепким здоровьем. И, говоря совершеннооткровенно, мы все знаем, что он проживет не болеедвух-трех лет. Так как Фридрих в свое время отказал-ся от трона, Карлу наследует его младший сын, крон-принц Вальдо, а он не против объединения земель,поскольку видит в этом кое-какие положительные сто-роны. Борьба же против объединения неминуемо по-влечет за собой много неприятностей – вероятностьвойны, например, которую мы в конце концов проиг-раем. Единственные люди, которые на этом наживут-ся, – торговцы оружием и им подобные. – Лицо ее при-няло презрительное выражение.

– Но мы говорим о принцессе Гизеле, – вернул ее ктеме разговора Рэтбоун.

– Я как раз хотела к ней перейти. Фридрих высту-пал за независимость, даже если придется воевать. Имногие из нас разделяют его мнение, особенно люди,

так или иначе близкие ко двору.– Но не Вальдо? Он ведь должен был многое поте-

рять?– Люди по-разному представляют себе любовь к

своей стране, сэр Оливер, – заявила графиня и вне-запно заговорила очень серьезно: – Для некоторых изнас это борьба за независимость, и наш долг отдатьсвою жизнь за нее, если это потребуется.

Она взглянула прямо в глаза адвокату и стала объ-яснять дальше:

– Для герцогини Ульрики, жены Карла, это означалоопределенный образ жизни, способность проявлятьсамообладание и господство силы воли. Она моглавсю жизнь посвящать достижению того, что считаетсправедливым, а также иметь уверенность, что всеостальные поступают в согласии с тем кодексом че-сти, который она почитает превыше всего.

Фон Рюстов сделала паузу, зорко наблюдая за от-ветной реакцией собеседника.

– Для Вальдо это означает хлеб на столах у поддан-ных и возможность спать в своих собственных посте-лях, не опасаясь за свою жизнь, – продолжила она. –Думаю, он хотел бы также, чтобы поданные могли чи-тать и писать, а еще веровать, как они хотят… ноэто, впрочем, уже чересчур. – В ее зеленых глазахмелькнула непонятная печаль. – Никто не может по-

хвастаться, что имеет все, чего ему хотелось бы. Номне кажется, что Вальдо гораздо более реально смот-рит на вещи. Он не хочет видеть, как все мы тонем,сопротивляясь приливу, который все равно поглотитнас, что бы мы ни делали.

– Ну а Гизела? – спросил сэр Оливер, стремясь вер-нуть к теме разговора не только ее, но и свои мысли.

– У Гизелы совсем нет патриотических чувств, –сказала графиня, словно выплюнув эти слова, и ли-цо у нее стало замкнутым и ожесточенным. – Если бона была патриоткой, то никогда бы не стремиласьстать герцогиней. Она хотела титул только для себя,а не для блага окружающих, не во имя независимостиили, напротив, объединения Германии, не во имя ещекакой-нибудь политической или национальной цели.Только для собственного блестящего положения.

– Вы ее не любите, – мягко заключил Рэтбоун.Зора рассмеялась, и выражение лица у нее резко

изменилось. Тем не менее за этим смехом угадыва-лась беспощадность.

– Я питаю к ней отвращение, но это к делу не от-носится. И никак не влияет на справедливость того, очем я говорю, – объявила она.

– Но ведь ваше отношение заставит и присяжныхотнестись к вам предвзято.

Женщина немного помолчала. Сэр Оливер ждал.

Из конторы не доносилось ни звука, и в кабинетеопять стал слышен непрестанный шум уличного дви-жения.

– Вы правы, – согласилась графиня. – Как против-но быть вынужденной обсуждать такие несомненныевещи, но я понимаю, что это необходимо.

– Гизела! Вернитесь, пожалуйста, к Гизеле. Почемуона могла желать смерти Фридриха и убить его? Непотому ли, что он стоял за независимость, даже ценойвойны?

– Нет – и все же опосредованно это связано с по-литикой.

– Предельно ясно, – сказал адвокат с едва замет-ным сарказмом. – Пожалуйста, объясните, что вы хо-тите сказать.

– Но я стараюсь! – Во взгляде фон Рюстов про-мелькнуло нетерпение. – Есть довольно значитель-ный слой населения, который захочет бороться занезависимость. Этим людям нужен вождь, вокруг ко-торого они, может быть, сплотятся.

– Понимаю! Фридрих был перворожденным прин-цем. Но он отказался от трона и жил в изгнании.

Графиня наклонилась вперед, и лицо ее вспыхнулоот возбуждения.

– Но ведь он мог бы вернуться!– Мог? – В голосе Оливера опять прозвучало со-

мнение. – А как насчет Вальдо? И герцогини?– Вот именно, – ответила Зора, почти торжествуя. –

Вальдо стал бы бороться против независимости, ноему нужна не корона, ему нужно избежать войныс Пруссией и любым другим княжеством, котороепрежде других захватило бы нас. Герцогиня же объ-единилась бы с Фридрихом в борьбе за независи-мость.

– И значит, Гизела тогда смогла бы тоже стать гер-цогиней после смерти Карла, – подчеркнул Рэтбоун. –Разве вы не сказали, что она хотела именно этого?

Посетительница посмотрела на него сияющимиглазами. Они были очень зелеными и сверкали, какбриллианты, но лицо ее выражало подчеркнутуюсдержанность.

– Герцогиня не потерпела бы присутствия Гизелыв стране. Если бы Фридрих вернулся в страну, товернулся бы один! Рольф Лансдорф, брат герцогинии чрезвычайно могущественный человек, тоже былсторонником возвращения Фридриха. По его мнению,Вальдо – человек слабый, он может привести странук крушению, но и Рольф никогда не согласился бы навозвращение Гизелы.

– Фридрих вернулся бы без Гизелы ради благопо-лучия страны? – по-прежнему с сомнением спросилюрист. – Он ведь однажды бросил страну ради Гизе-

лы? Мог бы он поступить таким же образом снова, вотв чем вопрос…

Дама пристально поглядела на Рэтбоуна. Лицо унее было необыкновенным – так много в нем былоубежденности, чувства и силы воли. Когда графиняговорила о Гизеле, оно становилось некрасивым, носее казался слишком большим и длинным, а глаза –чересчур далеко расставленными, но если разговорзаходил о родине, о любви и о долге, она становиласьпрекрасной. В сравнении с нею все другие женщиныказались себялюбивыми и пресными. Рэтбоун не слы-шал уличного шума за окном, стука копыт и восклица-ний торговцев, не замечал, как солнце светит в окно,не думал, что за дверью его кабинета присутствуютСиммс и другие… Он думал сейчас только о малень-ком немецком государстве, о борьбе за власть, за су-ществование, о любви и ненависти в семье герцога ио страсти, которая сжигала сидевшую перед ним жен-щину, делая ее более волнующей и такой до самыхглубин существа живой и трепетной. Адвокат не могвспомнить другой подобной женщины и почувствовал,что кровь в его жилах потекла быстрее, отзываясь наее внутренний жар.

– Мог бы Фридрих снова поступить подобным жеобразом? – спросил Рэтбоун еще раз.

По лицу Зоры скользнуло странное выражение –

это одновременно была боль, жалость и почти чтосконфуженность. В первый раз за все время беседыона отвела взгляд, словно не хотела дать собеседни-ку проникнуть в ее затаенные чувства.

– Фридрих всегда верил в глубине души, что одна-жды страна призовет его обратно, и, когда настанетвремя, она примет и Гизелу, – сказала Зора. – И оце-нит ее по достоинству – как он сам ее оценивал, ко-нечно, а не за то, что она представляет собой на са-мом деле! Он жил этой мечтой. Он обещал ей, что ко-гда-нибудь эта мечта осуществится. И каждый год онповторял ей это снова.

Графиня опять посмотрела Рэтбоуну прямо в глаза.– Это ответ на ваш вопрос. Фридрих не представ-

лял себе возвращения, предав свое служение Гизеле.Он рассчитывал вернуться в Фельцбург с триумфоми рука об руку с ней. Но она неглупая женщина. Оназнала, что этого не будет никогда. Он вернется, а ейоткажут во въезде, и она претерпит публичное униже-ние. Фридрих будет удивлен, взволнован, сбит с толку,но Рольф Лансдорф и герцогиня позаботятся о том,чтобы он не отказался от трона во второй раз.

– Вы уверены, что так бы все и произошло? – тихоспросил Оливер.

– Ну, мы никогда этого уже не узнаем, не так ли? –отозвалась Зора со странной холодной улыбкой. –

Фридрих мертв.Ее слова неожиданно потрясли юриста. Теперь

убийство уже не казалось ему столь бессмысленными невозможным. Люди убивают по неизмеримо менееважным причинам.

– Понимаю, – ответил он очень серьезно. – Этоочень сильный аргумент, за который присяжные – аэто обыкновенные люди с улицы – просто ухватятся. –Адвокат сложил ладони треугольником и облокотилсяна стол. – Но скажите, почему присяжные, поверив,что имело место убийство, должны заподозрить в немзлосчастную вдову, а не какого-нибудь последователякронпринца или другого влиятельного немецкого дея-теля, верящего в объединение Германии? Ведь у нихтоже для этого были сильнейшие побудительные мо-тивы? За корону или при ее утрате совершалось и со-вершается бесчисленное количество убийств! Неуже-ли Гизела скорее пошла бы на убийство, чем на необ-ратимую, в случае смерти Фридриха, потерю трона?

Сильными тонкими пальцами графиня ухватиласьза ручки кресла и наклонилась вперед. Лицо у нее на-пряглось.

– Да, – сказала она непоколебимо. – Ей нет никако-го дела до страны или кого-нибудь из нас. Если б Фри-дрих вернулся, он бы отказался от Гизелы. По соб-ственной ли воле или из-за постороннего вмешатель-

ства этого мир никогда не узнал бы, да и не стал быникто интересоваться причиной… Но тогда мечта бы-ла бы утрачена, великая легенда любви разрушена.Гизела стала бы жалкой, даже смешной фигурой, жен-щиной уже не первой молодости, которую бросили по-сле двенадцати лет брака.

Лицо фон Рюстов обострилось, а голос охрип.– Напротив, теперь, когда он мертв, она снова ге-

роиня великой семейной драмы. Она в центре всеоб-щего восхищения и зависти. В ней есть некая тайна,некая притягательность. И пока она сохраняет прили-чия, Гизела вольна расточать благосклонность своимвоздыхателям. Она окутана очарованием, как одна извеличайших персон в мировой истории любви; о нейбудут слагать песни, о ней будут рассказывать преда-ния… И какая бы женщина в глубине души не позави-довала такой судьбе? Это же род бессмертия! И глав-ное – то, что ее стали бы вспоминать с почтением, ре-верансами, и никто бы над ней уже не смеялся. А кро-ме того, – неожиданно свернула на другую тему гра-финя, – она обладает теперь его личным состоянием.

– Понимаю.Вопреки самому себе Рэтбоун поддался ее убеж-

денности. Теперь фон Рюстов всецело завладела еговниманием, мыслями и чувствами. Он не мог не во-ображать себе страсти, которые сначала двигали по-

ступками кронпринца, не представлять его всепогло-щающую любовь к женщине, такую непреодолимую,что он пожертвовал ради нее и страной, и короной.Что же это за женщина? Какой необыкновенной лич-ностной силой и только ей свойственным очаровани-ем она обладает, если смогла возбудить к себе такуюлюбовь?

Была ли она похожа на Зору фон Рюстов, испол-нена такой же искрометной энергии, возбудившей воФридрихе мечты и неутолимые желания, о которых онранее и не подозревал? Могла ли она вселить в негожизнеспособность и силы, заставить его поверить всебя, увидела ли в его возбужденном взгляде все, чемон мог стать? Сколько ночей провел Фридрих без сна,разрываясь между долгом и плотским желанием? Икак он, наверное, все время сравнивал жизнь, отдан-ную двору – эти ежедневные, бесконечные формаль-ности, пустоту, неизменно и непременно окружающуювластителя, одиночество в разлуке с любимой жен-щиной, – и жизнь в изгнании, но в постоянном обще-стве несравненной, необыкновенной возлюбленной?Они бы старели вместе, в отрыве от семьи и страны,однако одиночество им не грозило. Разве только егомучило бы чувство вины… Интересно, ощущал он се-бя виновным за то, что выбрал путь желания, а недолга?

И женщина… Перед каким выбором стояла она?Или все это для нее было просто полем битвы, кото-рую она должна была либо выиграть, либо проиграть,потеряв все? Может быть, Зора была права и Гизе-ла больше всего на свете хотела стать герцогиней?И проиграла? Или она только любила, любила этогомужчину и была готова к тому, что страна всегда бу-дет считать ее злодейкой, пока сама она имеет воз-можность любить и быть со своим мужем? Не относи-лась ли она к числу женщин, чья жизнь кончается вгоре вместе с утратой единственного любимого муж-чины? Или же то, что случилось, – творение ее соб-ственных рук, и его смерть представлялась ей един-ственной альтернативой измене, отчего она стала быпритчей во языцех, когда у всех на глазах закончил-ся бы величайший роман в кругу коронованных особ,и закончился не величественной трагедией смерти, афарсовым положением брошенной жены?

– Так вы возьметесь за мое дело? – спросила спу-стя несколько минут фон Рюстов.

– Может быть, – ответил Рэтбоун осторожно, хотя ичувствовал возбуждение при мысли о такой возмож-ности, горячившей ему кровь сознанием опасности, аэто ощущение, должен был он признать, всегда еговолновало. – Вы меня убедили в том, что у нее могбыть повод для убийства, но не в том, что она яв-

ляется убийцей. – Он понимал, что должен казатьсяспокойным, и говорил ровным голосом. – И каким вырасполагаете доказательством, что Фридрих действи-тельно хотел вернуться, даже при условии, предъяв-ленном герцогиней Ульрикой, оставить Гизелу?

Зора закусила губу. По ее лицу мелькнуло гневноевыражение, но затем графиня рассмеялась.

– Никаких документов у меня нет, – согласиласьона, – но в конце весны Рольф Лансдорф был на зва-ном вечере в загородной усадьбе лорда и леди Уэлл-боро. Там были принц Фридрих и принцесса Гизела –так же, как и я, – и Рольф часто разговаривал с Фри-дрихом. И нет ничего невозможного в том, что принцмог получить подобное предложение. Мы, конечно,никогда не узнаем, как поступил бы этот человек, будьон жив. Однако он мертв. Неужели этого для вас недо-статочно?

– Чтобы подозревать – да. – Рэтбоун подался впе-ред. – Но это еще ничего не доказывает. А кто еще былна приеме у Уэллборо? Что там происходило? Дайтемне подробности, свидетельства, а не эмоции.

Посетительница долго и отчужденно глядела нанего, а потом ее губы тронула печальная и насмеш-ливая улыбка.

– Лорд Уэллборо производит и продает оружие. Ивойна – любая война, повсюду, за исключением Ан-

глии, – весьма его устроила бы.Рэтбоун моргнул.– Вы требуете реального подхода к событиям, – на-

помнила его собеседница, – но разве то, что я вамрассказала, относится к категории эмоций? Это вынесколько эмоционально относитесь к делу, сэр Оли-вер. – И в ее глазах мелькнул неприкрытый сарказм.

Адвокату не хотелось рассказывать графине, ка-кое он вдруг испытал отвращение. Уэллборо являл-ся англичанином, и Рэтбоуну было невыразимо стыд-но, что кто-то из его соотечественников может с радо-стью наживаться на убийстве людей, только бы этоничем не угрожало ему самому. При этом лорд Уэлл-боро пускал в ход всевозможные выспренные аргу-менты насчет необходимости и неизбежности, выбо-ре и свободе, но Оливер все равно находил подоб-ный способ обогащения отталкивающим. Однако онне мог сказать об этом сидящей перед ним экстрава-гантной немецкой графине.

– Я вел с вами беседу с позиции присяжных, – ска-зал он сдержанно. – А теперь я снова консультант су-да ее величества. Пожалуйста, назовите мне пригла-шенных на тот вечер.

Графиня немного успокоилась.– Да, конечно. Там был граф Лансдорф, но я уже о

нем упоминала. Рольф – брат герцогини и чрезвычай-

но могущественный человек. Он весьма сильно пре-зирает принца Вальдо, считая его слабовольным, ипредпочитал, чтобы вернулся Фридрих, – естествен-но, без Гизелы. Хотя не знаю, из личных ли побужде-ний он был против нее или потому, что ее возвраще-ние не потерпела бы Ульрика. Она ведь герцогиня…

– Или этого не потерпел бы герцог? – уточнилюрист.

Вопрос показался Зоре очень забавным, и она едване рассмеялась.

– Полагаю, сэр Оливер, герцог уже давно не проти-воречит желаниям своей жены. Она умнее его, а ондостаточно умен, чтобы это понимать. А кроме того,он слишком болен, чтобы с чем-то не соглашаться илибороться. Но я хотела подчеркнуть сейчас, что Рольфне королевских кровей. И как бы он ни был близок кмонархам, в мире всегда будет разница между коро-нованной головой и той, что без короны. При нали-чии воли и когда начинается реальная борьба, Уль-рика всегда имеет шанс победить, а Рольф слишкомгорд, чтобы рискнуть начать войну, которую он можетпроиграть.

– Она так сильно ненавидит Гизелу?Адвокату было трудно это представить. Должна

быть очень глубоко укорененная причина, чтобы двеженщины так ненавидели друг друга и одна запретила

другой возвращаться в родную страну, даже если этопомогло бы делу независимости.

– Да, герцогиня именно так и ненавидит Гизелу, –ответила графиня, – но мне кажется, вы не вполне по-няли меня. Она не верила, что Гизела способна по-мочь Фридриху отстоять независимость. Герцогиня –не дура и не такая женщина, которая может поставитьличные чувства выше долга. Теперь я понятно объяс-нила? Или вы по-прежнему сомневаетесь?

Рэтбоун слегка переменил позу. Почему-то он чув-ствовал непривычное смущение в обществе этойженщины.

– Я поверю всему только при определенных усло-виях, мадам. Мне кажется, в ваших словах содержит-ся противоречие. Тем не менее продолжайте. Кто ещеприсутствовал на том званом вечере, кроме принцаФридриха и принцессы Гизелы, а также графа Лан-сдорфа и, разумеется, вас?

– Был еще граф Клаус фон Зейдлиц со своей женойЭвелиной, – продолжила фон Рюстов перечислять го-стей.

– А какова его политическая позиция?– Он был против возвращения Фридриха. Мне ка-

жется, Зейдлиц еще не определил свою позицию на-счет объединения, но он не верил, что Фридрих сноваможет поднять наследственную корону без большого

недовольства в стране и, возможно, разделения об-щества, а это пошло бы на пользу только нашим вра-гам.

– Он был прав? Это действительно могло бы при-вести к гражданской войне?

– И к еще большим военным заказам лорду Уэлл-боро? – быстро добавила Зора. – Не знаю. Но мне ка-жется, более вероятны в таком случае были бы внут-ренний раздор и отсутствие воли к действию.

– А его жена? К чему и к кому она привержена?– Только к хорошей и удобной жизни.Это было грубо, и лицо у графини ожесточилось.– Понимаю, – кивнул Оливер. – А еще кто был?– Баронесса Бригитта фон Арльсбах. Герцогиня

именно на ней остановила свой выбор для Фридрихадо того, как он от всего отказался ради Гизелы.

– Баронесса любила его?Фон Рюстов как будто удивилась.– Не думаю. Хотя она так и не вышла ни за кого

после этого.– А каковы ее привязанности и связи? И если б Фри-

дрих расстался с Гизелой, он мог бы со временем наней жениться и баронесса стала бы герцогиней?

Подобная мысль тоже позабавила Зору, но на этотраз в ее смехе не ощущалось горечи.

– Да. Полагаю, что так и случилось бы, если б он

был жив и вернулся домой, а Бригитта сочла своимдолгом выйти за него замуж. Она могла бы поступитьтак в интересах укрепления династии. Хотя, с поли-тической точки зрения, Фридрих, наверное, счел быцелесообразным жениться на более молодой женщи-не, чтобы произвести на свет наследника. Ведь трондолжен быть унаследован. А Бригитта сейчас ближек сорока, чем к тридцати. Стара для первого ребенка.Однако в стране она очень популярна, все ею восхи-щаются…

– А с Гизелой у Фридриха не было детей?– Нет. И Вальдо их тоже не имеет.– Вальдо женат?– О да, на принцессе Гертруде. Хотелось бы ска-

зать, что она мне не нравится, но я этого не могу.И графиня рассмеялась; впрочем, во многом это

был смех над самой собой.– Эта женщина соединяет в себе все, что я нена-

вижу или нахожу непроходимо скучным, – объясни-ла фон Рюстов. – Она очень привязана к домашнемуочагу, покорна, и у нее ровный, приятный характер. Еенаряды всегда ей к лицу, и она кажется красивой. Кро-ме того, она со всеми любезна. И всегда точно знает,как надо поступать и что сказать, – и делает именното, что нужно.

Адвоката такое мнение позабавило.

– И вы все это считаете скучным?– Невероятно. Спросите любую женщину, сэр Оли-

вер! Если она будет честна, то скажет, что такое су-щество – это просто вызов людям обыкновенным.

Рэтбоун сразу же подумал об Эстер Лэттерли, неза-висимой, несговорчивой и определенно вспыльчивой,когда она распознает в ближних глупость, жестокость,трусость или лицемерие. Он не мог представить еепокорной по отношению к кому бы то ни было. Эстердолжна была казаться просто кошмарной женщинойвоенным чинам, когда работала в госпиталях. Тем неменее юрист поймал себя на том, что улыбается приодной только мысли об этой женщине. Она, наверное,согласилась бы с Зорой.

– Вы сейчас подумали о ком-то, кого любите, – пре-рвала его мысли фон Рюстов, и Оливер опять почув-ствовал, что краснеет.

– Так скажите же, почему, несмотря ни на что, Гер-труда вам все-таки нравится? – с некоторой поспеш-ностью откликнулся он.

Графиня весело рассмеялась при виде его смуще-ния.

– А потому, что у нее превосходное чувство юмо-ра. Вот и всё. И еще одно: очень трудно не любитького-то, кому ты нравишься и кто понимает, что жизньабсурдна, однако получает от нее удовольствие.

Рэтбоун вынужден был согласиться с Зорой, хотяему и не слишком этого хотелось. Все это волновалоего, лишало равновесия, и он снова вернулся к вопро-су, на который его собеседница пока не ответила:

– А чего желает сама Бригитта? Есть ли у нее при-вязанности, обязательства? Хочет ли эта дама неза-висимости или она сторонница объединения? Жела-ет ли она стать герцогиней? Хм… может быть, я задалвам глупый вопрос?

– Нет, совсем не глупый. Не думаю, что Бригиттамечтала бы стать герцогиней, но она согласилась бы,считая это своим долгом, – ответила Зора, и смешли-вости ее как не бывало. – Из общественных побужде-ний она бы желала, чтобы Фридрих вернулся и возгла-вил борьбу за независимость. Из личных же мотивовБригитта, наверное, предпочла бы, чтобы он оставал-ся в изгнании. Это избавило бы ее от унизительнойнеобходимости выйти за него замуж, в случае если бстрана желала этого брака.

– Унизительной? – Адвокату было непонятно такоеотношение. – Каким образом замужество с герцогом,при том, что этого еще и желает любящая вас страна,может быть унизительным?

– Да все очень просто! – резко возразила графиня, ив ее взгляде явно промелькнуло презрение к его непо-нятливости. – Ни одна стоящая женщина не захочет

выйти замуж за человека, который публично отрексяот трона и своей страны ради другой! А вы захотелибы жениться на той, кто широко известен из-за своейромантической любви, героем которой не являетесьвы сами?

Рэтбоун почувствовал, что попал впросак. Он вдругпонял, что ему недостает проницательности. Оливерсловно заглянул во внезапно разверзшуюся у его ногпропасть. Мужчина, по его мнению, мог желать вла-сти, блестящего общественного положения и всеоб-щего признания, но женщине требовалась или лю-бовь, или, если жизнь ей в этом отказывает, хотя бывидимость любви. Юрист хорошо знал немногих жен-щин, но полагал при этом, что о прекрасном поле во-обще он знает достаточно, практически все. У негобыло много процессов, по которым проходили жен-щины, самые дурные или беззащитные перед злом,страстные или хладнокровные, невинные или расчет-ливые, умные или недальновидные, а порой неправ-доподобно глупые. И все же он иногда не понимал Эс-тер.

– Вы можете себе представить, как некто вступаетв интимные отношения, исполняя свой долг? – беспо-щадно продолжала Зора. – Меня бы от этого стошни-ло! Ведь это все равно что лечь в постель с трупом.

– Пожалуйста! – яростно запротестовал Рэтбоун.

Сидящая перед ним дама могла быть деликатна всвоих понятиях и словах, как прикосновение бабочки,а спустя мгновение груба до отвращения, и это выби-вало адвоката из колеи. – Я понимаю ваши доводы,мадам. Иллюстраций не требуется, – заговорил он ти-ше, не без труда пытаясь взять себя в руки. Нет, он недолжен показывать ей, насколько она его раздража-ет. – Больше, кроме названных, никто не присутство-вал на этом злосчастном приеме?

Графиня вздохнула.– Был еще Стефан фон Эмден, он происходит из

старинной семьи. А также Флорент Барберини. Егомать – дальняя родственница герцога, а отец – вене-цианец. И вам незачем спрашивать меня об их взгля-дах, потому что мне это неизвестно. Но Стефан мнеочень близкий друг и сможет оказать вам помощь вмоем деле. Он уже пообещал.

– Хорошо, – отрывисто сказал Рэтбоун, – потомучто, поверьте, вам потребуются все ваши друзья и всяпомощь, которую они могут оказать!

Женщина заметила, что он обижен.– Извините, – сказала она серьезно, и взгляд ее

стал мягким и печальным. Графиня явно раскаива-лась. – Я была слишком прямолинейна, да? Но я толь-ко хотела, чтобы вы все как следует поняли… Да нет,это неправда! – Она сердито что-то проворчала про

себя, а потом вдруг призналась: – Я просто вне себяот ярости, когда думаю, что они решили учинить надБригиттой, и хочу, чтобы вы отказались от своего муж-ского самодовольства и тоже поняли суть происходя-щего. Вы мне нравитесь, сэр Оливер. У вас есть свое-образный апломб и чисто английская ледяная холод-ность, и это в вас самое привлекательное. – И Зоравдруг неожиданно лучезарно улыбнулась.

Рэтбоун чуть слышно выругался. Он ненавиделтакую откровенную лесть и еще больше ненавиделострое ощущение удовольствия, которое она ему до-ставляла.

– Вы хотите знать, как все произошло? – спроси-ла графиня невозмутимо, несколько отодвигаясь насиденье кресла. – Это случилось на третий день по-сле того, как все собрались. Мы отправились на вер-ховую прогулку, надо сказать, довольно трудную. Мыскакали в полях и, пуская коней галопом, брали, какбарьеры, живые изгороди. Лошадь Фридриха упала,и он вылетел из седла. – Лицо фон Рюстов выразилопечаль. – Он скверно приземлился. Его лошадь сновакак-то ухитрилась встать, а нога Фридриха застряла вжелезном стремени. Лошадь протащила его несколь-ко ярдов по земле, прежде чем мы смогли ее пойматьи освободили его.

– Гизела при этом была? – перебил посетительницу

Оливер.– Нет, она старается избегать верховых прогулок и

ездит только шагом в каком-нибудь фешенебельномпарке или на параде. Она интересуется искусством ивсем искусственным, а не природой. Все ее начина-ния имеют очень серьезную цель и социальный, а неестественный характер.

Если Зора старалась подавить презрение в голосе,то ей это явно не удалось.

– Значит, она не могла подстроить это несчастноепроисшествие? – уточнил юрист.

– Нет, насколько мне известно, это был несчастныйслучай, никто ничего не подстраивал.

– И вы отвезли Фридриха домой?– Да, другого выбора не было.– Он был в сознании?– Конечно, а почему вы спрашиваете?– Не знаю точно. Он мог потерять сознание, напри-

мер, от сильной боли.Теперь лицо фон Рюстов выражало неподдельное

восхищение.– Фридрих мог совершать глупости, но никогда не

страдал недостатком физического мужества. Он пе-реносил боль очень достойно, – заявила она.

– Вы, конечно, сразу же вызвали врача?– Естественно. И прежде чем вы спросили, сразу

отвечу, что Гизела чуть с ума не сошла от беспокой-ства.

Слабая улыбка показалась на губах женщины.– И она ни на минуту не оставляла его одного, –

продолжила она рассказывать. – Но в этом не былоничего необычного. Они вообще редко расставались;почти всегда, в каждый момент жизни были вместе. Ипо-видимому, он хотел этого так же сильно, как и она.Конечно, никто не может не отдать ей должного, каксамой усердной и внимательной сиделке.

Рэтбоун тоже улыбнулся собеседнице.– Ну, если даже вы не можете этого отрицать, то

сомневаюсь, что смог кто-либо другой.Фон Рюстов изящно подняла палец:– Браво, сэр Оливер!– Ну и как же она его убила?– Разумеется, отравила! – Графиня удивленно вски-

нула брови, как будто ответ не был ясен с самого на-чала. – А вы вообразили, будто она взяла пистолет изоружейной комнаты и застрелила его? Да она не зна-ет, как зарядить оружие! И вряд ли ей известно, с ка-кого конца стреляют пистолеты. – В ее голосе сновапрозвучало презрение. – Ну и доктор Галлахер, хотяон болван, но не настолько, чтобы не заметить пуле-вое отверстие в теле человека, который предположи-тельно умер от падения с лошади, – добавила она.

– Доктора умудрялись не замечать, что у мертвогосломан шейный позвонок, – заявил в свое оправданиеРэтбоун. – Или что человек задохнулся, притом что онбыл болен и никто не ожидал скорого выздоровления.

Зора скорчила гримасу.– Да, наверное. Не могу себе представить, как Гизе-

ла его душит; и, разумеется, она не знала, какой шей-ный позвонок надо сломать. И вообще, это штучки на-стоящего убийцы.

– Поэтому вы сделали вывод, что она его отрави-ла? – тихо спросил юрист, сделав вид, что не замеча-ет ее высказываний о способах действия настоящихубийц.

Зора осеклась и в упор поглядела на него сверкаю-щими, как бриллианты, глазами.

– Вы поразительно проницательны, сэр Оливер! –согласилась она язвительно. – Да, я сделала именнотакой вывод. Да, у меня нет документов, подтвержда-ющих это. Если б они у меня были, я не обвинила быее публично, а просто обратилась в полицию. Ей быпредъявили обвинение, и ничего, что теперь необхо-димо сделать, не понадобилось бы.

– А почему это необходимо? – напрямик спросилРэтбоун.

– В интересах справедливости? – Фон Рюстовнемного склонила набок голову, словно действитель-

но задав вопрос.– Нет! – отрезал ее собеседник.– О! Вы не верите, что я могла бы сделать это во

имя справедливости?– Нет, не верю.Графиня вздохнула.– Вы совершенно правы – я бы все предоставила

на усмотрение Бога или дьявола, если у них найдетсядля этого время.

– Так почему же, мадам? – настаивал адвокат. – Выже поступили так с большим риском для себя. Если несможете обосновать ваше заявление – вы погибли, нетолько с финансовой, но и с общественной точки зре-ния. Вам, может быть, даже угрожает уголовное пре-следование за клевету. Вы сделали очень серьезноеутверждение и широко его распространили.

– Да, но вряд ли есть смысл делать такое заявле-ние втихомолку и частным образом, – съязвила жен-щина, широко раскрыв глаза.

– И все же, зачем вы вообще его сделали?– Для того, чтобы заставить ее защищаться, конеч-

но. Неужели это не очевидно?– Но это вам придется защищаться. Это вы обвиня-

емая.– На взгляд закона – да, но я ее тоже обвинила, и,

чтобы остаться невинной в глазах мира, она должна

будет доказать, что я лгунья.Зора, по-видимому, считала, что ничего разумнее

нельзя и придумать и что это должно быть ясно вся-кому.

– Нет, Гизеле ничего этого не потребуется, – возра-зил Рэтбоун. – Ей просто надо доказать, что вы всеэто измыслили и что сказанное нанесло ущерб ее ре-путации. Бремя необходимости доказать свою право-ту лежит на вас. Если вы оставите хоть малейшее со-мнение, Гизела выиграет процесс. Ей не нужно и до-казывать, что ваши слова не соответствуют действи-тельности.

– Перед законом не нужно, сэр Оливер, а перед ми-ром она обязана это сделать. Вы можете представить,что она или кто другой сможет оставить зал суда, ко-гда вопрос еще не закрыт?

– Признаю, что это вряд ли случится, но возмож-ность такая существует. Однако она почти обязатель-но ответит ударом на удар и сразу же объявит о том,что вы обвиняете ее из личных мотивов, – предупре-дил графиню Рэтбоун. – Вы должны приготовитьсяк очень некрасивой схватке, которая затронет вашуличность в той же мере, в какой вы затрагиваете ее.Вы к этому готовы?

Фон Рюстов глубоко вздохнула и выпрямилась.– Да, готова.

– Зачем вы это делаете, графиня? – не мог не спро-сить адвокат. Дело это представлялось странным иопасным. У Зоры было необыкновенное, бесстраш-ное лицо, и ее нельзя было назвать неумной. Онамогла не знать юридических законов, но, конечно же,ей были известны пути мира и законы общественногомнения.

Женщина сразу стала серьезна, ее смешливость исамодовольство враз исчезли.

– А затем, что она привела к гибели человека, а он,при всех своих безумствах и потакании собственнымжеланиям, должен был быть нашим монархом. И я непозволю, чтобы весь мир считал ее одной из величай-ших героинь любви, когда на самом деле это честолю-бивая, эгоистичная женщина, которая больше всех ивсего любит самое себя. Я ненавижу лицемерие. Ес-ли вы не верите в мою любовь к справедливости, то-гда поверьте хоть в это.

– Я верю, мадам, – ответил Оливер без всяких ко-лебаний. – Я тоже ненавижу лицемерие, и рядовойанглийский присяжный – я глубоко в это верю – тожеего ненавидит.

Рэтбоун сказал это с глубоким чувством и совер-шенной искренностью.

– Тогда, значит, вы возьметесь меня защищать? –настойчиво спросила графиня. Это был вызов, вызов

его спокойному положению, корректности, годам бле-стящего и такого безукоризненного и приличествую-щего поведения.

– Возьмусь, – ответил юрист не задумываясь. С мо-ральной точки зрения, нельзя было не учитывать, чтоесли дело станет рассматриваться в английском су-де, то тогда – в интересах Гизелы, если она невинов-на, и, что было для него важнее, в интересах закона –обе стороны должны были располагать самыми луч-шими защитниками. Иначе в общественном мнениидело никогда не будет улажено. Его призрак будет яв-ляться снова и снова.

Да, разумеется, дело таило в себе определеннуюопасность, но это был риск такого рода, который за-ставлял кровь быстрее бежать по жилам и острее со-знавать бесконечную ценность жизни.

* * *

В этот вечер Рэтбоун сопровождал одну свою при-

ятельницу в театр на Шафтсбери-авеню, а потом – наобед, где присутствовало довольно много знакомыхи все было в высшей степени приятно и пристойно.Пьеса оказалась очень увлекательной, полной ост-роумия и многозначительных реплик, игра актеров –очень хорошей, а декорации и костюмы – элегантны-

ми и оригинальными. Обед тоже был превосходными доставил адвокату полное удовольствие. В какой-тостепени это было празднование совсем недавно слу-чившегося посвящения его в рыцарский сан, и Рэт-боун оказался в центре всеобщего внимания. Его по-здравляли, было много смеха и доброго веселья, со-провождаемого немалым количеством шампанского.

Вокруг искрился и сверкал оживленный разговор.– Замечательная пьеса, – сказала леди Уикэм, си-

девшая справа от Оливера, наклонившись над сто-лом, так что ее полные руки сияли белизной в светеканделябров. – Ужасно умная. Клянусь, я совершенноне догадывалась, какой будет конец!

– И все же несколько искусственный, если хоти-те знать мое мнение, – отрывисто заметил полков-ник Ког, и его седые бакенбарды несколько ощетини-лись. – Ведь ни один человек, у которого есть хоть нагрош ума, не стал бы вести себя подобным образом.Этот мужчина был просто сумасшедший. Всем понят-но, что поверить ему может только глупец.

– Но мне кажется, в этом и заключается весьсмысл, – сказала миссис Лейси, посмотрев сначалана одну из собеседников, а потом на другого с выра-жением веселого любопытства на своем некрасивомлице. На ней было коричневое платье, и этот цвет нешел ей, но Рэтбоуну всегда нравилась ее искренность

и то, что она никогда не стремилась завоевать чье-торасположение, подольщаясь к собеседнику. Муж этойдамы был очень хорошим адвокатом и служил в Канц-лерском суде.

– Да, но видите ли… – и полковник Ког тоже подал-ся вперед с намерением более пространно изложитьсвое понимание природы человека.

Оливер слушал рассеянно. Сюжет пьесы, конечно,иногда был несколько натянут – зависел от случайно-стей, совпадений и чрезмерных эмоций. И все же онбыл прост по сравнению с тем, что сегодня днем ад-вокат услышал от графини Зоры фон Рюстов у себяв конторе. Да, героиня пьесы была ослепительно кра-сива и великолепно одета в соответствии с новейшеймодой. Юбка у нее была такой огромной, что требова-лось немалое умение двигаться по сцене, не задеваямебель. Но рядом с Зорой она бы несколько поблек-ла и показалась пресной; черты ее лица были слиш-ком правильными, волосы – подчеркнуто золотисты-ми, голос – искусно поставленным, а интонация – за-ученной. Ее роль была очень эмоциональна, но привсем этом героиня пьесы казалась не такой живой, какЗора, и несравненно более понятной для анализа. Небыло в ней настоящего огня, убыстряющего бег кро-ви, и ощущения риска, который заставляет дорожитьжизнью.

– Вы не согласны, сэр Оливер? – спросила леди Уи-кэм.

Рэтбоун и понятия не имел, что она сейчас сказала,и поэтому поспешно согласился:

– Вы совершенно правы.– Вот так, поняли? – И его собеседница поверну-

лась к миссис Ког, которая тоже ничего не слышала. –Все это сплетни и слухи.

– Я никогда не повторяю сплетни, – самодовольноконстатировал полковник Ког. – Это опасная привыч-ка.

– И неудивительно поэтому, что вы такой скучный, –едва слышно промолвила миссис Лейси.

– Прошу прощения? – обернулся к ней военный.– Не понимаю, для чего все это, – ответила она и

глазом не моргнув, после чего посмотрела на него ни-чего не выражающим взглядом.

– Что для чего? – Ког смутился и начал раздражать-ся. Свет канделябров освещал его голову с редкими,но еще черными волосами.

– А вы знаете самые последние скандальные ново-сти? – спросила леди Уикэм, посмотрев на всех пооче-редно. – Это будет процесс века по обвинению в кле-вете – если, конечно, дело дойдет до суда. Но не ду-маю, чтобы дошло до этого. Они замолчат дело. Онаизвинится, или ее объявят сумасшедшей, или сдела-

ют еще что-нибудь в том же роде.– Да о чем ты говоришь? Объясни, ради всего свя-

того! – потребовал лорд Уикэм, держа в руке бокал сшампанским и с некоторым беспокойством глядя нажену.

– Ну конечно, о том, что графиня Зора фон Рю-стов расхаживает кругом и просто-напросто твердитвсем и каждому, будто бедняжка принцесса ГизелаФельцбургская убила экс-кронпринца Фридриха. Чтоже еще?

– Боже милостивый! – Уикэм выронил бокал, и тот,опрокинувшись, залил скатерть шампанским. – Какчудовищно! Эта женщина просто безумна. И опасна!Полагаю, они принимают против нее какие-то мерыпредосторожности?

– Да, ей, разумеется, предъявили обвинение, – от-ветила его жена.

– Кто? Герцог… как его там зовут? – осведомилсялорд с нетерпеливо.

– Нет, конечно, нет. – Леди Уикэм сразу отвергла этопредположение. – Нет, сама эта бедняжка, леди Гизе-ла, и никто ей в этом не помогает. Семья герцога дав-ным-давно отвергла ее.

– Вряд ли они ее отвергли, – возразил Рэтбоун. –Если пользоваться вашим выражением, то, скорее,это Фридрих отверг свой долг и свою страну. И он по-

ступил так из-за нее. Сознательно или нет, но она ста-ла причиной его отречения.

– Нет, причиной была любовь, сэр Оливер, – попра-вила его в свою очередь миссис Уикэм. – Это однаиз величайших любовных историй нашего века. Онистрастно любили друг друга, беззаветно и без надеж-ды на иное счастье. Гизела не могла жить без него, ион отрекся от королевской власти и трона, предпочтяотправиться в вечное изгнание, но вместе с нею, чемправить одному. Теперь он мертв, а она осиротела,потрясена горем, не имеет друзей и оклеветана этойнегодницей графиней… Не могу даже вообразить, какможно быть такой злой!

Она сморщилась от отвращения и от попытки на-глядно представить себе такую глубокую испорчен-ность.

– Завидует, наверное, – проворчал мистер Лейси,вертя бокал в пальцах. – Эта женщина сама былавлюблена в принца Фридриха и теперь мстит. Рев-ность может отравить душу человека до такой степе-ни, что он становится способным почти на все, неза-висимо от того, как подло или жестоко это может ка-заться другим. Но я думаю, что со всем этим будетпокончено очень быстро, – заявил он и отпил глотоквина. – Вряд ли можно сомневаться в вине графини.Не думаю, что мы получим сенсационное судилище,

как вы предполагаете.– Бедняжка, – покачала головой миссис Ког. – Ко

всему ее горю еще и это! У нее, должно быть, такоечувство, словно жизнь ее кончена. Еще полгода назаду нее было все, что она могла пожелать для совер-шенного счастья, а теперь нет ничего… Какая траги-ческая превратность судьбы!

– Ну, по крайней мере, ни один порядочный чело-век не возьмется защищать ту негодную женщину, –решительно заметил полковник, – и ей придется сми-риться с тем, что защищать ее станет какой-нибудьнеопытный клерк, о котором никто никогда не слы-шал, или такой юрист, у которого уже давно подмоче-на репутация.

Рэтбоун открыл было рот, чтобы сообщить, кто ста-нет защищать Зору фон Рюстов, но затем сообразил,в какое неудобное положение он поставит, по крайнеймере, миссис Ког и, очевидно, супругов Лейси. Созна-тельно смущать кого-то было бы самым ужасающимнарушением приличий и хороших манер – тем болеекогда все эти люди дают торжественный обед в егочесть. Они бы не поняли мотивов подобного поведе-ния.

Вместо этого адвокат сказал, тщательно контроли-руя интонацию и выражение лица:

– Но неадекватная, слабая защита была бы недо-

стойна английской юриспруденции и в конечном счетесамой принцессы Гизелы.

Ког тут же накинулся на него, негодующе тряся ба-кенбардами:

– Черт меня побери, сэр, если я понимаю, что выимеете в виду! Все это звучит мудрено для меня. По-жалуйста, будьте добры, объясните.

– Разумеется, – с готовностью согласился Рэтбоун.Что-то в Коге ему не очень нравилось, и он ухватилсяза возможность аргументировать свою точку зрения. –Суть закона – в презумпции невиновности и беспри-страстном выслушивании всех свидетельских показа-ний. Закон не делает различия между людьми из-за ихвозраста, религиозной принадлежности, обществен-ного положения, политических убеждений, расы илицвета кожи. Ко всем отношение одинаковое, незави-симо от того, кем являются участники процесса.

Мистер Лейси что-то прошелестел в ответ – пожа-луй, что-то одобрительное, – а полковник, стиснув че-люсти, издал ворчание.

– А с другой стороны, – добавил Оливер, – непредоставить графине фон Рюстов самую лучшую за-щиту означало бы неадекватное отношение к ее вы-сказыванию. Находясь на месте принцессы Гизелы,вы согласились бы с мнением, что процесс вами выиг-ран только из-за некомпетентности адвоката против-

ника?– Ну… – выпалил Ког и слегка покраснел. – Не ду-

маю, что возникнет подобное затруднение. Какой жеразумный и порядочный мужчина или женщина мо-гут подумать такое об одной из самых замечательныхдам Европы?

– Но мир состоит не только из разумных и порядоч-ных людей, – вставил лорд Уикэм. – Нет, Рэтбоун в из-вестной степени прав. Для нашей репутации и для ре-путации принцессы будет лучше, если процесс пове-дут компетентные, искусные юристы. Не хочется, что-бы потом говорили, будто все дело сфальсифициро-вано тем или иным образом. Или чтобы потом кто-ни-будь опять со временем выступил с иском, когда сви-детельства покроются пылью.

– Бедная женщина, – печально повторила леди Уи-кэм. – Это же может оказаться для нее почти непо-сильно! Можно только надеяться, что у нее есть дру-зья, которые проявят по отношению к ней хотя бы ло-яльность. Не думаю, что она успокоится, прежде чемпроцесс не завершится.

– И не представляю, чтобы она снова вышла за-муж, – задумчиво произнес мистер Лейси.

– Боже милостивый! Ну конечно же, она не вый-дет! – Полковник Ког был потрясен подобным пред-положением. – Бедняга Фридрих был единственной

любовью всей ее жизни. Просто и вообразить нельзя,чтобы она лелеяла подобные надежды. Это было быравносильно… уж и не знаю чему. Это все равно какесли бы Джульетта восстала из общей могилы с Ро-мео… и начала бы новую жизнь… с кем-то другим. –Он взял нож, отрезал кусочек стилтонского сыра и де-ликатно стал его жевать. – Такая женщина любит одинраз в жизни, она отдает все свое сердце и навсегда, –добавил пожилой военный с непреклонной убежден-ностью.

Миссис Лейси промолчала, а Рэтбоун опять пой-мал себя на том, что слушает рассеянно. Краем гла-за он видел и тщательно приглаженные головы муж-чин, и уложенные в колечки и локоны прически дам,белые плечи и прямые спины, темные сюртуки и свер-кающие белизной манишки… Но он определенно неслышал, о чем говорят все эти люди, не слышал хру-стального звона бокалов и звяканья серебра. Инте-ресно, как бы повела себя Зора фон Рюстов в этойвежливой и такой предсказуемой среде… Недоброже-лательность, которую присутствующие могли испыты-вать к ней, была бы не сильна, да к тому же задавле-на строгими ограничениями их статуса. Они боялисьнеизвестного. Они осуждали, потому что это гораз-до легче, чем узнавать новое – ведь это новое моглосделать негодными их сложившиеся убеждения. Но у

всех были свои мечты, желания и уязвимые места, имбыли свойственны и внезапные добрые порывы.

Тем не менее в сравнении с Зорой все эти люди бы-ли невероятно плоскими и приземленными. Адвокатжаждал встать и уйти от них к кому-нибудь действи-тельно умному, храброму, заставляющему думать… ивозбуждающему чувство. И если присутствие такогочеловека отчасти таило бы в себе опасность – что ж,это лишь обострило бы удовольствие.

* * *

Зора оставила Оливеру свою визитную карточку, и

на следующий день он навестил ее, заблаговременнопредупредив запиской о предполагаемом визите.

Фон Рюстов встретила его с энтузиазмом, которыймногие хорошо воспитанные дамы сочли бы непри-личным. Но Рэтбоун уже давно понимал, что люди, ко-торым предстоит суд, гражданский или уголовный, ча-сто проявляют страх, не свойственный их характеру.Хотя, если вглядеться поглубже, станет ясна такая ви-димость – всегда проявление чего-то, действительнолежащего в их природе, но затаенного в более спо-койные времена. Страх, таким образом, вопреки на-мерениям, срывал защитные покровы с истинных мо-тивов.

– Сэр Оливер! Я в восторге, что вы пришли, – сразуже объявила Зора, – и я взяла на себя смелость при-гласить барона Стефана фон Эмдена. Я сэкономилавам время ожидания – ведь вы все равно пригласилибы его к себе, а вы, я уверена, очень занятой человек.Если вы захотите переговорить с ним наедине, у менянайдется для этого подходящая комната. – И она по-вела юриста по довольно скучно и казенно обставлен-ному вестибюлю в помещение с таким необыкновен-ным убранством, что у гостя невольно перехватилодыхание. На дальней стене висела гигантских разме-ров шаль – золотисто-пурпурного, густо-коричневогои совершенно черного цветов. Шаль кончалась длин-ной шелковой бахромой из хитроумно вывязанных ки-стей. На столе черного дерева стоял серебряный са-мовар, а на полу было разбросано несколько медве-жьих шкур, тоже коричневого, но мягких оттенков, цве-та. Красная кожаная кушетка была завалена подуш-ками с разными вышитыми на них узорами.

Около одного из двух высоких окон стоял молодойчеловек с каштановыми волосами и обворожитель-ным лицом, которое в данный момент было очень оза-боченным.

– Барон Стефан фон Эмден, – сказала Зора почтинебрежно, – сэр Оливер Рэтбоун.

– Здравствуйте, сэр Оливер. – Стефан поклонился,

перегнувшись в поясе, и свел каблуки вместе. – Я ис-пытал огромное облегчение, узнав, что вы собирае-тесь защищать графиню фон Рюстов. – По его лицубыло ясно, что сказал он это искренне. – Ситуациячрезвычайно сложная, и я буду рад оказать вам все-мерную помощь.

– Спасибо, – принял это предложение Рэтбоун, незная, простая ли это любезность или друг графинидействительно может помочь. Вспомнив, как искрен-на была сама Зора, он тоже заговорил прямо. Впро-чем, в этой комнате, с таким необычным убранством,и невозможно было что-то утаивать. Требовалось од-но: или проявить совершенную честность, невзираяна последствия, или в страхе отступить и ни во что невмешиваться. – Вы верите, что принцесса виновна вубийстве мужа?

Стефан вздрогнул от неожиданности, а потом в еговзгляде промелькнула смешливая искорка.

Фон Рюстов вздохнула, возможно, вкладывая в этотвздох одобрение. По крайней мере, Рэтбоун не былслишком осторожен и корректен, как это принято у ан-гличан.

– Понятия не имею, – сказал молодой человек,округлив глаза, – но я не сомневаюсь в справедли-вости суждений Зоры. Уверен, что она не могла бро-сить такое обвинение по легкомыслию или из дурных

чувств.На взгляд Рэтбоуна, фон Эмдену было немногим

за тридцать – наверное, лет на десять меньше, чемграфине, и сэр Оливер полюбопытствовал про себя,какие могут быть между ними отношения. Почему ба-рон готов жертвовать именем и репутацией, поддер-живая женщину, которая сделала такое рискованноезаявление? Может ли статься, что он уверен не тольков справедливости этого заявления, но и в том, что егоможно доказать? Или за всем этим стоит более эмо-циональная, менее рассудочная причина – любовьили ненависть к кому-нибудь, причастному к этой тра-гедии?

– Ваша уверенность очень ободряет, – вежливо ска-зал адвокат, – и ваша помощь будет оценена оченьвысоко. Но что вы имеете в виду?

Если он рассчитывал вывести Эмдена из равнове-сия, то был разочарован. Стефан заметно подобрал-ся, оставив прежнюю, довольно небрежную позу, по-дошел к стулу, стоявшему посредине комнаты, сел нанего боком и внимательно посмотрел на Рэтбоуна.

– Я подумал, что у вас может возникнуть жела-ние послать кого-нибудь в Уэллборо и опросить всех,кто присутствовал там, когда с Фридрихом случилосьнесчастье. Большинство из них снова там соберут-ся – разумеется, по причине фурора, произведенно-

го обвинением. Я могу рассказать вам все, что вспом-ню, но, полагаю, мое свидетельство может показать-ся пристрастным, а вам требуются более веские до-воды. – Барон пожал худощавыми плечами. – Но, какбы то ни было, я не знаю ничего, что могло бы ока-заться полезным, иначе уже давно рассказал бы обовсем Зоре. Я не знаю, на что нужно прежде всего об-ратить внимание, однако хорошо знаком со всеми, ктотам был, и поручусь за любого, кого бы вы ни послалитуда. Вы и сами можете туда поехать, если хотите…

Оливер удивился. Это предложение было продик-товано добрыми побуждениями. В темно-карих глазахСтефана можно было прочитать только искренностьи легкую озабоченность.

– Спасибо, – опять согласился Рэтбоун. – Мне этокажется великолепной идеей.

Он подумал о своем друге Уильяме Монке, которыйушел из полицейского ведомства и стал частным де-тективом. Если кто и мог выявить истину – не важно,хорошую или дурную, – то лишь он. Его не могли ис-пугать ни значительность дела, ни его возможные по-следствия. Хотя для успеха расследования этого ещенедостаточно…

– Это очень трудное дело, – добавил юрист. – Инте-ресы очень многих людей, затронутых им, прямо про-тивоположны нашим.

Фон Эмден нахмурился.– Да, конечно, – кивнул он и очень серьезно погля-

дел на Рэтбоуна. – Нет слов выразить вам мою благо-дарность, сэр Оливер. Другие люди, гораздо мельчевас, не отважились бы взяться за это дело. Я совер-шенно во всем и в любое время к вашим услугам, сэр.

Он сказал это настолько искренне, что адвокатуоставалось только еще раз поблагодарить его, послечего он обернулся к Зоре, сидевшей на красном ко-жаном диване, облокотившись на валик. Ее тело чув-ствовало себя удобно и вольготно в пышных золо-тистых волнах юбки, но лицо было напряженным, авзгляд – прикованным к Рэтбоуну. Она улыбалась, новеселья, блеска и свободы в ней не чувствовалось.

– У нас будут еще друзья, – сказала графиня слег-ка охрипшим голосом. – Но очень немного. Люди ве-рят в то, что им нужно, или в то, чему посвятили своюжизнь. У меня есть враги. Однако и у Гизелы тоже.Им надо уладить давние споры, залечить старые ра-ны, оживить прежнюю любовь и умиротворить зако-ренелую ненависть. И есть еще такие, кого интересу-ет лишь политика отдаленного будущего, независимоот того, сохраним мы свою независимость или нас по-глотит объединенная Германия, и от того, кто пожнетприбыль от предстоящей битвы. И поэтому нам необ-ходима не только храбрость, но и ум.

Ее замечательное лицо смягчилось, и теперь Зорабыла более чем красива. Она просто светилась.

– Но если б я не знала, сэр Оливер, что вы облада-ете этими двумя качествами, я не пришла бы к вам.Мы вызовем их на настоящий бой, не правда ли? Ни-кто не смеет убивать человека, к тому же принца, вто время как мы стоим рядом и делаем вид, что этопросто несчастная случайность. Господи, как я нена-вижу лицемеров! Мы должны быть честными! И развене стоит ради этого жить и умереть?

– Разумеется, – совершенно убежденно ответилРэтбоун.

* * *

Этим вечером, в длинных летних сумерках, он по-

ехал навестить отца, который жил к северу от Лондо-на, на Примроуз-хилл. Это был не близкий путь, но ад-вокат не спешил. Он ехал в открытой коляске, легкойи быстрой на ходу, которой было легко управлять впотоке четырехколесных экипажей с откидывающим-ся верхом и ландо. Пешеходы прогуливались, дыша-ли свежим воздухом, шествуя по пронизанным вечер-ним светом аллеям, или же покидали город, устав отдневной жары. Рэтбоун редко правил лошадьми сам– у него не хватало на это времени, – но когда это уда-

валось, наслаждался такой возможностью. У него бы-ла легкая рука, а удовольствие стоило арендной пла-ты за взятых напрокат из местной конюшни лошадь иэкипаж.

Его отец, Генри Рэтбоун, удалился от дел, связан-ных с различными математическими исследованиямии изобретательством. Иногда он еще смотрел в свойтелескоп на звезды, но исключительно из любезности.Этим вечером он стоял на длинной лужайке и смотрелна живую изгородь из жимолости и на яблони во фрук-товом саду. Лето было довольно сухим, и Генри раз-мышлял над тем, стоит ли ожидать, что фрукты вы-растут до нужного размера и качества. Солнце, ещестоявшее довольно высоко над горизонтом, посыла-ло золотое сияние и длинные тени на траву.

Отец сэра Оливера был высоким мужчиной, выше,чем сын, широкоплечим и худощавым. У него былотонкое лицо, орлиный профиль и дальнозоркие голу-бые глаза. Рассмотреть что-нибудь тщательно он мог,только надев очки.

– Добрый вечер, папа. – Рэтбоун-младший подо-шел по лужайке к отцу. Дворецкий провел его черездом и вывел в открытое французское окно.

Генри, слегка удивленный, обернулся.– А я тебя не ждал! И у меня к обеду только хлеб

и сыр, да еще немного довольно хорошего паштета.

Есть, правда, приличное красное вино, если, конечно,ты не имеешь ничего против…

– Спасибо, – немедленно согласился Оливер.– Немного сухо для урожая фруктов, – продолжал

Генри, поворачиваясь к деревьям, – но еще, навер-ное, есть немного клубники.

– Спасибо, – повторил Рэтбоун-младший.Теперь, оказавшись здесь, он не знал, с чего на-

чать.– Я взялся за дело о клевете, – рассказал он нако-

нец.– И кто твой клиент – истец или ответчик? – Его отец

тихонько заковылял по направлению к дому. Солнце,удлиняя тени на золотисто-зеленой траве, заставля-ло длинные, как стрелы, листья дельфиниума почтисветиться голубым огнем.

– Ответчик, – сказал адвокат.– И кого он оклеветал?– Это она, – поправил Оливер. – Она оклеветала

принцессу Гизелу Фельцбургскую.Генри остановился как вкопанный и взглянул на сы-

на.– Ты, надеюсь, не взялся защищать графиню Зору?Юрист тоже остановился.– Взялся. Она уверена, что Гизела убила Фридриха

и что это может быть доказано. – Говоря это, он по-

чувствовал, что довольно сильно преувеличивает. Егоклиентка была убеждена в том, что говорила, и при-няла решение, но у него еще оставались сомнения.

Старший Рэтбоун стал очень, очень серьезен. Лобего избороздили морщины.

– Надеюсь, ты поступаешь умно, Оливер… Можетбыть, расскажешь поподробнее, если это не требует-ся держать в тайне?

– Нет, совсем нет. Полагаю, ответчица даже хотелабы, чтобы об этом стало известно как можно шире.

Адвокат опять не спеша пошел по слегка поднима-ющейся дорожке к французским окнам и такой знако-мой комнате со стульями около камина, картинами иполным книг шкафом.

Генри нахмурился.– Но зачем? Наверное, ты знаешь все ее доводы?

А если она не в себе, то это не служит оправданиемдля клеветы, не так ли?

Оливер с минуту глядел на него во все глаза,прежде чем уверился, что в замечании отца содер-жится довольно сдержанный, но весьма многозначи-тельный юмор.

– Ну, разумеется, не служит, – согласился он. –И графиня не возьмет свое заявление обратно. Онаубеждена, что это принцесса Гизела умертвила прин-ца Фридриха, и не позволит, чтобы восторжествовало

лицемерие и несправедливость. – Он перевел дух идобавил: – И я тоже этого не позволю.

Отец и сын поднялись по ступенькам и вошли вдом. Двери они не закрыли – вечер был все еще теп-лым, а воздух благоухал ароматом цветов.

– Это она тебе обо всем рассказала? – спросил Ген-ри, подходя к двери холла. Открыв ее, он сообщилдворецкому, что гость останется обедать.

– А ты сомневаешься? – Оливер с удобством устро-ился у камина.

Хозяин дома подошел поближе и тоже уселся в са-мое удобное кресло, положив ногу на ногу, но эта позане сняла его напряжения.

– А что тебе известно, например, о ее отношенияхс принцем Фридрихом до того, как он женился на Ги-зеле? – спросил старший Рэтбоун, серьезно и дажемрачно глядя на сына.

Оливер и сам уже думал об этом, и Зору вряд либольно задел бы такой вопрос – она отнеслась бы кнему как к практической неизбежности, к которой надобыть готовой.

– Ее чувство к нему не кажется личным. Кроме того,она совсем не относится к тому типу женщин, которыесогласны считаться с правилами королевского этике-та. Она свободна и слишком страстно любит жизнь,чтобы… – Юрист запнулся, ощущая на себе проница-

тельный взгляд отца, от которого не могли укрытьсяего собственные эмоции.

– Возможно, и так, – ответил Генри задумчиво и ещеболее встревоженно, – но нет ничего невероятного внеприязни к человеку, что-то у тебя отнявшему, дажеесли тебе и не особенно хотелось обладать этим са-мому.

На лице Оливера отразились сомнения.– Ради бога! – наклонился вперед его отец. – Поду-

май, сколько на свете знакомых мужчин, которые неочень любят своих жен, но впали бы в ярость, если бжена предпочла другого мужчину?

– Но это же совершенно иное дело! – немедлен-но возразил Рэтбоун-младший. – Тут возникает про-блема предательства, и в худшем, самом непривле-кательном аспекте, – прав собственности.

– А разве не может быть так, что графиня Зора име-ла определенное положение, как любовница крон-принца, которое она потеряла, когда он женился наобожаемой женщине и отправился из-за этого в изгна-ние? – спросил Генри.

– Но у нее самой не было желания выйти за негозамуж, – с абсолютной убежденностью ответил Оли-вер. – Если б ты познакомился с нею, то так же уве-рился бы в этом, как и я. Она – самое непоседливое исвоеобразное создание, она совершенно никогда не

хотела стать герцогиней и не могла представить се-бя в роли возможной кандидатки на это место. Самамысль о таком вызвала бы у нее отвращение.

– Вот уж действительно… – недоверчиво покачалголовой хозяин дома.

Сын наклонился к нему и заговорил с необычнойнастойчивостью:

– Я могу поверить, что она могла быть его любов-ницей и ей могла не нравиться любая заместитель-ница, – откровенно признался он, – но она не такойчеловек, чтобы даром тратить двенадцать лет, горюяоб утрате. В ней слишком много жизненной силы истрастности, чтобы попусту растрачивать энергию наненужное чувство.

Генри улыбнулся, но тем не менее взгляд его былсерьезен и полон тревоги.

– Значит, ты ее очень хорошо знаешь, эту графинюфон Рюстов?

Юрист почувствовал, как у него вспыхнули щеки.– Я уже научился правильно судить о человеческих

характерах, отец. Это часть моей профессии, во мно-гом объясняющая успешность моей карьеры.

– Не считай себя непогрешимым судьей, Оливер, –ласково сказал старший Рэтбоун. – Если начинаешьизлишне верить в свое мастерство, значит, ты особен-но уязвим. Не сомневаюсь, что графиня – необыкно-

венная женщина, ведь обычная не решилась бы бро-сить такое обвинение самой романтической героинеЕвропы. – Он положил руки на подлокотники, сцепивпальцы перед собой. – Как она может доказать спра-ведливость своего обвинения? Наверное, оно недо-статочно доказательно, чтобы обратиться в полицию,ведь иначе она именно так и поступила бы. И необ-ходимость доказывать отягощает ее, а не принцессуГизелу.

– Знаю! – ответил Оливер с некоторым раздраже-нием. Он прекрасно понимал, что слова отца продик-тованы его заботой о нем, но у него появилось такоеощущение, словно он перенесся в годы юности с со-путствующими им уязвимостью и неуверенностью всебе. – Я очень хорошо знаю о требованиях, налага-емых законом.

Он говорил сварливым голосом и понимал это.– Но у нас есть какое-то время до начала судебного

процесса, – добавил младший Рэтбоун. – А до этого яеще многое успею. Я отряжу на расследование Мон-ка – если кто может добыть доказательства, то это,конечно, он.

У Генри был все такой же озабоченный вид.– А если ты получишь доказательства, ты представ-

ляешь, чем все это может кончиться? Немало из того,что ты обнаружишь, обязательно поставит в неловкое

положение многих людей, а некоторые из них оченьмогущественны.

– Ты предлагаешь, чтобы я не докапывался до ис-тины, потому что это может поставить кого-то в нелов-кое положение? – спросил Оливер, широко раскрывглаза. – Как это на тебя не похоже!

Отец ответил ему холодным взглядом. Адвокат по-чувствовал, что краснеет, но глаз не отвел.

– Не прибегай к софистике, Оливер, – устало ска-зал Генри. – Это недостойно тебя и, я надеюсь, недо-стойно нашего взаимного уважения. Ты прекраснознаешь, что я не это имею в виду. Ты говоришь об ис-тине, словно это нечто абсолютно цельное и неоспо-римое. Такое, что ты можешь найти и объяснить, а за-тем представить в суд в интересах справедливости.Но это же наивно – как, я уверен, тебе известно, еслиты будешь немного честнее с самим собой. Ты уста-новишь некоторые аспекты истины, некоторые досто-верные факты, но каковы они по отношению к карти-не в целом, ты можешь никогда не узнать. Не можешьты и предугадать, как отнесутся к истине другие люди,даже если они поверят в то, во что им не хочется ве-рить, – хотя бы потому, что они узнают нечто невыгод-ное о самих себе или о тех, кем они хотят восхищать-ся и кому доверяют. А еще – если узнают то, о чемпредпочли бы не знать. – Он переменил позу, слегка

подавшись вперед. – Люди могут реагировать оченьожесточенно на то, что разрушают их идеалы, Оли-вер, а роман Фридриха и Гизелы – одна из величай-ших любовных идиллий Европы. Ты уверен, что прав-да или часть ее, которая станет тебе известна, долж-на быть поведана другим… любой ценой?

– Я уверен в том, что убийство не должно оставать-ся нераскрытым, – запальчиво ответил юрист.

– Но почему ты уверен, что это было убийство? –серьезно спросил его отец, словно желая разобратьсяво всем досконально.

– Я считаю, что оно очень возможно, – мрачно отве-тил Оливер. – Я не уверен, что его совершила прин-цесса Гизела, хотя у нее был для этого самый убе-дительный повод. Но есть и другие люди, заинтере-сованные в политическом статусе страны, останетсяли она независимой или войдет вместе с другими ввеликую Германию, а это совершенно непредсказуе-мо. Все это связано с гордостью и национализмом, даи с коммерческими соображениями – с прибылью отторговли оружием и амуницией. Существовала воз-можность возвращения Фридриха в страну; его хоте-ли пригласить, чтобы тот возглавил борьбу за неза-висимость против своего родного брата, теперешне-го кронпринца, который выступает за объединение. Ввоздухе запахло войной. Убийство могло быть совер-

шено скорее из политических мотивов, чем из личных,но как бы то ни было, это все равно остается незакон-ным отнятием жизни.

– Да, это так, – согласился Генри, – однако это неделает защиту твоей клиентки актом справедливости,Оливер. Она же говорит не только о том, что Фридрихбыл убит, – она обвиняет в убийстве его жену. Мо-жет, ты и прав, что собираешься защищать ее, будучиуверенным в насильственности смерти Фридриха, ижелаешь поэтому обнаружения истины и торжествасправедливости. Но с этим делом связано очень мно-гое, не только в вопросах власти и денег, но и в обла-сти чувств. Ты не понравишься людям, чьи верованияпотревожишь.

– Я это делаю не для того, чтобы кому-нибудь по-нравиться, – презрительно заметил юрист.

– Ну конечно же, нет, дорогой мой мальчик, – тер-пеливо возразил старший Рэтбоун, – но, с другой сто-роны, ты ведь никогда еще не испытывал, что значитпо-настоящему не нравиться людям. В сравнении сомногими другими ты всегда вел очень спокойную и ввысшей степени удобную, уютную жизнь, прекраснозная себе цену и осознавая свое положение. И ты все-гда уважал себя за предпринимаемые тобой средстваи меры. Ты не знаешь, что это такое, когда многие мо-гущественные люди чрезвычайно на тебя гневаются;

ты не знаешь, что такое ненависть обычных людей,людей с улицы, чьи мечты и идеалы подвергнуты по-руганию. И я прошу тебя только об одном: подумайхорошенько, прежде чем увязнешь в этом деле. Ономожет оказаться гораздо сложнее и намного, намногоопаснее, чем ты представляешь.

Оливер сглотнул от волнения. Ему нечего было воз-разить. Все, что Генри объяснял ему, было верно. Онсовершенно не сомневался, что отец говорит толькоиз боязни за него. Однако было уже слишком позд-но для таких предупреждений. Он уже дал слово Зо-ре фон Рюстов и был не в состоянии вернуть его на-зад: этого не позволяли ни его гордость, ни профес-сиональная этика.

– К сожалению, я не могу, – сказал адвокат оченьтихо. – Я уже принял предложение.

Генри вздохнул.– Понимаю.Он ничего не сказал о том, как это глупо. Теперь

это было бы ни к чему, да он и не относился к людям,которые всегда упиваются триумфом, если оказалисьправы.

– Тогда, ради всего святого, Оливер, будь осторо-жен, – попросил старший Рэтбоун сына.

– Ну разумеется, буду, – пообещал тот, понимая, чтои для подобных обещаний время уже прошло.

Глава 2

Письмо Рэтбоуна вызвало у частного сыщика Уи-

льяма Монка интерес. Оно пришло с первой дневнойпочтой, сразу после завтрака, и детектив прочел его,едва встав из-за стола.

Процессы, которые вел Оливер, всегда были се-рьезными, сопряженными с насильственными дей-ствиями и безудержными страстями подсудимых, и входе связанных с ними расследований Уильям дол-жен был использовать все свои способности. Ему нра-вилось испытывать себя и расширять пределы свое-го искусства и воображения, своих умственных и фи-зических возможностей. Ему необходимо было знатьо себе гораздо больше, чем это требуется большин-ству людей, потому что дорожная катастрофа три го-да назад едва совсем не лишила его памяти. И сей-час у детектива бывали иногда краткие вспышки со-знания, когда его мозгом владела круговерть света итеней, беглых воспоминаний, возникающих внезапнои столь же внезапно исчезающих. Иногда эти образыбыли приятны – он видел мать, сестру Бет и дикоепустынное морское побережье Нортумберленда с егопесками и бесконечным горизонтом. Он слышал крикичаек, видел в своем воображении разноцветные ры-

бачьи лодки на серо-зеленых волнах и ощущал запа-хи соленого ветра и вереска…

Другие воспоминания были не такими привлека-тельными – например, о ссоре с Ранкорном, его на-чальником в полиции. Он иногда начинал понимать,в редкие моменты озарения, что неприязнь Ранкор-на к нему во многом провоцировалась его, Мон-ка, собственным высокомерием. Томаса раздражалнесколько медлительный ум начальника, он насмеш-ничал над его социальными амбициями и пользовал-ся знанием его уязвимых мест, которые тот никогда немог замаскировать. Поменяйся они местами – тогдабы Уильям так же сильно не любил Ранкорна, как тотсейчас ненавидел бывшего подчиненного. Да, нынесыщику было неприятно сознавать все это: то, что онуспел узнать о себе за это время, сильно ему не нра-вилось. Конечно, было в нем и кое-что положитель-ное: никто никогда не сомневался, что Монк храбр,умен и честен. Но иногда он высказывал всю правдунапрямик, в то время как было бы великодушнее – и,уж конечно, умнее – промолчать.

Томас мало что вспоминал о своих других отноше-ниях, особенно с женщинами. Никогда эти отноше-ния не были особо удачными. Ему было свойственновлюбляться в женщин мягких и обладающих скром-ной красотой, чья прелесть и лирическая манера по-

ведения так дополняли его силу, но позже отсутствиеу этих женщин мужества, страсти и воодушевленияжизнью заставляли его чувствовать себя еще болееодиноким, чем прежде, и разочарованным. Возможно,Уильям ожидал от людей того, чего они совсем не мог-ли ему дать. Правда состояла в том, что об их отноше-нии он мог судить, лишь беспристрастно основываясьна немногочисленных фактах и на том, какие эмоциион испытывал, вспоминая тех женщин. А чувства этине всегда были добрыми и ничего ему не объясняли.

С Эстер Лэттерли было иначе. Монк познакомил-ся с ней уже после несчастного случая, поэтому пом-нил и знал каждую мелочь их дружбы, если так можнобыло назвать их отношения. Иногда они были почтивраждебными.

Начать с того, что сперва Эстер очень не понрави-лась ему и даже сейчас раздражала его непререкае-мостью своих мнений и упрямством. В ней не былоничего романтического, ничего женственного и при-влекательного. Она никогда не проявляла уступчивоймягкости, не обладала искусством нравиться.

Хотя нет, это, пожалуй, было не совсем верно. Ко-гда дело касалось боли, страха, горя или чувства ви-ны, не было человека на земле сильнее, чем Эстер,храбрее и терпеливее ее. Надо отдать должное этойчертовке – никто не мог равняться с ней в смелости,

а также в желании прощать. И детектив ценил эти еедостоинства безмерно, хотя в то же время приходилот них в ярость. Его гораздо больше влекли женщи-ны веселые, не осуждающие, очаровательные, кото-рые знали, когда нужно слово молвить, а когда подо-льститься и рассмешить, и как наслаждаться радостя-ми жизни… Они умели сделать вид, что их волнуютпустяки, и давали возможность удовлетворить их мел-кие прихоти, и в то же время не посягая на главное, нетребуя слишком больших жертв, затрагивающих внут-реннее «я» Уильяма и его мечты…

Итак, Монк стоял у себя в комнате, которую Эстерпостаралась сделать как можно привлекательнее навид для будущих клиентов, после того как он с ед-кой горечью в сердце уволился из полиции. Расследо-вание, работа сыщика-детектива – вот, насколько онзнал, его истинное призвание, требующее большогомастерства. Томас читал письмо Рэтбоуна, немного-словное и без подробностей.

Дорогой Монк!У меня на руках новое дело, для которого потребу-

ются изыскания сложного и деликатного свойства. Де-ло, когда оно дойдет до суда, обещает ожесточеннуюборьбу, и добыть доказательства будет очень трудно.Если вы хотите и чувствуете себя в силах заняться им,то, пожалуйста, приходите ко мне в контору как можно

скорее. Я постараюсь не отлучаться.Ваш Оливер Рэтбоун

Не похоже это было на Рэтбоуна – давать такуюскудную информацию! Тон записки показался сыщи-ку тревожным. Если светский и чуть-чуть снисходи-тельный Оливер был обеспокоен, то уже одно это мог-ло заинтересовать Монка. Их отношения отличалисьвзаимным, несколько ворчливым уважением, кото-рое порой приглушалось всплесками антипатии, какследствия высокомерия, амбициозности и интеллек-та, свойственного обоим, а также их темпераментами,социальным происхождением и профессиональнымобразованием, которые были совершенно разными.Но к этому надо было добавить, что их объединялонечто очень специфическое: те дела, которые они ве-ли вместе и в справедливость которых верили всемсердцем, общие провалы и триумфы. А еще глубокоечувство к Эстер Лэттерли, которое, как утверждалиони оба, было не чем иным, как искренней дружбой.

Монк улыбнулся, взял пиджак, вышел из дома иогляделся в поисках кеба, чтобы доехать от Фиц-рой-стрит, где он обитал, до Вер-стрит, где находи-лась контора Рэтбоуна.

* * *

Нанятый Оливером Уильям тем же днем, почти ров-

но в четыре часа, отправился к графине фон Рюстов,жившей недалеко от Пикадилли. Он полагал, что этосамое подходящее время, когда она, по всей вероят-ности, должна быть дома. Если же графини не окажет-ся там, она, безусловно, вскоре вернется, чтобы пе-реодеться к обеду, – если по-прежнему выезжает обе-дать вне дома после такого в высшей степени потря-сающего обвинения. С тех пор вряд ли многие хозяй-ки великосветских домов включали ее в списки при-глашенных гостей.

Дверь открыла горничная – по всей вероятностифранцуженка, решил Монк. Это была девушка ма-ленького роста, темноволосая и очень хорошенькая,и сыщик вспомнил, как где-то слышал, что велико-светские модницы, кому было это по средствам, пред-почитали нанимать французских горничных. Эта де-вушка, во всяком случае, говорила с определеннымакцентом.

– Добрый день, сэр.– Добрый день, – отрывисто сказал гость. Он не

видел необходимости завоевывать чьи-то симпатии.Графиня была человеком, нуждающимся в помощи, –

если только она уже не поставила себя в положе-ние, когда помочь ничем нельзя. – Меня зовут Уи-льям Монк. Сэр Оливер Рэтбоун, – детектив вовремявспомнил, что Рэтбоун теперь стал «сэром», – попро-сил меня навестить графиню фон Рюстов, узнать, немогу ли я ей чем-нибудь помочь.

Горничная улыбнулась ему. Она действительно бы-ла очень хорошенькой.

– Да, конечно. Пожалуйста, войдите.Она пошире открыла дверь и придержала ее, пока

Уильям не прошел в просторный, но ничем не приме-чательный вестибюль. На жардиньерке стояла боль-шая ваза с цветами, похожими на маргаритки. Детек-тив почувствовал, как сильно, по-летнему, они благо-ухают. Горничная закрыла дверь и провела его прямов дальнюю комнату, где предложила подождать ее хо-зяйку.

Стоя там, он огляделся. На одной стене виселаогромная шаль сочных тонов, на столе черного дере-ва красовался серебряный самовар, а рядом обосно-вался красный кожаный диван. Пол был покрыт звери-ными шкурами, словно в логове охотника. Убранствокомнаты оказалось совершенно чуждо вкусу и жиз-ненному опыту Уильяма, но он не ощущал никакогонеудобства и лишь полюбопытствовал про себя, какко всему этому отнесся Рэтбоун – ведь было совер-

шенно очевидно, что этот дом принадлежит человеку,совершенно не считающемуся с условностями. Затемсыщик подошел к инкрустированному черным дере-вом шкафу, чтобы повнимательнее взглянуть на кни-ги. Они были на разных языках – немецком, француз-ском, русском и английском. Здесь были романы, по-эзия, описания путешествий и философия. Монк взялодну книгу, потом другую… Они открывались легко,словно каждую читали не раз и не два. Книги здесьприсутствовали не для видимости, не для эффекта, апотому, что кто-то получал удовольствие, читая их.

Графиня как будто не спешила, и гость почувство-вал разочарование. Значит, это одна из тех женщин,которые заставляют мужчину ждать, чтобы самимуправлять ситуацией.

Он обернулся, чтобы опять бросить взгляд вокруг,и вздрогнул, увидев на пороге даму, появившуюся со-вершенно беззвучно и теперь наблюдавшую за ним.Рэтбоун не сказал, что его клиентка хороша собой,и это было чрезвычайным упущением с его стороны.Сам не зная почему, но Монк ожидал увидеть некра-сивую женщину.

У нее были темные волосы, собранные в едва дер-жащийся пучок. Рост у нее был определенно сред-ний, фигура – ничем не примечательной, но зато ли-цо – необыкновенным. А еще у нее были длинные,

несколько раскосо поставленные над широкими ску-лами, золотисто-зеленые глаза. Внимание привлека-ли не столько ее облик или цвет лица, сколько еесмех, веселье и ум, а также живой порывистый харак-тер, которые не могли остаться незамеченными. Ря-дом с ней все остальные должны были казаться мед-лительными и апатичными. Детектив даже не заме-тил, как она одета, модно или нет, потому что в дан-ном случае это было не важно.

Графиня с любопытством разглядывала Монка, всееще стоя неподвижно.

– Так это вы тот человек, который намерен помогатьсэру Оливеру… – Она едва не улыбнулась, словно онне только интересовал, но и забавлял ее. – Я не такимвас ожидала увидеть!

– Что, несомненно, я должен принять, как компли-мент, – сухо ответил Уильям.

На этот раз хозяйка рассмеялась. То был звучный,немного хрипловатый и радостный смех. Легкой по-ходкой она подошла к креслу напротив гостя.

– Вот именно так и примите, – согласилась она. –Прошу садиться, мистер Монк, если только вам поче-му-либо не удобнее стоять…

Одним гибким движением она наклонилась и села вкресло, немного наискосок, после чего выпрямилась,устремив внимательный взгляд на детектива и легко

управляясь с юбкой, словно та почти не стесняла еедвижений.

– Что вы хотите обо мне знать? – спросила фон Рю-стов.

Уильям тщательно обдумал ответ на подобный во-прос на пути сюда. Сейчас ему больше не нужны бы-ли эмоции, мнения и убеждения – все, что касалосьмотивов поведения и верования. Для всего этого най-дется время и попозже, чтобы понять, как действо-вать дальше, чего искать и как понимать уклончивуюинформацию. Из того, что Рэтбоун рассказал сыщику,тот ожидал встретить здесь гораздо меньше интелли-гентности, но он все равно решил следовать заранееразработанному плану.

Детектив сел на кожаный диван и вольготно раски-нулся, давая понять, что чувствует себя совершенносвободно и удобно.

– Расскажите мне все с того самого происшествияили случая, которые кажутся вам относящимися к де-лу, – попросил он. – То есть о том, что вы сами виде-ли или слышали. Все, что относится к области пред-положений или выводов, может подождать. Если жевы скажете, что знаете о чем-то совершенно точно, янадеюсь, вы сможете это доказать.

С этими словами Монк внимательно всмотрелся влицо Зоры, думая увидеть раздраженность или удив-

ление, но не заметил ничего подобного. Вместо этогографиня скромно сложила руки, как послушная уче-ница, и начала рассказывать:

– Был обед, на котором присутствовали все. Этобыл замечательный вечер. Гизела была в хорошемнастроении и развлекала нас анекдотическими исто-риями из жизни в Венеции, где они с Фридрихом жи-ли почти все время. Двор в изгнании пребывает глав-ным образом в Венеции. Клаус фон Зейдлиц все вре-мя старался перевести разговор на политическую те-му, но нам всем это казалось скучным и никто его неслушал – а меньше всех Гизела. Она отпустила од-но-два колких замечания на его счет. Теперь не мо-гу припомнить, что именно она сказала, но нам всемэто показалось забавным – кроме, разумеется, само-го Клауса. Никому не понравится быть оселком дляшутки, особенно по-настоящему смешной!

Монк с интересом наблюдал за собеседницей. Емухотелось бы дать свободу воображению и поразмыш-лять, что представляет собой эта женщина, когда нанее не давят внешние обстоятельства, связанные сосмертью, злобой и судебным процессом, угрожаю-щим ей крушением. Почему она решила заговоритьвслух о своих подозрениях? Неужели она не думала отом, чего ей это будет стоить? Неужели она фанатикпатриотизма? Или же она сама когда-то любила Фри-

дриха? Что за всепожирающая страсть таится за тем,что она так упорно твердит?

А фон Рюстов тем временем рассказывала о том,что было на следующий день после приема.

– Это было уже поздним утром. – И она вопроси-тельно взглянула на Монка, понимая, что он слуша-ет ее вполуха. – Мы должны были встретить принцаУэльского, которого ожидали к ланчу-пикнику. Слугипривезли все в тележке, запряженной пони. Гизела иЭвелина приехали в коляске.

– Кто такая Эвелина? – перебил графиню Уильям.Ему стало холодно при упоминании о принце Уэль-ском, но он и вида не подал. Хотя и подумал, что Рэт-боун, должно быть, совсем рехнулся.

– Жена Клауса фон Зейдлица, – ответила Зора, –она не ездит верхом.

– А Гизела тоже не ездит?Графиню этот вопрос будто бы насмешил.– Нет. А что, сэр Оливер вам об этом не рассказал?

То, что потом случилось с Фридрихом, не было под-строено нарочно. Она никогда не отважилась бы натакой смелый или чреватый риском поступок – ведьнемногие умирают от падения во время верховой ез-ды. И ей совершенно не хотелось бы иметь мужа-ка-леку!

– Но это помешало бы ему вернуться на родину

и возглавить борьбу против объединения, – возразилМонк.

– Но он и так не руководил бы сопротивлением, вос-седая на белом коне, к вашему сведению, – отмелаЗора это возражение, рассмеявшись. – Он все равномог бы стать вождем, даже сидя в инвалидном кресле!

– И вы уверены, что он стал бы им, даже в подобныхобстоятельствах?

– Он, уж конечно, обдумал бы это, – ответила гра-финя без малейшего колебания. – Фридрих никогдане расставался с мыслью, что однажды родина при-зовет его обратно и что Гизела займет рядом с нимсвое законное место.

– Но они бы ее не приняли, – подчеркнул детек-тив. – Вы не ошибаетесь на этот счет?

– Нет.– Но почему же Фридрих продолжал в это верить?Фон Рюстов слегка пожала плечами.– Вам следовало бы знать Фридриха и то, как он

воспитывался. Он был рожден для трона. Все детствои юность его тщательно муштровали для этой роли, аУльрика – суровая учительница. Он подчинялся всемустановлениям, всем правилам. Корона была одно-временно его бременем и наградой.

– Но он ведь пожертвовал ею ради Гизелы!– Мне кажется, он до самого последнего момента

не верил, что его заставят выбирать между ними, –ответила Зора слегка удивленно. – Ну а потом былоуже слишком поздно. Но он никак не мог поверить, чтоэто окончательно. Фридрих был уверен, что двор рас-кается и позовет его обратно. Он думал, что его изгна-ние – просто игра, а не что-то вечное.

– И, по-видимому, он был прав, – заметил Монк, –ведь они очень хотели, чтобы он вернулся!

– Но не с Гизелой. А вот этого он не понимал. Од-нако понимала она! Гизела всегда была большей ре-алисткой, чем он.

– Итак, несчастный случай, – поторопил сыщик со-беседницу.

– Его отвезли обратно в Уэллборо-холл, – возобно-вила она рассказ. – Вызывали, естественно, врача. Ноя не знаю, что он говорил. Знаю, что сказали мне.

– А что сказали вам?– Что у Фридриха сломано несколько ребер, а также

– в трех местах – правая нога и правая ключица, и чтосерьезно повреждены внутренние органы.

– И прогноз?..– Извините?– Как врач оценивал возможность и темп выздоров-

ления?– Как медленное, однако он не считал, что его

жизнь находится в опасности, если только нет еще ка-

ких-нибудь серьезных повреждений, которые он ещене установил.

– Сколько лет было Фридриху?– Сорок два.– А Гизеле?– Тридцать девять. А что?– Не очень он был молод для такого тяжелого па-

дения.– Но он умер не в результате полученных травм. Его

отравили.– Откуда вы знаете?В первый раз за время разговора графиня заколе-

балась.Уильям ждал, не сводя с нее пристального взгля-

да, и немного погодя она снова, едва заметно, пожалаплечами.

– Если б я могла это доказать, то сразу обрати-лась бы в полицию. Я знаю это, потому что знаю этихлюдей. Я наблюдала за ними много лет. Я видела,как развивается замысел. После его смерти Гизеларазыгрывает роль убитой горем вдовы очень хоро-шо… слишком хорошо, и находится в центре всеоб-щего внимания, а она это очень любит.

– Да, это может быть лицемерием, это может отвра-щать, но это еще не свидетельствует о преступлении.А говорит о том, что вы просто убедили себя, в соот-

ветствии с вашим о ней представлением.Наконец Зора опустила глаза.– Я знаю, мистер Монк. Я все время находилась в

доме. Я видела всех, кто приходил и уходил. Я слы-шала, о чем говорят люди, и видела, как они перегля-дываются. Я причастна к придворной жизни с само-го детства, поэтому знаю, что произошло, но у менянет ни малейшего доказательства. Гизела убила Фри-дриха из страха того, что он наконец прислушаетсяк голосу долга, отправится домой и возглавит борьбупротив объединения с остальной Германией. Вальдоэтим заняться не захочет, а других попросту нет. Фри-дрих вполне мог рассчитывать взять Гизелу с собой,но она-то знала, что герцогиня этого никогда не поз-волит, даже на краю распада или войны.

– А почему Гизела выжидала неделю? – спросилУильям. – Почему бы ей тогда не убить его сразу? Этобыло бы менее рискованно, а смерть в глазах окружа-ющих выглядела бы более понятной…

– Не было необходимости убивать, если он все рав-но должен был умереть, – ответила графиня, – и, кста-ти, сначала все мы думали, что он умрет.

– А почему ее так сильно ненавидит герцогиня? –с испытующим видом задал детектив следующий во-прос.

Он сам не мог вообразить себе такую непреодо-

лимую страстную ненависть, которая затмила бы да-же собственные последствия для страны. Была литакая ненависть прирожденным качеством герцогиниили же ее возбуждало нечто в натуре самой Гизелы?Она зажгла пламенное чувство любви у Фридриха истоль же пламенную ненависть Ульрики. Так же, как,очевидно, и в этой необыкновенной на вид женщи-не, сидящей перед ним в своей причудливо-страннойкомнате с пламенеющей шалью и незажженными све-чами.

– Не знаю. – В голосе фон Рюстов прозвучало лег-кое удивление, а взгляд ее устремился куда-то вдаль,словно видел зримое только ей. – Меня это тоже ча-сто удивляло, но я никогда не слышала объяснений,почему она ее так ненавидит.

– А есть у вас какие-нибудь соображения насчетяда, который, как вы полагаете, использовала Гизе-ла?

– Нет. Но Фридрих умер внезапно. Он стал бредить,начался озноб, и принц впал в кому – так рассказы-вала Гизела. Слуги, которые были при больном, этоподтвердили. И, конечно, врач тоже.

– Ну, это могло быть от десятка причин, – сказалМонк мрачно. – От множества ушибов. Могло начать-ся внутреннее кровотечение.

– Естественно! – ответила Зора с некоторой язви-

тельностью. – А вы чего ожидали – явных симптомовотравления? Гизела – эгоистичная, жадная, тщеслав-ная и жестокая женщина, но она не дура.

Лицо графини выражало теперь непримиримуюярость и ужасающее чувство утраты, словно нечтодрагоценное выскользнуло из пальцев у нее на глазахи она отчаянно силилась вернуть утраченное. Чертылица, которые показались сыщику очень красивыми,когда он только увидел ее, теперь стали слишком тя-желыми, взгляд – чересчур проницательным, а рот ис-казила гримаса боли.

Уильям встал.– Благодарю за откровенные ответы, графиня фон

Рюстов. Сейчас я отправлюсь к мистеру Рэтбоуну,чтобы обсудить, какие следующие шаги мы должныпредпринять.

И только выйдя на улицу и снова увидев солнечныйсвет, сыщик вспомнил, что на этот раз, говоря о Рэт-боуне, забыл прибавить к его имени титул.

* * *

– Не могу понять, почему вы взялись за это дело, –

резко сказал он Оливеру, давая ему отчет о своем ви-зите час спустя.

Все клерки уже ушли домой, и вечерний свет позо-

лотил стекла окон. Движение снаружи на улице былотаким же шумным, колеса экипажей едва не задевалидруг друга, кучера неторопливо покрикивали, а лоша-ди нервничали и выбивались из сил, и в воздухе ост-ро пахло навозом.

Рэтбоун тоже едва сдерживался, хорошо осозна-вая, что он, возможно, ошибается в выборе.

– Вы хотите дать мне понять, что расследованиеданного дела выше ваших возможностей? – холодноосведомился он.

– Если б я так думал, то так и сказал бы, – ответилМонк, усаживаясь без приглашения. – Разве я хоть разна вашей памяти говорил экивоками?

– Вы хотите сказать «говорили тактично»? – вски-нул брови адвокат. – Никогда. Ладно, извините. Я за-дал необязательный вопрос. Вы будете расследоватьее заявление?

Сыщик не ожидал вопроса «в лоб» и несколькоутратил самоуверенность.

– Каким образом? Вряд ли я смогу допросить прин-ца Уэльского, – отозвался он.

Рэтбоун, казалось, удивился.– А какое отношение ко всему этому имеет принц

Уэльский?– В день, когда произошел несчастный случай, все

тамошнее общество ожидало его к ланчу. Графиня,

что же, вас в это не посвятила? – съязвил Уильям.– Нет. – Оливер неприязненно посмотрел на него. –

Очевидно, потому, что сочла это не относящимся к де-лу. Если, конечно, вы не думаете, что падение с ло-шади было кем-то подстроено…

– Нет, не думаю. Напротив, даже графиня совер-шенно уверена, что это случайность. Она считает, чтоГизела отравила Фридриха, хотя и не знает, каким об-разом и каким ядом, и имеет только самое общеепредставление о том, зачем она это сделала.

Рэтбоун улыбнулся, слегка оскалившись.– Она провела вас, Монк, – иначе вы цитировали

бы ее слова более точно. Она прекрасно знает, за-чем и почему. Существовала большая вероятность,что Фридрих может вернуться на родину без Гизелы,разведясь с нею во имя высших интересов страны.И тогда она бы перестала быть одной из самых бле-стящих романтических героинь века, к тому же титу-лованной, богатой и вызывающей всеобщую зависть.Вместо этого принцесса превратилась бы в разведен-ную жену, потеряла бы независимое положение и вы-зывала бы жалость прежних друзей. Не надо большо-го полета воображения, чтобы понять чувства женщи-ны, стоящей перед такой альтернативой.

– И вы думаете, она его убила? – удивился детек-тив; не потому, что сам Рэтбоун мог в это поверить

– это было достаточно легко, – но из-за того, что онбыл готов защищать свое мнение в суде. Выражаясьсамым мягким образом, это было глупо, а если не вы-бирать выражений, то Рэтбоун просто-напросто съе-хал с ума.

– Я считаю в высшей степени вероятным, что кто-тоубил Фридриха, – холодно поправил Монка сэр Оли-вер, откидываясь на спинку кресла; лицо у него былосуровым. – И я желал бы, чтобы вы отправились в за-городную усадьбу лорда и леди Уэллборо, где баронфон Эмден, друг графини, представит вас обществу.Сам он будет знать, кто вы и что делаете. – Адвокатскривил губы. – Вы получите возможность узнать все,что происходило там после несчастного случая, суме-ете расспросить слуг и понаблюдать за людьми, кото-рые гостили в усадьбе в то время, – за исключением,конечно, принцессы Гизелы. Думаю, предъявленноеей графиней обвинение опять свело их всех вместе,что, полагаю, вполне естественно. Надеюсь, что вы,по крайней мере, узнаете, у кого была возможностьотравить принца, и соберете все, что может быть ис-пользовано как доказательства. Вам надо также опро-сить врача, который лечил принца и выписал свиде-тельство о его смерти.

В полуоткрытое окно доносился шум уличного дви-жения. За дверью в офисе царило молчание.

У Уильяма было много резонов приняться за это де-ло. Рэтбоуну срочно нужно было помочь, а Монк оченьжелал бы сделать его своим должником. Других важ-ных расследований у него сейчас не было, и он готовбыл отдать должное и самому делу, и доходу от него.Но главное и самое важное: дело возбудило его лю-бопытство – настолько, что он почувствовал кожныйзуд.

– Да, конечно, я все сделаю, – ответил сыщик, улы-баясь скорее хищной, чем дружелюбной улыбкой.

– Хорошо, – сказал Оливер, – я благодарен вам идам адрес барона фон Эмдена, чтобы вы могли пред-ставиться ему. Может быть, вам отправиться в Уэлл-боро-холл под видом его камердинера?

Монк даже отшатнулся.– Что?!– Может быть, вы смогли бы отправиться в Уэллбо-

ро-холл в качестве его камердинера? – повторил Рэт-боун, широко раскрывая глаза. – Это дало бы вам от-личную возможность поговорить с другими слугами иузнать, что они… – Он остановился, и по его губамскользнула призрачная улыбка. – Или вы можете по-ехать как его приятель, если вам так больше нравит-ся. Наверное, вы не очень-то знакомы с обязанностя-ми камердинера…

Детектив решительно встал.

– Я поеду как его приятель, – сказал он жестко, – авас извещу о том, что узнаю, если вообще узнаю что-нибудь. Не сомневаюсь, что вы в этом будете заинте-ресованы.

На этом он пожелал адвокату спокойной ночи, взяллисток бумаги со стола и вышел.

* * *

Монк приехал в Уэллборо-холл через шесть дней

после того, как Зора фон Рюстов явилась в конторук Рэтбоуну и попросила его о помощи. Стояло нача-ло сентября, золотые осенние деньки. Вдали раски-нулись поля со стерней, каштаны начали желтеть, икое-где густо чернела вспаханная влажная земля, ужеготовая для озимых.

Уэллборо-холл оказался огромным зданием клас-сических пропорций, построенным в георгианскомстиле. Подъехать к нему можно было по длинной, вмилю, аллее, обсаженной по большей части тисами.По обе стороны аллеи парк переходил в леса, а за ни-ми снова тянулись открытые поля. Легко было пред-ставить, как хозяева этого внушительного поместья,принимая его королевское высочество, весело скака-ли верхом среди всей этой красоты, пока скачке неположила конец трагедия, напомнив людям о бренно-

сти их существования.Но сначала Монк посетил Стефана фон Эмдена.

Тот с радостью предложил получить для него пригла-шение, как для «друга», в Уэллборо-холл, куда он со-бирался поехать в самое ближайшее время. Баронбыл в восторге от мысли, что сейчас начнется рассле-дование, и нашел детектива любопытным для наблю-дения типом человека, живущего совершенно другойжизнью, нежели он сам. Стефан объяснил также, чтовсе присутствовавшие при падении Фридриха с лоша-ди снова собираются в Уэллборо-холл из-за необхо-димости согласовать свои версии происшедшего – натот случай, если дело дойдет до суда.

Уильям чувствовал себя не совсем удобно, оказав-шись объектом пристального наблюдения, и по доро-ге постепенно осознал, что Стефан совсем не так бес-печен и мало информирован, как он предполагал вна-чале. Сыщик устыдился своего предвзятого мнения отом, что барон, будучи титулованным и богатым чело-веком, обязательно должен быть узколобым и неуме-лым в практическом смысле слова. Монк злился насамого себя за то, что проявил ограниченность соб-ственного воспитания. Он старался сойти за джентль-мена, но в глубине души понимал, что джентльменыне так резки и не так склонны напускать на себя значи-тельность, постоянно защищая чувство собственного

достоинства, – они знают, что этого им не требуется.Детектив испытывал отвращение к себе еще и по-

тому, что его предвзятость была несправедлива, а онпрезирал несправедливость, особенно когда она ока-зывалась еще и глупостью.

Мужчины достигли великолепного подъезда, вы-шли из кареты, и их поприветствовал глубоким покло-ном ливрейный лакей. Монк уже хотел было озабо-титься своими тщательно уложенными чемоданами,но вовремя вспомнил, что носить их – камердинер-ское дело, а ему не пристало даже думать об этом.Джентльмен должен входить прямо в дом, ни о чемтаком не заботясь, в полной уверенности, что слугипринесут чемоданы в комнаты, распакуют вещи и всеповесят и положат на отведенное место в шкафах.

Их приветствовала леди Уэллборо. Она была го-раздо моложе, чем предполагал Уильям: ей, каза-лось, было не больше тридцати пяти. Тоненькая,немного выше среднего роста, густые каштановые во-лосы… Она была миловидна, однако красивой ее на-звать было нельзя. Ее самая очаровательная чер-та заключалась в интеллигентности и живости. Лишьтолько она увидела прибывших, как сразу же плавноспустилась по великолепной лестнице с железной ре-шеткой, кое-где блистающей золотом. Лицо ее осве-тилось радостью.

– Дорогой мой Стефан!Огромная юбка хозяйки метнулась вокруг ее ног, и

кринолин упруго вздернулся вверх, когда она остано-вилась. Платье ее состояло из отдельного, по моде,лифа с большими рукавами, перехваченного в талии,что подчеркивало худощавость фигуры.

– Как чудесно снова увидеться! – продолжала она. –А это, наверное, ваш друг, мистер Монк?

Леди Уэллборо взглянула на Уильяма с большиминтересом, внимательно рассматривая его гладкие, свыступающими скулами, щеки, орлиный нос с неболь-шой горбинкой и саркастическую складку рта. Сыщики прежде не раз видел у женщин этот любопытству-ющий взгляд, словно они видели нечто совершеннонеожиданное, но им это вопреки всему нравилось.

Монк склонил голову.– Здравствуйте, леди Уэллборо! Вы были очень,

очень добры, позволив мне провести с вами уик-энд.Я уже более чем вознагражден за прием.

Дама широко улыбнулась. Улыбка ее была оченьпривлекательной и совершенно искренней.

– Я надеюсь, когда вы будете уезжать, то почувству-ете себя вознагражденным еще больше, – ответилаона и обернулась к Стефану. – Спасибо, на этот развы особенно отличились, мой дорогой. Олсоп прово-дит вас наверх, хотя вы, конечно, дорогу знаете.

Затем она снова посмотрела на детектива.– Обед в девять. Около восьми мы все соберемся в

гостиной. Граф Лансдорф и граф фон Зейдлиц вышлина прогулку, проверить окрестности накануне охоты ипосмотреть, в каком состоянии земля. Вы стреляете,мистер Монк?

Уильям не помнил, чтобы он сделал хоть один вы-стрел на охоте, – его социальное положение делалоэто практически невозможным.

– Нет, леди Уэллборо, я предпочитаю спортивныезабавы на более равных условиях, – нашелся он.

– Боже милосердный! – весело рассмеялась жен-щина. – Тогда что же вы любите – кулачные бои?Скачки? Или бильярд?

Сыщик понятия не имел, сумеет ли проявить себяхоть в одном из этих видов спорта для благородных.Да, он необдуманно отвечал на ее вопросы и теперьрисковал попасть в дурацкое положение.

– Попробую все, что предложат, – ответил Уильям,чувствуя, как начинает гореть его лицо. – За исключе-нием тех случаев, когда буду опасным для других го-стей отсутствием профессионализма.

– Как оригинально! – воскликнула леди Уэллборо. –С нетерпением жду, когда вы со всеми познакомитесь.

Этого-то как раз и опасался Монк.

* * *

Как он и ожидал, обед оказался его первым боль-

шим испытанием. Выглядел Уильям хорошо, что под-твердило и зеркало. Монк знал, что всегда был тще-славен в отношении одежды. Об этом свидетельство-вал обнаруженный им у себя дома гардероб, полныйдорогих костюмов, а также счета от портного, сапож-ника и швеи, шившей ему рубашки. Большую частьсвоей профессиональной жизни он провел в поли-цейском управлении, а значит, должен был тратитьна одежду львиную долю заработка. Зато теперь емуне надо было одалживать парадный смокинг, чтобыпредстать в этом доме одетым, как полагается респек-табельному господину.

Но поведение за столом – совсем другое дело. Всеостальные собравшиеся к обеду хорошо знали другдруга и вели одинаковый образ жизни, не говоря ужео сотне общих знакомых. Они должны были в десятьминут распознать, что Уильям – чужак в любом смыс-ле слова. И каким образом тогда объяснить свою чу-жеродность, не жертвуя гордостью и самолюбием и вто же время не поставив Рэтбоуна в глупейшее поло-жение?

За столом собралось всего восемь человек – чрез-

вычайно мало для званого приема в загороднойусадьбе; ведь стоял лишь сентябрь, а это означало,что лондонский сезон еще не совсем закончился. Бы-ло, однако, еще слишком рано для больших зимнихзваных вечеров, когда гости часто останавливалисьна месяц, а то и больше, появляясь или не появляясьна обеде в зависимости от своего настроения.

Монка представили обществу совсем как бы меж-ду прочим, как человека, которого ждали и чье при-сутствие там было чем-то само собой разумеющим-ся. Напротив него сидел брат герцогини, граф РольфЛансдорф. Это был довольно высокий человек с во-енной выправкой, темноволосый, с немного лысею-щим лбом. Волосы его были гладко причесанными,почти прилизанными, а лицо – приятным. Тонкие гу-бы и широкий нос, несомненно, свидетельствовали осильной воле. Он говорил четко, точно, и голос у негобыл красивым и звучным. На Уильяма Рольф посмот-рел почти без всякого интереса.

Клаус фон Зейдлиц был совершенно другим. Оноказался очень массивным, на несколько дюймов вы-ше остальных, широкоплечим и довольно неуклюжимчеловеком. Густая прядь волос часто падала ему налоб, и он привычным жестом отбрасывал ее назад.Глаза его были голубые и почти круглые, а бровиприподнимались у висков. Нос же оказался кривоват,

словно когда-то был сломан. Клаус фон Зейдлиц вы-глядел очень любезным человеком. Он часто шутил,но когда молчал, его лицо принимало наблюдатель-ное выражение, которое противоречило внешней рас-кованности. Монку пришло на ум, что фон Зейдлицгораздо умнее, чем хочет казаться.

А вот его жена, графиня Эвелина, была одной изсамых очаровательных женщин, которых сыщику ко-гда-либо доводилось встречать, и ему трудно было несмотреть на нее больше, чем это дозволялось при-личиями. Он бы с радостью забыл обо всех осталь-ных и наслаждался разговором с ней одной. Фигура унее была легкая и при этом совершенно женственная,но детектива особенно обворожило ее лицо. Большиекарие глаза этой дамы излучали ум и веселье. У еелица было такое выражение, словно она постигла со-кровенный, но комичный смысл жизни и с удоволь-ствием теперь поделилась бы с другими своим зна-нием, если б нашелся кто-то еще, способный все этопонять, как понимала она сама. Графиня Эвелина всевремя улыбалась и источала доброжелательность поотношению ко всем присутствующим. И она совсем нескрывала, что Монк заинтересовал ее. Больше всегоЭвелину поражало, что он не знал никого из ее зна-комых, и если б это не было уже совершенно невеж-ливо, то она бы весь вечер расспрашивала странного

гостя о нем самом и о том, чем он занимается.Бригитта фон Арльсбах, на которой должен был, на

радость всей стране, жениться принц Фридрих, сиде-ла рядом с Уильямом. Говорила она редко. Это былакрасивая женщина, широкоплечая, с большой грудьюи изумительной кожей, но у Монка появилось ощуще-ние, что, несмотря на все свое богатство и большуюнародную любовь, она всегда печальна.

Последний из гостей, Флорент Барберини, даль-ний родственник принца Фридриха, был наполовинуиталь- янцем – патетического вида красивый брюнет,чего, по мнению сыщика, и следовало ожидать в си-лу такого происхождения, равно как и свободных ма-нер и абсолютной самоуверенности. Густые волни-стые волосы Флорента росли мыском, оставляя налбу залысины. Глаза у него были темными, с густы-ми, тяжелыми ресницами, а рот – чувственным и слов-но привыкшим к острословию. Он флиртовал сразу стремя дамами. Очевидно, это было в обычае. Но Мон-ку он не понравился.

Хозяин, лорд Уэллборо, торжественно восседал всвоей великолепной сине-розовой столовой за огром-ным столом с двадцатью ножками. У стен возвы-шались три дубовых буфета, в камине ярко горелогонь… Лорд Уэллборо был немного ниже среднегороста. Он довольно коротко стриг свои светлые воло-

сы, так что они стояли у него на голове щеткой, слов-но бы для того, чтобы несколько увеличить его рост.У лорда были очень красивые светло-серые глаза исильное мужественное лицо, однако рот – почти без-губый. Когда он молчал, лицо его приобретало жест-кое, скрытное выражение.

Подали первое блюдо, два супа на выбор: с верми-шелью и густой мясной биск, с добавлением дичи имоллюсков. Монк выбрал биск, и тот ему очень понра-вился. За супом предложили лосося, заливное и со-леную с пряностями мелкую рыбешку. Уильям выбраллосося, нежного, розового, с трудом держащегося навилке из-за своей мягкости. Он заметил, как многоосталось на унесенном блюде, и подумал, что слу-гам тоже предложат отведать этот деликатес… Всеостальные гости прибыли с положенным числом ка-мердинеров, горничных и, возможно, также лакеев икучеров. Стефан очень ловко объяснил отсутствие уУильяма слуги тем, что тот внезапно заболел. Что ниподумали бы в тот момент гости, они были слишкомвежливы, чтобы просить дальнейших разъяснений.

За рыбой последовали яйца под соусом «перри»,телячья шейка с грибами и кроличье рагу.

Эвелина почти все время находилась в центре вни-мания присутствующих, и это дало Монку возмож-ность тоже смотреть на нее неотрывно. Да, она была

и в самом деле обворожительной, с ее цельностью иневинным ребячьим коварством, – и в то же время от-личалась добродушием и интеллигентностью умнойженщины.

Флорент льстил ей совершенно безбожно, но онаизящно, со смехом парировала его авансы, при этом,однако, не обнаруживая ни малейшего неудоволь-ствия.

Если Клаусу это не нравилось, то его довольно мас-сивное лицо этого никак не выражало. Фон Зейдлица,по-видимому, гораздо больше интересовал разговорс Уэллборо, касающийся некоторых общих знакомых.

Потом закусочные тарелки были унесены и в про-межутке подали охлажденную спаржу. Стол сверкалхрусталем, отражавшим свет канделябров тысячамисверкающих искр. Блистало серебро приборов, под-ставок, кубков и ваз, а оранжерейные цветы насыща-ли воздух ароматом. Вокруг ваз декоративно распо-лагались фрукты.

Монк оторвал взгляд от Эвелины и стал осторожно,по очереди, внимательно всматриваться в лица дру-гих гостей. Все они были приглашены, когда произо-шел несчастный случай с Фридрихом, все оставалисьздесь же во время его кажущегося выздоровления ипозже, когда он умер. Что они видели и слышали? Хо-тели ли они знать правду, и если да, то в какой мере

и какой ценой? Он приехал сюда не для того, чтобыпоглощать эту деликатесную еду и разыгрывать из се-бя псевдоджентльмена, с внутренним беспокойством,как акробат, старающегося перепрыгнуть с одной со-циальной ступеньки на другую.

Из-за Уильяма, бывшего таким псевдоаристокра-том, в подвешенном состоянии находились доброеимя Зоры, весь ее образ жизни и положение в обще-стве. Кроме того, очень возможно, это относилось и кРэтбоуну, и в какой-то степени данная ситуация заде-вала и честь самого Монка. Он дал слово помочь, ине имело никакого значения, что дело было немысли-мо трудным. Тем более что принц Фридрих действи-тельно мог быть убит, но не женой, а одним из тех лю-дей, что сейчас беседовали и смеялись за великолеп-ным столом, поднося винные кубки к губам и сверкаябриллиантами в свете канделябров.

Они покончили со спаржей, и слуги внесли дичь: бе-лых и серых куропаток и тетеревов, к которым, конеч-но, подали еще вина. В жизни детектив не видел, что-бы на столе было столько еды.

Разговор за столом вращался вокруг таких тем, какмода, театр и общественные сборища, на которых го-сти видели того или иного известного им человека.Многие рассказывали, кто с кем встречается и какиенамечаются обручения и свадьбы. Монку стало ка-

заться, что все именитые семьи находятся в тех илииных отношениях между собой, но подчас слишкомзапутанных, чтобы их можно было как следует про-следить. По мере того как шло время, он чувствовалсебя все более и более чужим. Наверное, надо былопринять предложение Рэтбоуна, как бы оно ни былонеприятно, и приехать сюда в качестве камердинераСтефана! Да, это очень уязвило бы его самолюбие, нов итоге могло бы оказаться менее болезненным, чемсидеть вот так, испытывая свою социальную непол-ноценность, притворяясь тем, кем он не являлся насамом деле, как будто из-за того, чтобы быть приня-тым в этом обществе, стоило врать! Сыщик чувство-вал ярость при одной только мысли об этом, желудоку него свело спазмом, и он сидел, вытянувшись, какструна, на своем резном, с шелковым сиденьем, сту-ле, из-за чего у него даже заболела спина.

– Сомневаюсь, что нас пригласят, – скорбно отве-тила Бригитта на какое-то предложение Клауса.

– А почему же нет? – спросил тот обиженно. – Я былтам, и еще поеду. Я присутствовал там всегда начинаяс пятьдесят третьего года2.

Эвелина прижала палец к губам, чтобы сдержатьулыбку, широко раскрыв глаза.

– О господи! Вы действительно думаете, что это та-2 Имеется в виду 1853 г.

кая уж большая разница? Или мы все станем теперьpersonae non gratae?3 Как это смешно, ну просто умо-рительно! К нам это не имеет никакого отношения.

– Именно это и имеет к нам отношение, – отрезалРольф. – Это семья наших монархов, и все мы при-сутствовали, когда это случилось.

– Да никто не верит этой чертовке! – резко возразилКлаус, и его лицо сморщилось от сердитых чувств. –Она, как всегда, сказала это, желая привлечь к себевнимание любой ценой, и, возможно, хочет таким об-разом отомстить за то, что Фридрих бросил ее двена-дцать лет назад. Безумная женщина… и всегда былатакой.

Монк встрепенулся, поняв, что они говорят о Зореи о том, какое влияние оказало на их общественнуюжизнь выдвинутое ею обвинение. Вот этот аспект онв своих размышлениях не учитывал, и беспокойствосидящих рядом людей показалось ему отвратитель-ным. Однако не следовало упускать возможность из-влечь из этого обстоятельства кое-какую пользу.

– Но, разумеется, все будет предано забвению, кактолько процесс будет закончен? – спросил он с на-пускным простодушием.

– Зависит от того, что скажет на суде эта негоднаяженщина, – кисло ответил Клаус. – Всегда найдется

3 Персонами нон грата, нежелательными личностями (лат.).

какой-нибудь глупец, чтобы повторять сплетни, как быони ни были нелепы.

«Тогда зачем беспокоиться о том, что скажет некто,столь презираемый?» – подумал Монк, но не стал это-го спрашивать, имея в запасе более перспективныевопросы.

– Но что такое она может сказать, чему поверилбы здравомыслящий человек? – спросил он с сочув-ственным видом.

– Да вам должны быть известны эти слухи! – широ-ко раскрыв глаза и не отрывая от него взгляда, ска-зала Эвелина. – Ведь об этом говорят все и каждый!Она буквально обвинила принцессу Гизелу в убийствебедняги Фридриха… Я хочу сказать, в намеренномубийстве! Как будто она была способна на это… Ониже обожали друг друга! И об этом знает весь мир.

– Вот если б кто-нибудь убил принцессу, это имелобы смысл, – заметил, сморщившись, Рольф, – в это ясмог бы поверить.

– А почему? – спросил Уильям, теперь уже с непод-дельным интересом.

Все присутствующие повернули головы в его сторо-ну, и он мысленно выругал себя за наивность и излиш-нюю торопливость. Но отступать было поздно. Хотяесли он сейчас продолжит в том же духе, то толькоухудшит положение.

Вместо Рольфа ему ответила Эвелина:– Она всегда была слишком остроумна и слиш-

ком блистательна. Всегда немного затмевала окру-жающих. Нетрудно вообразить, что некто, послужив-ший оселком для ее остроумия, очень рассердилсяи мог даже почувствовать себя униженным, и тогда,возможно… – Она повела своими прекрасными пле-чами. – …Возможно, этот человек или эти люди, по-теряв терпение и желая ей зла, могли бы… – Дамаулыбнулась, и эта улыбка лишила ее слова их злове-щего смысла.

Такой Гизелу Монк прежде не представлял. Значит,ее ум был не только острым, но и жестоким… Впро-чем, наверное, ему не следовало бы этому удивлять-ся. Подобные личности мало чего боятся и мало за-ботятся о том, чтобы придержать язык, редко пере-живают, как бы им не обидеть другого, – в отличиеот остального большинства известных сыщику людей.Он полюбопытствовал про себя, в какой мере хоро-шее воспитание является средством самозащиты, ане искреннего желания сохранить спокойствие окру-жающих, которые вообще ничего не боятся.

Затем Уильям перевел взгляд с очаровательноголица Эвелины на леди Уэллборо, а с нее – на Клаусаи на Рольфа.

– Но ведь если дело дойдет до суда, будет совсем

нетрудно доказать, что произошло на самом деле, –невинно заметил он. – Все, кто тогда присутствовал,могут, как один, засвидетельствовать обратное, и притаком вашем единодушии графиня будет разоблаче-на как лгунья, если не хуже.

– Вряд ли все будут «как один», – слегка презри-тельно поправил его Клаус, но никак не пояснил по-добного отношения.

Незаметно подали сладкое: глазированный пудинг,клубничное желе, меренги со сливочным кремом и аб-рикосовое варенье.

– В этом и заключается вся трудность положе-ния, – скорбно заявила леди Уэллборо, взяв мерен-гу. – Понимаете, здесь был незадолго до смерти бед-няги Фридриха принц Уэльский. Но мы, разумеется,не должны вовлекать его в процесс, так не подобает.

Монк почувствовал, как екнуло его сердце. Пред-ставляет ли Рэтбоун, в какое топкое болото он увле-кает себя и других?

– Но разве нельзя, с общего вашего согласия, неупоминать о присутствии принца Уэльского? – поин-тересовался детектив.

– Такое впечатление, что придется, – отрезалКлаус. – Будь проклята эта женщина!

– Но сначала всем нужно договориться, – сказалСтефан, натянуто усмехнувшись, и взгляд при этом у

него оставался серьезным. – В конце концов, мы жезнаем, что произошло. И должны уяснить, чего не зна-ем, чтобы не противоречить друг другу.

– Какого черта, о чем вы толкуете? – требователь-но спросил лорд Уэллборо, причем лицо его при этомобострилось, а губы совсем пропали из виду. – Всемы, разумеется, знаем, что произошло. Принц Фри-дрих умер от ушибов, полученных от падения с лоша-ди.

Он сказал все это так, будто ему больно даже про-износить эти слова. Монк тут же спросил себя, что жеего так расстраивает: смерть дорогого ему человекаили же пятно на репутации гостеприимного хозяина?

Положив ложку и игнорируя абрикосовое варенье,сышик заметил:

– Думаю, суд потребует побольше подробностей.Он захочет узнать, что совершалось в доме в каждыймомент после происшествия, кто имел доступ в ком-наты принца Фридриха, кто готовил ему еду и прино-сил ее, кто вообще входил к нему или выходил от него.

– А для чего? – спросила Эвелина. – Суд ведь неподумает, что кто-то из нас мог причинить Фридрихувред, не так ли? Они не могут думать подобным обра-зом! Зачем бы нам это делать? Мы же все его друзья!Причем многолетние.

– Домашние убийства часто совершаются кем-то из

членов семьи или из числа друзей, – ответил Монк.По лицу Рольфа скользнуло выражение крайнего

неодобрения.– Возможно. Я, слава богу, очень мало что знаю на

этот счет, но, думаю, Гизела наймет самого лучшего иззащитников – по крайней мере, консультанта Суда ЕеВеличества. И он проведет процесс наилучшим обра-зом, чтобы избежать любого скандала, насколько этобудет возможно. – Холодно взглянув на Уильяма, онприбавил: – Вы не будете так любезны передать мнесыр, сэр?

Перед Рольфом уже стояла дощечка с семью раз-новидностями сыра, и сыщику было совершенно яс-но, что он на самом деле хотел сказать.

Потом они ели охлажденные неаполитанские взби-тые сливки, запивая их малиновой водой, и большеуже не возвращались к предмету разговора. Заверши-ли обед фрукты: ананасы, клубника, абрикосы, вишнии дыни.

* * *

Монк плохо спал, несмотря на утомительное путе-

шествие по железной дороге, затем вечернее испы-тание во время обеда и столь же тягостное после-обеденное пребывание в курительной, и даже невзи-

рая на прекрасную деревянную кровать с мягкими по-душками и балдахином на четырех столбиках. Поэто-му он вздрогнул, проснувшись, когда в комнату вошелкамердинер Стефана и сообщил, что ванна полна иутренний костюм готов.

Завтрак был долгим, но без излишних церемоний.Гости приходили и уходили, когда им заблагорассу-дится, и сами накладывали себе на тарелки со сто-ящих на буфете блюд яйца, мясо и овощи, а такжеразнообразные булочки и хлеб. На столе красовалисьчайники с часто меняющейся заваркой, соленья, мас-ло, свежие фрукты и даже сладости.

Когда сыщик вошел, завтракали только Стефан,Флорент и лорд Уэллборо. Разговор вышел ничем непримечательный. После завтрака барон фон Эмденпредложил показать Уильяму окрестности, и тот сра-зу же согласился.

– Что вы можете сделать, чтобы помочь Зоре? –спросил Стефан, водя Монка по оранжерее и времяот времени молча привлекая его внимание к тому илииному растению. – Мы все были здесь после паденияФридриха с лошади, но он не выходил из своих ком-нат, а Гизела никому не позволяла навещать его, кро-ме Рольфа, и даже он, насколько мне известно, захо-дил к нему только дважды. И никто не мог бы прийтив кухню или подстеречь слугу на лестнице, когда тот

шел в его комнаты с подносом.– И поэтому вы думаете, что это была Гизела? – с

любопытством осведомился детектив.Стефан, по-видимому, искренно удивился.– Нет, конечно же, нет! Чертовски трудно будет до-

казать, что его вообще убили… Но я думаю, что этобыла Гизела, поскольку так говорит Зора. И еще онасовершенно права, говоря, что всегда верила в еговозвращение, а Гизела всегда знала, что он не можетвернуться… без нее.

– Звучит не очень убедительно, – заметил Монк.Они обошли оранжерею и двинулись по дорожке

между двумя изящными рядами низко подстриженно-го остролиста. В конце дорожки, примерно в сорокаярдах впереди, стояла каменная ваза с ярко-краснойпоздней геранью, а за нею поднималась высокая сте-на темно-зеленых тисов.

– Я вас понимаю, – внезапно улыбнулся фон Эм-ден, – но если б вы знали этих людей, вы бы не со-мневались. Если б вы увидели Гизелу…

– Расскажите о дне накануне несчастного случая, –быстро сказал Уильям. – Или, если предпочитаете, олюбом дне, который вам запомнился наиболее ярко,пусть даже за неделю до события.

Стефан несколько минут думал, а потом начал рас-сказ. Они медленно проследовали к вазе и темно-зе-

леной тисовой стене и повернули налево в аллею, об-саженную вязами, которая тянулась на полмили.

– Завтрак прошел как обычно, – сказал барон, со-средоточенно сдвигая брови. – Гизелы внизу не было.Она завтракала у себя, и Фридрих присоединился кней. Он обычно так и делал – это был почти ежеднев-ный ритуал. Я думаю, что ему просто-напросто нрави-лось смотреть, как она одевается. В любое время дня,в любой сезон Гизела выглядела превосходно. Она вэтом гениальна.

Монк ничего не ответил, но спросил, немного за-медляя шаг:

– А что делали остальные после завтрака?Его спутник опять улыбнулся.– Флорент флиртовал с Зорой – по-моему, в оран-

жерее. Бригитта прогуливалась в одиночестве. Уэлл-боро и Рольф говорили о делах в библиотеке. ЛедиУэллборо занималась хозяйством. Я провел все утро,играя в гольф с Фридрихом и Клаусом. Гизела и Эве-лина, бурно споря, шагали взад-вперед по этой самойаллее – и в итоге поссорились. Они вернулись, каж-дая отдельно, очень сердитые.

Так, прогуливаясь под вязами, двое мжчин отошлидовольно далеко от дома. Мимо них провез свою те-лежку садовник. Он почтительно приподнял шапку ичто-то пробормотал, а Стефан кивнул в ответ. Детек-

тив чувствовал себя грубияном, но не мог заговоритьс садовником, не подчеркнув этим, что принадлежит кдругому социальному слою, нежели фон Эмден. Этоне рекомендовалось.

– А днем? – продолжил он настойчиво расспраши-вать барона.

– О, мы все довольно рано собрались за ланчем,а потом разошлись до вечера, так как нам предстоялторжественный обед, а потом – любительский спек-такль. Ожидался принц Уэльский с друзьями, и всевыглядело многообещающе. Гизеле всегда удавалисьтакие представления, и она все взяла на себя.

– В этом было что-то необычное?– Вовсе нет. Она так часто делала. Среди ее та-

лантов есть и умение безудержно веселиться и устра-ивать все таким образом, чтобы и окружающие по-лучали удовольствие. Гизела может всецело отдать-ся порыву, придумать что-нибудь в высшей степениувлекательное и очень просто затем все осуществить,без излишней суеты и усиленных приготовлений, ко-торые убивают веселье. Не знаю более стихийной на-туры. Наверное, после строгих условностей придвор-ной жизни, когда все спланировано на недели впе-ред и все совершается неукоснительно по правилам,именно это и очаровало в ней Фридриха. Она – каклетний ветер, ворвавшийся в дом, где веками были

закрыты ставни.– Вам она нравится, – заметил Монк.Стефан улыбнулся.– Не сказал бы, что нравится, но она всегда каза-

лась мне обворожительной, и впечатление, произво-димое ею на людей, тоже меня к ней притягивало.

– А какое это впечатление?Барон устремил на собеседника ясный взор.– Да разное. Одно можно утверждать: к ней никто

никогда не мог остаться равнодушен.– А что вы скажете об Эвелине и Зоре? Как они от-

носились к тому, что придется играть под началом Ги-зелы, и какие это были роли?

Стефан ответил с почти непроницаемым выраже-нием лица:

– Эвелина может выступать в роли инженю или да-же юноши, и довольно неплохо. Так оказалось и наэтот раз. Она была очаровательна. Ухитрилась вы-глядеть по-мальчишески угловатой и одновременно ввысшей степени женственной.

Уильям мог живо представить это и с удовольстви-ем представил. Коварное, юношески свежее личи-ко Эвелины, широко распахнутые глаза и абсолют-но женственная мягкость создавали очень увлека-тельный и даже манящий образ. Ее хрупкая фигур-ка в мальчишеском костюме все равно должна была

остаться, несомненно, женской.– Но Зору я не могу представить в такой же роли, –

сказал сыщик и искоса посмотрел на Эмдена.Тот ответил не сразу. Только через несколько шагов

он снова заговорил:– Нет. Она была занята в роли верного друга, ко-

торый приносит известие, необходимое для развитиясюжета.

Монк подождал, но Стефан ничего не прибавил ксказанному.

– А кто был главным героем? – спросил тогда де-тектив.

– Разумеется, Флорент.– А злодеем?– О, конечно же, я! – засмеялся барон. – И, при-

знаться, мне моя роль нравилась. Остальные, те, коговы не знаете, выступали во второстепенных ролях…Да, Бригитта, кажется, сыграла чью-то матушку.

Уильям удивленно моргнул. Может быть, никто неподумал, что поручать Бригитте роль матери жестоко,но сам он оценил это именно так.

– Спектакль увенчался успехом? – задал Монк сле-дующий вопрос.

– Грандиозным. Гизела была великолепна. По ходупьесы она немного импровизировала, и другим ино-гда было трудно следовать за ней, но она была на-

столько остроумна, что никто не обижался. Зрителибурно аплодировали. И Флорент тоже был хорош. Онбудто инстинктивно знал, что сказать и как поступить.И как казаться при этом совершенно естественным.

– А Зора?Стефан изменился в лице. Оживление его исчезло,

оставив грусть.– Боюсь, ей все это не очень понравилось. Она бы-

ла объектом некоторых довольно забавных выпадовГизелы, но, так как это нравилось принцу Уэльскому, атакже Фридриху, который сидел с ним рядом, она ни-чего не могла возразить не в ущерб себе. Они почтиглаз не сводили с Гизелы, и у Зоры хватило здравогосмысла не проявлять своих чувств.

– Однако она рассердилась.– Да, это было. Но она отомстила на следующий же

день.Собеседники поднялись по десяти каменным сту-

пенькам на еще зеленую лужайку, затененную вяза-ми.

– Они все отправились на верховую прогулку, – про-должил рассказывать фон Эмден. – Гизела ехала в ко-ляске. Она недостаточно хорошо ездит верхом, а мо-жет, просто этого не любит. А Зора – великолепная на-ездница. Она позволила Флоренту скакать с ней поочень пересеченной местности, и они оставили Гизе-

лу далеко позади, так что та вернулась домой одна.Они же прискакали на час позже, раскрасневшиеся ивеселые, и при этом Флорент к тому же обнимал Зоруза талию. Было ясно, что они отлично провели время.

Стефан засмеялся, и глаза у него блеснули.– И Гизела была вне себя от ярости, – добавил он

ехидно.– Но мне казалось, что она была всецело предана

Фридриху? – Монк обеспокоенно посмотрел на баро-на. – Почему ей было не безразлично, что Зора езди-ла верхом вместе с Флорентом?

Теперь уже Эмден развеселился.– Не будьте так наивны! – воскликнул он. – Разуме-

ется, она была предана Фридриху, но при этом обо-жала иметь других поклонников. Это как бы частичновходило в ее роль Великой Возлюбленной, которуюдолжны боготворить все мужчины на свете. Она ведьстала женщиной, ради которой отреклись от трона, –всегда великолепной, всегда желанной, всегда в выс-шей степени счастливой… Гизела всегда должна бы-ла оставаться в центре внимания, как самая привле-кательная из всех, та, которая всех может заставитьсмеяться, когда ей заблагорассудится. Она была по-разительно остроумна в тот вечер за обедом, но Зоратоже не лезла в карман за ответом. Это была битвадвух королев за обеденным столом.

– И зрелище было неприятным? – спросил Уильям,пытаясь мысленно представить такую схватку и уло-вить подспудную, движущую эмоцию этого действа.Неужели ненависть Зоры была так сильна, что заста-вила ее потом сфабриковать клеветническое обвине-ние? Или даже она ослепила графиню до невозмож-ности видеть правду и вместо этого заставила ее по-верить в преступление Гизелы, как ей того хотелось?Неужели Зорой двигало только уязвленное самолю-бие, борьба за славу и любовь?

Стефан остановился на дорожке и некоторое вре-мя внимательно вглядывался в Монка.

– Да, – ответил он наконец. – Думаю, во всем этоместь нечто неприятное. И всегда было, хотя я и не уве-рен… Возможно, я не так хорошо понимаю людей, каксчитал до этого. Я не мог бы так разговаривать, какможет она, с теми, кто мне нравится; и, в сущности,я точно не знаю, что Зора и Гизела при этом чувство-вали.

Ветер слегка пошевелил его волосы. Небо на запа-де стало затягиваться облаками.

– Зора всегда была убеждена, что Гизела – эгои-стичная женщина, что она вышла замуж по расчету,из-за положения, которое ей давал брак, а затем по-чувствовала себя обманутой, так как ее лишили выс-шей награды. Но очень многие были уверены, что она

вышла замуж по любви, а больше их ничего не инте-ресовало. Они решили бы, что Зора просто ревнует,если б она выразила свое мнение, но у нее хватилоздравого смысла не делать этого. Гизела и Зора ни-когда бы не смогли нравиться друг другу, слишком ужони разные.

– Но вы верите Зоре?– Я верю в ее честность, – сказал Эмден и вдруг

заколебался. – Но я не уверен полностью в том, чтоона права.

– И однако, вы так много поставили на карту, чтобыпомочь мне защитить ее…

Стефан пожал плечами и вдруг ослепительноулыбнулся.

– Она мне нравится… она мне чрезвычайно нра-вится. И потом, я думаю, что беднягу Фридриха дей-ствительно могли убить, а если это так, то мы долж-ны об этом знать. Нельзя убивать принцев и как ни вчем не бывало уходить от ответственности. Я, во вся-ком случае, достаточно предан своей стране, чтобыхотеть это знать.

* * *

Проведя восхитительное послеобеденное время в

розарии вместе с Эвелиной, Уильям узнал совсем

иное мнение все о тех же людях и событиях. Закры-тый сад был надежно защищен даже от легкого ветер-ка. Розы цвели во второй раз за лето, и неподвижныйвоздух был напоен тяжелым сладким ароматом. Вью-щиеся розы обвивали колонны и арки, а кустовые, вы-сотой в четыре-пять футов, образовали густые цвету-щие заросли по обе стороны зеленых тропинок. Мон-ка и графиню фон Зейдлиц окружали красота и благо-ухание. Огромные юбки на кринолине Эвелины заде-вали лаванду на клумбах, и она, потревоженная, пах-ла еще резче.

– У меня нет слов выразить, что наделала Зора! –сказала графиня, широко раскрыв глаза, словно всееще была потрясена этим известием, и голос ее за-звучал громче от негодования. – Она всегда былаочень странной, но этот поступок кажется невероят-ным даже для нее.

Детектив подал ей руку, когда они стали поднимать-ся по ступенькам на другой уровень сада, и Эвели-на приняла этот жест совершенно естественно. Рука унее была маленькой и очень красивой. Монк удивилсятому, как приятно ему было чувствовать эту легкую,как перышко, руку на своем рукаве.

– Неужели? – спросил он как бы между прочим. –Ради бога, зачем она сделала такое странное заявле-ние?! Она ведь не может верить в то, что это правда,

как вы думаете? Я хочу сказать, разве реальность непротиворечит в корне ее словам?

– Конечно, противоречит, – рассмеялась его спут-ница. – И прежде всего возникает вопрос: для чего,зачем ей это понадобилось? Если грубо и прямо на-зывать вещи своими именами… то ведь, будучи за-мужем за Фридрихом, Гизела обладала богатством,положением и необыкновенной известностью. А каквдова, она больше не располагает положением и ти-тулом, и раз Фельцбург не даст ей никакого содержа-ния, то очень скоро улетучится и богатство, если онабудет вести привычный образ жизни, которым, уж по-верьте, Гизела наслаждалась вволю. Фридрих целоесостояние истратил на ее драгоценности, туалеты иэкипажи, на их дворец в Венеции, званые вечера и пу-тешествия. Они много путешествовали – куда бы ейни заблагорассудилось поехать, ее муж не возражал.Правда, они ограничивались пределами Европы – нето что Зора, которая побывала в самых причудливыхместах мира…

Эвелина остановилась перед огромным кустомвинно-красной розы «Бурбон» и посмотрела на сыщи-ка.

– Я хочу сказать, зачем это женщине было отправ-ляться в Южную Америку или в Турцию? Или путеше-ствовать по Нилу? Или даже ездить в Китай! Неуди-

вительно, что она никогда не была замужем! Кому онанужна такая? Да ее и здесь-то никогда не было! – ФонЗейдлиц весело рассмеялась. – Любой респектабель-ный мужчина желает, чтобы его жена умела более илименее прилично себя вести; ему не нужна наездница,которая скачет на лошади верхом по-мужски, спит впалатке и способна вступать в разговоры с мужчина-ми любого социального положения, причем не скры-вает этого.

Детектив знал, что все это правда; и сам он тоже нехотел бы жениться на такой женщине. То, что описы-вала его собеседница, слишком было похоже на Эс-тер Лэттерли, которая тоже была откровенной и свое-нравной. Тем не менее все это свидетельствовало отом, что Зора была смелой и чрезвычайно интерес-ной женщиной – хотя бы как друг.

– А Гизела совсем другая? – спросил Уильям.– Ну разумеется! – Эвелине и этот вопрос показал-

ся забавным, и в голосе ее послышались насмешли-вые нотки. – Гизела всегда любила роскошь цивили-зованной жизни, а с ее-то остроумием она любого мо-жет заинтересовать! У нее есть дар все делать чрез-вычайно утонченным и в то же время невероятно ко-мичным. Молодой принц Уэльский нашел ее простообворожительной. Я это заметила по тому, как сиялиу него глаза, когда он смотрел на нее, и по тому, как

он то и дело спрашивал ее мнение. Она – одна из тех,кто умеет слушать, и делает это так, что вы чувствуетесебя самым интересным человеком в мире и всецелозавладели ее вниманием. А это настоящий талант.

И очень лестный для других, подумал Монк одоб-рительно, хотя в то же время внезапно насторожился.Такая способность слушать – могущественное искус-ство и, возможно, даже опасное.

Они подошли к поздним белым розам, образующимцветущую арку, и Эвелина чуть-чуть придвинулась кдетективу, чтобы они могли пройти через нее бок обок.

– А что думает принц Уэльский о графине Зоре? –спросил Монк и сразу же подумал, зачем ему нужноэто знать. Вряд ли это могло иметь какое-то значение,разве только как отражение зависти, существующеймежду двумя женщинами. И, кстати, как сама Эвели-на относится к Гизеле? И насколько глубоко все, чторазные люди говорят о ней, коренится просто-напро-сто в элементарной зависти?

– Если честно, то я не уверена, что он вообще за-метил Зору, – ответила фон Зейдлиц со смешливымогоньком в глазах. Ведь равнодушие было оконча-тельным приговором, и она это знала.

– А что, Фридрих никогда не высказывал недоволь-ство из-за такого всеобщего внимания к его жене? –

спросил Монк, когда они, выйдя из-под арки белыхроз, двинулись по дорожке между клумбами с ириса-ми. Теперь, правда, от них остались только мечевид-ные зеленые листья – ирисы давно отцвели.

Эвелина улыбнулась.– О да, иногда бывало! Он мог надуться, но она сра-

зу же опять его завоевывала. Ей надо было толькоприласкать его, и он мгновенно забывал об обидах.Фридрих, знаете, ужасно ее любил, даже после две-надцати лет брака. Он ее обожал. И всегда ощущалее присутствие, хотя в комнате могло быть множестволюдей.

Графиня оглянулась на арку из роз. Глаза у нее бы-ли ясными, но взгляд – отсутствующим, и сыщик незнал, о чем она сейчас думает.

– И она чудесно одевалась, – продолжала Эвелина.Мне всегда было очень интересно гадать, что она на-денет на следующий день. Да, это стоило огромныхденег, но Фридрих так всегда ею гордился… Ведь то,что она носила на этой неделе, становилось высшеймодой на следующей. И все, казалось, сидело на нейкак нельзя лучше, все было ей к лицу. И это тоже за-мечательный дар. Такая женственность!..

Монк взглянул на золотисто-коричневое платьесвоей спутницы с его необыкновенно широкими юб-ками, на деликатный вырез, украшенный волной кре-

мовых кружев на груди, на талию, великолепно под-черкнутую мыском лифа и пышными рукавами. Ей небыло причины завидовать элегантности Гизелы, и Уи-льям почувствовал, что улыбается в ответ.

Возможно, фон Зейдлиц прочла в его взгляде одоб-рение, потому что вдруг заморгала и опустила глаза,а затем слегка улыбнулась и пошла вперед. Походкаее при этом была очень грациозной, и в ней легко уга-дывалось, что сейчас эта дама собой довольна.

Последовав за ней, сыщик задал еще несколько во-просов о разных периодах жизни Фридриха и его же-ны. Он спросил даже о годах изгнания, проведенных вВенеции, и немного о придворной жизни в Фельцбургедо появления Гизелы. Картина, нарисованная Эвели-ной, была яркой и многообразной и в то же время да-вала понять, насколько строги были формальности иусловности, не только для подданных, но и для самихмонархов – сугубая дисциплина во имя исполнениядолга. Вместе с тем во всем, о чем она рассказывала,была такая экстравагантность, какую Монк не тольконикогда не видел, но даже и вообразить не мог. Никтоиз людей, знакомых ему по Лондону, не тратил деньгитак, как описывала – причем совершенно обыденнымтоном – его спутница. Словно другого образа жизни ине существовало на свете.

В голове Монка все смешалось. Какая-то часть его

была ослеплена и увлечена. Другая же с горечью пом-нила о голоде и унижении, о подневольном существо-вании, постоянном страхе и жизни без всяких удобствтех людей, которые работали день-деньской и все-гда были на краю долговой тюрьмы. Ему было даженеловко вспоминать о слугах, которые трудились вэтом роскошном и элегантном доме и должны быливыполнять все капризы гостей, праздных днем и но-чью и занятых только тем, что от одного развлеченияпереходили к другому.

И все же сколько бы красоты было утрачено без та-ких мест, как Уэллборо-холл… Уильям также полюбо-пытствовал про себя, кто счастливее: эта великолеп-но одетая, красивая графиня, которая медленно про-гуливается по здешним садам, флиртует с ним и рас-сказывает о званых обедах, маскарадах и балах вовсех столицах Европы, которые ей запомнились, илисадовник, что в пятидесяти шагах от них обрезает за-сохшие розы и расправляет новые побеги на решет-ках трельяжей. Кто ярче видит цветы, кто больше имрадуется?

Обед также прошел для Уильяма в неприятной, на-пряженной обстановке. Неудобство, испытываемоеим, было еще усилено тем, что лорд Уэллборо за сто-лом тихо попросил его извинить на этот вечер всеостальное общество. Они все собирались после обе-

да обсудить некое деликатное дело, с которым и Монксейчас ознакомился, но так как он к нему неприча-стен, то вряд ли примет как обиду, если они обсудятвсё без него. А в библиотеке к его услугам найдетсяприличный арманьяк и довольно недурные голланд-ские сигары…

Детектив был в ярости, но заставил себя улыбнуть-ся так естественно и дипломатично, как только мог. Оннадеялся, что сможет присутствовать при таком об-суждении под предлогом, что его свежий взгляд и со-образительный ум помогут остальным предусмотретьвсе последствия. Однако не было ничего удивитель-ного в том, что, хотя Монк и казался интересным го-стем и собеседником, он все же был в этой компаниипосторонним, и поэтому сыщик не осмелился пред-ложить свою помощь. Спасибо и на том, что там бу-дет Стефан, решил он. Барон сможет сообщить емуполезные сведения, хотя, разумеется, Монк был быочень рад возможности самому задать некоторые во-просы.

Однако на следующий же день Уильяму представи-лась возможность нанести визит доктору Галлахеру,который наблюдал Фридриха после падения с лоша-ди и до самой его смерти. Все отправились на охоту –остался только Стефан, который, сославшись на лег-кое недомогание, попросил Монка сопровождать его

к врачу, правя коляской.– О чем шел разговор вчера вечером? – спросил

детектив, когда они вышли из коляски и направилисьпо дорожке к дому врача. Несмотря на то что до по-ездки они прогуливались в саду Холла, Уильяму бы-ло как-то не по себе, и он рад был подышать свежимосенним воздухом.

– Собираюсь вас разочаровать, – с сожалением от-ветил Стефан. – Оказалось, что именно я приметилили запомнил больше, чем все остальные, и некото-рые именно от меня узнали сегодня утром то, чего незнали вчера.

Монк нахмурился.– Ну, вряд ли вы могли не поделиться с ними своими

сведениями. И, по крайней мере, мы знаем, что онискажут, если начнется процесс.

– Вам кажется, что вы зря сюда приехали?Сыщик кивнул, слишком рассерженный, чтобы го-

ворить. Этого он, конечно, Рэтбоуну рассказывать нестанет.

* * *

Доктор Галлахер оказался человеком с мягким об-

хождением, лет пятидесяти или около того, которыйнисколько не взволновался при известии, что к нему

за помощью пожаловали два джентльмена из Уэлл-боро-холл.

– Ну-ну, – сказал он любезно, – как вам только нестыдно, барон фон Эмден, что это с вами? Дайте-кавзглянуть… Правое запястье, да?

– Извините, что мы обманули вас, доктор. – Стефанулыбнулся и подбоченился, продемонстрировав темсамым, что его сильные здоровые запястья в полномпорядке. – Это довольно деликатная материя, и мы нехотели бы оповещать об этом всех. Надеюсь, вы пони-маете. Мистер Монк, – он указал на стоявшего рядомс ним сыщика, – старается нам помочь с этим оченьнеприятным делом, возникшим из-за обвинений, за-явленных графиней фон Рюстов.

Галлахер смотрел на посетителей, ничего не пони-мая.

– О, да вы, значит, ничего не слышали! – Баронскорчил горестную мину. – Боюсь, что она повела се-бя совершенно… совершенно необычно. И все делобудет слушаться в суде.

– Какое дело?– О смерти принца Фридриха, – вмешался в разго-

вор Уильям. – С сожалением должен констатировать,что графиня стала распространять в обществе обви-няющие слухи, будто он умер не по причине несчаст-ного случая, а от преднамеренного отравления.

– Как? – Медик был ошеломлен. Казалось, он немог поверить в то, что расслышал все правильно. –Что вы хотите этим сказать? Неужели… что я… что…я…

– Нет, разумеется, нет, – поспешно заявил Монк. –Никому и в голову не могла прийти подобная мысль.Она обвиняет в отравлении вдову, принцессу Гизелу.

– Боже мой! Это просто неслыханно! Это ужасно! –Галлахер отступил на шаг и упал в кресло. – Но как ичем я могу помочь?

Стефан хотел было заговорить, но детектив резкоперебил его:

– Вас, несомненно, вызовут для дачи свидетель-ских показаний, если мы не соберем достаточно до-казательств обратного и не заставим графиню взятьназад заявление и сполна выразить свои сожаленияи извинения. И самой большой помощью с вашей сто-роны будут ответы на все наши вопросы с абсолютнойискренностью, так, чтобы мы знали, чем располагаем,если она найдет умного защитника, чего нам следуетопасаться как самого худшего.

– Ну конечно! Разумеется! Я сделаю все, что в моихсилах. – Доктор прижал ладонь ко лбу. – Бедная жен-щина! Потерять мужа, которого она так глубоко люби-ла, а затем столкнуться с такой дьявольской клеветой– причем со стороны той, которую она считала своим

другом… Пожалуйста, спрашивайте, о чем вам угод-но.

Монк сел напротив врача в коричневое, сильно по-тертое кресло.

– Вы понимаете, что я выступаю как бы в роли ад-воката дьявола? Я хочу нащупать какие-то уязвимыеместа. Если я найду их, то буду лучше знать, как вы-сматривать систему защиты.

– Конечно. Начинайте, – сказал Галлахер почтинетерпеливо.

Детектив почувствовал угрызения совести – ноочень легкие. Главным для него было – докопаться доправды. Это было единственное, что имело значение.

– Вы были единственным, кто лечил принца Фри-дриха? – спросил он врача.

– Да, со дня падения и до самой смерти. – При вос-поминании об этом медик побледнел. – Я… я честнополагал, что бедняга выздоравливал. Мне казалось,что он стал чувствовать себя значительно лучше. Ко-нечно, он довольно сильно страдал от болей, но таквсегда бывает, когда налицо переломы костей. Одна-ко лихорадка стала отступать, и он начал понемногуесть…

– Когда последний раз вы видели его живым? –спросил Монк и уточнил: – Перед тем как он умер.

– Он сидел в постели. – Галлахер был очень на-

пряжен. – Казалось, он был рад меня видеть. Я могуточно воссоздать эту картину. Была весна, как вам из-вестно, поздняя весна. Стоял прекрасный день, солн-це заливало всю комнату, на бюро в гостиной стоялаваза с ландышами. Их аромат заполнял всю комнату.Ландыши – самые любимые цветы принцессы. Были.Я слышал, с тех пор она не выносит запах ландышей.Бедняжка… Она боготворила Фридриха. И все времябыла рядом, с того самого момента, как его внеслив комнату после несчастного случая. Она обезумела,в буквальном смысле слова, совершенно обезумела.Была вне себя от горя и беспокойства за мужа.

Он глубоко вздохнул и после паузы продолжил:– Но все изменилось, когда он умер. Такое впечат-

ление, что мир рухнул для нее, перестал существо-вать. Она просто сидела с лицом белым, как мел,недвижимо и молча. Она словно даже не видела ни-кого из нас.

– А от чего он умер? – спросил Уильям несколькомягче, чувствуя в душе борьбу противоречивых эмо-ций. – С медицинской точки зрения.

Галлахер шире раскрыл глаза.– Я не делал вскрытия тела, сэр. Ведь это принц

королевской крови! Он умер вследствие поврежде-ний, полученных от падения с лошади. У него былисломаны многие кости. Казалось, переломы зажива-

ют, но ведь нельзя заглянуть в живой организм, что-бы узнать, какие еще были получены увечья, какиеорганы могли быть раздавлены, какие ткани наруше-ны… Причиной его смерти стало внутреннее крово-излияние. На эту мысль меня наводили все симпто-мы. Я не ожидал смерти, у меня создалось впечатле-ние, что он выздоравливает, но меня ввели в заблуж-дение его мужество и твердость духа, в то время какна самом деле он был ранен гораздо серьезнее, чем япредполагал. Достаточно было, наверное, малейшегодвижения, чтобы лопнул какой-нибудь сосуд и привелк роковому кровотечению.

– А симптомы… – прервал его Монк на этот разочень мягко.

Какова бы ни была причина смерти – вернее, ктобы ни был этой причиной, – он не мог не сожалеть очеловеке, чью кончину сейчас так клинически холод-но расследовал. Все, что детектив слышал о Фридри-хе, позволяло считать его человеком мужественным истойким. Он пожелал следовать велению своего серд-ца и заплатил за это желание сполна и не жалуясь.Это был человек, способный на грандиозную любовьи жертвы, и, может быть, наконец он решил подчи-ниться зову долга и был за это убит.

– Озноб, – ответил Галлахер, – липкость кожи. – Онсглотнул и стиснул руками колено. – Боли внизу жи-

вота, рвота… Думаю, на этой почве и началось кро-вотечение. Потом появилась потеря ориентации, го-ловокружение, онемение конечностей, впадение в ко-му и, наконец, смерть. Если говорить точно, он умерот остановки сердца. Короче, сэр, налицо были всесимптомы внутреннего кровотечения.

– Скажите, а есть яды, которые при отравлении имидают такие же симптомы? – поинтересовался Монк,нахмурившись. Ему не хотелось задавать этот во-прос.

Врач уставился на него непонимающим взглядом.Сыщик подумал о тисовых деревьях в конце жи-

вой изгороди из остролиста, о каменной вазе, белею-щей на темной зелени. Всем хорошо известно, что уз-кие тисовые листья, похожие на иголки, очень и оченьядовиты. И все в доме имели к ним доступ. Достаточ-но было прогуляться в саду – самый что ни на естьестественный поступок на свете.

– Так есть такие яды? – повторил Уильям свой во-прос.

Стефан переступил с ноги на ногу.– Да, конечно, – неохотно ответил Галлахер. – Су-

ществуют тысячи разновидностей ядов. Но зачем, ра-ди всего святого, такой женщине было отравлять сво-его мужа? Это ведь совершенно бессмысленно!

– А листья тиса могли дать такие же симптомы? –

настаивал Монк.Медик задумался так надолго, что Уильям уже хо-

тел повторить свой вопрос.– Да, – сказал наконец Галлахер. – Могли. – Лицо у

него стало совсем белым.– Именно такие симптомы? – не отступал сыщик.– Ну… – Доктор колебался, и лицо стало совсем

несчастным. – Да… я не могу считаться экспертом вэтой области, но иногда случается видеть деревен-ских ребятишек, запихавших себе в рот листья тиса. Иженщины, как известно, – он замолчал на мгновениеи затем грустно продолжил: – Используют их, пытаясьвызвать выкидыш. В соседней деревне примерно во-семь лет назад от этого умерла молодая женщина.

Стефан опять пошевелился.– Но ведь Гизела ни на минуту не выходила из ком-

нат Фридриха, – сказал он тихо. – Даже если его иотравили, она из всех была меньше всего способнаэто сделать. И поверьте, если б вы знали Гизелу, вамбы никогда и в голову не пришло, что она может ко-го-то просить доставить ей яд. Никогда в жизни онане поставила бы себя в такую роковую зависимостьот кого бы то ни было.

– Но ведь все это чудовищно! – жалобно сказал Гал-лахер. – Надеюсь, вы сделаете все возможное, чтобыразрушить такие мрачные подозрения и, по крайней

мере, очистить от них доброе имя несчастной женщи-ны!

– Мы сделаем все возможное, чтобы найти истинуи доказать ее, – многозначительно пообещал Монк.

Галлахер в этом нисколько не сомневался. Онвстал и схватил руку сыщика.

– Спасибо, сэр! Вы снимаете бремя с моей души. Иесли я еще могу вам чем-нибудь помочь, то, пожалуй-ста, скажите. И вы тоже, конечно, барон фон Эмден.Всего хорошего, джентльмены, всего хорошего.

– Ну, вряд ли мы что-то установим, – заметил Сте-фан, когда они с детективом уселись в коляску и Монквзял в руки вожжи. – Возможно, это был тисовый яд…но Гизела его отравить не могла.

– Да, по всей видимости, это так, – согласился Уи-льям. – Боюсь, нам еще предстоит проделать доволь-но длинный путь.

Глава 3

Эстер Лэттерли, о которой недавно вспоминали и

Монк, и Рэтбоун, знала об их причастности к судебно-му делу принцессы Гизелы и графини фон Рюстов ивообще слышала немало всяких толков об этом пред-мете.

После возвращения из Крыма, где при осаде Се-вастополя она вместе с Флоренс Найтингейл быласестрой милосердия в госпитале для раненых, миссЛэттерли продолжала работать сиделкой и няней, ноглавным образом в частных домах. Сейчас она толь-ко что закончила ухаживать за пожилой дамой, выздо-равливающей после неудачного падения, и была неу дел. Поэтому женщина с радостью встретила своюприятельницу и бывшую патронессу леди КалландруДэвьет. Калландре было хорошо за пятьдесят, и онавыглядела старше своих лет, что могло не очень по-нравиться ей самой, если бы она снизошла до беспо-койства на этот счет. Лицо у нее было умным и сви-детельствовало о твердом характере, но даже самыйпылкий поклонник никогда не назвал бы ее красивой.Слишком много силы было во всем ее облике, а ещебольше – эксцентричности. У нее была очень прият-ная горничная, которая много лет назад оставила по-

пытки укладывать волосы леди Калландры в изящ-ную прическу. Если они как-то держались в пределах,ограниченных шпильками и заколками, это уже можнобыло считать большой победой.

А сегодня миссис Дэвьет была растрепанной дажебольше обычного. Она вплыла в дом с охапкой цветови с очень возбужденным и целеустремленным видом.

– Это для вас, дорогая, – возгласила леди Калланд-ра и положила цветы на столик в маленькой гостинойЭстер. Последняя не нуждалась в более просторномжилище и вряд ли сняла бы такое, даже если б этопозволили ее средства, потому что дома, да еще в го-стиной, она задерживалась очень редко.

– Хотя и не думаю, что у вас есть частая возмож-ность ими любоваться, я их все-таки принесла, пото-му что они такие прекрасные, – заявила ее гостья.

Затем Калландра опустилась на ближайший стул,и ее кринолин задрался углом, а юбка легла криво.Она рассеянно хлопнула по ней, но положение юбкиосталось прежним.

Эстер села напротив и с непритворным вниманиемприготовилась слушать гостью.

– Спасибо, во всяком случае, – кивнула она на цве-ты.

– Есть один случай, и я была бы очень рада, если бвы могли оказать помощь, – начала Дэвьет. – Это мо-

лодой человек, с которым я, однако, очень мало зна-кома. Он сначала представился как Роберт Оливер –несколько утрированный англицизм, – наверное, потой причине, что он родился в Англии и чувствует се-бя здесь совершенно как дома. Однако его настоящееимя Олленхайм, и его родители, барон и баронесса, –экспатрианты из Фельцбурга.

– Фельцбурга? – удивленно переспросила молодаямедсестра.

Теперь она понимала, откуда проистекает заинте-ресованность Калландры. Леди Дэвьет покровитель-ствовала Уильяму Монку, помогая ему продержатьсяв трудные времена, а он в ответ делился с нею самы-ми сложными или волнующими эпизодами из своейпрактики частного сыщика.

– Понятно, – кивнула женщина.– Нет, вы не понимаете, – возразила, улыбаясь,

Калландра. – Это не имеет никакого отношения к Ги-зеле и графине фон Рюстов, насколько мне известно.

Внезапно ее лицо омрачилось и выразило глубо-чайшее сожаление, и она продолжила рассказывать:

– Молодой Роберт очень серьезно заболел лихо-радкой, и, когда кризис прошел, оказалось, что оннедвижим от пояса и ниже. Он не встает с постели инуждается в постоянной заботе сиделки. До сих порпри нем постоянно находятся врач, мать и домашние

слуги, но ему требуется и уход профессиональной си-делки. И я взяла на себя смелость предложить вас всилу трех убедительных причин.

Эстер слушала молча, но со все возрастающим ин-тересом.

– Во-первых, и самых главных, – усердно стала пе-речислять Калландра, – Роберт пострадал и, очевид-но, очень серьезно. Он, может быть, никогда не вста-нет на ноги. И если так, то ему будет крайне тяжело сэтим примириться. Ему потребуется вся помощь, ко-торую может оказать мудрый человек. А у вас, моядорогая, большой опыт, как у сестры милосердия навойне, ухаживавшей за молодыми людьми с самы-ми ужасающими увечьями. И вы знаете лучше дру-гих, как ему помочь. Вторая причина – это то, что Ро-берт знаком с Викторией Стэнхоуп. Некоторое время,когда мы расследовали убийство бедняжки ПруденсБэрримор, – лицо миссис Дэвьет исказилось от болии незабытой любви, – я провела некоторое время сВикторией и узнала, что она стала жертвой инцестаи неудачно сделанного аборта, в результате которо-го навсегда получила неизлечимую физическую трав-му. Она испытывает почти постоянные боли, иногдаочень сильные, и не имеет перспективы выйти замуж,потому что будет не в силах исполнять супружеские

обязанности4.Калландра подняла руку, чтобы Эстер ее не пере-

бивала, и заговорила быстрее:– Я была с нею, когда она познакомилась с Ро-

бертом, и их сразу же потянуло друг к другу. Разуме-ется, я поспешила удалить Викторию, чтобы преду-предить трагедию. Но теперь положение изменилось.Роберт тоже пострадал. И мужество и порядочностьэтой женщины способны помочь ему примириться сэтим изменившимся положением.

– А если он выздоровеет? – быстро спросила мед-сестра. – А она полюбит его, но сама навсегда оста-нется ущербной? Что тогда?

– Не знаю, – согласилась с ней Калландра, – но ес-ли он не выздоровеет, то она как раз тот человек, ко-торый может спасти его от отчаяния, и, таким обра-зом, она сама поверит в собственную ценность и бла-гое предназначение. И как ужасно будет, если мы сосвоими страхами помешаем этому!

Эстер колебалась, разрываемая надвое этими про-тиворечиями.

Ее подруга гораздо прозорливее взвешивала по-следствия, и в ее глазах не было нерешительности.

– Я истинно верю, что хуже сожалеть о том, что

4 Об этом рассказывается в романе Э. Перри «Смерть внезапна истрашна».

можно было сделать, но это не было сделано, чем опринятом решении, которое оказалось неудачным, –сказала она убежденно. – Вы, по крайней мере, со-гласны попробовать?

Мисс Лэттерли улыбнулась.– А ваш третий довод? – вспомнила она.– Вам нужно место, – бесхитростно заключила Кал-

ландра.Да, это было верно. После разорения и смерти отца

у Эстер не осталось собственных средств. Не желаязависеть от брата, она, следовательно, должна быласама содержать себя, используя способности, отпу-щенные ей природой. Нельзя сказать, что женщинуочень расстраивала такая необходимость. Работа да-вала ей независимость и делала ее жизнь более ин-тересной, а она высоко ценила и то и другое. Конечно,стесненность в средствах была ей меньше по вкусу,но ведь так живет большинство людей…

– Буду очень рада сделать все, что в моих силах, –искренно ответила Эстер, – если барон и баронессаОлленхайм согласятся меня взять на работу.

– А я уже об этом позаботилась, – ответила реши-тельная Каллендра. – И чем скорее вы займете этоместо, тем лучше.

Мисс Лэттерли встала.– О, – прибавила ее гостья, сверкая глазами. – Меж-

ду прочим, Оливер Рэтбоун принял к защите дело гра-фини фон Рюстов.

– Что?! – отпрянула медсестра и застыла на ме-сте. – Извините, что вы сказали?

Калландра повторила.Мисс Лэттерли круто повернулась и пристально

взглянула на нее.– Тогда, значит, это дело важнее, чем может по-

казаться на первый взгляд. И надо молиться за егоуспех, – сказала она.

– А Уильям, по просьбе Оливера, расследует этодело. Поэтому я обо всем и узнала, – прибавила ледиДэвьет.

– Понимаю. – На самом деле Эстер совсем ничегоне понимала. – Так, значит, если вы уверены, что ба-рон и баронесса Олленхайм меня ждут, я должна со-брать саквояж и явиться к ним, – сменила она тему.

– Буду рада вас подвезти, – великодушно предло-жила ее приятельница. – Их дом находится на Хилл-стрит, около Беркли-сквер.

– Спасибо.

* * *

Калландра хорошо подготовила почву, и барон с ба-ронессой с радостью приняли профессиональную по-

мощь Эстер. Бремя забот о сыне было тяжелым дляродительской любви. Они глубоко страдали. Баронес-са Дагмара произвела на мисс Лэттерли впечатлениеженщины, которая во времена менее напряженные,когда ее не давили горе и тревоги, была, очевидно,прекрасна собой. Но сейчас она побледнела от уста-лости, от бессонных ночей у нее под глазами залег-ли тени, и она не имела ни времени, ни желания оде-ваться наряднее.

Барона Бернда тоже глубоко мучила тревога, но онценой больших усилий старался скрывать ее, как по-добает мужчине и аристократу. Тем не менее он былв высшей степени любезен с Эстер и не скрыл своегооблегчения при виде нее.

Сам Роберт Олленхайм был молодым человеком,возможно, лет двадцати, с приятным лицом и густы-ми светло-каштановыми волосами, прядь которых па-дала ему на лоб слева. В нормальном, здоровом со-стоянии он, наверное, показался бы медсестре кра-савцем. Даже сейчас, измотанный недавней лихорад-кой, лежащий в постели, слабый и все еще страда-ющий от болей, Роберт все же нашел в себе силылюбезно приветствовать Эстер, когда она представи-лась как его новая сиделка. Наверное, он сознавалвсю серьезность своего состояния и не раз опасалсянавсегда остаться инвалидом, хотя никто об этом да-

же не заикался.В том, что касалось физической стороны, Лэттерли

считала свой уход за ним нетяжелым. Его надо былокормить, создавать ему самые удобные условия, ста-раться облегчить боли и устранять дискомфорт. Бы-ло необходимо следить, чтобы он часто пил бульони укрепляющий чай, и постепенно увеличивать пор-ции его еды. Доктор приходил регулярно, и сиделке ненадо было принимать ответственные решения. Про-блема заключалась в душевном состоянии пациентаи его родных: всех мучила тягостная мысль, насколь-ко полным будет его выздоровление. Никто не упоми-нал о параличе, но дни шли, а ноги молодого человекабыли по-прежнему бесчувственны, нижняя часть еготела не обретала способности двигаться, и поэтомустрахи всё возрастали…

Эстер не забывала о чрезвычайно необычном де-ле, которым сейчас занимались Монк и Рэтбоун. Разили два она слышала, как его обсуждают Бернд и Даг-мара, не зная о ее присутствии.

– А что, смерть принца Фридриха принесет боль-шие политические перемены? – спросила мисс Лэт-терли как бы между прочим спустя неделю после при-езда. Они с Дагмарой в этот момент убирали в комодчистое белье, принесенное прачкой. С тех самых пор,как Эстер познакомилась с Монком и узнала об убий-

стве Джослина Грея5, у нее стало в обычае расспра-шивать знакомых о делах, которые он вел, чтобы по-мочь ему возможными нужными сведениями.

– Да, наверное, – ответила баронесса Олленхайм,внимательно разглядывая угол наволочки. – Сейчасмного толкуют о возможности воссоединения герман-ских княжеств под одной короной, что, естественно,означает исчезновение нашей независимости. Прус-ский король очень к этому стремится, а, как извест-но, Пруссия очень воинственна. А добыча у нее будетбольшая: Бавария, Ганновер, Гольштейн, Вестфалия,Вюртемберг, Саксония, Силезия, Померания и Люк-сембург, не говоря уже о Нассау, тюрингских землях,Гессен-Касселе и, главное, Бранденбурге. И хотя Бер-лин ужасно скучный город, он очень хорошо располо-жен, чтобы стать нашей общей столицей.

– Вы хотите сказать, что все немецкие княжествамогут объединиться в одно государство? – спросилаЭстер, никогда прежде об этом не задумывавшаяся.

– Да, об этом сейчас много говорят, хотя не знаю,может ли это когда-нибудь случиться.

Дагмара взяла в руки другую наволочку.– Вот эта прохудилась. Палец можно просунуть в

дырку; ей конец, если не починить… Некоторые из насстоят за объединение, другие – против. Герцог уже

5 Об этом рассказывается в романе Э. Перри «Чужое лицо».

очень дряхл и, возможно, больше года-двух не протя-нет. А потом герцогом станет Вальдо, а он сторонникобъединения.

– А вы? – Возможно, этот вопрос был нескромным,но Эстер спросила, не подумав. Он так естественновытекал из сказанного ее собеседницей… Та немногопоколебалась, прежде чем ответить. Руки ее застылина белье, а брови нахмурились.

– Не знаю, – ответила она наконец. – Я не раз обэтом думала. В таких вещах надо быть очень осмот-рительными. Сначала я была непримиримо настрое-на против объединения, желая сохранения нашего су-веренного естества. – Прямо взглянув на Эстер, ба-ронесса закусила губу, словно опасалась рассмеять-ся при воспоминании о такой глупости. – Наверное, свашей, английской точки зрения, это неумно, тем бо-лее что ваша страна – сердце величайшей империи вмире, но для меня это многое значило.

– Но это вовсе не глупо! – искренне возразила мед-сестра. – Знать, кто ты и что ты, – условие счастья.

Внезапно она с болью подумала о Монке, пото-му что три года назад с ним произошел несчастныйслучай: он был ранен и совершенно потерял память.Несчастный не узнавал в зеркале самого себя. МиссЛэттерли имела возможность наблюдать, как он бо-лезненно переживал, когда в его сознании всплыва-

ли обрывки прошлого или когда какое-то событие за-ставляло его думать и гадать, кто он и что он. Дажесейчас Уильям помнил только фрагменты из прошло-го, причем разрозненные. Не все воспоминания былиприятны, и некоторые из них нелегко было принять,но основная их масса таилась за пределами созна-ния, и он не мог обрести их, а спрашивать, что было,тех, кто мог это знать, ему было мучительно. Слиш-ком много среди них было его врагов, соперников илипросто тех, с кем он работал, но на кого не обращалтогда внимания.

– Знать свои собственные корни – большой пода-рок судьбы, – вслух сказала Эстер. – И если их пособственному желанию вырвать, можно заполучитьсмертельную рану.

– Но ранит также и непризнание того факта, чтожизнь меняется, – задумчиво ответила Дагмара. – Иесли мы будем выступать против объединения, хотядругие государства, по-видимому, стремятся к этому,это может привести нас к изоляции от мира. Или, чтогораздо хуже, спровоцировать войну. Тогда нас могутпроглотить без нашего на то согласия.

– Неужели? – Сиделка взяла у хозяйки худую наво-лочку и положила ее в отдельную стопку.

– О да. – Олленхайм взяла простыню. – И гораз-до лучше стать частью объединенной большой Гер-

мании, чем быть завоеванной, как прусская провин-ция. Если б вы знали хоть что-нибудь о прусских по-литиках, то думали бы так же, как я, поверьте. В ду-ше король Пруссии – неплохой человек, но даже он неможет держать в узде армию или бюрократов с земле-владельцами. Именно на этой почве происходили ре-волюции сорок восьмого года в других странах. Некийсредний класс стремится получить права, некоторуюсвободу – печати и литературы, – а еще, более широ-кое избирательное право.

– В Пруссии или в вашей стране?– Да, в сущности, повсюду. – Дагмара пожала пле-

чами. – В тот год почти во всей Европе прошли рево-люции, и только Франция как будто выиграла на этом.Но Пруссия, уж конечно, нет.

– И вы думаете, что, если вы попытаетесь отстоятьсвою независимость, может вспыхнуть война?

Эстер ужаснулась при одной только мысли об этом.Она слишком близко была знакома с реальностямивойны – изуродованные тела на полях сражений, фи-зические страдания, увечья и смерть… Для нее войнаявлялась не отвлеченной политической идеей, а бес-конечной и все увеличивающейся мукой, измождени-ем, страхом, летним зноем и зимним холодом, иногдакончающимся смертью. Ни один здравомыслящий че-ловек, кто хоть раз видел войну, не захочет ее опять,

если только ему не угрожает оккупация и рабство.– Да, война возможна, – донесся до девушки, слов-

но издали, ответ Дагмары, хотя она стояла в шагеот нее в коридоре, выходившем на залитую солнцемлестничную площадку. Мысленно Эстер сейчас бро-дила очень далеко. Она снова видела себя в киша-щем крысами госпитале, рассаднике всяческих болез-ней, в Скутари, и в кровавой бойне на Балканах и вСевастополе.

– Многие люди делают деньги на войне, – мрачнопродолжала баронесса, забыв о простынях. – Они ви-дят в ней прежде всего возможность нажиться на про-даже оружия и амуниции, лошадей, солдатских раци-онов, военного обмундирования и тому подобного.

Эстер невольно прищурилась. Навлекать ужасывойны на любой народ, только чтобы нажить на этомкапитал, – это казалось ей самым отъявленным поро-ком и проявлением низости.

Дагмара ощупала край простыни, рассеянно водяпальцем по вышитым цветам и монограмме.

– И не дай боже, чтобы дело дошло до войны, –сказала она. – Фридрих выступал за независимость,даже если придется воевать за нее, но я не знаю, ктоеще так думал и кто мог бы возглавить нас в борьбе.Как бы то ни было, теперь это уже не важно. Фридрихмертв, да он и не вернулся бы без Гизелы. По всей ве-

роятности, герцогиня не позволила бы ему вернутьсяс нею, чего бы это ни стоило.

Теперь Эстер просто вынуждена была спросить:– А он мог бы вернуться один, если б это было необ-

ходимо для спасения страны и ее независимости?Хозяйка дома пристально поглядела на медсестру,

и внезапно лицо ее стало замкнутым и жестоким, авзгляд – отчужденным.

– Не знаю. Я привыкла думать, что не вернулсябы… но теперь не знаю, – призналась она.

* * *

Прошел день, потом другой и третий… Лихорадка

у Роберта прошла. Он начал есть как обычно и полу-чать удовольствие от еды. Раны его быстро зажива-ли. Каждый раз, меняя бинты, Эстер с удовлетворе-нием отмечала, как хорошо они рубцуются. Отеки икровоподтеки почти исчезли. Но молодой человек по-прежнему ничего не ощущал в ногах, и их движениене восстанавливалось.

Бернд каждый вечер навещал сына, сидел околоего постели и говорил с ним. Естественно, Лэттерлипри этом уходила из комнаты больного, но она зна-ла из случайных замечаний и отношения ко всему Ро-берта после ухода отца, что барон все еще – по край-

ней мере внешне – уверен в излечении сына. Он ду-мал, что надо просто ждать, что больному необходи-мо дать время окрепнуть. Барон знал много случа-ев, когда человек совершенно выздоравливал тольконесколько месяцев спустя после болезни.

Дагмара вела себя подобным же образом, но, ухо-дя от Роберта и оставаясь наедине с Эстер на лест-ничной площадке, не скрывала своего беспокойства.

– По-видимому, ему совсем не становится лучше, –сказала она, пытаясь сдерживаться, на четвертыйдень после их с Лэттерли обсуждения германской по-литики. Глаза у нее потемнели, а тело в платье изтонкой шерсти с отложным белым воротничком на-пряглось от волнения. – Может быть, я нетерпелива ислишком тороплю события? Я думала, что сейчас онуже должен бы двигать ногами. А он все лежит непо-движно. И я не смею даже спросить его, о чем он ду-мает, лежа вот так.

Ей отчаянно хотелось, чтобы сиделка уверила ее вобратном, она жаждала услышать слово ободрения,которое рассеяло бы ее страхи хотя бы на время.

А что лучше и что хуже – сказать правду или солгатьв таком случае? Этого медсестра не знала. Ведь вераи надежда на лучшее всегда имеют значение, а в бу-дущем они должны иметь значение еще большее?

– Наверное, вам не надо ни о чем спрашивать, – от-

ветила Эстер. Она уже повидала многих мужчин, ко-торым угрожало пожизненное увечье и потеря конеч-ностей, уродство лица или тела. – Есть такие трудно-сти, которые никому не под силу облегчить. Остаетсяв таких случаях лишь стоять в стороне и ждать, покане потребуется твоя помощь или не надо будет облег-чить боль. Это время придет, рано или поздно. Он самобо всем скажет, когда будет готов к этому. Возможно,его немного развеет чье-нибудь посещение. Кажется,леди Калландра упоминала о мисс Виктории Стэнхо-уп, которая сама пострадала и могла бы ободрить… –Девушка осеклась, не зная, как закончить фразу.

Дагмара была явно неприятно поражена услышан-ным и уже хотела отвергнуть это предложение, но еесобеседница продолжила:

– Помощь может оказать кто-то не очень близкий,не слишком явно высказывающий тревогу.

– Да, – согласилась баронесса с проблеском надеж-ды. – Да, возможно, ей это удастся. Я его спрошу.

* * *

На следующий день Виктория Стэнхоуп, все еще

худая, бледная и двигающаяся с известным трудом ивесьма неловко, пришла к Эстер, и та снова предста-вила ее Роберту…

Дагмара сомневалась, прилично ли молодой неза-мужней женщине посещать молодого человека, да-же находящегося в подобных обстоятельствах, но пе-ременила мнение, увидев Викторию и заметив ее за-стенчивость и явную физическую ущербность, а по-мимо всего прочего еще и оглядев ее платье, кото-рое кричало об отсутствии средств и солидного обще-ственного положения. То, что говорила эта девушкаумно и с чувством собственного достоинства, напро-тив, располагало в ее пользу. Фамилия Стэнхоуп бы-ла знакома баронессе Олленхайм, вот только она немогла вспомнить, почему и в какой связи.

Вскоре Виктория уже стояла с Эстер на лестничнойплощадке. Теперь, когда наступил момент свидания,мужество изменило ей.

– Я не в силах войти к нему, – прошептала миссСтэнхоуп. – Что я могу ему сказать? Он меня и невспомнит, а если вспомнит, то лишь потому, что я рез-ко с ним обошлась. Что ж, как бы то ни было… – Онаглубоко вздохнула и повернула побелевшее лицо кЭстер. – Как быть с моей семьей? Он вспомнит, чтопроизошло, и не захочет иметь со мной никаких дел.Я не могу…

– Положение вашей семьи не имеет никакого отно-шения к вам, – ласково ответила Лэттерли и косну-лась руки Виктории.

– Роберт – слишком справедливый человек, чтобыосуждать вас за это. Идите и думайте о его потребно-стях, а не о себе, и обещаю, вам не о чем будет потомсожалеть.

Медсестра сразу же поняла, насколько смело такоеутверждение, однако Виктория улыбнулась и не по-шла на попятный.

Она опять глубоко вздохнула и затем постучала вдверь.

– Можно войти?Роберт посмотрел на нее с интересом, когда она за-

глянула в комнату. Эстер, естественно, подготовилаего к этому посещению и удивилась, как ясно он пом-нил короткую встречу с Викторией в прошлом году.

– Пожалуйста, войдите, мисс Стэнхоуп, – сказал он,чуть-чуть улыбаясь. – Прошу прощения за столь нека-зистое гостеприимство, которое я могу вам оказать,но сейчас я не в лучшей форме. Пожалуйста, сади-тесь. Вот сюда, – и он указал на кресло около крова-ти, – оно очень удобное.

Девушка вошла, села и сделала такое движение,словно хотела поправить юбку. Новый стальной обручиногда мог поставить ее в неловкое положение, хо-тя был лучше прежнего, сделанного из кости. А потомона усилием воли заставила себя пренебречь услов-ностями и позволила складкам юбки лечь, как они то-

го хотели.Эстер ожидала неизбежного «как вы себя чувствуе-

те?», и Роберт тоже приготовился дать на этот вопрострадиционный ответ.

– Полагаю, что теперь, когда лихорадка и сильныеболи прошли, вам стало ужасно скучно? – спросилаВиктория. Когда она говорила, у нее немного дрожалаголова.

Олленхайм удивился, а потом широко улыбнулся.– Вот не ожидал от вас такого вопроса! – заметил

он. – Да, мне скучно. И я ужасно устал уверять всех икаждого, что чувствую себя нормально и гораздо, го-раздо лучше, чем на прошлой неделе. Конечно, я чи-таю, но иногда у меня в ушах начинает звенеть от ти-шины и мое внимание отвлекается. Мне хочется зву-ков, мне хочется что-то слышать. Я устал от того, чтоявляюсь объектом действий других людей, а сам без-действую.

Внезапно он покраснел, поняв, что чересчур откро-венен с почти незнакомой молодой женщиной.

– Извините! Вы же пришли сюда не только потому,что добры и просто желаете выслушать мои жалобы.Но ко мне все очень, очень добры, это так!

– Конечно, добры, – согласилась Виктория, тожеулыбаясь и в первый раз выглядящая раскованной. –Но этим ничего нельзя изменить. А что вы читали?

– «Тяжелые времена» Диккенса, – ответил он, по-морщившись. – Признаюсь, это не слишком веселоечтение. Разумеется, мне жаль этих людей, – добавилон поспешно. – Но с ними мне не по себе. Я засыпаю,и мне снится, что я тоже живу в Коктауне.

– А можно мне принести вам что-нибудь другое? –предложила Стэнхоуп. – Может быть, что-нибудь ве-селое? – Она перевела дыхание. – Вы читали «Книгунонсенса» Эдварда Лира?

Больной удивился.– Нет, но думаю, мне она понравилась бы. Во вся-

ком случае, она может стать прекрасным убежищемот реальностей Коктауна.

– Именно так, – подтвердила Виктория, – в нейпредставлены все виды комической чепухи и стран-ные типы вроде старой особы из Лидса и старика сЗапада.

– Пожалуйста, принесите! – оживился Олленхайм.– И в книге есть, конечно, рисунки, – прибавила его

гостья.Эстер была довольна. Она потихоньку вышла из

комнаты и спустилась в холл, где ее ожидала Дагма-ра.

* * *

Виктория Стэнхоуп посетила Роберта еще два ра-

за, и каждый раз оставалась у него все дольше.– Мне кажется, ее присутствие идет ему на пользу, –

сказала баронесса Олленхайм, когда горничная про-водила гостью к Роберту в четвертый раз. – Он, по-ви-димому, очень рад ее видеть, а она очень милое дитяи была бы просто хорошенькой, если бы… – Тут оназапнулась. – О господи, как это безжалостно с моейстороны, правда?

Они с мисс Лэттерли стояли в саду, освещенныеранним осенним солнцем. Это была очаровательнаякомната с металлической, выкрашенной в белый цвет,мебелью, затененная пальмами в кадках и широко-листными тропическими растениями. Воздух был на-поен сладким густым ароматом поздних лилий.

– В ее семье произошло нечто ужасающее, – доба-вила баронесса печально. – Боюсь, это лишило ее,бедняжку, всех шансов на благополучное будущее.

Дагмара, естественно, имела в виду шансы Викто-рии на замужество. Другой желанной жизненной целидля благовоспитанной молодой девицы не существо-вало, если только она не была очень богата или не об-ладала выдающимся талантом либо великолепным

здоровьем и одновременно жгучим желанием потру-диться на ниве благотворительности. Эстер не сказа-ла матери Роберта, что шансы мисс Стэнхоуп на этиперспективные для женщины поприща были уничто-жены задолго до того, как ее семью постигли позор ипоношение. Только сама Виктория могла решить, рас-сказать обо всем или сохранить свою историю в тай-не. Будь сиделка на ее месте, она никогда и никомуне рассказала бы ничего.

– Да, – ответила она, – наверное, вы правы.– Как же это несправедливо! – слегка покачала го-

ловой Дагмара. – Никогда не знаешь, что тебя ждетвпереди. Полтора месяца назад я и предположить немогла, что с Робертом произойдет несчастный слу-чай. И теперь я не знаю, что нас всех ожидает.

Она не смотрела при этом на Эстер, возможно, на-меренно, и после мгновенного колебания, словно нежелая слышать, что ей ответят, поспешила добавить:

– Бедная принцесса Гизела должна чувствовать тоже самое. Год назад в это время она имела все, че-го только могла пожелать. Мне кажется, все женщинына свете ей завидовали, хотя бы немного. – Женщи-на улыбнулась. – Что касается меня, то это так. Развевсе мы не мечтаем, чтобы нас любил красивый и об-ворожительный мужчина – и любил так страстно, чтодаже смог бы отказаться от короны и трона, только бы

не разлучаться?Медсестра вернулась мыслью в свои восемна-

дцать лет и вспомнила о своих тогдашних мечтах.– Да, наверное, так и есть, – ответила она нереши-

тельно и со странным желанием защитить ту девушку,которой когда-то была. Юная мисс Лэттерли чувство-вала себя такой умной и неуязвимой и в то же времяотличалась невероятной наивностью.

– Большинство из нас примиряются с действитель-ностью, – продолжала баронесса, – и в конце концовдаже находят ее вполне приятной. Гизела осуществи-ла свою мечту… и все было прекрасно… до этой вес-ны. А потом Фридрих умер и оставил ее в безутеш-ном горе. Это был такой… союз душ! – Дагмара по-вернулась к Эстер. – Вы знаете, что они никогда нерасставались? Он любил ее так сильно, что никогдане отрывал от нее взгляда, все время хотел видетьее, слушать ее, слышать, как она смеется… Он всетак же сильно был очарован Гизелой, как двенадцатьлет назад.

– Да, наверное, было бы только естественно за-видовать такой любви, – честно ответила медичка. –Нелегко быть ее свидетелем и не желать подобной жедля себя.

Если б она, Эстер, когда-нибудь была влюблена впринца, то ее рана никогда бы не зажила. Она бы

все время мучилась вопросом: почему не возбудилав нем такую же ответную любовь, чего в ней для это-го не хватало? Веселости или шарма, нежности илибыстроты понимания, щедрости натуры или чувствачести? Или она просто была не слишком привлека-тельна и внешне, и в сфере интимной любви, о кото-рой получала представление только в мечтах и в чув-ственных снах? И ведь, может быть, такая же рана бе-редила душу Зоры фон Рюстов все эти годы и в концеконцов довела ее до легкого безумия…

Дагмара тем временем рассеянно подбирала слу-чайные сухие листья и отщипывала увядшие волоскис пальм.

– А какой он был, принц? – спросила Эстер, пыта-ясь вообразить начало любовного романа между Ги-зелой и Фридрихом.

– На вид? – улыбнулась Олленхайм.– Нет, я имею в виду, как человек. Чем он любил

заниматься? Если бы мне пришлось провести вечер вего обществе, например за обедом, что бы мне боль-ше всего запомнилось?

– До того, как он встретился с Гизелой, или после?– Расскажите, как было бы в любом случае!Дагмара, забыв о растениях, сосредоточенно на-

хмурилась.– Ну, до его встречи с Гизелой вы все время дума-

ли бы, до чего он обаятелен. – Она улыбнулась своимвоспоминаниям. – У Фридриха была самая прекрас-ная на свете улыбка. Он так умел смотреть, словноему действительно было интересно вас слушать. Иникогда не возникало впечатления, что это только извежливости. Нет, всегда казалось, что он словно ожи-дает от вас чего-то особенного и не хочет упустить та-кую редкую возможность. А после встречи с Гизелойбыло только ощущение, что ему приятно ваше обще-ство.

Лэттерли тоже невольно улыбнулась. У нее потеп-лело на душе при мысли о том, что, может быть, онавстретит человека, который станет ей так же предан.Неудивительно, что Гизела любила Фридриха. Какойже одинокой и несчастной она должна чувствоватьсебя сейчас! И, словно недостаточно одиночества истрашной потери, которая затмила для нее свет ми-ра, – теперь еще и появилось это кошмарное обвине-ние… Господи, ну почему Рэтбоун взялся защищатьЗору?! Что его заставило? Наверное, новообретен-ный рыцарский титул помутил его разум – когда коро-лева коснулась мечом его плеча, она, видимо, заделаего голову.

– И после того, как он встретил Гизелу… – продол-жила рассказ Дагмара, и Эстер вновь заставила се-бя прислушиваться. Она совсем упустила из виду, что

спрашивала, как было «потом».– Да? – отозвалась мисс Лэттерли, пытаясь не по-

казать, что мысль ее бродит где-то вдалеке.– Мне кажется, он стал другим, – задумчиво отве-

тила баронесса. – Его уязвляло, что окружающие непринимали Гизелу, и именно потому, что он так ее лю-бил. Но Фридрих никогда не был очень близок со сво-ей семьей, особенно с матерью. Он был печален, от-правляясь в изгнание, но, думается, в сердце своемверил, что однажды его позовут обратно, и тогда всеувидят и оценят достоинство Гизелы и распахнут ейобъятия.

Дагмара посмотрела на узкий проход к окнам, осе-ненный широколистными пальмовыми ветвями.

– Помню день его отъезда. Люди стояли вдольулиц. Многие женщины плакали, все желали емудобра и кричали: «Да благословит вас Бог!», махалиносовыми платками и бросали ему цветы.

– А Гизела? Как они относились к Гизеле? – спро-сила медсестра.

– Они ее отвергали, словно она похитила Фридрихау всех нас.

– А что представляет собой его брат?– Вальдо? О! – Баронесса Олленхайм рассмея-

лась, словно вспомнила что-то забавное. – Он совсемне так красив и блестящ, не так обаятелен, как Фри-

дрих, но постепенно мы научились его ценить. И разу-меется, его жена всегда пользовалась любовью и ува-жением. А это, знаете, очень меняет дело. Возможно,Ульрика в каком-то смысле права. Не думала прежде,что так много зависит от того, с кем тебя соединилбрак… В сущности, лишь сейчас, когда вы стали менярасспрашивать, я осознала, как сильно изменилисьоба брата с течением времени. Вальдо стал сильнеедухом, мудрее и научился завоевывать расположе-ние народа. Мне кажется, когда человек сам счастлив,это делает добрее и окружающих, как вы считаете?

Конец ознакомительного

фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».Прочитайте эту книгу целиком, купив полную ле-

гальную версию на ЛитРес.Безопасно оплатить книгу можно банковской кар-

той Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильноготелефона, с платежного терминала, в салоне МТСили Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.День-ги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другимудобным Вам способом.