3

Привлекательное земное сродни падшему ангелу, который прекра-сен в своем беспокойстве, велик в своих планах и устремлениях, но лишен удачи, гордости и скорбен.

Îòòî ôîí Áèñìàðê

ÃËÀÂÀ ÏÅÐÂÀß СЮРПРИЗ ДЛЯ ФАРТОВОГО ПАРНЯ

1Кирилл Лантаров порывисто мчался по ковельскому

шоссе. Какой-то щекочущий азарт, помноженный на осознание вседозволенности, подстегивал его к авантю-ре, и он пришпоривал мощный автомобиль педалью газа. Кирилл полагал, что эта мимолетная авантюра и есть на-стоящая жизнь — колоритная, остро перченная, с пол-ной палитрой красок. Это, как с алкоголем, травкой или склонной к непредсказуемым фантазиям девчонке...

Нерасторопность и степенность других ездоков вся-кий раз принимались им за неспособность и бесталан-ность, вызывая раздражение мастера, ловкость которо-го сдерживают незадачливые, неотесанные новички. «Да, куда ты прешь, чайник тупорылый?!» или «Угомо-нись, быдло!» были лучшими из выражений, которыми Лантаров одаривал тех, кого обгонял. Это давно уже стало его привычной дорожной забавой, и быстрая езда, как и выработанный в течение нескольких последних лет необычайно резвый ритм жизни, придавали ему в собственных глазах блеск деловитости, сноровистости

ББК 84(4УКР-РОС) Б15

Художник-оформитель Ä. À. Ñàìîéëåíêî

ISBN 978-966-03-6996-2ISBN 978-966-03-6997-9 (Кн. 1)

© В. В. Бадрак, 2014© Д. А. Самойленко, художест-венное оформление, 2014

Áàäðàê Â. Â. Чистилище: роман: в 2-х кн. — Кн. 1. Вирус / Ва-лентин Бадрак; худож.-оформитель Д. А. Самойленко. — Харьков: Фолио, 2014. — 410 с. ISBN 978-966-03-6996-2. ISBN 978-966-03-6997-9 (Кн. 1). Главный герой нового романа Валентина Бадрака Кирилл Ланта-ров — знаковая фигура нашего времени. В отличие от мальчиков-ма-жоров, он всего добивается сам. За плечами у честолюбивого юноши — столичный вуз, впереди — карьера, и все поначалу складывается удачно: работа в престижной компании, деньги, дорогая машина... В личном плане Кирилл стремится стать мужчиной-мачо: изысканная одежда, рестораны и он — легко покоряющий женские сердца. Одна-ко знакомство с роковой соблазнительницей Вероникой все меняет: Кирилл становится рабом ее неуемных желаний и втягивается в сек-суальные оргии самого изощренного толка. И вдруг — автомобильная катастрофа, перечеркнувшая прежнюю жизнь. Юноша — на больничной койке, едва не утративший память, он парализован, без денег и друзей... Неужели конец всему?..

ÁÁÊ 84(4ÓÊÐ-ÐÎÑ)

Б15

4 5

и значительности. Лантаров даже как-то любовался со-бой, мельком поглядывая в зеркало заднего вида. Во, какой он стал! Владелец тугого, с множеством солид-ных кредитных карточек, кошелька. Обладатель редко-го, дорогостоящего автомобильного тюнинга, блеск ко-торого как бы передавался ему самому. Пользователь роскошной мужской парфюмерии, престижных наруч-ных часов, мобильного телефона ручной сборки, стои-мость которого составляла целое состояние для иного серого обывателя трехмиллионного города на Днепре, в котором все было к его ногам. Он ничуть не боялся людей с жезлами и если попадался за превышение ско-рости, то с легкой, едва уловимой насмешкой протяги-вал им заранее заготовленные купюры чуть больше об-щепринятой таксы. Они злились — он отлично это видел, — но, усилием подавляя негодование, все-таки брали деньги. Затем молча кивали, что означало: езжай, раз ты такой крутой, мы оторвемся на ком-нибудь по-проще.

Кирилл Лантаров, как говорили в его среде, «сел на тему», на весьма денежную тему. И потому «был при де-лах» и наотмашь «рубил капусту». То есть хватал быст-рые деньги, летящие в руки так же быстро, как стайки резвящихся в киевском небе стрижей. И поскольку у мо-лодого человека не было ни обязательств, ни ясных це-лей, он отдавался куражу. Жил, как он сам думал, на полную катушку, веселился, наслаждался, выжимал бу-квально из каждого дня все без остатка, как будто ост-рую приправу из тюбика.

Несясь по трассе, Кирилл с умилением поглядывал на стильную, с пухлыми боками сумочку на переднем

сиденье рядом с собой, похожую на откормленного кота. Один раз не удержался и ласково погладил ее вы-дувающийся бок — кожа была итальянская, добротно выделанная, мягкая и в то же время упругая, как у де-вушки-спортсменки. Там покоился задаток нового кли-ента — десять тысяч долларов. «Жирный заказ», — вслух проговорил Лантаров и умиленно сглотнул, предвкушая уже трижды просчитанный собственный заработок от сделки: не менее четырех-четырех с половиной тысяч зеленых. Но его приятные размышления вдруг были внезапно прерваны...

На приближающемся к городской черте участке трас-сы, у «Корчмы» — уморительного местечка с лоснящим-ся от показной сытости двориком и плохо скрываемы-ми вуалью жалюзи низменными страстями, — спешащие в столицу машины сбились в узкий и несмелый ручеек. И тут, проявляя наглость и смекалку, надо было протис-киваться сквозь пестрое скопище вздыбленных колес-ниц с разгоряченными моторами. Этот бивак для ищу-щих острых ощущений небедных любителей загородной свежести всегда навевал на Кирилла острую тоску; рас-положенный напротив кладбища, своей бравадой он противоестественно врезался в тихий ансамбль из лес-ной гущи, нетленного покоя памятников и покосивших-ся крестов. В этом месте почему-то всегда возникали пробки, и в воображении Лантарова трасса тут превра-щалась в невидимую границу между двумя параллельны-ми мирами. По одну сторону дороги мерещился пик за-облачных радостей представителей пластиковой эпохи; по другую — незримый переход в вечный покой. И из-за того, что два мира столь неестественно и вызывающе

6 7

соприкасались тут, в точке дороги, у Кирилла всякий раз возникало впечатление преувеличенной, гротескной кар-тины. На одной стороне доминировал запах мяса с кро-вью, распаленных от вожделения тел; на другой — терп-кий запах корней охраняющих могилы деревьев, перемешанный с острым запахом самих могил, укрытых от любопытных взоров мхами и плотным, едва подерну-тым осенью, заслоном из листвы. И, казалось, вполне можно было перейти по подземному переходу под трас-сой из одного мира в другой. Правда, дорога та была только в одном направлении и только в один конец. Кто-то говорил ему, что и сама ковельская трасса прошла тут прямо над могилами, слишком рано нарушив покой усопших душ, за что призрачные тени предков мстили облаком невидимого, буйно заряженного энергетическо-го поля, геопатогенной зоной, будоражащей живущих. И действительно, тут, в непосредственной близости от «Корчмы», слишком часто случались аварии. «Вероят-но, и сейчас что-то подобное произошло», — мимолет-но пронеслось в голове у Кирилла, и, медленно двига-ясь, у самого бордюра он разглядел раскатанные на асфальте очертания кошачьего тельца. Вернее, то, что осталось от бедняжки, не сумевшей пересечь этот ад-ский железный поток. Кирилл неожиданно вспомнил, что несколько дней тому, вот так же пробиваясь к Кие-ву, он отчетливо видел только что сбитое несчастное животное. Торопливый водитель, может быть, даже неТоропливый водитель, может быть, даже не водитель, может быть, даже не заметил, что для кого-то земное измерение в тот миг за-кончилось. Независимо от его желания воображение то-гда отчетливо начертило душераздирающую цепь мгно-

венных превращений. Движущееся гибкое, грациозное существо, внезапный молниеносный удар полуторатон-ной массы, пришедшей из ниоткуда, вслед за ним — мгновенный разрыв всех органов, короткий, никем не услышанный, предсмертный крик, и все это тонет в кро-вавом тесте. А уже сегодня, когда остались только очер-тания былого кусочка жизни, не возникло даже сожале-ния, словно так и должно происходить. Словно именно так и настроено монотонное тиканье часов Вселенной. «С людьми происходит то же самое, — невольно поду-мал Лантаров. — Сегодня человек жив, а завтра остает-ся только смутный, оставленный им отпечаток, как бе-лый инверсный след от промелькнувшего меж облаков истребителя, и уж через несколько минут не остается ничего, что хоть как-то напоминало бы о его пребыва-нии во времени и в пространстве...»

Наконец его взору открылась картина, которую он, впрочем, и ожидал: какое-то авто с чрезмерно самона-деянным наездником невпопад догнало двигавшегося впереди собрата. У первой была прилично разбита зад-няя часть, вторая сплюснула переднюю так, что вздув-шаяся крышка капота придавала автомобилю сходство с набычившимся обозленным зверем. Лантаров опять со-бирался привычно петлять между двумя потоками: нес-шимися встречными и слишком, как ему казалось, не-расторопными автомобилями своего ряда. Честолюбивый и удачливый, он был уверен, что по праву презирает пра-вила большинства. Он от кого-то слышал, но не верил, что хотя бы раз в жизни эти правила неотвратимо пере-секаются с индивидуальными законами тех, кто испове-дует собственную мораль, отличную от представлений

8 9

подслеповатой толпы. Но, нажимая на педаль газа, все-гда говорил себе: возможно, но только не сегодня...

Все дальнейшее произошло быстро и до банальности глупо. Лантаров даже не успел выскочить из проклятой кладбищенской зоны. Это был просто очередной обгон под горку, не предвещавший ничего необычного. Но ко-гда машины поравнялись, Кирилл, оказавшийся на встречной полосе дороги, вдруг с изумлением ощутил, что обгоняемая им машина словно очнулась от монотон-ности текущего потока и понеслась вперед. Время еще позволяло ему ускользнуть на свою полосу без риска столкновения со встречной машиной. Лантаров резко выжал педаль газа едва ли не до отказа и осатанелым рывком обошел строптивую машину, выскочил на свою полосу движения. Он заметил сквозь слегка тонирован-ное стекло небрежно-роскошные завитушки женских во-лос. Лантаров хотел гневно выругаться матом в ее адрес, но не успел. Обгоняя нерасторопную девицу, он поте-рял какую-то важную долю секунды, а может, и больше, и теперь, бросив взгляд вперед, содрогнулся. То, что было впереди, обожгло его внезапным холодом неудер-жимо срывающейся с гор лавины. Невообразимо близ-ко перед собой он увидел огромный темный силуэт дру-гого автомобиля, похожего на рано выбравшегося из берлоги обозленного медведя и несущегося по встреч-ной полосе прямо на него. Такой же лихач, как и он сам, спешил в противоположную сторону. Лантарову почуди-лось, что он видит дьявольскую ухмылку. А может, ни-какой ухмылки не было, потому что этот водитель по-пал в точно такую же ситуацию, а причиной ее была едва видимая горка, скрадывавшая обзор. Оба ездока и обма-

нулись, двигаясь с противоположных сторон, но если бы хотя бы один из них совершил свой маневр вовремя, ни-чего бы не произошло. Теперь же какая-то бесовская не-отвратимость жутким могильным дыханием переверну-ла все внутренности Лантарова — он отчетливо увидел, что сулит лобовое столкновение. В этот короткий, как ядерная вспышка, миг Лантаров осознал вдруг свою уяз-вимость. Он не думал, не размышлял, все явилось само собой, подобно озарению, и только рот округлился для привычного выкрика «Твою мать!» Уже в следующее мгновение Лантаров машинально дернул руль вправо, выбрав для себя обочину как шанс выскользнуть из же-лезной ловушки. Он успел даже немного удивиться спо-койствию своего рассудка, сработавшего независимо, как бы самостоятельно и тотчас, подобно безотказному ав-томату. Но реакция не спасла его, скорость оказалась слишком высокой, а обрыв за узкой обочиной — слиш-ком крутым. Нажав до отказа на тормоза, Кирилл услы-шал шальной скрежет специальной системы, спасающей автомобиль от заноса, и затем почувствовал, как качест-венная шведская резина, отчаянно хватаясь за комки земли и мелкие камешки, как будто зубами вгрызаясь в самую обочину, пыталась удержать машину от фаталь-ного столкновения с лесом. Обострившееся в этот мо-мент обоняние водителя уловило вызывающе неприят-ный запах горелого, возникший от трения каких-то механизмов. «Как глупо и бездарно!» — отчего-то про-неслось у него в голове как бы само собой, совершенно независимо от воли. И уже в следующее мгновение воз-ник какой-то странный отстраненный полет чего-то тя-желого, бесформенного, неуправляемого, неодушевлен-

10 11

ного. И — гнетущее столкновение с землей, черствой и безжалостной. В один миг Кириллу померещилось, что какая-то темная тень, может быть, крылатого хищни-ка — ему отчетливо слышалось хлопанье могучих крыль-ев, — пронеслась мимо. Внезапный огненный шар осле-пил его ударной волной невыносимой боли. Но прежде наступления полного безмолвия темной бездонной пус-тоты он увидел — и ему это отчетливо запомнилось — светлый и прозрачный, будто сотканный из тончайших золотых нитей, неизвестный лик с мягкими чертами, взирающий с укоризной, но в то же время с заботливой материнской нежностью.

Кирилл не видел, как остановились несколько машин и как к нему устремились люди. Последнее, что он слы-шал удивительно отчетливо, так, что слова врезались в мозг забитым по шляпку гвоздем: «Да, этот парень про-сто в рубашке родился!» А потом все окутал непроницае-мый мрак...

2Лантаров очнулся, как после непосильного похмелья.

Ему показалось, что все тело его помещено в громадный свинцовый панцирь, стянуто неумолимой смирительной рубашкой, впившейся в глубины организма и обескро-вившей его. Голова была заполнена чуждым тяжелым материалом. Она была так яростно сдавлена обручем, что в ней, казалось, навечно засело отупляющее напряже-ние. Действительность то расплывалась и ускользала, то ходила ходуном, как если бы он распластался на днище лодки, качающейся на волнах. Его тошнило. Осторож-но и несмело он приоткрыл глаза и сразу зажмурился,

изумленный резким светом. Помещение с высоким по-толком было залито сверхъестественно холодным, про-низывающим светом, который лился, кажется, со всех сторон. Витал назойливый запах хлорамина и еще чего-то сугубо больничного. Но очень скоро какая-то сила накатилась на его веки. У него зарябило в глазах, и не-имоверная усталость обволокла все пеленой тумана. И Лантаров неохотно поддался этой усталости, осозна-вая, что снова проваливается вместе с койкой в темный бездонный проем преисподней.

Неизвестно, сколько времени он находился в состоя-нии невесомого парения, когда его разбудил негромкий, спокойный голос. Очнувшись, Лантаров увидел перед собой худое, изрезанное морщинами, интеллигентное лицо со спокойными, внимательно изучающими его гла-зами. Из-под края бирюзового воротничка человека вы-бивались совершенно белые, будто пластиковые, кольца седых волос. Резкие, прямолинейные запахи, яркий свет, строгая белизна вокруг, суровое лицо — все неуютные детали указывали на взыскательность медицинского уч-реждения. «Живой...» — с трудом подумал он, поража-ясь тому, что даже мыслям тяжело пробиться наружу, точно все его сознание было замуровано под толщей бе-тона и он видел весь мир через небольшую, оставленную невидимым палачом, щелку.

Доктор между тем разговаривал с кем-то с рассуди-тельностью человека, знающего гораздо больше, чем кто бы то ни было в этом помещении. «Та-ак, яс-нень-ко», — повторил он несколько раз, медленно растяги-вая будто бы ничего не значащие слова. Но в сочета-

12 13

нии с напряженной позой медицинского волхва, его сосредоточенным лицом и колючим взглядом слова эти приобретали настораживающий и пугающий неведомой, жуткой неотвратимостью смысл. От повышенного вни-мания к его телу, которое Лантаров почему-то не чув-ствовал, ему стало неприятно и сухо во рту. Он хотел было облизать губы, но не смог — язык был непослуш-ным, опухшим и чужим. Пациент сразу почувствовал себя незащищенным под этим настойчивым взглядом, и непроизвольно возникла потребность жалобно позвать маму и заплакать. Так смотрят на лабораторных крыс, когда изучают изменения в их поведении после дозы испытуемого вещества.

Двигать как-то странно уложенной на подушке голо-вой Лантаров не мог, водить же глазами ему было боль-но — от напряжения глаз сразу возникала резь. Доктор был виден то отчетливо, то в каком-то тумане. И все-таки реальность расплывалась и подрагивала, как если бы смотрел он не на человека, а на его отражение в тихо колышущейся воде. «Уж не во сне ли все это? Может, этот голос — просто скверная галлюцинация?» — сам со-бою явился будто бы логичный вопрос. Но позади по-спартански спокойного врача он узрел часть как будто женского силуэта. Лица ассистента или ассистентки не было видно. Но до его ушей снова донесся голос, чека-нящий фразы с покровительственной интонацией про-рока:

— Да, Наталья Егоровна, я определенно уверен, что всякие аварии и катастрофы — это рефлексия подсо-подсо-знания, какой-то, знаете ли, ответ на определенное со-, какой-то, знаете ли, ответ на определенное со-стояние психики. — Врач качал головой, внимательно

разглядывая распластанное тело. Лантаров невольно по-думал, что ведь именно этот словоохотливый человек вершит его судьбу. Медик с выражением посвященно-го в особые тайны тела продолжал осмотр, будто не признавая присутствия самого больного в качестве спо-собного мыслить индивида. Больной же только теперь сообразил, что сам он даже не видит своего тела, ибо голова его была несколько повернута в сторону, а са-мостоятельно изменить ее положение он не мог. Да и одеяло странно возвышалось, будто его специально сло-жили горкой у него на животе. Голова казалась приши-той к подушке. Ему почему-то вспомнился сказочный Гулливер, мелькнула шальная мысль: «А может, это все-таки сон, коварный мираж из страшной сказки, кото-рая сейчас закончится, он проснется, встанет с крова-ти и уйдет?» Но ничего не исчезало, а, напротив, действительность надвигалась на него тяжеловесным катком, словно укатывая в асфальт. Единственное, что ему оставалось делать, так это некоторое время с мол-чаливой, монашеской смиренностью наблюдать за тем, кто старательно проделывал какие-то таинственные ма-нипуляции с его нечувствительным, кажущимся чужим, телом.

Не дождавшись ответа, светило медицины продолжа-ло извлекать из себя пространные рассуждения.

— Несчастные случаи — это определенно притяну-тые ситуации, верно? — Сопровождение доктора храни-ло упорное молчание, но его это, по всей видимости, нисколько не смущало. — Раздражение, гнев, обида и прочие негативные эмоции могут нести, так сказать, уско-уско-ренную программу саморазрушения. программу саморазрушения.

14 15

Лантаров, то и дело зашторивая уставшие глаза тяже-лыми веками, подумал: «Это что, он обо мне, что ли? Гадкий все-таки этот врач!» Затем доктор продолжил странный разговор как бы с собой.

— Конечно, когда речь идет о массовых катастрофах, природных катаклизмах или войнах, в эпицентр столк-новения разрушительных энергий попадает много без-винных людей. Это уже прямой ответ Земли, рефлексия Вселенной. Я, однако, верю в строгую индивидуальную ответственность. Вот вы, Наталья Егоровна, праведно живете?

Женщина так и не проронила ни слова, и Кирилл за-ключил, что это, вероятно, ассистентка или врач со ста-тусом пониже.

«Да обратите же наконец на меня внимание, дайте мне воды», — мысленно призывал Лантаров со злым взглядом из-под налившихся усталостью век.

Неожиданно ассистентка переместилась в простран-стве, и в его поле зрения влезло массивное туловище еще молодой, но очень полной женщины в чистом, иде-ально отутюженном халате. Вызывая болезненную резь в глазах, белый халат заслонил все. Ничего более не ос-тавалось, как смотреть на кусок отполированной утю-гом ткани осоловевшими глазами. Он опять поймал себя на мысли, что вызывающе яркий, наглый свет ламп и отчетливо едкий, ненавистный запах больницы сводят его с ума. Но вот халат отодвинулся, и беспо-мощно распластавшийся больной увидел робкий луч другого света, солнечного, настоящего, земного. Этот слабый, несмелый луч вдруг несказанно обрадовал его. Игриво и робко, словно озираясь по сторонам, он про-

бивал себе дорогу в это заурядное помещение со слиш-ком правильным, слишком прямолинейным и казав-шимся безжизненным порядком, внеся в него маленькую стихию подлинной жизни. Той развязной и шальной жизни, которая ни о чем не думает, дышит полной гру-дью, озорничает, безудержно танцует, пока не столк-нется впервые с мертвенно бледным, окаменевшим ли-ком смерти. Будто вспомнив, где он, Лантаров одними глазами перевел взгляд на продуманно выстроенные в помещении предметы, и ему показалось, что они нахо-дятся в состоянии тревожного оцепенения, как будто строй новобранцев, получивший команду «смирно». В таком порядке не живут, в такой порядок не прихо-дят в гости. Сюда попадают случайно, чтобы встрях-нуться и убежать, запомнив навсегда весь его ужас. «И сюда, — вдруг с холодным ужасом подумалось Ки-риллу, — попадают умирать...» Но нет! Все же лучик сиг-нализировал: жизнь существует и она продолжается. Она — вечна! В этот момент маленький робкий лучик ка-зался ему олицетворением свободы, несокрушимой, хотя и изменчивой, беззаботно играющей с ним, как осенний ветер играет с упавшим листом, и все же убеждающей: ничего еще не потеряно, жить можно и нужно.

Наконец до его слуха донеслось несколько сухих, пу-гающих незнакомыми словами, фраз врача. Лантаров не понимал значения большинства слов, но уловил неуте-шительные перспективы, от которых его сознание обру-шилось подобно прогнившему дереву в ветреную пого-ду. «Да пошли вы все...!» — Кирилл мысленно отправил умного доктора и его дородную помощницу куда подаль-ше. «Не все еще потеряно, дружище!» — подмигивал тан-

16 17

цующий луч света. И он успокоился, затих и снова за-крыл глаза.

3Очнувшись, Лантаров с удивлением обнаружил, что

теперь он уже находится в помещении не один. В не-большой палате были компактно выстроены еще пять коек, все без исключения занятые растянутыми в ужа-сающих позах, переломанными, вдребезги разбитыми че-ловеческими телами. Койки стояли так невообразимо близко одна от другой, что прямо перед глазами он ви-дел кусочек открытого желтого человеческого тела с вон-зенной в него металлической спицей. Когда Кирилл по-смотрел на соседа справа впервые, у него выступил холодный пот на лбу. «А что, если и я такой же поло-манный и пронзенный спицами?» — мысль эта показа-лась отвратительной и с той минуты стала преследовать его неотступно. «Почему их стало так много, ведь я, ка-жется, был в палате один?» Он ощущал себя теперь хруп-кой фарфоровой вазой, разлетевшейся от удара о пол, затем кем-то наскоро склеенной.

Теперь в палате было вовсе не так бело, простыни и наволочки на подушках имели серый оттенок заношен-ности. Медицинский запах тут был гораздо острее, но даже его перебивали какие-то новые, неведомые, возму-щающие и оскорбляющие его ощущения, вызывающие неприятные ассоциации в воображении. Забредавший в палату медицинский персонал был несколько иным: тут работали почти бесполые, по большей части неопрятные тетки в медицинских брючных изрядно мятых костюмах голубоватого или бирюзового цвета, расплывшиеся, по-

хожие на утрамбованные мешки и при этом невероятно сильные, с цепкими руками. Две такие дородные сест-ры почти без труда могли поменять простынь у прико-ванного растяжками больного. Сначала Лантаров изу-мился обнаруженной картине, а затем устрашился внезапно открывшейся реальности. Интуитивно моло-дой человек стал постепенно осознавать, что непости-жимым образом попал в иной, чуждый ему мир. Парал-лельный тому миру, в котором он обитал до этого, и не пересекающийся с ним. Он, правда, не помнил деталей своей прежней жизни, зато ясно чувствовал свою чуже-родность на этом тусклом дне жизни, где уныло суще-ствовали полуголодные люмпены, безропотно терпящие боль, отрешенно плывущие в утлых посудинах сквозь безбрежное море скорби. Он так не умел и чувствовал себя неженкой в сравнении с ними. Какая-то властная, обладающая безграничным могуществом рука хитроум-но перетасовала карты его жизни, спутав ориентиры до неузнаваемости, сотворив для загнанного в казематы сознания экзотическую пытку.

Ошарашенный открытием, он даже не сумел ничего ответить, когда сосед на койке слева добродушно под-мигнул ему:

— С пробуждением! Теперь дело к поправке.В ответ Лантаров лишь промычал что-то невнятное.

Внешний вид этого соседа вовсе не располагал к разго-вору: в густых, давно немытых космах, с разросшейся за-рослями бородой и взъерошенными бровями он похо-дил на нечто среднее между сказочным Карабасом Барабасом и шотландским философом Томасом Карлей-лем.

18 19

— Видно, тебя здорово угораздило, не всякая голова такое выдержит, — не унимался сосед, сделав пальцем красноречивое движение у своей головы. — Но теперь уже все обошлось, ты, видать, счастливчик.

«Подбадривает? Себя лучше заговаривай, старый пень!» — Лантаров только насупился и посмотрел испод-лобья на говорившего.

Тот, очевидно, понял несвоевременность вмешатель-ства и, откинувшись на подушке, взялся за какую-то тол-стую потрепанную книгу. Лантаров же искоса недобро-желательно, но без любопытства поглядел на ногу соседа, подвешенную на растяжке. Из нее торчали спи-цы, от которых глазу становилось дурно, и было нечто изумляющее в том, как хозяин этой ноги относился к ситуации. Как будто все нормально, как будто именно так и должно быть! Он так не мог. У него все внутри вы-ворачивается наизнанку от одной только мысли о соб-ственном изуродованном теле. И Лантаров осторожно, почти украдкой протянул руку, чтобы пощупать свое лицо. Тяжелая и непослушная, подрагивающая, как при старческом треморе, рука после основательного усилия повиновалась, и он опасливо приблизил ее лицу. И с ужасом почувствовал, как негнущиеся, слабые пальцы уткнулись в пухлую гематому на лице. Ему стало жутко. Но жажда жизни была в нем еще сильна, и, превозмо-гая боль и тошноту, он старательно исследовал свое тело. Руки были целы, только правое плечо ныло от неути-хающей боли. Он стал ощупывать ниже, боясь взглянуть на собственные конечности, и... внезапно наткнулся на что-то металлическое, пугающее неотвратимостью. Что-то инородное зловещим каркасом опоясывало все его

тело. Не столько от боли, сколько от ужаса Лантаров за-кусил губу и застыл от бессилия и безысходности. Он чувствовал, как капельки холодного пота появились на лбу, затем стали медленно скатываться к вискам. Глаза его увлажнились от слез жалости к себе. «Что же теперь будет? Какая злая сила так подшутила надо мною, и как теперь жить дальше?» — страдальчески спрашивал он себя и не находил ответа.

4Первый же осознанный разговор с доктором на ут-

реннем обходе шокировал Лантарова грозной правдой. Он был потрясен тем, что оказался не в состоянии от-ветить на очень многие простые вопросы. Он сумел на-звать себя и уверенно сказал, что его предыдущая жизнь была связана с автомобилями. Но на этом его знания о себе самым неожиданным образом обрывались — память решила сыграть с ним коварную шутку. Он наверняка знал, что обитал где-то в Киеве, но где конкретно — по-нятия не имел. Когда внимательно рассматривающий его доктор спросил, есть ли у него мать, или отец, или еще какие-то родственники, Лантарова охватило непривыч-ное, сковывающее оцепенение, а там, где должны были всплывать картинки, возникало лишь расплывчатое, тем-ное, вызывающее неприятные ощущения пятно. Когда же из уст врача впервые прозвучало словосочетание «пе-релом таза со смещением», «перелом повздошной и двух лонных костей», у Лантарова вдруг закружилась голова и действительность темными кругами опять поплыла пе-ред глазами. Ему стало казаться, что он на просмотре фильма, а доктор — эрудированный, неправдоподобно

20 21

компетентный персонаж, который по сюжету должен раскрутить сложный клубок превращений. Спросить, как долго может продлиться лечение, больной оказался не в состоянии.

Когда врач стал разговаривать с другими обитателя-ми палаты, рассеянно-стеклянный взгляд Лантарова еще долго блуждал по серому, в трещинах потолку. «Ого! Вот это приплыл...» — удрученно прошептал он сам себе. По-ложение это казалось таким нелепым наваждением, как если бы он превратился в маленького беспомощного жучка под подошвой ботинка великана и вот-вот будет раздавлен.

К вечеру Лантарову уже казалось, что он лежит при-винченным к жесткой больничной койке целую веч-ность. Время и пространство, прошлое и настоящее — все невообразимо смешалось и слилось, и он очутился во вневременном провале, связанный с бытием единст-венной нитью — этой затхлой больничной палатой, ко-торая сама походила на темную дыру бесконечности. Он не помнил, когда, где и кем он был раньше. Будто раз-битый параличом, он едва понимал, что проделывали с его телом. Порой в этом полусне возникали чьи-то про-ницательные глаза, откуда-то сверху заглядывающие в самое нутро, в самую его душу. Он боялся этого взгля-да, который временами превращался в укоризненный взор кого-то бестелесного. Все время его окутывала не-виданная слабость; он просыпался и уже чувствовал не-имоверную усталость, истощенность и головокружение, противостоять которым он был не в состоянии. А если вдруг пытался проявлять настойчивость и думать, тут же невидимые грозные сущности начинали колотить его по

внутренней части затылка так, что голова начинала ло-миться от нечеловеческой боли. И тогда он со стоном закрывал глаза и попадал в пластиковую капсулу, в ко-торой покорно плавал в невесомости невольником бре-дового забытья.

Впервые в своей сознательной жизни он не мог вос-становить цепь минувших событий, и это действовало угнетающе. В какой-то момент Лантаров ощутил себя бесконечно оторванным от всего мира, на диком, необи-таемом острове, абсолютно беспомощный и зависи-мый.

И все-таки жизнь возвращалась в его тело — ведь он был молод и еще полон сил. На следующее утро, осно-вательно проголодавшись, Лантаров впервые съел не-сколько ложек каши — пресной, студенистой, оползнем располагающейся в щербатой тарелке. Он подобрал кашу вместе с маслом и, преодолевая отвращение, отправил в рот с такой яростной решимостью, как кочегар бросает в топку лопату угля. На том все и кончилось. Няня, су-хая пожилая женщина с добрыми и глупыми глазами, собирая посуду, посмотрела на него с укоризной, но удержалась от комментариев.

— Будешь орех?Лантаров вздрогнул от голоса соседа — низкого, гру-

бого, хрипловатого, как у отъявленного разбойника из лесов, где промышлял Робин Гуд. Он услышал треск оре-ховой скорлупы и посмотрел на большие грубые и, как ему показалось, очень сильные руки, давившие орехи. Такие жесткие жилистые руки с подвижными пальцами и выпирающими костяшками должны принадлежать если не кузнецу или землепашцу, то точно убийце.

22 23

— Так что?Лантаров перевел взгляд на лицо — на нем отража-

лась не то усмешка, не то ирония, борода служила доб-ротной маскировкой эмоций. Лантаров отчего-то отри-цательно замотал головой, даже не подумав над ответом. А через секунду уже с сожалением подумал, что, в самом деле, слопал бы пару грецких орехов, которые казались вполне съедобными на фоне больничной баланды. Со-сед же, вероятно, прочитал его мысли.

— На, возьми вот, очищенные. — И он протянул руку со щедрой горстью. — Я сам сушил, толковые орехи.

«Как орехи могут быть толковыми?» — подумал Лан-таров, впервые вытягивая конечность за пределы койки. Он вовсе оторопел, когда подставил свою маленькую ху-дую ладонь под узловатую, мужицкую, всю в волосяной поросли, руку незнакомца.

Орехи действительно были сытными. Правда, и они показались почти безвкусными. Но все-таки это была пища богов в сравнении с несъедобной кашей.

— Тебя как зовут? — просипел сосед.— Кирилл...— А меня Шурой. Будем общаться, а то иначе тут за-

киснуть можно.На том беседа и кончилась. Больше всего Кирилла

удивляла непрестанная деятельность этого непохожего на других пациента: он все время что-то теребил рука-ми, что-то читал, обдумывал или записывал в неболь-шой блокнот. Как будто страдал от избытка энергии. Лантаров с досадой подумал, что сам он, наоборот, уми-рает от бессилия. Руку поднять и дотянуться до голо-вы — уже непосильный труд.

Голова его по-прежнему пребывала в наркотическом дурмане — она гудела, как котел, который ударили чем-то увесистым. Но синяки и припухлости постепенно сползали с его лица, бледного и болезненного. Если бы кто-то поднес к его глазам зеркальце, он бы в порыве ужаса отшатнулся бы, потому что это осунувшееся, по-мятое, горемычное лицо принадлежало другому челове-ку. Но главное — он по-прежнему ничего не помнил. Смотрел в окошко своего возвращенного сознания и с изумлением обнаруживал его запотевшим, матовым — разглядеть прошлое оказывалось немыслимо. Нет, он точно знал, что он, Кирилл Лантаров, где-то он живет и непременно чем-то занимается. Но куда пропали дета-ли? Удручающая беспомощность навалилась на него ско-вывающим оцепенением, казалось, навсегда растоптала смятенную память. На весь мир он стал смотреть остыв-шими и безучастными глазами, даже тогда, когда дебе-лые медсестры, соблюдая осторожность, настойчиво по-ворачивали его тело набок, дабы уберечь от пролежней.

Его не слишком поразил тот факт, что все тут в па-лате знают довольно много друг о друге, а о его судьбе — даже больше, чем он сам. И через некоторое время Лан-таров с несвязных, расплывчатых осколков чужих фраз мог восстановить произошедшее с ним на ковельском шоссе. Он долго и основательно жевал мякиш этих слов, пока не увидел воображаемое кино из нескольких ку-вырков автомобиля в кювете, скользящего под острым углом, столкновения с тридцатиметровой сосной и за-тем сильного удара по касательной во второе дерево. Там, с расплющенным носом, обезображенная и немыс-лимо изуродованная, как жестяная банка, машина за-

24 25

мерла с задранным к небу капотом. Но это не была кар-тинка его памяти, в сознании Лантарова занозой застрял лишь чей-то сочувственный набросок.

В таком плену меняющихся состояний Кирилл по-стиг, что все обитатели палаты — случайно выжившие счастливчики. Недвижимый тучный мужчина у самого окна был единственным оставшимся в живых после ло-бового столкновения двух автомобилей; он теперь лежал, как в гинекологическом кресле, с растянутыми вширь ногами. Другой персонаж, расположившийся у противо-положной стены, напротив его койки, пьяным перелазил с балкона на балкон и выпал с пятого этажа. Если бы Ки-рилл был способен удивляться, то удивился бы, ведь этот тип отделался легче всех остальных обитателей палаты. Иногда Кирилл видел его помятую переднюю часть го-ловы, и черные похмельные круги под глазами казались ему большими подрисованными глазницами. Соседа справа он почти не видел, потому что его не перевора-чивали на правый бок. Зато отчетливо слышал его сто-ны, вздохи, напоминающие стенания женщины. О нем упоминали как о молодом парне, который был случайно изувечен в парке, вкушая адреналин на замысловатом ат-тракционе. Что-то там внезапно и в самый неподходя-щий момент лопнуло, и вот теперь парень надолго залег с тяжелыми переломами. Наконец, заговоривший с ним сосед, что лежал на растяжке ноги с добротной гирей, пострадал в лесу. То ли он сам упал с дерева, то ли дере-во угодило ему на ногу — Лантаров не разобрал...

Чем больше молодой человек приходил в сознание, тем с большим трепетом и откровенным ужасом взирал на себя самого, и, кажется, только наличие в палате дру-

гих, чужих людей удерживало его от надрывного, душе-раздирающего крика. Теперь на него наваливались вол-ны боли в нижней части тела, где-то у таза. Где точно, он бы не показал, ему казалось, что там во время таких приливов болело все. К счастью, такие периоды длились не слишком долго, а после очередного укола он опять впадал в сомнабулическое состояние существа, застряв-шего между двумя мирами, между небом и землей. Но гораздо больше Лантарова беспокоило устрашающее ме-таллическое кольцо вокруг его тела, оно вызывало не-поддельный трепет и панику, особенно, если ему случа-лось проснуться ночью и вспомнить об этом. Озноб бил его при всякой мысли о том, что до конца жизни он мо-жет остаться прикованным к постели. Чудовищная, не-выносимая мысль! «Получишь удостоверение инвалида, и все твое счастье отныне будет заключаться в том, что-бы тебе вовремя подали металлическую утку!» Эта мысль внезапно обожгла его, когда он впервые увидел, как му-чительно немощному больному проделывать эту физио-логическую процедуру. «Лучше бы я сдох!»

ÃËÀÂÀ ÂÒÎÐÀß УБОЙНАЯ ПАЛАТА

1В течение первых двух дней, когда Лантаров стал по-

нимать происходящее вокруг, он отметил, что к другим больным приходили посетители. Он невольно прослу-шал разговоры в палате, узнав немало любопытных де-талей. Промелькнувшая в чужой беседе фраза о том, что необходимо давать деньги медсестрам, неприятно коль-

26 27

нула его. А ведь он совсем забыл о деньгах... Человек без денег — букашка! И за пребывание в больнице, вероят-но, также следует платить. Лантаров содрогнулся при этой мысли. Но у него обязательно должны быть день-ги, просто сейчас он ничего о них не помнил... «Может быть, — возникла у него шальная мысль, — тщательные расспросы доктора о родственниках как раз и связаны с денежным вопросом?»

Другого пациента — отъявленного пьяницу, выпав-шего с пятого этажа, — пришедшие к нему жена и ма-ленький сынишка тщательно выбрили. Лантаров краем глаза видел, как скромно одетые посетители с особен-ной заботой возились с любителем возлияний: мальчик с необыкновенной серьезностью держал емкость с при-несенной в термосе горячей водой, а женщина старатель-но убирала дешевым станочком щетину. Кирилл осто-рожно дотянулся рукой до своего подбородка: так и есть, он зарос, как дикобраз.

Блуждая взглядом, Лантаров обнаружил за окном с доисторической, облупившейся деревянной рамой вет-ку каштана — она покачивалась в легких порывах ветер-ка и приветливо махала ему пестрыми от осенних кра-сок листьями, каждый был похож на замысловатую пятерню.

Но затем беспокойные мысли Кирилла переметну-лись на другую колею. Почему его никто не навещал? Настороженное сознание Лантарова подсказывало, что тут что-то не так. Ведь должны же быть какие-то род-род-ственники, приятели, коллеги по работе, наконец. Где-, приятели, коллеги по работе, наконец. Где-то же он работал! Он точно помнил, что легко и много общался с людьми, но ущемленная память отказывалась

воспроизводить их лица. Холодный пот выступил у него на лбу: «А вдруг я вообще ничего не вспомню?! Как то-гда жить дальше?!»

Из омута тревожных раздумий его вырвал сосед Шура — единственный человек, который пытался с ним общаться. Этот ушлый, неунывающий пациент каким-то образом убедил врача разрешить ему прогулки, и по-сле того как медсестра помогла освободиться от гири, вытащил из-под кровати неизвестно как появившиеся там костыли. Весело подмигнув Лантарову, он уже воз-вышался над кроватью в полной готовности отправить-ся за пределы палаты.

— Ну, что, пойду прогуляюсь, пока не стемнело. Де-ваху привести в гости?

Бородач проговорил это с деланой веселостью, вид-но, намереваясь развеселить его, но вызвал у него толь-ко непроизвольный прилив ярости. Он хотел было де-монстративно отвернуться, чтобы выразить свое негодование, но вдруг его осенила мысль.

— А можно я пока книгу полистаю? — спросил Лан-таров.

— Конечно, — не задумываясь ответил тот. Пухлый томик с уже облезлой от времени обложкой оказался пе-ред глазами. — Читай, Кирилл, чтение отвлекает от дур-ных мыслей.

Лантаров даже вздрогнул — он, оказывается, забыл звук собственного имени. А этот диковатый человек запомнил. Тронутый вниманием, он взял книгу и прошептал:

— Спасибо...Затем еще долго провожал глазами Шуру, который

упорно ковылял к двери.

28 29

Удивительный этот бородач! Интересно, сколько ему лет, шестьдесят, наверное? А он Шурой назвался, как юноша. С виду — просто бомж, рубаха висит, как на вешалке. Но тут, в этой утробной палате, единствен-ный, у кого есть книга, — читает. Тыкать ему, вроде, неприлично, а выкать — глупо. Какой-то он не такой, как все... Охотно, хотя и очень немного, общается с окружающими, — глаза у него невероятно подвижные, — глаза у него невероятно подвижные и излучающие доброту... Каждому обитателю палаты выдает шутки...

Когда же Шура скрылся в дверном проеме, Лантаров взялся за книгу. Томик был очень старый, с пожелтев-шими от времени блеклыми страницами. Видно, пылил-ся он десятилетиями на чьей-то полке, а то и на черда-ке, пока не перекочевал к этому Шуре. Книга называлась «Письма из Ламбарене», имя автора Лантаров узнать не потрудился. В начале книги он увидел черно-белый портрет какого-то пожилого человека с пышными уса-ми в старомодном фраке. С пером этот человек сидел перед стопкой исписанных листов; его взгляд, присталь-ный и глубокий, был устремлен на кого-то невидимого. Лантаров лишь на несколько мгновений задержал свое внимание на этом портрете: его поразила рука мужчи-ны, несуразно держащая перо, — крепкая, увесистая, с большими пальцами, она скорее походила на руку му-жика-землепашца, чем автора книги. Невольно Ланта-ров сравнил руку писателя со своей рукой — тонкой, изящной, с длинными пальцами, похожими, как он во-ображал, на пальцы пианиста. «Вот какими должны быть руки писателя», — отчего-то подумал он и стал листать книгу, попробовал немного почитать. Но чтение не шло,

буквы расплывались перед глазами, да и томик оказал-ся тяжелым для его ослабевших ватных рук. Правда, за-пах от нее исходил приятный — древесно-типографский, несущий волну уже испытываемых когда-то впечатле-ний, очевидно, из беззаботной поры ранней юности. И точно, хотя не возникало визуальных воспоминаний, Лантаров был убежден, что когда-то читал книги. Не-сколько раз открыв книгу наугад, он наткнулся на фо-тографии негров, что-то строивших вместе с автором книги. Но основательно зацепиться глазами за текст он так и не сумел. В одном месте речь шла о борьбе с ди-зентерией, в другом — о быте африканских туземцев, и даже история об агрессивных гиппопотамах, напавших на каноэ с гребцами, его не заинтересовала. Он хотел ак-куратно положить книгу на тумбочку, но она вывалилась из рук, упав на пол.

— Эй, там все в порядке? — донесся до Лантарова чей-то слегка обеспокоенный голос.

— Да это книга... — со вздохом объяснил Лантаров, его уже одолевала болезненная дремота.

Когда он очнулся, Шура невозмутимо лежал на кро-вати с прежней растяжкой и, водрузив книгу на груди, читал. Лицо его было таким светлым, озаренным необъ-яснимой полуулыбкой, будто он находился не в палате, а лежал на морском берегу фешенебельного курорта.

— Она случайно упала, я не смог поднять... — пояс-нил ему Лантаров.

— Да ничего, — улыбнулся Шура в ответ, слегка по-вернув голову, — что ей сделается. — А затем, присталь-но посмотрев, спросил:

— Не понравилась?

30 31

— Да что-то не очень... — попробовал объясниться Лантаров, но бородач опередил его.

— Действительно, специфическая книга, такие сей-час мало кто читает. Но очень толковая. Потом когда-нибудь осилишь, когда придешь в форму. У меня еще одна есть, захочешь полистать, скажи.

2— Привет, старик, пришли вот на разведку, разо-

гнать твою тоску, — с наигранной веселостью заявил вошедший в палату высокий парень, который после за-готовленной фразы остановился у кровати Лантарова и тут же упрятал руки в карманы брюк. Вероятно, внут-ренний мир убойной палаты, как между собой говори-ли о ней медсестры, поубавил решимости посетителя. Он был в добротном, хорошо скроенном и, по всей ви-димости, дорогом костюме, поверх которого небрежно накинутый, заношенный бело-серый халат выглядел явно не на своем месте. Его немного вытянутое лицо с выдающимся вперед подбородком, полными, как у люб-веобильных красоток, губами и крючковатым воинст-венным носом показалось Лантарову до боли знакомым. Когда гость повернул голову к товарищу, Лантаров уви-дел у него в правом ухе мужскую сережку в виде пу-гающего блеском скорпиона с брильянтовой точкой-глазом. Эта безделушка, да и тембр голоса, жесты, манерность — все указывало Лантарову на то, что он хорошо знал этого человека, но зловещее отсутствие воспоминаний его испугало. Вслед за первым гостем в палату проворно прошмыгнул еще один парень, замет-но ниже ростом, совсем щуплый, в очках в золотой

оправе, какие придают сходство с удачливым адвокатом, какие придают сходство с удачливым адвокатом или преуспевающим ассистентом известного хирурга. Так передвигаются люди, привыкшие поспевать за на-чальником, превращаясь в его вездесущую тень. Парень тоже кивнул, но без улыбки. Опасливо, словно это был аттракцион ужасов, он озирал палату и ее горемычных обитателей. И особенно задело Лантарова, как лицо этого парня непроизвольно вытянулось, когда его взгляд неожиданно уткнулся в выглядывающий из-под просты-ни металлический корсет вокруг пояса Кирилла. Вто-рого парня Лантаров тоже где-то видел, но так же не помнил, где именно.

— Так, Артем, доставай, — дал знак первый, но вдруг решительно взял у него из рук пакет и сам стал по-хозяйски выкладывать на тумбочку провизию: цит-русовые, бананы, яблоки, соки и, наконец, пышный и пахучий, как экзотический цветок, ананас. Весь этот процесс сопровождался комментариями, за которым легко угадывалась неуверенность. Больничный халат, накинутый на плечи, был ему слишком мал, он похо-дил на детскую распашонку и сковывал движения. Из-за этого гость то и дело раздраженным жестом оправ-лял его полу. Тот же, кого назвали Артемом, кажется, несколько оробел, потому что переминался с ноги на ногу, криво улыбаясь закрытым ртом и несколько на-стороженно косясь теперь на подвешенную растяжкой правую ногу соседа Лантарова. Медицинский халат укрывал его, как бурка, а он к тому же еще и придер- его, как бурка, а он к тому же еще и придер-живал его за полы изнутри, словно желая получше за-пахнуться. Было видно, что зрелище это вызывало у него неприятные ощущения.

32 33

В каждом движении гостей, в их суетливости и на-пряженности сквозила недосказанность, не ускользнув-шая от Лантарова.

— Да-а, дружище, потрепало тебя... Но ты не пере-живай, жизнь всегда состоит из полос: белая — серая, белая — серая. У тебя, брат, немного посерело, а значит, что скоро наступит белая полоса. Вот так!

Гость старался говорить убедительно, но Лантаров снова почувствовал, что мысли его находятся далеко от палаты. Обращение «брат», оброненное фамильярно и несколько высокомерно, ничуть не приблизило его к разгадке личности заботливого посетителя. Напротив, обдало ветром отчужденности. Что-то того беспокоило, он хочет задать какой-то вопрос, но не решается. Отто-го и дергается. Лантаров удивлялся остроте своего вос-приятия: он все понимал, всему мог дать оценку, заме-чал всяческие детали, но совершенно не мог общаться. Стараясь скрыть свое тревожное состояние, он счел не-обходимым помалкивать, отвечая тусклым, рассеянным, маловыразительным взглядом.

Вдруг высокий парень в костюме решительно подо-двинул поближе к изголовью кровати Лантарова стул и уселся на него.

Парень приблизился к его лицу и тихо, чтобы не слы-шали соседи рядом, спросил тоном заговорщика:

— Кирюха, а вещи твои не знаешь где?— Какие вещи? — Лантаров смешался, чувствуя при-

ближение чего-то недоброго. Он лежал все так же не-подвижно, отвечая слабым голосом, одними губами.

— Ну, документы, деньги, мобильник, часы... Может, чего помнишь?

«А ведь правда, — вспомнил Лантаров, — ведь все это было. Какое-то наваждение!» Он ровным счетом ничего не мог вспомнить и объяснить.

— Не знаю... — промычал он в ответ тихо и жа-лобно. В другом конце палаты кто-то громко, беспар-донно закашлялся, как бы напоминая, что они вовсе не одни в этом печальном вместилище человеческой юдоли.

— Хреново! Врачи тут говорят, что тебя без ничего привезли... Да и над машиной твоей так поработали, что остался только лом. Все, что дышало, повыдергивали...

Лицо гостя изменилось, сделавшись злым, на нем проступили черты скрываемой до этого жестокости. Лан-таров непроизвольно сжался, съежился. Затем лицо зна-комого незнакомца опять приблизилось, и полные влаж-ные губы тихо прогнусавили:

— Десять косарей пропало, Кирюха! А это, брат, очень хреново, потому что мы в убытке, нас заказчик прессует...

От этих слов во рту у Лантарова начало пылать, как в пустыне. Лица гостей стали расплываться. Он видел перед собой двусмысленное выражение лица этого чело-века, за оболочкой учтивости теперь легко можно было прочитать холодную безотлагательную требовательность и беспринципность матерого игрока. Это обескуражило Лантарова, но он был слишком раздавлен собственной слабостью, чтобы отыскать аргумент в свою защиту. «Ну, где же я видел этот нос?» — вертелось у него в голове, и уже начинался тот характерный неумолимый звон, по-сле которого — он уже хорошо это знал — вот-вот воз-никнет бомбометание в мозг.

34 35

Между тем второму парню, кажется, тоже сделалось нехорошо. Он стоял рядом молчаливо, словно бледный паж. На его обескровленном впечатлениями лице с пер-вой минуты пребывания в палате застыла откровенная гримаса брезгливости.

— Так ты в самом деле ничего не помнишь? — еще раз для верности уточнил гость.

Лантаров не ответил, только заморгал ему вместо от-вета.

— Влад, он же без сознания был... — услужливо под-сказал ему очкарик.

Тот, кого назвали Владом, задумался, устремив при-щуренный взгляд куда-то вверх, его пальцы стали нерв-но поглаживать подбородок. Повисла неловкая пауза.

— Почему тогда эта срань в халатах ничего не зна-ет? — громко, не стесняясь, разразился тирадой Влад, обращаясь к приятелю, и хлопнул от досады ладошкой по ляжке. Казалось, сейчас он совсем не обращал вни-мания ни на Лантарова, ни на возможность случайного прихода кого-нибудь из медперсонала. Но затем он слов-но спохватился и снова повернулся к нему:

— Ладно, Кирюха, не боись, вытащим тебя отсюда. Но и ты пошевели мозгами, может, что надумаешь.

Лантаров смотрел на них немигающими, несколько смущенными глазами человека, отлученного от дел. В их жестах было много фальши, а от позорной имита-ции игры в друзей-партнеров у него внутри все опус-калось. С внимательностью, на которую способны толь-ко больные или обреченные люди, он всматривался в их лица и силился вспомнить, что его связывало с ними. И от беспомощности ему хотелось уткнуться в подуш-

ку и по-детски заплакать. Ощущения от встречи оста-лись такие же, как у пешехода, мимо которого резво проехал автомобиль, обдав грязными брызгами из-под колес. Когда они прощались, яркая больничная лампа отбрасывала их тени на пустую стену в такой несураз-ной вариации, что они напоминали крадущихся персо-нажей детского мультфильма. По очереди гости косну-лись его руки: рука Влада была громоздкая холодная и твердая, Артема — маленькая и влажная; но оба при-косновения вызывали одинаковые ощущения нарастаю-щей зыбкости болота. Лантарову надо было что-то ска-зать на прощание, но язык казался связанным бечевкой с болезненной областью головы: только он пытался от-крыть рот, как в голове все потуги отдавались гулом, перемешанным с болезненными спазмами. Вконец из-мученный, он выдавил из себя, как зубную пасту из за-кончившегося тюбика, слабую улыбку, на деле же вы-шла довольно кислая мина, гримаса распятого на кресте. Приговоренному редко удается оставаться хозяином по-ложения.

3— Твои друзья приходили?Неожиданный голос, поразительно низкий и хрип-

лый, будто доносящийся из колодца, беспардонно во-рвался в застывшее сознание Лантарова. В ночном по-лумраке палаты он казался каким-то потусторонним. Это он, сосед по палате.

— Не знаю, — ответил Кирилл обреченно, — навер-ное. Или люди, которые были друзьями в том, прежнем мире.

36 37

В медленно оживающем, но все еще заторможенном сознании Лантарова мир был четко разделен на «до» и «после» случившегося. В нем возникло и медленно рос-ло ощущение, что какой-то сумасшедший или пьяный стрелочник не так повернул рычаг и его поезд пошел не в ту сторону.

— Как-то не очень они на друзей походят... — с за-думчивой рассудительностью продолжил бородач. — А почему не приходит твоя мама?

У Лантарова при этих словах больно кольнуло в гру-ди, а затем возникло странное противоречивое ощуще-ние, засосало под ложечкой, все затрепетало внутри. Ка-кое мягкое и нежное слово «мама»! Вот уж добрых пару часов после наступления темноты Лантаров не мог ус-нуть и то и дело вздыхал, глядя в окно на невыносимо красивый желтый шар полной луны, подвешенной к небу, точно ажурный светильник. Впрочем, с некоторых пор он имел смутные представления о времени. После ухода гостей он осмотрел запястье левой руки и внезап-но вспомнил ощущение наручных часов — они там были. Он почему-то вспомнил, что называл их «шейховски-ми» — за дороговизну. Подчиняясь злой силе неумоли-мого волшебства, часы исчезли с руки...

Опять этот назойливый сосед со своими расспроса-ми. «Да пошел ты!» — хотел было зло крикнуть в ответ Лантаров. Меньше всего на свете ему хотелось сейчас кому-либо исповедоваться. Но он сдержался. Слово «мама» вызвало какие-то тектонические сдвиги в душе. С тех пор как он очнулся в палате, это был второй че-ловек, который вспомнил о его матери. Но вспомнил со-всем не так, как доктор. Тот осведомился с каким-то

въедливым сухим любопытством, за которым пряталась плохо скрываемая корысть. И потому Кирилл предста-вился сиротой, чтобы не было лишних расспросов. И их, действительно, не было.

— У тебя есть мать?Сосед, кажется, совсем не обращал внимания на его

взвинченное состояние. И говорил он спокойно, без па-фоса и жалости, но с явным участием, как обычно цер-ковный служитель. Лантаров не отвечал, но повернул голову и посмотрел на говорившего. Тот находился со-всем рядом, на расстоянии вытянутой руки, и хотя и сам лежал на вытяжке с подвешенной к ноге гирей, ка-жется, вовсе не выглядел несчастным. При свечении полной луны за окном без занавесок отчетливо просту-пал его профиль; глаза, как и у самого Лантарова, были устремлены сквозь потолок куда-то вдаль, в глубину ночи. Там, на вневременном полотне, вероятно, возни-кали картины его прежней жизни. Как и голос, неесте-ственно и кукольно выглядела в ночи его густая косма-тая борода. Несмотря на обретенную способность говорить, Лантаров еще ни разу никому, кроме этого оригинального незнакомца, не сказал ни слова. Не только потому, что ему неприятными и чужими каза-лись обитатели убогой палаты. Да и разговоры у них если и случались, то слишком тоскливые — о болезнях и смерти. Сама атмосфера, пронизанная миазмами раз-ложения, вызывала аллергическое головокружение. Его мысли пытались охватить происходящее, но сознание отказывалось его принимать. Возник чудовищный кон-фликт — из таких обычно проистекают депрессии и психические болезни.

38 39

— У меня вот нет матери, она умерла много лет на-зад. Так случилось, что я не мог даже проводить ее в по-следний путь. И очень переживал. Но я всегда ее пом-нил и сейчас очень отчетливо помню...

Сначала Лантаров беспричинно злился, но через не-которое время его ярость отчего-то сама собой утихоми-рилась. Непривычным для уха монологом бородач под-купал, располагал к откровенной беседе. Сердце парня было наполнено тоской и одиночеством, в нем, как в хо-лодном пустом доме без окон и дверей, завывал стенаю-щий по любви ветер. В воображении Кирилл даже по-пытался вспомнить лицо своей матери, но мысли его вдруг отпрянули, как обожженные. В каком-то ином из-мерении вдруг возникло красивое матовое лицо строгой женщины, и Кирилл увидел ее глаза — как у языческой богини, они излучали величественность и пугающую, сногсшибательную пустоту. Как будто глазницы оказы-вались пустыми, если присмотреться. И со странной от-четливостью Лантаров вспомнил, что мать его жива и что она находится далеко от него, среди шумных, сует-ливых офисов гигантского города, но другого, не Киева. Он даже удивился, потому что даже не напрягал память и воспоминание выскочило, как грабитель из-за угла, вне его воли и желания.

— Моя мать, пожалуй, не приедет... — Лантаров про-изнес эти слова даже не в ответ, а сам по себе, и тут же испугался своего глухого урчащего голоса. Затем немно-го подумал и со вздохом добавил: — Или, если приедет, у меня от этого только настроение испортится...

— С матерью, даже если ты поссорился, стоит по-мириться при всяких обстоятельствах. У меня такое

было, я не попросил прощения, а потом уже было поздно...

— Моя меня не любит... И никогда не любила...Лантаров снова изумился, что не решился назвать

свою мать «мамой». И говорил он как-то интуитивно, не помня деталей. Как будто не сам он произносил слова, а кто-то, живущий внутри его тела и знающий обо всем больше, чем могла сообщить надтреснутая память. А еще Лантаров удивился, что неожиданно для себя стал от-кровенничать. Он вдруг живо вспомнил, как звучит в те-лефонной трубке голос матери — лишенный нежности, синтетический, неживой. Что он ей скажет?! Что попал в автомобильную аварию, что лежит недвижимый, как труп? И тут откуда-то из глубин сознания вынырнула кем-то оброненная фраза: если мужик сам впутался в дерьмовую ситуацию, то сам и обязан из нее выпутать-ся. Кто это сказал? Стоп! Это же отец ему сказал однаж-ды. Вот так просветление! Кириллу показалось, что сра-ботал семафор, позволив его пробуждающейся памяти пройти небольшой отрезок пути. Он несказанно обрадо-вался этому открытию. Если так, то он способен все вспомнить, пусть даже не сейчас, а позже. А что же до матери, то даже при желании он пока не знает, как с нею связаться.

— Так не бывает. Мать любит всегда, только, может быть, не всегда умеет выразить свои чувства. Если хо-чешь позвонить или надумаешь позже, у меня есть теле-фон. Не стесняйся, просто скажи.

Сосед будто прочитал его мысли. Лантаров в ответ только сглотнул слюну. А Шура, приняв, очевидно, мол-чание за согласие, произнес еще нечто малопонятное:

40 41

— Не всегда то, что мы видим или слышим, соответ-ствует действительному положению вещей. Представь себе глаз, который все видит, но не может заглянуть внутрь себя и понять свое собственное устройство...

«Бред», — подумал в ответ Лантаров, но ничего не от-ветил.

Но и сосед его не тревожил, очевидно, понимая ду-шевное состояние товарища по несчастью. Каждый из них думал о своем, и мысли витали на разных орбитах.

4— Мама, я хочу, хочу эту машинку. — В глазах ма-

лыша лет трех-четырех чувствовалась твердая, какая-то мрачная сосредоточенность, удивительное, не по возрас-ту понимание цели. Он дерзко топал маленькими нож-ками в синих ботиночках, а его крошечная ручонка, про-тянутая в сторону вожделенной игрушки, интуитивно делала хватательные движения.

— Нам сейчас не до этого, — строго уведомила его молодая эффектная женщина, наклонившись к своему капризному чаду.

— Ма-ма, — твердости в голоске, едва владеющим словами, не уменьшалось, — ку-пи-и....

Женщина приостановилась и затем властно, по-змеи-ному прошипела на ухо малышу:

— Цыц, а то сейчас получишь у меня!Она решительно потащила тихо всхлипывающего

сына к выходу.Лантаров отшатнулся от увиденного на внутреннем

экране. Он вдруг отчетливо вспомнил, что его отноше-ния с матерью всегда были странными, похожими на

туго натянутый канат достаточной длины, чтобы дис-танция оставалась ощутимой. Кирилл вспомнил, что жил с вынесенным из детства ощущением, что мать от-носилась к нему со снисхождением, близким к тихому, тщательно скрываемому презрению. Так, бывает, отно-сятся к купленной породистой служебной собаке, не оправдавшей надежд ни по экстерьеру, ни по части вы-полнения команд. Лантаров не знал этого, но чувство-вал, и это беспокойное ощущение заставляло его содро-гаться от спазм незатихающей боли души. Он неожиданно вспомнил нелепую ассоциацию, посещав-шую его раньше: будто его детство было заключением, а переход к самостоятельной, взрослой жизни ознаме-новался освобождением из тюрьмы и выходом на сво-боду.

Лантаров застыл, вжавшись в больничную койку, ко-гда картинки его детства становились все ярче и точнее. Мать забеременела в столь юном возрасте, внезапно для себя, что позже сравнила это с заражением, несмотря на немыслимо тщательное предохранение и кажущуюся предусмотрительность. Для нежданного малыша почти не было места в жизни юной, беспечной, артистичной стрекозы, с беспричинным восторгом перелетающей от цветка к цветку. Родившая в восемнадцать с половиной, к моменту вынужденного замужества она все еще оста-валась неискушенным ребенком, жаждущим любви, пре-данности и поклонения. И вдруг появился он, явно лиш-ний, вечно мешающий и требующий внимания. К тому же у нее не было никаких шансов отказаться от неже-ланного ребенка, отрицательный резус крови был вызо-вом судьбы, меткой Всевышнего. Потому недостаток теп-теп-

42 43

ла, что с детства отдавался у Кирилла тупой болью под, что с детства отдавался у Кирилла тупой болью под сердцем, с годами вырос до безотчетного отчуждения.

Казалось бы, у Кирилла не было веских оснований утверждать, что мать его не любила. Но область ее чувств всегда оставалась для него непостижимой и непредска-зуемой. Мать то прижимала его со всей огненной стра-стью самки, которая обзавелась потомством; то внезап-но, без всякой, как ему казалось, причины отворачивалась от него со всей безжалостностью и строгостью человека, ослепленного самолюбованием и страдающего от болез-ненной потребности любви. Он никогда не был у мате-ри на первом месте, с самого раннего детства он всегда хорошо знал это. Если она и вылизывала его, то это был, скорее, вопрос престижа, а не проявления материнской нежности. Повзрослев, он осознал: мать любила не его самого, но его положительные качества. Его послуша-ние, его самостоятельное подавление желаний, его шаб-лонную, удобную ей воспитанность. Чем отчаяннее Ки-рилл боролся за ее признание и похвалу, тем больше терял себя. Так у него появилось презрение к самому себе.

Перед его внутренним взором возник калейдоскоп картинок из его детства. Как будто в голову кто-то ми-лостиво вмонтировал экран, подключенный невидимы-ми проводами к его сознанию. Первое ярко-колкое вос-поминание было связано с вечным ожиданием матери в детском саду. Он очень отчетливо видел себя среди иг-рающих детей. Вполне сносный, хоть и с трудом терпя-щий других детей, он тотчас превращался во вредное от-ребье в детском облике, когда в группу один за другим заглядывали чужие родители. Они быстро выхватывали

своих чад из шумного клубка, а он, маленькая неприка-янная душа, холодел от ужаса и растущего напряжения, чувствуя, как захлебывалась игра, как таяла энергия дневной жизни и с нею — свет надежды. Маленькие жи-тели сказочного городка расходились, а его тревога все росла, боль прибывала волнами, захлестывая с головой, заставляя время от времени судорожно всхлипывать. По-следнее казалось воспитательнице — колоритной, холод-ной даме — капризами, лишенными всякой причины, и ее внутренняя враждебность к сердобольному, излишне сентиментальному мальчику возрастала. Так медленно он тонул едва ли не каждый вечер, удушаемый призрач-ной пустотой невыразимого детского несчастья. И ко-гда наконец он оставался в группе один, то, забившись в угол, безропотный и раздавленный приступами стра-ха, ожидал молчаливо и угрюмо, боясь выросшего про-странства и тишины, из-за которой все находилось в бе-зумном оцепенении, зажатое тисками неопределенности и опустошенности. Лантаров поразился, что так ясно помнит себя маленьким мальчиком, покинутым и не-нужным. Но вот из темной пустоты появлялась она, яр-кая, шумная, взбалмошная, с вычурными жестами, та-кая близкая и бесконечно желанная. Кирилл сразу успокаивался, его всхлипывания сами собой исчезали. По дороге домой в трамвае он крепко прижимался к сво-ей отстраненной фее, словно желая запастись теплом ее тела, зарядиться, подобно маленькому аккумулятору. Иногда она тихо заговаривала с сыном, интересуясь пус-тыми, как он полагал, вещами, например, что он кушал на обед или спал ли днем. Но чаще они, не сговарива-ясь, молчали, думая о своем, и тогда Кирилл с тихим

44 45

благоговением вдыхал прелестный аромат ее дорогих духов.

А утром все повторялось, и он платил ей душеразди-рающими воплями, хотя порой хотелось лишь тихо по-просить ее: «Мама, мамочка, забери меня отсюда!» Пра-вильная воспитательница, оснащенная неисчерпаемыми педагогическими знаниями, не выдерживала напора, не-одобрительно качала головой и чинно удалялась из раз-девалки, бормоча под нос одну и ту же гнусавую фразу «Да что ж его, режут что ли?!» На помощь ей приходила старушка нянечка, простоватая и всегда слегка потре-панная и помятая, но обладающая живой доброй мими-кой; она быстро хватала Кирилла на руки и уносила в еще пустой зал, знаками показывая матери, чтобы та скорее исчезала из его одурманенного поля зрения.

Гипертрофированно чувствительная память Кирил-ла зафиксировала отдельные ощущения: как он жаждал забраться к ней на колени и прижаться крепко-крепко, чтобы его оставили едва осознаваемые, но уже навяз-чивые ощущения покинутости. Но часто такие попыт-ки оканчивались печально: из-за своей неуклюжести и неловкости он невольно причинял ей боль, пачкал одежду или что-то случайно отрывал и тут же со шлеп-ком отлетал от матери, как мячик во время подачи. «Ка-кой же ты косолапый! — возмущалась она, кривя свой красивый рот. — Разве можно так грубо влезать?! Ты меня всю измял, теперь снова надо гладить юбку!» И Кирилл становился неуверенным, порой его сводил с ума простой вопрос: как подойти к маме, что сделать, чтобы она обняла его? Прямо попросить он попросту боялся.

Мальчик долго испытывал удручающие видения из-за боязни темноты. Когда серость полумрака надвига-лась на пустую комнату, он, нередко оставляемый ма-терью в одиночестве, испытывал нестерпимый животный ужас: ему мерещилось, что кто-то невидимый может сейчас же вынырнуть из бездонной пустоты и погло-тить его. Порой дикое, полубезумное ощущение, что кто-то смотрит на него из непроглядной темени, дово-дило его до исступленных конвульсий. Приходя, мать потом долго еще не могла успокоить своего впечатли-тельного сына.

Но страшнее всего для ребенка было узнать, что он зря появился на свет, что его не ждали. Однажды, когда Кириллу было около шести лет, он, играя на диване пла-стиковыми солдатиками, оказался невольным слушате-лем телефонного разговора матери с подругой. Он не по-нял деталей, ясно было лишь то, что его маму куда-то отчаянно звали. Она ужасно нервничала, как-то судо-рожно потирая рукой коленку, и говорила, что не может идти. Краем глаза он улавливал ту ее привычную недо-вольную гримасу, которая появлялась каждый раз, когда мать не желала смиряться с непреодолимыми обстоя-тельствами. Во всей интонации ее голоса, ставшего вы-соким, прерывистым и едким, чувствовалось ничем не перешибаемое стремление следовать зову, и Кирилла то-гда острее, чем когда-либо, пронзила острая боль пони-мания, что непреодолимой преградой является именно он, именно он мешает ей наслаждаться жизнью, дышать полной грудью.

— Не могу я, Светик, это ты свободная, а у меня, по-нимаешь ли, есть маленький вылупок, который держит

46 47

на привязи... Не сумела придушить вовремя, вот и му-чаюсь.

Хотя слово «вылупок» она произнесла иронично-иг-ривым голосом, сквозь переливчато-мягкую тональность ее откровения просочились ядовитые пары сожаления. Кирилл тотчас уловил их и, будто застигнутый врасплох котенок, притаился со своими игрушками. И даже те-перь, через много лет, в серой больничной палате у него снова сжалось сердце от чудовищной тоски, как будто кто-то снова уколол туда большой иглой.

Мать тогда все-таки уехала — исполнять задуманное во что бы то ни стало, не считаясь с жертвами, всегда оставалось ее неисправимой чертой. Но именно тогда, в тот зимний вечер, впервые между ними появилась прослойка холодной пустоты, вакуума, который стал не-преодолимым к моменту его взросления. Кирилл тогда остался у соседки — неопрятной и скверно пахнущей любительницы одиноких алкогольных возлияний с по-хмельной, уже давно не женской физиономией и низ-ко дребезжащим, напрочь прокуренным голосом. То была несчастная женщина, от которой несколько лет тому ушел муж. От неожиданно нахлынувшего горя и апатичного оцепенения некогда приветливая и весьма образованная, она за короткое время превратилась в не-суразное мрачное существо, стремительно теряющее признаки пола, неминуемо опускающееся, оседающее. Она была подобна рыхлому краю крутого оврага, кото-рый еще хватается корнями деревьев за свое прежнее положение, но уже обречен и после одного из роковых дождей обрушится вниз, рассыпавшись мириадами раз-розненных, разлетевшихся в безотчетном полете песчи-

нок. Маленький Кирилл знал, что тетя Люба раньше много лет работала в детской библиотеке, а алкогольная зависимость хоть и заставила ее убирать в подъезде, пря-чась от взглядов людей, как много раз битая, пугливая собака, но не истребила любви к книгам. Бедная и бро-шенная женщина, гладившая его по голове своей шер-шавой ладонью, привязала его к себе невероятно инте-ресными историями о жизни других, книжных, невозмутимо счастливых детей. И он забывал, что бы-счастливых детей. И он забывал, что бы- детей. И он забывал, что бы-вают на свете люди, родившиеся напрасно.

Его часто оставляли одного или на попечении сомни-тельных дам. Однажды пришла ночь, которая оказалась самой страшной в его детстве. Он не помнил точно, у кого ночевал — у запившей тети Любы или другой со-седки. Лихорадка, непрерывный и колкий озноб, серая муть в глазах, пелена могильного тумана из страшной сказки заслонили собой остальную часть картины. Ки-рилл помнил, как закричал от страха: он боялся, что дальше случится что-то непоправимое, что он уже нико-гда не увидит маму. Мир померк. За мальчиком присла-ли машину «скорой помощи». Его долго рвало, вывора-чивало наизнанку внутренности, он пылал, как будто его поместили в печь, и бормотал что-то неясное в тяжелом детском бреду. Наконец бледный, заброшенный, он за-тих на больничной койке. Четко запомнилась лишь чья-то холодная, почти ледяная рука, то и дело опускающая-ся на его пылающий лоб. Маленький мальчик тихо плакал, чувствуя, как слезы двумя ручейками пробива-ются к горящим вискам и исчезают в глубине волос.

Мама, как всегда яркая, стильно одетая, с румяным, правда, несколько испуганным лицом, приехала в боль-

48 49

ницу ранним утром. Ее волосы так же пахли, как и все-гда, когда она наклонилась над ним, заглядывая в опух-шие и покрасневшие от слез глаза. Но теперь к ним примешивался еще какой-то новый запах. Он не знал, какой, но запах тот был чужой, резкий и пугающий, от которого возникает неприятное слюноотделение во рту. Заплаканный, истеричный мальчик пристально вгляды-вался в лицо матери, казавшееся открытым и встрево-женным. Он силился, но больше не мог обнаружить там себя самого, как бывало раньше; на лице отражалась жизнь чудной, пышущей здоровьем и жизненной энер-гией, чужой женщины. Он легко простил матери то, что она никогда не приходила к нему на утренники... Он ни-когда не упрекнул бы ее за граничащую с безумием одер-жимость к поиску поклонников... Но с того дня он остал-остал-ся без волшебного зеркала, которое вынужден был искать без волшебного зеркала, которое вынужден был искать сам, а это не забывается никогда, ибо предопределяет неполноценность...

Сколько потом Кирилла бросали, после той ночи уже не имело значения — ему уже никогда не было так больно, душно и горько, никогда, даже сейчас он не был так сражен ощущением боли, одиночества и поте-рянности. А может быть, просто заболевшая, слишком рано вынутая из скорлупы душа, погрузившись в без-отчетную тоску, начала быстро усыхать и покрываться налетом плесени.

Вспоминая об этом, Кирилл отвернулся к стене. Ему казалось, что на ней пробегают тени прошедших по его линии жизни людей, немые силуэты, напоминающие о прошлом и о неосязаемой, но очень цепкой связи с этим прошлым. Он чувствовал, что прошлое, особенно

детство, держит его в металлическом, матово блестящем капкане впечатлений, очень похожем на металл, сда-вивший его переломанные в аварии кости таза. И осво-бодиться из этого плена не так уж просто. Молодому человеку очень сильно захотелось сжать до боли кулак, а затем от души врезать по этой безучастной стене с не-имоверной силой. Так, чтобы сделать дыру в ней и в соседней палате все проснулись, содрогнувшись от не-ожиданности. А заодно и смести все эти навязчивые пронзительно-тоскливые впечатления детства, навсегда уничтожая немилосердные образы, которые их порож-дают.

А когда Лантаров все-таки уснул, ему приснился ко-роткий, но выразительный и необыкновенно яркий, как телепатический сигнал, сон. Словно он затерялся в тол-пе людей. Но у людей не было лиц, вместо них на него смотрели мутные пятна. С надрывом он силился вы-браться из толпы и не мог; она, обладая необузданной силой, увлекала его куда-то, в неведомую область, ко-торой он страшился. Но неожиданно в толпе нашелся человек, который помог ему. Чудесным ему показалось то, что во сне он чувствовал тепло этого человека, знал его, но когда проснулся ранним утром, эти знания рас-творились. И все же, обессиленный, весь в поту от на-пряжения, Лантаров после этого сна размяк и рассла-бился, а затем незаметно для себя забылся еще на несколько часов.

5На следующий день Лантаров исподволь рассмотрел

соседа. «Никакой он не старик, а борода просто скрады-

50 51

вает его возраст, — подумал Лантаров. — На его лице почти нет морщин, а кожа не дряблая и отвисшая, как обычно у стариков, а будто натянута на скулы и челю-сти». И снова Лантарова поразили глаза этого человека: серые, непривычно подвижные, они казались провалив-шимися в глубоких глазницах и излучали неведомую и пугающую внутреннюю силу. В них отражалась какая-то иная, неподвластная его пониманию, жизненная фи-лософия, библейское спокойствие и глубина человека, который многое пережил. В то же время Лантаров не нашел в глазах Шуры превосходства или надменности, а когда взгляды их неожиданно столкнулись, бородач приветливо улыбнулся открытой, располагающей к об-щению щедрой улыбкой. Говорить он стал с той про-стодушной фамильярностью, свойственной старым при-ятелям.

— А есть еще книжка какая-нибудь? — обезличенно спросил Лантаров. Волна боли медленно и неумолимо накатывалась на нижнюю часть тела, и ему начинало ка-заться, что его по пояс опустили в кипяток.

— Есть, — ответил Шура, слегка усмехнувшись и не глядя пошарил левой рукой в своей тумбочке, на ощупь извлек оттуда тоненькую, зачитанную брошюру, прокле-енную медицинским пластырем. — Не уверен, что тебе понравится, но в любом случае, попробовать можно. Иногда книга только с третьей или с пятой попытки чи-тается — не всегда нам все сразу открывается.

Лантаров осторожно взял потрепанную книжицу, не-вольно обратив внимание на узловатые суставы на паль-цах руки собеседника — кисть казалась клешней, цеп-кой и увесистой, как у гигантского краба.

— Я постараюсь, — пообещал Лантаров, сжимая че-люсти от болезненных ощущений в области таза.

— Да нет, этого как раз не стоит делать, — убежденно возразил сосед, — если душа чего-то не принимает, зна-чит, не готова. Надо искать то, что душе хочется узнать.

Кирилл кивнул, не зная, что ответить.— Вот ты в детстве какие книжки любил читать?Этот вопрос застал Лантарова врасплох, и, обескура-

женный, он некоторое время смотрел на Шуру и хлопал глазами.

— Да всякие разные читал — приключения, фанта-стику, — выдавил он наконец, нервно поглаживая полу-ченную брошюру.

— Болит? — вдруг участливо поинтересовался Шура, указывая глазами на зажатые металлом тазовые кости Лантарова.

Лантаров кивнул и почувствовал, что вид его стано-вится жалобным, страдающим.

— Старайся не думать об этом, а например, строить планы. Прикидывать, чем займешься, когда выйдешь от-сюда.

«Какие планы? Я даже не знаю, кто я и есть ли у меня будущее вообще», — с горечью подумал Ланта-ров.

А новый знакомый словно читал его мысли.— Это только на первый взгляд все представляется

неопределенным. Я тоже через это прошел — как толь-ко начал строить планы, боль улетучилась, все стало сра-статься. Теперь вот скоро выписываюсь.

В ответ Лантаров вздохнул и ничего не ответил. На душе у него было скверно. Как можно размышлять о бу-

52 53

дущем, не имея прошлого?! Он все больше чувствовал себя подавленным.

— Ладно, не горюй! По-крупному, твоя ситуация — фигня по сравнению с серьезными случаями. Представь себе, что бы ты делал, если бы узнал, что неизлечимо болен и жить тебе осталось шесть месяцев? Или что ле-жать тебе в кровати всю жизнь с переломанным позво-ночником?

— Наверное, застрелился бы, — с оттенком безраз-личия произнес Лантаров, тупо уткнувшись глазами в потолок.

— Вот то-то и оно. А люди, настоящие личности, — Шура интонацией подчеркнул слово «настоящие», — не только выжили, но и на ноги встали. Живут полноцен-ной, счастливой жизнью. Дикуль, например. Слышал про такого?

— Нет, не слышал, — буркнул Лантаров и хотел до-бавить, что и слышать не желал бы. «То они, а это я», — подумал он. Но воздержался от своих комментариев — не из вежливости, а из опасения отвратить от себя собеседника. Уж если с этим Шурой поссориться, тогда и разговаривать вообще не кем будет.

— А зря. У него перелом позвоночника был. Так он, вместо того чтобы слюни распускать, по пять часов еже-дневно занимался. Придумал и разработал снаряды для себя, создал систему упражнений. И через несколько лет встал на ноги. Вот так! — закончил Шура с выдохом, но без победоносной торжественности, как это часто дела-ют менторы.

«Несколько лет, — со злостью думал Лантаров, — не-ет, мне надо, чтобы я через пару месяцев уже сидел за рулем новой тачки, которая будет еще дороже поте-

рянной. Чтобы бабло вернулось, и чтобы баб было не-меряно!» Но шальная мысль тихо кольнула его в сердце: «А вдруг это все надолго?!» И опять все в низу живота и у ног показалось ему залитым цементом. Он судорожно вздохнул, как ребенок, который долго не может успоко-иться после продолжительного плача.

Искоса Лантаров поглядел на соседа и изумился: как можно так быстро отключиться от мира, совершенно не замечать ничего вокруг? Действительно, Шура находил-ся в это время где-то в другом, далеком, неведомом и, не исключено, занимательном мире, и Лантаров вдруг с оттенком досады позавидовал этому человеку, который с такой неимоверной легкостью совершал головокружи-тельные прыжки во времени и в пространстве.

Лантарову ничего не оставалось делать, как осмот-реть книжицу, что дал сосед. Ему бросилась в глаза вы-деленная ярким оранжевым цветом надпись: «Неизвест-ные силы в нас». Затем он с усилием прочитал название и имя автора: «Ханнес Линдеман. Система психофизи-ческого саморегулирования». «Не слова, а какая-то аб-ракадабра, — подумал Лантаров с сожалением, — вряд ли такое осилишь». Он попробовал полистать, чтобы отыскать что-то интересное. Тщетно! Даже выделенные чьей-то рукой, обведенные цветным карандашом пред-ложения не вызывали у него энтузиазма. Неподатливые буквы расплывались перед глазами, а механически про-читанные слова и предложения не вызывали живых кар-тинок. «И как он может такое читать?!» — Лантаров в бессилии опустил книжицу.

«Но какие-то книжки я же читал, — в сердцах думал он, — ведь читать я, по меньшей мере, не разучился...»

54 55

Его боль то нарастала, то отпускала, но мало-помалу он стал привыкать к ноющему состоянию избитого, почти безжизненного тела. Но в какой-то неуловимый момент кто-то милостиво распахнул клетку, и мысли стаей вы-рвались из неволи, тут же устремившись на неутомимых крыльях куда-то вдаль. И Лантаров с трепетом ощутил дыхание собственного прошлого — оно только местами казалось теплым и освобождалось кусками памяти, вы-резанными с необъяснимой логикой, как будто кто-то щеткой очищал от налета ржавчины некогда загублен-ные пластины в его мозгу.

6Из вневременных глубин на Лантарова смотрел испу-

ганный и нервный, тщательно скрывающий неуверен-ность в себе подросток. Случалось, он был угнетен, когда мать с каким-то особым смаком умела мгновенно дово-дить себя до истерики при всякой его провинности, а по-том так же, как по мановению волшебной палочки, успо-каивалась и остывала. Ярость в ней странным образом сочеталась с леденящей отстраненностью, и после этих пе-репадов число проколов мальчика только увеличивалось.

Кирилл испытывал странное облегчение, когда мате-ри не было дома. Не то чтобы он боялся ее, но всей на-дорванной душой ощущал нелюбовь, временами перерас-тающую в ненависть. В одиночестве мальчик наслаждался свободой, часами просиживал у телевизора или перелис-тывал картинки взрослых маминых журналов. Иногда его одолевала пытливость, а особо притягательным казался тайный материнский мир, упрятанный во внутренностях ее столика. Возможно, Кириллу не терпелось постичь этот

мир, чтобы обрести тайный ключ к ее вечно затворенной душе.

Компенсацией мятежности у юного Лантарова стала скрытная, тихая, тщательно оберегаемая от посторонне-го взора шкодливость. Даже ругаться матом в школе ему казалось противоестественным, но он с усилием застав-лял себя делать это лишь для того, чтобы не выделяться из группы сверстников. Курить он начал лет с двенадца-ти за углом школы, наигранно брызгая слюной сквозь зубы, с мнимой и дерзкой бравадой мальчишки, отчаян-но играющего в закоренелого мужчину. Там же в особой, щекочущей нервы, атмосфере свободы обсуждались, ра-зумеется, насыщенные адреналином новости: неожидан-но налившиеся Наташкины груди, новые джинсы Анд-рюхи, пошлейшие анекдоты, досадный пропущенный мяч в ворота «Динамо» и возмутительный, павлиний прикид молодой учительницы истории Маргариты Алек-сеевны, который обнажал при ходьбе ее элегантные нож-ки до соблазнительной высоты. За углом школы неред-ко в воздухе повисал самый занимательный вопрос: а все ли женщины хотят этого?

Однажды в старой фарфоровой вазочке Кирилл слу-чайно обнаружил заветный ключик от маминого столи-ка и не удержался от осторожного осмотра. Он чувство-вал себя не то удачливым археологом, добравшимся до тайн египетских фараонов, не то опытным разведчиком, вскрывшим планы неприятельского наступления. Иссле-дуя все ящички с тщательностью детектива, он обратил внимание на скромную папочку. Сначала Кирилл при-нял содержимое за бухгалтерские отчеты, каких в ящи-ках стола было несметное количество. Сухие и неинте-

56 57

ресные, пестрящие рядами непонятных цифр и обозначений, они укладывались с необыкновенной акку-ратностью и в тщательном порядке, которому до фана-тизма была предана его мать. Но эта папка пребывала со-вершенно в ином состоянии: находясь отдельно от стопок деловой бумаги, она привлекла внимание подростка под-черкнутой неприглядностью и чужеродностью. Оттуда, из глубин чьей-то болезненной фантазии, на поверхность сознания Кирилла вынырнул возмутительно похотливый доктор, отменный знаток тайных женских желаний. Ра-ботая не то в борделе, не то в каком-то мифическом за-ведении без названия, созданном для избранных мило-видных существ с бархатистой кожей, этот доктор вел двойную жизнь, то и дело оказываясь замешанным в ис-ториях с порнографическим привкусом. Этот наглец про-делывал с бедняжками такие невероятные и экзотические вещи, о существовании которых даже не подозревала раз-гулявшаяся, воспаленная фантазия подростка.

С момента знакомства с любвеобильным сатрапом три-надцатилетний юноша познал неотступную тень бытия: порок существует, и он находится где-то рядом. Его тело взбунтовалось, стало непослушным, картинные эпизоды разожгли едва осознаваемые желания. Но его эксперимен-ты над собой на какое-то время были прерваны — мать, случайно заставшая тинейджера, просто взбесилась. Ее первые яростные угрозы перешли в хорошо продуманные запугивания — в течение нескольких месяцев Кирилл по-просту боялся к себе прикоснуться. Но вскоре он преодо-лел страх — нестерпимое желание и любопытство взяли верх. Относиться к самому себе он стал с явной неприяз-нью, переходящей после разрядок в отвращение. И Лан-

таров нынешний, пребывающий на больничной койке, отчетливо вспомнил, что в то время он думал о себе пре-досудительно и в глубине запуганного, сдавленного внут-реннего мира ожидал страшного, обещанного матерью возмездия или иного небесного наказания.

В школе Кирилл Лантаров был явно не свой в мест-ной компании. Но и не отщепенец, благо для жестоких подростковых игр и самоутверждения существовали эк-земпляры и послабее. Кирилл охотно принимал участие в «опускании» менее проворных, потому что так автома-тически повышался его личный статус.

В восьмом классе они дружно поиздевались над сен-тиментальным неразговорчивым мальчишкой с неесте-ственно длинным носом, за который его прозвали Хо-ботом. Щуплого одноклассника легко схватили за руки-ноги и, притиснув вытянутое худое тело к метал-лическим прутьям забора, в мгновение ока подвесили на метровой высоте. Хобот, сжав челюсти и тяжело дыша, молчал; его широко расширенные аквамариновые зрач-ки пуговками вращались в орбитах глаз от испуга. Когда же мальчик ощутил безнадежность своего положения, по щекам его потекли тяжелые слезы горечи, которые он старался утаить от дико улюлюкающих и ржущих, как внезапно освобожденные мустанги, одноклассников. На следующий день, когда мать Хобота, несчастная женщи-на с большими влажными глазами, страстно вопрошала у всего класса, чем же ее сын вызвал такую неприязнь школьных товарищей, Кириллу стало жаль забитого па-ренька.

Минул еще год, и шалости юных обитателей терра-риума с вывеской «Школа» становились все круче. У осо-

58 59

бо опекаемых родителями детей, которых презрительно называли «задротами», теперь потихоньку выбивали день-ги. Особенно впечатлительных девочек, не развивших склонность к нарочитой вульгарности, ради собственно-го утверждения опускали различными способами. Напри-мер, могли на школьной перемене, как они говорили, «принять роды». Это значило разложить визжащую дев-чонку на школьной парте в отсутствие учителя, непре-менно сопровождая гнусную сценку непристойными гри-масами, выкриками, всеобщим обезьяньим ликованием и отнюдь не случайными прикосновениями к сокровен-ным местам. Кирилл никогда не был тут заводилой, хотя почти всегда оказывался где-то рядом, под рукой у глав-ных хлыщей, авторов сценариев и необузданных фанта-зеров. Он не решался держать девчонку, незаметно по-глаживая бедро, поднимаясь все выше, как это проделывали более смелые одноклассники. Он, конечно, улавливал появление эротических мотивов в хаотических школьных театрализациях, хотя и нарочито упрятанных, тщательно заретушированных и замаскированных. И ес-ли все они действовали подобно партизанам, исподтиш-ка расшатывая и без того расползающуюся по швам сис-тему нравственности, то Кирилл оставался наиболее искушенным в делах конспирации. Он научился дипло-матичности и компромиссам, что не раз пригодилось ему во время разборок участников парада аномалий. Кирилл не на шутку опасался прямолинейных девчонок, силь-ных натур, способных одной резкой, вызывающе откро-венной фразой изменить сценарий, недоработанный пуг-ливыми, как свора одичавших собак, подростками. Феноменальные способности к моделированию «прико-

лов» он демонстрировал крайне редко, исключительно для усиления авторитета. Он не умел, как Степка по про-звищу Слон, надувать ноздрей презерватив, срывая ап-лодисменты классной аудитории. Или снискать овации, подобно Кузе, Олегу Кузьменко, который мог часа пол-тора набивать мяч на ноге и колене, отчего прослыл луч-шим футболистом школы. Но зато старался преподно-сить запоминающиеся вещи, выношенные плоды изощренной фантазии. Так, однажды он предложил экс-травагантную шутку во время прогула одного из уроков целой группой молодчиков и их неизменных помощниц. Надо было изловчиться и постучать шваброй в окно на первом этаже, для чего потребовалась недюжинная сила Слона и отвага Ксюхи, одной из наиболее легких по весу девчонок. Степа Слон легко перевернул девочку и, креп-ко ухватив ее за ноги, опустил со второго этажа вниз го-ловой. Она же, легковесная и бесстрашная, шваброй по-стучала в окно на первом этаже, где невыносимо строгая математичка, прозванная, как водится, Линейкой, про-водила урок. Конечно, скандал потом был потрясающий, Кирилл же завоевал лавры удачливого сценариста, Слон получил законную славу силача, Ксюха — признание не-вероятной отваги и готовности к авантюрным поступкам. Все остались довольны.

ÃËÀÂÀ ÒÐÅÒÜß ТАЙНАЯ КАББАЛИСТИКА ВЗРОСЛЕНИЯ

1Входящий в повседневную жизнь интернет старатель-

но и неотвратимо создавал совершенно новое, неведо-

60 61

мое доселе русло жизни обитателям многоуровневых му-равейников. Гигант и Леха Вересков, которые благодаря небедным родителям первыми в классе успели обнару-жить двойное дно самой двусмысленной и благодатной эпохи, для приумножения своего авторитета щедро де-лились с отставшей массой. Утробная радость потекла из запретных каморок щедрыми ручьями, на взрослею-щую поросль посыпались тонны тайно передаваемых друг другу посланий из замысловатой эротики, безумно-го насилия и нескрываемой агрессии. Покров сакраль-ного таинства с интимных отношений полов был так рез-ко и беззастенчиво сорван, что многие даже не успели удивиться.

Спонтанные, скоропалительные, терпкие вечеринки старшеклассников на случайно свободных от родителей квадратных метрах обозначили мутацию игры. На сме-ну похабным атакам под наигранное визжание своих соплеменниц пришла первая откровенность. Теперь они превратились в стопроцентных «пациков», а их подру-ги — в «телок». Из мглы желаний возникли заговор-щицкие вечера с алкоголем, волнующими прикоснове-ниями и томной близостью тел, растворяющихся в электронных мелодиях. Никто и не помышлял о люб-ви в пределах этих тайных сборищ с многозначитель-ным названием party, все с вожделением думали лишь о служении культу наслаждения. Чтобы стать участни-ком party, Кириллу Лантарову пришлось поднапрячь-ся — ничем выдающимся он по-прежнему не обладал, эксцентричным поведением не выделялся, в карманах у него были гроши вместо денег, оставался хилым, а одевался неброско. Но именно это вынуждало его дей-

ствовать ловчее, коварнее, незаметно превращаясь в беспримерный образчик лицемерия и двойственности. Чтобы слыть своим, недостаточно было выдумывать что-то забавное, следовало становиться участником представлений.

В один из нейлоновых вечеров «на хате» у Степы Слона, то есть в оставленной на вечер квартире, Ланта-ров после внушительной дозы алкоголя для храбрости неожиданно обнаружил себя в темной комнате наедине с худющей избалованной одноклассницей. Действитель-ность вдруг стала рваться на части, обоюдные поглажи-вания быстро превратились в страстные сжимания пло-ти, и в какой-то момент беснующаяся реальность ударила в голову таким безудержным фонтаном возбуж-дения, что дикий животный взрыв заставил юношу со-дрогнуться от конвульсии сладострастия и последовав-шей вслед за ней судороги страха. Ситуация ошеломила его надвинувшейся волной безысходности: продолжая целовать свою партнершу и машинально гладить ее на-бухшее под руками тело, Кирилл уж совершенно не знал, что делать. Его собственный орган страсти являл собой нечто беспомощное и абсолютно недееспособное, от-дельно от него существующее одноклеточное, скорее все-го амебу. Вмиг протрезвевший, сам Кирилл превратил-ся в контуженного на поле боя солдата, от которого тщетно ожидают участия в яростной атаке. Холодный пот выступил у него на лбу, но он еще яростнее, с дела-ной страстью накинулся на партнершу с поцелуями. «Что же делать?! Что теперь предпринять и как избежать уни-жения?! — сверлила его одна-единственная мысль. — Ведь это позор! Посмешище! Все пропало!» Но тут дверь

62 63

в комнату с предупреждающим скрипом отворилась, воз-никла патлатая голова одноклассника:

— А-а-а, вот вы где... А там Гигант шампусик прита-щил. Присоединяйтесь, хватит на всех. — И он так же таинственно исчез, как и появился.

— Ну что, пойдем? — нерешительным шепотом спро-сил Кирилл, слегка приподнявшись на локте.

— Пойдем, — кивнула она, несколько озадаченная и, как показалось Кириллу, с ноткой разочарования в голосе.

Пора упоительных лобзаний и юношеских ласк пре-кратилась так же внезапно, как и началась. Все броси-лись наверстывать упущенное в учебе, и лишь несколь-ко образовавшихся пар продолжили захватывающее путешествие в мир впечатлений первой любви. Кирилл не принадлежал к когорте счастливчиков. Перспектива поступления в институт превратила его последний год школьной жизни в сущий ад. Он стал нервозным, взы-скательным к себе и еще более одиноким.

2Чем больше Лантаров наблюдал за бородатым сосе-

дом, тем больше удивлялся. Сначала он обнаружил, что тот не прикасается к тому, что готовят на завтрак, обед и ужин. Ему даже и не приносили блюда. А когда но-венькая санитарка, совсем еще девочка, налила ему жид-кой кашицы, Шура, прищурившись, тихо и ласково по-журил ее. Лантаров открыл некую прелесть наблюдений и превратился в тайного лазутчика — так он старался придать оттенок смысла своему вынужденному заключе-нию. И все больше поражался: Шура медленно, с наслаж-наслаж-

дением жевал какие-то коренья, орехи, сушеные фрук- жевал какие-то коренья, орехи, сушеные фрук-ты и еще черт знает что совал себе в рот, только не привычную пищу.

Однажды очень ранним утром, когда едва стало се-реть за окном, Лантаров застал соседа Шуру за совер-шенно необычным занятием. Тот лежал на спине, и одна его нога, как и положено, была на растяжке. Тогда как другая, здоровая, находилась не где-нибудь, а за головой бородача. Лантаров чуть не присвистнул. Фактически, Шура лежал, можно сказать, на собственной пятке, упи-раясь в нее затылком. Причем особенной трудности это для него, по всей видимости, не представляло. На его лице с закрытыми глазами отражалось умиротворение, странная полуулыбка, как у ребенка, который только что съел что-то сладкое. Вообще, Лантаров причислил бы этого Шуру к сумасшедшим, если бы не убеждался каж-дый раз, что тот похож на сосуд, до краев наполненный человечностью, доброжелательностью и непривычной щедростью ко всем окружающим. Втайне Лантаров ис-пытывал чувство благодарности к этому человеку, кото-рого он совершенно не знал, — ведь именно после раз-говора с ним у него произошли первые сдвиги сознания и ручьем потекли воспоминания о прежней жизни. Да и вообще небезынтересный, хоть и чудаковатый тип, с ним хоть поговорить можно. Что касается Лантарова, кото-рый не обладал стойкостью римского легионера, он был попросту раздавлен уже после двух недель пребывания тут. Это Шура непрестанно читает, что-то черкает или отправляется подолгу гулять на костылях. И как ему уда-ется не скучать, не ныть?! А вот ему, Лантарову, такое не под силу. Только одно радовало Лантарова: шум в его

64 65

голове почти исчез, сил стало заметно больше, и даже появился интерес к окружающему миру.

— А как случился перелом? — Лантаров воспользо-вался тем, что Шура оторвался от книги, и кивнул на его подвязанную к растягивающему механизму ногу.

— Мой-то? Да жадность подвела, — с наивным про-стодушием улыбнулся Шура. — Валил в лесу дерево, а пилу заклинило стволом. Мне бы ее оставить, да попро-бовать ствол подтолкнуть бревнышком, а я пилу пожа-лел. И ствол незаметно так, да и пошел на меня. Я от-скочил, конечно, но под ногами уж много веток срезанных было, вот и зацепился. И вот тебе счастливый случай — перебило ногу.

— Счастливый?! — Лантаров поразился.— Конечно, счастливый. Чуднî вышло. — Шура лу-

каво улыбнулся. — Во-первых, жив остался. А во-вто-рых, для чего-то мне это же надо было? Мы никогда не знаем наперед, хорошо или плохо то, что с нами произошло. Время пришло в чем-то разобраться, что-то понять, ну, что раньше не доходило. Знаешь, Ки-рилл, ничто в нашей жизни не случается просто так. Вообще, если хорошенько покопаться в событиях, мы поймем: любая проблема — это урок и новая возмож-ность.

— Прикольно... — Лантаров вздохнул и неожиданно для самого себя произнес со вздохом: — А я вот себя сей-час чувствую самым несчастным человеком на свете. Мне иногда кажется, что я попал в ад.

Зачем он сказал это незнакомому человеку? Лантаров тотчас пожалел об этом. Но тоска неуемная толкала на откровенность.

— Рай и ад находятся у нас в голове. Потому не сто-ит так говорить. — Шура посерьезнел, между бровя-ми залегла поперечная складка. — Кирилл, разве ты не знаешь, что мысли материализуются? Будешь думать, что ты несчастный — таким и будешь. Будешь думать, что счастливый, успешный и здоровый — будешь таким, и все будет получаться. А недуг — это для всего организ-ма, и для сознания в том числе, отличный способ очи-щения. Ну, как клизма. Приблизительно.

— Звучит оригинально, но применить вряд ли воз-можно. Как я могу считать свой случай счастливым, если у меня весь мир перевернулся? — Кирилл перешел на шепот. — Я вот даже вспомнить не могу многого из прежней жизни, не то что оценить... и вообще, как жить дальше...

— Ну, выход всегда найдется. И, кто знает, может быть, все с тобою приключилось к твоему же будущему счастью, к здоровью, к деньгам. Тебе предстоит пораз-мыслить, чтобы отыскать оборотную сторону твоей ава-рии. У каждого события, пусть даже оно кажется траге-дией, всегда есть оборотная сторона. Та, которая ведет к новой, более качественной, более содержательной и, в итоге — более счастливой жизни. Ты что-нибудь слы-шал о Стивене Хокинге, британском астрофизике?

— Не-ет. А что он придумал?— Придумал-то он много чего. Но всемирно зна-

менит совсем по другому поводу. Представь себе, в двадцать один год медики напророчили ему два с по-ловиной года жизни. Из-за неизлечимой болезни. Он был обречен медленно умирать, теряя способность дви-гаться.

66 67

— И что же, он победил болезнь? — В глазах Ланта-рова зажегся легкий огонек интереса, как у ребенка к волшебной сказке.

— Не совсем. Но он победил главное — страх пе-ред болезнью и смертью, не пал духом. А преодоле-ние страха — самый важный шаг на пути к измене-нию жизни. Уходит страх — рождается вера. Так и у Хокинга — освобождение от ужаса смерти открыло емуосвобождение от ужаса смерти открыло ему от ужаса смерти открыло ему новые возможности. Он написал увлекательные, про-сто шикарные книги, популярные на всей планете. Стал всемирно известным ученым, которого президен-ты и премьеры почитали за честь слушать. Он даже успел жениться и родить чудных детей. Хотя на свою свадьбу пришел с палочкой, рождение старшего сына встретил на костылях, а к появлению на свет дочери и младшего сына пересел в инвалидную коляску. Так вот, какая тут мораль в басне? Его жизнь коренным образом изменилась как раз после трагедии, после смертного приговора. Ну, не было бы роковой болез-ни, и он бы остался неизвестным учителем физики, каких миллионы! А так он превратился в икону, в на-дежду для тысяч больных людей, почти в живого це-лителя. И таких людей тысячи. Которые прошли че-рез страшные события, но именно эти события их изменили и сделали счастливыми.

— Что-то мне не очень верится, что мои переломан-ные кости сделают меня счастливым...

Лантаров сказал так по инерции, он был слишком по-давлен происходящим, погружен в раствор недоверия и слабости. Но рассказ произвел на него впечатление, за-стрял в голове пестрой картинкой с четким изображени-

ем. Только он пока не знал, что с этой картинкой де-лать, как ее применить.

— Все зависит от тебя самого. Просто мы порой мно-гого не знаем. Как в окружающем нас мире, так и в нас самих. Скрытых возможностей, открывающих новые миры. Кстати, в тему к этому есть отличная притча — такая короткая и очень поучительная сказочка. Хочешь, расскажу?

— Давай. Пусть хоть сказочки как-то приукрасят эту унылую палату...

— Унылую? — Шура нарочито огляделся. — А я и не замечал... Обычная, где-то даже чудная палата: ничем не лучше и не хуже других. Ладно, слушай.

Жил себе с женой и сыном крестьянин-даос, не бо-гатый, но благополучный и в целом счастливый. И вот однажды пришел к нему на участок красивый молодой конь, ну, это как будто тебе новую машину внезапно объявившийся дядюшка-миллионер прислал. Его юный сын возликовал, стал прыгать от радости. Но старик был мудр и предостерег юнца: «Не торопись с выводами! Ведь мы не знаем, что хорошо, а что плохо». И точно, на сле-дующий день конь унесся прочь. Юноша залился горь-кими слезами от обиды, что счастье так быстро остави-ло его. Но отец повторил свои поучительные слова. И что же? Через несколько дней конь неожиданно вернулся, да еще и в сопровождении трех кобылиц. «Мы теперь несказанно богаты!» — вскричал обезумевший от радо-сти молодой хозяин. И опять зрелый глава семейства не-возмутимо повторил: «Не торопись с выводами! Ведь мы не знаем, что хорошо, а что плохо». И действительно, не прошло и недели, как импульсивный и неосторожный

68 69

юноша, объезжая своего коня, неудачно упал и сломал ногу. И снова невоздержанный молодой человек бился в истерике, проклиная несчастья, что свалились на его голову. Зато старик, как и прежде, не терял самооблада-ния. «Не торопись с выводами!» — спокойно заверил он сына. Последующие события подтвердили справедли-вость такой выдержки. Потому что началась война, и всех молодых мужчин забрали воевать. А вот юноша с переломанной ногой остался цел и невредим, тогда как большая часть крестьян-рекрутов погибла.

Эта история не имеет конца... Но ее стержень неиз-менен. Нам явно не дано тотчас распознать последствия события. Зато нам точно оставлен шанс отыскать в са-мом худшем событии новую возможность. Когда одна дверь закрывается, другая непременно открывается. Это непреложный закон жизни.

Лантаров задумался. Рассказы нового знакомого лег-ко, как шальной ветер верхушки деревьев, всколыхнули какие-то смутные пласты сознания, которые доселе крепко спали. Но вместо конкретного выхода, пресло-вутой двери было густое молочное облако.

— Все это хорошо, но представляется простым толь-ко в сказках. В жизни нет волшебства — она неумоли-мая и глухая, как стена.

— Это если сомневаться и колебаться. Но если по-является твердое решение, мир меняется на глазах. Сто-ит только постараться, включить волю — и твои наме-рения создадут тебе поток энергии, можешь не сомневаться. Может быть, тебе открывается путь для особой миссии или для любви, ты ведь не знаешь?

Лантаров недоверчиво покачал головой.

— Можешь не верить, но попробуй хотя бы несколь-ко дней правильно думать и говорить — то есть с пози-тивом в отношении себя и окружающих. Не проклинай и не ругай себя, да и других тоже. И увидишь, как все начнет меняться вокруг.

Вместо ответа больной с переломанным позвоночни-ком на койке у окна издал горемычный стон, вроде мы-чания коровы, которую ведут на убой. Что-то похожее на восклицание безнадежного человека: «Ну, что за бред вы несете?!»

— А ты уверен, что жил до этого счастливо?— Не знаю... — Лантаров почесал голову и посмот-

рел на свою тонкую, бледную, как у мертвеца, руку. — Но наверняка был счастливее человека, прикованного к постели...

— Ну, а как бы ты узнал, что те, ранее прожитые дни, прекрасны?

Лантаров опять задумался.— А что тот мужик, который сломал позвоночник,

как он занимался?— Дикуль, что ли?— Наверное. Я не помню.— Ну, хорошо, слушай. Жил себе паренек, не особо

счастливо, потому что мама у него умерла, а отца — уби-ли. Но, перебиваясь по детдомам, он не унывал: увлек-ся цирком, подрабатывал там по мелочам. А заодно над своими трюками работал, занимался гимнастикой и ак-робатикой. Парню еще пятнадцати не было, когда лоп-нула страховочная перекладина, и он — хлоп! — из-под купола цирка о землю. Но не погиб, а сломал позвоноч-ник, врачи ему пророчили инвалидную коляску до кон-

70 71

ца жизни. Но Дикуль — парень стойкий оказался, что называется, крепкий орешек. Стал себя истязать заня-тиями: гантелями, придумал через блоки задействовать в упражнениях ноги, которые он даже не чувствовал. Ме-дики твердили: «Парень, успокойся, это — пустое!» Ко-роче, отказались от него. А он — ни в какую! Твердоло-бый. Каждый день передвигался на костылях, как на ручных ходулях, и делал это, пока не падал от напряже-ния или от судорог, сводивших руки, спину и шею. И чувствительность вернулась. Шикарно, да?

— Сколько у него времени ушло? — услышали они разом тяжелый, сдавленный голос больного у окна, того, что лежал тут с переломанным позвоночником. Оказа-лось, он все это время внимательно вслушивался в ти-хий разговор.

— Лет пять, кажется, ушло. Что-то вроде этого. Это было давно, но сейчас он знаменит. Создал свой центр — для помощи таким больным. Одним словом, доказал всем, что невозможное — возможно. Если очень захо-теть. Но главное опять-таки не это. А то, что его жизнь приобрела новое качество.

— Я столько не протяну, — раздался сдавленный, об-реченный голос больного.

— Давно известно, что каждому из нас дается столь-ко страданий, сколько он способен вытерпеть. Все наши успехи или провалы зависят, пожалуй, лишь от одного — от веры.

Они поговорили еще немного, но энтузиазма у Лан-тарова не прибавилось. Он не верил в убеждения сосе-да, хотя ощущал, что его внутренний огонь давал если не тепло, то надежды на потепление. После таких раз-

говоров все равно становилось легче, а боль притупля-лась, как после укола. И Лантаров еще более проникся симпатией к этому человеку: в нем присутствовали стой-кость и воля, которых не хватало ему самому.

Затем, после традиционного прихода медсестры, Шура был отпущен на прогулку. Лантаров снова наблю-дал за тем, как он собирается, как заострилось и сосре-доточилось его лицо в ответственный момент отрыва от кровати. Оно стало, как у пилота-испытателя, который собирается поднять в воздух новый истребитель.

Когда Шура, запахнувшись халатом, отдернув плечи назад и подмигнув ему на прощанье, двинулся на своих костылях, Лантаров опять задумался. В самом деле, был ли раньше каждый день для него лакомством, ярким приключением? Да, сейчас он превратился в растение, которое, если не полить вовремя, усохнет. Хотя мозги, вероятно, и без того уже усохли... Но неужели его ждет такая же участь, как того молодого мужчину?

И опять непроизвольно возник поток воспоминаний. Обнажение памяти было сродни тому, как островок суши вырастает на реке, когда земснаряд искусственно намы-вает тонны песка.

3...Из глубины времени возникла юность, умеющая не-

принужденно скользить по поверхности. Лантаров дер-жал в голове свои ранние казусы в общении с противо-положным полом, но они не удручали его. Тинейджер, в меру подверженный власти комплексов, он вполне на-на-учился камуфлировать свои слабые стороны. Обстоятель- камуфлировать свои слабые стороны. Обстоятель-ства в жизни Лантарова, беспечной и мало к чему обя-

72 73

зывающей, казались сладкими сюрпризами, облаченными в блестящие обертки. Подростковые грезы выводили за-манчивые, притягательные рисунки действительности: стоит только потянуться и развернуть очередную упаков-ку, как на голову посыплется золотой песок сказочного везенья. Ему вспомнился восхитительный возраст, в ко-тором любая, даже эфемерная возможность возводится в абсолют, шальной привкус полной безответственности, острый запах раздражителей, толкающих беснующуюся юность на рискованные авантюры. Кирилл не задумы-вался над смыслом своего существования, зато остро ис-пытывал лишь одно тайное беспокойство — осуществ-ление своего превращения в мужчину. Это было как посвящение в рыцари, без которого не только невозмож-но стать по-настоящему взрослым, но и выглядеть пол-ноценным в своем социуме. Можно, конечно, врать до поры до времени, но, учитывая, что все его приятели беспрерывно твердят о сексе как о первородном счастье, вранье, как и упорное молчание, казались одинаково не-безопасными для репутации. Да что там репутация?! Ведь и собственные импульсы, порой приступы жгучего, при-митивного желания донимали парня не хуже досадных расспросов и многозначительных реплик посвященных в таинство дружков.

К окончанию школы Кирилл Лантаров с ужасом от-мечал, что он находится в подавляющем меньшинст-ве — среди так называемых лохов и лузеров, которые в делах интимных все еще полные профаны. Что и гово-рить, устойчивый, железобетонный стереотип, настой-чиво навязанная, беспокойная мысль, непреложный за-кон раннего развития, обойти который не представлялось

возможным, — все неумолимо гнало на поиски подхо-дящего случая. С одной стороны, его кнутом подстеги-вал виртуальный мир телевидения и интернета, бесчис-ленные клипы и сюжеты, прославляющие секс безо всякой ответственности. С другой — существовала сте-на сдерживания, воздвигнутая традицией, снобами-учи-телями, стереотипами, извлекаемыми из далекого про-шлого. Но Кирилл Лантаров для себя давно решил, что ему пора примкнуть к массе счастливчиков. Чего бы это ни стоило. Чувства не имеют значения, наплевать на от-ношение к возможной партнерше, лишь бы она не была уродиной. Многократно обсужденные подходы — и все! Только после секса возможно посвящение в новый, бо-гатый на ощущения мир, пространство царствования грубой силы, время шикарных приключений, риска, дос-тижений и невероятных побед. В выпускном классе Лан-таров клял себя, что не родился мачо или хотя бы мус-кулистым и рослым, ибо тогда не носился бы со своей невинностью, как с болезнью. В век, когда целомудрие стало пороком, а отсутствие сексуального опыта рас-шифровывалось как полная забитость, отстой и дикар-ство, Кириллу мерещилось, будто каждый встречный знал его страшную тайну. «Как, ты все еще не мужчи-на?» Он чувствовал себя учеником с вечно не выучен-ными уроками.

Наступившее лето после окончания школы казалось Лантарову венцом ликования. Конец изнурительной борьбе с нудными учителями, финиш примитивной гон-ке за мифическим баллом. Мозг внезапно освободился, уступая путь разбуженным желаниям. В открытые на-стежь двери школы выпорхнуло и давнее томление.

74 75

— Кирюха, едешь с нами на базу отдыха под Ды-мер?

Ему наскоро перечислили нехитрый состав команды ловцов мимолетного счастья. Антон, Степа Слон, Ги-гант, Леха Вересков. Еще думают Пирожок и Стас. Де-виз поездки: «Водка — пиво — телки». Школьным под-ругам в приглашении решительно отказано. Оно и понятно: лучшие из них давно встречаются, худшие — либо патологически несговорчивы, либо их слишком трудно представить в той роли, которую кавалеры опре-делили дамам. Кандидат в рыцари Лантаров, сам того не осознавая, с едва скрываемым восторгом откликнулся на трубный зов дикого, животного инстинкта.

— Алё, хватит квасить, — попробовал взять бразды правления в свои руки Леха Вересков, парень, не лишен-ный интеллекта и слывший в школе предусмотритель-ным и проницательным.

— Какой алё? Какой хватит? — возмутился Антон пьяным голосом, больше заботясь об авторитете, чем о результатах действа. — Еще по одной, и потом перехо-дим на пиво.

— Не-ет, мужики, мы будем небоеспособны, ужрем-ся, как свиньи, а нам еще много предстоит, — попробо-вал встать на сторону Лехи Богдан. — Во-первых, если мы не остановимся, то водки на три дня точно не хва-тит, а во-вторых, мы совсем забыли про телок!

Острой дискуссии не получилось — компании явно не-доставало трезвости. Кирилл же помалкивал, стараясь не допивать до дна из мягких, одноразовых стаканчиков. Он хитрил, переживая за реализацию плана больше осталь-ных; ему, как он сам полагал, посвящение в мужчины

было необходимо гораздо больше, чем всем остальным. Вчерашние школьники сидели в небольшом деревянном домике турбазы на берегу Днепра, утопающем в сени ог-ромных сосен и наполненном невероятно свежим арома-том разлившейся на много километров реки.

Кирилл смотрел на былых одноклассников, как буд-то сквозь стекло из пустой водочной бутылки, и думал, что не испытывает к ним никакой привязанности. Рас-плывчатые физиономии, обезличенные юнцы. Общая жажда наслаждений — вот и все, что их объединяло. Он не смог бы соревноваться с ними в количестве потреб-ленного алкоголя, как и в кулачной схватке. Но он дол-жен чем-то компенсировать их преимущества. И Лан-таров решил, что будет более хитрым, цепким и хладнокровным. И он сумеет устроиться в жизни луч-ше их, получить от судьбы больше козырных тузов. Да что там, он им еще покажет! Вот только сейчас они ему нужны, как никогда, потому что ему, привыкшему к одинокому прозябанию в пустой квартире, самому явно не удастся приблизиться к девушке, даже самой непри-влекательной.

Лантаров хорошо запомнил, как они долго бродили по берегу, заглядывая на турбазы, хмельным голосом, словно воем, обозначая поиск и желание. Никто к ним не подошел, никто не ответил, никому они не были нуж-ны этой чистой, с нежными запахами леса, ночью. Они приостановились, чтобы подкурить сигареты, и в этот момент услышали отчетливо доносившиеся с берега го-лоса — вероятно, их принес порыв легкого предутрен-него ветерка. Когда их горящие взгляды пересеклись в тающей мгле ночи, они без слов поняли друг друга.

76 77

...На берегу, на большом бревне, очевидно, прикатан-ном для компанейских умствований, трескучими ночны-ми птичками восседали две девушки. Огоньки и табач-ный дым выдавали заядлых курильщиц. Подходя, Лантаров заметил, что обе они изрядно пьяны. «Тем луч-ше», — отчего-то подумал он и с удивлением отметил про себя, что думает, как преступник, замысливший что-то страшное. Заплетающимися языками девушки что-то оживленно, с избытком эмоций, обсуждали — до ребят донеслась нецензурная брань.

Леша, как более опытный, начал наступление.— Что, девчонки, встречаем рассвет?Они обернулись, слегка удивленные появлением не-

прошеных кандидатов в кавалеры. — Да пошли вы...Но парни не оскорбились. Не сговариваясь, они ре-

шили действовать до конца.— Что-то вы неприветливые какие-то. Мы-то дума-

ли: встретим рассвет, познакомимся с замечательными девчонками... — Алексей говорил, пока они приближа-лись к девицам.

— Слышь, че ты хочешь? — спросила одна из них с наигранной значимостью, которая казалась комичной. Даже при свете угасающих звезд были видны ее осоло-велые глаза, большие и пустые, как у мычащей телки.

Вторая забрела еще дальше в своем желании съяз-вить:

— Вы, че, мальчики, перепихнуться хотите?Лантаров, намеревавшийся выступить на помощь

приятелю, поперхнулся и закашлялся. Пьяные девицы разом некрасиво и ехидно грудными, прокуренными го-

лосами раскатисто заржали. Но сообразительный Леха оставался невозмутимым.

— Девчонки, зачет. Мы поняли: с вами скучать не придется. Но есть предложение — давайте выпьем за ве-селое ночное знакомство.

Как ни странно, такой поворот развязным девицам пришелся по душе, желчные и заносчивые, они утихо-мирились. Тут только Кирилл приметил, что у бревна валялись две небольшие бутылочки, в каких обычно про-дают малоалкогольную отраву. Такой молодежь любит «догоняться», то есть шлифовать более тяжелые напит-ки. От осознания заманчивых возможностей желание в нем тотчас подкатилось к горлу и притаилось опасной змеей, став злее, терпеливее, выносливее слов. Оно го-тово было выдержать все.

Рядом с бутылками на прохладном и влажном, остыв-шем за ночь песке лежали две пары потрепанных босо-ножек. Из-под темных джинсовых брюк с мокрыми краями — девицы, вероятно, бродили по воде — выгля-дывали очертания их наполовину погруженных в песок стоп.

— А что у вас есть? — полюбопытствовала та, что по-бойчее.

— Да все есть, — опять отдувался Леха, широко улы-баясь от обретенной уверенности контролировать ситуа-цию, — пиво, водка.

— Слышь, а твой друг разговаривать умеет, или он — немой? — опять с вызовом атаковала любительница не-пристойностей.

Они опять прыснули смехом, но уже не таким злым. Что-то неприятно кольнуло у Лантарова внутри; в нем

78 79

боролись вихри противоборствующих сил. Неприязнь к пещерным, без игры и флирта, отношениям, долго по-давляемое сексуальное желание и странная, досадная бо-язнь сближения с этими вульгарными, грубыми особа-ми, от которых за версту несло выпитой ими дрянью.

— Умеет. И не только разговаривать умеет, — произ-нес Кирилл как можно решительнее и подошел вплот-ную к девице, — давай руку, помогу перебраться через бревно.

Девица простовато вручила Кириллу свою руку. Рука неприятно обожгла его холодом и шершавой, привык-шей к грубым условиям, кожей; вместе с незамыслова-той речью она выдавала в хозяйке обитательницу одно-го из местных сел.

— Были у нас тут смельчаки, да пропали где-то, — посетовала девица. Лантаров не ответил, он поймал себя на мысли, что отчего-то боится взглянуть ей в глаза. Он ненавидел и проклинал свою робость, но ничего не мог с нею поделать. Все так же держась за руки, они прошли до края леса к домику турбазы под аккомпанемент не-умолкающего Леши.

Расчет Верескова оказался верен, — вся некогда во-инственная группа устремилась в общую большую ком-нату, тогда как две поменьше оставались свободными. Гигант и Слон, обнявшись по-братски, посапывали на одной из двух кроватей-полуторок, тогда как Антон с Богданом фактурно изображали пьяниц. Они встретили пополнение коллектива без излишнего ажиотажа, непри-вычно тяжелые головы уже слишком сковывали их со-ображение. Путаясь в паутине собственных мыслей, Бо-гдан предложил «За знакомство». Все перезнакомились

и выпили, никто не старался запомнить чье-либо имя — это было излишне в сложившихся условиях. Ни кокет-ства, ни даже неуклюже-витиеватой попытки к флирту.

— Есть сигарета? — как-то буднично спросила его спутница, которую он самочинно вызвался сопровож-дать. — Пойдем. — Она кивнула на дверь в соседнюю комнату. Они избегали смотреть друг другу в глаза, предпочитая исподтишка, вскользь разглядывать друг друга. Лантаров заметил, что девица имеет веснушчатое лицо, вздернутый маленький носик, довольно аккурат-ный рот, правда, с опущенными вниз уголками, как у вечно недовольного чем-то человека... Если бы не коп-на плохо расчесанных волос, да не заплывшие глаза, о ней можно было бы даже сказать: «Ничего, сойдет!» Но вот голос ее, сиплый и прокуренный, откровенно раздражал...

Когда девица осведомилась о сигарете, Лантаров хо-тел было сказать, что можно курить и тут, но вдруг столкнулся с выразительным взглядом невозмутимого и более всех трезвого Леши. Тот глазами упорно указы-вал ему на гвоздь, вбитый у самой двери: там висело два ключа от свободных комнат. «Как будто кто-то тай-но подстроил, — подумал Лантаров, — комнат столько же, сколько и телок». Поблагодарив глазами Алексея, он молча снял с гвоздя ключик и пошел за своей ше-лудивой подругой.

Повсюду серело, новый день вступал в свои права, но Лантаров не ощущал ни радости нового рождения жизни, ни подъема чувств. В нем билось, тревожно тре-петало слегка приглушенное усталостью и алкоголем, возбуждение. Он был похож на уставшего путника, ко-

80 81

торый прошел большой путь, и теперь уже была видна конечная точка. Все казалось неотвратимым. Таким же неизбежным, как и быстро наступающий день, который еще больше подталкивал юношу к действию. «Ну, давай, ты же хотел этого!» — почти крикнул Лантаров сам себе, чтобы пересилить робость и оцепенение. Он взял девуш-ку за руку, и она, к его удивлению, легко повиновалась, точно ждала этого решительного жеста. Конечно, про-неслось у него в голове, от него ведь ожидают смелости, решимости, может быть, даже грубости, потому что в этом должна проявляться пресловутая мужественность. И он мысленно приказал себе быть именно таким, толь-ко этот приказ в его гудящей голове отозвался глухим и тяжелым звуком.

Незаметно они оказались в темной комнатушке с фанерными дверьми и такими же незамысловатыми сте-нами. Внутри добрую треть пространства занимала кро-вать с растянутой металлической пружиной, которая проседала от человеческого тела так, будто заведомо должна была играть роль гамака. Парень легко потянул девушку к кровати, но она, качнувшись, стала молча, со странной, глуповатой угрюмостью, стягивать с себя одежду. Хотя ему это не понравилось — он намеревал-ся проделать это самостоятельно, — ничего не остава-лось, как смириться. Через полминуты они оказались на кровати вдвоем — прохладная неприветливая кро-вать запротестовала шумным голосом растягиваемой, жутко скрипучей сетки и основательно просела. Но не столько ропот кроватной пружины, сколько другое не-приятное открытие вызвало у Кирилла прилив раздра-жения. Лежать вдвоем на этой кровати оказалось на-

столько неудобно, что они накатывались друг на друга, словно деревянные чурки. Лантаров поразился тому, что не ощутил ожидаемого жара тел, которые встретились как-то уклончиво, без влечения, без запала, без вожде-ления. Он погладил обнаженные груди девушки, и они показалась просто чудаковатыми выпуклостями доволь-но мягкого тела. Это начало без намека на возбужде-ние показалось Кириллу нелепым, как и сама встреча с девушкой. Он подумал, что не знает даже, как ее зо-вут. Но он решительно продолжил начатое — отступать было некуда. Рука его скользнула ниже по такому же мягкому животу и затем еще ниже, попав в какую-то непривычную впадину. Девушка податливо раздвинула ноги, и слегка одеревенелая рука оказалась в неведо-мой зоне, куда еще никогда не проникала. Юный охот-ник за любовью снова удивился: он ощутил любопыт-ство, желание узнать, как там все устроено, но никак не страсть. И поймал себя на мысли, что ему совершен-но не хочется целовать ее в губы, — он прильнул губа-ми к ее шее. Девушка упорно молчала, и ее тело похо-дило на манекен. Лантарова сбивало с толку, что она никак не реагировала на его прикосновения. Что про-исходит?! Может, это с ним что-то не так?! В нем вне-запно вспыхнул дикий ужас, и в гнетущей тишине, в полной темени он, мгновенно протрезвев, опасливо со-средоточился на собственных ощущениях. Мысли оч-нулись от алкогольного оцепенения и стали метаться по ограниченному пространству фанерной кельи.

Может быть, он просто чего-то не знает?! Но в рас-сказах парней такие случаи не описывались. Лантаров чувствовал, как испарина холодного пота увлажнила его

82 83

лоб. Приблизив лицо к ее груди, юноша почувствовал запах крестьянского тела, живого, естественного, но слишком острого, слишком человеческого, может быть, не утруждавшего себя ароматными шампунями. К нему примешивался устойчивый табачный и алкогольный привкус. Эти запахи отпугнули Лантарова, они были сильнее воздушных, цветочных ароматов его однокласс-ниц. Девица попросту ждала, и это ее зловещее ожида-ние доводило Лантарова до бешенства. «Может быть, она пьяна?» — мелькнуло у него в голове. Он предпринял еще одну, совершенно отчаянную попытку. Она — о бо-же, — не сопротивлялась, но все так же ничего не пред-принимала. «Поражения, моего позора ждет она!» — по-чему-то пулей пронзила Кирилла шальная мысль. Ничего не произошло.

— Может... — почти застонал Кирилл, — ...может, ты мне поможешь?

Его голос прозвучал тревожно, неестественно и маль-чишески глупо.

— Я не помогаю, — грубо и раздраженно просипела девица.

Это был сильный удар. Как бы он хотел провалиться сквозь землю! На кровати перед ним лежала все еще рас-пластанная, но готовая вот-вот съежиться от досады и разочарования, растрепанная, помятая кошка. Он вдруг понял, что перед ним раскинулось совершенно чужое, чуждое ему тело, к которому он испытывал лишь брезг-ливость. Реальность оказалась совсем не такой, как пред-ставления; дымчатые грезы рассеялись, оставив уродли-вую необходимость как-то действовать. Она была к тому же пьяна, отталкивающе доступна, а вот эта ее абсолют-

ная бесстыжая обнаженность отвращала и убивала те остатки плотского желания, которые еще не улетучились плотского желания, которые еще не улетучились после входа в комнату.

Он не помнил, как оказался на улице. Наспех оде-тый, он долго бродил по пустынному берегу, пока не на-ткнулся на лодку с веслами, очевидно, кем-то неосмот-рительно оставленную накануне вечером. Он быстро оттолкнул суденышко от берега, ловко забрался в него и погреб прочь. Ему казалось, что он уже умер, уничто-жен, испепелен. Он ненавидел весь мир. Он не знал, как жить дальше. А что, если он неспособен быть с женщи-ной вообще?! Если так, то лучше вообще умереть! А сей-час — бежать подальше и поскорее!

Потрясенный, сопровождаемый гнетущими видения-ми, Лантаров долго греб вдоль берега по темно-желтой днепровской глади. Но вдруг ощутил, что его плечи и спина мокры — тут только юноша заметил моросящий дождь. Он взглянул на одеревеневшие от гребли руки — на них вздулись мозоли от непривычной мышечной ра-боты. С большими усилиями, мокрый и окоченевший, уставший от перевозбуждения и унижения бессонной ночи, он добрался до турбазы. Кто-то орал на него за взятую без разрешения лодку, но он ничего не слышал. В домике, к его удивлению, в парах перегара спал отряд добрых молодцев. Девиц не было. Только Леша припод-нял голову и спросил: «Ну как?» Лантаров скорчил жа-лобную мину: «Леша, я заболел и сейчас еду домой ле-читься. Скажешь парням, что все нормально. Отдыхайте». Ни слова больше не говоря, Лантаров в течение счита-ных минут переоделся, схватил вещи и ринулся к авто-бусной остановке.

84 85

В безумном мареве из собственных переживаний Лантаров добрался домой. Его преследовало только одно желание: уединиться, закрыться от всего мира и отлежаться в глубине своей норы. Но вдруг за едва при-крытой дверью в комнату матери Лантаров услышал возню, резко открыл дверь нараспашку и обомлел... Его будто вероломно разрубили пополам тяжелым двуруч-ным мечом. На большом диване исступленно катались два обнаженных тела, сцепившись, будто в смертельной схватке — его мать с каким-то незнакомым мужчи-ной...

Лантаров обнаружил себя в своей комнате обессилен-ным, обескровленным, бесчувственным и скулящим. Словно погребенным заживо. Он не слышал, как стуча-ла в дверь его мать. Очень смутно помнил, как дверь все-таки выбили, очевидно, опасаясь, что он что-то сотво-рит с собой. В рот ему вливали какую-то липкую, елейную субстанцию с острым непонятным запахом. За-тем он провалился в дрему, и воспоминания на том об-рывались...

4Грузная нянечка Мария Ильинична, о которой Лан-

таров всегда думал раздраженно и подозревал в крохо-борстве, сама предложила побрить его. Он согласился больше из любопытства, заросли на лице, как ему мере-щилось, скрывали его, позволяли раствориться в этой гнусной палате, стать чем-то общим, безличным. Ну, как кушетка, например.

— Болит спинка? — Женщина спросила ласково, и Лантаров впервые ощутил, что его боль, в самом деле,

ей небезразлична. А ведь он-то был уверен, что эта тет-ка без двадцатки гривен и пальцем не пошевелит.

— Да так... — пролепетал он в ответ.— Больше на бочок старайся ложиться, чтобы про-

лежней не было. Ох, гадкая вещь — эти пролежни. Да он и сам знал, что гадкая. А что толку... Лантаров

только плотно сжал губы, так, что на лице образовалась складка безмерной тоски.

— Ну, давай, побрею, — предложила нянечка, и Лан-таров закрыл глаза. Ее мягкие движения по лицу чем-то напомнили о детстве и спокойствии в душе. Она вся сама была, как мякиш, расползалась по стулу.

— От мамочки скрываешь, что в больнице... Зря... Мамочка всегда поймет... — как-то вскользь проговори-ла она, и у Лантарова сжалось сердце. Все, тут всё про него знают! А «мамочкой» он мать вообще никогда не называл.

Когда Мария Ильинична влажным, видавшим виды, полотенцем с материнской заботливостью вытерла его побритое лицо и торжественно подставила Лантарову ма-ленькое облупленное зеркальце, он обомлел. На него смотрел изможденный, со страдальческим выражением безысходности, незнакомый человек.

Вдруг Лантарова пронзила стыдливая мысль: ему не-чего дать нянечке.

— Мм... Марья Ильинична, — проговорил он, пуга-ясь собственного приглушенного голоса, — я вас даже отблагодарить сейчас не могу... Но я потом, позже...

— Да что ты, сынок, — всплеснула руками она. — Не переживай, у меня станочек остался, я мужчинку из пя-той палаты брила. Не переживай.

86 87

И Лантаров успокоился. Все у нее, у этой женщины уменьшительно-ласкательное. И как она умеет так жить среди всего этого ужаса?

А сосед Шура долго и старательно подравнивал свою поросль на лице. Кошлатую дедову бороду он превратил в почти элегантную, профессорскую бородку. Начал он самостоятельно, орудуя ножницами на ощупь. Но окон-чательно подравнять попросил Марию Ильиничну, под-бадривая ее едкими, но не обидными словечками, и та продемонстрировала чудеса парикмахерских способно-стей.

Причина прихорашивания Шуры вскоре открылась: его навестила какая-то пожилая женщина. Они тихо и совсем недолго поговорили в палате, пока она, хрустя полиэтиленовым пакетиками, передавала Шуре прови-зию и книги. А затем забрала у него несколько пустых баночек и пластиковых коробочек. Лантаров украдкой рассматривал женщину — ее ни за что нельзя было на-звать старушкой. Осанистая и гибкая, она энергично-стью и воодушевленностью походила на суетящуюся, пе-репрыгивающую с ветки на ветку, сойку. Но было видно, что все ее эмоции вызваны неподдельной материнской заботливостью и желанием угодить больному. Когда она преспокойно наклонилась, чтобы что-то вытащить из-под кровати, у Лантарова от удивления отвисла челюсть: да он сам вряд ли смог бы проделать такой трюк в пике былой молодецкой удали. Более всего Лантарова пора-зили ее живые задорные глаза и целые ровные зубы в улыбающемся рту. Несмотря на лучистые морщины во-круг подвижных глаз и рта, женщина производила такое же впечатление, как уже вышедший из моды, но все еще

добротный, красноречиво звенящий фарфоровый сервиз в шкафу.

Когда она ушла, Лантаров спросил:— Сестра проведывала?— Да нет, — Шура отчего-то засмеялся и проговорил

не без оттенка гордости: — Компаньонша. Евсеевна. Не-дели через полторы машиной за мной приедет — пора возвращаться к прежней жизни. Залежался тут.

Лантаров недоуменно посмотрел на соседа.— Да-да. Евсеевна — современная бизнес-леди. Цве-

ты, мед, чистые продукты — это по ее части. Сейчас мод-но и дорого. Я ей помогаю иногда. Улья перевезти, что-то переставить или загрузить... Она же мне исправно платит душистым медом, да еще многими другими чис-тыми продуктами.

— «Чистыми» — это как?— Ну, чтобы проще для понимания: это те, которые

человеческая рука не испортила. Мед, например. Или цве-точная пыльца. Или орехи. А еще овощи-фрукты. То, что дала матушка природа, или то, что мы от нее добыли.

— Ну-ну... — пробормотал Лантаров, не зная, как реагировать на услышанное.

— Ты видел, какие у нее руки?На руки Лантаров и не обратил внимания.— Какие?— Как у дамы, а не как у пожилой деревенской жен-

щины. Вернее, в ее возрасте лишь очень немногим уда-ется оставаться женщинами. Потому что даже раньше, к сорока пяти-пятидесяти годам, женщины в наших селах превращаются в несчастных, изъеденных тяжкой рабо-той бабок.

88 89

— А Евсеевне сколько?— А вот угадай.Лантаров прищурился, глядя в верхний угол комна-

ты.— Наверное, все шестьдесят? Шестьдесят пять?— А вот и не угадал, — возвестил Шура победонос-

но, — семьдесят один.На лицо Шуры на миг набежала тень.— Представляешь, она всю жизнь, лет, кажется, до

пятидесяти, жила в центре Киева. На Печерске, в элит-ном районе. В фешенебельной квартире — ее муж был генерал, из настоящих боевых вояк. Она сама из потом-ственной интеллигенции. С шиком жила. Но, как неред-ко бывает с военными, муж вышел в отставку, три года пожил и отправился туда, откуда не возвращаются. А сын у нее был толковым офицером и непревзойденным спе-циалистом — прошел афганскую войну, а там, я тебе скажу, вертолеты горели не слабее, чем свечи в церкви. О нем легенды ходили... А теперь... увы...

Лантаров слушал не моргая и диву давался — в гла-зах Шуры появился пугающий вороненый блеск, а го-лос стал ниже.

— Алкоголь? — догадался Лантаров.— Да, что-то у него в семье произошло — коса на ка-

мень, как говорится. Развелся. Потерял интерес к служ-бе. Запил — этот грешок за ним, впрочем, и раньше во-дился, но армия все-таки держала в узде. А он взял да и уволился. Евсеевна говорила, хотел бизнесом заняться. А реально стал безнадежно тонуть в бутылке. Она рас-сказывала: что только с ним ни делала, куда только ни возила, все напрасно. Спивается человек, и все. И глав-

ное, его ни кодирование не берет, ни уколы, ни чистка организма. Но женщины — существа стойкие, терпели-вые. И Евсеевна искала-искала и прознала, что в заби-той деревне, невесть сколько километров от Киева, оби-тает необычный батюшка, сам, кстати, бывший герой афганской войны. Там даже церквушки не было перво-начально, на обычном домишке крест водрузили. И уж только через несколько лет выстроили священнослужи-телю церквушку — слишком многие люди к нему тяну-лись со всей Украины. Он и наркоманов заговаривает, и обреченных, бывает, исцеляет.

— И что ж, вылечил он ее сына?— Да как сказать... После первой беседы с батюшкой

он три месяца даже от пива отмахивался. А потом опять его затянуло в черную воронку. Но Евсеевна считала, что это во многом окружение повинно. И она ради сына ре-шилась на смелый шаг. Уговорила его переехать в глухую деревню. Вернее, у него выхода не было — квартира-то ей осталась после того, как генерал почил... А Евсеев-на — дама решительная, квартиру продала, часть денег в банке обустроила, а часть потратила на покупку не-большого домика и всего, что к нему необходимо. Вот так сама переселилась поближе к батюшке и сына на природу сманила. Сыну пообещала: если он год выдер-жит, покупает ему квартиру. А он какой-то окаянный — то просветление наступит, то опять в запой уйдет. И так уже, наверное, с десяток лет борьба продолжается. На-стоящее противостояние. Больше всего полгода выдер-живал. Непрошибаемый. Говорит: кого «Стингер» не взял, того молитва не проймет.

Лантаров понимающе кивнул.

90 91

— Это она... помогла попасть в эту больницу?Шура заулыбался с выражением ласкового укора.— Называй меня Шурой, на «ты». — Хорошо, — согласился Лантаров, и неловко, без

интонации, через силу произнес, — Шура... Ты...— Вот и чудно! — он удовлетворенно улыбнулся. —

Потому что Александр Иванович — это совсем другой человек. А Шура — это действительно я. Так что не со-мневайся.

Лантаров кивнул головой в знак согласия.— А с больницей все тоже забавно вышло. Я почти

никогда к врачам не обращался, как-то привык обхо-диться самостоятельно. И на этот раз точно так же слу-чилось бы. Человек способен исцелиться самостоятель-но, если только не станет действовать против природы. Природа ведь мудрее нас, и у нее предусмотрительно за-готовлен целый арсенал средств. Например, мою пере-ломанную ногу можно было бы обложить перцем и по-дорожником, перетянуть, и все срослось бы. Но перелом оказался со смещением, так что пришлось вкусить ме-дицинских плодов цивилизации.

Лантаров с удивлением посматривал на соседа. «Ка-кой-то чудной, не от мира сего», — думал он, разгляды-вая его пепельную бороду.

— Но когда Евсеевна увидела, что кость вылезла, они с сыном меня загрузили в автомобиль и прямо сюда при-катили.

Сосед еще что-то рассказывал о своей ноге и лече-нии, а Лантарова постепенно заволакивали воспомина-ния. Они были, как облака, которыми невозможно управ-лять или от которых невозможно скрыться. Но он и не

хотел скрываться — он как бы переживал отдельные кус-ки своей прежней жизни заново. Больше всего Лантаро-ва мучила разгадка темного пятна — его представления об отце. Где был этот важный в его жизни человек в то время, когда его несуразно озабоченная мать боролась с собственной страстью жить непринужденно и необреме-нительно?!

5Неожиданно представший пред его взором отец ка-

зался бестелесным, просвечивающимся существом, блед-ной, сероватой, невзрачной дневной тенью, какую слу-чается видеть во время работы завешенного матовыми облаками солнца. Как если бы был джинном, терпели-во вызываемым из волшебной лампы. Лантаров отчет-ливо вспомнил, что сам он был одним из тех тайно ущем-ленных школьников, которые жили в неполных семьях. Не часто, но ему случалось быть ужаленным тем при-скорбным фактом, что за спиной вместо сурового, не-возмутимого и спокойного витязя, какими казались ему отцы сверстников, у него самого оказывалась вопиющая пустота. Молодость, впрочем, быстро удаляла жало, боль притуплялась и затем исчезала до нового напоминания. Из обрывков разговоров матери подростком он сложил лишь приблизительный визуальный образ, но и тот по-ходил на неприглядный водевильный силуэт, какие по-рой мелькали на экране примитивных сериалов. Этот об-раз не стыковался с реальным человеком, который хоть редко, но появлялся в его жизни. Возможно, отец когда-то любил его мать, хотя сам Лантаров четко осознавал: его мать всегда оставалась слишком блестящей, холод-

92 93

ной и неуловимой для любви. Казалось, она позволяла лишь восхищаться собой, но делить эмоции, наслаждать-ся обменом чувств — это вряд ли. Сейчас взрослому Лан-тарову представлялось, что она ни тогда, ни в любое дру-гое время никому не принадлежала.

Лантаров-старший был вполне преуспевающим до-центом в престижном университете, когда впервые встре-тил юную нимфу, непрерывно требующую непрестанных признаний, обожания и страсти. Статный мужчина с ак-куратно подстриженной бородкой был на четырнадцать лет старше, к тому же женат, с ребенком почти подрост-кового возраста. Ее это ничуть не смущало, — любовный вампиризм, в сущности, отражал самую сердцевину ее самодовольной, еретической души; по жизни эта жен-щина продвигалась, как снайпер, не ведающий промаха или осечки. Впрочем, когда отец узнал, что его малолет-няя пассия беременна, а врачи категорически против аборта, он был даже рад такому повороту событий — это младший Лантаров узнал из случайных обмолвок мате-ри. Конечно, она увела его от семьи, запрещала даже за-глядывать в прежнюю жизнь: все, что было до нее, ему с суровой непреклонностью предписывалось стереть, хи-рургическим путем удалить из жизни. Но Кирилл хоро-шо знал и то, что время от поспешной и скромной свадь-бы до неминуемого расставания оказалось ничтожно малым. Ее не устраивало буквально все. Этот жалкий со-житель — она всегда колола его обидными прозвища-ми — зачем-то растрачивал силы на какую-то мифиче-скую диссертацию с прогорклыми перспективами. Вме-сто безудержного веселья с беспечными компаниями, солнечными курортами и нескончаемой смены зажига-

тельных авантюр он предлагал ей серые будни, приправ-ленные какими-то оскорбительными кухонными обязан-ностями. Вместо свободного парения он тихо настаивал (нет, он, конечно, не решился бы требовать) на ужасаю-ще-мрачном исполнении роли жены и матери. Для нее это было немыслимо, возмутительно и бесчувственно! Она никогда и ни за что не хотела превратиться в блек-лого, без запаха и цвета домашнего зверька. Он явно поймал не ту рыбку! От своих претензий и амбиций отец отказался быстрее, чем сам мог предполагать; они были безвозвратно зарыты в братской могиле всех тех наив-ных желаний мужчин, избравших дикую, ослепляющую красоту вместо мудрости и домовитости.

Коллапс семейных отношений возник как логическое завершение прозаичного бунта плоти и мысли: два чуж-дых друг другу человека разлетелись, как бильярдные шары, столкнувшиеся вследствие непрозорливого удара кия. Мир отца с того времени стал опостылевшим про-странством, куда впустили гибельную дозу удушливого газа. Алкоголь и сомнительные связи дополнили его дис-сертацию по философии особым привкусом пародии на действительность. Лишь изредка отец мелькал в жизни сына, ни на что не влияя, беспрекословно подчиняясь деспотическим и мимолетным капризам своей бывшей жены.

Кирилл отчетливо вспомнил одну ссору, возможно, одну из последних. В порыве эмоций отец упрекнул жену в притупленном инстинкте материнства. Она ответила ему спокойным, цинично-ледяным тоном, лишенным модуляций, каким — теперь Кирилл это уже хорошо знал — убивают наповал, как остро отточенной шашкой.

94 95

«Бесполезно философствовал», «ничего не добился в жизни», «остался никчемным и никому не нужным» — пакет из этих фраз составлял вердикт, обвинение в муж-ской несостоятельности. Такое не забывают...

Вспоминая об отце, мать всякий раз подчеркивала его мужскую несостоятельность и свои невероятные усилия, предпринятые для его, Кирилла, воспитания. Ее любовь, весьма странно выражаемая, порой вызывала у него жут-кие ассоциации, как если бы вместо живого существа он соприкасался с мумией или даже с манекеном, велико-лепно исполненным снаружи и полым внутри. Сколько Лантаров помнил себя, в нем росло непреодолимое же-лание удалиться от матери.

Теперь, когда у Лантарова появилось много времени, он с недоумением размышлял, отчего все-таки ему так не хочется видеть мать? Он так лихо, с вызывающим ап-ломбом отпочковался от нее, а теперь она увидит его сла-бым?! Таким же никчемным, как его отец?! Пожалеет ли она его? Может быть, только в первое мгновение... Ведь он давно знает: она не умеет любить, не научилась... А он сам? Этот вопрос возник впервые и повис без ответа. Лантаров мысленно прогнал его, как бродячую собаку. Он вспомнил, что мать давно работает в Москве, что у нее новый мужчина... Ну и пусть! И ему тоже уже давно нет дела до ее работы и отношений, которые скорее яв-ляются — в этом он, Лантаров, почему-то был уверен — пародией на семью.

Так в чем же дело?! Лантаров опять неожиданно вспомнил детство, как однажды маленьким мальчиком вернулся домой со двора и застал мать лежащей на полу посреди комнаты с закрытыми глазами. Он, охвачен-

ный безудержным страхом, внезапным отчаянием и бес-помощностью, дико завопил — вдруг она умерла?! Но неожиданно мать открыла глаза, приподняла голову и медленно произнесла: «Боже мой! Как хорошо! Теперь я знаю, что меня хоть кто-то любит!» Она выговарива-ла слова с такой немыслимой зачарованностью, с таким упоением, что у Кирилла зарябило в глазах. Его ноги подкосились, и он тихо опустился на пол и замолчал. Но потоки слез продолжали беззвучно течь по его ще-кам. Даже тогда, маленьким мальчиком он догадался: его переживания находятся слишком далеко, за чертой ее восприятия; они устремляются к ее сердцу в своем трагическом полете, но натыкаются на невидимый пу-ленепробиваемый жилет. Щит, панцирь...

...Лантаров от этих воспоминаний испытывал гнету-щее чувство неуемной тоски. За окном рьяно стучал и ломился в глухие больничные окна холодный, неведомо чем раздраженный дождь. Сквозь сумеречную серость легко можно было различить тучи, висевшие клочкова-тыми струпьями. Словно убеждаясь в тщетности проник-нуть в стерильное, безжизненное помещение больницы, капли, только что обладавшие неимоверной силой, уда-рившись о предательскую твердь окна, уныло и безыс-ходно струились по стеклам. Кирилл чувствовал себя по-хожим на эти капли, еще недавно воинственным и непоколебимым, а ныне сломленным и лишенным воли к жизни. Точно так же, как и они, он летел неведомо куда, пока не столкнулся с твердыней самой жизни, пре-вратностями бытия, о существовании которых даже не подозревал. Искалеченный аварией, парень лежал с ши-роко распахнутыми глазами и наблюдал за хаотичными

96 97

каплями дождя, невольно сравнивая их с людьми, огол-телыми и беспокойными, пока не столкнутся каждый со своим препятствием, заставляющим хоть раз задуматься о смысле своего существования. Был один из тех тягу-чих больничных вечеров, когда каждый занят своим му-равьиным роем мыслей, спорящих и враждующих друг с другом, снова сменяющихся в беспорядочном движе-нии. Неподвижное существование становилось невыно-симым, но чем более статичным и отекшим делалось его тело, тем быстрее кружилась чумная карусель мыслей, вызывая тошноту и дрожь тех частей тела, которые он еще чувствовал. Теперь Лантаров знал, каким должен быть самый страшный фильм ужасов — тот, который он теперь видел почти каждую ночь. Его жизнь оказалась разделенной на «до» и «после». Порой будущее выгляде-ло в его представлении еще хуже, чем смерть, потому что было соткано из сплошной неопределенности. Прошло уже три недели его нового полубезумного существова-ния, но его настоящее и будущее все больше походили на кошмар. Унизительный факт: ему неоткуда взять де-нег на лечение. Расходы за период реанимации, как ему любезно сообщили люди в белых халатах, оплатили его коллеги по работе. Что делать дальше? Ведь лежать ему еще не менее двух с половиной-трех месяцев. Да и по-том — все та же пугающая неизвестность. А вдруг он ос-танется несостоятельным инвалидом, неспособным нор-мально передвигаться?! Эта мысль больно обожгла, как будто он прикоснулся к включенной электроплите. Толь-ко Шура умел подбодрить его невозмутимыми замеча-ниями, подкрепленными книжными историями о дру-гих людях, которые годами лежали прикованными к

больничным койкам, но поднялись и победили. Но Шура скоро выпишется и исчезнет из его жизни. Оста-нется только тьма, о которой уже сейчас одуряющими предвестниками возвещали первые пролежни и беспар-донно взирающая на него металлическая утка — неуже-ли он попал в вечные клещи зависимости от окружаю-щих?!

Лантаров опять подумал об отце — ему почему-то ка-залось, что если выманить недостающий образ из норки растерянной памяти и восстановить утраченную картин-ку бытия, то это ему многое объяснит. Но, к своей до-саде, он помнил только отдельные фрагменты. Да и те застыли в памяти непроходимыми комочками каши, ко-торые невозможно ни проглотить, ни пережевывать зу-бами взрослого, потому что ощущения были выдуманы и навязаны еще в детстве. И все-таки...

Вот отец, еще совсем молодой, привез ему красивый, поблескивающий удалью, велосипед. И, привстав с си-денья, чтобы сильнее разогнаться, маленький Кирилл улавливал его лицо, открытое, немного улыбающееся и даже счастливое, несмотря на тяжелые мешки под гла-зами. А вот он постарше, и улавливает злые оттиски мор-щин на озабоченном лице: отец принес ему несколько книг, по его мнению, стоящих. Кирилл без труда вспом-нил аккуратные томики Золя и Набокова, которые он так и не осилил. Хотя родитель учил его быть разборчи-вым у книжной полки, неуемная тяга к праздности, ком-форту и удовлетворению желаний в любой момент вре-мени не оставляла шансов развиться воле и устойчивой мотивации. И все-таки отец сделал одно крайне важное дело, перевернувшее его жизнь. Лантаров отчетливо пом-

98 99

нил встречу с ним перед поступлением в институт. Он видел побелевшую от седины бородку, скользящий, не-сколько виноватый взгляд глубоких печальных глаз че-ловека, отягощенного невысказанностью. Грузные меш-ки набухших век сверху и темные круги снизу. Слегка подрагивающие руки, вызвавшие тогда его иронию. Вид больного человека, скрывающегося под маской труже-ника. «Наверное, мать права, твердя, что он безбожно пьет», — подумал тогда Кирилл. С напускной небрежно-стью отец сообщил ему, что сумел решить вопрос его за-числения в Киевский институт международных отноше-ний — один из самых престижных вузов страны. А заодно и с армией все уладил, избавив сына от непо-пулярного и небезопасного долга. Хотя отец был препо-давателем главного университета страны, Лантаров уже тогда хорошо знал, что двери КИМО открываются дале-ко не перед каждым профессором, а сумма взяток за не-сколько лет взлетела в пять-семь раз — до совершенно фантастической цифры. Кирилл помнил, как он с тру-дом сдерживался, чтобы не уткнуться в плечо отца и не сказать что-нибудь непременно доброе.

Теперь он жалел о своей былой отчужденности, в ко-торой проявлялись материнские уловки. Только теперь, заживо сгорая в дьявольской печи забвения и удушли-вого одиночества, Лантаров осознал, что совсем ничего не знал о жизни отца, не интересовался ею и считал отца мягкотелым неудачником лишь на основании высказы-ваний матери. И остался тот в сыновнем воображении юродивым, вечно ищущим чего-то нереального, фило-софского и патологически безжизненного. Кирилл ни-чего не понимал из ее слов и думал, что если бы отца

можно было представить себе в виде дерева, то мать оп-ределенно была бы двуручной пилой с острыми зубья-ми, врезавшимися глубоко в древесную мякоть ствола.

Отец ушел из жизни внезапно, когда Кирилл еще не прошел испытание первой сессией. Так тихо и безмолв-но, что сын даже не знал о его роковой болезни. Он, по-грязший в своих возрастных проблемах, лишь изумился. Теперь же появилось убеждение, что он жил медузой в то время, когда следовало превратиться в мужчину и принимать самостоятельные решения. Но разве не отец был виноват в этом?! Мать наотрез отказалась участво-вать в панихиде, она уже жила в то время между двумя столицами, чаще находясь в самолете или в поезде, чем дома.

— И тебе там делать нечего, — со свойственной ей безапелляционностью заявила она, и от нервно сжатых губ на миг возникла и пропала складочка на подбород-ке. В тот день — он хорошо это запомнил — она пока-залась ему особенно неприятной.

Лантаров долго колебался — ему очень не хотелось, чтобы мать узнала о его участии в похоронах. Но в са-мый критический момент какой-то голос, рвущийся из-нутри, надрывно прошептал ему: «Ты должен там быть, потому что это тебе нужно».

Сгорбленный студент стоял на кладбище среди не-многочисленной горсти университетских сотрудников, больше оглушенный самим прикосновением к смерти, чем уходом отца. Он ощущал себя лишним среди про-вожающих, его появление казалось неуместным, тягост-ным и, возможно, сдерживающим чьи-то эмоции. От смутного понимания этого внутри засело безотчетное

100 101

чувство вины перед человеком, давшим ему жизнь. А вдалеке от процессии без эмоций и суеты степенно прохаживались две крупные вороны, немые наблюдате-ли многих проводов уставших гостей этого странного мира...

Лантарову именно в этот момент припомнилась одна странность отца: присылать к каждому новогоднему празднеству и к его дню рождения открытки. Обыкно-венные открытки с незамысловатой примитивной кар-тинкой и банальные поздравления, а в конце — припис-ка в виде цитаты. Всякий раз Кирилл редко дочитывал их до конца, и под саркастические замечания матери изорванные клочки отправлял прямиком в мусорное вед-ро. «Как будто позвонить нельзя. Лучше бы денежный перевод прислал», — язвила она. Но, взрослея, он стал замечать, что ждет эти послания. Что, именно получая их, ощущает себя сыном двоих родителей, что стремит-ся обрести потерянную или отнятую в детстве целост-ность. И одну такую открытку он не выбросил, а оста-вил у себя, как закладку для книг. Случайно засела в мозгу приписка к поздравлению: «Ничто из сделанного нами не стирается. Запись всего произошедшего с чело-веком хранится в его подсознании». Имя автора афориз-ма Лантаров не запомнил. А вот самую философскую мысль он в конце концов запомнил. Правда, не пони-мая, зачем она ему. А вот теперь, лежа с перебитым та-зом, он как будто узрел смысл высказывания. То, что с ним произошло, действительно записано и хранится. Но именно оно, это событие, и делает его другим, изменив-шимся. «Но если так, черт возьми, то в чем тогда тай-ный смысл послания?» И вдруг его осенило: отец всю

жизнь, как визитную карточку, носил в себе непреодо-лимый комплекс вины. И у него, Кирилла Лантарова, похоже, незаметно развился точно такой же...

...Лантаров некоторое время колебался, подойти ли к гробу проститься. Но когда это стали делать многие при-сутствующие, Лантаров на непослушных, негнущихся ногах приблизился вплотную к усопшему. Ему казалось, что все искоса смотрят на него, наблюдают, чтобы по-том обсудить. Лицо покойника вообще не было похоже на лицо его отца — Лантарова пугали разгладившиеся черты, вернее, их полное отсутствие. Улетучилось при-вычное беспокойство и то жалкое выражение, которое он помнил в отце. Тот, кто лежал в гробу, был неестест-венно спокоен. Восковая фигура, которую взялись хоро-нить вместо исчезнувшего отца. И Лантаров наклонил-ся, чувствуя напряжение в пояснице, затем осторожно прикоснулся губами ко лбу того, кто отправлялся в свое последнее путешествие, — это было что угодно, только не человеческое тело. В этой человекообразной оболоч-ке давно не было его отца!

Лишь когда гроб опустили в яму, а присутствующие бросили по горсти земли и затем кладбищенские рабо-тяги стали быстро засыпать могилу, возникло жуткое впечатление. Но опять оно не было связано с отцом: «Вот он, момент истины! Неужели вот так и меня когда-нибудь засыплют землей, упрятав на века в глубь земли? И я тоже буду там распадаться во мраке, в вечной тиши стану пристанищем для червей и других обитателей страшного подземного мира?»

И Кирилл Лантаров отшатнулся: не отца, кощунст-венно закопанного в пахнущую вечной сыростью землю,

102 103

а себя ему стало жаль до невыносимого стона в душе. Похороны заставили его впервые в жизни устрашиться своего будущего конца, а главное, осознания его неиз-бежности. И это разворошенное, разбуженное чьей-то настойчивой рукой ощущение обреченности самой жиз-ни породило вдруг внезапную неуемную тоску...

ÃËÀÂÀ ×ÅÒÂÅÐÒÀß. ПСИХОДЕЛИЧЕСКОЕ ОБАЯНИЕ ВИРТУАЛЬНОСТИ

1Минул почти месяц, прежде чем те первые гости Ки-

рилла дали о себе знать. Но на этот раз явился только один из них. Щуплый очкарик Артем, который и в этот приход был в том же свитере, в неброском галстуке, дос-конально отутюженный — так одеты сотрудники боль-ших офисов, невзрачные и добросовестные в работе. По-сетитель в этот раз суетился меньше, а отсутствие распорядительного товарища компенсировал пакетом с распирающими боками. Хотя Лантаров ни о чем не спра-шивал гостя, тот сам что-то невнятно пробурчал насчет какой-то срочной командировки Влада. «Ну да, — поду-мал Лантаров, — прикованный к койке товарищ все рав-но, что поломанная игрушка, к нему лучше послать кого-то в качестве посыльного, чем самому терять время».

Артем зачем-то рассказал пару новостей с коммента-риями о дорожающем бензине и экстравагантной выход-ке какой-то женщины-депутата, вероятно, известной. Говорил Артем как-то ускоренно и будто держал во рту горсть мелких камешков, отчего окончания, а то и сами слова проглатывались, создавая непрерывный, малопри-

годный для понимания поток речи. Лантаров ясно ви-дел, что миссия ему была крайне неприятна.

— Кирилл, у нас серьезные проблемы с твоим кли-ентом, — теперь Артем говорил внятно, пристально гля-дя Лантарову в глаза, — он тебе десятку залога отстег-нул, а нам грузит, что двадцатку... Ты вспомни, десятка была все-таки или двадцатка? Для зелени это влет вну-шительный, сам понимаешь.

Лантаров одеревенел. Он смотрел ошалелыми, неми-гающими глазами. «Какая десятка? Какая двадцатка, о чем это он?»

— Кирюха, ты должен вспомнить. — Артем пытался быть по-дружески убедительным, в то время как глаза жалобно и заискивающе просили. — Ведь кроме тебя ни-кто не подтвердит. Он слышал, что ты попал в аварию, но не знает, в каком ты состоянии. Я помню, когда ты ехал на встречу, мы договаривались, что за тачку он даст десятку залога...

— Я действительно не помню... — с обреченностью жертвенной овцы признался Лантаров, с трудом шевеля пересохшими губами.

— Кирюха, Влад ясно сказал, что дело это галимое. Мы уже и так влетели с твоей аварией в десятку — день-ги пропали, а тачка заказана. И выкладывать еще десят-ку зеленых — так сказал Влад, — никто не будет. Даже если ты не помнишь, надо стоять на том, что ты только десятку получил.

Артем последние слова выпалил довольно громко, и тревожно огляделся в палате. Несколько пар любопыт-ных глаз тотчас разбрелись по стенам. Но, коль все уже и так слышали...

104 105

Когда Артем ушел, Лантаров после этого короткого визита чувствовал себя опустошенным и обессиленным, как будто только что осилил марафонский забег. Он, по правде говоря, даже не ожидал, что удаление от цивили-зации окажется столь изнурительной пыткой. И ведь эти люди — Влад и Артем, — они же могли ему помочь! Если только они действительно его прежние товарищи. Или компаньоны, или кто угодно, с кем он делил планы, вре-мя, деньги. Разве они не понимают его проблем?! Или, наоборот, отлично понимают, но не желают помочь... Этот простой и вместе с тем логичный вывод казался особенно неприятным. «А может, все вообще по-друго-му, и я просто схожу с ума? И кому я нужен сейчас, — банкрот, прикованный к постели, живой труп?» Всяче-ские страхи в одночасье накинулись на молодого человека. Так волчья стая нападает на отбившегося от стада, одинокого и больного оленя. Его материальный мир, некогда устойчивый и неприступный для кризисов (не помня деталей, он был уверен в этом), обрушился в один миг, как те величавые и могущественные строения во внешне благополучном Нью-Йорке, что легко разва-лились от ударов посланных руками террористов само-летов. Бах! Вовсе не автомобиль, — вся его жизнь про-таранена, и он обречен на погибель от застоя.

Новый, совершенно неожиданный вопрос неотвра-тимо приближался подобно свирепому урагану. Во вре-мя очередного врачебного осмотра заведующий отделе-нием предельно откровенно заявил о необходимости искать источник финансирования для его пребывания в больнице. Он должен обратиться к родственникам, к близким людям, которые могут оплатить его лечение

тут. Когда врач, завершив обход, удалился и в палате возникла напряженная тишина, Лантаров испытал от-вратительное унижение. Его укоряли, как нищего или нечестивца, обманом занявшего место более достой-ных...

Откуда-то же возник его былой благополучный мир?! Ведь он помнил себя уверенным и сильным, целеустрем-ленным и состоятельным. А теперь в памяти всплывали лишь эпизоды жизни на редкость ранимого мальчика, подростка-неудачника и ущербного юноши-лузера. Мать всегда держала его в узде, это Лантаров знал точно. Сын был у нее чем-то вроде кота, которого иногда холят, ино-гда принуждают мурлыкать на груди, а иногда, когда он надоедает, могут пнуть под зад. Юноша благоразумно выполнял каторжную роль прирученного подростка, за-таившись до поры до времени. Ибо не дай бог молодо-му Лантарову совершить что-то поперек ее слов — он тут же лишался карманных денег (а на словах, заодно и наследства) и должен был чуть ли не на коленях выма-ливать прощение. Сын был рожден должником своей кремниевой родительницы и рос с этим ощущением до того счастливого момента, когда сумел превратиться в неукротимого смутьяна. Однако стоп! Когда это про-изошло? Где возник момент трансформации? Смерть отца?! Точно, смерть отца многое прояснила, ведь он сам столкнулся именно с теми трудностями, которые не су-мел решить в своей жизни его отец. Отец оказался аут-сайдером вследствие отношений с его матерью, или, мо-жет быть, он был им всегда, а мать просто проявила это и открыла ему глаза. Нет, не так! Именно она засветила отца точно так же, как нерадивый фотограф засвечива-

106 107

ет негатив, вот он и поблек, стал недееспособным, не-пригодным для печати качественных фотоснимков. А все ведь проистекало из ее немыслимой, нечеловеческой жажды все контролировать, никогда не ослабевающего все контролировать, никогда не ослабевающего желания управлять всем и вся. И он, Лантаров-младший, вдруг интуитивно понял это — после смерти отца. И то-гда взбунтовался...

Его мозг отчетливо воспроизвел, что в течение не-скольких месяцев после поездки на турбазу под Дымер у него было только одно желание — надежнее спрятать-ся от любых глаз. Лантаров перестал общаться с былы-ми одноклассниками. Ему чудилось, что все вокруг уже знают о его позоре и втайне обсуждают его, считая им-потентом. Любая, самая безобидная улыбка могла вы-вести его из равновесия. Он был готов броситься на каж-каж-дого улыбающегося, подобно рассвирепевшей собаке, с улыбающегося, подобно рассвирепевшей собаке, с восторгом жаждущей вцепиться в глотку. Оставаясь в одиночестве, он стонал, метался, бесконечно задавал себе один и тот же мучительный вопрос, как будто сам с упоением садиста срывал повязку со свежей раны и пускал кровь: «Почему?! Почему именно я?! Чем прогне-вил я Бога, за что получил такое наказание?!» Состоя-ния его сменялись одно за другим: то его лихорадило, то тошнило, то он становился мрачно сосредоточенным, думая о каком-нибудь изощренном способе погубить себя. Он слишком часто с особой яростью цедил сквозь зубы слово-заклинание «Ненавижу!» и действительно не-навидел всех. Ненависть, слепая и глупая ненависть за-слонила весь мир густой пеленой, скрыв его краски и оставив лишь болезненные видения. Кирилл чувствовал себя проклятым, прокаженным, отмеченным меткой ска-

лящегося ему в лицо Сатаны, и даже книги не спасали его. А Хемингуэй и Мопассан — он любил их за муже-ственность и за успехи у женщин гораздо больше, чем за пленяющий слог, — теперь только раздражали его. Они лишь подчеркивали отсутствие достоинств, которых он желал. И только институт освещал будущее красоч-ными линиями, загоняя несостоятельность и агрессию в глубины основательно разрушенной крепости под назва-нием «душа».

2Лантарова, неподвижно застывшего на больничной

койке, после долгих терзаний посетило внезапное, не-подвластное пониманию или управлению озарение. Он опять стал улавливать ход событий своей прошлой жиз-ни. Он увидел себя студентом — беспечным, отстранен-но-веселым представителем студенческой богемы внеш-не и хрупким, медузообразным, крайне мнительным и уязвимым внутри. Он отныне сторонился девушек, из-бегая знакомиться — из страха вовлечь себя в отноше-ния, которые проявят его мужскую слабость. Но Ланта-ров решил налечь на учебу не только из страха перед язвительной улыбкой какой-нибудь девушки. Он не об-ладал какими-либо способностями к лидерству и посред-ством учебы рассчитывал завязать дружбу или приятель-ство с кем-нибудь из сильных мира сего — а таких в КИМО хватало. Наконец, главным пунктом его мотива-ционной траектории оставалась мать. Чем больше он взрослел, тем больше чувствовал себя лишним подле нее. Она же, держа сына на почтительном расстоянии, то приближала его к себе в моменты кризисных отношений

108 109

со своими мужчинами, то удаляла, когда старалась на-сладиться жизнью сполна. Сын же от этого чувствовал себя в тотальной зависимости, в зоне гнетущего контро-ля. Учеба должна была помочь избавиться от этой отвра-тительной узды, а заодно и от все более развивающейся убежденности в собственной несостоятельности.

И Лантаров не ошибся. Он сумел прослыть умником, учась без особого интереса к знаниям, но чувствуя, что это даст его скромной фигуре безупречную упаковку. Фе-номенальная гибкость Лантарова и развитая еще в шко-ле скрытая услужливость превратили его в существо ред-кой осторожности. Эдакий по-своему мудрый домашний кот, прекрасно знающий, что от него ждет каждый член семейства, и оттого успешно лавирующий между ними ради ласк и вкусной еды. Природная наблюдательность и четкость цели помогали Лантарову находить тех, кого он искал. Мальчики и девочки — дети влиятельных ро-дителей, прозванные мажорами, не могли не выделять-ся из толпы — они для того и являлись, чтобы демонст-рировать себя в качестве беспредельно значимых персон студенческого племени. Каждое их движение с дикар-ской прямолинейностью свидетельствовало: солнце све-тит исключительно для усиления их сияния.

Именно таким персонажем показался Лантарову Влад Захарчиков — наметанный глаз Кирилла почти мгновенно вычислил, выделил его из многих. В прин-ципе, они нужны были друг другу: тусклым личностям, претендующим на величие, проворные прилипалы все-гда необходимы так же, как принцам пажи. А Лантаров как раз и был той терпеливой пиявкой, которая долго стережет свою жертву.

Знакомство осторожно срежиссировал Лантаров. Как-то они вместе оказались в курилке. Статный, почти на голову выше него, Влад широко беззаботно улыбался, как только могут это делать совершенно свободные, ни-чем не обремененные люди. Небрежно протягивая Лан-тарову руку, он несколькими матерными словами дал ис-черпывающую оценку уровню лекции.

— Влад, — просто отрекомендовался он.— Кирилл, — в той же тональности, камертонно от-

ветил Лантаров.Затягиваясь, Влад подмигнул:— Родители думают, что мы тут учимся. Пусть и

дальше так думают.— Типа того, — фыркнул Лантаров и тоже зеркаль-

но затянулся. — Мой папан собирал на крутой джип, и вот теперь я — в универе.

Поглядывая на Захарчикова, он подумал: «Интерес-но, мажор или косит под мажора? Студенты — народец ушлый, чаще косят. Вообще-то уверенный и наглый по-шляк, и прет, как танк». Самому Лантарову было стыдно признаться, что его отец — всего лишь какой-то доцент. И тем более, не какой-нибудь денежный воротила или политик, как у большей части однокурсников.

— Но, чтобы жизнь удалась, надо меньше работать и больше трахаться. Так мой старик говорит, между про-чим, — Захарчиков коротко диковато заржал.

Прошло еще некоторое время, и Лантаров однажды помог сдать Владу тягомотный зачет у вредного, еще ста-рой закалки преподавателя по прозвищу Мумия, кото-рый изводил студентов невиданной принципиальностью и стойким иммунитетом к взяткам.

110 111

— Так, я твой должник, — бросил Захарчиков не-брежно, затем предложил присоединиться к небольшой компании для похода в «Фаворит», популярный среди студентов ночной клуб. — Там сегодня будет жарко, — подмигнул он и добавил: — Ты не беспокойся, мы там часто висим.

Откровенно говоря, идти туда Лантарову не очень-то хотелось, но не прозябать же в пятницу в одиноче-стве.

Внутри клуб казался настоящим логовом, в котором витал дух безобразного, но таинственного и влекущего культа. Особый специфический и манящий запах, со-стоящий из сигаретного и искусственного дыма, алко-голя, гормональных выбросов возбужденных людей, всеобщей экстатической вольницы, зарождался из со-вместного желания дотянуть до какой-то неведомой черты. Все словно варились в собственном соку, наку-ренные, накачанные алкоголем и психоделиками, остер-веневшие от изнуряющих танцев участники таинства, в чем-то схожего с религиозным. Группа на некоторое время застряла в баре — еще подкрепиться.

— Колеса будешь? — лукаво спросил Захарчиков, за-глядывая Лантарову в глаза.

— Не-е... — неуверенно протянул Лантаров.— Как хочешь. Но чтобы быть в адеквате, надо под-

зарядиться.И Захарчиков лихо заказал на всех коньяк с лимо-

ном, а потом укромно поделился таблетками с одним из парней, Сашей. Этот Саша всю ночь подносил, как боеприпасы, воду в пластиковых бутылочках — очень кстати.

Поначалу танцы не заводили Лантарова. Но незамет-но для себя он попал под влияние электронного ритма в сто сорок ударов в минуту, точно так же выкрикивал ди-джею какие-то несуразности среди лиц-масок и уха-нья синтезаторов. Он был подсоединен к компании, буд-то веревкой, и в то же время оставался наедине с со-бой — безличный, никому неизвестный.

— Накатим? — весело вопрошал при этом Захарчи-ков. И они накатывали.

Случайные и неизбежные прикосновения, как корот-кое замыкание, раззадорили Лантарова, сделали бес-страшным. Всеобщее ощущение эйфории сглаживало то, что было не сказано. В какой-то момент одна из деву-шек прильнула ко рту Лантарова губами, и он поддался. Но вместо поцелуя он вдруг во рту у себя ощутил твер-дую шайбочку таблетки. Хотел было выплюнуть ее, но девушка с улыбкой шепнула на ухо: «Это “короны”. По-пробуй, почувствуешь себя королем!» Он подумал: «А по-чему бы и нет?»

Алхимия превращений потрясла его. Сначала он ис-пытал жуткий приступ тошноты — даже отошел к столи-ку и присел, обхватив голову руками. Ему еще никогда не было так плохо. И вдруг от пят до затылка с бешеной скоростью фонтаном забила горячая кровь, ударила в го-лову и создала совершенно неземную, исключительную силу, источника и причины которой он понять не мог. В момент бешеной скачки крови по спине пробежал хо-лодок, затряслись руки, дыхание стало частым, тяжелым, как будто он бежал кросс. Лантаров не на шутку испу-гался, но он более не управлял своими быстро меняю-щимися эмоциями. Он оглянулся, подозревая, что эта

112 113

девица специально подсунула ему таблетку, чтобы ухмы-ляющаяся компания могла, как говорили, «погнать» с новичка. То есть дружно поглумиться. Но вдруг водово-рот противоречий успокоился. Стало непривычно хоро-шо от внезапной радости и любви ко всем. Неизъясни-мое, близкое к восторгу ощущение снизошло на него, он перестал ощущать себя потерянным человеком. Рвущая-ся из своих ошалевших тел толпа казалась теперь еди-ным организмом, а сам он — его неотъемлемой, значи-тельной частью. Вдруг он понял, что так уже было! И в шаманских танцах вокруг костра, у пещеры, и сейчас, когда самолеты и интернет сузили все мировое простран-ство до нескольких, осязаемых рукой сантиметров. Им овладел небывалый экстаз, точно с неба снизошла бла-годать. Он почувствовал себя эфирным существом. Та-кие же, как и у всех, резкие движения, такая же сбивчи-вая речь, такие же, готовые лопнуть, глаза. Это и есть «посвящение»? Обещанный Захарчиковым «приход»? И Лантаров видел, что почти такое же состояние и у За-харчикова, и у всех новых приятелей, включая девушек без имени. Он точно знал, что совершенно счастлив, по-тому что похож на всех, стал их частью. Он стал своим.

Лантаров обнаружил себя утром в квартире у Захар-чикова. Тот победоносно улыбался. Не то чтобы он со-всем ничего не помнил, но провалы мешали восстано-вить всю целостность картины.

— Нормально наперло?— Кажется, — неуверенно ответил Кирилл.Одеревеневшая голова гудела, конечности казались

ветками дуба, выросшими как-то неправильно, против его воли.

— А меня таращит, пипец. Хоботит до сих пор, надо чайку хлебнуть, разогнаться. Как тебе клубнячок? По-моему, офигенный, и музыка. Особенно когда технарь врубили часов в двенадцать, меня аж мурашками по-крыло.

— Да... А куда народ подевался?— Да кто где. Телок наших увели... правда, они уже

никакие были... Просто нефиг бехеровку пивом шлифо-вать, я ж предупреждал... Да ну их...

Влад, этот прокачанный бицепс компании, теперь ис-точал мудрость вождя нового туземного племени. И эта роль ему явно импонировала.

У Лантарова что-то шевельнулось в голове, он вспом-нил девушку и ее роковой поцелуй. Потом она еще под яростные крики обезумевшей толпы раздевалась, в экс-татическом порыве, обнажив маленькую крепкую грудь.

— Слушай, Влад, а кто эта... ну, что раздевалась?— Ого! Это — Ланка. Ты вообще держи нос по вет-

ру — говорят, она на «варшаве» висит или на «винте». — А Варшава — это что?Лантарову было немного стыдно своего невежества,

но любопытство оказалось сильнее.— «Варшава» — это смесь «винта» и «ширки». Ну, а

«винт» — ты знаешь, на эфедрине торчит.Лантаров потряс головой, словно оглушенный бычок.

Он все еще переваривал события.— Ну, ты как? Норма? Вот так становятся богами! Лантаров слушал и ощущал, что какая-то трансфор-

мация в его сознании таки произошла, но он не мог по-нять, хорошо это или плохо.

114 115

3Лантаров стал появляться в компании Захарчикова.

Еще в школе он научился балансировать между предель-но рискованными играми и жизнью забитого зверька в норке. Он осторожно, подобно канатоходцу, исследовал грань благоразумия. Увлекался виртуальным миром и экстатическим таинством клубов, но не впадал в фана-тическую одержимость. Это так же, как в интернете: он создавал в киберпространстве собственные миры, но от-давал предпочтение реальности, жаждал наслаждений и дико боялся их. Слишком веское основание отличало его от оголтелых парней и девушек того круга, в который он так стремился попасть. Он попросту был в сравнении с ними беден, и только уникальная изворотливость да строгая экономия позволяли ему сводить концы с кон-цами. Ему часто претил подчеркнутый цинизм Влада, но все компенсировали его сногсшибательные способности к коммуникации, особенно популярность среди девушек. Девушек же Лантаров по-прежнему боялся и желал од-новременно. В его воображении существовала некая умозрительная связь между мужской неполноценностью и финансовой несостоятельностью. А возле узколобого филистера Захарчикова всегда хватало удовольствий. Тут можно было кормиться, как после обеда льва, ведь у него нет иного выхода. А вдруг ему удастся стать наперсни-ком Захарчикова, войти вместе с ним в какой-нибудь бизнес...

Захарчиков как-то сказал, что сегодня у него на квар-тире состоится хаус-пати, будут «резвые телки», приедет «специалист по дури», знакомый барыга, некто Федя-Фен, который привезет на всю компанию «парочку со-

вершенно необычных корабликов». Ну почему именно у них — квартиры, джипы, тусовки для избранных, ор-ганизованные на полученные от пап банкноты? А такие, как он, Лантаров, обречены быть заучками или балан-сировать между двумя мирами? Что ж, намечается пре-восходная вечеринка, и он — в числе участников. Ко-нечно, он согласен. Ведь он — состоявшийся член секты посвященных, участник мира избранных.

В деле «надуваться дурью» все, кроме Лантарова, были не новички. Пресловутый Федя-Фен заверил, что он притащил «уникальный микс из тридцати трех ком-понентов».

— Термоядерная вещь, — многозначительно ска-зал он.

Но перед тем как надуться, Федя, показавшийся Лан-тарову немного чопорным, помпезно начертил кокаино-вые дорожки на специально поднесенном ему стекле, и они все по очереди «нюханули коксу». Лантаров отка-зался, но его никто не уговаривал. Этот самый кокс сто-ил хороших денег, и хотя за все добровольно платил щед-рый Захарчиков, парень чувствовал себя неуютно, как вечно неплатежеспособный клиент.

Зато потребление белого порошка произвело эффект взбивания сливок. Все заметно повеселели, тут же на овальном журнальном появился пикантный напиток ма-жоров «Блю лейбл». Лантаров выдохнул — никто осо-бенно им не интересовался, каждый тут сам был по себе. Его пристрастия, пороки или достоинства были всем, что называется, «по барабану».

Лантаров уже успел разнюхать, что сам он на этом празднике жизни являлся единственным пришельцем из

116 117

ниоткуда. За остальными — это просачивалось постепен-но в ходе досужих разговоров — стояли весьма значи-тельные персоны столичного бомонда.

— Мужик должен попробовать все, кроме иглы и анального секса, — подбодрил неутомимый Влад после ритуальных приготовлений.

— А ну-ка дай-ка твоей дури, — заявила одна из де-виц, все называли ее Ксанией. Высокая и худая, как жердь, она была на полголовы выше Лантарова и кичи-лась дорогим красным автомобилем с блестящими руч-ками и невиданной формы фарами. Эта чванливая пред-ставительница богемы нового поколения обожала героиновые книги «альтернативного писателя» Уэлша, могла сообщить сногсшибательные детали о перламут-ровых папулах, оксибутирате или любом культовом ди-джее. Она умела колоть окружающих вульгарными сло-вечками и могла часами могла рассказывать истории о том, как она отшивала «оборзевших ментов», то есть пат-рульных, которые прижимали хвосты тотчас, когда узна-вали, кто она такая. Лантаров краем уха слышал, что Владу иногда удавалось уложить ее в свою постель; сам же он откровенно ее побаивался и сторонился — неуве-ренные мужчины, как известно, уязвимы в присутствии уверенных женщин.

И теперь, пока все ждали приготовления бульбулято-ра и следили за манипуляциями тонких, изуродованных наколками рук Феди-Фена, Лантаров украдкой рассмат-ривал девушек. «И что Влад нашел в этой придуркова-той Ксании?» — думал он, искоса поглядывая на ее пло-ские груди и узловатые, как у кузнечика коленки, которые, как ему казалось, вот-вот прорвутся сквозь об-

тягивающие джинсы. Она все время что-то хватала, что-то или кого-то трогала руками. Вторая девушка, Лана, представлялась ему куда приятнее. Глуповатое, немного мечтательное выражение лица с оттенком детской непо-средственности ему не то чтобы нравилось, но манило перспективой доступности. В ней было что-то, похожее на легкий налет умопомешательства, утонченной шизо-френии, как у юродивой. Ведь именно Лана втолкнула ему в рот первую таблетку, и он запомнил яростное дви-жение юркого, горячего и вместе с тем многообещающе нежного язычка на внутренней поверхности губ. Но са-мое главное было вовсе не это, а то, что она имела обык-новение быстрее других отключаться — беспокойный ум Лантарова усматривал тут реализацию эдакого беспро-игрышного варианта. Его не смущал ни ее громкий бес-причинный смех, ни забивающий парфюмерию запах си-гаретного угара, ни ее заборная речь.

Все они по очереди хорошенько потянули травки в погоне за всеобщей иллюзией невесомости.

— Крепкий напас, — констатировал Петрик, парень с невыразительным лицом и очень маленькими, широ-ко посаженными глазками.

— Атас, это вам не конопля.Голос Феди-Фена прозвучал слишком слабым пре-

достережением, чтобы к нему прислушаться. Он утонул в нарастающем потоке блестящего, звездного азарта. Этот шаман в потертых джинсах повернулся к жажду-щим впечатлений амазонкам и хитровато улыбнулся — Лантаров впервые увидел его улыбающимся и сполна оценил это выразительное, но малоприятное зрелище. Приблизительно, как туча, после которой небо кажется

118 119

безнадежно затянутым. Оказывается, когда этот тип улы-бался, он обнажал не только свои желтые зубы торчком, но и розовые десна. Ну и уродец! Лантаров, шалея от дурмана, выдавил из деревенеющего сознания, как из за-плесневелого тюбика, лоснящийся актуальностью во-прос: интересно, этот Фен стал колоться и курить трав-ку из-за того, что урод, или он уродом стал от наркотиков? Между тем артисты на сцене невозмутимо увлеклись собственными ощущениями.

Как и все остальные, Лантаров еще раз, уже более добросовестно и расслаблено, чем первый раз, втянул то, что было названо «крепким напасом». И вдруг закаш-лялся от приторно-терпкой мощи — что-то едкое, ше-роховатое проползло у него горлом и ушло ниже, внутрь. Парни хмыкнули в ответ на его кашель, девушки снис-ходительно улыбнулись.

— Я первый раз тоже, как туберкулезник, был весь в соплях и слюне. Щас уже заценишь. — Захарчиков слег-ка успокоил его и крепко похлопал по спине, чтобы он быстрее прокашлялся.

Но, действительно, у Лантарова сначала возникло не-приятное ощущение оцепенения, как будто его приби-ли к месту. Но могущественная отрава еще больше за-хватила все его члены, расползаясь по телу, возникло невиданное расслабление, захотелось засмеяться очень громко. Он освобождался от всего: от кем-то придуман-ной ответственности, ненужных оков морали. Мир стал доступнее, цели — достижимее, и все заплясало, как в волшебной сказке, где он по сюжету становился ловким, удачливым принцем. Лантаров опять посмотрел на Лану, и вдруг дерзко и совершенно безбоязненно подумал о

том, что сейчас сможет с ней сделать. Она показалась ему анимационной девочкой-зарисовкой в обрамлении несуразной декорации: лиловый рот, отстраненное лицо, глупые, невпопад брошенные словечки, туго стянутые блузкой-топом небольшие, но крепкие груди. Она воз-буждала и отталкивала одновременно, но в наркотиче-ском объективе с каждым мгновением становилась все более желанной.

Все искали своего собственного вожделенного кайфа с таким же неотвратимым упорством, как скалолаз, ко-торый с отрешенным фанатизмом продвигается к вер-шине. «Вот она, романтика, — почему-то пришла мысль Лантарову, и он стал замечать, что весь присутствующий непутевый народец стал вместе с ним с немым востор-гом растекаться по пространству, как те часы на карти-не Сальвадора Дали. Верно, дурковатый испанец поку-ривал травку...

Лантаров опять стал плотоядно пялиться на Лану, и вдруг встретился с ней глазами. В другой бы раз он сму-щенно отвел взгляд, но не сейчас, когда его наполнила невообразимая, подстегиваемая зельем, отвага. И она тоже пристально смотрела на него, не отводя глаз. И опять он уловил в ней что-то от недоразвитого ребен-ка, притягивающее и объединяющее. Хотя глаза ее были какими-то обморочными и мутными, будто взирающи-ми из дымового прикрытия, робкий игрок почему-то по-чувствовал в ней тайную сообщницу и невольно запом-нил это ощущение.

Лантарову нравились протекающие в нем изменения: все, как и он сам, стали неправдоподобно легкими и воз-душными, будто шарики. Безумно захотелось есть, но

120 121

кто-то позаботился и об этом. На журнальном столике рядом со сморщенным буликом появилась груда беспо-рядочно сваленных пирожных и две литровых бутылки колы.

— Давай к Жору, пропусков в таком деле мало не бы-вает.

— По вискарику?— Наливай лейбла.Стаканчики опять наполнились.Какой-то гротескно-беспокойный азарт все больше

распространялся в пространстве, и Лантарову стали слышны голоса отовсюду: или все сразу заговорили, или возникла безумная слуховая галлюцинация, сквозь пот-ную завесу до него донеслись выкрики Ксании.

— Это жесть, жесть!К обещанным танцам никого не тянуло, напротив,

как психоделические черви, они стали то расползаться в разные стороны, то опять сползаться в кучу, забавляя себя витиеватой болтовней о жизни беспечной студен-ческой богемы.

— Не-е, совсем не так, как обычная травка, — про-блеял голос Петрика, слегка удивленный и взволнован-ный; его хозяин еще явно не мог понять, хорошо это или плохо, что ощущения от курения расходятся с предше-ствующими представлениями.

— Ясный перец! Тебе ж сказали — микс из тридца-ти трех компонентов.

Затем у Лантарова опять на некоторое время возник-ли видения и ощущение, что кто-то за ними всеми на-блюдает. Он хотел встать и отправиться в туалет, но нега, сладострастная слабость были сильнее потребности. Ди-

кая смесь ощущений Лантарова забавляла, и ему мере-щилось: он со всей этой ситуаций превосходно управля-ется и все у него будет хорошо. Дальше и всегда. Он все-таки встал и отправился в туалет. Произошло корот-кое замыкание, и Лантаров чудесным образом обнару-жил себя напрягшимся подле унитаза: он отчего-то не мог этого сделать.

— Типа забыл, — сказал он сам себе вслух и пытли-вым взором окинул сморщившееся до сухофрукта дос-тоинство.

— Ладно. — И Лантаров погрозил своему отражению в зеркале. Ему показалось, что отражение самостоятель-но, независимо от решений его мозга, скорчило гримасу.Кое-как застегнув брюки, он выбрался из ванной

комнаты.И опять случилось помутнение, длившееся, может

быть, мгновение, а может, и несколько минут.Он вдруг снова будто увидел себя со стороны: на этот

раз он обнимался с Ланой в пустой, наполненной елей-ным сумраком комнате довольно просторного чертога За-харчикова. Пассивно-податливая девушка несдержанно льнула к нему, и сам он в ответ точно так же пылко при-жимался, ласкал все потайные места и... ничего не испы-тывал. Как если бы смотрел короткометражный фильм с самим собой в главной роли. Они сплелись, как два рас-тения ветвями, и их обоих накрыла с головой волна не-изъяснимо ласковой неги, в которой двигаться станови-лось почти немыслимо, словно их плотно укутали прозрачной ватой. Лантаров удивился, что эта ленивая эй-фория вдруг показалась ему самодостаточной — ничего более и не надо, никаких дополнительных усилий. Вне-

122 123

запно он подумал о своей непроявленной мужской доб-лести и почти не расстроился, да и эта Лана уже почему-то утратила былое очарование — из сюрприза в хрустящей обертке превратилась в пересохший, залежавшийся и от-того безвкусный леденец. Он словно ожидал такого исхо-да. Зачем и на кого обижаться, если и так заранее было ясно, чем все это закончится. В голове у него была пере-кипевшая каша и ощущение, что кто-то большой дере-вянной ложкой все там основательно перемешал.

Но девушка, кажется, тоже не обиделась — видать, не первый раз сталкивалась с несовместимостью любов-ной игры с великосветской лаптой, отлично заменяю-щей любые оргии. После лишенных страсти лобызаний и все более ленивых поцелуев они машинально верну-лись в комнату. Лантаров не чувствовал смысла произо-шедшего, только какой-то холодный клубок змей гнез-дился у него в низу спины, вызывая холодок. Шума в комнате было гораздо меньше, чем раньше, зато спертая атмосфера чадящего помещения и зачумленного кружка совершенно нехудожественно преобразила пространст-во. Крошки пирожных на столике и на полу, недопитая кола в пластиковых стаканчиках — все стало вызывать раздражение Лантарова. Отовсюду он видел помятые, маразматические лица. Не было только Влада и его крик-ливой подружки Ксании.

Вдруг они услышали истошный крик и разом узнали гнусавый голос теперь чем-то сильно напуганной Кса-нии.

Им казалось, что они быстро вскочили и стали пере-мещаться в сторону призывного звука. На самом деле они сбились в дверном проходе и некоторое время топ-

тались на месте, отдавливая друг другу ноги. Наконец всей гурьбой достигли ванной комнаты — довольно боль-шого помещения с узким дверным проемом, — там от-чаянно металась Ксания.

На полу, на большом белом коврике змеей извивал-ся полураздетый, с лицом землистого цвета, с закатан-ными, обезумевшими глазами Влад — изо рта у него со-чилась зеленоватая пена. Он хрипел в беспамятстве, и казалось, что кто-то невидимый крепко ухватил его за горло и душит.

— «Словил лопату»... Надо вытащить язык, он может запасть, и тогда хана, — еле извлек из себя слова опыт-ный Федя-Фен.

Ксания опустилась на колени, изогнув носки стиль-ных, с высокими каблуками, туфель. Из них беспризор-но выглядывали ее пятки.

— Как? Как? — Она кричала беспомощно, усердно и тщетно пытаясь протиснуть свою когтистую кисть Вла-ду в рот. Это попытка была изначально обречена — силь-нейший спазм мышц свел челюсти парня, и когда он дернулся в очередной конвульсии, Ксанию охватила па-ническая истерика. Она в страхе отпрянула и жалобно завыла.

Тут Лана героически протиснулась внутрь и присо-присо-единилась к подруге, тогда как мужчины со страдальче- к подруге, тогда как мужчины со страдальче-скими и испуганными лицами застыли в нерешительно-сти в двери. Лана же решительно ухватила бритвенный станок с прочной ручкой и попыталась втиснуть его ме-жду зубами Влада.

— А ну, быстро держите его голову! Его колбасит, мотор выскакивает! Притащите ложку! — крикнула она

124 125

грозно и решительно. И только после этого крика, как будто был произведен стартовый выстрел, Лантаров ока-зался возле тела и облепил руками дергающиеся ноги Влада. Через несколько мгновений Петрик услужливо протянул девушке ложку, она предприняла новое уси-лие. Наконец с неимоверным трудом девушке удалось засунуть кисть в илистый рот Влада, ухватиться тонки-ми пальцами за язык. Безжалостно вонзив ногти в мяг-кую ткань, она сумела усмирить наркотического оборот-ня, и постепенно парень затих. Вместе с ним, уткнувшись спиной в угол между стенкой и душевой кабинкой, ус-покоилась и заплаканная, с размазанной по лицу тушью Ксания.

— Я ж не знал, что он до булика припивал «винт», — объяснял минут через двадцать Федя, когда очухавший-ся предводитель умылся и, обессиленный борьбой с са-мим собой, объятый истомой, перебазировался на диван.

Подумав, он бесстрастно и многозначительно доба-вил фразу, которая засела голове у трезвеющего Ланта-рова.

— Да, реально, мог концы откинуть... Ну, ладно, мы все когда-нибудь там будем...

Лантаров поежился.Лишь глотнув сырости раннего весеннего утра, Лан-

таров как-то очнулся. Квартира Захарчикова была, как он успел узнать, не его, а съемная, и ползти от Индуст-риального моста до метро было не меньше километра — эта дистанция показалась ослабленному телу настоящим марафоном. Но он шагал, как лунатик по необжитой, суровой поверхности планеты-спутника, и вместе с ус-

талостью и отдышкой, к его удивлению, свежесть стала проникать в глубины его сознания, растворяя застывший в голове свинец. «Что же, собственно, произошло?» — подумал он. Одинокие автомобили время от времени проносились мимо, обдавая его волной всколыхнувше-гося воздуха. Чего он желал? Закрыть мягким телом этой Ланы брешь унылого прошлого? Доказать свою принад-лежность к орде жеребцов? Все тот же животный вопль из прошлого остался неутоленным. А все его усилия по сближению с Владом в итоге дают нулевой результат. Первый год учебы подходит к концу, и чего он добился за это время? Близок к тому, чтобы стать клубным маль-чиком? Да, нет, для этого у него нет ни средств, ни даже подлинного желания. Да, они, весело повизгивая, плы-вут по реке наслаждений и удовольствий. Он, Лантаров, вполне может обитать среди них, постепенно превраща-ясь в плюгавого тусклого наркомана. И наркота со вре-менем ему отменно заменит все недостающее. Но он же не такой, он — другой!

Но что же тогда делать? Кирилл медленно достал из кармана дешевый мобильный телефон и включил его. Впрочем, не такой уж он и дешевый. Но, по меркам тех, с кем он общался этой ночью, хлам позавчерашнего дня... Потому Лантаров его прятал и выключал, тушуясь перед своими более обеспеченными приятелями. С тос-кой студент поглядел на экран — там высветились звон-ки, на которые он не ответил. Все четыре звонка были от матери — да ну ее... Ему представилось, как придет-ся унижаться, чтобы получить какие-то деньги. Это тебе не Захарчиков, которому папаша подкидывает «зелень», а не наши деревянные гривни. И тут у Лантарова по-по-

126 127

явилась мысль: он должен сделать ставку на учебу. Ведь мысль: он должен сделать ставку на учебу. Ведь он уже сам видел, как представители серьезных ино-странных компаний снуют по коридорам института и от-бирают себе достойный персонал. Ну что же, придется потерпеть. Монументальное здание с беломраморным фасадом не вызывает у него неприязни. Напротив, это даже интересно. И главное, есть ради чего трудиться. А уж потом он оторвется по полной! Да, да, он себя еще покажет! И мобилку себе купит офигенную, и тачку кру-тую — не хуже, чем у этого засранца Захарчикова.

4Лантаров не порвал с Захарчиковым и его компани-

ей, но затаился. По правде говоря, Лантаров попросту опасался, как бы дымчатая Лана не стала излишне рас-пространяться о его несостоятельности, связав с ней его резкое исчезновение. Опасения Лантарова оказались на-прасными — синтетическая девочка сохранила его тай-ну. Правда, на очередном хаус-пати с его участием она нагло забралась ему на колени и многозначительно по-прыгала своим задорным задком, ожидая неминуемой реакции на столь откровенную провокацию. Лантаров ловко набросил вуаль непонимания на свое лицо и, в от-вет на испытующий взгляд девушки, с легкой улыбкой заметил:

— Такую прелесть, как ты, я готов держать на руках весь вечер...

А компания беззаботно кружилась на умопомрачи-тельной карусели жизни, непрестанно двигаясь по краю, по тонкой кромке ломающегося под ногами льда, слов-но испытывая себя на прочность. Как диабетику инсу-

лин, им нужны были непрестанная опасность, безумный азарт, парадный антураж, адреналин. И они неистово ис-кали все это, приходя в восторг от особенно парадок-сальной мысли. Это называли чистым креативом.

«Не теряй момента, жми!» — таков был девиз непре-клонного Влада Захарчикова. Этот респектабельный юнец умел жить на полную катушку. Порой его заноси-ло так, что у Лантарова свистело в ушах. Прирожденный обольститель, змей-авантюрист с маслянистым взглядом, способный искусить даже святую, он сорил деньгами в дорогих ресторанах, устраивал сумасшедшие оргии на своей квартире. Он одевался стильно, как истинный сто-личный франт. Любил дорогие вещи, подумывал о по-купке скоростного автомобиля, способного участвовать в бешеных заездах стритрейсеров, — новая мода для бо-гатых поступательно протискивалась на ночные киев-ские улицы. Лантаров между тем бывал в компании все реже, но освободиться полностью не мог. Да, ему поряд-ком надоела эта суетня. Но именно они, мажоры, вла-дели миром! Его злила эта вопиющая несправедливость и тайное осознание, что он не имел никаких шансов до них дотянуться. Его задевало, раздражало и вызывало приливы неприязни их неприкрытое, дешевое фрондер-ство и выпяченные, наизнанку вывернутые манеры и от-кровенное скудоумие. Каждый раз он противопоставлял себя этим людям, убеждая себя, что когда-нибудь он обойдет их на крутом вираже жизни.

Однажды ночью, вернувшись с очередной посидел-ки, Лантаров обнаружил квартиру пустой. Его любве-любве-обильная матушка отправилась в романтическое путеше- матушка отправилась в романтическое путеше-ствие с новым кавалером. Но в пустой квартире его

128 129

внезапно охватила тоска, один из ее редких, но особен-но яростных приступов, доводящих до тошноты. Не сни-мая обуви, Лантаров прошел в ванную, чтобы освежить-ся холодной водой. Плеснул себе в лицо, и неожиданно посмотрел в зеркало. Оттуда взирало нечто несусветное. Какой же он бесталанный, заброшенный и, в сущности, безнадежно одинокий! Тонкие, воробьиные черты лица, удручающе мелковатый нос, остренький подбородочек. Каштановые завитушки длинных, до плеч волос — он в них прятался ото всех, — это хорошо получалось, когда он наклонял голову и смотрел на всех сквозь космы. И глаза какие-то печальные, пугливые. Глаза несчастли-вого человека, живущего в одном мире, а испытываю-щего переживания в другом. Как у грызуна, который привстал в поле в поисках пищи и в то же время озира-ется, чтобы самому не превратиться в добычу. По ску-лам пробивали себе дорогу капли воды. Из крана все еще текла прозрачная струя, и он еще раз сильнее, с какой-то яростью к самому себе плеснул в лицо... Добрался до своего диванчика и не раздеваясь плюхнулся на него. В объятиях своей комнаты с застоявшимся, затхлым воз-духом и его собственным табачно-алкогольным запахом ему не стало уютнее. Через щель в шторе сочился при-глушенный, наполненный пылью небесной дымки, лун-ный свет. Город казался гигантским кладбищем, а он — унылым бестелесным призраком. Какая-то атмосфера стагнации, умирания. Отчего это неисправимое одино-чество?! Почему у него нет друзей, нет подруги, вообще нет ни единого близкого существа, с которым можно было бы поговорить по душам?! Почему все вокруг та-кое фальшивое, и весь мир похож на захудалую декора-

цию?! Он хотел было включить музыку, что-то из близ-кого ноющей душе психоделического эмбиента, но не было сил встать. Тогда с горечью он пошарил в карма-нах и отыскал пачку сигарет. Сверкнул зажигалкой, жад-но затянулся, по щекам его потекли слезы. Давно же он не плакал, с самого детства, пожалуй. Слезы бессилия, отчаяния и безысходности. Его душило дикое, бездарное и непреодолимое несоответствие своего жизненного про-екта ожиданиям — он становился совсем не тем, чем хо-тел бы стать... И он не знал, как все изменить...

Пару раз Лантаров видел в компаниях и капризную Ксанию. Эта чокнутая, перемешивая рассказ приступа-ми своего диковатого хохота, распространялась, как от-шила какого-то кавалера — унылого и скучного, по ее словам, «жлоба», не умеющего преподносить достойные подарки. Она, как всегда, вертела в руках свою хвале-ную мобилку, как будто перебирала четки. Лантаров с сарказмом пропустил через себя мысль: ну, дура, не мо-жет, что ли, расстаться с игрушкой или успокаивает расшатанные нервы? Нет, скорее выставляет напоказ дорогую вещь. К слову сказать, Лантаров отлично знал, что именно этот умопомрачительно стильный дивайс ей как-то подарил Захарчиков по случаю очередного при-мирения. Верно, за сговорчивость. Вообще, отношения у них были более чем странные: могли днем друг дру-га грубо послать, вечером на тусовке не разговаривать и даже не смотреть друг на друга, а утром проснуться в одной постели. Как это у них происходило, Лантаров понятия не имел. Он знал, что Захарчиков порой давал ей деньги, нехилые, как говорил сам Влад, суммы. Лан-таров недоумевал: зачем ей столько денег, девушке из

130 131

состоятельной семьи?! У них в карманах водились та-кие суммы, что у него челюсть сводило судорогой, и только его редкая выдержка позволяла держать себя в руках. И она демонстративно спускала целые капиталы на всякую ерунду, и Лантаров думал: «Лучше бы она просто бросала деньги в унитаз и смывала, эффект тот же». Правда, она, бывало, одалживала Владу свой умо-помрачительный автомобиль — для участия в уличных гоночных заездах. Теперь же рассказ о принце-неудач-нике показался ему с намеком. Может, это камень и в его огород? «Нелепая телка!» — заключил он тогда. А потом зло проиграл в мыслях забавную ситуацию. Он встает, эффектно бьет кулаком по столу, чтобы все пе-реключили на него внимание, и лихо говорит прямо в ее лошадиное лицо: «Ну, ты, ....!!! Тебя что, не учили, что это подло — одних парней обсуждаешь, когда си-дишь рядом с другими?» Он бы смог. Интересно, За-харчиков накинулся бы на него с кулаками, разбил бы ему физиономию?

Лантаров как-то спросил Захарчикова:— Ты, что, с Ксанией больше не встречаешься?— Да мы и не встречались, — фыркнул Влад, — не-

зависимость — залог тесной, душевной дружбы.Потом Захарчиков подумал и добавил:— Помнишь: «Îí ëþáèë åå áîëüøå, ÷åì âñåõ äðóãèõ, íî

åìó íóæíû áûëè äðóãèå, ÷òîáû â ýòîì óäîñòîâåðèòüñÿ». — И заржал, довольный.

С наигранным зевком Лантаров заметил приятелю:— Я и забыл про секс в большом городе — все име-

ют всех. Это — как на троллейбусе проехать. Действи-тельно, при чем тут «встречаться»?

— Во-во! — весело подтвердил Захарчиков. — С од-ной и той же телкой быть больше пяти раз — это, зна-ешь, скучно... Представь, что тебе на обед дают только рыбу, рыбу, рыбу. Тебя же мутить от нее станет уже к концу недели.

«Да еще с такой жуткой стервой, как эта Ксания. Все, что у нее есть, — длинные ноги». — Именно так, со злым сарказмом хотел бы он добавить, но, конечно, промол-чал. Когда-нибудь Влад может оказать ему помощь. Ведь он — реальный человек, к которому можно обратиться при необходимости. Но Лантарову отчего-то стало гру-стно. Он, конечно, мог всем говорить о каких-то собст-венных мифических принципах, но сам-то отлично знал, почему он не такой, как его приятель.

Вообще, Лантаров чувствовал себя среди этих про-кисших сливок общества еще более одиноким, чем вы-брошенная на берег штормовым морем камбала. Он ощущал себя таким же плоским, деформированным и беспомощным. Но Влад однажды дал ему зацепку, ко-торая многое перевернула в его отношении к этому не-предсказуемому типу. Разговор, правда, был коротким, во время переезда от одного места тусовки к другому. Влад вдруг повел с ним совершенно серьезный, никак не связанный с его пошловатой, водевильной жизнью разговор.

— Слушай, Кир, а давай дело организуем.От неожиданности у Лантарова глаза чуть не вывали-

лись из орбит. Ого, да у этого парня порой бывают про-светления?

— Да-а я не против, на самом деле. Только для это-го ж капитал нужен...

132 133

— Да ни хрена для этого не нужно, — перебил вдруг зачинщик разговора с показной досадой, давая понять, что все уже продумано. — Старик мой все для дела пре-доставит. Нужно только поднимать задницу и ездить... трудиться.

Лантаров не знал, что ответить. А Захарчиков сделал паузу, сосредоточившись на извилистом повороте доро-ги, и крикнул невидимому водителю другой машины:

— Ну, давай, уродина, нажми на педаль, что, не учи-ли? — Захарчиков резко обогнал ненавистный автомо-биль, для чего пришлось пересечь сплошную линию и заехать на встречную полосу. Лишь через некоторое вре-мя он вернулся к оборванной теме:

— Вот я смотрю на нашу толпу — тошно порой ста-новится. Все вроде классно: зависаем, отдыхаем... А мне старик мой талдычит: хочешь нормальных денег, вклю-чайся в дело. А с кем я — с ними, что ли, начну?

Лантаров кивнул, да, братия из его тусовки, конеч-но, работать не станет. Да и зачем? Они полжизни будут сидеть на родительском кармане. Потом уедут в какое-нибудь торговое представительство или на дипломатиче-скую работу. И их будут вести, что называется, за руку, пока сами не оперятся — годам к сорока. Если, конеч-но, доживут до сорока, а не подохнут от наркоты или СПИДа. А Захарчикову нужны толковые, тихие, невзы-скательные парни-трудоголики. Такие, как он, Ланта-ров. Чтобы налаженное им колесо работало, принося по-стоянный, стабильный доход. Все понятно. Ну, Влад же не слепой. «Надо цепляться, Кирилл, может, это тот шанс, о котором ты думал», — сказал Лантаров сам себе.

— Влад, ну, в принципе, я готов. Намекни, что за дело, и начнем колеса вращать. Мне, знаешь, как надое-ло у мамаши клянчить на расходы, — откровенно при-знался он.

— Ладно, я заверчу. И еще надо тебя с одним штри-хом познакомить. Реальный пацан, не из этой банды не-пуганых идиотов. Юрист готовый. Надо нам, Кир, вош-каться.

На том разговор кончился — они приехали.Но это было что-то! «Ага, — потом думал про себя

Лантаров, — не только меня съедает гнетущая пустота этого ведьминого вертепа, где пламя костра поддержи-вается только долларовыми бумажками. Даже этот паяц не может питаться одними фантазиями». Лантаров, прав-да, не задал вопроса, а для чего Захарчикову какое-ни-будь «стоящее дело»?

Но именно этот разговор и данное приятелем обеща-ние еще сильнее приковали Лантарова к компании За-харчикова.

Порой Лантаров превращался в водителя Захарчико-ва, когда тот накачивал себя до невменяемого состоя-ния. Пару раз ему даже пришлось откупаться от въедли-вых, как пиявки, блюстителей закона — правда, с деньгами Захарчикова это было несложно. Тот владел поистине несметными сокровищами. Не без помощи этого всемогущего типа он приобрел водительские пра-ва, научился сносно управлять его джипом. Пару раз он даже встречался с хозяином квартиры от имени Влада — чтобы передать конверт с купюрами за аренду квадрат-ных метров. Постепенно Лантаров становился доверен-ным лицом Захарчикова, безотказным приятелем

134 135

крепчающего мутанта. Он методично метил в наперсни-ки. С виду непритязательный молодой человек, не ли-шенный деловитости и почти без вредных привычек, он быстро расшифровал подноготную невообразимой силы и непоколебимости молодого мутанта. Отец Захарчико-ва бросил семью ради более молодой женщины, когда Влад только вступал в подростковый лес. Но старик За-харчиков, по словам самого Влада, «стоял круто и был при делах». В восприятии почти неимущего Лантарова тот являлся крупнокалиберным чиновником с полномо-чиями прокуратора самого цезаря. Да и мать его была тоже не последней дамой в столичном бомонде. Она фактически соревновалась с отцом в том, кто больше сделает для их недоросля, хотя на самом деле до его ре-альной жизни никому из них не было дела. Влад как буд-то был обласкан, прикормлен родительскими деньгами и неограниченной вседозволенностью. Он рос большим и крепким сорняком с отличной корневой системой, часто немало удивляя Лантарова. Тем, например, что, любя мать, презирал ее, а, почти ненавидя отца, пресмы-кался перед ним. Лантарову это было дико. Но мысль о будущем вынуждала его балансировать между сносной учебой и участием в безумном аттракционе страстей.

С некоторого времени Лантаров уверовал, что все складывается, как удачно проводимая шахматная пар-тия. Он попросту терпеливо ждал своего часа, как удав, упрямо стерегущий беззаботную птичку. Цель прибли-жалась, и Захарчиков сам пару раз заговаривал о по-строении бизнеса — проект должен был начаться в обо-зримом будущем. Но судьбе было угодно сыграть злую шутку. Вдруг выстроенный в голове картонный замок их

будущего бизнеса стал разваливаться на глазах, превра-щаясь в непотребный ворох старой бумаги. Началось все с того, что после пышного ночного разгула Захарчиков попал в неприятное дорожное происшествие. Конечно, его влиятельный отец замял дело — репутацию сына он окружил неприступной крепостной стеной. Сам же, как крестоносец с копьем наперевес, отстоял свою, приду-манную правду. Оплатил ремонт основательно разбито-го джипа, щедро удовлетворил хозяина раздавленной легковушки, ублажил людей в милицейских погонах. За-одно узнал некоторые нюансы беспокойной, своенрав-ной и небезопасной жизни бойкого отпрыска. А имен-но: выяснил, что тот спровоцировал аварию после добротного наркотического стимулирования. Человек с необъятными возможностями, он легко проследил пест-рую картину разгульного бытия младшего Захарчикова: тот уверенно сидел на наркоте, почти не посещал инсти-тут, превратившись в первого кандидата на отчисление, а кутежи и дразнящие общество эскапады давно уже пре-вратились в нечто само собой разумеющееся. Папаша пригрозил сыну лишением поддержки, если тот не уме-рит аппетит. И никакого бизнеса, пока не покончит с наркотиками. Влад поджал хвост, но выдержал лишь ме-сяц. Но хуже всего оказалось то, что он случайно попал под зачистку наркоторговцев — при желании ему могли бы поднакрутить срок в местах, где очень не любят от-дыхать нерадивые дети состоятельных родителей. Разу-меется, могущественное ведомство, отчаянно борющее-ся с распространением наркотиков, после вмешательства главы фамилии рассеяло свое первоначальное желание испортить биографию молодому человеку с таким мно-

136 137

гообещающим будущим. Но сам фигурант молодежного кордебалета непостижимым образом исчез со сцены, будто провалился в другое измерение. Его не было ни в институте, ни на съемной квартире, ни на тусовках. Те-лефоны не отвечали. Находчивый Лантаров отыскал даже Ксанию — длинноногая породистая кобылка возвести-ла, искривив рот: она понятия не имеет, куда подевался «этот ...» Дальше — непечатные слова. После первого се-местра второго курса некий Всеволод Захарчиков вооб-ще выпал из списка студентов и Лантаров понял: дело приняло неожиданно серьезный, не подконтрольный ему оборот. И, стряхнув с себя коросту тусовок, он еще глуб-же окунулся в учебу.

ÃËÀÂÀ ÏßÒÀß ФЕЯ БЕТОННЫХ ДЖУНГЛЕЙ

1— Ну и палата у нас дебильная! Ни ящика, ни даже

какого-нибудь дерьмового радио, от этой беспредельной скукотищи выть хочется! — Лантаров обращался неиз-вестно к кому. «Палата живых трупов, твою мать, ни по-говорить, ни издохнуть по-человечески!» — он выпле-скивал избыток эмоций яростным хлопаньем ладонью по подушке. Обитатели соседних коек понимающе пе-реглядывались и многозначительно помалкивали.

Лантаров обвел глазами унылое пространство. По-прежнему переполненная разбитыми, иногда постаны-вающими, но чаще просто угрюмо-молчаливыми тела-ми, палата, как воздушный шар гелием, была наполнена напряженностью. Пациенты менялись, а напряженность

росла. Ноющего от боли молодого парня, которого ро-дители забрали домой, заменили упавшим с дерева са-доводом преклонного возраста, а в противоположном от Лантарова углу неподвижно и беззвучно, будто парали-зованный и потерявший дар речи, лежал некогда резвый мальчик-велосипедист, сбитый в сумерках большим ав-томобилем с шикарной дамой за рулем. Заносчивая дама откупилась, но убогому мальчишке из люмпенов помо-гать не стала. Вот он и оказался в убойной палате. Под-росток лежал неподвижно, как тщательно спеленатый младенец, и его большие немигающие красноватые от слез глаза смотрели прямо на Лантарова. Тот понятия не имел, что с пареньком, но от этого кроличьего взгляда, как будто из потустороннего мира, ему становилось жут-ко. Казалось, что его душу медленно и неотвратимо за-ковывают в кандалы страха. Он еще помнил красивое и беззаботное лицо жизни, но в последний месяц ежеднев-но сталкивался с ее другим обликом — изувеченным и омерзительным. Еще сам того не понимая, он испыты-вал беспокойство, что его сосед Шура через неделю вы-пишется и на его месте окажется какой-нибудь недви-жимый истукан. И он опять останется наедине с собой.

— Да ты, я смотрю, оживаешь, — констатировал Шура тихо, но четко. — А что телевизора нет — так и хорошо. Современное телевидение — это парад прими-тивов в эпоху обывателей.

— Это почему?— Ну хотя бы потому, что главным героем телеэкра-

на давно стал худший. Воспеваются или освещаются на-сильники, изощренные убийцы, порочные или совсем

138 139

убогие, жалкие личности. Не те, что сумели чего-то до-биться, а те, что совершили что-нибудь придурковатое, какую-нибудь эпатажную выходку. Из двух десятков про-грамм хорошо, если хотя бы одну нормальную, интерес-ную передачу отыщешь. Впрочем, я уже лет пять не смот-рел телевизора, может, что и поменялось там.

— Да ни черта там не поменялось! — с ожесточени-ем вклинился в разговор неудачный садовод, перекоче-вавший в палату из-за падения с дерева. — Бездарные сериалы, секс и политика.

— Ну, вот, слышишь, что люди говорят. Суди сам, пышногрудые девицы тебе сейчас ни к чему — нет смыс-ла расстраиваться. Да и остальное тоже, потому что все это отравляет сознание...

— Да нет уж, лучше на телок глазеть, чем на грязный потолок. И так уже кажется, что не только внизу окаме-нело, но и душа превратилась в камень...

Шура пожал плечами, давая понять, что спорить он не собирается. А Лантарова пробило на разговор. Вооб-ще он за месяц лежания в больнице заметно привязал-ся к Шуре, ощущая в нем нечто похожее на отеческую поддержку. В этом грубоватого вида человеке, излучав-шем невозмутимое спокойствие и внутреннюю силу, Лантаров находил признаки того стоического мужского начала, которого ему самому так не хватало. Казалось, ничто в этом мире не могло вывести его из себя, спро-воцировать взрыв гнева или вспышку нетерпимой зло-сти. И Лантаров догадывался: дело было не в постоян-ном контроле своих эмоций, а в естественном мире со всей окружающей средой. В этой простоте общения при-кованный к постели Кирилл искал нечто похожее на им-

мунитет от плесени, которой рискует покрыться всякий, оставленный наедине со своей болезнью. Умиротворе-ние же бородача, его отрешенное, без тени удивления, восприятие происходящих в жизни порясений помогало Лантарову преодолеть ужас своего нынешнего, жалкого положения. То, как легко Шура преодолевал собствен-ную недвижимость, поражало и поддерживало Лантаро-ва на плаву. Однажды ночью его одолел жуткий прилив тоски, и он впервые стал подумывать о сведении счетов с жизнью. Заметив что-то, Шура сказал: «Ты думаешь, что ты никому не нужен в таком состоянии? Прежде все-го ты нужен самому себе. Ведь это испытание, после ко-торого ты выйдешь прочнее и сможешь достичь, может быть, чего-то очень важного», — убежденно сказал то-гда Шура в ответ на отчаянное признание Лантарова, что ему жизнь не мила. После чего стал рассказывать бес-численные истории о разных людях. Некоторые обан-кротились, но именно это помогло потом построить на пепелище новый, более устойчивый бизнес. Некоторые тяжело болели, но вера в себя и в будущее позволила им победить недуг, который казался неизлечимым. Когда же Лантаров стал ныть, что его никто не любит, Шура выдвинул неожиданный аргумент, что это результат его, Лантарова, нелюбви к себе. «Ты должен полюбить себя, только тогда сумеешь полюбить весь свет, все живое, по-настоящему полюбить женщину». Больше всего Ланта-рову помогло откровение Шуры о том, что он сам испы-тывал такие же проблемы, но преодолел их. После этого ночного разговора они как-то особенно сблизились, и Лантаров больше не стеснялся соседа. Он незаметно стал относиться к нему как к более опытному товарищу, и

140 141

даже как к некому прообразу отца. Только после этих разговоров парень ощутил, каким невосполнимым про-белом стало в его жизни отлучение от родного отца, ко-торого он почти не видел. Эти мысли еще больше уси-лили в нем неприязнь к матери.

В сущности, его тоска была вызвана тем, что Шура вот-вот должен был покинуть больницу.

— Шура, — через какую-то минуту Лантаров неожи-данно сменил тему, и его лицо стало необычно серьез-ным и сосредоточенным. — Ты вот сказал, что болезнь — это как бы наказание?

— С чего ты взял? Ты что, кого-то здорово обидел и теперь привязываешь это к своим переломам?

— Да нет, не припомню, чтобы я кому-то слишком насолил. Но вот главврач сказал, правда, не мне, а сво-ей ассистентке — я просто случайно подслушал, — что все аварии — вроде Божьей кары. Я тогда почти без со-знания лежал, а это почему-то запомнил. У меня эти сло-ва в ушах звенят и неотступно преследуют.

Шура задумался — лицо его в такие моменты стано-вилось похожим на одухотворенный облик священно-служителя или профессора философии, размышляюще-го о сакральных таинствах бытия. Лантаров интуитивно чувствовал, что этот человек более глубок, чем представ-лялся на первый взгляд, и что в его светящихся спокой-ным умом глазах можно отыскать нечто новое и важное, ранее скрытое и ведущее к ответу на его персональную загадку.

— Кирилл, я могу рассказать тебе, что я лично об этом думаю. Исходя из моих исканий и жизненного опы-та. В мире действует единственный, причем уникально

справедливый закон — закон причины и следствия. Бог же, который в каждом из нас и одновременно везде, от-кликается одинаково ко всем — с неизменной любовью. Он не может наказывать, он лишь позволяет ситуации развиваться так, как мы ее программируем. Потому я убежден, что болезнь — вовсе не наказание, а лишь не-кое логичное следствие. Следствие того, как и что мы думаем, как живем, как поступаем. Ведь и хорошие люди болеют и умирают. А иные чудовища с человеческим об-ликом живут долго и беззаботно, словно прикрытые вол-шебным зонтиком от недугов.

— То есть моя болезнь — не кара?— Конечно, нет. Да и с чего ты взял, что болен?

Ты — нормальный, здоровый молодой человек с боль-шим потенциалом. Как подавляющее большинство мо-лодых. Просто ты, как мне представляется, запутался во взаимоотношениях с окружающим миром. И как след-ствие — возник какой-то сбой.

— Но в чем же тогда хитрость?— Все мироздание состоит из энергий, и все его со-

ставляющие части тесно связаны между собой и влияют друг на друга. Что же касается человека — все находит-ся внутри него, — тут он пальцем коснулся головы, — ключик спрятан вот здесь. Так вот, положение этого ключика одновременно отвечает и за благополучие, и за болезни. Человек может быть умен, обладать множест-вом знаний и талантов, быть добрым и щедрым. Но если он не наладил отношения с Богом — со своим внутрен-ним Богом, — его ожидают различные проблемы. Это могут быть болезни, а может — и непонимание близких либо отвержение окружающими. Или же просто душев-

142 143

ное неравновесие, вечное беспокойство. И ничто не мо-жет изменить эту ситуацию — ни достижения медици-ны, ни деньги, ни успех, ни признание. Но, с другой стороны, такое состояние — это всегда еще и подсказ-ка. Как жить дальше, чтобы действительно жить? Ино-гда человек пользуется ею, а иногда не видит или не мо-жет принять.

— И как же наладить это... отношения с Богом? Ведь люди пытались это сделать веками? — Лантаров смутно улавливал суть. Но ему становилось интересно — Шура говорил вещи, почти противоположные тому, что Лан-таров знал о жизни.

— Я думаю, проблема в том, что человек часто отка-зывается жить в согласии с внешней Природой, Богом. Отказывается понимать и принимать ее. И оттого он рано или поздно оказывается в разладе и с собственной внутренней природой. Я не стану тебе рассказывать о всяких понятных проблемах нашей цивилизации — та-ких как всеобщее загрязнение воздуха, воды, пищи. Это слишком ясно, чтобы его не видеть и не понимать. И это имеет отношение к засорению, отравлению тела. Что ко-нечно же приводит к болезням. Если, к примеру, чело-век в потенциале может жить сто пятьдесят или двести лет, но слишком быстро превращается в живой контей-нер для мусора, пищеотходов, всяческих ядов, то впол-не естественно, что его тело становится камерой пыток для его души. И век его тогда составляет, может быть, пятьдесят, а может, шестьдесят лет. Или тридцать. В за-висимости от того, как сильно он себя травит и занима-ется ли хотя бы иногда очищением. И все-таки нет худ-шего зла, чем допустить загрязнение мыслей — ведь с

них все начинается. Вот мы только что говорили о теле-видении, а ведь это форменное засорение мозгов. До-бавь сюда интернет, пустое окружение, отказ от цели в жизни — и ты уже конченый жизненный проект.

Теперь, чтобы придвинуться поближе к собеседнику, он так сильно повернулся всем туловищем к Лантарову, что тот даже слегка оторопел: как человеческое тело спо-собно так скрутиться? Ведь нога Шуры оставалась на растяжке. Сам же он, ничуть не обращая внимания на такое положение тела, невозмутимо продолжал:

— Так вот, человек, вместо того чтобы спокойно при-нимать энергию Вселенной и мудро распоряжаться ею, попросту борется с ней, и так возникают вихри проблем и воронки болезней для большого числа людей, живу-щих в непосредственной близости друг к другу. Как в больших городах. Например, в средневековье были эпи-демии холеры или чумы, а теперь — рак или СПИД. А порой между людьми возникают неполадки в отноше-ниях, и часто губительные эмоции злости, обиды, стра-ха, отказа от прощения ближнего вызывают те самые разрушения, что приводят к болезням. Мудрецы давно утверждали: глобальная проблема человека в его непо-нимании, что он — часть Божественного Духа, а не про-сто отдельно существующий материальный организм. А большая часть хворей и бедствий возникает из-за не-способности наладить отношения с миром. А когда слу-чаются слабо контролируемые скопления людей, как в современных мегаполисах, даже праведники рискуют по-пасть в маятники разрушителей гармонии. Ты не заду-мывался, отчего на отшибе цивилизации часто люди жи-вут долго и счастливо?

144 145

Лантаров многого не понимал в словах Шуры. Его мозг все еще сверлила собственная проблема, а думать о глобальных проблемах человечества ему не хотелось. По-тому он ответил вопросом на вопрос:

— Но как все-таки человеку наладить отношения с Богом?

Собеседник не отстранился, но сделал небольшую паузу.

— Я лично думаю — но это, конечно, не последняя истина, — после глубокого осознания и искреннего же-лания изжить поврежденность своей человеческой при-роды. Кто-то обращается к Библии, кто-то идет в цер-ковь молиться, кто-то просто ищет единомышленников и читает глубокие, непростые книги. Кто-то обращает-ся к воле, занимается развитием сознания. Мистическое христианство, например, требует просто покаяния, дзен-буддизм — успокоения ума и страстей...

— Может, все ищут разных богов?— Ищут-то, может, и разных. Но приходят неизмен-

но к одному. Если ищут и верят. Потому что одной из главных проблем человека всегда оставалась утрата Бога. С которой он неизменно теряет самого себя.

— Думаешь, Бог существует?— Конечно! И Бог — один, он единственный. Тер-

пимость к инакомыслию — тоже одна из важных истин. Поскольку она позволяет избежать необоснованной рас-траты энергии. Нет смысла спорить о разобщенности с Богом, но есть смысл искать пути единения с ним. Вот куда стоит направлять энергию.

Лантаров вроде и понимал и не понимал Шуру. И ко-гда нить рассуждений от него ускользала, медвежьей ту-

шей наваливалась пугающая неизвестность. Он чувство-вал себя пещерным человеком, лишенным всякой опоры, отлученным от своего племени, и поиск Бога мог иметь один-единственный смысл — объединиться со своими отвернувшимися сородичами. И опять в голове возни-кало убеждение, что это из-за болезни, вследствие его немощи он оказался удручающе одинок. Он невольно подумал: почему именно он попал в аварию, если его жизнь была рациональной и никакого вреда окружаю-щим он не нес?

— Но перелом костей в результате аварии — это ведь не болезнь. Это... ну, как там можно классифицировать? Механический ущерб, что ли... Или я, по-твоему, что-то в своей жизни сделал не так?!

— Этого я пока не знаю. Но наверняка ты что-то сделал не так. Не обязательно в смысле «ты поступил с кем-то плохо», хотя и это может быть. Это тебе ни я, ни врач не расскажут. Только ты сам. Но, может быть, все гораздо проще. Например, ты жил не в со-гласии с собственной сутью. Или не в гармонии с внешней природой. Не думай, будто ты один такой. И со мной такое случалось, да еще и похлеще. И та-ких людей вообще большинство — ведь одни негармо-ничные невежды воспитывают других — и возникает порочный круг и набирает свою разрушительную силу. Прокрути свою прежнюю жизнь в памяти, чтобы луч-ше ее понять. Как на пленке, как кадры кино о себе самом — иногда, между прочим, для этого и прихо-дит болезнь. Чтобы дать новый шанс, открыть новые возможности, не упустить что-то важное, что могло бы ускользнуть, будь ты здоров.

146 147

Его слова что-то переворачивали в мозгу Лантарова. Шура же, казалось, проникал в его мысли, читал на его измученном лице невысказанную часть вопроса. Он про-должил свои рассуждения низким, грудным голосом:

— Есть множество проблем мышления, вызывающих сбой жизненной программы. Например, чрезмерного возбуждения, возникающего в результате непрестанно-го поиска адреналина. Ты должен сам себя протестиро-вать, хорошенько проанализировать свою прежнюю жизнь. Причина любой проблемы — в голове, тело лишь реагирует на заблуждения души. Смотри, Вселенная — это гигантское облако энергии. А ты, и я, и любой че-ловек — маленькая точка энергии, и наша энергия взаи-модействует с энергией Вселенной. И самое интересное, что это исполинское энергетическое поле расположено к нам, склонно нам помогать. Или, другими словами, наши намерения отражаются в этом энергетическом поле. А теперь подумай. Если намерения будут нехоро-шие, будут состоять из мести, гнева, вины и прочих не-гармоничных эмоций, что будет?

— Но во мне не было ненависти к кому-либо, я со всеми жил в мире, я вообще неконфликтный...

— Сейчас мы не можем пролистать всю твою жизнь. В течение пяти минут невозможно понять, отрабатыва-ешь ли ты кармическую ошибку прошлого или платишь за свою собственную, совершенную ошибку. Это путь долгих размышлений, и это путь твоих размышлений. — Шура голосом выделил слово «твоих» и внимательно по-смотрел на молодого друга. — Я лишь могу повторить, что болезнь, как и авария или катастрофа, не может прийти из ниоткуда. Они притянуты, и ответственность

за это лежит только на тебе. Наша жизнь — всегда це-почка из причин и следствий, плотно перевязанных между собой. И исправлять всегда только нам самим. Ведь болезнь — это вовсе не зло. Это подсказка твоего тела для души. Намек, что с душой произошел какой-то сбой программы. Думай!

Лантаров молчал, завороженный. Он вдруг впервые понял слова Шуры, впервые осознал его логику. Сам же говорящий уже теребил неутомимыми пальцами край простыни — его разум работал в полную силу, хотя и без излишнего возбуждения.

— И еще запомни вот что. Вселенная не зла, только невежество или коварство самого человека могут при-вести к такому отражению вселенской энергии. Наши мысли, наши истинные помыслы создают наш персо-нальный неповторимый мир. Ну и нашу линию жизни.

— А то, что ты говорил о Боге... При чем тут отно-шения с Богом? Я этого не понял.

— Это довольно просто. По меньшей мере, мне это представляется несложным. Давай разберемся, что есть Бог. Ты как думаешь?

— Ммм, — промямлил Лантаров, — не знаю, я ни-когда об этом не думал...

— Но в Бога-то ты веришь?— Ну, верю, вообще... Иначе — почему одному на

голову кирпич падает, а другому золотой дождь?— Что ж, пойдем дальше. А как ты себе его представ-

ляешь?— Ну, в виде такого старика-мудреца. Как Дед Мо-

роз, то только резиденция его где-то на недостижимом небе...

148 149

— Ну, пусть и так. Хотя есть и другие идеи. Скажем, в Библии написано, что Царствие Божие находится внут-ри каждого из нас. То же, кстати, можно отыскать и в анналах восточной религии. Дзен-буддизм трактует, что истина заключена внутри каждого из нас. Приверженцы крийя-йоги убеждены, что Бог есть гармония и Бог есть истина. Заметь, совсем разные религии, различные под-ходы в понимании мироздания, а твердят об одном и том же. Мудрые люди давно говорили, что Бог внутри нас, что каждый из нас носит в себе частичку Бога. И вот ко-гда мы эту частичку теряем, начинаем ее отвергать, вот тогда с нами случаются проблемы. Но не потому, что Бог нас наказывает. А потому, что мы сами себя наказыва-ем: ведь это мы делаем выбор — поступить так или ина-че. На самом деле, возможности человека определяют лишь границы его веры и то, насколько открыто его сердце.

Лантаров задумался. Он подвигал шеей, которая за-текла от напряженного наблюдения за соседом. Нить разговора опять стала ускользать от него, но он не мог сосредоточится. Лантаров, как ребенок, не пони-мающий объяснения школьным учителем замыслова-той теоремы, безуспешно пытался нащупать путь и не мог.

— Вроде получается складно, но... Ну, хорошо, а как все же иной злодей живет сто лет и не болеет даже? А праведница с тремя детьми и мужем-подлецом зара-жается и умирает?

— Я попробую развить свою мысль. Мы договори-лись, что наша мысль является первоосновой всего су-щего и в нашей конкретной жизни. Но мысль должна

быть îòâåòñòâåííà. То есть каждый день, каждый час мы сталкиваемся с необходимостью сделать выбор. Улыбнуться или нахмуриться. Простить или разозлить-ся. Полюбить или возненавидеть. Улавливаешь, куда я? Мы îòâåòñòâåííû за свои мысли. И вот если женщи-на вышла замуж в силу определенных обстоятельств или совсем не думая, то она все равно запустила определен-ную программу этим шагом. И если потом цепь собы-тий происходит с ломкой ее воли или вообще цепь ее других выборов оказывается неверной, с ослабленной ответственностью, то и результат оказывается трагиче-ским. Та же ситуация с твоим злодеем: если он живет в согласии с собой, не боится, не испытывает вины, не впадает в приступы злобы и мести и вообще всякие же-лания у него уравновешены, то есть не находят крити-ческих всплесков, он может жить долго. Тут еще, Ки-рюша, такой момент — ты мне говоришь конечный результат, задачу без исходных данных. Потому мой от-вет — не более чем предположения. И это — далеко не главное в отношениях с Богом.

— А что же тогда главное? — Лантаров недоумевал.— Правильно расшифровать сигналы. Потому что

болезнь, как и всякое событие, несет с собой сигнал. Бо-лезнь — это крик, срабатывание защитной системы ор-ганизма, намек на нарушение баланса — внутреннего или в отношении со Вселенной. Твоя авария, как и мой перелом, тоже результат какого-то конфликта. Это сиг-нал лично тебе, что в твоей жизни что-то было не так и что-то следует менять. А если бы ты заболел смертель-ной болезнью, то соображал бы в разы, а может быть, и на порядок быстрее.

150 151

— Ого! — присвистнул Лантаров и негодующе замо-тал головой. — Не надо мне такой перспективы!

Но Шура со спокойным взглядом, устремленным куда-то вдаль, продолжал — было видно, что тема до-до-ставляла ему особенное удовольствие. ему особенное удовольствие.

— Отчего же? Говорят, что если ты знаешь, что тебя завтра повесят, твое сознание становится кристально чистым. И мысли безукоризненны. А вообще, когда че-ловек всерьез сталкивается со смертью, в нем многое пе-реворачивается, ценности меняются со скоростью света. Ничто ведь в нашей жизни не происходит бесследно. Наше подсознание, независимо от нас, будет помнить потрясения детства. И воспринимать мир сообразно по-ступкам, которые мы совершили или побоялись совер-шить...

— И что же, мы тогда обречены?— Ничуть! Наша жизнь течет, мы способны менять-

ся, если хватит сил прислушаться к себе, расчехлить со-знание, измениться, сделать новые выборы. В этом смыс-ле к болезни вообще стоит относиться как к Божьему благословению. Недуг меняет мир вокруг тебя, неминуе-мо заставляет тебя думать и принимать новые решения. Конечно, если человек не способен оценить новую об-становку, он попросту умирает. Или ответ Вселенной на нерешенную задачу и ошибки выбора может длиться го-дами тяжелых мучений. Но если человек принимает но-вые решения, он всегда становится сильнее, а его жизнь — насыщеннее и содержательнее. А с тяжелым недугом вспоминаешь, что все мы смертны. А мысль о смерти закаляет нас, как ничто иное. Поверь мне! И са-мое главное: ничего в этом мире не случается просто так.

Все, решительно все имеет свои причинно-следственные связи, всякие события мы притягиваем, и за все прихо-дится платить. За каждое действие приходится отве-чать!

Лантаров еще долго думал о разговоре. Он хотел спро-сить Шуру, откуда он все это знает, как именно он сам верит в Бога и расшифровал ли он свой собственный случай? Но отвлекся, потрясенный новыми открытиями и новыми мыслями. Впервые с того момента, как попал в больницу, он ощутил прилив невиданного воодушев-ления. Как будто, долгое время находясь в холодной и влажной, непроницаемой для глаз, мерзкой облачности, вдруг увидел, как она неожиданно рассеивается, освобож-освобож-дая путь теплому дружелюбному солнцу и свету. путь теплому дружелюбному солнцу и свету.

2Память понемногу возвращалась к Лантарову, вы-

страивая в просыпающемся, еще одеревеневшем созна-нии не столько долгожданную хронологию событий, сколько порой обескураживающие осколки. Но он по-степенно учился жить в созданном обстоятельствами уз-ком коридоре. Каждый день приносил простые задачи — умыться, пошевелить теми частями тела, которые хоть как-то слушались его. Все это — на грани с болью, ко-торая не так изводила его физически, как напоминала о страшных перспективах неясного будущего. Но простое, бесхитростное общение с неунывающим соседом дало ему смутный импульс осознания, что он не зря заперт в беспомощном теле.

Оптимизм Шуры иногда выводил его из себя, но чаще вызывал неподдельное восхищение. И даже зависть, по-

152 153

тому что феноменальной способности отыскивать пози-тивное в гиблой трясине у него-то и не было.

Однажды Шура предложил показать простое и дей-ственное упражнение, чтобы вызвать прилив воодушев-ления.

Он дал ему маленькое круглое зеркальце, легко уме-щавшееся на ладони. И попросил закрыть глаза и на-строить себя на улыбку. Лантаров был озадачен: улыбка у него не получалась, как он ни старался. Он напрягал-ся, но ощущал внутри себя лишь озноб паники. А когда открывал глаза и смотрел в зеркало, с ужасом обнаружи-вал удручающе вымученную мину. Идея Шуры — перей-ти от благообразного выражения лица к изменению внут-реннего мира — не срабатывала. Лантаров понял: поражен не только его таз, а он весь, вся его система жизнеобес-печения парализована. Где-то в глубинах сознания воз-никла пробка из сгустка дрянных и ненужных мыслей, похожая на ту, что забивает в доме водяной сток.

— Ничего страшного, — спокойно сказал Шура, — просто еще рановато использовать такую визуализа-цию.

— Ты же назвал ее простой, — чуть не плача, с уко-ризной лепетал Кирилл.

— То, что кажется сложным одному, бывает простым для другого. И наоборот — мы все живем и развиваем-ся неравномерно. Не придавай этому слишком много значения. Оставь себе зеркальце. Старайся выполнять это упражнение хотя бы раз в день, и все получится.

— Послушай, Шура, а что это ты иногда за упражне-ния делаешь? То ногу за голову закидываешь, то цепля-ешься за поломанную ногу у таза?

Шура улыбнулся дружеской, располагающей к себе улыбкой.

— Да это йога. Шикарная вещь для самоконтроля над телом и разумом и приведения их в гармонию с ду-хом... — Шура запнулся, увидев непонимание в глазах собеседника. — Ну, в общем, универсальная штука, ко-торая помогает не терять форму. Система разных упраж-нений. Если захочешь, когда-нибудь научу.

— А-ааа... — протянул Лантаров, — а я-то думал, что йоги — это типа снежных людей, живут в Гима-лаях, в пещерах. И греют телами лед, чтобы не уме-реть от скуки.

Вместо ответа Шура ухмыльнулся, но опять беззлоб-но, простодушно.

— А откуда ты знаешь все эти штучки?— Да просто я учусь все время. Это занимательно,

интересно — все больше познавать себя и мир. Да, и вот еще. Коль твоя память вернулась, пробуй покопаться в прошлом — это составит неоценимую помощь для нала-живания будущего.

3Это воспоминание всплыло само собой так же вне-

запно, как появляется на тихой морской глади подвод-ная лодка.

Все началось, когда на четвертом курсе в поисках ста-бильного заработка Лантаров забросил свою анкету на несколько сайтов. Подозрительно избирательная Форту-на одарила его одним-единственным шансом. Теперь он был уверен: то был заговор мистических сил или еще ка-ких-нибудь тонких космических сигналов!

154 155

Судьбоносный звонок мобильного раздался через не-сколько дней:

— Лантаров? Кирилл Игоревич? — уточнил грудной женский голос, в меру нежный, но скованный ровным тембром социального задания.

— Да-а, — ответил он протяжно, немного опешив от непривычного официоза.

— Вас беспокоит компания «Стелс-Инфо», по пово-ду работы. Вы заинтересованы в получении штатной должности? — продолжал голос все тем же мягким то-ном, которым можно и убаюкивать ребенка, и сообщать об увольнении сотрудника.

— Да, но... — Кирилл хотел объяснить, что его пока интересует только неполный рабочий день, поскольку он еще студент. Но учтивый голос невозмутимо и на-стойчиво, не меняя тональности, как будто был специ-ально включенной звуковой программой, вежливо пере-бил и сообщил, что его ждут в компании в пятницу в семнадцать часов. Электронный след в его телефоне под-твердил, что этот звонок — реальность.

Поразительным было то, что до пятницы больше ни-кто не заинтересовался его анкетой, хотя структурно оформленные данные студента-международника ему са-мому казались впечатляющими. Собеседование также удивило соискателя вакансии предельной лаконично-стью, как будто в компании служили суровые потомки спартанцев. Замдиректора по кадрам, лощеный седею-щий мужчина с внимательными глазами под линзами изящных очков, уделил потенциальному сотруднику не более пяти минут. В своем дорогом, великолепно сидя-щем костюме мышиного цвета он был похож на безуко-

ризненный манекен с витрины бутика, над которым от-менно поработали дизайнеры. Пару конкретных вопросов без жестов и эмоций. И пронизавший студента, как укол шпагой, взгляд. Компании, которая занимается продви-жением на рынке интересов крупных клиентов — бан-ков, страховых компаний, сервисных структур и других представителей бизнеса, необходим специалист по свя-зям с общественностью. Простым языком, как понял он, наполовину курьер, наполовину помощник одного из менеджеров, смышленый малый с подвешенным язы-ком, у которого буквы «PR» не вызывают усиленного по-тоотделения. Кирилл поспешно дал согласие...

По ходу открылось, что с испытательным трехмесяч-ным сроком компания взяла сразу нескольких «мальчи-ков» с гарантированной, хотя и весьма низкой оплатой их эпизодических услуг. Он был разочарован и, верно, бросил бы гнилую перспективу курьерского служения, если бы не респектабельный облик самой компании. Но состязание с претендентами подстегнуло его тщеславие, вызвав азарт и тщательно скрываемое озлобление. К то-му же ему пообещали, что наличие необходимых комму-никативных качеств будущего работника компании со-вершенно изменит размер его оклада.

Эти веские аргументы вынудили парня в течение трех месяцев беспрекословно, с молчаливой одержимостью преданного лакея выполнять любые поручения. Он сде-лался тенью, покорной и ловкой, — эдакий волшебный гномик для исполнения желаний. Сам же он казался себе неутомимым кочегаром паровоза — он должен был ра-зогнать по колее тяжеленную массу металла, а уж потом наступит передышка. Впрочем, расположение «Стелс-

156 157

Инфо» в новом первоклассном офисном центре на ули-це Анри Барбюса оказалось чрезвычайно удобным. От-сюда в любой конец города на метро можно добраться за считаные тридцать-сорок минут. Изворотливый и скрытный Лантаров умудрился покорить менеджеров не-броской настойчивостью, без лишнего шума влился в их безразмерное сообщество. Покладистый, неболтливый студент осознал это, когда подписал сложный документ, больше похожий не на контракт, а на список предосте-режений и ограничений в отношении конфиденциаль-ности информации о клиентах. С этого времени ему, правда, порой приходилось, подобно гребцу на стремни-нах, лавировать между учебным процессом и выполне-нием конфиденциальных поручений. И все-таки Кирилл был счастлив: то была первая самостоятельная победа, открывшая новый, совершенно неведомый уровень сво-боды. Правда, еще до контракта в рассудительной голо-ве нового сотрудника возник один неожиданный пунк-тик — в виде навязчивого женского образа.

Веронику он заметил сразу. Эта молодая женщина явно выделялась из преобладающей в компании женской массы персонала. Нет, вовсе не красотой. Пожалуй, в «Стелс-Инфо» работали и более эффектные, более бро-ско одетые девицы, к тому же они могли порадовать глаз своими соблазнительными формами. Нет, никакого электрического разряда, как порой бывает между муж-чиной и женщиной при роковой встрече, не было. Ни-какого намека на влюбленность. Но все-таки, когда тра-ектории их взглядов на долю секунды пересеклись, он внезапно уловил колдовскую искру, настолько короткую,

что визуально она неприметна, но непременно чувству-ется всем естеством. Внешне глаза ее оставались бесстра-стными, даже холодными и несколько насмешливыми. Но он-то ведь уловил! Эта искра была сродни вспышкам пламенеющих, похотливых взглядов, рожденных оргиа-стическими ночами у жарких костров, вокруг которых под покровом девственного леса в многозначительном заговоре топчутся шаманы. Лантарову показалось, что в ее уверенных и спокойных глазах под пеленой строгой благонамеренности, как в адском колодце, обитали воз-бужденные демоны. Снаружи — смесь иронии, неизвест-ной ему игры. Внутри — что-то невообразимое. Пугаю-щее, словно ночной кошмар. Твердое, как алмазная грань. Циничное — до режущего глаза блеска. И... до го-ловокружения манящее.

«Бред!» — мысленно сказал он сам себе и для верно-сти выругался последними словами. Если другие девуш-ки порой казались глянцевыми, елейными или кокетли-выми, то она, напротив, сражала естественностью движений, бесспорностью суждений. Но более всего — какой-то невиданной отстраненностью от действитель-ности. Она излучала вечную загадку, возбуждающую го-лод мужской пытливости. Никакой роскоши в туалете, никакого особенного блеска, никакой небесной красо-ты у нее не было. Только дразнящая тайна во взгляде и вызывающий смятение мужского ума изгиб спины — вот и все, что у нее было.

С такими женщинами сомневающиеся в себе мужчи-ны чувствуют себя неуютно, ибо с ними почти невозмо-жен скрытый флирт. Существовал какой-то невидимый шлагбаум, воспрещающий игру. Она будто говорила всем

158 159

своим видом: «О, да, я нахожусь в ином измерении, не-известном тебе. Я — нечто исключительное».

Как-то, выходя из офиса в конце дня, он увидел, как Вероника садится рядом с водителем в большой черный джип. Лантаров пригляделся — сердце у парня сжалось, когда он рассмотрел два силуэта, соединившихся в по-целуе. «А ты что же, мечтал о ней?! Разве такая женщи-на может быть одинокой? — спросил он сам себя в при-ступе мрачной иронии. — Да такие женщины вообще не для тебя!» Немного позже Лантаров узнал, что она заму-жем, у нее ребенок, и к тому же она была старше его на добрых четыре года. Наконец, всякой фривольности про-тиворечила и суровая корпоративная этика, негласно предписанная строгость и эталонная атмосфера отноше-ний внутри не слишком большого, но разношерстного коллектива. И все-таки всякий раз, когда он ненароком встречал Веронику где-нибудь в коридоре или случайно оказывался в одном помещении по служебным делам, он не мог не задержать тайком на ней взгляд, на неуло-вимую частичку секунды больше обычного. Нет, он все-гда был сама учтивость: легкий кивок головы, заменяю-щий поклон, едва уловимая полуулыбка и очень быстрый, мягко окидывающий ее прелести взгляд — вот и все, что он мог себе позволить.

Однажды в узком проходе между стеной и креслом их мини-конференц-зала она, протискиваясь мимо, слу-чайно коснулась его предплечья. Лантарова тряхнуло так, как если бы к нему прикоснулись оголенным электри-ческим проводом. У него на мгновение перехватило ды-хание, пересохло во рту: тело у нее было упругое, как у амазонки или спортсменки, а ощущение — сродни ми-

молетной потере рассудка. А может, она не случайно это сделала?

Другой раз, когда в узком кругу обсуждался план ме-роприятий по продвижению одной иностранной компа-нии, Вероника неожиданно оказалась сидящей рядом. Кирилл чувствовал, что ему крайне трудно сосредото-читься на плане. За все время он так и не посмел ни разу взглянуть на нее. Они сидели так умопомрачительно близко, что у него голова кружилась от ее запаха — не-ясной смеси ароматов... Впрочем, она не предпринима-ла абсолютно никаких действий...

4...Так, в тайных терзаниях, прошло не менее двух-трех

месяцев. У Кирилла, уже вышедшего на финишную пря-мую в университете и фанатично сосредоточившегося на работе и учебе, по-прежнему никого не было. Институт он посещал набегами, да и работа, к счастью, не пред-полагала постоянного сидения в офисе. Работа сделала его увереннее, наградив новыми ощущениями: привку-сом независимости, возможностью оглядеться по сторо-нам. Лантаров стал лучше одеваться, копируя стиль ис-чезнувшего Захарчикова. Но, если откровенно, он все еще панически боялся женщин, как мотылек пламени.

Но то ли звезды сложились в благоприятную кон-фигурацию, то ли кто-то земной подтасовал карты, но однажды случилось нечто: его связало с Вероникой не-сложное дело. Ей поручили подготовить к подписанию план раскрутки новой торговой марки компании-заказ-чика, а ему — согласовать те пункты, которые вызовут вопросы у заказчика. Кирилл впервые оказался в ее не-

160 161

большом кабинете — милом и уютном, несмотря на раз-меры, придающие сходство с каморкой. В отличие от него, чье рабочее место находилось в просторном зале, рядом с семью другими сотрудниками «Стелс-Инфо». Когда она предложила чай — обычный, ничем не при-мечательный жест гостеприимства, — у Кирилла все по-плыло перед глазами. С резиновой полуулыбкой он на-блюдал за ее руками, которые, как ему мерещилось, таинственными движениями готовили сакральный на-питок. Так, верно, знахарки готовили любовное зелье в своих дремучих пещерах. Потом его взгляд тайно скольз-нул выше и заметил на ее миловидном лице детски вы-зывающие веснушки. Она внезапно поймала его взгляд и пристально посмотрела на него. И прежде, чем спуг-нутый Лантаров, как охотящийся за слишком большой птицей кот, успел отвести глаза, в ее взгляде строгость сменилась мимолетной смесью из насмешливости и нежности. Она была в тот день в изысканном, но дос-таточно простом деловом костюме: брюки и жилетка темного цвета. Под жилеткой — вишневого цвета блу-за, блестяще-рыжие волосы аккуратно уложены сзади и заколоты. Тонкая цепочка из благородного металла с каким-то замысловатым знаком была единственным ук-рашением. Но строгость и простота стиля еще больше смущали Кирилла, они подчеркивали ее изящную осан-ку с манящим изгибом спины и небольшую вздернутую грудь. Лантаров млел, и даже беглый разговор о деле не помешал его тайному ликованию. За те несколько ни-чего не значащих минут, что они пробыли в замкнутом пространстве, она ничем не выказала своего располо-жения к нему. Но что-то перевернулось за эти мгнове-

ния, что-то по-новому заиграло внутри оживленными, хотя и наивными аккордами. Кирилл механически о чем-то рассуждал, а внутри у него происходили жесто-кие баталии. Но чего это он взбеленился, ведь она не давала ему никакого повода, ни единого намека? Да и станет такая дама обращать внимание на юного уваль-ня, еще студента? Нет-нет, твердил ему другой, более осведомленный голос, ее глаза о многом говорили, о преддверии неслыханного, невообразимого и явно чего-то восхитительного.

Таких встреч у нее в кабинете, целиком вписываю-щихся в проект компании, было еще три или четыре. Он убедился, что Вероника является авторитетной фигурой в компании. Когда он несмело предложил внести в план несколько новаторских решений, которые следовало бы утвердить на совещании, Вероника прямо при нем на-брала телефон заместителя директора и спокойным, бар-хатно-мягким, но уверенным голосом в течение несколь-ких минут отстояла эти самые решения. Не забыв упомянуть и Лантарова не как своего помощника, а как весьма креативного компаньона. Ее голос ни разу не дрогнул, тембр не поменялся и тогда, когда пришлось отвечать на несколько детальных вопросов. Сам же юный сотрудник «Стелс-Инфо» только и делал, что наслаждал-ся наблюдением за ней.

В следующий раз Вероника неожиданно предложила обсудить положение дел в одном из многочисленных столичных кафе. Совместив, разумеется, с обедом. Ве-роника лишь обозначила фразой контуры возможностей: не против ли он? Конечно, он был не против! «Где удоб-нее? Может быть, в Пассаже, на Крещатике?» — пред-

162 163

ложил он быстро и неловко. Она с легкостью возразила: «Нет, Кирилл, там слишком много народу, нам не дадут поговорить» и назвала маленькое, тихое заведение, как раз посредине пути между «Стелс-Инфо» и компанией-заказчиком. У него затряслись колени, но ведь ничего большего, чем деловое обсуждение, не предполагалось. Если не считать того, что она впервые предстала с рас-пущенными волосами, чего не случалось раньше. Но во-лосы у нее были чудные, и Лантаров нечаянно засмот-релся на них — роскошные, слегка вьющиеся, они отливали рыже-солнечным золотом. У него возникла ху-лиганская мысль: а что если взять и провести по ним ла-донью? Что бы она сказала, как бы посмотрела? Она же, чертовка, как-то ребячливо обнажила шею, погладив во-лосы тоже словно ненароком. Нет, она определенно уже была другая, явно не такая, как в офисе. Перед уходом, встав, она легко и мило улыбнулась. И опять этот взгляд с двойным дном, прикрытый и тщательно замаскирован-ный улыбкой. У Кирилла все внутри напряглось — не-не-ужели она его соблазняет? Или это просто такой способ она его соблазняет? Или это просто такой способ обретения власти женщины над мужчиной? Кириллу ка-залось, что Вероника ведет его через запутанный, со многими ответвлениями лабиринт, в котором света ста-новилось все меньше и выбора пути тоже почти уже не осталось. Он задыхался... И он... боялся ее. Но больше всего он боялся самого себя, что вновь, когда возникнет необходимость, вдруг окажется бесчувственным, дере-вянным...

Между ними возникла тайная нить, которая посте-пенно укреплялась и уплотнялась. И ключевым ингре-диентом этой связи было тщательно маскируемое жела-

ние, отчего нектар вожделения и соблазна оказывался еще слаще. В ее осанке, походке, легких покачиваниях бедрами, в едва уловимых жестах ощущалась порода, принадлежность к той особой категории женщин, кото-рые, сжигая пространство вокруг себя, умеют сводить с ума тихо и незаметно, после тщательного изучения жерт-вы, подобно охотнику, безупречно знающему повадки дичи. Она, несомненно, была уверена в своей дурманя-щей силе...

Со временем Лантаров убедился, что Вероника вооб-ще была любопытным персонажем в компании — она умела произвести неизгладимое впечатление на кого угодно. Ее игра на всевозможных струнах человеческо-го восприятия позволяла решать почти любые производ-ственные задачи. Как-то раз до него дошли слухи, как ловко Вероника спасла готовую к разрыву сделку. Одна из крупных акул в море украинского бизнеса весьма не-удачно выводила на рынок свой новый продукт — эф-фект работы «Стелс-Инфо» за три месяца не сдвинул си-туацию с места. На переговорах Вероника прямо предложила сменить название продукта, предоставив на выбор несколько вариантов. Руководство заказчика ко-лебалось лишь до того момента, пока она не высказалась в резковатой манере: «Неужели вы полагаете, что Сви-ной остров в Карибском море привлекал бы туристов, не будь он переименован в Парадиз?» Аргумент срабо-тал, и вместо прекращения работы со «Стелс-Инфо» не-медленно был подписан новый, еще более емкий кон-тракт. Лантаров был свидетелем острой перепалки во время мозгового штурма в компании. После изложения Вероникой плана замдиректора менторским тоном заме-

164 165

тил, что придется, вероятно, снова наставлять ее на путь истинный. Молодая женщина тут же хлестко парирова-ла: «Главное, чтобы это была не узкоколейка, как в про-шлый раз». Взрыв дружного смеха показал, на чьей сто-роне симпатии. Подобных историй с участием Вероники сотрудники «Стелс-Инфо» при желании могли бы при-помнить не один десяток, потому многие опасались от-крыто ее не любить. Фехтовальщица по натуре, она пред-почитала привычному пустословию не лишенные элегантности риторические атаки.

Лежа на казенной больничной койке, потеряв четкую связь со временем и пространством, Лантаров пере-пере-осмысливал действительность, анализируя ее. Тогда он действительность, анализируя ее. Тогда он был всего лишь несмышленым бандерлогом, заворожен-ным гипнотической силой внушения, укрощенный ма-нипуляциями колдуньи, которую он с каждым днем же-лал все больше и больше. Впоследствии он ужасался немыслимой бесхитростности ее намеков, но тогда... Она всегда создавала искру невообразимого соблазна в мо-мент окончания их коротких рабочих встреч, и этот де-серт из ее рук или уст стал как бы демонстрацией буду-щей награды. Лантаров помнил, как Вероника чарующим движением тонкого ухоженного пальчика в кабинете по-глаживала перед его глазами стеклянную талию песоч-ных часов, — она смотрела в этот момент ему прямо в глаза, а ее слегка подкрашенные уста произносили ка-кие-то ненужные абстракции о работе. А однажды вдруг делано посмотрела на часы и возбужденно воскликнула: «О боже, Кирилл, мне же к шефу на пятнадцать часов!» После чего стала сосредоточенно прихорашиваться, слов-но не замечая его. Лантаров искоса наблюдал, как она

подводит губки — ровно столько времени, сколько по-зволяли рамки приличий, и затем поспешно откланял-ся. Она только извинительно улыбнулась, как бы благо-даря за понимание. Она будто говорила ему: «Видишь, какой разной я бываю. И ты можешь открыть во мне другую Веронику. Со временем... Если постараешься...»

5Прошло пару месяцев, и Лантаров был готов покля-

сться, что он постепенно превращался в кроткого, тихо-го раба госпожи с голосом ангела и с сердцем демона. Чем ближе он подкрадывался к ней, тем больше боялся; но неизбывная, незыблемая, веками живущая в томи-тельном ожидании мужская страсть толкала его вперед, навстречу опасной авантюре. Они, не сговариваясь, из-бегали оказываться рядом на глазах у других сотрудни-ков компании. Но если корабль долго плывет по реке, он неизбежно, если только не сядет на мель, достигнет устья. Откуда путь ведет в открытое море. Устьем их реки оказалась корпоративная вечеринка по случаю успешно-го десятилетнего продвижения компании на отечествен-ном рынке. Лантаров колебался в отношении своего уча-стия и даже подумывал улизнуть от греха подальше.

Колебания молодого сотрудника улетучились в тот самый миг, когда его набрала по внутреннему телефо-ну Вероника: «Но ты ведь не откажешься разделить с нами столик?» Она спросила непринужденно и в то же время как о чем-то разумеющемся, словно вопрос был уже давно решен. Положив трубку, Лантаров только по-ежился, как если бы близился главный экзамен — на аттестат зрелости...

166 167

Саму вечеринку Кирилл помнил плохо. За исключе-нием нескольких невзначай сделанных открытий, кото-рые показались ему примечательными. С самого начала ему показалось, что все пространство было заполнено какими-то экзальтирующе-эротическими ферментами, искусственно закачанными в пространство вместитель-ного конференц-зала компании. Молодой сотрудник лишь смутно догадывался об истинной фактуре много-слойного персонала «Стелс-Инфо», впервые увиденно-го в одном месте. Будущий магистр маркетинга диву да-вался: оказывается, женщин в компании едва ли не в три раза больше мужчин! Так вот почему Вероника уса-дила его подле себя на правах коллеги — ей, стремя-щейся блистать в любой обстановке, просто необходи-мо было декоративное окружение. Кроме того, так было меньше риска, что его, податливого и размякшего, уве-дет кто-то из потенциальных соперниц. В первый мо-мент Кирилл разозлился. Но досада быстро улетучива-лась, когда он увидел, сколь радостно женщины искрились в зале, совсем как разноцветные стеклышки в благодатных переливах солнечных лучей. Румяные, ароматные, упакованные подобно подарочным конфе-там, почти все в вечерних платьях, женщины входили в зал с задором и вызовом. «Все совсем не так, как на работе, все слишком глупо, наигранно и вычурно. И за-чем только я пришел сюда?» — думал Кирилл, незамет-но исподлобья разглядывая расфуфыренную публику. И тут же почувствовал себя неуютно в слишком жар-ких зимних ботинках. Его поразила настойчивая мысль: может быть, такие дни как-то используются для изуче-ния сотрудников и перераспределения влияния внутри

компании, перетасовки персонала? Ведь и Вероника ему намекала, что корпоративная вечеринка — не просто какое-нибудь party, но весомое звено в логически вы-строенной цепи всей жизни компании.

Но Вероника... В черном платье прямого покроя, скорее коротком, чем строгом, совершенно закрытом вверху, казавшаяся после строгих деловых костюмов воздушной и тонкой, она выглядела неподражаемо. И опять Лантарова поразили ее распущенные, достаю-щие до середины спины, феерически сияющие и вле-кущие дивные волосы. Они были вовсе не рыжими, как он полагал прежде, а солнечно-золотыми. Но краем гла-за он заметил, что далеко не только он один рассмат-ривает сиятельную женщину: мужчины откровенно лю-бовались ею, тогда как женщины глядели искоса со змеиными улыбками. Она же артистично гасила вожде-ление одних и неприязнь других. Непринужденно-не-возмутимая манера держать себя и еще что-то неулови-мо острое делали ее похожей на львицу, смелую, величественную и честолюбивую, упивающуюся свобо-дой, незримой властью над окружающими мужчинами, отлично знающую себе цену.

Все вокруг острословили, демонстрировали светские уловки, щедро посылали во все стороны манящие флюи-ды. Дерзкая игра, чудный, совершенно неведомый Ки-риллу флирт на фоне якобы забытых должностей и ста-туса. Когда полилась нежная музыка, он незаметно для храбрости и снятия излишнего напряжения выпил при-личную дозу коньяка. Уже через несколько мгновений волна сладостного тепла прошлась по телу и накрыла го-лову. Шум в помещении превратился в фон, а объект его

168 169

вожделения будто бы отделился от общего марева и еще больше приблизился. Походя он заметил, что за столи-ком у них с Вероникой создалась феноменальная син-хронность поз, хотя он нарочито поддерживал разговор с другими мужчинами и женщинами.

«Что происходит?» — задавал Кирилл себе вопрос. Может, он просто потихоньку сходит с ума? Ведь это не-мыслимо! Она — замужняя, самодостаточная, взрослая женщина, а он еще даже не сумел попробовать того, чем теперь она его неотступно манила и завлекала. Но он не может бесконечно оставаться аутсайдером, прозябая на обочине жизни! И у сегодняшнего вечера — в этом у него не было никакого сомнения — наверняка заплани-ровано продолжение. Он горел, как раскаленная печь, так как не знал, как ему вести себя в том случае, если Вероника предпримет какой-нибудь шаг. В себе же он не находил ни капли смелости. Он снова выпил, как и все, по традиции чокнувшись бокалами. Краем глаза он заметил: Вероника тоже предпочитала коньяк и выпила изрядно, как для замужней дамы. Лантарову казалось за-бавным, что они даже не смотрели друг другу в глаза. Обмен информацией происходил как бы на клеточном уровне, вызывая неуемные вихри не подчиняющегося никаким командам волнения. Он точно знал, что с фа-тальной отрешенностью движется в половодье ее чувст-венности. Она взглянула ему в глаза лишь раз, когда ве-черинка уже набирала необратимые обороты. «Я сейчас вернусь», — тихо молвила Вероника, едва прикоснув-шись к нему рукой, и его точно пробило насквозь ко-ротким мечом гладиатора. В глазах Вероники он прочи-тал рвущееся наружу желание и решимость. Океан,

поверхности которого угрожает тайфун! Он задрожал всем телом, глядя в пустой бокал и не решаясь даже по-смотреть ей вслед. Вот оно, настало!

Кирилл совсем не удивился, когда через несколько минут на его мобильном высветилось имя Вероники. «Нужна твоя помощь, я у себя в кабинете» — прочитал он, предусмотрительно опустив телефон под стол. На всякий случай Лантаров выждал пару минут — ожида-ние вызвало испарину на лбу и ладонях, как будто он канатом тянул секунду за секундой. Кирилл поднялся и тихо, точно крадучись между столиками, выплыл из зала.

Он успел отметить, что свет у дверей ее кабинета был предусмотрительно выключен. В этой части офиса было довольно тихо, только звуки музыки издалека возвеща-ли о дурашливом празднике, придуманным неизвестно кем и неизвестно для какой цели.

Кирилл хотел постучать, но передумал и тихо открыл легко поддавшуюся дверь. Настольная лампа в глубине кабинета была укрыта каким-то тканевым капотом. Сам кабинет был довольно узким, и Вероника стояла как раз за дверью. Она ждала, она ждала его! Сердце Лантарова восторженно забилось, и он как можно тише затворил дверь.

— Тут находится райский филиал «Стелс-Инфо»? — Кирилл наконец попробовал пошутить.

— Тут... — радостно прошептала Вероника и с пугаю-щей быстротой приблизилась своим телом к его трепе-щущему телу.

Остервенелые, жадные, похожие на укусы поцелуи и смешавшееся дыхание, привкус коньяка, шоколада и еще

170 171

чего-то неведомого, горьковатого. Запах ее тела напоми-нал аромат мускусной дыни; невыносимое кольцо чув-ственного огня сотрясающим толчком ударило ему в го-лову, подняло цунами ощущений... Он будто проник внутрь вулкана, и пальцы столкнулись с горячей, стре-мительно пульсирующей лавой, а сам он начал шалеть от счастливой мысли, что вот-вот наступит долгождан-ный момент. Вдруг она издала обжигающий слух, неслы-ханно громкий, чувственно-животный звук, что-то ме-жду криком и стоном. Неискушенный любовник содрогнулся: их слышно в коридоре! Их точно слышно в коридоре! Сейчас раздастся подлый стук в дверь! В по-рыве мальчишеского испуга он закрыл ей рот свободной рукой, невольно прислушиваясь, нет ли шагов за дверя-ми. Она же резко и решительно оторвала его руку и, при-близившись к его уху, исступленно зашептала: «Возьми меня, возьми меня!»

«Да, да», — шептал он в ответ с глупой полуулыб-кой, но ужас вдруг внезапной вероломной силой ско-вал его мозг, и в один миг даже потревоженные пре-лести Вероники потеряли смысл. «Вот оно, чертово проклятье!» Когда Лантаров понял нахлынувшее из бездны содрогнувшейся души бессилие, ему захотелось грубо оттолкнуть от себя изнемогающее от любви тело, которое он еще минуту назад боготворил. Но Верони-ка уже странным образом не реагировала на отсутствие у него адекватной мужской реакции; она слишком за-велась сама и казалась опьяненной одним уже сближе-нием тел. Она как бы сосредоточилась на своих собст-венных ощущениях. Такое обхождение Лантарову даже понравилось, показалось спасительным в создавшейся

ситуации. Но контакт с ее прелестями уже не прино-сил ему пьянящего наслаждения и лишь вызвал какую-то роковую, безудержную тоску.

Ее тело корчилось от экстаза, его же душа остава-лась одеревенелой и раздавленной от безысходности. Чтобы не закричать, она широко раскрыла рот и, по-добно рыбе, судорожно глотала воздух, пока при вздо-хе не стал возникать грудной свистящий звук, похожий на сдавленный крик. Лантаров свободной рукой креп-ко обхватил ее за талию и находился в двух мирах од-новременно. Вероника, уткнувшись лицом в его грудь, еще некоторое время извлекала из себя безумные, кло-кочущие звуки, пока наконец не застыла в полуобмо-рочном состоянии.

Пауза длилась несколько томительных мгновений, и она подняла на него глаза. В полумраке они светились, как у насытившейся нимфы, от истомы и неподдельно-го лукавства. Лантаров увидел, что это были глаза со-всем другой женщины, не той, которую он знал преж-де в облике одной из успешных сотрудниц компании. Это были глаза, затянутые поволокой пробужденной страсти, которые — в этом он был абсолютно уверен — не видел в этой компании никто. Эти глаза, кроме того, знали какой-то небезопасный секрет, потому что Веро-ника с полуоткрытым млеющим ртом стала медленно сползать вниз перед ним. Вероника, горделивая и не-приступная, теперь в считаные мгновения превращалась в коварную плотоядную обольстительницу-рабыню. «Нет, нет, не надо... этого», — зашептал он ватным го-лосом жалобно. Как же он себя ненавидел в этот чудо-вищный момент! Неудавшийся герой руками схватил

172 173

свою возлюбленную за плечи и затем, чтобы скрыть свое замешательство, крепко прижал к себе. Она пони-мающе застыла в объятиях, а он еще долго поглаживал ее плечо, спину свободной рукой. Перевозбужденному и шокированному происходящим, ему надо было теперь немало усилий, чтобы успокоиться. Но все-таки он уже чувствовал, что эта молодая львица не станет насме-хаться над его слабостью, потому что она другая по сути, глубже и многограннее всех тех, с которыми ему хотелось разделить восторг физического сближения. И она была единственная, к кому он испытывал такое неотвратимое влечение.

ÃËÀÂÀ ØÅÑÒÀß АЛХИМИЯ АСФАЛЬТОВОЙ ЛЮБВИ

1— Во мне всегда жила яркая радужная фантазия — а

может, это в самом деле когда-то в детстве случилось, — будто мы с мамой сидим на солнышке, нежась под теп-лыми лучами. И повсюду сказочный запах цветов... Правда, это видение быстро исчезает. И оно долго не появляется, когда я вижу периодически повторяющий-ся сон. Будто я прихожу домой, звоню в дверь, мать от-крывает и не узнает меня. Я с яростью доказываю, что я — ее сын, а она через некоторое время все равно за-крывает передо мною дверь... После этого сна мне хо-чется умереть...

Лантаров удивлялся своей словоохотливости. Хотя в глубине души знал, что рассказывает Шуре сокро-венные вещи потому, что попросту больше некому вы-

говориться. И потому, что Шура завтра выписывается, и, вероятно, они уже никогда не увидятся. Исповеду-ется незнакомцу, как бывает в поезде. Но не только поэтому. Лантаров ощущал подступающий страх. Гип-нотизирующий и сковывающий его, вызывающий оце-пенение. Опять он останется наедине со своей болью, неподвижностью, неизвестностью и почти полным от-сутствием будущего — он до сих пор полностью не знает, кто он. Шура же в его новой полужизни-полу-существовании оказался единственной зацепкой, как у скалолаза, понимающего, что вниз возвращаться еще опаснее, а для движения вверх пальцы попросту не находят опоры.

— Но если ты так думаешь, верно, это не видение, а так оно однажды и было. И я бы на твоем месте позво-нил матери.

— Я сам иногда готов позвонить, но, к сожалению — или к счастью? — у меня попросту нет ее номера. Вер-нее, номер был в моем телефоне, но я его никогда не старался запомнить. А она живет себе в Москве или, мо-жет быть, еще дальше — никто не знает, куда ее может занести, — и даже не подозревает о моих проблемах. Бы-вало, что мы по три-четыре месяца вообще не обща-лись — из-за взаимных обид и непрестанных упреков.

— Но есть тысячи способов разыскать ее...— Показать меня, убогого, немытого беспризорника,

практически бомжа, в телепередаче «Разыскиваются про-павшие дети»? Нет уж, до этого я не дойду. Лучше по-дохнуть в этой зловонной берлоге.

Шура нахмурился, но пропустил мимо ушей выплес-нутую горечь.

174 175

— Нет, я имел в виду другое. Ты напишешь записку, укажешь адрес, а я отвезу ей домой. Если ее нет, попро-сту воткну в дверь.

— Идея, конечно, хорошая, мне только надо вспом-нить адрес. Я ведь не жил с ней несколько лет. После того как я от нее съехал, она продала старую двухком-натную и купила новую квартиру, в которой жила со сво-им новым мужчиной. Я там был у них только один раз — на ее дне рождения. — Лантаров махнул рукой. — Да и тогда, я помню, мы здорово поругались, хотя даже не могу вспомнить из-за чего. Если бы оказался за рулем, то наверняка бы вспомнил, как туда ехать...

— Ты обязательно вспомнишь, ведь твоя память уже восстановила очень многое из прежней жизни. Значит, все будет в порядке. И маму твою мы разыщем.

— Если только в этом есть смысл... Лично я не уве-рен...

Лантаров печально улыбнулся. Но к Шуре он проник-ся еще большим доверием. Шура при всей своей необыч-ности и обособленности сам вызывался помогать тем в палате, кто совсем не мог передвигаться. Он порой ока-зывал неоценимые услуги, о которых не всегда можно обратиться к вечно спешащему, озабоченному медперсо-налу. На днях Шура где-то отыскал ножницы и вполне сносно остриг волосы основательно заросшего Лантаро-ва и еще одного мученика убойной палаты. Вообще в от-ношении Лантарова, который оказался самым одиноким во всем травматологическом отделении, он проявлял бу-квально отеческую заботу. И молодой человек принимал эти жесты великодушия с благодарностью, незаметно все больше привязываясь к этому странному пациенту.

— Дружище, да у тебя кожа на спине уже, как па-пиросная бумага. Если не предпримешь шаги к сво-ему спасению, она попросту расползется, лопнет. За-помни, ответственность за свое выздоровление несешь ты один — врачи тут вообще ни при чем!

Поначалу Лантаров жалобно ныл, вызывал на по-мощь сестру или санитарку. Тогда Шура брался акку-ратно поворачивать парня и мазать ему спину мазью с отвратительным запахом. Ее, как он признался, приго-товила Евсеевна.

— Кирюша, Евсеевна — добрая волшебница, и такие рецепты, как она, поверь мне, ни один здешний врач не знает.

И Лантаров ему верил: было в Шуре что-то такое, что заставляло верить.

— Слушай, — признался он однажды Шуре, — ты меня не хуже сестры растираешь. Ты случайно не зна-харь?

Шура как-то загадочно засмеялся, помолчал, но по-том посерьезнел.

— Мне, Кирюша, на войне приходилось своих бое-вых друзей от смерти спасать.

— На войне?— Да, именно. На афганской войне, которая сегодня

уже всеми забыта... А там столько наших полегло... И ко-гда на боевых — там только на самих себя и надежда. Вот и научился...

Лантарова подкупало, что Шура вообще не читал проповедей. Не говорил с ним менторским тоном — он просто общался как с равным. Непринужденно и просто, порой рассказывая забавные истории, которые

176 177

помогали пережить очередной день недвижимости. И он как бы открывал иные состояния вещей, другой, в чем-то альтернативный вид мироздания, обращал внимание на те вещи, о которых Кирилл раньше ни-когда не думал.

Однажды, за несколько дней до выписки Шуры, у них произошел разговор, который Лантаров надолго за-помнил. Они лежали и тихо беседовали, повернувшись друг к другу. Началось все с того, что Шура в ответ на привычное нытье Лантарова рассказал очередную исто-рию о человеке, который прошел через жуткое пекло бо-лезни и вынес из нее совершенно новую и весьма не-ожиданную реальность.

— Представь себе неунывающего, хотя и бедного мо-лодого человека, который стал подавал большие надеж-ды как футболист. Его имя постоянно упоминают в мест-мест-ных газетах, он уже почти герой в свои шестнадцать лет, газетах, он уже почти герой в свои шестнадцать лет, обласкан вниманием и восхищением. И вдруг — совер-шенная нелепость — он заболел почти неизлечимой в те времена болезнью. Туберкулез в таком возрасте звучал как приговор. Не только для спортивной карьеры, но и для всей юной жизни.

Лантаров слушал бородача с интересом, глядя за иг-рой его глаз, которые начинали блестеть и светиться вся-кий раз, когда он касался темы жизни и смерти.

— У парня две возможности: харкать кровью, ожи-дая смерти, или изловчиться и отыскать в этой ситуа-ции новые возможности. Он выбрал второе. К слову, лечение этого юноши было подобно пытке: дважды в неделю ему закачивали воздух в полость между грудной клеткой и пораженным легким. Он же обратился к фи-

лософам и писателям-мыслителям. Необходимо было отыскать новый смысл жизни, и парень его нашел. Че-рез два года уже начал писать, а в двадцать девять вы-пустил первый роман. В сорок три ему присудили Но-белевскую премию. Хотя оба легких были безнадежно поражены — к тому времени в мире был найден эффек-тивный способ противостояния болезни. Его звали Аль-бер Камю.

— Да, поучительная история, — согласился Ланта-ров, задумавшись. — Я слышал это имя, но никогда не читал. Теперь обязательно прочту что-нибудь. А он жив сейчас?

— Нет, — губы рассказчика подернулись легкой снисходительной улыбкой. — Пути Господни неиспове-димы. В сорок шесть лет Камю погиб в автокатастрофе, и было это довольно давно — полвека тому назад.

— Ого! — воскликнул Лантаров от неожиданности, что именно такая развязка выпала знаменитому челове-ку. Неизвестный ему писатель стал как-то ближе и по-нятнее. «Да-а... А ведь я мог умереть точно так же в этой аварии, и никто бы даже не пошевелился, никому на це-лом свете, может быть, даже родной матери, это было бы безразлично! И этот Камю мог умереть от туберкуле-за, но ведь почему-то не умер...» Но что-то язвительное крутилось у него на языке:

— Ну и стоило выживать, преодолевать туберкулез, чтобы потом погибнуть от совсем другого?

— Уверен, что стоило. После болезни начался от-счет судьбы уже совсем другого человека, и этот другой успел о-го-го сколько! Представь себе, если бы Камю не заболел туберкулезом, который, возможно, прокли-

178 179

нал в первые дни, он никогда не сумел бы прийти к более высокому пониманию жизни. Жизни как мис-сии — я это так называю. Не было бы выдающегося пи-сателя. И не только в этом дело! Не было бы человека, живущего в согласии с собой, занимающегося делом, которое делает его счастливым, а мир — духовно бога-че. Персональный опыт таких людей — бесценное со-кровище, и это еще одна веская причина для жизни. Его жизнь важна, например, для нас, лежащих в этой палате. И еще для многих тысяч безнадежно больных, обреченных. Знаешь, какую замечательную мысль вы-сказал однажды этот писатель? «Ничто так не вооду-шевляет, как сознание своего собственного безнадеж-ного положения». Каково?!

— Как ты все эти вещи помнишь и держишь в голове?— Да я и не стараюсь вовсе. Просто в один период

моей жизни меня интересовали люди, которые сумели победить болезнь или смерть. Не только преодолеть, но и отыскать ту самую оборотную сторону негативных со-бытий. Чтобы выстроить мостик к новой, более насы-щенной, содержательной жизни.

— Согласен, эта история придает сил. Мне даже са-мому как-то легче стало, когда ты рассказал. Но все рав-но ведь это не меняет дела. Все равно мне задыхаться в этом панцире и зловонии еще, как минимум, пару ме-сяцев...

— Но, быть может, эти тяжелые условия — только хитроумная уловка судьбы, посланная тебе, чтобы укре-пить твой дух, отыскать новый смысл жизни — взамен прежнего? Я знаю истории о людях, которым пришлось находиться в концлагерях, и именно это открыло им но-

вые идеи, великолепные возможности прожить потом счастливую и долгую жизнь. Вот скажи, была у тебя ка-кая-нибудь цель в твоей прежней жизни?

Лантаров посмотрел на собеседника таким растерян-ным взглядом, как будто стоял у доски, и его поймал на невыученном материале учитель. Его лицо выглядело сейчас особенно заостренным и болезненным.

— Да я... мне вообще такой вопрос представляется лишним и ненужным. И я не помню, чтобы кто-нибудь из моих знакомых заморачивался подобными пробле-мами.

— Ясно, — будто для себя констатировал Шура, — но к чему-то ты все же стремился? О чем-то вообще меч-тал в детстве, в юности, во взрослой жизни?

— Ну, да, мечтал, — чуть смелее подтвердил Ланта-ров, неожиданно вспомнив фразу Влада Захарчикова: «Чтобы жизнь удалась, надо меньше работать и больше трахаться».

— Так о чем же? — Чем-чем, а непреклонной на-стырностью Шура мог добить кого угодно. Лантаров по-глядел на его сложенные на груди руки — вены на них вздулись, придавая Шуре воинственный вид.

— Ну, я хотел стать богатым, мечтал, чтобы у меня была крутая тачка, чтобы вокруг меня телки крутились... Но... разве это плохо?!

Кирилл взглянул на своего собеседника и тут же втя-нул голову в плечи, как испуганная черепаха. В глазах Шуры он заметил непривычный стальной блеск, какой бывает, когда кинжал на свету вытаскивают из ножен.

— Да нет, не могу сказать, что плохо, — сказал Шура, но тут же сдержанно продолжил: — Это — ни-

180 181

как. Это твой выбор, но ты был машиной. Биологиче- ской. Частью большого, загнившего стереотипа. Пред-ставь, что все твои мечты сбылись. У тебя — несколько домов, десяток автомобилей и телок — полон двор. Эда-кий гарем. И вот ты уже стар или даже умираешь, — ведь все мы смертны... — Лантаров нехотя кивнул, пред-ставление собственной смерти его не очень воодушев-ляло. — И что дальше, что ты оставляешь, уходя? Телки разбегаются, ведь им ничего, кроме денег, от тебя не нужно. Ты не давал им тепла, и они тебе его не воз-вратят. Ведь до их душ тебе дела нет. А машины и дома остаются — тут еще проще. Все это барахло куда-ни-будь пристроят, но уже без тебя. Нет ни одной заинте-ресованной в тебе живой души... Что о тебе скажут: он был классный чувак, поимел много телок, вволю пока-тался на тачках? И все? Не обидно?Лантаров, потупившись, молчал. Наброски своей

кончины ему были неприятны. Но тут он нашелся:— Ну не всем же быть героями и праведниками! Буду

умирать с приятным чувством, что насладился вволю.Но Шура его раскусил.— Не лукавь! Ты смердящую палату не переварива-

ешь, а утверждаешь, что переживешь печаль прощания с миром. Ты ведь даже сейчас уже знаешь, что секс и ба-рахло забываются и исчезают быстро. Иначе ты не твер-дил бы, что тут тебе плохо.

На этот раз Лантаров предпочел отмолчаться.— Ладно, — примирительно продолжил Шура. —

Я ведь тоже когда-то был биороботом. И чтобы изме-нить мышление, мне потребовалась серьезная болезнь. За которую я сегодня благодарен судьбе. И тебе потре-

буется время, да и каждому из нас. И еще — усилия. Ты хотел бы попробовать... другое будущее?

Признание на короткий миг сблизило Лантарова с этим суровым, почти непреклонным человеком, постичь которого он не мог. И которого он почему-то все еще боялся. Шура казался ему каким-то сценическим обра-зом, вышедшим из дремучей чащи кудесником. Слиш-ком многое он улавливал и интерпретировал так, что ему, Лантарову, становилось неуютно.

— А если бы хотел? Что тогда? — с неожиданным вы-зовом воскликнул молодой человек.

— Научись думать. Возьми ответственность за свое будущее. Ты — автор своей дальнейшей судьбы.

— Ну, я считал, что и так хозяин жизни. И если что-то получается не по-моему, это случай, мы над ним не властны.

— Случай, Кирюша, приходит как следствие. Как ре-зультат определенного, часто невольного мыслеобраза. Новая жизнь начинается в тот самый момент, когда ты принимаешь решение жить по-другому, меняться!

Кирилл поежился. Ему снова показалось, что кто-то величественный и незримый неусыпно наблюдает за ним, глядя отовсюду. От этого недавно появившегося ощущения было страшно, ведь этот наблюдатель просве-чивал его нутро, знал все его слабости и как бы требо-вал поступков, к которым он чувствовал себя не гото-вым.

— Ну, я готов меняться... Меня только одно мучает... Почему это, — он с горечью кивнул на свой металличе-ский корсет, источник ежедневной боли, — почему это... именно со мной? Все люди, которых я прежде знал, жили

182 183

так же беспечно... так же бездумно, как и я. Шаманили с чем угодно, и я уверяю, среди них я не худший был. Почему именно я оказался тут?!

— Но, может, тебе просто больше повезло?! Может, в тебе есть Божий задаток все преодолеть и измениться? Тогда это — небесный дар, которого, возможно, нет у твоих прежних товарищей, которые живут, как расте-ния.

Лантаров сжал губы. Эти мысли казались ему хитро расставленными силками. Шура же невозмутимо про-должал:

— Я много наблюдал за животными. За косулями или белками. Вот они при рождении уже состоявшиеся, за-вершенные существа. Им не нужно себя преобразовы-вать. А вот нам, людям, это необходимо. Без этого мы обречены на жизнь растений или гибель. Ты, как мне кажется, жил жизнью растения или животного. Пил, ел, опорожнялся. А признать свою болезнь, свое патологи-ческое несовершенство — половина победы.

На душе у Кирилла стало муторно и тоскливо.— Я еще жил нормальной жизнью. Учился, работал,

даже книжки умные иногда читал... И мне Бог ничего особенного не дал, чтобы я стал, скажем, поэтом или му-зыкантом...

— А с чего ты взял, что Бог тебе должен? Это мы должны, причем не кому-нибудь, а себе! Даже если у кого-то обнаружится голос или слух, это еще не все. Толь-ко воля, беспредельная воля способна довести Божий за-мысел до завершенного продукта. А вот ты продукт ка-кой-нибудь произвел на свет? Конечно, для простого нужно меньше усилий. Скажем, посадить дерево, произ-

вести на свет и воспитать ребенка. Построить дом и соз-дать семью — очаг душевного тепла и уюта. Труднее вы-лечить больного ребенка от смертельной болезни, спасти кого-то при пожаре, постичь милосердие, испытать со-страдание. Вообще как-нибудь себя проявить. Прокрути любой из своих прежних дней, ведь ты наверняка жил в безумном напряжении — я вижу это по твоим глазам. Тебе сейчас не за что зацепиться, ведь так? Но, по-мо-ему, самое главное для любого человека — это вовремя выяснить, чего он на самом деле хочет в жизни...

Слова Шуры, выговариваемые совершенно спокой-но и тихо, с суровой четкостью и твердостью, были по-добны обвинительному приговору.

2Хотя Лантаров втайне страшился встречи с Верони-

кой после корпоративной вечеринки в «Стелс-Инфо», ее выразительная и бесовски коварная улыбка все расста-вила по местам. «Может, все не так уж и плохо, раз она так реагирует?» У них отныне не случалось совместных проектов, и контакты на виду у других она решительно прекратила. Зато за пределами компании события стали развиваться с неотвратимой поступательностью.

Вероника уже вила из него веревки, Лантаров охот-но демонстрировал рвение прилежного ученика. Впе-чатления его были двойственны: то он ощущал себя по-датливым материалом для лепки, эдаким разогретым куском глины, то юным богатырем, освобождаемым от заклятий.

Прошло немного времени, и ученик перестал боять-ся свою учительницу. Вообще, его безудержный, безот-

184 185

четный, трепетный страх перед женщинами, как у тузем-ца перед цивилизованными пришельцами, начал незаметно испаряться. Каждая новая встреча с обольсти-тельницей его воодушевляла, придавая все больше уве-ренности. Его влекло неудержимо, гигантский магнит был встроен в маленький изящный пальчик Вероники, которым она его шаловливо призывала время от време-ни. И его внутреннее зрение фиксировало: она, очевид-но, расшифровала причины его бессилия. Однажды Ве-роника шепнула ему с милой улыбкой: «Тебе просто надо больше практиковаться — только и всего». И вслед за словами нежно провела рукой по его волосам. Она рас-колдовывала его, Кирилл это явственно чувствовал. Об-роненная ею фраза прочно засела в его голове, а каждоекаждое новое прикосновение к Веронике будто бы снимало чары заговора, размагничивало ленты старых, запечатленных, может быть, в глубоком детстве, записей. Кирилл готов был стать ее рабом! Или хотя бы просто находиться под-ле нее при ее здравствующем где-то в иной реальности супруге.

Их встречи скорее были редкими и спонтанными, не-жели размеренными и четко спланированными. Ее дерз-кая, уверенная ворожба и постоянная смена декораций сначала усыпили бдительность Лантарова. В неустанном контроле за своей мужской реакцией он уже перестал панически бояться отсутствия этой самой реакции. За-тем ушло напряжение, и через некоторое время как бы заново родилась на свет его мужская сущность. Все про-изошло настолько незаметно и с поражающей естествен-ностью, будто мужских проблем у него никогда и не было.

В то время они встречались раз или два в месяц. Но Лантаров и не настаивал на большем и даже на эти ред-кие встречи тайно молился, как безнадежный больной на сеансы целительницы. Да и вожделение молодого че-ловека только нарастало и к моменту встречи достигало такой пиковой силы, будто кто-то хлестко проходил кну-том по его спине, оставляя боль и холод между лопаток, распространяя томное жжение во всем теле. Каждый раз место и способ встречи оказывались иными — невидан-ная, поистине виртуозная конспиративность Вероники Лантарова восхищала, изумляла и порой забавляла. Они даже из офиса никогда не выходили вместе, встречались только тайком, будто бы случайно, где-нибудь в кафе — там, где всегда предостаточно народу. Воспрянувший ду-хом герой поражался, с какой легкостью у Вероники воз-никал в голове какой-нибудь совершенно авантюрный план. Непредсказуемость стала экзотическим ферментом их отношений и вводила преуспевающего сотрудника «Стелс-Инфо» в состояние такой умопомрачительной экзальтации, что весь мир становился головокружитель-ной волшебной сказкой.

Один эпизод ему запомнился особенно, и теперь, на больничной койке, он вспоминал его с умилением. Как-то ранней весной они зачем-то забрались в абсолютно пустынные в это время дебри на Владимирских горках. Сверху, совсем близко, над ними нависали городские со-оружения, сливающиеся с рваными клочьями облаков, внизу дремал еще оцепеневший от недавних холодов Днепр. Среди множества тропинок и выложенных кам-нями дорожек даже невзыскательный глаз вряд ли оты-скал бы укромное местечко. Задевая кое-где липкие про-

186 187

шлогодние листья, они неспешно передвигались в совершенно неправдоподобной тишине заброшенного парка, иногда сближаясь в цепких объятиях с горячими поцелуями, прикосновениями лиц. Лантаров шалел от счастья, пытаясь достичь бездонных глубин ее темных глаз, коснуться губами волос, мочки ушка, ощутить ее пряный запах. Он всматривался в девические веснушки на ее лице, и они являли ее подлинный облик, лишен-ный социальной маски, позерства или манерности.

В какой-то момент они так истово заигрались друг другом, что у Лантарова все поплыло перед глазами. Опять возник тот ошеломляющий запах страсти, от ко-торого все остальное переставало существовать, освобо-ждая путь лишь одному, самому главному... Много ме-сяцев спустя в памяти остался лишь цветной калейдоскоп из ряда картинок... Ее шалеющий взгляд и закатываю-щиеся зрачки, как будто она потеряла сознание. Учащен-ное, сбивающееся дыхание и по-детски приоткрытый рот. Но самое главное — что сводило с ума больше и сильнее всего — это выражение податливости. Такой он ее не знал и не видел, и именно это выражение уводило его представления в иную эмоциональную плоскость. Он видел лишь деревья, застывшие от шока в промозглом мареве влажного воздуха, оцепеневшие от человеческой игры в любовь.

Когда они возвращались, он ощущал себя олимпий-цем, выигравшим забег на самой трудной дистанции. Ук-радкой, не без любопытства и наслаждения, он наблю-дал за совершающихся в своей спутнице изменениях. Она вдруг снова стала невозмутимой и безмятежной, по-хожей на роковую женщину. Они направились в кафе —

согреться парой чашечек кофе, не опасаясь быть заме-ченными каким-нибудь нежелательным взглядом. Но именно тогда он впервые поразился произошедших в них обоих необратимых изменениях: насытившись друг дру-гом, в считаные мгновения они вернулись в привычное состояние жителей большого города, стали обезличен-ными и отчужденными его частичками. Настолько, что даже друг другу в какой-то момент стали безразличны. Кирилл даже почувствовал, как у его спутницы возник-ло и затем усилилось желание поскорее вернуться в свой мирок. Ему не хотелось признаваться самому себе, но у него также появилась потребность забраться в свою, за-крытую от всех раковину. Это было возмутительно! Не-постижимо! Вот только что существовал подаренный на двоих мир, но прошло несколько счастливых мгновений, и все расплылось, перестало существовать, заполнив лишь маленький карман памяти. Да, тогда его мало за-ботила быстротечность мирского, ведь весь мир сфоку-сировался в одной точке, в одном-единственном, тай-ном желании — вернуться в сообщество полноценных мужчин...

3Выписка Шуры произвела на Лантарова опустоши-

тельное впечатление. Как будто вакуумный насос вытя-нул из помещения все живое, что в нем было.

Наблюдая, как Шура складывает свои нехитрые по-житки в ожидании приезда за ним Евсеевны, Лантаров с тоской и беспокойством думал: что теперь? Он остро почувствовал, что в его жизни завершается, возможно, очень значительный период. И где-то в глубине души

188 189

Кирилл искал зацепку, какую-то нить, которая останет-ся между ним и этим новым знакомым. Он с грустью по-думал, что даже ни разу не спросил Шуру, где тот жи-вет, ждет ли его семья. Он, Лантаров, всегда находился при своих тягостных ощущениях, и все их беседы каким-то образом направлялись лишь к одной цели — вывести его из состояния оцепенения. Лишь в последние дни он заметил, что Шура часто разговаривал с мальчиком-под-ростком, которого сбила женщина на автомобиле. Шура после прогулки приземлялся около мальчишки, что-то вкусное совал ему в руку, иной раз просто держал его маленькую бледную ладонь в своей узловатой руке. Что и говорить, Шура был в этом заплесневелом простран-стве настоящим живчиком, вокруг него как будто фор-мировался волшебный оазис впечатлений, и даже мед-сестры ему улыбались как-то по-иному, как совершенно здоровому человеку.

Евсеевна приехала не одна. За нею покорным телен-ком плелся немолодой уже мужчина с большим вазоном в руках.

— Цветочек вам привезли — для настроения. Будет укреплять ваш дух, радовать глаз. А если глаз радуется — и настроение хорошее, всякие болячки отступают. — Она улыбнулась лучезарной улыбкой щедрого человека. — Ничего, скоро вы все благополучно поправитесь, пре-одолеете преграды на пути к здоровью.

Лантаров удивился: во как закрутила бабуля! Про себя он с определенной симпатией называл ее бабулей, хотя Шура прав — до старушки ей еще далеко. В палате с при-ходом людей из внешнего мира тотчас возник шумок — даже очень тяжелые больные как-то зашевелились.

— Володя, да поставь ты вазон на подоконник, не держи его!

— Да кто ж его поливать будет? — засуетился садо-вод. — У нас же все лежачие.

— Так, я вот на подоконник ставлю, а все быстрень-ко смотрим, любуемся. — Володя решительно освобо-дился от вазона.

Евсеевна раздала всем в палате по горсти кураги, при-говаривая скороговоркой:

— Ешьте, сладкая, сочная, домашнего изготовле-ния.

И почти все пациенты двенадцатой палаты травмато-логического отделения охотно отведали сладостей.

На миг Лантаров перевел взгляд на лихо водружен-ный на подоконнике цветок и невольно залюбовался. Роскошная фиолетовая орхидея с сочными лаптевид-ными листьями, казалось, источала в этом убогом при-станище всего серого, заношенного и застиранного чу-десное лазурное свечение, олицетворяя ликующее стремление к жизни и мечту о совершенстве.

— А это тебе, — донесся до него низкий голос Шуры, который поставил у тумбочки плотный, довольно увеси-стый пакет. — Но только посмотришь потом, хорошо? Чтобы сейчас не отвлекаться...

— Спасибо тебе, Шура! — улыбнулся Лантаров, вы-держивая пристальный взгляд бородача.

Наконец пришло время прощаться. Шура на своих костылях отправился путешествовать по палате, пожи-мая руки ее обитателям. К Лантарову он подошел после всех. И опять на миг молодой человек ясно ощутил вол-ну тепла — проникающей, жизненной энергии. В этом

190 191

тепле было нечто отеческое, смесь спокойной нежности со здравой суровостью.

Щуплая, слабая ладонь Кирилла утонула в могучем рукопожатии удивительно сильной пятерни Шуры.

— Держись! Мы скоро увидимся.«Как же, — подумал Лантаров, — кому я нужен?»Оставшись наедине со своими мыслями, Лантаров

полез в пакет. Извлек баночку меда, коробочку с очи-щенными орехами и еще одну коробочку с высушенны-ми плодами. Он улыбнулся: Шура настойчиво приобща-ет его к тому, что любит сам... Потом обнаружил две зачитанные книжицы: плотный томик Ремарка и еще одну — «Как перестать беспокоиться и начать жить» ка-кого-то американского автора. Ладно, решил он, с него-то он и начнет — книжка-то в три раза тоньше, да и Ре-марка он уже как будто читал раньше. Правда, точно не помнил — он никогда не запоминал сюжеты, а читал больше, чтобы убить время. Между книгами Лантаров нашел плотный блокнот. Он вспомнил, что точно такой был у самого Шуры, почти весь исписанный убористым почерком. Но этот же — совершенно новый! К его плот-ным, приятно пахнущим типографией, страницам была пришпилена простенькая шариковая ручка. Конечно, он бы предпочел увидеть скромненький ноутбук с флэш-картой для интернета или портативный телевизор. Но сейчас не время выбирать.

Лантаров хотел было положить книги в пакет и толь-ко тут только заметил в нем еще какой-то маленький сверточек. Он развернул, и чуть не вскрикнул — там был мобильный телефон. Старенькая модель с дешевым пластмассовым корпусом и черно-белым экраном. корпусом и черно-белым экраном.

И еще зарядное устройство к нему. Это же тот самый аппаратик, который был у Шуры и которым он всего лишь раза два пользовался для связи с Евсеевной! Но как же Лантаров был рад этому неказистому приборчи-ку. Ведь это связь с миром, который он позабыл и ко-торый его уже не помнит! Но тут Лантаров осекся: а с кем он вообще может связаться, если не знает никаких номеров? Он проверил список абонентов и был потря-сен. Там значились только Шура и Евсеевна. Но все равно радость не схлынула окончательно. Все равно это та зацепка, о которой он мечтал. Он посмотрел на лис-ток, в который был завернут телефон. На нем были на-писанные рукой Шуры слова:

«Кирилл, держись! Если тебе будет плохо, позвони мне или Евсеевне (она предупреждена). Если захочешь, я могу забрать тебя к себе — как только врачи снимут твой железный обруч. Мы помним о тебе, молимся за тебя. Шура».

Записка наполнила его воодушевлением, от нее вея-ло здоровой энергией, неизвестной целительной силой. Этот немного смятый листок был первой материализо-ванной вещью в его новой жизни, который имел отно-шение конкретно к его душе.

4Лантаров сам не ожидал от себя такой, явно несвой-

ственной ему читательской прыти. Первую книгу — ре-цепты борьбы с душевной тревогой и беспокойством пресловутого Дейла Карнеги — он проглотил за три дня. Теперь он хорошо запомнил имя автора и испытывал к нему уважение. Читал он медленно, тихо и долго пере-

192 193

жевывал текст. В его сознании то и дело всплывали фра-зы. Он даже с удовольствием выписал в блокнот несколь-ко — это было желание чем-то подражать Шуре. «Изолируйте прошлое!» — этот призыв показался парню довольно своевременным. Затем он еще немного пошур-шал листами и выписал еще одну: «День спасения чело-века — сегодня!» И так, поглощенный простоватым, до-ступным текстом, Лантаров исписал несколько страниц.

Все вроде проясняется, как водная гладь прозрачно-го озера. Но разве он жил без цели? Разве азартное до-бывание денежных знаков, а с ними — многих и многих благ не может являться желанной целью? В конце кон-цов, он ведь никого не обманывал, даже не выманивал деньги — клиенты сами совали ему в руки приличные суммы. А до того он просто учился наслаждаться жиз-нью, вдыхать ее дурманящий аромат. Ведь долгое время наслаждение жизнью было от него скрыто. Заслонено громадной, непреодолимой стеной. Стеной, которую он, Кирилл, все-таки сумел разрушить...

Лантаров вспомнил, как Шура в одной из бесед за-дал ему простой, но и щекотливый вопрос: а был ли он когда-нибудь счастлив? Вообще, помнит ли он хотя бы один момент или период в жизни, когда он испытывал безоговорочное ощущение счастья? Тогда он не нашел-ся, что ответить. А вот теперь мог. Да, его поиски сча-стья были многослойными, как луковица. Он снимал и снимал слои, а они оказывались такими же горькими, как и предыдущие, так же вызывали слезы. Тогда он во-все не считал, будто счастлив. А вот теперь, пролежав больше месяца в горизонтальном положении, с вмонти-рованным в живое тело железом, Лантаров определенно

знал: тогда он точно был счастлив. В голове его возни-кал уже когда-то пережитый водоворот событий. Эпизо-ды, которые, несмотря ни на что, оставались ему доро-ги. То был путь восхождения, его восторженного движения вверх, на высокие этажи жизни.

ÃËÀÂÀ ÑÅÄÜÌÀß В МИРЕ ХАОСА И НАСЛАЖДЕНИЙ

1Все его радости начались с Вероники, ею они и за-

канчивались. С некоторых пор молодого сотрудника «Стелс-Инфо», живущего исключительно короткими за-мыканиями интимных встреч, просто распирало от ощу-щения невиданного простора. Ему казалось, что внут-ри его мировосприятия произошло какое-то удачное тектоническое смещение. Лантаров перестал чувство-вать себя потеряным в большом городе. Перестал ду-мать о будущем, наслаждаясь пусть и хрупким, но бар-хатно-манящим настоящим. Конечно, в его жизни еще оставалась работа, завершающаяся учеба. Но все это уже не было таким важным, как раньше, все осталось на периферии истинной, яркой реальности, которую, как ему думалось, он поймал и удерживал в руках. Как сказочный герой жар-птицу. Лантаров даже снял ма-ленькую квартиру на Оболони. От нахлынувшего вооду-шевления ему хотелось просто взлететь в воздух и по-плыть вместе с облаками над городом, на глазах становившимся чудесно зеленым и приветливым. Весь мир начал меняться, словно до этого он смотрел на него через ненастроенный оптический прибор, не подозре-

194 195

вал о его пестроте, оригинальных вкусовых ощущени-ях, исключительных запахах...

И дело было вовсе даже не в самих встречах, а в ка-ком-то пространственном свечении, которое зажгло его, как потухшую лампочку. Все думают, будто лампочка пе-регорела, но только один человек считает, что ее нужно попросту аккуратно довернуть. И Вероника своей изящ-ной ручкой довернула лампочку, и та неожиданно за-жглась с невиданной яркостью, обдавая пространство дивным светом и неизбывным теплом. Вероника осво-бодила его от оков узника, и Кирилл из благодарности превратился в добровольного раба. Но разве это не было ее задумкой, хитроумным планом? Поначалу Лантаров и не думал задаваться таким вопросом, он просто безро-потно и доверчиво следовал за своей спасительницей. Бродячее животное, натерпевшееся лишений, никогда не сомневается в том, кто его приручает.

Земля впитала живительный сок весны, задышала глубоко и радостно. На молодых соснах, что выпестовы-вались солнцем на недавних вырубках, возникли пучки новых, более светлых и более сочных иголок, фалличе-ски взметавшихся к небу. Самозабвенная парочка на внедорожнике Вероники цвета спелой вишни забралась в густой, еще мало посещаемый в это время лесной мас-сив, где-то между Киевом и Броварами. А потом, в раз-гаре приключения, как будто сама природа вступила с ними в сговор, полил струящимися потоками шумный ливень. Соприкасаясь, их тела высекали то количество искр, что порождает жаркий, неуемный огонь. Лантаров испытал восторг от вида напрягшейся смуглой спины Вероники, неожиданного изгиба шеи, будто сведенной

судорогой. И — ничем не сдерживаемый, на несколько октав выше привычного голоса, птичий крик Вероники. Этот животный, утробный звук ласкал слух Кирилла, в памяти осталось ощущение, что звуки, запахи, эмоции, которые умела извлекать из разных состояний Верони-ка, создавали гораздо больше впечатлений, чем само дей-ство, увиденное или осязаемое.

Лантаров старался не отпускать из памяти прекрасное видение, виртуально освобождающее его от металлическо-го корсета и нездорового запаха беды, которым, кажется, навсегда пропиталось это помещение с незримыми отпе-чатками всех несчастных, что когда-либо коротали тут свои дни и ночи. Теперь, недвижимый и нечувствитель-ный к собственной плоти, Лантаров был готов признать: да, у них не было никакой игры в романтику — одни только плотские наслаждения в чистом виде! Никакого взаимопроникновения душ, никаких переплетений харак-теров, и в этом состоял парадокс. Внешне — эмоциональ-но насыщенная, но внутри — вакуумная, безжизненная, воздухонепроницаемая связь. Но как случилось, что их отношения просуществовали так долго? Отчего он все еще так неотвратимо привязан к Веронике? Но он ни за что на свете не желал бы видеть ее сейчас, звонить ей, даже если бы имел номер ее телефона!

Ему захотелось докопаться до истины, ведь спешить вообще некуда. Она определенно сама испытывала и приучила его к первобытному азарту от недопустимых, немыслимых откровений. Она легко входила в наркоти-ческое состояние охотничьего пса, которого однажды приобщили к заводящей охоте, и Кирилл заразился от ее болезненного пристрастия, стал таким же. Вероника

196 197

умела смаковать каждый момент, наслаждаться не толь-ко физически, а как-то всем своим существом — впиты-вать, как щупальцами, энергию первородного возбужде-ния и неуклонного движения к экстазу. И с некоторых пор и он уже попросту не мог жить без этого. У Кирил-ла создавалось впечатление, что она смотрит на мир че-рез объектив, фиксируя каждую секунду эйфории и не пропуская ничего. И все это она преподносила ему, как бы разворачивая сказочные яства, о которых он даже не подозревал. «Сексом надо уметь наслаждаться, причем трижды. Первый раз — от предвкушения, второй — не-посредственно, и третий — от воспоминаний. Если все три фазы одинаково заводят, значит, секс удался», — утверждала жрица с таким манящим выражением лица, жрица с таким манящим выражением лица, что не принять волшебный нектар оказывалось выше че-ловеческих сил. И то ведь был редкий дар, и сказать, что он сводил Лантарова с ума, — ничего не сказать. И Ки-рилл незаметно стал превращаться в прирученное жи-вотное, причем поводок, радостно и преданно повили-вая хвостом, сам отдал в руки Вероники.

2Порой, как и прежде, во время долгих перерывов ме-

жду встречами Лантарова сдавливали тиски удушающей тоски, в нем просыпалась неуемная жажда постоянного, ровного, стабильного тепла вместо обжигающего жара — один раз в две-три недели. Но разве он устанавливал пра-вила? Только во время короткого сеанса секса он возни-кал в фокусе ее внимания в качестве основного объекта, в остальное время он не имел голоса, был безликим, на все готовым парнем по имени «Никто». Порой Лантаров

спрашивал себя, почему они никогда не встречались, скажем, просто так? Ну, могли бы пообедать, посидеть и поговорить где-нибудь, и для него этого было бы до-до-статочно. Ему была неведома ее другая жизнь, вне от-. Ему была неведома ее другая жизнь, вне от-ношений с ним. Он хотел знать о ней больше, но все детали ее закулисной жизни были тщательно заретуши-рованы. И Лантаров даже побаивался спрашивать ее о муже, ребенке, вообще о ее интересах, помимо «Стелс-Инфо», и их эпизодических слияний, как будто это было чем-то кощунственным, нетактичным, неделикатным вторжением на чужую территорию. Ее официальный муж представлялся Лантарову неким статусным типом, ус-пешным держателем каких-то золотоносных акций и в то же время безликим и неинтересным. И все-таки его раздирало любопытство: в чем истинная причина влече-ния Вероники к нему? В том, что он молод, неопытен и податлив? Но ведь таких много... Он не раз придирчиво рассматривал свое тело: астеническая конституция, вы-несенная из детства худосочность, отнюдь не мускули-стое тело, какое бывает у атлетов. Он точно не мачо и хорошо знал это. Просто его тело, независимо от его со-знания, все еще использует инерцию молодости, кото-рой свойственны упругость и свежесть. Но, думалось ему, если бы он был такой роскошной женщиной, как Вероника, вряд ли заинтересовался бы им... Тогда в чем же секрет? Может быть, в том, что он способен держать язык за зубами? Но и таких немало. Знала бы Верони-ка, что ему вообще нечего и некому сообщить что-либо о своей жизни, — у него нет ни настоящих друзей, ни девушки, ни подлинно внимательных, готовых его вы-слушать родителей, у него на всех фронтах — одни убыт-

198 199

ки и минусы. Да, он полный эмоциональный и социаль-ный ноль! Вернее, тут Лантаров в мыслях поправил себя, — он был полным нулем до встречи с ней. И она, опираясь на его исключительную замкнутость в собст-венном мирке, а еще больше — на знание его слабостей, может спокойно реализовывать свои обморочные фан-тазии. Не опасаясь быть преданной! Лантарова осени-ло: действительно, он абсолютно непритязательный, ли-шенный амбиций человек, которому можно доверить любую интимную тайну! Вероника знает его сокровен-ную суть и потому безбоязненно доверилась ему... Ре-шив так, Лантаров успокоился. Правда, не раз к нему наведывалась мысль, что они ведь стали интимными партнерами еще тогда, когда она не знала его тайну, не подозревала, что как мужчина он был несостоятельно-неродившийся... И он решил играть по ее правилам из боязни потерять партнершу. Подругу в ней он так и не обрел.

А ведь он был предельно открыт, абсолютно и доб-ровольно обнажен пред нею. Она порой принимала его мир, как заботливая мать принимает мир открывшего-ся подростка. Помогала, советовала ему, но всегда име-ла от него свои, взрослые тайны. Однажды во время оче-редной короткой встречи Вероника объявила Кириллу, что больше не работает в «Стелс-Инфо». Новым местом ее работы оказалась на редкость богатая организация с загадочным названием «Специальные информационные системы». Кирилл вскоре узнал, что эта частная компа-ния занимается сбором информации о сильных мира сего, их бизнесе, слабостях, привязанностях. Он непри-ятно удивился: впервые ему столь ясно дали понять, что

он не имеет права присутствовать во всей ее жизни, по крайней мере, в той обширной, необъятной и неясной для него части, которая выходила за рамки секса. Ему казалось, что он узнал об уходе Вероники последним из всех сотрудников «Стелс-Инфо». Значит, ему попро-сту воспрещен выход за границы секса. Правда, хоро-шенько поразмыслив о пользе устройства Вероники на новое место работы, Кирилл усмотрел тут много благо-разумного и дальновидного. «СИС» имели свой собст-венный дом-офис в зеленой зоне в районе Нивок с от-личными подъездами с разных сторон, а там открывались необъятные возможности для любвеобильных пересече-ний... И Лантаров тотчас задумался о приобретении не-дорогой машины.

3Однажды вечером Вероника сама затянула его в ма-

ленький, безобидный с виду кабачок вблизи Львовской площади — ее муж, кажется, был в это время где-то в командировке за границей, ребенок бережно передан на попечение ее заботливых родителей. «Может быть, по-нятливые бабушка и дедушка тоже участники заговора?» Стриптиз в кабачке произвел эффект разорвавшейся бомбы. И вовсе не тем, что основательно завел Кирил-ла — это было логично и вполне прогнозируемо. Но то, что вызывающе откровенные, бесшабашные танцы жриц любви взвели курок чувственности его спутницы, было для него новшеством. Он так и не понял — часть ли это ее замысловатой игры, или свою лепту в настроение внес-внес-ла подвижность гибких женских тел, или ей нравился подвижность гибких женских тел, или ей нравился неоспоримый факт его возбуждения рядом.

200 201

Всеохватывающий океан разврата, который находчи-вая выдумщица предложила своему неискушенному ка-валеру, оказался куда более вместительным, нежели его представления и фантазии. Всякий раз он дрожал всем телом еще задолго до встречи с нею, томясь в своих не-уемных ожиданиях и даже не предполагая, каким захва-тывающим, коварным действом порадует она его. Каж-дая новая встреча заставляла его содрогаться от ее внутренней необъятности, в сети которой он неизменно попадал, как глупая рыба, плывущая в неведении того, что сулит сказочный простор и расширяющееся про-странство. В своей погоне за новой реальностью он по-степенно превращался в наркомана, зависимого от при-хоти Вероники. То она казалась совершенно невинной, наивной, то вдруг раскрывалась до такой степени раз-нузданности, которая представлялась фантастической, неподвластной земному измерению.

Как-то после их богемного, богатого на выдумки сек-са, Лантаров рассмотрел Веронику вблизи. Она вальяж-но, как сытая кошка на весеннем солнышке, потянулась на постели, впитывая в себя дневной свет и чудодейст-венное тепло, и на какое-то время застыла изваянием, устремив отрешенный взгляд куда-то вдаль. Исподволь изучая ее лицо, юный любовник убедился, что оно было далеко от эталона. Впервые он рассматривал обнажен-ную женщину так близко и бесцеремонно, вглядываясь в каждое пятнышко, оценивая каждый прыщик, каждую клеточку. Кожа была безоговорочно прелестная, эластич-ная и аккуратная, со светлым пушком, строго выбриты-ми подмышками. И все-таки это были тело, кожа и во-лосы живого человека, и Лантаров с некоторым

изумлением отметил, что живой обнаженный человек вблизи производит совсем не такое впечатление, как в представлении, когда он мысленно раздевал ее. Он, по-жалуй, не мог бы отыскать что-то явно не понравившее-ся на этом почти безупречном теле, узреть физический изъян, но чем-то оно сейчас отталкивало и пугало. Он долго не мог понять — чем именно? Но наконец его осе-нило: ведь это было тело, которое не принадлежало ему. То есть он обладал им иногда, время от времени, сугубо по разрешению его хозяйки, но прав на него не имел ни-каких. Это было тело, почти безраздельно принадлежа-щее другому мужчине, о жизни которого Кирилл поня-тия не имел. Все это вызывало в нем некую тревогу, намекало на несостоятельность, слабость и искусствен-ность такого положения. Он как бы был при даме, и это не могло его не смущать. И особенно давящей была тор-жественно-картинная обнаженность Вероники, расслаб-ленной и чем-то похожей на застывшую натурщицу, упи-вающуюся собственной бесстыдностью и фонтанирующим очарованием. В самом деле, Вероника была в тот момент чудовищно самодостаточна, подобно кошке, пушистой и нежной, но никогда не приручающейся, циничной, всегда помнящей о своих отточенных когтях и надежных клыках. И это досадное открытие не на шутку испугало наблюдателя, осознавшего обусловленность таких отно-шений.

Лантаров недоуменно смотрел на ее распластавшееся, объятое негой тело, она же наконец уловила его взгляд, нехотя вернулась в реальность. Кирилл смешался.

— Ты... — великолепна... — прошептал он. По ее на-смешливым искоркам в глазах он понял, что она сейчас

202 203

хорошо осознает беспредельную силу своей необуздан-ной женственности. Ее глаза говорили: «Я знаю. Ну и что?» А сам он при этом выглядел ошарашенным вне-запным счастьем ребенком, и, будучи не в силах больше терпеть борьбы с собой, уткнулся лицом в ее гладкий, упругий живот. Вероника провела пальчиками по его во-лосам, щеке.

— Знаешь, если бы ты не была замужем, я бы вовсю добивался, чтобы ты стала моей женой, — задумчиво из-рек Кирилл.

— А мои сексуальные аппетиты тебя не смущают? Ты еще глупый мальчик, который ничего не знает о жизни.

— Но если так, зачем ты тогда со мной связалась?— Просто ты очень милый... «Милый и мягкий, как привычная, безотказная иг-

рушка? Или милый и... любимый?» На эти вопросы от-вета у Лантарова не было. Но он решил проявить на-стойчивость.

— Слушай, а ты любишь своего мужа или только так говоришь?

— На самом деле люблю, мы даже несколько лет жили в гражданском браке, пока он не предложил офор-мить отношения.

Кажется, она была откровенна и честна. — Но ведь... Я вас видел однажды в машине — он

мало походит на мачо, тучноват и рыхловат. Он мне по-казался немного помятым. Извини, что говорю такое, просто хочу лучше понять тебя — ты для меня неразре-шимая загадка.

— Какой же ты глупый! — воскликнула она, ничуть не обидевшись. — Женщина, если ей необходимо, всег-

да может найти мачо. Но на самом деле ей нужен не мачо, а надежный человек рядом. Понимаешь?! Ей нуж-на нежность, стабильность и защищенность.

— А что, ты сомневаешься в моей надежности? — спросил он с вызовом.

— Ну почему ты такой недогадливый, мой мальчик? Конечно, не сомневаюсь! Ты — просто замечательный. И очень толковый. Но своего надежного человека я уже отыскала. Я не только люблю его, но к тому же имею с ним совместного ребенка, мы живем вместе, ведем хо-зяйство и многое такое, чего ты еще не знаешь и не по-нимаешь, поскольку твое время еще не пришло. Наслаж-Наслаж-дайся жизнью и собирай ценную информацию — потом жизнью и собирай ценную информацию — потом пригодится...

Лантарова покоробил ярлык «мой мальчик». Но он решил добиваться своего.

— Слушай, а что тебя толкает изменять ему?— Понимаешь, жизнь — слишком многогранная

штука, и хочется пощупать как можно больше ее граней. Жить с одним мужчиной — это правильно. Заниматься сексом с одним мужчиной — это... ммм... тоже, возмож-но, правильно. Но слишком ограниченно, безвкусно, постно. Иногда душе нужен простор, хочется попробо-. Иногда душе нужен простор, хочется попробо-вать разных ощущений, открыть новые миры, хочется экстрима, авантюры. Из этих деталей состоит жизнь.

Ее словечко «иногда» вызвало в нем бурю протеста и негодования. Но она говорила это так отвлеченно и про-сто, как будто дело вовсе не касалось ее личной систе-мы ценностей, как будто это вообще были случайно вы-сказанные, обобщенные размышления о жизни. Ее глаза были снова затянуты поволокой нескрываемой

204 205

страсти, против которой бороться у него попросту не было сил. В увеличившихся зрачках Вероники опять по-плыли томные облака, за которыми, Лантаров хорошо это знал, притаилась коварная и беспредельная чувст-венность. Он уже давно простил ей все. Все, что она со-вершила и что совершит в будущем, он был прикован к этой женщине невидимой цепью...

— А тебе не приходило в голову, что и его может так же потянуть на простор, как ты говоришь...

Она не дала ему договорить и игриво погладила тыль-ную сторону ладони.

— Все может случиться... Не стоит придавать этому много значения... — подытожила она философски.

«Наверное, она играет... А может, извращенная лю-бовь так прочно вошла в ее суть, что отказаться уже про-сто нет сил? Нет, не похоже, ведь она встречается толь-ко со мной... Стоп, а кто сказал, что она встречается только с тобой?!» Кирилла вдруг прошибло.

— Слушай, а кроме меня у тебя есть еще кто-то?— Конечно! Муж, например. — Вероника лукаво за-

смеялась. Стелющийся подле него, обволакивающий дымкой, бесчувственный демон. Она смотрела на него с ласковой снисходительностью. — Один мужчина редко может предложить женщине все...

«А ведь она так ничего и не рассказала о муже», —подумал Лантаров. Поразительно, что он совершенно ничего не знал об этом загадочном мужчине, который стал ее избранником по нелепой, как он полагал, слу-чайности. Не общая, официальная информация, а дета-ли, нюансы и подробности их семейной жизни — вот что ему было необходимо. Но Вероника оставалась не-

прошибаемой. Уже больше года их знакомству, а ее се-мье было посвящено не более двух-трех фраз! Почему никогда раньше это его не трогало? Из-за постоянной дикой лихорадки возбуждения, которая сопровождала каждую их встречу. И даже если он приезжал с мысля-ми, далекими от эротики, она тут же какими-то магиче-скими штучками, словечками, прикосновениями, наме-ками вводила его в дурманящий транс...

Пристально глядя на Веронику, он явственно уловил: ее душа закрыта для него на замок. Это невообразимо, противоестественно! Тело — раскрыто нараспашку, с ним можно делать все, что заблагорассудится. А вот душа — недоступна, недосягаема! Ошеломленный этим открытием, Кирилл чуть не задохнулся. Впервые у него возникло не то чтобы недоверие или неприязнь к Веро-нике. У него вдруг возникло желание уйти, быстро оста-вить ее, побыть одному и хорошенько подумать над все-ми этими метаморфозами.

Вероника улыбнулась, и улыбка ее была все так же мила и немного насмешлива. Лантарова не оставляло ощущение, что она, эта беспринципная светская льви-ца, все превосходно понимает, видит его насквозь. Это страшно бесило его. Она даже в этом была сильнее его: могла отпустить столь же легко, сколь и принять в себя.

Лантаров взмахом руки поймал такси. В машине его трясло. Он сам не знал причину такого возбуждения и злости. Обижаться на Веронику было глупо. Ведь ехал к ней за дозой и дозу получил. Великолепную, фантасти-ческую дозу, о которой любой другой повеса мог бы только мечтать. Так что же тогда не так?! На него оси-

206 207

ным роем набросились подозрения. А что если она про-сто использует его, как некий сексуальный тренажер? Да она просто не желала иметь с ним ничего общего, по-мимо мимолетного сиюминутного наслаждения! Она по-зволяла завоевывать и даже доминировать, быть ее вла-стелином, но при этом незаметно умудрялась держать его на коротком поводке. А он... а он все-таки был ря-дом с этой женщиной счастлив, тешась прикосновения-ми к ее блистательному, ошеломляюще порочному миру.

4Совершенно неожиданно Лантарова, толком не объ-

ясняя ему причин, перевезли в другую палату. Новая палата была значительно меньше прежней, од-

нако в ней, кроме самого Лантарова, теперь находился лишь один больной — Олег Олегович. Несчастный вот уже полгода вел полурастительное существование — он лежал с переломанным позвоночником, и вся нижняя часть его тела была безнадежно парализована. Как все больные, он выглядел старше реально прожитых лет. Обострившиеся черты его мученического, изрезанного морщинами лица только подчеркивали выражение уста-лости и непоправимости происходящего. Лантарову он казался отдельно живущей, фантастической головой про-фессора Доуэля. Когда Кирилл во время медицинских манипуляций случайно увидел на его теле лохмотья без-образно свисающей кожи, он обомлел: а что если и он постепенно превратится в подобное существо?

Рядом с этим человеком-тенью периодически воз-никали еще два блеклых существа — сиделки с оди-

наковыми именами. Старая, уставшая тень, лежащая в постели и недвижимая, называла первую сиделку по-чему-то Людочкой Афанасьевной или просто Людоч-кой. Это была пожилая женщина, сгорбленная и ху-дая, как тростинка, точно высохшая на палящем солнце. Но она сохранила в себе какую-то аскетиче-скую, отрешенную монашескую доброту. Лантаров ни-когда не слышал, чтобы она не выполнила просьбу больного. Эта женщина взялась ухаживать и за ним, и Лантаров хотел было протестовать, но потом при-тих. Может, и тут Шура постарался? Так думал о ней Лантаров, пока она, совершенно лишенная брезгливо-сти, старательно омывала тряпочным квачом их изну-ренные неподвижностью тела. Она проветривала по-мещение, терпеливо подносила судно, неспешно и основательно мыла полы. А еще умывала и брила Оле-га Олеговича, называя его Олежей или Лежей, и гла-за ее порой оживлялись материнской нежностью, если искра жизни вспыхивала в глазах больного. Она кор-мила и поила его с ложки, а Лантарову по его прось-бе приносила маленькую емкость с водой и старое по-лотенце для умывания. Сама вызывалась помочь: «Кирюша, давайте я вас побрею». Или: «Олежа, да-вайте покушаем немножко». И они соглашались, ди-вясь ее отстраненности от всего мирского. Иногда она по просьбе Олега Олеговича читала тоненьким, убаю-кивающим, порой сбивающимся голосом. Чаще всего это были рассказы Чехова или новеллы Стефана Цвей-га, что-нибудь коротенькое, что можно было осилить за час-полтора. Слушая уставший, слегка охрипший голос сиделки, Лантаров осознавал, что она так же да-

208 209

лека от смысла читаемого, как сам он от могущест-венного круговорота жизни за окном палаты.

Вторая Людмила являла собою нелепое, расплывшее-ся во все стороны, существо лет тридцати—тридцати пяти, постоянно находящееся в состоянии сомнамбули-ческой сонливости. Чтобы не путать с напарницей, ее все называли Люсей. Глядя, как она с неимоверным тру-дом что-то совершает в палате, Лантаров гадал: о чем во-обще может думать эта женщина с такими вязкими дви-жениями и взглядом курицы? Люся никогда не читала. Олег Олегович как-то попросил ее, но она так отчаянно коверкала слова, силясь выдавить из себя цельный текст, а ее лоб так исказился в стреловидных морщинах, что слушатель сам остановил удручающее действо. Люся только глубоко, виновато вздохнула. Роднило сиделок лишь одно: принадлежность к довольно необычному ве-роучению. Обе они были набожны настолько, что Лан-таров в другое время счел бы это фальшивым культом. Но только не теперь, когда его жизнь перевернулась с ног на голову.

Напрямую с этой верой были связаны появления одного неординарного посетителя, называвшего себя братом тяжелого больного. Правда, братом он вряд ли мог быть, ибо его звали Эдуардом Харитоновичем. Подчеркнуто учтивый, подтянутый, с высоко подня-той головой, Эдуард Харитонович был образчиком со-мнительного великолепия, сумевшим соорудить себе подиум на основательно утрамбованной религиозной площадке.

Появляясь в больнице, он неизменно притаскивал пакет с соками, пюре, йогуртами и прочими продукта-

ми и с торжественной предсказуемостью, как будто вы-ступал перед полным залом прихожан, возвещал:

— Это, Олежа, от общины. Мы все о тебе заботимся и молимся. Бог нам всем поможет. Надо каяться. Надо молиться. Ты, Олежа, молишься?

При всей заботливой учтивости он спрашивал доволь-но сурово, подобно непреклонному волхву. В ответ Олег Олегович только глубоко вздыхал. Со своей койки Лан-таров, как партизан из засады, наблюдал за разворачи-вавшимся театральным действом. Людмила Афанасьевна экзальтированно складывала руки у груди, молитвенно сплетя пальцы. Люся же просто взирала на Эдуарда Ха-ритоновича с благоговейным страхом и поедала его бе-зумным взглядом, невообразимо выпучив свои малень-кие глазки и втянув голову в плечи. Обе млеющие сестры казались Лантарову утрированной декорацией к пред-ставлению. «Разве должен истинный Бог, — задавался вопросом недоумевающий Лантаров, — вызывать в лю-дях такие рабские эмоции? И что они отыскали в этом желчном, важном, напоминающем жука, проповеднике?» Сам Лантаров никогда ни во что не верил, но даже его коробило от этой веры, в которой он не мог отыскать даже тени умиротворения и душевной радости.

Каждый раз Эдуард Харитонович, подобно подбад-риваемому публикой любимому актеру на сцене, долго и пространно говорил о Боге, вере и откровениях свы-ше. Проповедник возвышался над кроватью больного, подобно клювастому хищнику; непредсказуем, он обре-тал силу призрака. И Лантаров помалкивал. Порой во время нравоучительной беседы голос Эдуарда Харитоно-вича напоминал, что жизнь — это данное человеку стра-

210 211

дание. Лантаров иногда думал: хорошо бы этому масто-донту столкнуться лицом к лицу с Шурой и его непоколебимой философией.

— Апостольский дух снизошел на нашу общину, — возвещал Эдуард Харитонович триумфальным тоном, явно подразумевая себя. — Мы приняли за последний месяц еще десяток братьев и сестер. Но одного, ты его хорошо помнишь — Николая Георгиевича, — пришлось отлучить за недостойное поведение. Ты знаешь, серьез-ные прегрешения вынуждают исключать из общины. Но для блага их же самих, потому что Бог может вернуть за-блудшего и он терпеливо ждет покаяния. Разве не так?

— Так, Эдик, — выдавливал из себя больной.— Ты должен крепиться, закалять свой дух. Ты же

помнишь, что мы тебя оставили в общине, несмотря на некоторые, прямо скажем, недостойные события.

— Да, Эдик, — нехотя соглашался прикованный к постели, хотя это давалось ему нелегко. А пришелец с пафосом продолжал:

— Мы все, Олежа, недолговечны. Наша жизнь, как цветок, утром расцветет, а к вечеру уже увянет... Но тех, кто истинно предан Богу, ждет вечная жизнь. Потому не печалься о бренном теле, а молись о спасении души.

— Конечно, — опять соглашался больной, с все на-растающим напряженным упорством глядя в потолок.

«Что он мелет, этот придурок?! — думал Лантаров с клокочущим у горла возмущением. — Лучше бы поддер-жал человека, успокоил».

Затем Эдуард Харитонович, словно намеренно не за-мечая душевных страданий брата, невозмутимо расска-зывал о прошедших песнопениях в домах или квартирах

членов общины, оповещал, у кого соберутся в следую-щий раз. Иной он раз рассказывал, сколько община вы-делила на его лечение, а сколько на помощь женщинам-сиделкам. Сценарий был настолько схожим, что Лантаров через некоторое время уже мог бы сам пере-сказать содержание очередной беседы. Лишь однажды он слышал, как сектантский пастырь медленно, с меч-тательной полуулыбкой средневекового религиозного вельможи рассказал о снизошедшем на него Святом Духе.

— Вдруг ясно перед душой моей предстал Его свет-лый образ, окаймленный дивным сиянием, и я четко увидел огненный нимб. И Он не сказал мне ни слова, а только посмотрел на меня таким чудесным, полным любви и строгости, взглядом, что я тотчас упал к Его но-гам, ошеломленный и рыдающий, как ребенок. И вот в награду за это дан нам, посвященным, апостольский дух, свободный от мук и от смерти. И открыт нам чудесный дар говорения на иностранных языках, которые мы сами даже не можем идентифицировать.

Лантаров видел, как больной отвернулся в этот мо-мент от здорового, а сам вдруг подумал, что, верно, эти фразы были прорицателем попросту откуда-то выписа-ны и заучены и повторялись периодически, подобно ро-дительской страшилке для зарвавшихся детей. И если женщины благоговели пред этим Эдуардом Харитонови-чем, как перед самим пророком, то брат по общине, ка-жется, его тихо, но люто ненавидел. В самом деле, было в религиозном идеологе нечто отталкивающее и пошлое, но Лантаров сначала не мог разобрать, что именно. А со временем понял. Невыносимыми были фонтаном рву-

212 213

щаяся из него напускная, пустоватая надменность и не-уместное для надломленного больного превосходство. Но еще удивительнее было то, что сам пророк местной за-кваски болезненное отношение больного к его пропове-дям попросту игнорировал, делая вид, что все происхо-дит, как и должно быть. Он являлся, как оборотень, предвестник скорого Страшного суда.

«Хорошо еще, что он ко мне не пристает», — думал Лантаров. Лицо, самочинно объявившее себя духовным, его попросту не замечало. Правда, однажды он задумал-ся: почему все, решительно все люди, которых он видит в новой, переломанной жизни, вызывают у него преиму-щественно негативные эмоции? Пожалуй, единственным человеком, кого Лантаров вспоминал с добрыми чувст-вами, был Шура. Но его уже не было рядом и, не исклю-чено, вообще никогда не будет.

И все же смена палаты ознаменовала основательную перемену в новой жизни Лантарова. Парень догадывал-ся, что, вероятно, это Шура проявил заботу о нем и опла-опла-тил несколько облегченное существование в больничных несколько облегченное существование в больничных условиях. С некоторых пор медики не заговаривали с ним ни о деньгах, ни о родственниках. Но зачем Шура это сделал? Ведь сам он оставался до выписки в общей палате, а вот о нем позаботился. Кирилл испытывал дав-но утерянное чувство сыновней благодарности и призна-тельности. Как терпящий бедствие в море, которого с тонущего корабля пересадили наконец на спасательную шлюпку. И Лантаров пообещал себе, что отблагодарит товарища.

Впрочем, отношение к Шуре окружающих, как слу-чайно выяснил Лантаров, было неоднозначным. Однаж-

ды он оказался свидетелем прелюбопытного спора двух медсестер, менявших постельное белье в их палате. Одна из них, худощавая женщина лет тридцати, обращаясь к нему, язвительно спросила:

— Что, не приходит благодетель? А я сразу опреде-лила: ненормальный. И не ошиблась. Говорю тебе, не приедет.

Лантаров не сразу понял, что речь о Шуре. — Ну, чего ты, Маша, вредничаешь? — возразила ей

вторая, полная и с виду простодушная женщина. — Хо-роший ведь мужик. И шоколадку принесет, и людям доб-доб-рые слова скажет, и больным гостинцы носит. слова скажет, и больным гостинцы носит.

И женщины принялись ловко управляться с его те-лом, вытаскивая одну и одновременно подстилая другую простынь. Действовали они осторожно, быстрыми, вы-веренными движениями.

— Да нет же, Тамара, я знаю, что говорю, — как-то недружелюбно настаивала первая. — Советы раздавал направо и налево, умник... Чего лезешь со своими сове-тами, ты что, врач, что ли?!

— Да он просто в современную медицину не очень верит, — вторая продолжала защищать Шуру. — Я за ним наблюдала. Говорят, он болел сильно, но сам себя излечил...

— Ну, да, верь бредням всяким. Небось, слухи рас-пускает, чтобы цену себе набить, целитель хренов... Чего тогда в больницу приперся, если знаток такой?

Вот оно что! Лантарова осенило: наверняка Шура что-то сказал такое, что шло вразрез с рецептами докто-ров. А эта стерва, видно, невзлюбила Шуру. А вдруг вра-чи ему запретили приезжать сюда? Ужас перед одиноче-

214 215

ством оказался острым и всепоглощающим. В мыслях он уже стал ярым защитником Шуры, отстаивая в душе его доброе имя.

Но правда была и в том, что не всегда мысли, пробу-жденные Шурой, уводили его к светлым просторам. «Че-ловек страдает не столько от того, что происходит, сколь-ко от того, как он оценивает, что происходит». Как-то, выписав в свой блокнотик этот афоризм французского философа Монтеня, Лантаров долго не мог успокоить-ся. Все, казалось бы, просто: возьми да и оцени свои пе-реломанные тазовые кости так, словно ничего значитель-ного не произошло. Но ведь на самом-то деле вся его жизнь перевернулась в один миг! Он был молодым, здо-ровым и преуспевающим, а теперь может стать калекой, инвалидом. И как с этим мириться?! Но, даже если и со-гласиться с Шурой, то все равно это не меняло ровным счетом ничего, — он ведь не знал, как именно надо при-нимать существующий мир. А теперь, в отсутствие Шуры, тревожные мысли о прошлом атаковали его та-ким ошеломляющим шквалом, что ничего хорошего уже попросту не приходило в голову. Временами молодой че-ловек сомневался, был ли он вообще когда-нибудь сча-стливым.

5Лантаров вспомнил, как он задался целью получить

от Вероники четкий ответ об их отношениях, прояснить ее реальную цель. За год с момента их сближения он вер-нулся к исходной точке. Бойко проложив дорожку в ин-тимный мир женщины, он все так же оставался одино-ким и отчужденным, словно был отлучен от познания

какой-то замысловатой тайны. Как преданный пес, он сидел и ждал, когда его поманят пальчиком, чтобы с вос-торженным повизгиванием прибежать на зов. Но то, что еще недавно окрыляло его, отныне удручало. Влюблен-ный в опытную взрослую женщину, он старательно тес-тировал свои желания. Ему были необходимы отноше-ния, которые он мысленно называл человеческими. Не такие, как были у отца с матерью. Не такие, что строил со своими девушками веселый повеса Влад Захарчиков. Ведь люди могут делить друг с другом не только постель, но и все то, что имеется в головах, — эмоции, радости, невзгоды. Ему надо знать, что возлюбленная принадле-жит ему и только ему...

А может быть, это вообще любовь?! Пройдет еще не-много времени, и Вероника сама признается ему в этом. Оставит своего самоуверенного паука с пухлым кошель-ком ради сметливого азартного Лантарова. Почему он проводит долгие, томительные ночи в пустой комнате, уповая на редкие встречи? Она была не просто лучшей из женщин, но оставалась единственной женщиной в его жизни. Лантаров испытал возмущение, когда она полу-шутя-полусерьезно посоветовала ему начать с кем-ни-будь встречаться. Он же только тихо скулил по ней; оку-нался в бездумное шествие по бескрайним просторам мировой паутины, тоскливо щелкая по бесчисленным ка-налам телевизионного экрана или пытаясь ухватиться за какую-нибудь непритязательную книгу. Он не хотел и не мог думать. Все равно ничего не помогало! Бесцельное существование на орбите Вероники сводило его с ума.

Она же никогда не испытывала чувства вины, пото-му их связь — именно связь, а не роман — так же орга-

216 217

нична, как лобызания стерилизованных кота и кошки. С той лишь разницей, что там удалены половые функ-ции, а тут функции души. «Что ж, душевность нынче — нерентабельное качество», — думал Лантаров. Но его не покидала мысль, что Вероника ловко использовала его в качестве живой игрушки. Ее сексуальная фантазия компенсировала все остальные пробелы отношений. Она отдавалась эротическому позыву полностью, то есть аб-солютно, — она в эти минуты растворялась в любовной игре, презирая все остальное, что может происходить в жизни. Это был ее бесспорный козырь — предаваться наслаждению, на короткое время забывая все на свете. Ее согласие с собой при этом достигало абсолюта, она входила в такое состояние внутреннего блаженства, тран-са, для которого умные психоаналитики придумали эф-фектное название — конгруэнтность.

Она, естественно, не звонила, за очень-очень редки-ми исключениями. Но когда он набирал ее номер, ее голос звучал особенно ласково, неизъяснимо вкрадчи-во. Он ощущал телепатический сигнал, как укол слад-кого зелья в самое сердце. Нет, конечно, он не мог бро-сить ей в лицо некое подобие обвинений. В конце концов, кто он такой? Не только не муж, но даже не ее любовник. Потому что с любовником хотя бы ходят иногда в театр, в кино, на вечеринки... Ну, черт знает куда, где предполагается пусть даже элементарное, не-взыскательное, но общение. У них совершенно дивный секс! Но больше ничего! Потому Лантаров хорошо знал, каким именно словом можно обозначить его роль. Он ведь никому не может предъявить доказательства сво-его мужского могущества.

Когда он не видел Веронику больше трех недель, мысли о ней становились навязчивыми и начинали его неотступно преследовать. Как если бы он был болен са-харным диабетом и ему срочно необходим был инсулин. Даже безобидно бродя по улицам, он мимолетно рас-сматривал попадавшихся на пути женщин. Дамы в де-де-ловых костюмах, в обтягивающих брюках, на высоких костюмах, в обтягивающих брюках, на высоких каблуках, с пышными рыже-золотистыми волосами вы-зывали в нем непреодолимые ассоциации, его беспокои-ли спонтанно возникающие перед глазами картины. «А эта смогла бы оказаться такой же умопомрачитель-ной, как Вероника?» — думал он об одной. «А вот та, с виду неприступная красотка?» — предполагал он, мрач-но скользя отчаянным взглядом по профилю другой. Случайно уловленный аромат таких же, как у Вероники, духов вмиг доводил Кирилла до неконтролируемого бе-шенства. Как дворовой пес, он был готов безропотно следовать туда, куда указывал путь всемогущий аттрак-тант. «Колдунья! Приворожила!» — злился он, придумы-вая все более изощренные проклятия. Но уже в следую-щую минуту укорял себя, корчась от невыносимого, до судорог желания хотя бы увидеть ее.

Он вспомнил, как она, словно издеваясь, завела странный разговор.

— Поверь мне, — доверительно говорила она полу-шепотом, намеренно, как отработанный прием, остав-ляя яркий рот приоткрытым, — на воплощение смелых фантазий способны лишь интеллектуалы и весьма обес-печенные люди...

— Почему? — удивился Кирилл, который сразу смек-нул, куда клонит его пассия, поглядывая на ее играю-

218 219

щие, тонкие пальчики со всегда безупречно ухоженны-ми ноготками.

— Потому что работяге такое и в голову не поле-зет! — она говорила спокойно и убедительно, с полу-улыбкой. Только по зардевшимся мочкам ушей Кирилл ощутил, что Вероника возбуждена беседой. Кирилл ста-новился внутри, как туго натянутая струна, хотя старал-ся оставаться непринужденным. Она между тем продол-жала: — Пойми, у того, кто с упорством заботится о хлебе насущном, вся энергия уходит на добычу матери-альных благ. Тут необходима отвлеченная, ничем не за-шлакованная фантазия! Чтобы поймать в паруса настоя-щий ветер — для безудержного полета — необходимо свободное воображение. Нужно быть сытым и здоровым, чтобы осмелиться участвовать в таких проделках...

— А если я влюблюсь в кого-нибудь и захочу женить-ся? — Лантаров решил подразнить свою собеседницу.

Ее приоткрытый ротик изогнулся чуть иронично.— Ну, конечно, каждый мужчина когда-нибудь заду-

мывается о семье. Не только женщины. Люби, женись, производи детей — все это нужно. Ты можешь даже до-стичь чего-то важного и значимого — в тебе есть эта за-мечательная жилка неудовлетворенности. Но к нашим делам это не имеет никакого отношения. Наша связь, — тут она опять перешла на шепот, — это параллельный мир. Кем бы ты ни стал, каких бы вершин ни достиг, твои мысли всегда будут забредать в этот мир. Такого, как у нас, ты нигде и никогда не узнаешь.

Лантаров расшифровал сказанное: «Ты все равно бу-дешь принадлежать только мне!» Вероника мастерски и с дерзкой циничностью им играла. Как море корабли-

ком, позволяя ему преодолевать шторм, но умея погу-бить в любой момент. Она делает это лишь тогда, когда ей самой хочется чего-то острого, а вовсе не тогда, ко-гда невтерпеж ему. И Лантаров дал себе слово, что най-дет способ разорвать эту убийственную зависимость.

6Как-то Кирилл совершенно случайно встретил на

улице Влада Захарчикова, которого не видел больше двух лет.

— Ого! — крикнул тот в радостном возбуждении, прищурившись и раскрыв руки для объятий. — Дружи-ще Кир, ты что это бредешь, как неприкаянный, ниче-го не замечаешь вокруг?

Лантаров оторопел от неожиданности, а Влад уже ра-достно и непринужденно тискал его в объятиях, как ста-рого друга.

— Да как-то ушел в работу... — ответил Кирилл не-определенно, — да и ты пропал. Говорили даже, что уни-вер бросил...

Влад демонстрировал улыбку абсолютно беспечного человека, которого не могут заботить такие мелочи, как университет. Он выглядел современным денди в своем дорогом стильном костюме без галстука и явно недеше-вых туфлях из серии «Hand made». В правом ухе у Вла-да появился маленький скорпион из белого золота, све-тящийся брильянтовой точкой-глазом. Лантаров невольно позавидовал его беспечности и блестящей, как фантик, упаковке. Влад небрежно бросил:

— Кир, таких, как я, вырубить не так уж просто. Так что слухи о моем отчислении, как говорится, сильно пре-

220 221

увеличены. Ну, думал бросить, если честно. Старик не позволил. Отправил за границу — поучиться, мир пови-дать. Теперь вот восстановился, правда, в нархоз. Хотя ты сам знаешь — корочки везде одинаковы. А ты где? Чем занимаешься?

Лантаров сконфузился, чувствуя себя несколько не-уверенно в обществе состоятельного приятеля. И затем коротко, избегая деталей, поведал о своей работе в «Стелс-Инфо».

— Слушай, Кир, у меня тема есть, серьезная. Пом-нишь, я тебе как-то рассказывал о своем желании сде-лать бизнес? Так вот, мы разворачиваем солидное дель-це. Ты сейчас сильно занят?

— Да не так, чтобы очень... — соврал Кирилл, ожи-вившись. У него планировалась встреча по работе, но не настолько важная, чтобы ее не перенести. «Интересно, чем промышляет этот непотопляемый ловелас, который никогда не проявлял видимого рвения ни к какой дея-тельности?»

— Тогда поехали, пообедаем. Ты где припарко-припарко-вался??

— Да я без машины, — робко сообщил Лантаров, умолчав, что машины у него еще нет.

— Ничего, зато я на колесах, — возвестил Захарчи-ков, красуясь.

Лантаров действительно опешил, когда Влад подвел его к сверкающему немецкому спортивному авто.

— Только с салона, — не удержался от бахвальства тот, с гордостью похлопав по рулю, когда они уселись. — Кстати, джип свой тоже решил не продавать, может, зи-мой пригодится. Или на охоту-рыбалку.

Лантаров в ответ только причмокнул губами и про-ронил многозначительно: «Да-а!» Взгляд его излучал вос-хищение.

В ресторане, который, как выяснилось, через под-ставных лиц принадлежал его влиятельному родителю, Влад держался с легкой развязностью. Лантаров язви-тельно подумал: «Легко быть щедрым, когда папаша кар-маны долларами набил... А сам-то ты чего можешь?!»

Когда они выпили по сто пятьдесят дорогого виски, Влад ошарашил его неожиданным признанием.

— Ты знаешь, я, наверное, жениться буду...— Ого! Никогда бы не подумал...— Да понимаешь... — Влад нервно вращал столовый

нож пальцами правой руки. — Старик просто вопит: «Пора!» Он считает, что обзавестись семьей — это ж со-лидно, серьезно. Старый пень думает, что я меньше шляться по бабам буду... Наивняк! Сам-то до сих пор шляется, но думает, что я из другого материала. Но, со-гласись, наличие семьи — это как бы внушает доверие при ведении хорошего бизнеса.

Лантаров изумился: даже такие любители вольницы, как Захарчиков, живут под родительским прессом. Хотя ничем этого щеголя не изменить — как хлестал виски за рулем, так и продолжает. У него все в этом городе, в этой стране схвачено!

— А на ком женишься-то? Уж не на Ксании ли? — сорвалось у Лантарова с языка.

— На Ксании?! Да ты что, с ума сошел?! Ее классно трахать, но на таких не женятся. Она ж телка безбашен-ная, как на ней можно жениться?! Кстати, ее зовут во-все не Ксания. Обычная Оксана, девятнадцать лет она

222 223

жила Оксаной, а потом у нее крышу сорвало. Програм-ма, короче, полетела, как в компе, и после перезагрузки ей, дуре, привиделось, будто она — Ксания.

— Слушай, — не унимался Кирилл, — но ты ж сам говорил, что в постели она — божественная... Меня то-гда это поразило, потому и запомнил.

— А я и не отказываюсь. С ней обалденно! — Влад несколько мгновений помедлил, глядя вверх, в пустоту, где, вероятно, отразилось одно из приятных воспомина-ний. — Я бы даже сказал, лучше, чем с кем-либо, кого я знал. А я-то ведь многих знал, — он плотоядно, с едва уловимым выражением превосходства, скривил губы. И вдруг неожиданно признался: — Я бы, ты знаешь, взял в жены простушку сельскую. Наивную и не развра-щенную. Чтобы сидела дома и детей растила...

— Пока ты будешь трахать таких, как Ксания? — не удержался захмелевший Лантаров.

— Ага, — кивнул Влад. Его вдруг прорвало на откро-венность. — Ты знаешь, после Ксании я уже сам сомне-ваюсь, смогу ли с нормальной, обычной бабой спать. С женой-то ведь нельзя вытворять то, что с Ксанией. — Влад опять умолк, а Лантаров насторожился от близкой ему темы. — Хотя не факт. Может, и я изменюсь. Ино-гда — честно — хочется увидеть себя заботливым папа-шей, рядом со счастливыми малышами и улыбающейся женой. Но разве сейчас можно отыскать нормального человека для совместной жизни?

Последние фразы он опять сказал убежденно и серь-езно.

— А Лана как? — вспомнил Лантаров почему-то.

— Какая Лана? — Влад опять обрел свое циничное спокойствие. — Светка, что ли? А ты, че, не знаешь? Она ж концы отдала.

— В смысле?— Да в прямом. Окочурилась.— Как? Она ж молодая совсем, моложе нас с тобой.

Не может быть!— Когда Бог к себе вызывает, он возраст не спраши-

вает. — Впервые в словах Захарчикова прозвучал непод-дельный страх. — Ты ж помнишь, она на эфедрине си-дела. Потом то ли смешала что-то, то ли просто передоз был. Короче, кровоизлияние в мозг — и бесплатный би-лет на вечный полет в облаках.

В голове у Лантарова произошли какие-то необрати-мые смещения, как будто кто-то здорово заехал в ухо. Как он может так спокойно говорить о смерти челове-ка, с которым общался вот так же, как они сейчас?

— И давно это было?— Да где-то с полгодика. Но я на похороны не ез-

дил. Знаешь, не люблю я этого...Услышанное шокировало Лантарова. Как же так?

Ведь он обнимал и целовал эту девушку. А теперь без-надежно забытая всеми... И это касается всех, и его, Лантарова, и этого черствого гнуса Захарчикова! Это же с каждым может произойти в любой момент. И, воз-можно, произошло бы и с ним, если бы он благоразум-но не отошел от той компании. Как все ужасно просто и сложно!

Они с минуту помолчали, каждый думал о своем. Но затем Захарчиков расспросил его о возможности сделать заказ «Стелс-Инфо» для продвижения интересов собст-

224 225

венной фирмы. Оказалось, что Влад занимается контро-лем весьма выгодного канала по сбыту иномарок, кото-рые прибывают в страну полулегальным путем. Несложно было догадаться, что этот бизнес тоже схва-чен папашей Влада. Лантаров вдруг прикинул, что мо-жет неплохо подзаработать на проекте, без официально-го оформления в компании. Тем более, что дело Влада предусматривало тихую обработку толстосумов без пря-мой рекламы. Захарчиков ясно заявил, что ему нужен та-кой человек, как Лантаров, но он вынужден посовето-ваться. Кирилл уловил, что за этим щеголем все время стоит тень — строгая, суровая и властная — его непре-клонного отца.

...Уже через несколько дней Влад ответил согласием. А еще через три недели неожиданный успех тайного ис-пользования базы данных своей компании позволил Ки-риллу положить в карман добрых полторы тысячи дол-ларов. Это существенно превышало его ежемесячную зарплату, и он настолько воодушевился новой деятель-ностью, что на какое-то время даже забыл о Веронике.

— Слушай, Кирилл, давай-ка бросай свою сраную компанию к чертовой матери и переходи работать ко мне!

Предложение Влада хотя и казалось ожидаемым, за-ставило сердце Лантарова колотиться сильнее. «Может, это наконец мой шанс?»

7— Гэй, козаче, почему молчишь, не звонишь?Когда внутри прикроватной тумбочки внезапно раз-

дался звук какой-то классической мелодии, Лантаров

сначала непонимающе замигал глазами. Лишь через не-сколько мгновений сообразил: это же Шурин мобиль-ник! Услышав знакомый низкий, с хрипотцой, голос, он почувствовал радостное, умиротворяющее тепло.

— Да как-то неудобно отрывать от работы, — про-бормотал он смущенно.

Он и в самом деле несколько раз собирался позво-нить, да не знал, что сказать. Вернее, многое мог бы рас-сказать, обсудить, посоветоваться, но страшно не хоте-лось выглядеть заброшенным нытиком — прошло ведь только две недели с момента выписки Шуры. Кроме того, он не знал, сколько денег на счету в этом телефоне.

— Я тебе дам «неудобно», — по-доброму погрозил го-лос, — ты там к Новому году готовишься?

— Да какая тут подготовка? Простыни поменять. Да еще орхидею Евсеевны полить... нет... — Лантаров пы-тался выглядеть непринужденным, но тоска прорывалась сквозь каждое слово. В палату вслед за ним и вправду перекочевала привезенная женщиной орхидея. Живые, налитые соком жизни листья, к его изумлению, облада-ли неведомой силой, своим неизбывно могущественным цветом, горделивым и естественным видом они несли надежду и, казалось, были наделены терапевтическими свойствами.

— Твой настрой мне нравится, — подбодрил его Шура, — а я вот хочу тебя проведать. Что тебе при-везти?

— Ананас, — вроде шутя выдавил из себя Лантаров. На самом деле — ничего ему не нужно в данный момент. Совершенно ничего, кроме того, что не может дать ни один человек в мире — чтобы его кости срослись, что-

226 227

бы ушла боль, чтобы он мог хотя бы сам себя обслужи-вать. Он отвык от общения с людьми. Теперь же никто из прежних знакомых или людей, которых он считал друзьями, не вспоминали о нем. Как будто он раство-рился в воздухе. А ведь Новый год на подходе! Такого тусклого праздника у него, наверное, не было с самого детства, с тех пор, как мать оставляла его на попечение... На кого она только его не оставляла!

— Договорились. — Уверенно звучавший из пласти-ковой коробочки голос с хрипотцой вселял надежду, как будто впрыскивал силу в вялое сознание. — Читаешь что-нибудь?

— Да, спасибо, за Карнеги — особенно. — Тогда жди в ближайшие дни.Лантаров тихонько возобновил тренировки с зеркаль-

цем, что есть силы пытаясь выжать из себя улыбку. Сна-чала выходили чудовищные гримасы, как у туземца, без-успешно загоняющего быстроногое копытное. Затем выражение стало ближе к маске клоуна, который вроде бы всегда улыбается, несмотря на печальное настроение. Лантаров усердствовал, чтобы продемонстрировать к при-езду Шуры изменения, выглядеть хоть немного бодрее.

С соседом они разговаривали частенько. Начали с рассказов друг другу о себе. Оба вынужденно жили в сла-достных иллюзиях прошлого, скованные кандалами из-бирательной памяти.

— Зачем это ты скалишься в зеркальце? — полюбо-пытствовал как-то сосед.

— Да хочу быстрее очухаться, выйти отсюда... — как-то несуразно объяснил он и поспешно добавил: — Фи-зиономию готовлю к офисной жизни.

— Э-э, — протянул Олег Олегович с тягостным вздо-хом, — зря переживаешь. Ты молодой, здоровый, силь-ный. Скоро твои кости срастутся, и будешь прыгать, как заяц.

Затем глубоко и тяжело вздохнул.— А мне вот выходить некуда... У меня только одна

дорога... Никогда я не думал, что буду ждать смерти, как избавления...

От этих слов тиски боли сдавили сердце Лантарова. — Ну как можно такое говорить и думать?! Ведь...

ведь... ведь вы можете разговаривать, видеть, слышать. Вы можете общаться...

— Да глупости это. Кому нужно мое общение? И ко-му сам я нужен? — оборвал он неуверенные аргументы Лантарова. — Запомни, ты всем нужен только тогда, ко-гда ты здоровый и сильный... А моя жизнь закончилась девять месяцев тому... Я вообще удивляюсь, как это я тут девять месяцев протянул... Если б кто уколол что-то пут-ное, чтобы я мог заснуть и не проснуться, это было бы мое последнее счастье. В шестьдесят восемь лет уже не начинают жизнь сначала...

Странно, думал Лантаров, а ведь он правду говорит, этот Олег Олегович. Но почему это так неприятно? По-чему Шура вселял надежду, от этого же веет могиль-ным холодом? Он вспомнил, как легко говорил о смер-ти Шура: «Друг мой, отпечаток смерти лежит на всем. Родившись, мы уже движемся к смерти. Ну и что? Именно знание о своей будущей смерти учит нас по-настоящему жить и любить, искать истину и создавать нечто более важное, чем материальные блага». В Шу-рином отношении к смерти не было фатализма и тра-

228 229

гедии. Напротив, смертью он вызывал из недр души любовь.

— А у вас есть жена, дети?Сосед опять глубоко вздохнул.— Были. Жена умерла шесть лет назад от рака груди.

А сын уже три года, как в Канаде. Программисты там, знаешь ли, нужны...

Лантаров почувствовал, что о сыне он сказал с не-скрываемой гордостью. А о жене — с горечью. Но Лан-таров догадался: то была не боль утраты, а впечатления пережитых ужасов, после которых образовалась зияю-щая бездна зловещей пустоты.

Он подумал, что сын — хорошая зацепка для разго-вора.

— Ваш сын наверняка там хорошо зарабатывает. Пройдет немного времени, и он вас заберет к себе.

Больной отмахнулся.— Куда там! Он, конечно, звонит иногда. Два раза

переводил деньги на мое лечение и содержание — один раз через Эдуарда, а один раз прямо на больницу. Но это все скоро кончится.

Лантаров не понял, что кончится: переводы сына или его жизнь.

— Почему вы так думаете?— Ты просто еще очень молод и многого не понима-

ешь. Ну, посуди сам: кому нужен старый, больной, не-движимый человек? И слово «отец» тут вовсе не аргу-мент.

— Я так не считаю! Мне бы, например, нужен был отец. Любой. Можно общаться, обмениваться мнения-ми. — Лантаров этих слов и сам от себя не ожидал.

— Это ты сейчас так говоришь. Потому что сам при-кован к кровати и вынужден просить, чтобы тебе пода-ли судно. Как только выпишешься, забудешь все — по-помни мои слова. У вас, молодых, своя правда. И я не осуждаю ее.

Лантаров немного помолчал. — А почему ваш... брат такой...? — Лантаров попы-

тался перевести разговор в другое русло. «Братом» себя называл Эдуард Харитонович.

— Какой?! Жестокий? Он действительно верит в каж-каж-дое слово, которое произносит. слово, которое произносит.

— Да не в этом дело... Он, вообще, кто? Священно-служитель? Проповедник? Он где-то получил свой сан?

— Дело в том, — терпеливо объяснил Олег Олегович, хотя по страдальческому выражению его лица было вид-но, что говорить ему об Эдуарде Харитоновиче не очень приятно, — что у нас все верующие считаются пропо-ведниками, потому что мы все в равной степени вызва-лись служить Богу. Но верно и то, что для этого необ-ходим определенный талант, знания и опыт. То, что называют харизмой. Так вот, у Эдуарда это все присут-ствует. Вот он и читает проповеди.

Лантарову показалось странным, что его собеседник, явно неблагосклонный к проповеднику, столь уважи-тельно о нем отзывается. Может, просто боится его? Из-за своей зависимости?

— Вы так за него горой, а ведь он к вам не очень-то... Постоянно напоминает о каких-то грехах, призыва-ет каяться. Как будто угрожает.

— Что ж, разве не очевидно, что все люди в той или иной степени — грешники и нуждаются в спасении от

230 231

власти греха? Зато каждый, кто найдет в себе силы из-менить свою жизнь и посвятить ее Христу, за покаяние и веру получит прощение грехов и дар вечной жизни с Богом.

Лантаров наблюдал за выражением лица Олега Оле-говича, и произнесенное им как-то не вязалось с моль-бой о смерти.

— Вы хотите получить прощение грехов и дар веч-ной жизни с Богом, а между тем недавно молили о смерти.

По всей видимости, Лантаров случайно попал в са-мую точку, потому что Олега Олеговича внезапно про-рвало.

— Да что уж мне трепыхаться? Я свою кару уже по-лучил. Хуже не будет.

— Значит, все-таки кару, — разговор становился для Лантарова все интереснее. — Если так, то кара бывает за что-то...

Олег Олегович глубоко вздохнул.— Да, — подтвердил он обреченно, — меня, правда,

нельзя назвать хорошим верующим. Ведь я молился и осознанно совершал греховные поступки. Потом их за-маливал и снова грешил.

Кириллу стало стыдно, что он пытался выяснить тем-ные стороны жизни этого престарелого человека из про-стого любопытства, чтобы убить время.

— Олег Олегович, — смутился он, — вам необяза-тельно мне все рассказывать. Я ведь не судья.

— Да что ты? — запротестовал тот неожиданно. — Кому я еще расскажу? Эдику, что ли? Он и так все это знает, да только ждет от меня очередного покаяния. Что-

бы потом же меня и отхлестать своими правдивыми сло-вами.

Олег Олегович запнулся, но после паузы продолжил:— Я нарушал. Может, даже злостно нарушал, веря в

исконную доброту Всевышнего и в мое непрестанное ис-купление. А Эдик меня все время этим попрекал.

— Но если он все знал, — не выдержал Лантаров, — то почему не отлучил от вашей...

Он хотел сказать «секты», но осекся, глядя на глубо-кие борозды Олега Олеговича от тонкого, некогда кра-сивого носа до уголков рта.

— Мог, конечно. Но, хоть Эдуард сам не пьет, не ку-рит, не чревоугодничает, с женщинами не водится — он не такой уж и простой.

— Да, я это заметил, — не без иронии ухмыльнулся Лантаров.

— Конечно, — подтвердил Олег Олегович, — ему им-понировало, что я жертвовал много средств на общину, организовывал вечерние встречи с песнопениями и сыт-ной едой. А он только проповедовал. Но скажу — не та-кой уж он простой. Фактически бросил жену и не обща-ется с детьми — из-за того, что они не поддерживали его веру и отказались участвовать в жизни общины. Да и жил он в семье узурпатором, третировал всех, кто под руку попадался. А община для него — это все! Он живет ею, живет ради нее.

— То есть он фанатик, выходит...— Ну, не знаю. Наверное, да.— А вы его давно знаете?— Да много лет... Он забитый был, без работы сидел,

я ему еще своими связями помог устроиться. За это и за

232 233

то, что я деньги в кассу общины давал, он меня и тер-пел. Никогда не говорил о моих... ммм... о нюансах моей жизни. Потому что это ведь очень привлекало людей, когда он своим решением мог помочь многим. Кому с операцией, кому с сиделкой, как мне сейчас, а кому — просто медикаментов закупить. У людей в наше время много проблем. Я тогда не понимал, что ему нужна без-раздельная власть над душами. Пока меня самого не кос-нулось.

— Почему вы говорите: «терпел»? Как будто вы со-всем пропащую жизнь вели.

— Не то чтобы пропащую... — Олег Олегович за-за-пнулся на миг. — Я вел вольготную жизнь. Хорошие на миг. — Я вел вольготную жизнь. Хорошие деньги у меня всегда водились. У меня голова отлично работала, и я умел крутиться. Еще когда работал в ре-монтно-строительном управлении, тихонько создал свою фирмочку. Как бы параллельно работающую. Стал ос-нащать ее, перекидывать на нее выгодные заказы. А ос-нащал как? Там кран списали, там грузовик за бесценок реализовали. Я ведь главным инженером был на пред-приятии, а моя конторка уже параллельно на всех парах неслась. Заказы были — на строительство, на ремонт, — я же их сам и организовывал.

Лантаров заметил, как яркие зарницы полыхнули и погасли в глазах примирившегося с судьбой Олега Оле-говича.

— Так вот, поскольку деньги у меня всегда были, я людям помогал. Не скупился. Это правда, не думай, что преувеличиваю. Это сейчас, когда я почти не жилец, все от меня отвернулись. А тогда... Признаюсь, я любил по-кутить, но втихую. Выпить, хорошо закусить. С женщи-

нами полюбезничать. Любовница у меня была — девка-огонь, молодая... Двадцать семь лет всего!

Лантарова резануло: «Совсем, как Вероника! Вот она, мрачная философия реальности: жить хочется с одним, а спать — с другим».

Сосед немного помедлил с ответом, но как бы мыс-ленно махнул рукой:

— Конечно, я какой-то частью мозгов соображал, что для нее деньги и эпатаж важнее остального. Такой себе немудреный обмен получался: она мне — себя, я ей — ресурсы во всяком разнообразном виде. То тряпки, то в квартирке ремонт, обстановочку и тому подобное.

— Может, у нее еще кто-то был? — спросил Ки-рилл.

— Да что с того... — без сожаления проговорил Олег Олегович.

— Вы так спокойно об этом говорите... — удивился Лантаров.

— А чего горячиться? Бабу силой возле себя не удер-жишь — тут сноровка нужна. Правда, мне как раз ее и не хватило, — заключил он с тяжелым вздохом. — Как с лошади шандарахнулся, так всех друзей-подруг будто волной смыло. Будто между мной и всем остальным ми-ром в один миг образовался Большой каньон! Только этот... Эдуард и остался. Правда, я ведь и «мерседес» свой пожертвовал — на что он мне с двойным перело-мом позвоночника? Эдик же машину продал, органи-зовал две операции, лечение, уход, сиделки и все такое. Да еще и общине наверняка немало досталось — биз-нес-то такой недешево стоит. Фирму мою растащили на части. Как голодные волки тушку пойманной косу-

234 235

ли. Да и шут с нею! На что она мне?! Да и чего от лю-дей ждать?!

Лантарова опять поразило изменившееся выражение его лица: взгляд потух, и снова перед ним лежал живой труп.

— Так эти две Людмилы — тоже фанатичные при-служницы Эдуарда Харитоновича? — вдруг выпалил Лан-таров.

— Конечно, — бесстрастно сообщил Олег Олего-вич. — У каждой — своя история. У Людочки Афанась-евны лет пятнадцать тому дети в доме угорели. Вот у нее ум и помутился, стала защиты у Бога искать. Эдик та-ких с удовольствием подбирает — они особо безропот-ные солдаты его войска.

— А вторая?— Да дура набитая... — отмахнулся больной с не-

скрываемой брезгливостью, — сам не знаю, откуда взя-лась...

Лантаров про себя возмутился пренебрежительному отношению больного к сиделкам, которые столь усерд-но ухаживали за ним. Даже сам он, привыкший не заме-чать людей, был благодарен уходу. Но еще больше его поразила, как ему казалось, очевидная глупость Олега Олеговича, делового человека в прежней жизни, и эти реальные истории, иносказательно проясняя что-то важ-ное, что до своего недуга он вообще пропускал мимо.

— Олег Олегович, я не могу поверить! В шестьдесят восемь вы катались на лошади? Зачем вам это?! Вы что, в индейцев играли, что ли?!

Больной не обиделся. А может, Лантаров просто был далеко не первый, кто задавал ему этот вопрос.

— Возможно, тебе, мой юный друг, сейчас это ка-жется глупостью. А представь себе на миг стареюще-го, далеко не бедного мужчину с молодой любовни-цей. Она хотела развлечься, а я желал выглядеть при ней, так сказать, на уровне. То на яхте в море выхо-дили, то в Париж на праздник летали, чтобы в «Лидо» представление посмотреть. А еще по пустыне на джи-пах, или на Гоа. Скажу по секрету: виагрой я не брез-говал. Что уж... это такое наше мужское счастье мут-ное... Эдуард только все меня упрекал... Может, это он и накаркал!

— А в чем проблема? Вы же говорили: жена умерла, сын взрослый...

— Так-то оно так, да только началось все еще тогда, когда жена была жива... — Олег Олегович произнес это тягостно, как будто вытягивал из себя клещами. Ланта-ров почувствовал: это была та часть воспоминаний, вы-зывать которые ему явно не хотелось.

«А ведь с виду тихий и смирный, почти простачок, — невольно подумал Лантаров, — а внутри — сам черт ногу сломать может».

— Но если так — ваша любовница тогда совсем еще девчонка была...

— Да нет же, — почти зло отрезал Олег Олегович, и на его лысине Лантаров увидел капельки пота, — тогда другая женщина была, другая...

— А-а, — протянул Лантаров. Теперь только он по-нял сердцевину боли этого уставшего от жизни чело-века. Тот мир, в котором он жил, навечно отрезан — впереди только безжалостная костлявая старуха с косой.

236 237

— Какая теперь уж разница? Все равно все разбе-жались, даже ни разу тут, в больнице, ни одна не по-казалась.

«И зачем он только мне все это рассказывает?» — ду-мал Лантаров, разглядывая матово-бледный профиль об-реченного. И внезапно его проняло. «Так это ж испо-ведь! Это и есть то самое покаяние, о котором неустанно твердит Эдуард Харитонович! Неясно лишь одно: почему он исповедуется незнакомому человеку, а не своему брату по вере».

— Вот теперь вас Эдуард Харитонович и донимает...— Да, ему эта экзекуция чрезвычайно приятна. Он

всем напоминает о моей убогой судьбине. И особенно о том, как он меня предупреждал. «Есть порок и есть воз-мездие!» — вот как это называется.

Кириллу было не жаль этого водевильного гуляку — он поймал себя на мысли, что относится к нему так же, как когда-то отнесся к рабочему на заправке. Однажды зимой на автозаправке он видел, как хлипкий юноша с трясущимися от холода руками, стынущей слизью под носом и слезящимися от простуды глазами заправлял его автомобиль. И Лантаров, будучи при хороших деньгах, тогда лениво подумал: «Это ведь результат его выбора. Этот человек ничего не сделал, чтобы изменить свою жизнь и зарабатывать. Почему я должен его жалеть?» Он хорошо помнил, как открыл тогда кошелек и не нашел там мелких денег. А давать ему пять гривен — ну, нет, многовато. «Ничего в этой жизни не бывает случайно и, кроме того, за все рано или поздно приходится пла-тить», — он отчетливо вспомнил слова Шуры и почему-то поежился.

8Вероника умела выворачивать его душу наизнанку.

Как-то раз она забралась в совершенно непроходимые дебри — эротическая экзотика ей удавалась особенно.

— Скажи, а ты хотел бы попробовать... втроем?У Лантарова перехватило дыхание. Как будто она вы-

стрелила в него из пистолета в упор. Разорвав все внут-ренности и вывернув наизнанку сознание.

«Похоже, кто-то из нас сходит с ума. Только не ясно, я или она...»

— Ты, я и еще один мужчина...Вероника невозмутимо улыбалась, но ее улыбка в

этот момент была так же страшна, как гримаса оскла-бившейся львицы. В ней не было ни грамма смущения.

«Это открывается для меня золотая жила или черная пропасть, навечно поглощающая разум?» — вопрос сам собой повис у Лантарова перед глазами. Он медленно сглотнул слюну и прохрипел очумело:

— Ты... колдунья...— То есть ты — «за». — Вероника сделала заключе-

ние подобно врачу, констатирующему согласие пациен-та на опасную операцию. Улыбалась теперь уже победо-носно: «Что и следовало доказать!»

— Но... кто будет третьим?Вероника коротко сообщила: Глеб — так звали ее ста-

рого, проверенного и надежного друга. Что ж, Вероника давно устроила для него тестирование на прочность. Тем-ный, распутный шлейф тянулся от ее студенчества, не-когда стыдливо прикрытого дымовой завесой маскиро-вочных средств. Две наивные девчушки — успешные студентки видного экономического университета, соби-

238 239

рались совместно снять квартиру. Неподалеку, прямо на Шулявке, к тому же за очень небольшие деньги. Правда, с маленькой оговоркой: не на двоих, а на четверых. Кто еще эти двое? Два замечательных парня из их же группы, весельчаки с апломбом, на редкость практичные. Одна комната предназначалась девушкам, другая — парням. Вот одним из двух студентов и оказался Глеб. Комнаты, затаив дыхание, ожидали, как будут перетасованы на ночь их обитатели. Их молчаливые стены видели такое...

— И ты оказалась в постели... с двумя? — потрясен-но спросил Лантаров. Он жадно впитывал всю историю, как будто собирался повлиять на ее ход.

— Ну... бывает ситуация, когда деваться некуда, — Вероника ответила уклончиво.

«Эта бестия наверняка сама все подстроила, а может быть, даже подругу куда-то отправила», — мелькнуло у него в голове, и от этой мысли ему стало жарко. В этот момент он испытывал к ней такое противоречивое чув-ство, что не знал даже: хотел бы ее ударить, избить или схватить и жестоко насиловать. А может быть, и то и другое.

Лантаров прочистил горло, все внутри у него было сковано и напряжено.

— Тебе понравилось? — Его сознание раздирало на части желание.

— Если честно, то сначала был шок. Колбасило не по-детски, — впервые на лицо у нее на мгновение набе-жала тень смущения или вины.

Он понимающе промолчал в ответ.— Но потом... Меня словно перекодировали, — про-

должала она, — как будто внедрили новую программу и

перезагрузили главный компьютер, — она с улыбкой коснулась элегантным пальчиком виска.

«Вот где Ева опередила Адама, — промелькнула шаль-ная мысль у Лантарова. — Нет, скорее, инстинкт жизни вынудил ее шагнуть дальше. На минное поле...»

— И это... лучше, чем с одним? — Лантаров стано-вился настырным. Он уже раскалился внутри до ярости.

Вероника потянулась, выгнув спину. — Хорошо и так, и так. Но втроем — по-другому... —

Она опять перешла на шепот.Возмутительно! Кирилл не хотел верить, что в нем за-

бурлила ревность, ранее не посещавшее его ощущение владельца. Или совладельца. Нет, муж — это другое, он имеет прописанные законом права. Но это ведь совсем другой мужчина! Ее третий! Или, может, десятый?!

— И... многие женщины мечтают о таком? — Кирилл пожирал ее глазами.

— Ну, за всех я, конечно, не отвечу. У подавляюще-го большинства эти вещи не выходят дальше тайных по-мыслов. Но мы с тобой — ведь не большинство...

Последнее предложение она произнесла многозначи-тельно. «Шлюха!» — хотел он крикнуть ей в лицо. Но знал: ни за что на свете не сделает этого. И она знала. Сила выпущенного на волю демона обладала колдовски-ми чарами, которые не подвластны воле.

Вероника продолжала:— Кто заглянул в бездну однажды, тот хочет этого

снова и снова... И кто сказал, что женщина не имеет тех же прав на чувственность, что и мужчина?!

Лантаров смотрел на нее в упор, и она также ответи-ла прямым, откровенным взглядом уверенной в себе

240 241

женщины. Она была права. Непреодолимое низменное желание — это как внезапный подъем на воздушном шаре и затем еще более внезапное свободное падение. У Лантарова сильно заколотилось сердце. Его влекли и завораживали увлажнившиеся глаза Вероники с расши-рившимися зрачками.

— Почему для тебя оказывается простым то, что для других недоступно?

Перед мгновением короткого прощания Кирилл хо-тел лишь уяснить детали. Вероника рассмеялась в от-вет, — она уже опять была другой, недостижимой и отстраненной, словно инопланетянка.

— Может быть, потому, что я с детства не умею меч-тать. У меня всегда есть только планы... только пла-ны...

ÃËÀÂÀ ÂÎÑÜÌÀß В ДОСПЕХАХ СЕТЕВОГО РЫЦАРЯ

1Очередной разговор с главврачом Овчаренко оказал-

ся сродни средневековой пытке — как будто его безжа-лостно подвесили на дыбу. Лантаров и не подозревал, что терпеть психическую боль бывает во сто раз горше и страшнее, чем физическую. Врач участливо сообщил, что с его костями не все ладно. Они попросту не жела-ли срастаться, а его тело стало неестественно хрупким, ломким, не готовым бороться за новое будущее. Услы-шав это, парень почувствовал себя надломленным от бе-зысходности. Если раньше медик объяснял его положе-ние уклончиво, то теперь, после трех изнурительных

месяцев в больнице, в словах всегда лаконичного врача было куда больше прямоты и бесстрастия. Видно, от Ки-рилла тут давно устали. Какого-то особенного, сверхсо-временного лечения в его случае предложить было не-возможно, зато требовалась основательная реабилитация. Юрий Семенович, наклонившись к его лицу, недвусмыс-ленно намекнул, что ему для выздоровления необходи-ма другая обстановка, иной уход, качественное питание и общение вообще, обитание в человеческих условиях.

Нужны люди, заинтересованные в его выздоровле-нии. Нужна энергия извне. Все, что можно было сделать в больнице, уже было сделано. Наружный панцирь во-круг таза скоро уберут через недельку-другую после на-ступления Нового года. Он сможет передвигаться на кос-тылях, но должен еще научиться овладеть ими. А затем с палочкой придется ходить еще около года. Ведь все, по большому счету, зависит от того, насколько он сам бу-дет желать жить полноценно. Доктор особенно подчерк-нул это: «желать жить полноценно».

По какому-то стечению обстоятельств именно в этот день явился Шура. Лантаров, увидев своего нового дру-га, невозмутимо шагающего с резной деревянной палоч-кой, испытал щемящее чувство ребенка, которого роди-тели когда-то оставили в детдоме, и вот вдруг вернулись. В свободной руке Шура легко удерживал два костыля и лопающийся от новогодних подарков пакет. Шура едва заметно прихрамывал при ходьбе, но Лантаров видел, что его необычайно легкое тело уже стремительно вы-здоравливало и набирало привычную силу. А еще, к не-малому удивлению Лантарова, Шура был без бороды. Гладко выбритый, с очень короткой, как у рекрутов,

242 243

стрижкой, с обнажившимся крутым подбородком и ост-рыми, словно высеченными из камня, скулами, он вы-глядел молодцевато. Теперь волосы не скрывали могу-чей шеи, придающей ему сходство с закаленным римским легионером.

— Всем привет от Деда Мороза, — пробасил он и ободряюще кивнул по очереди обоим больным. И на Лантарова облачком накатилось ощущение, что с ним теперь ничего плохого не случится, что он в безопасно-сти и любую, даже самую фантастическую проблему Шура решит так же легко, как легко в палате ломал силь-ными пальцами скорлупу грецких орехов.

— Шура, спасибо, что ты пришел! — почти крикнул он в порыве неудержимой радости.

— Я же сказал — увидимся. — Шура улыбался, и гла-за его сияли отеческой нежностью. — Заставить офице-ра, пусть и бывшего, забыть об обещании может только тяжелая болезнь или смерть.

Лантаров отметил про себя, что Шура впервые на-звался бывшим офицером, но расспрашивать его не стал.

— Так, подарки вам к Новому году. В первую оче-редь тебе костыли. Хоть и не новые, но добротные — они тебе скоро пригодятся. Пусть под кроватью ждут. — С этими словами Шура аккуратно уложил под кровать Лантарова те костыли, с помощью которых вышагивал сам по здешним коридорам. — Дальше, Кирилл, полу-чай сразу целую библиотеку.

И Шура ловким движением извлек из пакета коро-бочку, вмиг распаковал ее, и глазам Лантарова предста-ла новенькая электронная книга с сенсорным экраном.

— Держи и владей! Тут около двух сотен книг, а потом еще можно закачать столько, что на весь век хватит.

Лантаров с трепетом прикоснулся к приятному на ощупь пластику. Прикосновение сразу же волной принесло райское напоминание о прежней, забытой жизни.

— Спасибо! — выдохнул он волнуясь.Лантаров подумал, что такая книга стоит дороговато

для человека, который лежал в общей палате среди бом-жей и неимущих. Но задать вопрос о деньгах казалось в этот момент кощунственным.

Шура же тем временем стал выкладывать подарки из пакета. Мед, орехи, сушеные фрукты и, наконец, зака-занный ананас с пушистой растительной порослью — он, как елка, нес ощущение праздника и торжественно-сти. Тут было еще много такого, что Лантаров никогда не употреблял в прежней жизни.

— Если хочешь быстро встать на ноги, надо правиль-но питаться. — Шура обратился к соседу Лантарова, ко-торый отвернулся к окну, чтобы не мешать беседе. — Вам вот, Олег Олегович, специальный новогодний подарок от Евсеевны. Эта медовая смесь — настоящая иммунная бомба. А это перга. Слышали о таких вещах?

— Не-ет... — изумленно протянул Олег Олегович, еще не понимая, как это ему принесли что-то и откуда его имя известно незнакомцу.

— А зря. Евсеевна, конечно, о них может часами рас-сказывать. Мне же пока на слово поверьте — это под-линный дар природы и действует, как живая вода из сказки.

244 245

— Ну, спасибо. Ублажили старика...— Да бросьте вы ерунду говорить. Ну какой вы ста-

рик? Это что, возраст что ли? Еще лет двадцать можно наслаждаться жизнью.

Олег Олегович покачал головой, и в этом жесте скво-зили сросшаяся с ним безнадежность и смирение.

— Есть старая недурная поговорка: «Дорогу осилит идущий». Вот и надо двигаться, хотя бы в мыслях. На-страиваться.

К Лантарову из пустоты вдруг скользкой, пугающей змеей внезапно приползла мысль: «На что мне, черт возь-ми, быстро вставать на ноги, если идти некуда?»

К его изумлению, Шура предвосхитил этот настрой.— И вот еще что, — сказал просто, спокойно и уве-

ренно. — Если ты готов поехать ко мне, чтобы пожить некоторое время вдали от городской суеты, прийти в себя, все обдумать, я тебя заберу. Короче, я тебя пригла-шаю.

Лантаров от неожиданности чуть не заплакал, у него перехватило дыхание.

Он ведь не знал о Шуре ровным счетом ничего — где живет, чем зарабатывает на жизнь, чем вообще занима-ется. Никаких деталей! И все-таки, откуда-то из глубин души уже давно был выстроен мостик доверия к нему. Видно, Шура успел переговорить с врачом...

Конечно, он готов! Да и разве у него есть иной вы-ход?!

Он кивнул Шуре в знак согласия. Тот улыбнулся в ответ.

— Правда, тебе придется на время забыть о крутых тачках, кабаках...

Теперь уже Лантаров улыбнулся Шуре, впервые за последние дни. Надо же, как запомнил!

— А как Евсеевна?— О, у нее много забот — всякий бизнес требует уси-

лий. — В уклончивом ответе Шуры Лантаров уловил не-изменное уважение. Только теперь он заметил еще одну деталь, которая ускользала раньше. Кожа лица и шеи Шуры была совсем иной, чем он видел у людей тут в больнице. Даже иной, чем у медицинского персонала. Она была светлая и загоревшая, как у людей, которые много времени проводят на свежем воздухе.

— У той же Евсеевны есть кот, ну совершенно ди-кий, боевой котяра — птиц запросто ловит, сородичей до полусмерти дерет, хоть и сам весь ходит латаный, в шрамах. А еще у нее есть громадный лохматый пес, смесь немецкой овчарки с сенбернаром, — так кот этого пса только до порога дома пускает. — Шура заулыбался от воспоминания, а Лантаров слушал, не понимая, зачем ему эта история про кота. — И что ты думаешь? Когда однажды Евсеевна с горя заплакала — из-за своего ве-ликовозрастного сынка-пьяницы, кот к ней пришел и так жалобно мяукал, так терся у ее ног, что у меня про-сто челюсть отвисла.

— Да, история...А Шура продолжал:— Вот пчелы — вообще совершенная организация,

которая, может, и создана Богом для нас, людей, чтобы мы могли подучиться. У каждого человека — своя боль, свое страдание, которое он жует в течение многих лет, может быть, всей жизни. И вот тут-то природа нам спо-собна оказать неоценимую помощь, ведь мы можем в

246 247

ней черпать силу, энергию для преодоления своих бо-лей.

Шура говорил почти бесстрастно, в его голосе звуча-ла легкая досада, однако лишенная ожесточения или осу-ждения. Лантаров краем глаза видел, что и сосед по па-лате внимательно слушает Шуру с гораздо большим интересом, чем своего религиозного лидера.

— Шура, я не буду тебе обузой? — спросил Лантаров с волнением. — Я же не знаю, когда я реально встану. Доктор говорит, еще полгода на костылях.

— Все прогнозы докторов надо делить на восемь, — он подмигнул больному заговорщически, — все же от тебя зависит. Мне тоже сказали: полтора месяца пере-ходить с костылей на палочку. Только две недели про-шло с моей выписки. Конечно, иногда надо сцепить зубы.

— Слушай, почему они так поступили со мной? — В глазах у Лантарова блеснула еще одна боль, но Шура сразу смекнул, что речь о бывших партнерах.

— А ты просто отпусти ситуацию, оставь ее в про-шлом, смотри в будущее. Только тогда, когда мы в со-стоянии принимать мир без осуждения, наступает осво-бождение. То, что эти люди исчезли из твоей жизни, само по себе следствие, а в причине ты должен разобраться сам. Но стоит ли? Если они исчезли из твоей жизни, зна-чит, так надо. Отпусти их...

— Я мог бы отпустить, но не готов забыть...— Это понятно. Наша физическая оболочка многое

помнит, а память вообще полжизни может быть скова-на льдами ужасных воспоминаний. Знаешь, однажды на войне в Афгане у меня на плече скончался товарищ, ис-

текая от ран. Так вот, потом плечо дергалось в судороге лет, наверное, восемь или десять.

Лантаров подумал, что Шура про Афганистан тоже никогда не рассказывал.

— Ладно, крепитесь и не сдавайтесь! А мне надо еще одного человека поздравить.

— Это кого? — недоуменно спросил Лантаров.— А Дениску, подростка из твоей прежней палаты.

Ну, которого тетка сбила на машине. На поправку идет быстро — молоденькие косточки хорошо срастаются. Скоро его родители заберут. Но поддержать надо.

Шура встал, потрепал Лантарова по плечу, и он сно-ва ощутил тепло от ладони этого человека, к которому интуитивно тянулся. Только теперь Лантаров заметил, что пакет опустел лишь наполовину. Вначале он был удивлен тем, что Шура не забыл и его соседа, и этого мальчонку... Как это он успевает обо всех позаботиться? Лантаров вспомнил паренька с жалобным кроличьим взглядом. За все время он даже ни разу с мальчишкой не разговаривал. И Лантарову вдруг стало стыдно: он был озабочен только собственной болью. А вот Шура принял близко к сердцу судьбу чужого человека...

Приезд Шуры изменил мнение Лантарова о сложив-шейся вокруг него ситуации. На некоторое время он вос-прянул духом и даже мысленно настроился на выздоров-ление. Ему было явно лучше, хотя боль не исчезла, а металл все так же сдавливал его переломанные кости. И этот обруч был такой жуткой психологической нагруз-кой, словно действовал заодно и на голову. Шуре Ки-рилл доверял. И перед уходом по его просьбе написал на листке свой адрес — где он до аварии снимал квартиру.

248 249

И все-таки в присутствии старшего товарища у него воз-никали непривычные ощущения. Он будто смотрел на себя со стороны и видел, как меняется, становится со-вершенно иным.

Но вот Шура ушел, и Кирилл снова нехотя, медлен-но возвращался в былого себя. Зачем этот Шура решил возиться с ним? Из жалости? Из своей корысти, вслед-ствие неясных Лантарову целей? Но, как бы там ни было, Шура сумел вселить в его душу спокойствие.

Откинувшись головой на подушку, как выползшая из заплечного домика, обрадованная солнцу улитка, Ки-рилл зачарованно смотрел в окно. Там, на подоконни-ке, все такой же прекрасный и непостижимый в своей грации стоял объятый солнечным светом цветок.

2Как ни старался Лантаров, он не мог преодолеть при-

тяжение Вероники. Так ядро притягивает электрон, ма-гически повелевая ему двигаться по заданной орбите. Он любил и ненавидел ее в своих мыслях, но готов был тут же переменить все планы, едва заслышав из телефона бархатный голос, мягко вопрошающий: «Что ты делаешь завтра?» Это означало, что Вероника свободна. «Почему я не отверг ее хотя бы раз?» — вопрошал себя молодой человек и не находил ответа.

Иногда он пытался убежать в виртуальный мир, за-кутаться в кокон завораживающей музыки, любым спо-собом спрятаться от гнетущей реальности. Его давно перестали интересовать книги о приключениях, он по-терял вкус к романтике. Весь мир как бы сузился, сфо-кусировался в одной точке. Душа его стала такой же

пустой, как и у его богини, а сам он постепенно пре-вращался в циника и уже относился к окружающему миру столь же пренебрежительно, как и его повелитель-ница. Хотя внешне он как будто набирал силы. Блед-ный малообщительный студент Лантаров стал успеш-ным торговцем дорогой автомобильной техникой. Новоявленный укротитель Фортуны обзавелся твердым взглядом, под которым далеко не каждый сумел бы раз-глядеть тщательно камуфлируемые слабости. Многие, кто имел с ним дело, сказали бы, что этот Лантаров об-ладает гибким умом, — он умел бойко торговаться, де-монстрируя цепкость и защищенную логикой аргумен-тацию, выдавая порой такие заключения, что клиенты не могли устоять перед напором молодого дельца. Вме-сте с толщиной кошелька окрепли его убеждения — с некоторых пор он мог авторитетно рассуждать на очень многие темы. Под влиянием своего нового патрона Ки-рилл Лантаров привык одеваться в дорогие костюмы не из магазина, а от знаменитого портного, придирчиво следя за модой. Он приобрел машину, дорогой порта-тивный компьютер новейшего поколения, статусные часы, модный телефон с такими замысловатыми функ-циями, которые вряд ли понадобились бы ему до кон-ца жизни. Все сильнее менялось его отношение к миру и мира к нему — он стал чужим даже для редких зна-комых, с которыми мог поговорить более или менее от-кровенно. Он уже присматривал на перспективу доро-гую квартиру в престижном районе столицы. Впрочем, квартира пока беспокоила его меньше. Ведь Вероника так ни разу не осталась с ним на ночь, даже когда муж ее был в продолжительных разъездах. Это ужасно зли-

250 251

ло его, но он не мог не признавать ее аргументов. Ос-торожная до мнительности, она предпочитала постоян-но меняющиеся съемные квартиры в разных районах города. Поначалу Лантаров морщился от вида застиран-ного белья, его выворачивало, когда глаза натыкались на сушилки с простынями для следующих залетных пти-чек. «Место для нуворишей», — думал он язвительно, глядя на зачем-то выставленную в спальне гладильную доску. Но то было чувство не физического отвращения, а растущая душевная боль от осознания невозможности построить другие, настоящие отношения. Чем больше он узнавал Веронику, тем больше понимал тупиковость их отношений. И чем больше он злился на свою парт-нершу, тем больше росла его решимость убедиться, что она — не единственная женщина на планете.

Конечно, он возмужал подле нее. Вопреки его мрач-ному неверию в собственную мужскую силу, Вероника легко вспахала гигантское поле его комплексов, очисти-ла его сознание от плевел, открыла необъятные возмож-ности для тех ростков, которые радостно вызревали в новых условиях мировосприятия. Это ей он был обязан непоколебимому спокойствию светского льва, с кото-рым он с некоторых пор взирал на окружающий мир. Как змей, сменивший старую кожу, Лантаров лишился былой робости. Дамам он теперь словно посылал гла-зами послание: «Ну, что ж, вы бываете соблазнитель-ными. Но я знаю лучшую из вашего племени и, зна-чит, знаю всякую». И это оказывалось лучшей визитной карточкой.

О, да, Вероника была исключительно аморальной особой. Ведь она манипулировала им со сказочной лов-

костью и элегантностью. Глупее всего было то, что Ки-рилл чувствовал себя мячиком, который жонглер под-брасывает на арене, а затем ловит. Но он был вечный, потерявшийся в своих ощущениях заложник.

Однажды Вероника изводила его особенно долго. Ис-тинной причины Лантаров, естественно, не знал — она строго соблюдала обет молчания о жизни своей семьи. Но несколько его звонков в разное время оказывались без ответа. Затем она позвонила сама и сообщила, что на этой неделе очень занята. Наконец ее очередной вы-ход на связь возвестил, что она с мужем и сыном летит на две недели в Канаду к каким-то родственникам. Лан-таров был раздавлен и опустошен — он второстепенный продукт, мальчик для забавы. «Подобное лечат подоб-ным», — вспомнил он булгаковского Воланда, и у него пропали все сомнения. Лантаров решился на самый про-стой и, как ему казалось, действенный путь. Он спустил-ся в подземелье Сети...

3Во время первого ныряния в Сеть у него закружилась

голова от погружения в пещеры виртуального мира. В первые мгновения у путешественника появилось ощу-щение спуска в темный, безразмерный колодец. Ланта-ров обомлел от неожиданного размаха, он был, пожалуй, ошарашен тайной жизнью внешне благопристойного и когда-то святого Киева. Прогулка виртуальными кори-дорами столицы ничем не напоминала ни слепящие жел-тым золотом купола соборов, ни шумный Крещатик, ни блестящие излишеством подсветки полупустынные залы дорогих бутиков. Весь список гоголевских героев из по-

252 253

тустороннего мира был тут собран в одном месте. И они обитали не в просторных офисах деловых кварталов, не вблизи шопинговых омутов, не в вечных автомобильных пробках и даже не в клубах за завесой сигаретного дыма. Они обитали нигде и везде одновременно, выползая лишь на время на поверхность в замаскированном облике, не-заметно слившись с массой. Они шагали по Крещатику и Прорезной, заливаясь веселым смехом на Майдане Не-зависимости, отхлебывали колу в благопристойных кафе, до упаду танцевали на ночных дискотеках, отсыпались днем в каких-то норках. Может, даже посещали лекции в университете и, не исключено, по-детски любили мо-роженое. Но души их уже безвозвратно оставались в глу-бинах Сети, неясной силой удерживаемые в казематах всеобщего желания.

В одной анкете он наткнулся на коряво изложенный, пестрящий убийственными грамматическими ошибками призыв: «Ищу мужчину 25—40 лет, не глупого, ценяще-го женский оргазм, с местом для встреч. Я интересная, страстная, люблю миньет, куни, мастурбацию, фистинг и просто секс».

«Ого, а тут живут такие монстры, что мне до них да-леко».

Перебираясь с одного закоулка паутины к другому, он все более изумлялся: как же много на свете свихнув-шихся, несчастных, одиноких и одержимых! Всех тех, кому необходима перезагрузка внутренней системы. Не-ужели он уже тоже — один из них?! Вначале он подумал, что все они каким-то необъяснимым образом, в силу за-гадочного колдовства, собрались в Киеве. И он забрал-ся в пространство Харькова и Днепропетровска, а затем

даже совершил короткий вояж в виртуальные дебри Мо-сквы. Палитра красок всей чудовищной фантасмагории не очень различалась. Тут не было места ни образности, ни вере, ни принципам, везде легко обнажался сходный, прочно поселившийся, единый мотив. Он был, как след от танкового трака на ветреном, открытом для преврат-ностей погоды поле жизни; предприимчивые бесполые коммерсанты затмили всех своей многочисленностью и деловитостью, предлагая бесхитростный обмен интим-ных услуг на денежные знаки. И над всем беснующим-ся, вопрошающим, стонущим и мечущимся пространст-вом витал тягостный дух отчужденности. Его искусно заслонял собой выпяченный андрогинный образ всеоб-щего искусителя. Ибо нельзя было не уловить, что каж-дый из пришедших в виртуальный мир мечтал лишь об одном — избавиться от всепоглощающего оцепенения, холодного безмолвия чувств и одиночества, пожирающе-го душу изнутри. Каждый хотел излечиться от недуга, глотнуть нежности и ласки, получить возможность при-жаться к источнику искреннего тепла.

Он скользнул глазами и увидел запись в разделе «Цель знакомства». Там значилось: «Регулярный секс вдвоем. Секс на один-два раза. Групповой секс».

«Великолепные экземпляры, нечего возразить! Инте-ресно, они родились такими или просто приобщились к этому в процессе жизни? Мама и папа, верно, ожидали от них другого», — сардонические комментарии Ланта-ров порой даже выговаривал вслух, но все же ловил себя на мысли, что перестал удивляться.

«Интеллигентная, без материальных проблем и при-тязаний, веселая, длинноногая, темноглазая, пышногру-

254 255

дая, раскрепощенная, привлекательная брюнетка. По-знакомлюсь с мужчиной для нечастых встреч, приятного проведения времени и здорового секса без взаимных обя-зательств», — вещал неистово и надрывно, как припев к песне, призыв неизвестной любвеобильной незнакомки. Он удивлялся: в образе отсутствовали признаки чего-либо земного. Не было ни недостатков, ни желания де-лать что-нибудь, помимо нескончаемых половых актов. Вообще не было души, как будто ее отсекли мощным ударом сказочного двуручного меча. Впрочем, разве не так у него с Вероникой?! И от этого внезапного сравне-ния Лантаров поежился. Да, может быть, он сам вовсе не отличается от всех остальных? «Попробуй, Лантаров, возрази!» — сделал он выпад против самого себя.

ÃËÀÂÀ ÄÅÂßÒÀß ПРИКОСНОВЕНИЕ К ЗАПРЕДЕЛЬНОМУ

1Новый год в больнице казался Лантарову ужасным

нескончаемым кошмаром. Стены палаты словно разда-лись в стороны, и он видел удачливого Захарчикова за рулем дорогого автомобиля, Веронику в постели с кем-то незнакомым и много-много других, меняющихся в полумраке силуэтов. И душа его корчилась от невыра-зимой боли. В такие минуты, обморочно веселые для большинства, одинокие души стенают и много раз уми-рают в застенках своих пустых комнат.

Впрочем, молодой дежурный доктор, ничуть не уны-вая из-за совмещения праздника с работой, чинно про-шелся по палатам в сопровождении двух медсестер. Врач

щедро желал выздоровления даже тем, кому оно явно не светило, а сестры с шальным хмельком в празднично блестящих глазах подносили желающим пластиковые стаканчики с кислым домашним вином, привезенным родственниками одного из больных. Те, что были в со-стоянии передвигаться, протискивались к телевизору, который включили на всю мощь его старых, хилых ди-намиков. Но звучащие будто из далекого, потусторонне-го мира песни и смех редких оптимистов только раздра-жали Лантарова, напоминая, что он вечно чужой на празднике жизни.

За три месяца убогой больничной жизни Лантаров много передумал о жизни, но более короткий период в палате с Олегом Олеговичем дал ему несравнимо боль-ше пищи для размышления. Этот несчастный в прежней жизни принадлежал к ловким умникам, на каких стре-мился равняться и сам Лантаров. Он находил в характе-ре и поступках своего нового знакомого много такого, что было свойственно ему самому, и оказывается, был в нескольких шагах от того, что могло, но не стало источ-ником радости и счастья. Сейчас Олег Олегович, кото-рый словно уже покоился на дне колодца, затеял стран-ный разговор, когда без всякой торжественности и обещаний угасал последний день уходящего года.

— Знаешь, Кирилл, кто самые счастливые люди на свете?

— Кто же?— Те, кто мог пожелать себе быстрого и внезапного

конца. Раз — и все! И ты уже где-то там. Не то пасешь небесные стада, не то просто спишь навсегда, скован-ный льдами вечного безмолвия.

ÎÃËÀÂËÅÍÈÅ

Ãëàâà ïåðâàÿ. Сюрприз для фартового парня . . . . . . . . . . . . . . 3

Ãëàâà âòîðàÿ. Убойная палата . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 25

Ãëàâà òðåòüÿ. Тайная каббалистика взросления . . . . . . . . . . . 59

Ãëàâà ÷åòâåðòàÿ. Психоделическое обаяние виртуальности . . 102

Ãëàâà ïÿòàÿ. Фея бетонных джунглей . . . . . . . . . . . . . . . . . . 136

Ãëàâà øåñòàÿ. Алхимия асфальтовой любви . . . . . . . . . . . . . . 172

Ãëàâà ñåäüìàÿ. В мире хаоса и наслаждений . . . . . . . . . . . . . . 193

Ãëàâà âîñüìàÿ. В доспехах сетевого рыцаря . . . . . . . . . . . . . . 240

Ãëàâà äåâÿòàÿ. Прикосновение к запредельному . . . . . . . . . . 254

Ãëàâà äåñÿòàÿ. Особо опасный вирус . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 306

˳òåðàòóðíî-õóäîæíº âèäàííÿ

БАДРАК Валентин Володимирович

×ÈÑÒÈËÈÙÅ

Роман У 2-х книгахКнига 1 Вірус

(ðîñ³éñüêîþ ìîâîþ)

Головний редактор Ê. Â. Âàñèëüöîâà Відповідальна за випуск Ë. ². Âàêóëåíêî Художній редактор Â. À. Âèðîâåöü Технічний редактор Ã. Ñ. Òàðàí

Комп’ютерна верстка: Â. Ì. Àìåë³í Коректор Ë. Â. Äìèòð³ºâà

Підписано до друку 04.08.14. Формат 70 × 108 1/32. Умов. друк. арк. 18,20. Облік.-вид. арк. 17,19.

Тираж 1000 прим. Замовлення №

ТОВ «Видавництво Фоліо» Свідоцтво про внесення суб’єкта видавничої справи

до державного реєстру видавців, виготівників і розповсюджувачів видавничої продукції

ДК № 3194 від 22.05.2008 р.

61057, Харків, вул. Римарська, 21А Електронна адреса: www.folio.com.ua

E-mail: realization@folio.com.ua Інтернет-магазин

www.bookpost.com.ua

Надруковано з готових позитивів у ТОВ «Видавництво Фоліо»

61057, Харків, вул. Римарська, 21А Свідоцтво про реєстрацію ДК № 3194 від 22.05.2008 р.